Бойся своих желаний

Глава 3

Двадцать лет назад.

Я приехала в Киев из маленького городка на западе страны, где провела всю свою юность, закончив школу, потом университет и проработав несколько лет помощником нотариуса. Мне там было скучно, тесно, хотелось большего. Каких-то перспектив, а их то, как раз и не было. Заводы в городе давно стояли, работала только местная швейная фабрика, ее директор вовремя подсуетилась, заключив несколько контрактов с иностранными партнерами, отшивая за копейки для Европы вполне приличные по стилю и качеству коллекции. Зато буйным цветом расцвели рынки, дававшие прокорм большой части населения. И вот куда мне было податься со своим дипломом юриста? В прокуратуру? Не смешите меня, туда без блата попасть было невозможно, даже на должность секретарши. Суд? Кхм, это и на сегодня одна из самых коррумпированных структур. Частная практика? А кто пойдет к девочке без опыта и связей? Да еще и адвокатская лицензия, которую можно было получить, только после нескольких лет практики. А откуда ее взять, практику-то? Нотариат был оптимальным вариантом. Но вот за два года работы в помощниках, я с удивительной для себя ясностью поняла, не быть мне нотариусом. Не мое. На семейном совете было принято решение о поездке в Киев, благо родственники в городе имелись. Родителям меня было сложно отпустить. Все-таки своя кровиночка, родная, как оно там еще сложится, а сердце родительское болит.

И вот она столица. Встретили меня честь по чести, помогли с жильем, с работой. Тетя устроила в один из вузов, где преподавала — на кафедру гражданского права, мотивировав тем, что так мне легче будет поступить в аспирантуру и написать кандидатскую. Она как всегда оказалась права. Работа там была не пыльная, много времени не ушло на то, чтобы изучить нехитрую кафедральную кухню, с которой я стала справляться играючи. Свободного времени было вагон, и я принялась за подготовку. Благо к моим услугам была библиотека и местная профессура. Заплата была копеечная, но за само обучение в аспирантуре платить было не нужно. И то хлеб. Несколько лет я была погружена только в учебу, пока, наконец, не защитилась. И вот тут я поняла, насколько мне повезло с темой кандидатской, с направлением и вообще с самим дипломом. В этот период в Киеве был настоящий бум по открытию юридических факультетов. Для того чтобы открыть какую-либо специальность, а под нее организовать факультет, нужно было аккредитоваться с определенным количеством профессуры и кандидатов наук, читающих по этой специальности. Спрос на специалистов даже без опыта работы, но с кандидатским дипломом был сумасшедший, только выбирай, куда ты хочешь пойти работать.

Я решила хотя бы годик поработать там же где и защитилась, а потом уже выбрать то место, где мне заплатят больше. Да и было бы неплохо начинать работать в одной из юридических компаний, которых в то время появилось в Киеве великое множество. С этим мне тоже повезло. У одного из наших профессоров был друг, которому как раз нужен был специалист моего профиля по семейному праву и имущественным спорам.

С момента моего появления в Киеве прошло пять лет. Я добилась многого, наконец, начав зарабатывать, только вот личная жизнь так толком и не сложилась. Времени на нее катастрофически не хватало. Нет, я не была одинокой, были романы. Только… ох… да что говорить, не было того, от взгляда которого мое сердце пело и заполошно пускалось в скач, до дрожи в коленках, до полуобморочного состояния. Кавалеры были солидными, много повидавшими в жизни, но какими-то пресными, по большей части эгоистичными. Большинство из них были давно созревшими для брака, а я была для них выгодной женой. Нет не так, удобной. Мной можно было похвастаться, как же, будущая супруга кандидат юридических наук и вполне успешный практикующий юрист. Ну и что, что у меня нет своего жилья, а только съемная квартира, все это ерунда. На квартиру можно заработать. А вот домашнего юриста, которого можно натаскать по хозяйственным вопросам еще поискать, да и платить не нужно, все же свое, все в семью. Да и детки от такой мадам будут умненькими и хорошенькими, благо в молодости я была чудо как хороша. Маленькая, с широко открытыми карими глазами, ладной фигуркой и приятным личиком. Наивное выражение лица делало меня на лет на пять младше, вводя моих оппонентов в суде в состояние презрительного умиления. Что такая пигалица может им противопоставить? Могла и противопоставляла, а потом солнечно улыбалась после очередного выигранного процесса об опеке или разделе имущества, заставляя их скрежетать зубами. Естественно большая часть вопросов решалась далеко не в зале суда, а так сказать в кулуарах. Мой начальник за год роботы познакомил меня с большим количеством нужных людей, могущих повлиять на принятие того или иного решения. Естественно не бесплатно. Как всегда.

Алексей в моей жизни появился внезапно. Я вела его дело о разводе. Ничего сложного, он и так был готов отдать бывшей супруге практически все, что она просила, но только не загородный дом, построенный его дедом. Дом был настоящим родовым гнездом, в котором жило уже третье поколение Митрофановых, приехавших в Киев еще до войны откуда-то из России. Постройка была добротная, двухэтажная, в недавнем времени пережившая значительную реконструкцию, превратившую двухэтажный дом в настоящий особняк. К тому же Алексей выкупил, находясь в браке несколько прилегающих участков, превратив его в поместье с парком, прудом и настоящей подъездной дорогой в английском стиле. Вот это поместье мадам Митрофанова и вцепилась, мотивируя тем, что реконструкция и покупка участков была произведена в браке и поэтому является совместно нажитым имуществом. Дело не стоило выединого гроша. Бывшая супруга Алексея не работала, находясь на его иждивении, и не могла вносить посильную лепту в покупку и реконструкцию данной недвижимости, что с легкостью было доказано, тем более, что супруг официально компенсировал ей стоимость половины дома. Естественно по оценке БТИ и дело на этом закончилось. Но не закончились наши отношения, переросшие из разряда адвокат-клиент в разряд сначала хороших знакомых, а потом и не только.

Алексей был невероятно хорош собой. Внешне ему было слегка за тридцать. Он был высок, импозантен, загадочен, смоляные волосы с легкой сединой, тонкие лучики мимических морщин вокруг карих глаз. Тонкий аристократический нос, средней полноты губы с чуть ироничной улыбкой, твердый подбородок, смоляной разлет бровей и ироничный взгляд. Он производил впечатление сильного, уверенного в себе человека, хорошо знающего себе цену, а также цену окружающим. Заинтересовать такого было не так то и просто. Было ощущение, что он видит тебя насквозь, мысли, чаяния, саму душу. Официально у него была строительная фирма, занимающаяся постройкой и реконструкции загородной недвижимости. Но вот чем он занимался на самом деле, я даже не представляла. Ну не приносит частное строительство тех денег, на которые был построен его «сиротский домик в деревне» и выкуплены участки. Слишком уж суммы большие. На мафиозо малиново-пиджачного разлива он был не похож, но то, что дяденька не так прост, как хочет казаться было очевидно. Поэтому я очень сильно удивилась, когда после вынесения решения он пригласил меня в ресторан.

— А не завеяться ли нам, Поленька, до ресторации, отметить мою свободу? М-м-м? — и посмотрел на меня лукаво.

Это было неожиданно. Я и он. Как-то не смотрелась я на его фоне, хорошо понимая, что я далеко не та мадам, к которым он привык. Но тут же себя одернула, вспомнив, что это всего лишь празднование завершения дела. Успешного завершения. Многие клиенты этим грешили, но я никогда не принимала такие предложения, блюдя корпоративную этику. Между клиентом и адвокатом, даже если к этим двоим можно сделать приставку «екс», не должно быть личных отношений. Неизвестно чем это впоследствии может обернуться. Но, заглянув в его глаза, поняла, что не прощу себе, если сейчас откажусь. В конце концов, он же меня не в номера приглашает.

— И куда именно вы, Алексей Петрович, желаете меня пригласить? — я неторопливо собирала документы в портфель.

— О, дорогая Полина, к чему этот официоз, на месте разберемся. В центре всегда найдется что-нибудь достаточно пафосное, под стать моему сегодняшнему настроению.

— Годится, пафос, так пафос, — я огладила узкую черную юбку и застегнула пиджак. В такой экипировке не стыдно заявиться в элитное заведение.

Но в пафосный ресторан мы так и не попали. Мы ехали на машине по Подолу, увидели недавно открывшийся уютный ресторанчик и рискнули в него зайти.

— Полин, можно на «ты»? — улыбнулся Алексей, держа в руках меню.

— Почему нет? — вернула я ему улыбку и осмотрелась.

Уютно. Стены обшиты теплым деревом, на столах крахмальные клетчатые скатерти, на стенах композиции из сухоцвета. То там, то здесь в интерьере встречаются элементы старины: кованные подсвечники, люстры, сооруженные из старых колес. Дубовая барная стойка, настоящие, а не пластиковые цветы на столах. Причем не просто букетики в вазочках, а крохотные композиции, придающие помещению особый шарм.

— Хорошо-то как, — выдохнула я восторженно.

— Что будешь пить?

— М-м-м, наверно сок, — смутилась я под его пытливым взглядом.

— Как сок? — не понял он. — Сегодняшнюю победу нужно отметить. Вино сухое красное. Ты как?

— А, ладно, пусть будет вино. А ты как же? А машина? — вспомнила я о насущном.

— Оставлю тут на стоянке, завтра заберу, — отмахнулся он.

В этом уютном ресторанчике мы засиделись затемно, время от времени заказывая что-то и рассказывая друг другу о себе. Он о своем браке, я о карьере. Мне было хорошо, так как не было очень давно, а может и никогда. Уютно и тепло в его присутствии, и сердце заполошно билось, и алели щеки не то от выпитого, не то от его взглядов. Выбрались мы оттуда только ближе к ночи, и Алексей как истинный джентльмен решил меня проводить, тем более что на такси это сделать было не так то и тяжело.

А со следующего дня началась осада. Рабочее утро начиналось с привета по электронке, иногда цветы, иногда приглашения в ресторан, театр, на природу на шашлыки. Какие-то приглашения я принимала, какие-то из-за своей загруженности отвергала. Но в один прекрасный момент стала замечать за собой, что утром, придя на работу, первым делом бегу к компу проверять почту и если вдруг он не написал — день проходит под знаком минус. Жду его ответов на свои меседжи, поминутно заглядывая в почту и тут же отвечаю, чтобы опять замереть в ожидании. Дни, когда мы болтаем через сообщения, становятся для меня счастливыми, и я буквально парю в офисе, не замечая косых, все понимающих взглядов коллег. Хорошо, что в тот период у меня было мало судов, а то не знаю, что бы было с теми делами. Я не могла сосредоточиться на работе, витая в облаках. Но долго так продолжаться не могло. Меня вызвал на ковер Илья Петрович Коваленко, мой начальник и один из совладельцев конторы, в которой я работала.

— Аверьева, — он тяжело на меня посмотрел, так и не предложив присесть. — Что с тобой происходит в последнее время? Март, слава богу, уже два месяца как закончился. Май на дворе.

— Илья Петрович, а вы собственно, о чем? — я еще больше распахнула глаза и уставилась на него до ужаса наивным и невинным взглядом.

— Полин, — тяжело вздохнул он. — Значит так, повторяю один раз: любые амурные настроения ты оставляешь за дверями этого помещения. Здесь ты только юрист, с холодной головой и таким же холодным сердцем. Впрочем, в зале суда тоже самое. А вот вне работы хоть на ушах стой.

Он стукнул ладонью по столу и встал, давая понять, что разговор закончен. Честно, так стыдно мне наверно не было никогда. Мало того, что дала повод для пересудов, так еще и дала повод усомниться в своей профессиональной пригодности. Хороший юрист, как и врач, как впрочем, и любой профессионал умеет абстрагироваться от личных проблем, радостей, всего того, что происходит с ним за стенами работы. Если ты этого не умеешь, то грош тебе цена. Я это знала, до этого момента умела, а вот с Алексеем моя хваленая выдержка дала сбой. Первый раз. Я пообещала себе оставить свою радость за дверями работы. Но обещать это одно, а вот выполнить — совершенно другое. Но я стала собраннее, погружаясь в работу с головой и стараясь поминутно не смотреть, пришло ли мне очередное послание или нет.

Так прошло еще две недели. Май закончился. Начался июнь, а с ним и сезон отпусков. Мы с Алексеем стали встречаться все реже и реже. В отличие от меня у него была самая жара. В строительстве лето — это пик сезона, когда нужно успеть очень многое. Вот он и пропадал то на одном объекте, то на другом, уделяя мне все меньше и меньше времени и внимания. Я скучала, нет, не так, у меня началась ломка. Общение с ним было наркотиком. Я все понимала, загруженность, работа, родные, друзья и дальше по списку — все это съедало его время, не оставляя для меня практически ничего. Письма стали редки, встречи еще реже. Мне было плохо, реально плохо. И вот тут я, наконец, осмелилась признаться сама себе, что влюбилась. Влюбилась со страшной силой первый раз в жизни. Раньше это было как-то не так. Не так остро, не с таким надрывом и безысходностью. Не с таким заполошным счастьем от любой весточки, встречи, касания.

Было ли это отдаление хорошо спланированной акцией опытного обольстителя? Хм, не знаю. Может — да, а может — нет. Возможно, он просто совместил приятное с полезным — работу с доведением меня до кондиции. К концу июня я разве что на стенку не лезла, загружая себя делами по самое не могу. В судах работы практически не было, все разъехались по отпускам и клиенты, и судьи. И я погрузилась в жизнь университета. Я возилась со студентами, пытающимися сдать мне очередной экзамен, с дипломниками, со студентами, жаждущими всучить мне очередную курсовую, содранную из одного из учебников. Читать приходилось много. Еще больше приходилось вбивать в нерадивые головы понимание того, что со мной этот номер не пройдет — или они нормально готовятся и нормально пишут, или свободны, невзирая на фамилии студентов и должности их родителей. Не нужно стране такое количество дипломированных бездарей. Декан ворчал и хватался за голову, а мне, если честно, было все равно у кого какие родители. Или студенты учат и сдают нормально или свободны. Как-то даже пришлось выдержать нелегкий разговор с одним папашей, занимающим не последнюю должность в Киевской мэрии. Ох, что я про себя тогда наслушалась: и пигалица желторотая, и босота приезжая, чего мне только не наговорили. Я, молча, выслушала, а потом спокойно спросила:

— Вас, простите, как зовут? — грозный дядечка посмотрел на меня непонимающе, неужели я не знаю такую известную в узких кругах личность.

— Пантелеймон Андреевич, — буркнул он.

— Так вот, Пантелеймон Андреевич, вы согласны, что юристы — это те же врачи. Только врачи решают проблемы, которые возникают в организме, а юристы те, которые возникают вокруг организма. Знания и тех и других порой спасают жизнь, отсутствие оных — смерти подобно. Если вашему сыну сейчас не привить нужных знаний, они у него не появятся никогда. Учиться тоже нужно уметь.

Да речь была банальной, а произнесенная мною, она была чем-то сродни истины, которую изрекает каждый уважающий себя младенец. Но что-то в моих словах его зацепило, и Пантелеймон Андреевич посмотрел на меня уже совсем другими глазами. Он некоторое время помолчал, размышляя над сказанным, а потом неожиданно произнес:

— Вы правы, — было видно, насколько ему тяжело далось это признание. — Я не буду вставлять вам палки в колеса, если вы решите справедливо оценить знания моего сына.

С Пантелеймоном Андреевичам мы впоследствии подружились, и он не раз помогал мне решать некоторые щекотливые вопросы, связанные с делами моих клиентов. С того момента меня никто не трогал, я могла зверствовать в свое удовольствие, вбивая знания в нерадивые головы студентов. Впрочем, через какое-то время, когда бывшие выпускники пошли работать, они не единожды возвращались и благодарили за то, что тогда не пожалела, не махнула рукой, не осталась равнодушной. Но это было потом. А в конце июня того ненавистного года я была погружена в работу, стараясь ничего вокруг себя не замечать и не расплескать то состояние внутреннего равновесия, которого я добилась с таким трудом.

Алексей вернулся в мою жизнь как всегда стремительно.

— Полинка, — в трубке, невзирая на поздний вечер, звучал его жизнерадостный голос. — Мы завтра едем отдыхать! Возражения не принимаются!

— Митрофанов, иди к черту! — я не смогла скрыть своего раздражения. Рухнуло только недавно обретенное душевное равновесие. Сердце заполошно билось, руки вспотели, глаза блестели как в лихорадке. Я нервными движениями заправляла, короткие волосы за ушко и пыталась понять, что мне делать. Ехать было нельзя, поддаваться на его провокации тоже, иначе потеряю себя, растворяясь в нем без остатка. Не будет моих интересов, будут только его, не будет моих желаний, жить я буду, так как он скажет, а не так как я решу сама. И это было страшно.

— Какое к черту? — возмутился он. — Мы и так с тобой бог знает, сколько не виделись, или у тебя на завтра другие планы? — а вот последняя фраза уже вкрадчиво.

Какие другие? От работы и литров кофе уже тошнило.

— Будь любезен, огласи весь список. Сколько, куда, почему и так далее. И с чего это ты вдруг обо мне вспомнил?

— А я и не забывал, — его голос стал обволакивающим. — Прости, был занят.

— Да так, что не мог и позвонить, — я уже просто ворчала, создавая видимость недовольства.

— Нууу, — он втянул воздух и выдохнул. — Не мог.

— Ладно, Митрофанов, не нужно придумывать отговорки. Захочешь — расскажешь, — примирительно сказала я.

— Вот за что ты мне нравишься, Полинка, так это за твое понимающее отношение к мужским особям в моем лице, — хохотнул он. — Ну, так как по поводу завтра?

— Я так и не услышала программы мероприятия, — вот как на него злиться? Клоун.

— Значит так, у моих старых знакомых в Крыму есть небольшой домик, который на эти выходные будет свободен. Там как раз окна между заездами отдыхающих, и они любезно разрешили мне им воспользоваться. Представь только: ты, я, море и никого вокруг, — соблазнял он.

— Лешенька, друг любезный, — произнесла я насмешливо, — как это никого на берегу? Сейчас сезон, и каждый уважающий себя гражданин нашей необъятной родины, считает своим долгом отметиться в Крыму.

— А вот так. Там как бы это сказать, частная территория с выходом на свой пляж, — замялся он.

— Митрофанов, хватит ездить по ушам! — я понемногу начала раздражаться. — Ты хочешь сказать, что домики такого уровня сдаются простым смертным?

— Далеко не простым, — он выдержал театральную паузу. — А очень хорошим знакомым. Ладно, хватит об этом. Ты мне лучше скажи — едешь ты со мной или нет?

— У меня купальника нет, — выдала я последний аргумент, хотя давно все решила, только боялась сама себе, признаться.

— Полин, — тяжело вздохнул он. — Ты, правда, считаешь это проблемой?

— Как настоящая женщина, которой нечего надеть? Да считаю, — рассмеялась я.

— Будет тебе купальник, целый ворох купальников. Итак, собирайся, завтра утром я за тобой заеду.

— Утром — это во сколько? — на всякий случай я решила уточнить.

— Часов в шесть. Поедем по Одесской трассе, часа в три будем на месте. Кстати, а на сколько ты сможешь вырваться помимо выходных? Может, возьмешь недельку? А?

— Лешка, ты меня убиваешь. Сейчас вечер четверга, как я, по-твоему, возьму отпуск на неделю, если завтра утром ты за мной заедешь? — возмутилась я.

— Но как-то же ты пятницу прогуляешь? Вот и остальное время профилонь.

— Душа моя, ты неподражаем! Как у тебя это все легко получается!

— А что тут сложного? Главное — желание, — и вот как ему сопротивляться? — Поль, подумай, полноценный отдых, нет студентов, нет клиентов. Ляпота. Хочешь, я с твоим начальником поговорю и отпрошу тебя?

— Не нужно, я сама, — ну вот, я не заметила, как согласилась с этим манипулятором.

— Все, утром жди, — и отсоединился.

А я приземлилась на пуфик с телефонной трубкой в руках, глядя в пустоту и пытаясь собрать мысли воедино. Взгляд случайно зацепился за циферблат часов. Десять вечера. А вот интересно, как далеко меня пошлет Илья Петрович, если я его сейчас наберу? Оказалось, недалеко. И вообще, ответил он мне с выработанной годами сдержанностью. Внимательно выслушал мою просьбу, попенял на то, что такие вопросы я решаю не в рабочее время, да и отпустил, благо ничего существенного в ближайшее время не предвиделось.

— Но ты учти, Аверьева, это исключительно из-за моего хорошего к тебе отношения. Не пользуйся этим слишком часто, не разочаровывай меня, — буркнул он на прощанье. — Отдыхай девочка, заслужила.

— Спасибо, Илья Петрович.

С заведующим кафедрой было еще проще. Сессия закончилась, в государственных экзаменах я была не задействована. До защиты дипломов было еще две недели. Так что я со спокойной душой поставила его в известность об отсутствии и поплелась собирать сумку.

Пока руки что-то складывали, перебирали, гладили, голова в этом процессе не участвовала. Хорошо хоть складывала я не в дорожную сумку, а пока просто стопочкой на диван для дальнейшей ревизии.

И во что я ввязываюсь? Я машинально достала свитер толстой вязки и положила его к пяти таким же, уже мной отобранным. А если после этого отдыха он опять пропадет? Мне же будет намного больнее. Я относительно легко пережила отсутствие Лешки только потому, что настоящей близости между нами еще не было. Все было зыбко. Этакий флер недосказанности, когда от каждого следующего дня ты ждешь чуда, но не очень сильно расстроишься, если оно не случится. А вот совместный отдых — это уже серьезно. Если у нас ничего не получится, будет больно, очень больно. Я присела на диван, возле вороха ненужных вещей.

А с другой стороны, я же ведь никогда себе не прощу, если не попробую. Все буду гадать — как оно могло бы быть, будь мы вместе. Какой он в страсти? Такой ли как я думаю. Нам было бы так же хорошо, как и во время поцелуев? Или еще лучше? Эти же вопросы не дадут мне жить дальше. Я же изведу себя, сравнивая всех своих последующих кавалеров с воображаемым Алексеем, приписывая ему, то чего и в помине нет. И буду страдать от собственной глупости, лелея образ придуманного любовника.

Ладно, прорвемся! Я оглядела собранную кучу зимних и осенних вещей и заливисто расхохоталась, а потом, весело подхватившись, начала рассовывать все это барахло по местам. Вторая попытка сбора сумки была более удачной: несколько платьев, сарафанов, легких юбок и маечек, купальник, куда уж без него. Да, соврала я Алексею, ну и что?

Спать я ложилась с колотящимся сердцем и предвкушением праздника. Как следствие, долго вертелась и сбила простыни в комок. А утром проспала, не услышав будильника.

Трель, раздававшаяся в квартире, могла разбудить и мертвого. Я протянула руку и попыталась нащупать противный агрегат, но странно, он не дребезжал. Я открыла один глаз и сонно огляделась. Звук не замолкал. Наконец-то я сообразила, что кто-то ломится ко мне в дверь.

— Митрофанов, — я резко села на кровати, а потом, подскочив, кинулась открывать.

— Вот кто бы сомневался, — Алексей заинтересованно осмотрел меня с ног до головы. — Проспала.

— Ой, — я переступила с ноги на ногу, поправляя на себе длинную футболку и расчесывая пальцами стоящие дыбом волосы. — Я сейчас, — и метнулась в ванную.

Алексей прошел в кухню, и пока я в темпе вальса приводила себя в порядок, сварил кофе в турке. Никаких других кофейных агрегатов я не признавала. Настоящий кофе может быть только по-турецки, без сливок, без сахара, тягучий и черный как смола.

— М-м-м, — я стояла в дверях, одетая, подкрашенная и смущенная. — Извини, я честно, даже будильник поставила. Вот, — я развела руками и смущенно улыбнулась.

— Кофе пей, и поехали, — он с удобством расположился у меня на кухне, потягивая крепкий напиток.

Я налила кофе и присела за стол напротив него. Нужно было что-то съесть, но кусок в горло не лез.

— Все? — Алексей сполоснул чашку и поставил ее на полку. Я только утвердительно кивнула. — Вещи собрала?

И главное, взгляд подозрительный в мою сторону, как будто он имеет дело с непослушным ребенком, которого если не будешь жестко контролировать, он успеет сотворить нечто этакое.

Опять молчаливый кивок и мои опущенные долу очи. Я и правда чувствовала себя нашкодившим сорванцом, тем более что одежка соответствовала: джинсовые бриджи, обрезанные по живому и лохматившиеся по низу. Футболка с Микки Маусом и все еще топорщившиеся волосы. Я их попыталась хоть как-то облагородить в ванной, не получилось, и я махнула на это дело рукой. Да ладно, под кепкой ничего видно не будет, а приедем на место, вымою голову и стану похожей на человека.

— Пойдем, — он легко подхватил мою сумку и вышел в коридор.

— Пойдем, — я вздохнула и нацепила кепку на голову, тут же став похожей на подростка не то мальчика, не то девочку.

Торжественное закрытие дверей прошло в тишине, спуск в парадное тоже. Возле подъезда уже сидели несколько старушек. Утро, еще и семи нет, а они уже заняли свой пост, правда, не полным составом, а только те, у кого явная бессонница. Они проводили нас заинтересованными взглядами и тут же о чем-то оживленно заговорили. Явно обо мне.

— Чувствую себя растлителем малолетних, — Алексей сел за руль Паджеро и пристегнулся.

— Прям таки и малолетних? — хмыкнула я, пристегиваясь, со своей стороны. — Откуда машинка? Раньше у тебя вроде другая была?

— Она и сейчас есть, — пожал он плечами. — Этой я пользуюсь, если нужно выехать за город. Сама же знаешь, какие у нас дороги.

— Это да, — я только кивнула и замолкла.

Из-за утренней неловкости разговаривать не очень то и хотелось. Да и цель поездки влияла на разговорчивость. Если нужно было, я могла поддержать любую беседу, но вот разговаривать с ним сейчас о погоде, о видах на урожай черники, о ценах на не поспевшие арбузы и дальше по списку почему-то не хотелось. Любая тема казалась надуманной и глупой, а посему я молчала, разглядывая в окно проносившийся мимо пейзаж. Из города мы выехали удивительно быстро, дороги в это время были пустыми, и мы мчались по утренней трассе, постепенно увеличивая скорость, благо машина это позволяла.

— Поль? — он обернулся ко мне и ожег насмешливым взглядом.

— Что?

— А ты всегда такая встрепанная по утрам? — я только пожала плечами, и что мне ему ответить?

— Тебе не понравилось? — чуть кокетства и лукавый взгляд в пол оборота.

— Ну почему? — натужно выдохнул он. — Еле сдержал себя. Если бы ты не убежала в ванну, скорее всего мы бы с тобой сегодня никуда не поехали.

И столько в этой фразе было обещания, что внутри меня что-то сладко замерло, а потом скрутилось в тугой узел. Если он и дальше будет продолжать в таком духе, то еще вопрос, доедем ли мы куда-то вообще или заночуем в машине на берегу какой-нибудь речушки. Видимо он и сам это понял, потому, что больше таких провокационных фраз в мою сторону не кидал, рассказывая в основном об очередном своем строительном проекте и расспрашивая меня о студентах. Пришлось даже поделиться некоторыми студенческими байками из своей пока еще небольшой практики.

Колеса постепенно пожирали километры, вокруг нас проносились поля, засаженные кукурузой, подсолнухом и пшеницей, которая особенно эффектно смотрелась у лучах утреннего солнышка. А если уж рядом была река, оттеняющая золото колосьев — зрелище становилось поистине завораживающим. Часов в одиннадцать мы остановились в одном из городков перекусить, а потом поехали дальше. После позднего завтрака меня неожиданно сморило. Сказывалась бессонная ночь и волнения сегодняшнего утра, так что въезд на территорию сиротского домика Лешкиных знакомых я благополучно проспала.

— Поль, — меня тормошили за плече, просыпаться ужасно не хотелось, настолько я расслабилась в Лешиной машине. — Полина, вставай, приехали.

Я открыла один глаз и подозрительно на него посмотрела, а потом, зевнув, потянулась как кошка, вызвав у него несколько нервную реакцию.

— Полинка, — он сглотнул вдруг ставшую вязкой слюну, — либо ты выбираешься самостоятельно, либо я тебя вынимаю из машины, но море в этом случае ты увидишь не скоро.

— Море! — взвизгнула я, почувствовав разливающийся в воздухе запах йода и увидев через редкий частокол сосен водную гладь. Алексей и его слова тут же были забыты, я выскочила из машины как чертик из табакерки и ринулась по тропинке в сторону воды, не обращая внимания на окружающее меня великолепие. Море я любила до невозможности, до помутнения рассудка, до нервного обожания. Как-то еще в детстве маман вывезла меня оздоровиться под Одессу на несколько недель и вот с того времени я пропала. То лето запомнилось мне самым счастливым в моей жизни. Ласковое море, золотистый пляж, матушка, не дающая мне обгореть и постоянно вытягивающая непоседливую детку из воды. Мороженное, обеды в кафе как взрослая, с ножом и с вилкой. И счастье — безграничное, безудержное, казавшееся вечным, потому что оно рядом — море. Вот с того времени любое мое посещение побережья, а они были далеко не частыми, вызывало вот такую реакцию. Меня тянуло к воде словно магнитом, я должна была поздороваться с ним, окунув ноги в прибой, а еще лучше искупавшись.

— Полина, — неслось из-за спины. — Да погоди ты! Куда ты мчишься?

— К воде! — я на минуту затормозила и с головы слетела кепка, теплый ветерок тут же растрепал мои непокорные вихры. Я обожгла его счастливой улыбкой. — Лешка, там море!

Словить он меня так и не успел, я вывернулась и ринулась к воде, благо пляж был в пяти минутах. В разные стороны полетели сандалии, бриджи тут же были закатаны до самой попы, майка завязана узлом, и я со счастливым видом зашла в воду, досадуя на себя за то, что не догадалась одеть купальник еще в Киеве. Кто же знал, что мне так повезет.

— Полька, — Лешка стоял напротив меня, пока не заходя в воду, и с улыбкой меня рассматривал. — Никогда не думал, что ты еще такой ребенок. Как оказывается тебе мало нужно для счастья. Ладно, вылезай, успеем еще искупаться.

Я нехотя вышла из воды и приблизилась к нему, пытливо глядя в глаза. Не знаю чего я ждала, но он меня тут же сграбастал и прижал к себе.

— Не убегай больше так от меня, — он зарылся носом в вихры, вдыхая мой запах, смешанный с запахом моря.

— Не буду, — легко было пообещать, а вот как получится с исполнением — вопрос.

Дорога обратно была труднее, пришлось идти в гору, где среди сосен притаился беленький двухэтажный домик с красной черепичной крышей. Он был прелестным, с огромной верандой, увитой плюющем, с цветами, окружающими дом по периметру, с деревьями, обихоженными заботливой рукой садовника. Весело блестели на солнце высокие стрельчатые окна, придавая дому этакий налет готичности. В середине он был не менее приятен, чем с наружи — комнаты большие с высокими потолками, без вычурной мебели. Все просто и со вкусом, видно, что сюда любят приезжать отдыхать, настолько все вещи были любовно подобранны и стояли на своих местах не захламляя интерьер, а, только подчеркивая простор, который был за окнами.

— Как здесь здорово! — выдохнула я, скользнув взглядом по диванам с ворохом подушек и незажженному камину с висящей над ним оскаленной головой волка. Возле камина, как и полагается, лежала волчья шкура. — Леш, а все-таки, чей он?

— Да какая разница? — он несколько смущенно отмахнулся, не желая вдаваться в подробности. — Пойдем наверх, я покажу тебе нашу комнату.

— Нашу? — тихо сказала я, но он услышал.

— Нашу, маленькая, нашу, — и посмотрел на меня так, что мои колени подогнулись. — Пойдем, примешь душ, а потом можно будет перекусить и на пляж. Как раз уже не жарко будет.

Леша взял меня за руку, в другую руку сумку и отвел на второй этаж. Ну что сказать, кровать в комнате была исключительно для разврата. В такой спать… сложно, можно потеряться. Это то, что первым бросалось в глаза. Про то, что она стоит на возвышении и у нее четыре столбика под балдахин, это дело десятое и в общем даже не интересное на фоне монументальных размеров. А еще там были пошлые шелковые простыни и даже такие же пошлые наволочки. М-да, я провела рукой по подушке. И как на таком спать? Я же скачусь непонятно куда или об пол шмякнусь. Хотя с такими размерами кровати, возможно, мне это не грозит.

Леша, молча, наблюдал за мной, не говоря ни слова и не делая попыток разместить меня на горизонтальной поверхности. Даже как-то обидно, ей богу. Надеешься, мечтаешь, строишь какие-то планы, а он состроил каменное лицо и только глазками зыркает в мою сторону. Может, не хочет спешить? Ну и ладно, вечер от нас все равно никуда не денется. Душ я приняла очень быстро, и, облачившись в купальник и коротенькие джинсовые шорты, спустилась в кухню, где у плиты возился Леша.

От неожиданности я даже споткнулась, больно ударившись пальцем. Зашипела как дикая кошка, лелея пострадавшую конечность.

— Поль, ты несчастье ходячее. Вроде респектабельная, строгая дама-адвокат, затянутая в костюм как в униформу. Но стоило тебя вывезти на природу, куда только что девалось. Ты похожа на дикого Гавроша. И волосы, и повадки.

— Ты еще скажи и фигура, — обиделась я.

— Нет, с фигурой все в порядке, — он ощупал меня пристальным взглядом, снимая то немногое, что на мне было, и одобрительно ухмыльнулся. — Ладно, садись есть, потом пойдем купаться.

— А как это ты так быстро приготовил? — передо мной стояла тарелка с тушеными овощами, аккуратно порезанная ветчина, и тарелка с овощным ассорти. Леша явно решил не заморачиваться с салатом, здраво рассудив, что огурцы с молодым лучком, перышками чеснока и еще тепличными помидорчиками мы съедим и так.

— Нет, это не я. Раз в день приходит Зинаида Павловна, она убирает в доме и готовит постояльцам. Я ее предупредил о приезде еще неделю назад, вот она и расстаралась. Там еще есть мясо, замаринованное на шашлыки, отбивные, борщ и еще куча продуктов. Но я решил, что перед пляжем наедаться не стоит. Сейчас перекусим, а вернувшись, поедим основательно. Палыч должен будет мангал разжечь.

— А Палыч — это кто? — полюбопытствовала я, не забывая, впрочем, об обеде. Что-то я проголодалась.

— Это смотритель дома, садовник и тэде, и тэпе. Мастер на все руки и просто замечательны дядька. Они с женой живут в маленьком флигеле и следят за здешним хозяйством во время сезона, — Леша говорил и не забывал время от времени тщательно пережевывать. В такие моменты он замолкал, а я ждала, когда же он продолжит. — Поела? — я как-то и не заметила, как моя тарелка опустела. — Пойдем на пляж, только прошу тебя — не беги, после обеда это вредно.

Последнее он сказал на редкость ехидно. Я только плечами пожала. Буду я еще на это внимание обращать и обижаться, когда тут так здорово. На пляже мы немного повалялись на песке, потом я не выдержала и залезла в воду. Мне не нужно было плавать, мне просто здорово было сидеть в воде на песочке и нежиться в набегающей волне, пересыпая ладонями песок сквозь пальцы и рассматривая валяющиеся мидиевые ракушки.

— Поль, ты чего тут сидишь? — удивился подошедший Леша. А что мне ему было объяснять, что вот так же я сидела в детстве, нежась в набегающей волне? Что вот именно это у меня ассоциируется со счастьем? Не заплывы, не ныряние с аквалангом, хотя и это замечательно, а вот такое незамысловатое медитирование, нирвана под лучами заходящего солнца, полное расслабление в ласковых волнах прибоя. Именно в такие моменты чувствуешь себя счастливой. — Пойдем купаться, — он подхватил меня под мышки и поволок на глубину.

Барахтались мы с ним долго, наверно больше получаса, утягивая то его, то меня под воду и устраивая веера из брызг, повизгивая от удовольствия. А выбравшись, наконец, из воды, даже не вытершись, а просто подобрав полотенца, побрели в сторону дома, откуда уже доносился легкий запах дыма.

— Палыч мангал развел, — улыбнулся Алексей. — Я тебе такие шашлыки приготовлю, ты не представляешь!

И столько в этой фразе было обещания, пополам с мужской гордостью за то, что действительно умеет делать, что я невольно сглотнула от предвкушения.

— Я в душ, — сказала я, как только мы оказались на пороге дома. — Кожу тянет, нужно смыть соль.

— Только быстро, должен же мне кто-то помогать, — он подтолкнул меня к лестнице.

— А ты разве не пойдешь? — и тут же залилась краской, настолько это прозвучало двусмысленно. Но оправдываться, что я не это имела ввиду — было бы верхом идиотизма.

— Тут несколько душевых, — он понял мои метания и не стал на этом заострять внимание. Джентльмен. Другой бы на его месте обязательно напросился бы ко мне в компанию, а он нет. Почему?

Это выяснилось позднее, когда я уже выбралась из душа, надев милый сарафан и наконец уложив непослушные вихры. На улице жарился шашлык, на веранде был накрыт стол: красное вино, фрукты, нарезка… и свечи. Ни Палыча, ни его супруги видно не было. Легкие, ни к чему не обязывающие разговоры, прекрасное вино, запах шашлыка и постепенно спускающиеся на побережье сумерки. Пение цикад и шелест ветра в кронах деревьев. Как-то незаметно шашлык дожарился. Я и правда ничего вкуснее в своей жизни не пробовала, чем вот это замечательный крымский шашлык, сдобренный неизвестными мне травками и поливаемый красным вином. А потом был танец под шум ветра и пение цикад. Моя рука в его руке, мое сердце возле его груди, моя голова на его плече. И шум прибоя в отдалении.

Я как-то не заметила, как его губы заскользили возле моего ушка, нашли его и чуть прикусили. Но оно тут же было оставлено в покое, рядом с ним была такая привлекательная щечка, а потом уголок губ, а следом и они сами. Поцелуй становился все более и более страстным, и требовательным, отбирая у меня дыхание и заставляя табуны мурашек проноситься по телу с шашками на голо. Я была возбуждена настолько, что стала мелко подрагивать у него в руках.

— Ты замерзла? — он немного отстранился, совсем чуть-чуть, просто чтобы окинуть меня взглядом с ног до головы и понять, что не так, почему дрожу.

— Нет, — как-то непривычно в такие моменты вдаваться в пространные рассуждения о причинах той или иной физиологической реакции.

— Пойдем в дом? Там теплее.

Я на это только кивнула и тут же была подхвачена на руки. Меня очень быстро отнесли в холл, где был разожжен камин. Когда только успел? Ежу же понятно, что он это сделал не ради тепла, а токмо для румантицкой атмосферы. И он был прав. Тут же захотелось оказаться на той самой волчьей шкуре перед зажженным камином. Наверно это здорово.

От размышлений меня отвлекла мелкая цепочка поцелуев, от ушка к плечу и упавшая бретелька сарафана. А дальше я потерялась в его пронзительной нежности, трепетности в каждом прикосновении, как в первый раз, как к единственной женщине. Такое со мной было впервые, я горела в его руках, ощущая себя особенной, женщиной с большой буквы, которую не банально имеют, а любят, нежат, делают счастливой, не потому что так нужно и это обязанность нормального мужчины, а потому что хочется. Это было как в стихах: «… сплетенье рук, сплетенье ног, души сплетенье…» — пронзительно, невероятно, на грани, с надрывом, как в последний раз с невозможностью насытится друг другом и легкой горчинкой будущего расставания.

Это-то и смущало. Было ощущение, что так может быть только раз в жизни, все остальное будет жалкой попыткой повторения. Подделкой. Рутиной. Обязанностью.

Я лежала на шкуре возле камина, положив голову ему на грудь, и гнала от себя эти мысли. Мы, женщины, странные существа. Ну, казалось бы, живи моментом, наслаждайся, впитывай в себя ласки глубоко не безразличного тебе человека, жар огня за спиной, мягкость шкуры под тобой. Романтическую атмосферу, созданную его руками специально для тебя. А это так редко. Мужчины ленятся создавать ля нас такие вот мгновения. Казалось бы, чего проще — зажги пару свечей, камин не обязателен, налей в бокал немного вина, кинь на кровать бутон розы. Неужели это так тяжело? Затрат как денежных, так и физических кот наплакал. Ан нет, проще чуть помявшись сунуть облезлый веник в руки и потянуть пить пиво у ближайшего ларька, а потом жутко удивляться, почему это барышня сбегает, да так что пятки сверкают. Но это я утрирую. Обычно все чуть лучше. Банальные розы, еще более банальное кафе, после которого подразумеваются предварительные вольности, а может и чего по более, это если барышня сговорчивая попадется. А вот так как было у меня — на это способны единицы. Подарить маленькое романическое счастье, о котором потом вспоминаешь со сладким замиранием сердца. Но мысль «А что дальше?» никуда не девалась. Я гнала ее от себя, настраивая на позитив, отмахиваясь с мыслью «Будь что будет» и постепенно погружаясь в сон.

Утро следующего дня встретило меня ласковым лучиком сквозь не плотно задернутые шторы, запахом йода, пропитавшего весь дом и легкими поцелуями, переросшими в нечто большее. Леша не мог мной насытиться, а я им, наслаждаясь каждым мгновением нечаянного счастья. Потом легкий завтрак, приготовленный заботливыми руками невидимой Зинаиды Павловны. Пляж, море, песок, бусы из ракушек и счастье, заливавшее меня от макушки до пяток.

Идиллия продлилась ровно три дня. А потом был звонок из Киева, после которого Лешу словно подменили. Он посмурнел, замкнулся в себе, односложно отвечая на мои вопросы.

— Поль, собирайся, — чуть раздраженно сказал он.

— Что случилось? — удивилась я, усевшись напротив него на постели.

— Мне нужно в Киев, срочно, — он застегнул кое-как уложенную сумку и повесил ее на плечо.

— Леш, — я взяла его за руку и с тревогой заглянула ему в глаза. Руку он тут же убрал. — Лешенька, ты не думаешь, что я заслужила хотя бы какое-то объяснение?

— Поль, с отцом плохо, — он тяжело выдохнул. — Им пока занимается семейный врач, угрозы вроде никакой, но я должен быть там.

— Сердце?

— Да, — коротко сказал он, не вдаваясь в подробности.

Собралась я быстро. Лешино волнение передалось и мне. И потом, не хотелось вызывать его гнев собственной нерасторопностью. То, что может быть милым в обычной обстановке вызывает неудержимый гнев, когда беспокойство за родного человека держит тебя на грани.

— Хозяин, вы куда? — к нам подбежал тщедушный белый как лунь дедок. Он окинул нас встревоженным чуть подслеповатым взглядом, останавливаясь на дорожной одежде и собранных сумках.

— Домой, Палыч, домой. Передавай привет жене, поблагодари от нас. Она как всегда молодец, особенно ей удалось мясо для шашлыков, — Леша выдавил из себя улыбку и закинул вещи в багажник Паджеро.

— Да как же это? Да что же это? — запричитал дедок, смешно, по-бабьи всплеснув руками. — Только же ведь приехали. А мы столько вам наготовили с женой. Столько мяса намариновано. Как же ж теперь?

— Палыч, не мельтеши, съедите сами, а нет, так родственникам раздадите, — отмахнулся от него Леша, усаживаясь на пассажирское сидение. — Все, мы поехали. Пока.

Дедок побежал открывать ворота, я примостилась на переднем сидении, натянув кепку на глаза и стараясь не смотреть на Алексея. Он разве что не искрил от сдерживаемых эмоций. Естественно дорога прошла под знаком молчания. Играла тихая музыка, Леша гнал на запредельной скорости. И что самое странное, ни один из гаишников, мимо который мы пролетали на немыслимой скорости, нас не остановил.

Я вспомнила оговорку Палыча, назвавшего Алексея хозяином. Выходит, домик его? Почему не сказал? Или боялся, что я позарюсь? Видимо опыт общения с бывшей супружницей, или не только с ней делал его параноидально осторожным.

В Киеве мы были уже вечером. Алексей въехал в мой двор, помог выйти, вынул багаж и как-то безразлично чмокнул в щечку, как будто мыслями давно уже не со мной.

— Я позвоню, — фраза получилась какой-то короткой и безликой, не оставляющей надежды на продолжение. Он тут же сел в машину и уехал. А я побрела в квартиру под перекрестным обстрелом глаз нашего лавочного взвода, следящего за моралью окружающих и убивающего наповал осуждением в выцветших глазах.

Ощущения были странными, непонятными. Вроде надежда оставалась, а вроде ее и нет. Вроде было море и чудесные три дня, но они быстро закончились, оставив после себя горькое послевкусие. Состояние странное, подвешенное, когда вздрагиваешь от каждого шороха на лестничной клетке, благо звукоизоляция ни к черту, от каждого телефонного звонка и бежишь к аппарату сломя голову. А подняв трубку, разочарованно вздыхаешь, потому что опять не он. Так прошла неделя. Надежда умирала в конвульсиях. Я все с большей и большей ясностью понимала — не позвонит, не увижу, не услышу. Как-то меня переклинило, и я целую неделю ходила в церковь, ставила свечки за здравие Леши и его отца, за благополучие в семье и молила, чтобы только с ним все было хорошо, а я как-нибудь это все переживу. Я сильная. Я смогу. Даже побывала на исповеди, с надрывом освобождаясь перед батюшкой от произошедшего. Видевшая меня одна из служек даже посочувствовала огромному горю, рвавшему мою душу. Это было как ушат холодной воды. И я смогла на себя взглянуть со стороны. Тридцатилетняя почерневшая от горя тетка, вымаливающая благо для бросившего ее мужика. Кому скажи — не поверят. Покрутят пальцем у виска и будут правы. С подругами у меня как-то не заладилось, и естественная терапия за стаканчиком водки в душевной женской компании мне была недоступна. Выкарабкивалась сама, со слезами, с болью, которая выворачивала внутренности и с робкой надеждой на чудо.

А потом был август 1998 с его дефолтом и все вокруг начало рушиться. Фирма, в которой я работала, закрылась из-за резкого уменьшения количества клиентов и неплатежеспособности оставшихся. Слава богу, у меня было мое преподавание. Набор студентов был завершен. Деньги родителями контрактников были выплачены. Стационар был забит под завязку, заочный тоже. Это давало надежу пережить этот год без ощутимых потерь. Кроме того, деньги я всегда хранила только в долларах под матрасом. Смешно, да? А что было делать, слишком уж все вокруг неспокойно. Даже в самые благополучные времена перед дефолтом нет-нет, да и закрывались банки. Это уже потом был принят закон о гарантировании вкладов банками до определенной суммы, что очень сильно повлияло на развитие банковской системы. Но до этого еще нужно было дожить. А пока все замерло в ожидании кто следующий, кто не выживет, потеряв все, а кто только выиграет от ухода основных конкурентов с рынка. Но тяжело было всем. Народ замер, боясь тратить накопленное и чудом сбереженное в валюте. Курс рубля, а за ним и гривны рухнул, привнося в души раздрай в ожидании дальнейших неприятностей. А я в это время самозабвенно занималась студентами, лютуя сверх меры, вбивая знания буквально из-под палки. Меня стали побаиваться, посещая каждую лекцию и готовясь к семинарам как в первом классе. Но мне этого было мало. Пары не могли меня отвлечь от ноющей боли в груди и постоянного вопроса «Почему?». Я поступила в докторантуру, надеясь наукой забить голову по самую макушку. Села писать монографию, благо материалы из собственной практики были. Так прошло полгода. А потом я встретила Никиту и решила, что было бы неплохо вышибить клин клином. Только он почему-то не вышибался и в минуты душевного раздрая я, как и раньше вопрошала непонятно кого «Почему, Лешенька, за что?»

— Она еще долго будет находиться в таком состоянии? — надомной склонился Николай, убирая с лица пряди волос.

— Да, не меньше суток. Что случилось?

Господи, даже голос у Алексея остался прежним, с легкой хрипотцой, пробирающей до костей. Он накинул плед, прикрыв мою наготу, и отошел чуть в сторону, приглушив свет в помещении.

— Что-что, — Колька взлохматил шевелюру и растерянно посмотрел на Алексея. — Инициировалась. Сама! Печать не выдержала, ее снесло к чертям собачьим, как будто не пятерка магов накладывала, а какой-то безумный шляпник. Дядь Леш, разве так бывает? — он поднял на Алексея глаза полные шального неверия, а затем, словно очнувшись, заметался по комнате, не в силах усидеть на месте.

— Не мельтеши, сядь и расскажи по порядку, — строго приказал Алексей.

— Мы были в клубе. Выпили немного, по бокалу всего. Пошли танцевать. Потом мне нужно было отойти на минуту, звонил отец. Возвращаюсь, а Польки уже и след простыл, — Николя опять вцепился в многострадальную шевелюру. — Я давай ее искать. Ни Ден, ни Натка ее не видели.

— Это кто?

— Друзья.

— Продолжай, — Алексей налил в бокал виски и устроился напротив племянника.

— А мне? — Коля жадно проводил взглядом жидкость, исчезающую в горле родственника.

— Обойдешься, — отрезал Алексей, — ты мне нужен трезвым. Итак, что было дальше?

— Дальше? — Николя, горько ухмыльнулся. — Дальше я ее искал по всему клубу, а нашел в мужском туалете уже инициированную. Стоит посреди огненного шторма и представляешь, улыбается! — он нервно хохотнул. — Я у нее ни разу не видел такой улыбки. Никогда! То, что осталось от того идиота, который ее зацепил, уже не поддавалось идентификации. Стены почернели, плитка потрескалась, а ей хоть бы что! Представляешь?! Нет! Ты представляешь?!

По мере того, как Николай говорил, голос его набирал обороты, перерастая в неконтролируемую истерику. Слез не было, зато всего остального было в избытке — трясущиеся руки, шальные глаза, невозможность усидеть на месте и желание куда-то мчаться без цели в попытках убежать толи от себя, толи от увиденного. И голос — по-бабьи визгливый, местами переходящий в ультразвук.

— Успокойся, — Алексей его хорошо тряханул, приводя в чувство. — Ничего непоправимого не случилось. Мы со всем разберемся. Группа зачистки уже на месте.

— Как? Тут мороком не отделаешься. Там ничего не уцелело. Вообще! — парень все еще находился в неадекватном состоянии.

— Что-нибудь придумаем, взрыв газа, или еще что, для этого у нас есть профи, — казалось, что это Алексея в данный момент волнует в последнюю очередь. — Ты мне лучше вот что скажи, — он на минуту задумался. — Не мог ее просто так спровоцировать какой-то придурок. Поля у нас девушка тренированная, могла его послать в нокаут одним ударом. Может, было что-то еще? Что-то пошатнуло ее душевное равновесие и впоследствии сорвало печать безмолвия?

— Полька пару недель назад попала в аварию, — замялся Ник.

— Как? — рыкнул Алексей, сверкнув глазами. — Почему ты молчал?

— С ней все было нормально. Она даже стала намного спокойнее и рассудительнее чем была. Вообще у меня сложилось впечатление, что ее после той аварии как подменили. Она думала, что я не замечаю, но некоторые мелочи, начиная с одежды, заканчивая привычками — словно передо мной другой человек. Она стала более искренней, живой, настоящей.

— И ты обрадовался и вцепился в нее обоими руками? — насмешливо спросил Алексей.

— Да, а ты бы не вцепился? Если вместо избалованной истерички, на которой тебя обязывают жениться, ты получаешь вполне адекватную и красивую девчонку?

— Это лирика. Что я еще не знаю? Было ведь что-то еще? — Алексей поддался вперед.

— Да, — поморщился Колька, — она потеряла память. Правда, частично. Что-то помнит, что-то нет. И ее родители не в курсе.

— Идиот! — рыкнул Алексей, вскочив с кресла и нависнув над племянником. — Почему ты мне сразу не сказал?

— Дядь Леш, — Николя посмотрела на него с недоумением, — а что тут такого? Ну, авария, так ведь живая и здоровая! Даже лучше, чем раньше.

— Дядь Леша, дядь Леша, — передразнил его Алексей, отвесив смачный подзатыльник. — Дурень! Чему я тебя только учил? При постановке печати первые лет пять нужно избегать серьезных нервных потрясений, чтобы ее не сорвало, и мы не имели на руках хронический геморрой.

— Геморрой на руках, — заржал Колька, — ой, уморил.

— Чего ржешь? — это было сказано таким тихим и злым голосом. Николай тут же заткнулся. — В том, что произошло только твоя вина. Полину нужно было сразу привезти сюда, в тот же момент, как только ты узнал об аварии. Я бы проверил печать, понаблюдал ее, а потом бы только отпустил учиться дальше. Вместо этого ты пошел на поводу у эмоций и личных интересов. Ладно, с этим мы потом разберемся. Сейчас ее нужно перенести наверх, в гостевую спальню. Пусть поспит в нормальных условиях, а завтра, когда она придет в себя, будем разбираться в сложившейся ситуации.

— Я сейчас, — тут же подхватился Николя.

— Нет уж, уронишь еще, — отмахнулся Алексей, подошел ко мне и взял на руки. — Иди вперед, двери откроешь.

Минут через пять меня водрузили на кровать в темной комнате с плотно завешенными окнами. Мягко, приятно, пахло чем-то неуловимым и опять пошлые шелковые простыни.

— Пусть отдыхает, — сказал Алексей и плотно прикрыл двери.

Только после того как это произошло, я позволила себе раскрыть глаза и осмотреться. Глаза постепенно привыкали к темноте и вокруг меня стали проявляться предметы интерьера — большая кровать, слава богу, без столбиков под балдахин. Комод возле окна, встроенный шкаф, небольшой столик с зеркалом, пару стульчиков и все. Скудненько. Да бог с ним. Сейчас важнее другое, в моей жизни опять появился он, Алексей. К добру ли, к худу — вопрос, на который еще только предстоит найти ответ. Первоначальные самые яркие эмоции схлынули, оставив после себя сосущую пустоту.

Было ли мне страшно? Возможно. Хотелось убежать и спрятаться, как когда-то в детстве, засунуть голову под одеяло.

Детство, как же ты далеко. Ласковые руки родителей, беззаботность, отсутствие проблем, которые нужно было решать. Не нужно было быть сильной. Пожалуй, это было главным. А еще там не было его, Алексея. Как-то, когда боль стала не такой острой, я смогла проанализировать ситуацию беспристрастно. Если бы я ему была дорога, все сложилось бы по-другому. Мужики, как правило, за дорогую им женщину борются до последнего. Если этого не произошло, значит, была не нужна. Единственное, что было по-настоящему плохо, все оборвалось на самом пике, когда мы только начали познавать друг друга. И получилось что-то вроде маятника — сначала сильные положительные эмоции, потом ситуация меняется, убирается объект страсти и эмоции становятся резко отрицательными. И вот в этой второй стадии я застряла надолго, постепенно выкарабкиваясь, приучая себя жить без него, не вспоминать его ежесекундно, не вопрошать непонятно кого «за что?». Смогла. Преодолела, хотя гордиться тут нечем. Только вот что мне делать дальше? Как я смогу быть рядом и не выдать себя?

Как-то незаметно я провалилась в долгий, тягучий сон. Не слышала, как в комнату утром заходил Алексей проверить мое самочувствие, как в обед заглядывал Николай. Из постели меня выгнали только некоторые физиологические потребности. Туалет на нашла на ощупь. Точно так же добрела до ванной, а вот там мой сонный взгляд зацепился за отражение.

— Мама! — взвизгнула я.

Кожа была покрыта разводами сажи и копоти. Волосы взлохмачены, глаза горят, губы стали более чувственными, хотя куда уж более. Кожа стала фарфоровой, как у куклы, правда, если эту куклу извалять в грязи, а потом хорошенько отмыть. Я оглядела себя настороженно, вроде все на месте. Только, кажется, грудь стала чуть больше или мне это только кажется? Я тут же влезла под душ, соскребая остатки вчерашнего вечера.

— Полина, — в комнате послышался голос Алексея. — Ты уже встала?

— Да, я в ванной.

— Я принес тебе одежду жены, — донеслось из-за двери. — Как только оденешься, спускайся в столовую, будем завтракать, — я услышала, как за ним хлопнула дверь.

Жена? А собственно, чего я ожидала? Глупо надеяться, что он будет хранить мне верность. Я иногда представляла себе нашу встречу. Вот только Алексей почему-то всегда виделся несколько поплывшим в ширину, с большой лысиной, с дородной супружницей и выводком великовозрастных оболтусов в кильватере. Наверно так мне было легче. А действительность оказалась совершенно другой. Насколько я вчера успела заметить, он не изменился. Совсем. И это вызывало удивление и глухое раздражение.

Появление в моей жизни Алексея затмило события вчерашнего вечера. До моего сознания так и не дошло, что я вчера убила человека. Пусть и невольно, выплеснув из себя нечто, чему я так и не смогла дать определения. И это было странно. Слишком много непонятного стало происходить вокруг меня в последнее время. Не хотелось биться в истерике, рвать на себе волосы за то, что отняла жизнь у человека. Наоборот, было четкое понимание, что только так и нужно обходиться с насильниками. Только так и никак иначе. И то, что со вчерашнего вечера проснулось глубоко во мне, удовлетворенно рыкнуло, вторя моим мыслям.

Я вышла из ванной и с претензией стала рассматривать ультрамодный дизайнерский костюм из тонкой серой шерсти. Тут же лежало белье, опять шелковое, чулки, туфли на шпильке. Если это наряд его супруги, то она, по всей видимости, та еще штучка. Наша одежда о нас говорит слишком много. В данном случае одежда кричала, о том, что ее обладательница самоуверенна, следит за собой очень тщательно, привыкла к роскоши. Еще бы, если такие вещички выдают временным постояльцам, не найдя в гардеробе чего попроще, то вопрос — из чего этот гардероб состоит?

Одевать чужое белье не хотелось. Костюм тем более. Я затянула поясок махрового халата и вышла в коридор. Может у Кольки чего одолжить? Я стала стучаться в каждую дверь на втором этаже, в надежде, что хоть ода из них будет комнатой Николя. Только из-за четвертой донеслось сонное:

— Кто там?

— Это я, — угу, ничего более умного произнести так и не смогла.

— Кто это я? — хмыкнул мой визави, впрочем, не стремясь открыть дверь.

— Полина.

— А-а-а, заходи, — Николя в одежде развалился на застланной кровати и, позевывая, с любопытством меня разглядывал.

— Коль, мне б, одежку какую, — я жалостливо вздохнула, изображая Казанскую сироту.

— А разве дядя тебе не принес? — он поднял бровь.

— Принес, — покаялась я. — Только это вещи его жены.

— И что? — не понял он.

— Неудобно, они такие дорогие. И потом, там белье. А чужое надевать я не могу, — я окончательно смутилась.

— От меня-то ты чего хочешь? — не понял Николя.

— Может, одолжишь?

— Боксеры? — рассмеялся он, видимо представил меня в этом элементе мужского туалета.

— Тьху, на тебя, — обиделась я и хлопнула дверью, направляясь к себе в комнату. — Нашла у кого просить.

— Поль, — в дверях нарисовалась Колькина макушка. — Там все новое, не ношенное, дядя специально выбирал то, что Марина еще не одевала.

— Тогда ладно, — вздохнула я и поплелась, наконец, облачаться.

Много времени это не заняло. Костюм сел как влитой. В чулках я чувствовала себя непривычно. Шпильки делали ноги еще длиннее. Я спустилась со второго этажа в холл, оформленный в стиле минимализма и серых полутонов. Слева в дверном проеме виднелся накрытый стол. Алексей указал мне на место напротив себя и предложил не стесняться. Особых разносолов не было. Дымящаяся овсянка, несколько видов конфитюра и варенья, блинчики с маслом, сырники, сметана. В животе неожиданно громко заурчало, что вызвало умильную улыбку у подошедшего Кольки.

— Ешь, тебе после выброса силы нужно много энергии, — и он плюхнулся на соседний стул. Аккуратно присаживаться он в принципе не умел, а только вот так, со всего размаху опускал свое седалище на любую поверхность.

Задавать вопросы о выбросе, об инициации и об остальных непонятных для меня вещах пока не стала. Похоже, мне и так все расскажут. Нужно только подождать и сделать лицо попроще.

— Завтра приедут твои родители, — осчастливил меня Алексей. — До этого момента побудешь у нас.

Меня просто поставили в известность. Возражения не принимались, обсуждение не предполагалось. А Леша изменился. Он и раньше был властным, но теперь это что запредельное. До такого состояния уверенности в каждом своем слове растут годами, холя и лелея свое эго, взращивая самоуверенность принятием сложных, ответственных решений, отвечая не только за себя и, но и за подчиненных, семью и любимых. Может, это и раньше в нем было, а я ослепленная своими чувствами ничего не замечала?

— С добрым утром, милый! — в столовую вплыла роскошная блондинка, наклонилась, дав полюбоваться своим декольте, и нежно поцеловала Алексея в чуть небритую щеку. — Брр, родной, ты не брился.

И столько во всем этом было интимности, что я невольно почувствовала себя неловко, как будто подглядываю за ними в спальне. Так вот какая она, жена Алексея. Та ради которой… Черт! Непроизвольно сжались кулаки, и нечто внутри меня тяжело заворочалось, вызывая глухое раздражение.

— Марин, мы не одни, — он поймал ее ладошку и поцеловал запястье.

— Коля, Полина, привет, — она нам улыбнулась и присела за столом по правую руку от Алексея. — Какими судьбами?

— Да вот, — замялся Николай, — в гости заехали.

— Когда свадьба? — теперь уже лукавый взгляд в мою сторону.

Я промолчала, делая вид, что поглощена завтраком. Она мне не нравилась. И непонятно чего тут было больше, обиды, возрожденной ревности или уязвленного самолюбия. Она посягала на то, что когда-то было моим, недолго, но моим. По пальчикам скользнули язычки пламени, поджигая лежащую рядом салфетку и тут же перекидываясь на скатерть. Огонь внутри меня довольно рыкнул, стараясь вырваться на волю и порезвиться всласть. В последнюю минуту удалось этого избежать, затолкав зверя вовнутрь скорее даже не силой воли, а банальным испугом.

— Полина! — рыкнул Алексей. — Немедленно успокойся и иди в мой кабинет.

Знать бы еще, где этот кабинет. Я опустила взгляд на собственные руки, сжимающие нож и вилку, на обуглившуюся под треснувшей тарелкой скатерть, на язычки пламени, весело танцующие на полированном столе и постаралась окончательно взять себя в руки. Не получалось. Главный раздражитель сидел рядом и насмешливо улыбался.

— Экая ты неловкая, Полиночка, — проворковала она с мнимой жалостью. — И давно это с тобой, дорогая?

Мне только оставалось сверкнуть глазами в ее сторону, сконцентрировавшись на вновь поднявшем голову внутреннем звере.

— В кабинет! — в этот раз голос Алексея был более спокойным. Николай попытался, было, проследовать за мной, но тут же был остановлен гневным взглядом родственника.

Алексей, вцепившись в предплечье, вывел меня в холл. Затем, переместив руку на талию, повел в сторону дубовых дверей, находящихся в самом конце небольшого коридора первого этажа.

— Заходи, — он открыл передо мной двери, пропуская в святая святых.

Это действительно был кабинет с большой буквы. Не то место, где принято изображать кипучую деятельность, обложившись горой полезных и не очень девайсов. Нет, тут работали. Все было максимально функционально, на своих местах. Стол был таким, за которым приятно работать — большим, удобным, но не громоздким, не подавляющим своим величием. Кресло тоже далеко не в стиле Луи XVI, а вполне функциональное, комфортное.

— Присаживайся, — он указал на кресла для посетителей, которые были значительно ниже его собственного.

Психологическое преимущество, приобретаемое от такого расположения оппонента, очень здорово помогает при сложных переговорах. Только я в эти игры не играю. Я взяла обычный стул, стоявший возле стены, и поставила его напротив стола, села, сложила руки на коленях и всей своей позой продемонстрировала, что готова внимать.

— Полина, что ты помнишь? — он сел напротив меня, сложив руки домиком и уперев локти в стол.

— Откуда…? — я вздрогнула от мгновенной догадки. Николай, свет батькович. А ты оказывается болтун. Ай-яй-яй. Хотя злиться на поганца не получалось.

— Успокойся, — примирительно сказал Алексей. Лешей его назвать у меня язык не повернулся. — У него не было другого выбора. Ты инициировалась. Итак, повторяю, что ты помнишь? Вопрос не праздный. Мне нужно это знать для того, чтобы понимать, чему тебя придется обучать, а чему нет.

— Обучать? — удивилась я.

— Ты можешь просто ответить на вопрос? — он устало откинулся на спинку кресла и чуть прикрыл глаза.

— Да, спрашивайте.

— У меня ощущение, что ты издеваешься, — его голос оставался таким же спокойным. — Хорошо. Что ты помнишь обо мне?

— Ничего, — но меня выдал чуть угрюмый и настороженный взгляд. Помнила я много, слишком много… И навряд ли он обрадуется, когда я начну озвучивать свои воспоминания.

— И про то, что ты у меня училась около года до наложения печати, ты тоже не помнишь? — решил уточнить он.

— Нет, — я развела руками и на этот раз посмотрела на него с искренним недоумением.

— А родителей? — в его взгляде промелькнула жалость. Вот уж этого мне точно не нужно.

— Нет, — несколько неуверенно сказала я.

— Хорошо, что помнишь и с какого момента?

— Университет помню, Кольку тоже, все, — пожала я плечами и сжала ладошки, чуть поерзав на стуле.

— Про твоих родителей рассказывать не буду, завтра они сами тебе все расскажут, — он на минуту задумался, а потом продолжил. — Подожди, а про свои блокированные способности ты тоже не помнишь?

— Нет, — вот тут удивление было неподдельным. Я понимала, что гореть просто так, без вреда для себя я не могу, что-то в этом есть ненормальное. Да и то, что притаилось в моей душе, наводило на размышления.

— Нда, где же тебя так приложило? — вопрос был риторический. Алексей вздохнул. — Ладно, слушай. Познакомились мы с тобой четыре года назад, после того как ты закончила курс домашнего образования и сдала общеобразовательные дисциплины в школе. Ты должна была со дня на день инициироваться, но это так и не произошло. Меня пригласили твои родители для того, чтобы выяснить причины случившегося. Точнее не случившегося и как-то тебе помочь. Ты провела здесь год в качестве моей ученицы. Но в итоге, все равно на тебя была наложена печать безмолвия. Огонь тебя не принял, уже не знаю почему. Но так иногда бывает, и тут уже не поможешь. Твое дело даже выносили на рассмотрение в ковен. В таких случаях как твой, принято лишать сил окончательно. Но…

— Но? — я поддалась вперед, ловя каждое слово.

— Но твои родители были убедительны, — он потер большой палец о указательный. — Очень убедительны. В итоге, тебя заблокировали на десять лет с правом повторной принудительной инициации. Ну, а пока суд да дело, решили выдать замуж. Родишь деток, возможно, что-то в тебе изменится и огонь примет тебя.

— За Кольку?

— Да, вы подходите друг другу, — вздохнул он.

— А что теперь?

— Теперь? После того как ты инициировалась? Сложно сказать. Тебя нужно учить справляться с тем, что ты побудила в себе. Посему какое-то время поживешь у меня под присмотром. Сама понимаешь, необученный пиромаг хуже обезьяны с гранатой. После того как ты научишься владеть собой и укротишь силу, сможешь и дальше посещать занятия в университете или пойдешь обучаться в одну из стихийных школ. Может родители наймут тебе преподавателей, которые будут заниматься с тобой в частном порядке. Видишь, как много вариантов?

— Сколько понадобится времени на обучение? — меня не вдохновляла перспектива поселиться в его доме.

Каждый день видеть Алексея и его благоверную, то, как они счастливы. Да боже меня упаси от такой жизни. В душе поднималась волна протеста, готовая вырваться наружу очередным всполохом. Еле удалось взять себя в руки. И вот в этот момент я поняла, что со мной что-то не так. Уж слишком бурно я реагирую на человека переставшего присутствовать в моей жизни больше десятка лет назад. Все давно быльем поросло, успокоилось, устаканилось. Я научилась жить без него, реализовалась как профессионал. Постаралась выкинуть его из головы, приняв за аксиому утверждение, что ни один мужик не стоит женских слез. И вдруг опять вся муть поднята со дна души. И что было тому причиной непонятно. Толи проснувшиеся способности, повлиявшие на мое восприятие мира, толи вся ситуация в целом. Сложно сказать. Прошло совсем немного времени, но я стала замечать, что реагирую на все более остро, так как это со мной было в подростковом возрасте, когда личность только проходит период становления. Краски стали ярче, запахи насыщеннее. Хотелось петь и танцевать или впасть в уныние, причем вселенское. Я очень надеялась, что это состояние временное и вызвано исключительно стрессом. А со стрессом я умела бороться. Нужно только время, чтобы все пришло в норму. Вот только было ли оно у меня?

Спокойный голос Алексея выдернул меня из задумчивости.

— Сложно сказать. От месяца до года. Сама понимаешь, самоконтроль — вещь такая, то он есть, то его нет. А в нашем случае он всегда должен быть абсолютным, — он встал и подошел к картине на стене, отодвинул ее и открыл сейф. — Посмотри вот на это.

Передо мной в бархатной коробочке лежал кулон из прозрачного ограненного камня, заключенного в сложную золотую вязь, чем-то напоминающую руны. Он притягивал взгляд, не отпускал, затягивая сознание в свою глубину. Минута и ты уже ничего вокруг себя не видишь погружаясь в ничто, где нет ни звуков, ни запахов, ни ощущений.

— Идиотка! — рявкнул Алексей, захлопнув крышку коробочки прямо у меня перед носом. Наваждение пропало. — Кто же смотрит в амулет безмолвия?

Я растерянно переводила взгляд с него на коробочку, ничего не понимая.

— Прости, — он вытер платком вспотевший лоб. — Я тебе показал его не для того, чтобы ты в него заглядывала. Я просто хочу напомнить, что тебя ждет, в случае, если ты будешь не в состоянии совладать с собой, как сегодня за завтраком. На тебя наденут этот амулет, и он выпьет твою силу досуха. Если его вовремя не снять, выпьет и жизнь. Поняла? А теперь вставай, экскурсия только начинается.

Он вывел меня из кабинета через боковую дверь и спустился по винтовой лестнице в подвал. Странный подвал, оборудованный стекло-магнезитовыми листами. У меня в квартире, строители такими отделали межкомнатные перегородки. Главное для чего их ставят — это звуко- и теплоизоляция. И зачем он мне его показывает? Я перевела недоуменный взгляд со стен подвала на лицо Алексея.

— Если ты не сможешь держать себя в руках — переедешь жить вот сюда, — он ткнул пальцем в пыльный топчан и какой-то хлам, стоящий в углу, по всей видимости временно. Сложно предположить, что они будут захламлять помещение, предназначенное быть тюрьмой для пиромага. — И не нужно так на меня смотреть. Лучше ты меня возненавидишь сидя в этом подвале в попытке справиться со стихией, чем опять умрет кто-то посторонний.

Как-то это все было слишком. И магия, которую я считала сказкой, хотя с удовольствием смотрела фильмы про Гарри Поттрера, и ковен, и Алексей, и новое тело, не считая жениха и проблем с наличием поисков меня же бывшим мужем. Я прислонилась к стене и закрыла на минуту глаза.

— Впечатлилась? — он навис надо мной, опустив свое лицо к моему. Я кожей ощущала его дыхание. Кончики пальцев начали покалывать от готовых в любой момент сорваться язычков пламени. Я сжала ладони, стараясь не выпустить наружу огонь и не дать Алексею лишний повод для демонстрации секретов этого дома.

— Алексей, а вы кто? — прошептала я ему в лицо.

— Я, — он склонился еще ниже и прошептал мне в губы, — твой персональный кошмар на ближайшее время. Только боюсь, что без меня тебе не выжить.

— Сколько патетики, — ухмыльнулась я через силу.

— Патетика? Ну что же, пусть будет патетика, — голос Алексея сочился холодом. — А сейчас поднимайся наверх, можешь заняться своими делами. Занятия начнутся завтра, после твоего общения с родителями.

Он отошел от меня и, не оборачиваясь, поднялся к себе в кабинет. Я последовала за ним на негнущихся ногах. Нужно было срочно успокоиться и подумать, проанализировать все, что произошло за последнее время, отстраненно разложить по полочкам. Это всегда помогало. Я тихо поднялась в свою комнату, где тут же нарвалась на развалившегося на моей кровати Николя. Черт побери, проходной двор какой-то.

— Что ты тут делаешь? — моим голосом можно было заморозить.

— Тебя жду, — ухмыльнулся он, и стало особенно заметно, что они с Алексеем родственники. Кстати, на мое недовольство он никак не прореагировал, предпочитая замечать только хорошее и не обращать внимания на плохое. Мне эта черта характера импонировала.

— Зачем? — я присела на стул напротив него, скрестив руки на груди.

— Хотел тебя немного поддержать после дядиной промывки мозгов. Он учеников всегда запугивает, потом немного отпускает вожжи. В итоге получает полностью послушного ученика, готового сделать все, что ему прикажут. Обучение после этого максимально эффективно. Он тебе комнату страха уже показывал?

— Подвал? Да, и какой-то амулет, отбирающий магию, — я откинулась на спинку стула и немного расслабилась.

— Даже так? — удивился он. — Видимо дело принимает серьезный оборот.

— А что не так? — озадачилась я.

— А это, Поленька, у него последний аргумент. Применялся амулет, а моей памяти всего несколько раз и каждый раз последствия были самыми страшными. Да ладно, бог с ним.

— Коль, а можно вопрос?

— Давай, — благодушно разрешил он, — а твой дядя, он кто? — и замерла в ожидании ответа.

— Кто? — Николай положил руки под голову, гордо улыбнулся и с удовольствием потянулся. — Большой человек!

— Не поняла? — я поддалась в его сторону.

— Что тут непонятного? — он насмешливо взглянул на меня. — Большой он и есть большой. И в высоту, и в ширину. Косая сажень в плечах, море интеллекта и дальше по списку. А я весь в него, завидный жених и племянник большого человека.

— Извиваешься? — обиделась я и отвернулась от него.

— Ладно, не злись, — он примирительно поднял руки. — Дядь Леша последние четырнадцать лет возглавляет служу безопасности ковена. Великий и ужасный Алексей Митрофанов. У-у-у, — и он изобразил козу из пальцев, направив ее в мою сторону.

— Колька — ты балабол, — я закатила глаза и вздохнула. — Почему он тогда занимается обучением? Неужели у него столько свободного времени?

— Да нет, он берется только за самые тяжелые случаи или самые интересные, — пожал он плечами.

— А почему он первый раз взялся за мое обучение? — удивилась я.

— Твои предки ему предложили такую сумму, что он не смог отказаться.

— Да-а-а, все как всегда, — вздохнула я разочарованно. — Все продается и покупается.

— А ты как хотела? Это жизнь! — и вот что этот юный балбес знает за жизнь?

— Коль, — я решила сменить тему, как-то Алексея для одного утра было слишком много. — А ты сможешь съездить ко мне и привезти вещи? Похоже, выберусь я отсюда не скоро, а ходить в костюмах Марины, даже новых неприятно.

— О, давай, — и столько энтузиазма во взоре, что я опешила. — Заодно ревизию твоего нижнего белья проведу!

— Ты невыносим! — я закатила глаза, а потом резко стала серьезной. — Значит так, спортивный костюм, кроссовки, несколько джинсов, пару кофт, белье, постарайся не очень кружевное, а что попроще.

— Попроще не получится, — он предвкушающее потер руки, — должен же я получить какую-то моральную компенсацию. Так что, белье вберу на свой вкус. Может еще чего и прикуплю для тебя, если согласишься продемонстрировать и провести экспертную оценку путем пальпирования особо выступающих частей тела.

— Да делай что хочешь, — отмахнулась я от него, — но будь любезен, привези мне нормальную одежду и обувь.

— Яволь, мамзель! — этот оболтус тут же вскочил с постели, козырнул и щелкнул воображаемыми шпорами на кроссовках. Через минуту его и след простыл.

Да, ну и… слов нет. В белье он будет рыться! Да пусть роется, сколько хочет, фетишист мелкий. Мне то что? Я уже давно вышла из того возраста, когда переживают по этому поводу. Тем более что красивое белье я любила, покупая себе все более и более завлекательные комплекты. Не важно, что на тебе сверху, но белье должно быть безукоризненным. Тогда и ощущение другое, и осанка, и уверенность в себе. И вообще, шикарное белье это наше все. Полина, кстати, такое мое отношение к жизни поддерживала. Я, проводя в ее квартире ревизию, наткнулась на такой склад соблазнительных, пленительных и совершенных завлекалочек, что даже слюнки потекли от удовольствия. Тут же кинулась все это совершенство примерять, потратив несколько часов и получив настоящий заряд позитива, тем более что на моем новом теле это все смотрелось сногсшибательно.

Да ладно, мне сейчас не до белья, разобраться бы в том, что происходит. Итак, что мы имеем. Полина около года проходила обучение у Алексея, но так инициироваться и не смогла. Что ей мешало? Почему огонь не принял ее? Я тут же вспомнила ласковые языки пламени и чуть не вспыхнула вновь. Тут же в душе что-то заворочалось, отзываясь на мои мысли. Огонь он такой! Такой нежный, страстный, непримиримый и в то же время принимающий тебя такой, какая ты есть. Нужно просто открыть ему душу, впустить его в нее как партнера, единственного любимого, как равного себе. И не требовать от него того, чего не готова требовать от себя. Не подчинять, а сотрудничать и тогда пламя тебе покорится. Может, в этом была основная проблема? Слишком мало данных. А Алексей? Для меня было шоком его появление в моей новой жизни. Как к нему относиться — не знаю. Похоже, что не знаю, что он собой теперь представляет. Вот и подумала. Вот и выводы сделала. А может тут есть какой-то источник информации? Библиотека, например. Если Алексей маг, причем не из последних, то должны быть хоть какие-то книги по магии, по истории ковена.

Я, обуреваемая жаждой знаний, вышла из комнаты и направилась на поиски библиотеки. Нашла ее не сразу. Библиотека располагалась недалеко от кабинета Алексея на первом этаже. Вроде дверка неприметная, а вот за ней… За ней полки и полки книг вдоль стен, стеллажи посреди библиотеки и это богатство от пола до потолка, а потолок высотой метров пять-шесть. Видимо, при строительстве на библиотечное помещение отвели два этажа, об этом говорил и внутренний балкон, расположенный по периметру комнаты как раз на уровне второго этажа. К нему вела витая кованная лестница. И опять книги… книги… книги… И как тут хоть что-то найти? Я решила пройтись вдоль стеллажей, чтобы хоть приблизительно понять систему. На каждом стеллаже была табличка с указанием тематики. Дальше шло алфавитное размещение. Грамотно и удобно. Так, что тут у нас. Точные науки, физика, химия, математика. Стеллаж с художественной литературой, в основном классика. Дальше астрономия, биология, медицина. Причем вот тут встречались книги, судя по ветхости корешков, довольно старые. Дальше геральдика, а за ними история, но это уже не на стеллаж, а на полках на стене. Вот тут я и окопалась, проглядывая все, что попадалось под руку. Вдруг найду что интересное. Соловьев с его историей в двадцати девяти томах, Карамзин и другие авторы. Издания еще прижизненные. Философские трактаты. Нет, это нам не нужно, возвращаемся назад.

Наверно, если бы я так тщательно не осматривала каждую книгу в этом разделе, то ничего бы и не нашла. А так, зацепила корешок одной книги и панель на одной из полок на уровне моего лица отъехала в сторону. А там… История магических родов. Генеалогия. Несколько книг по стихийной магии. Парочка манускриптов. Глаза разбегались, руки тянулись ко всему. Я не знала, за что ухватиться первым. Недолго думая, взяла книгу по генеалогии и опустилась тут же на пол. Неудобно, но не страшно. Об удобствах я сейчас думала в последнюю очередь. Открыла на первой странице. Кирилл Митрофанов, основатель рода. Даты жизни и смерти 805–927 гг., автобиография, наличие детей — Марфа Митрофанова, вышедшая замуж за Никифора Болотного в 891 году и родившая трех сыновей, и Парамон Митрофанов, родившийся в 921 году, незадолго до смерти отца и унаследовавший его силу целиком. Опять его автобиография, год смерти 1056. И его же дети. Это конечно интересно, но не сейчас. Я стала листать книгу. В самом конце огромное генеалогическое древо. Так, изучу потом, если нужно будет. Пролистала страниц на десять назад. Так. Петр Ростиславович Митрофанов. Года жизни 1924, года смерти нет. Значит, еще живой. Ныне здравствующий глава ковена. Сын Алексей Митрофанов, родился в 1965 году, его брат Ростислав Митрофанов 1967 года рождения. У Ростислава жена Милолика, на которой он женился в 1991 году. Сын Николай 1993 года рождения. Это не интересно. Я вернулась к записям об Алексее. Домашнее обучение. В шестнадцать лет сдал не только общеобразовательные дисциплины, но и предметы за первый, и второй курс стихийной школы. В двадцать лет защитил магистерскую работу по не инициируемым (латентным) магам и способам пробуждения силы. Ага. Вот откуда у нас ученики и вот почему родители Полины обратились именно к нему, когда она в положенное время не смогла пробудить свои силы. В 1993 году первый раз женился на Лизавете Коваленко. Развелся весной 1998 года. В том же году с конца июля во время болезни отца временно возглавлял ковен. За месяц успел многое. Основательно прочистил ряды магов, склонных к продаже собственных услуг непосвященным, что поставило магическое сообщество на грань раскрытия. После выздоровления отца был назначен начальником службы безопасности и продолжил чистки. В августе 1998 женился на Марине Могилевской, перспективном пиромаге и единственном хранителе амулета безмолвия, дочери Игната Могилевского, одного из членов ковена. Дальше ничего.

Книга рукописная, видимо заполнялась по мере необходимости членами семьи Митрофановых. И велась еще от царя Гороха. Но не суть. Что же получается. Алексей про болезнь отца не врал. Мы действительно вернулись именно поэтому. И не появлялся он потому, что был занят. А вот женитьба на Марине, как это объяснить? Да еще сразу после того, как его отец занял свое прежнее место. Заставили? Что-то я очень сомневаюсь, что Алексея вообще к чему-то можно принудить. Да и его отношение к Марине, которое я наблюдала за завтраком очень далеко от платонического. Любит ли он ее — вопрос. Но то, что желает до сих пор — это видно невооруженным глазом.

Опять душу накрыло раздражением, провоцируя очередной приступ. Еле смогла сдержаться, хорошо понимая, что если сейчас не удержу огонь, то получить хоть какую-то внятную информацию я смогу ой как не скоро.

— Шпионим? — у меня над ухом раздался ехидный голос Марины.

— Ага, — только и сказала я, судорожно поднимаясь и поправляя съехавшую до самого интересного места юбку.

— Хорошо хоть призналась, — она недобро осмотрела на меня с ног до головы, собрала разложенные на полу книги и положила их на место. — Нужно будет сказать Лешке, чтобы убрал их, наконец, отсюда. А то лазят тут всякие. — Прозвучало это немного ворчливо. — Значит так, милочка, — она брезгливо взяла пальчиками лацкан моего костюма и притянула меня к себе. — Предупреждаю один раз, если не внемлешь — пеняй на себя. Не стоит так засматриваться на моего мужа. Это моя территория. А за свое я порву. Ты думаешь, я не знаю, как ты прошлый раз шлялась в его спальню в мое отсутствие? Слава богу, он мужик умный и на несовершеннолетних не бросается. Мне твоя многолетняя влюбленность в него побоку. Это мое! Моя территория, мой мужик, мой дом. А тот, кто покушается на мое — долго не живет! — она отпустила лацкан пиджака и брезгливо отряхнула руки. — А костюм после тебя я сожгу.

И развернувшись, походкой победительницы плавно продефилировала в сторону выхода.

— Стерва! — мне осталось только судорожно глотать воздух и гневно сжимать кулаки.

Я всю жизнь терпеть не могла подобных дамочек. Слишком много насмотрелась на последствия их бездумного поведения, приведшего к разводам. Я не скажу, что и мужья там были ангелами. Отнюдь. Но эти гламурные штучки — это что-то запредельное. Как правило, их мало интересует что-то помимо их самих. Нарциссизм возведенный в абсолют — вот их жизненное кредо. Красота тела должна быть совершенной. Для сохранения ее первозданном виде тратятся сумасшедшие деньги и все возможное время. О красоте души даже речи не идет. При этом не могу сказать, что они дуры. Ничего подобного, в большей части это довольно умные женщины, либо достаточно сообразительные, чтобы понять что красота — это такой же товар, требующий постоянного ухода и хорошей рекламы. Отсюда и посещение всевозможных тусовок, чтобы показать товар лицом. Ну, а когда сделка купли-продажи, тобишь брак заключен, начинается вторая стадия Марлезонского балета — удержание статус-кво, начиная с рождения ненужного ребенка, заканчивая отслеживанием перемещений благоверного. Вдруг его на сторону понесет. Хуже всего в этой ситуации приходится не в чем неповинным детям, сбагренным на руки бесчисленных нянь чуть ли не с рождения. Я понимаю, когда молодая мать работает, строит карьеру, реализует себя как личность. Но когда няня нанимается для того, чтобы мадама могла посещать салоны…

В быту эти «милые создания» через какое-то время после удачной окольцовки ценного самца превращаются в сущих мегер, изводя непомерными требованиями родных и близких. Опять же, оговорюсь, не все, но большая часть. Хлебнув такого брака тот самый альфа-самец, а скорее кошелек на ножках, начинает с интересом поглядывать на лево, а через какое-то время принимает судьбоносное решение о разводе. И вот тут начинается третий акт Марлезонского балета — собственно развод. В ход идет все от шантажа ребенком до угроз лишения бизнеса потому как она слишком много знает. А у нас в стране честно работать невозможно. В течение нескольких месяцев останешься бес штанов. Вот и приходится все тем же альфа-самцам откупаться от бывших половин, чтобы только они рот не открывали.

Но самое гадкое начинается потом, когда с такой мамашей остается ненужный ей ребенок, а она уже вышла на тропу войны в поисках нового денежного мешка.

Далеко не всегда ситуация развивается именно по такому сценарию. Бывают и семьи, где муж с женой живут если не счастливо, то вполне нормально. Она тратит его деньги, он их зарабатывает, демонстрируя супругу на светских раутах как еще одно ценное приобретение. Но все равно подобные взаимоотношения у меня всегда вызвали стойкую изжогу, хотя я всегда считала себя толерантным человеком. Живите себе, как хотите, хоть на голове стойте, если это не наносит вред окружающим. Но здесь были пострадавшие. Как вы думаете, что может вырасти у таких родителей? Ребенку нужно уделять время, его нужно любить и никакая няня или гувернантка не заменят малышу отца и мать, откупающихся очередным подарком. У них иногда вырастают нормальные дети скорее не благодаря, а вопреки.

То, что я описала выше, в природе встречается не так часто, но уж если вам «посчастливилось» встретить такой экземпляр — старайтесь держаться от нее как можно дальше. И наблюдать такую же стерву рядом с Алексеем было больно.

Марина влетела в кабинет Алексея, швырнув на стол книги из тайника.

— Найди им, наконец, нормальное место, — она раздраженно упала в кресло, положив ногу на ногу, и сдула со лба выбившийся локон.

— Что на сей раз? — терпению Алексея можно было позавидовать, ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Эта твоя… — Марина неопределенно махнула в воздухе рукой, — влезла без спросу в библиотеку и рылась в тайнике!

— И что? — не понял Алексей.

— То есть как?

— Что такого случилось? Ну, полистала девочка книги. И что? — Алексей откинулся на спинку кресла.

— Сегодня она полистала родовые гримуары, завтра личные документы, а что будет послезавтра? — шипела Марина.

— О чем ты говоришь? — Алексей, хорошо понимая, что сейчас последует, даже на мгновение прикрыл глаза. Голова с утра нещадно болела. Еще и Полина свалилась как снег на голову. Оставить ее саму разгребать заварившуюся кашу было мало того, что подло так еще и смерти подобно. Молодой маг, не умеющий контролировать свою силу, мог натворить такого, за что потом придется отдуваться не только управлению безопасности, ликвидируя последствия, но и самому ковену, над которым нависнет угроза разоблачения. Да и потом, было в этой истории с потерей памяти что-то странное, что-то, в чем следовало разобраться. А делать это на расстоянии не с руки. Только возникала одна проблема — как они уживутся с Мариной. Чьими-то чувствами придется пожертвовать и он, кажется, догадывался чьими.

— То самое! Или ты думаешь, я не знаю, чем вы занимались, когда она у нас вроде как училась? — Марина скривилась от раздражения. — Что на свежее мясцо потянуло?

— Запомни раз и навсегда! — голос Алексея замораживал. — Полина всегда была только моей ученицей. Так будет и впредь. И я не собираюсь оставлять ее без помощи в такой ситуации, как бы тебе этого не хотелось.

— Я надеюсь, это действительно так, — было видно, что Марина порядком струхнула, но при этом старалась держать марку. — И ты не потащишь эту… в нашу постель.

— Можешь не сомневаться. А теперь, с твоего позволения, мне нужно еще поработать.

Алексей уткнулся в бумаги, демонстрируя, что разговор окончен. Марине не оставалось ничего другого, как развернуться и уйти.