Брат мужа

8

Участкового зовут Виктор Сергеевич Метлинов, хотя он настойчиво просит звать его просто Виктором. Мне это кажется неловким и неправильным, как и вся ситуация в целом.

Виктор Сергеевич сидит в нашей с Севой маленькой кухне, пьет чай и принесенный с собой коньяк, говорит про свою работу, про то, как тяжело и одиноко, и как иногда хочется простого человечекского тепла.

А я слушаю его и заторможенно размышляю, кажется ли мне в происходящем определенный личный контекст, или не кажется… И, если не кажется, то каким образом я умудрилась дать понять этому мужчине, что заинтересована в нем. Именно, как в мужчине? И, самое главное, когда? Когда согласилась на помощь в ремонте карниза? Когда рассказала о своих проблемах? Расплакалась у него на груди?

Что вообще происходит?

И что мне делать теперь?

Я вернулась с работы, подходила к дому и увидела его, ожидающего у подъезда. Виктор Сергеевич поздоровался и безапелляционно напросился в гости. Возможности отказать у меня не было. Да и как-то не думалось даже о том, что он может прийти не по рабочему вопросу.

А вот теперь вижу, что может…

Виктор Сергеевич пьет коньяк, хотя до конца рабочего дня еще далеко, только обед, осматривается вполне по-хозяйски, и этот взгляд настораживает. Я изо всех сил гоню мысли о том, что у него могут быть определенные намерения, пытаюсь оправдать поведение участкового ответственным отношением к работе, а свои домыслы – собственной нервозностью и полным фаршем в голове.

Но с каждой минутой как-то все тревожней и тревожней становится.

– У тебя покосился шкаф, – Виктор Сергеевич отставляет в сторону пустую рюмку и показывает на навесной шкафчик, – давай, починю.

Мы на «ты» уже?

– Спасибо… вам, – после паузы четко отвечаю я, желая пресечь все попытки перейти на более близкий уровень общения, – не нужно. Я сама.

– Да видел я, как ты сама, – усмехается Виктор Сергеевич, не принимая моей попытки вернуть обратно наш деловой тон, – неси молоток.

– Спасибо, – снова повторяю я, не двигаясь с места, – но не нужно.

Виктор Сергеевич встает из-за стола и делает шаг ко мне, застывшей у мойки.

Кухня мгновенно становится еще меньше, я цепляюсь пальцами в столешницу за своей спиной, поднимаю подбородок, остро ощущая свой небольшой рост и нашу разницу в габаритах.

Он – крупный мужчина… Перебарываю нахлынувший страх, сжимаю губы, стараясь не показывать, насколько испугана. Он – участковый. При исполнении. Он не может вот так… Легко. Не может же?

– Ты чего напряглась-то, Алина? – Виктор Сергеевич останавливается напротив, чуть ли не прижимает меня к столешнице, смотрит сверху вниз. И взгляд у него такой, что сразу отчетливо понимаю: не напридумывала я себе ничего. И не мое это больное воображение, а реальность. Он… Он не по работе пришел. Совсем не по работе. – Испугалась? – Продолжает он, ставит ладонь рядом с моим бедром на край мойки, – не бойся. Красивая такая.

– Я… – Я начинаю говорить только потому, что это необходимо. Что надо как-то останавливать происходящее. – Я не понимаю. И вы… Меня пугаете. Я думала, что вы по работе пришли… Что-то про угрозы выяснили…

– Выясню, – кивает Виктор Сергеевич, не сводя с меня взгляда, – обязательно выясню… И все решу. Но и ты… Будь помягче. Подружелюбней.

– Не понимаю… вас… – с трудом выдавливаю я, отклоняясь все дальше, потому что Виктор Сергеевич кажется еще ближе, и ситуация окончательно перестает быть безопасной. Если до этого я могла хотя бы пытаться делать вид, что ничего особенного не происходит, подумаешь, участковый пришел… С коньяком… То теперь уже надо предпринимать решительные действия.

В конце концов, это неправильно и мерзко!

Сева лежит в соседней комнате!

А этот…

– Все ты понимаешь… – говорит Виктор Сергеевич.

Понимаю. И нет. Не хочу.

– Нет.

Смотрю в чуть прищуренные глаза, вкладывая в свой взгляд и голос максимум холода и решительности.

Виктор Сергеевич останавливается. Пальцы его, уже устремившиеся к моему лицу, замирают, а глаза еще больше сужаются.

– Нет? – сжимает он губы.

– Нет.

Тишина, которая наступает вслед за этим, оглушает.

Словно через толщу воды, доносятся фоном привычные звуки: капает вода из-под крана в ванной, кричат мультяшные герои в соседней комнате, где лежит и смотрит мультики Сева. Лежит и смотрит, пока меня тут у мойки…

Бессмысленность и запредельная пошлость ситуации зашкаливает, и мне становится так гадко, что того и гляди стошнит.

Если он коснется, то меня стошнит.

К счастью, Виктор Сергеевич больше не делает попытки дотронуться.

Он тяжело смотрит на меня, ноздри толстого носа чуть раздуваются, губы сжимаются в тонкую линию.

– Ну смотри… – после долгой, мертвой паузы говорит он, – не пожалей…

Я молчу, замерев, боясь двинуться и тем самым спровоцировать… Что-то. Страшное что-то.

Теперь мне совсем не кажется безопасным этот человек, несмотря на его должность, которая призвана вызывать доверие.

Я понимаю, что мы наедине, что Сева – не защитник мне, и захоти Виктор что-то сделать… Я не смогу оказать сопротивление.

Я нигде не в безопасности! Даже дома! Даже рядом с мужем!

И ничего не могу!

Противостоять никому не смогу!

Остается только ждать и надеяться, что этот мужчина уйдет.

Виктор Сергеевич, еще чуть-чуть подождав, разворачивается и идет в сторону выхода.

На пороге кухни, откуда видно комнату с лежащим на кровати Севой, участковый поворачивается и говорит тихо:

– Коллекторы не будут такими вежливыми, учти.

В тоне его – отчетливая уроза, от которой сердце заходится бешеным стуком. Хочется заорать от шока и страха, но я лишь сильнее цепляюсь в столешницу побелевшими пальцами и смотрю в глаза участковому.

Уходи. Уходи же!

Моя безмолвная мольба услышана, Виктор уходит, напоследок основательно грохнув дверью.

И в то же самое мгновение я буквально падаю на пол, потому что ноги перестают держать.

Случившееся пока что не укладывается в голове, настолько оно нереально. Я, за время замужества, привыкла к тому, что у меня есть Сева, а я – есть у него. И никто другой не интересен.

Я никогда даже не думала о том, что могу привлечь какого-то постороннего мужчину, никогда ничего для этого не делала! Совершенно отвыкла от чужого досужего внимания.

И теперь чувствую невероятную растерянность и испуг.

А еще неверие.

Он что, в самом деле сейчас приставал? Предлагал мне секс? Зная, что я замужем, что у меня муж болеет! За стеной лежит!

Это кем надо быть, что такое делать? Это как надо сойти с ума?

Или я сошла с ума и ничего не понимаю?

И его слова про коллекторов…

Если он так сказал, значит, обращаться за помощью, если вдруг они опять придут и будут угрожать, бесполезно?

Или он предлагал свою помощь в разрешении ситуации? За… Секс?

Кое-как поднимаюсь, сажусь на стул, пытаюсь налить себе воды. Руки отчетливо подрагивают. Так и до психоза недалеко.

Вода немного придает сил, я встаю и иду в комнату, к Севе, до сих пор, безотчетно, пытаясь найти у него защиту и спокойствие.

– Сева… – сажусь рядом с ним, на кровать, глажу по груди, щекам. Чувствую, как глазам становится больно и горячо. Слезы опять. – Сева… Посмотри на меня… Пожалуйста…

Муж неотрывно, не моргая даже, глядит в экран, на мелькающие цветные картинки. И мне становится больно в груди. Так больно, что не могу сдержать себя, цепляюсь за его майку, трясу, сглатывая слезы:

– Сева! Сева! Ну очнись! Мне плохо, Сева! Мне так плохо!

Но Сева лишь чуть-чуть вытягивает шею в сторону, потому что я перекрываю ему экран. Мешаю.

Он не слышит ничего, не замечает моих слез, моего отчаяния.

И я перестаю плакать, вытираю слезы, смотрю в его пустое лицо. Где-то там, за этой пустотой, мой любимый.

Я верю, что он там есть, и просто никак не может пробиться ко мне.

И очень надеюсь, что, когда у него получится, я сама еще буду в состоянии нормально воспринимать реальность. Что выживу в этом ожидании.

Внезапный грохот из прихожей выводит из ступора.

Поднимаюсь, иду на звук.

Пару секунд изучаю отлетевшую доску карниза. Ту самую, что вчера приколачивал участковый.

Надо же.

Так ненадежно.

А казалось прибитым на совесть…