Бриджит Джонс: на грани безумия

Воскресенье, 2 марта

5.00. У-у-у. Вспомнила, что вчера случилось.

5.03. Зачем я так поступила? Зачем? Зачем? Не могу ни снова уснуть, ни встать.

5.30. Как быстро бежит время, когда у тебя похмелье, – прямо мистика. Это потому, что мыслей в голове крайне мало. Когда человек тонет, все наоборот: жизнь проносится перед глазами и один миг длится целую вечность, потому что мыслей очень много.

6.00. Ну вот, полчаса так и пролетело, потому что мыслей у меня совсем не было. Уф. Голова очень болит. О господи. Надеюсь, меня вчера не стошнило на пальто.

7.00. Вот незадача: нигде не пишут, что случится, если в день выпить не две порции алкоголя, а больше, – точнее, если выпить за один вечер недельную норму. Может, лицо станет багровым и нос шишковатым, как у гнома? Или превратишься в алкоголика? Но в таком случае все, кто был на вечеринке, куда мы пошли-таки вчера вечером, стали алкоголиками. А те, кто не пил, наверно, уже и так алкоголики. Хм.

7.30. А если я беременна и употреблением спиртного нанесла вред ребенку? Нет, беременной я быть не могу, у меня только что закончились месячные, и с Марком никогда больше секса не будет. Никогда. Никогда.

8.00. Самое ужасное – сидеть одной посреди ночи и не иметь возможности ни с кем поговорить или хотя бы спросить, насколько сильно я вчера напилась. В памяти всплывает, что я вчера говорила, фразочки одна другой кошмарнее. О боже. Вспомнила, что по дороге домой дала нищему пятьдесят пенсов, а он мне в ответ вместо «спасибо» сказал: «Да ты пьяная в стельку».

И еще вдруг вспомнилось, как мама в детстве говорила мне: «Нет ничего хуже пьяной женщины». Я опустившаяся, пропащая женщина. Надо пойти еще поспать.

10.15. Чувствую себя получше. Наверно, похмелье кончилось. Открою-ка занавески. А-а-а-а-а-а-а-а! Как может солнце так ярко светить утром?

10.30. Прямо сейчас скачу в спортзал. Больше никогда не буду пить. Так что самое время сесть на скарсдейлскую диету. Вывод: случившееся вчера пошло мне на пользу, потому что дало толчок к началу новой жизни. Оч. хор. Ура! Все станут говорить… Ой, телефон.

11.15. Это оказалась Шерон.

– Бридж, я вчера очень страшно напилась?

Я вообще не могла вспомнить, видела ли на вечеринке Шерон.

– Нет, не волнуйся, не страшно, – ответила я, чтобы ее подбодрить. Уверена, если бы она по-настоящему страшно напилась, я бы вспомнила. Я собрала все свое мужество и спросила: – А я?

Повисло молчание.

– Нет, ты была просто милашка.

Ну вот, все прояснилось: просто похмельная паранойя. Ой, телефон. Это он!!!

Звонила мама.

– Бриджит, почему это ты еще дома? Ты же через час должна быть у нас. Папа уже готовит десерт!

11.30. Черт, вот черт. Она же в пятницу пригласила меня к ним на обед, и спорить с ней сил не было. А потом я слишком сильно напилась, чтобы напрочь про это не забыть. Никак нельзя снова не приехать. Или можно? Так. Надо сохранять спокойствие и поесть фруктов, потому что благодаря энзимам из организма выводятся токсины. Попробую съесть чуть-чуть, надеюсь, меня не вырвет. А потом позвоню маме – когда нерешительность меня покинет.

Аргументы в пользу поездки

Удастся проверить, не вызовет ли обращение с Веллингтоном претензий со стороны Комитета по расовому равенству.

Представится случай поговорить с папой.

Проявлю себя как хорошая дочь.

Не придется сражаться с мамой.

Аргументы против поездки

Подвергнусь пытке в виде разговоров про происшествие с Марком и Ребеккой.

Меня может стошнить на стол.

Снова телефон. Надеюсь, это не мама.

– Ну, как голова себя чувствует?

Слава богу, это Том.

– Отлично, – весело прощебетала я, слегка краснея. – А что?

– Да ты вчера здорово набралась.

– А Шерон утверждает, что ничего особенного…

– Бриджит, – прервал меня Том. – Шерон на вечеринке не было, она пошла в бар с Саймоном и, насколько я могу судить, дошла там примерно до такого же состояния, в каком вчера была ты.

Понедельник, 3 марта

59,5 кг (кошмарные последствия воскресного обеда у родителей не заставили себя долго ждать), сигареты:

17 (ЧП), кол-во событий за обедом, позволяющих предположить, что в мире есть место здравому смыслу: 0.

8.00. Похмелье наконец начинает рассеиваться. Не передать словами, какое это счастье – снова быть дома, где я полноценная самостоятельная личность, а не пешка в чужой игре. Вчера я все-таки решила, что от обеда у мамы не отделаться. Всю дорогу к Графтон-Андервуд боролась с приступами тошноты. Деревня являла собой до неправдоподобного идиллическую картинку: нарциссы, теплицы, уточки и т. д. Все стригут кустики у себя в садах. Можно подумать, жизнь – легкая, приятная штука, все хорошо и спокойно, никаких тебе катастроф и кошмаров и на свете существует Господь Бог.

– Привет, доченька! Акуна матата! Я только что из магазина, – прокричала мама, проталкивая меня на кухню. – Представляешь, горох кончился! Так, надо автоответчик прослушать.

Подавив очередной приступ тошноты, я села на стул. Из автоответчика посыпались сообщения, а мама носилась вокруг меня, один за другим включая разные кухонные приборы. И без того больная голова чуть не взорвалась от их треска и визга.

– Пэм! – неслось из автоответчика. – Это Пенни. Помнишь того мужчину, что живет у автомастерской? Он покончил с собой – его доконал шум стрельбы по глиняным птицам. В газете написали. Ой, и еще хотела спросить: можно Мерл оставит у тебя в морозилке пару кило мяса – пока у них с газом вопрос решается?

– Здравствуй, Пэм! Это Марго! Огромная просьба! На совершеннолетие Элисон хочу испечь швейцарский рулет, нет ли у тебя для него формы?

Я совершенно обалдела: какие разные миры открываются, если прокрутить пленки автоответчиков у разных людей! Прекрасная идея для выставки в какой-нибудь галерее современного искусства! Мама похлопала дверцами шкафчиков, а потом подсела к телефону.

– Марго? Пэм. У меня есть круглая форма для бисквита, тебя устроит? Ну тогда почему бы тебе не взять обычную форму для йоркширского пудинга, только дно бумагой выстелешь?

– Привет, привет! Там-ти-та-там! – На кухню пришлепал папа. – Никто не знает, какой почтовый индекс в Бартон-Сигрейв? Никак не могу вспомнить. А, Бриджит, добро пожаловать на передовую! На кухне Третья мировая, в саду партизаны.

– Колин, ты не выльешь масло из сковороды? – проговорила мама. – Джеффри сказал, когда десять раз доведешь до высокой температуры, надо вылить. Кстати, Бриджит, я купила тебе присыпку.

Она вручила мне сиреневую банку с золотистой крышкой.

– Э-э, зачем? – Я с опаской взяла в руки банку.

– Как зачем? Для свежести и приятного самоощущения!

Р-р-р. Р-р-р-р. Ход ее мыслей был яснее ясного. Марк ушел от меня к Ребекке потому…

– От меня что, пахнет? – спросила я.

– Нет, доченька. – Она запнулась на мгновение. – Но ведь свежесть и приятное самоощущение – это всегда хорошо!

– День добрый, Бриджит! – Словно из ниоткуда в кухне появилась Юна с тарелкой вареных яиц в руках. – Пэм! Совершенно забыла: Билл пытается добиться от местного совета, чтобы его подъездную дорожку переделали, они ее не оборудовали водостоком, и теперь там рытвины. Поэтому Эйлин просит тебя сказать, что у тебя по дорожке стекала вода, пока тебе сливной трап не поставили.

Какая-то тарабарщина. Бред. Будто я больная, лежащая в коме, и все вокруг считают, что я ничего не слышу.

– Колин, ну как там фарш? Они с минуты на минуту придут.

– Кто придет? – с подозрением спросила я.

– Супруги Дарси. Юна, полей яйца соусом и посыпь паприкой, хорошо?

– Дарси? Родители Марка? Сюда? Зачем?

В этот самый момент послышались трели дверного звонка.

– Мы старейшины племени, – подмигнула мне мама, снимая фартук. – А ну, все оживились!

– А где Веллингтон? – спросила я ее.

– Он в саду, упражняется с футбольным мячом. Ему не нравятся наши посиделки, не любит болтать о пустяках.

Мама с Юной устремились прочь, а папа похлопал меня по руке:

– Вперед в атаку.

Я прошла за ним в гостиную, размышляя про себя, хватит ли у меня физических сил сбежать отсюда прочь. Пришла к выводу, что не хватит. Родители Марка и Юна с Джеффри стояли кружком с бокалами шерри в руках.

– Ну, красавица, – сказал папа, – давай я и тебе налью.

– Вы знакомы? – обратился он к Элейн. – Милая моя, вы меня простите, я вас тридцать лет знаю, но совершенно забыл ваше имя.

– Как ваш сын поживает? – встряла Юна, решив сразу перейти к делу.

– Сын? Он скоро женится! – пророкотал адмирал Дарси с радостной улыбкой.

В глазах у меня потемнело. Женится?

– Женится? – эхом повторил папа и взял меня за руку.

Я пыталась прийти в себя.

– Да-да, – оживленно продолжал адмирал. – За этими молодыми нынче не поспеешь: сегодня они женаты, завтра уже разведены, послезавтра снова женаты. Правда, моя дорогая? – зарокотал он, похлопав маму Марка по заднице.

– Думаю, Юна спрашивала о Марке, а не о Питере, милый, – сказала та, бросив в мою сторону понимающий взгляд. – Питер – наш второй сын, живет в Гонконге. В июне он женится. Мужчины, почему никто Бриджит бокал не наполнит? Только болтать и умеют, правда? – Она с сочувствием мне кивнула.

Кто-нибудь, помогите, заберите меня отсюда, думала я. Когда же кончится эта пытка? Я хочу, как все нормальные люди, лежать дома на полу головой к унитазу.

– Закурить не хочешь? – спросила Элейн, доставая портсигар с сигаретами «Собрание» черного цвета. – Палочки смерти, конечно, но мне шестьдесят пять и я пока жива.

– Ну, все за стол! – скомандовала мама, появляясь в гостиной с блюдом мяса. – Уф-уф-уф. – Она театрально закашляла и замахала в воздухе руками, разгоняя дым, после чего холодно произнесла: – За столом не курим, Элейн.

Я прошла за ней в столовую, за окном играл с мячом Веллингтон. Он был одет в спортивную майку и синие шорты и с поразительным мастерством без устали чеканил мяч.

– Молодец, парень, так держать! – крикнул Джеффри, выглянув из окна.

Мы сели за стол, смущенно поглядывая друг на друга. Все это походило на предсвадебную встречу молодых и родителей с обеих сторон. Только вот жених на днях сбежал от невесты к другой женщине.

– Ну! – произнесла мама. – Элейн, лосося?

– Благодарю, – ответила Элейн.

– Мы недавно ходили на «Мисс Сайгон», – начала мама с жизнерадостностью, от которой я похолодела.

– Ой! Мюзиклы. Терпеть их не могу. Сплошные гомосексуалисты, – пробормотал адмирал Дарси, глядя, как Элейн кладет ему на тарелку кусок лосося.

– А нам понравилось! – не уступала инициативу мама. – Ну так вот…

Я с несчастным видом глянула в окно и увидела, что Веллингтон смотрит прямо на меня. «Помогите», – одними губами проговорила я. Он кивком указал мне в сторону кухни и исчез.

– Встанут на сцене расставив ноги и песни орут, – рокотал адмирал.

Вот родная душа.

– Извините меня. – Я поднялась из-за стола и выскользнула из комнаты, не обращая внимания на исполненный ярости мамин взгляд.

Метнулась на кухню и обнаружила, что Веллингтон уже там. Я тяжело прислонилась к холодильнику. Он пристально посмотрел на меня:

– Что такое? Что не так?

– Она решила стать старейшиной племени, – шепотом проговорила я. – Наседает на родителей Марка. Вы помните, кто такой Марк, вы его видели…

Он кивнул:

– Я все об этом знаю.

– Чего она от вас наслушалась? Она устраивает совет, на котором хочет разобрать поведение Марка, можно подумать, что…

Тут распахнулась кухонная дверь.

– Бриджит! Что ты здесь делаешь? – Увидев Веллингтона, мама замерла.

– Памела, – пришел мне на помощь Веллингтон. – Что у вас там происходит?

– Э-э, после того, что вы мне рассказали, я решила, что мы, взрослые, можем… можем вместе решить один вопрос! – ответила она, снова обретя уверенность в себе и сумев даже изобразить подобие широкой улыбки.

– Вы пытаетесь перенести на свою почву культуру нашего племени? – напирал Веллингтон.

– Э-э… я…

– Памела. Ваша культура развивалась в течение многих веков. Не стоит позволять внешним влияниям отравлять и ослаблять ее. Мы же с вами как-то беседовали о том, что путешествия по свету дают человеку право наблюдать и сравнивать, а не пытаться что-то менять.

Я не могла не задаться вопросом, почему, в таком случае, у Веллингтона на поясе висит новенький аудиоплеер, но, главное, мама с видом кающейся грешницы закивала головой. Никогда в жизни не видела, чтобы кто-нибудь с такой легкостью подчинял ее своей воле.

– А теперь возвращайтесь к гостям и предоставьте сердечные дела Бриджит ей самой, ибо такова давняя традиция вашего племени.

– Думаю, вы правы, – смирилась она и поправила прическу.

– Приятного вам обеда, – проговорил Веллингтон и незаметно мне подмигнул.

Вернувшись в столовую, я обнаружила, что мама Марка уже взяла ход сражения под свой контроль.

– Для меня вообще загадка, как в наше время кто-то умудряется жениться или выйти замуж, – говорила она. – Если бы я не вышла замуж в столь молодом возрасте, я бы вообще никогда этого не сделала.

– Как я вас понимаю, – пожалуй, слишком уж энергично поддержал ее папа.

– А я не могу понять, – принялся за свое дядя Джеффри, – как может женщина дожить до возраста Бриджит и не обзавестись ухажером. Улетают один за другим! Кто в Нью-Йорк, кто в космос. Тю-тю-у-у!

«Хватит, прекратите!» – хотелось закричать мне.

– Молодым людям сейчас нелегко, – снова заговорила Элейн, пристально глядя на меня. – В восемнадцать лет нетрудно пожениться. Но, когда характер уже сформировался, смириться с недостатками мужчины просто невозможно. О присутствующих я, конечно, не говорю.

– Уж надеюсь, – весело засмеялся отец Марка, похлопав ее по руке. – А то мне придется променять тебя на парочку-другую тридцатилетних женщин! Почему все радости должны доставаться моему сыну?

Он галантно кивнул в мою сторону. Сердце у меня опять екнуло. Он что, считает, будто мы с Марком все еще вместе? Или знает про Ребекку и намекает, что Марк встречается с нами обеими?

К счастью, разговор снова перешел на мюзиклы, коснулся футбольных талантов Веллингтона, затем перекинулся на гольф и поездку Джеффри и папы в Скарборо, цветочные бордюры, подъездную дорожку Билла, а потом выяснилось, что уже без четверти четыре и кошмар закончился.

Уходя, Элейн вложила мне в руку пару сигарет – «Думаю, они тебе не помешают, когда назад поедешь; очень надеюсь, мы снова встретимся», – весьма приятное проявление заботы, но моих проблем не решает. Я ведь хочу иметь роман с Марком, а не с его родителями.

– Так, доченька, – сказала мама, вылетая из кухни с пластиковым контейнером в руках. – Где твоя сумка?

– Мама, – сквозь зубы проговорила я, – не надо мне класть с собой еду.

– С тобой все в порядке, доченька?

– Насколько это возможно, учитывая обстоятельства, – буркнула в ответ я.

Она меня обняла. Это было приятно и очень меня поразило.

– Я понимаю, как тебе трудно, – сказала она. – Но ты на глупости Марка внимания не обращай. Для тебя все только к лучшему обернется. Вот увидишь.

Только я обрадовалась, что мама проявляет столь нехарактерные для нее материнские качества, как она воскликнула:

– Акуна матата! Ни о чем не волнуйся! Радуйся жизни! Ну что, возьмешь с собой супчику? А печенья? Дай-ка я подойду к тому ящику. О, смотри-ка, у меня еще остались пара кусков вырезки!

Почему она считает, что еда важнее любви? Если бы я еще минуту провела на кухне, меня бы вырвало. Честное слово.

– Где папа?

– Наверно, в сарае.

– Что?

– У себя в сарае. Он там часами сидит, а когда выходит, от него слегка попахивает…

– Чем?

– Ничем, доченька. Если хочешь, иди к нему и попрощайся.

Выйдя из дома, я увидела на скамейке Веллингтона, читающего «Санди телеграф».

– Спасибо вам, – поблагодарила я его.

– Не за что, – улыбнулся он и добавил: – Она хорошая женщина. Умная, добросердечная и очень энергичная, может даже…

– Порой куда энергичнее, чем следует?

– Да, – со смехом подтвердил он.

О господи. Надеюсь, он имел в виду жизненную энергию в самом общем смысле.

Когда я подошла к сараю, из него вышел папа. Лицо у него было красное, и выглядел он подозрительно. Из сарая доносилось пение Ната Кинга Коула.

– Ну что, назад в столичный дым и шум? – невнятно проговорил он, слегка покачнувшись и упершись рукой в стену сарая. – Смотрю, ты не лучшем настроении, красавица?

Я кивнула.

– Ты тоже?

Он обхватил меня руками и крепко обнял, как делал, когда я была маленькая. Как хорошо. Мой папа.

– Как тебе удалось так долго прожить с мамой? – шепотом спросила его я, недоумевая, что это за сладковатый запах от него идет. Виски?

– Н-не т-так уж это и сложно, – сказал он, снова опираясь на сарай. И наклонил голову, прислушиваясь к доносящемуся из сарая пению.

– Любить самому, быть любимым в ответ, – вполголоса стал подпевать он, – важнее науки в твоей жизни нет. Надеюсь, она по-прежнему любит меня, а не партизана.

Потом он наклонился и поцеловал меня.

Среда, 5 марта

58 кг (хор.), алкоголь: 0 (отлично), сигареты: 5 (достойное, здоровое кол-во), шпионаж за домом Марка Дарси: 2 рейда, кол-во просмотров телефонной книги, чтобы найти номер Марка Дарси и убедиться, что Марк Дарси еще существует: 18 (хор.), звонки в «1471»: 12 (ужелучше), кол-во телефонных звонков от Марка Дарси: 0 (трагедия).

8.30. Дома. Как мне плохо. Не могу без Марка. От него не было вестей ни в воскресенье, ни в понедельник, а вчера, когда пришла домой с работы, обнаружила от него сообщение о том, что он на несколько недель уезжает в Нью-Йорк. «Так что теперь действительно до свидания».

Изо всех сил стараюсь не падать духом. Заметила, что, если, как только проснусь, до первого приступа душевной боли успеваю включить программу «Сегодня» на радио – даже если политики там выступают так, словно играют в игру, в которой нельзя говорить ни да ни нет и отвечать на вопросы, – мне удается не увязнуть в трясине навязчивых мыслей и избежать воображаемых разговоров с Марком Дарси, от которых лишь усиливается моя тоска и нежелание вылезать из кровати.

Надо признать, Гордон Браун сегодня в программе оказался на высоте: долго разглагольствовал о европейской валюте, умудрившись ни разу не сбиться, не остановиться и при этом ничего не сказать. Говорил быстро и спокойно, а ведущий все орал: «Да или нет? Да или нет?» В общем… думаю, могло быть и хуже.

Интересно, европейская и единая валюта – это одно и то же? В каком-то смысле я, пожалуй, выступаю «за». Вероятно, у нас появятся другие монеты, очень прикольные и европейские. И тогда, может, отменят медяки, уж очень они тяжелые, а еще пятипенсовые и двадцатипенсовые монетки, от которых никакого удовольствия, потому что они страшно маленькие и впечатления не производят. Хм. А вот монеты в один фунт надо бы оставить, они классные. И здорово найти иногда в отделении для мелочи аж восемь фунтов, когда уже было решила, что все деньги кончились. Но, если деньги станут другими, придется менять все игровые автоматы и… А-а-а-а! Звонок в дверь. Может, Марк заехал попрощаться.

За дверью оказался проклятый Гари. С трудом удалось из него выудить, что он хочет сообщить: расширение квартиры обойдется мне «всего» в семь тысяч фунтов.

– И где я добуду семь тысяч фунтов?

– Можете взять еще один ипотечный кредит, – невозмутимо заявил он. – Всего-то лишнюю сотню в месяц придется платить.

К счастью, до него дошло наконец, что я опаздываю на работу, и я его вытурила. Семь тысяч. Слов нет.

19.00. Снова дома. Наверно, это все же ненормально: относиться к автоответчику, как к обожаемому мужчине. Бежать домой с работы и ждать, в каком он будет настроении, сообщит ли миганием огонька, что любит меня. Или придется столкнуться с холодностью и отчужденностью, как вот сейчас, например? Уже сорок второй день подряд от Марка нет сообщений, так мало того: вообще ни от кого сообщений нет! Может, сесть почитать «Неизведанный путь»?

19.06. Ну да, конечно же, любовь – это не просто так. Над ней надо работать. В чем же моя недоработка?

19.08. Я уверенная в себе, состоявшаяся женщина, умеющая справляться с трудностями. Мое чувство самоуважения не зависит от внешних обстоятельств, а рождается… рождается… у меня изнутри? Это явно не так.

19.09. Ладно. Хорошо, что я не страдаю по Марку Дарси. Начинаю отстраняться.

19.15. Господи, телефон! Может, это Марк Дарси!

– Бриджит, как ты похудела!

Том.

– Как ты поживаешь, малышка моя?

– Дерьмово, – ответила я, вынимая изо рта резинку «Никоретте» и начиная лепить из нее какую-то фигурку. – Оно и понятно.

– Ну хватит, Бриджит! Подумаешь, мужчины! Идут по десятку за один пенни! Как карьера журналиста-интервьюера?

– Я позвонила агенту Колина Ферта и достала все материалы. Мне казалось, он согласится на интервью, ведь скоро выходит «Футбольная горячка» и лишняя реклама не помешает.

– Ну так и?

– Мне перезвонили и сказали, что он очень занят.

– Ха! Вот потому-то я тебе и звоню. Жером знаком с…

– Том, – с угрозой проговорила я. – Не сталкиваюсь ли я с типичным случаем упомяноза?

– Нет, нет, что ты… Я не собираюсь к нему возвращаться, – откровенно соврал он. – Так вот, Жером знаком с парнем, который работал на последнем фильме, где снимался Колин Ферт, и предлагает замолвить за тебя словечко, если хочешь.

– Конечно хочу! – восторженно воскликнула я.

Разумеется, для Тома это очередной повод сохранить контакт с Жеромом, но ведь любой добрый поступок совершается как из альтруистических побуждений, так и из личного интереса, к тому же вдруг Колин Ферт согласится на интервью!

Ура! Идеальная для меня работа! Стану ездить по всему свету и брать интервью со знаменитостями. А благодаря лишним деньгам смогу взять еще один ипотечный кредит и сделать себе кабинет и террасу на крыше, а потом бросить ненавистную работу на телевидении и работать дома. Да! Все становится на свои места. Надо позвонить Гари. Нечего ждать, пока что-то в жизни поменяется, если не меняешься сам. Теперь все в моих руках!

Хватит в печали валяться на кровати. Сейчас встану и займусь чем-нибудь полезным. А именно… М-м… Сигарету выкурю? О господи. Дурно становится, как представлю, что Марк звонит Ребекке и они говорят обо всем, что случилось с ним за день, во всех подробностях, – как это делали мы с ним. Нет, нет, нельзя думать о плохом. Возможно, Марк вовсе не встречается с Ребеккой и скоро ко мне вернется! Ха! Вот как!

Среда, 12 марта

58 кг, алкоголь: 4 порц. (но я ведь журналистка, так что, понятное дело, должна пить), сигареты: 5, калории: 1845 (хор.), свет в конце туннеля: 1 (оч. слабый).

16.00. Только что мне на работу позвонил Том.

– Есть!

– Что?

– Колин Ферт!

Я выпрямилась в кресле, задрожав мелкой дрожью.

– Да! Приятель Жерома позвонил Ферту, тот отнесся к предложению очень благосклонно и сказал, что, если статья будет в «Индепендент», он согласен на интервью. А я иду ужинать с Жеромом-воображалой!

– Том, ты святой, Господь Бог и архангел! Что я должна делать?

– Позвони агенту Колина Ферта, а потом позвони в «Индепендент» Адаму. Да, кстати, я им сказал, что у тебя по части интервью огромный опыт.

– Но это же неправда.

– Какая ты прямолинейная, Бриджит. Что стоит им наврать?

Вторник, 18 марта

58,5 кг (наказание за несодеянные грехи – как несправедливо), калории: 1200 (нужны еще доказательства?), ипотечные кредиты: 2 (ура!), кол-во комнат в квартире: скоро будет 3 (ура!).

Позвонила в банк. Выяснилось, что могу взять вторую ипотеку! Всего-то и нужно: заполнить пару бумажек. И тогда у меня будут семь тысяч фунтов, а в месяц придется выплачивать всего по сто двадцать! Как я раньше об этом не подумала? Это же ответ на все мои финансовые проблемы!

Среда, 2 апреля

59 кг, калории: 998 (аномальный характер зависимости между калориями и весом указывает, что ограничение в еде смысла не имеет), чудесные события: в изобилии, новообретенное счастье: бесконечно.

17.00. Творится что-то невероятное. Я не просто беру интервью у Колина Ферта, но к тому же, оказывается, лечу для этой цели в Рим! Не удивлюсь, если скоро мне сообщат, что оно вообще будет на каком-нибудь острове в Карибском море, где мы оба будем валяться голыми на пляже – как делают участники «Свидания вслепую». Понятно, что Бог одарил меня своей милостью за все мои страдания, но столько милостей сразу – это уже никакая религия не объяснит. Все это наводит на мысль, что счастье обрушивается на меня перед тем, как случится чтонибудь катастрофическое и фатальное: достигнув небывалых высот, я неожиданно резко скачусь вниз и погибну. Или вообще все это запоздалая первоапрельская шутка.

Позвонила Тому. Он сказал, что пора прекращать видеть в любом хорошем событии западню. Интервью я беру в Риме по той причине, что Колин Ферт там живет. Он прав. И еще я обязательно должна помнить, что Колин Ферт интересен не только ролью мистера Дарси. А еще, например, фильмом «Футбольная горячка», который скоро выходит.

– Да-да-да, конечно-конечно, – сказала ему я, а потом стала благодарить за то, что он так помог мне с организацией интервью.

– Это именно то, чего я ждала! – с восторгом говорила я. – Сейчас я чувствую себя настолько лучше! Вот что значит сосредоточиться на работе, вместо того чтобы страдать и мучиться из-за мужчин.

– Так, Бриджит, – произнес Том. – Надеюсь, ты помнишь, что у Колина Ферта есть подруга?

Хм.

Пятница, 11 апреля

58 кг, алкоголь: 5 порц. (стараюсь соответствовать журналистским стандартам), сигареты: 22, калории: 3844 (ну вот, что я говорила? больше никогда не буду сидеть на диете).

18.00. Случилось очередное чудо! Я говорила с агентом, и она сказала, что Колин Ферт сам позвонит мне в эти выходные, чтобы обо всем договориться! Просто не верится. Конечно, придется все выходные просидеть дома, но это даже хорошо, потому что смогу подготовиться к интервью: посмотреть «Гордость и предубеждение». Хотя я, само собой, понимаю, что беседовать с ним надо и о других его работах. Да. Это интервью станет поворотным моментом в моей карьере. Надо же, какая ирония судьбы, прямо сверхъестественное что-то: благодаря мистеру Дарси я отвлеклась от навязчивых мыслей о Марке Дарси… Телефон! Возможно, это мистер или Марк Дарси, надо срочно включить джазовую или классическую музыку, чтобы произвести впечатление.

Ух. Это оказался мерзкий тип из «Индепендент». Зовут Майкл, ведет себя начальственно. «Слушайте меня внимательно. Мы с вами раньше не работали. Лодырничать я вам не позволю. Вечером в понедельник возвращаетесь из Рима, с утра пораньше во вторник садитесь за работу, и к четырем часам дня все должно быть готово, иначе материал напечатан не будет. И вопросы ему задавайте про „Футбольную горячку", надеюсь, вы помните, что там он играет не мистера Дарси».

В общем-то, все требования вполне законны. Ой, телефон.

Это оказалась Джуд. Они с Шерон сейчас зайдут. Опасаюсь, как бы они не стали меня смешить во время разговора с мистером Дарси, но, с другой стороны, они помогут мне отвлечься, а то я просто свихнусь.

Суббота, 12 апреля

58,5 кг (но килограмм-другой точно могу к завтрашнему сбросить – с помощью больничной сосисочной диеты), алкоголь: 3 порц. (оч. хор.), сигареты: 2 (само совершенство, почти святая), сосиски: 12, звонки в «1471», чтобы проверить, не случилось ли у меня необъяснимого приступа глухоты и не звонил ли мне Колин Ферт: 7, свободное пространство пола (не уставленное коробками от пиццы и пепельницами и не закиданное предметами гардероба): 1,5 кв. м (под диваном), кол-во просмотров сцены из «Гордости и предубеждения», где Колин Ферт ныряет в озеро: 15 (я журналист экстра-класса), кол-во звонков от Колина Ферта: 0 (пока что).

10.00. Колин Ферт не звонит.

10.03. Не звонит.

10.07. Не звонит. Интересно, можно уже разбудить Джуд и Шерон или еще слишком рано? А вдруг он ждет, пока его девушка уйдет в магазин, и только тогда мне позвонит?

17.00. Квартира выглядит так, точно в нее бомба ударила: все из-за того, что мы часами тут сидим, ожидая звонка. В гостиной все вверх дном, прямо как в фильме «Тельма и Луиза», когда дом Тельмы захватывает полиция, телефон ставят на прослушивание и следователь ждет звонка под шум записывающих устройств на заднем плане. Я очень благодарна Джуд и Шерон за поддержку, но в результате совершенно не могу готовиться к поездке, не считая сбора вещей.

18.00. Мистер Дарси все еще не звонит.

18.05. Не звонит. Что же мне делать? Я ведь не знаю даже, где мне с ним встретиться.

18.15. Не звонит. Может, его подруга наотрез отказалась идти в магазин? Или они все выходные занимаются сексом и заказывают на дом итальянское мороженое, а надо мной смеются?

18.30. Джуд неожиданно проснулась и приложила руки ко лбу.

– Надо уйти из дома, – произнесла она загадочным голосом, будто прорицательница какая.

– Ты что, с ума сошла? – зашипела на нее Шерон. – Уйти из дома! У тебя с головой плохо?

– Все у меня с головой нормально, – холодно ответила Джуд. – На телефоне сосредоточено слишком много энергии, вот он и не звонит.

– Пф! – фыркнула Шерон.

– И к тому же здесь плохо пахнет. Надо прибраться, чтобы энергетические потоки потекли свободно, а потом пойти куда-нибудь выпить по «Кровавой Мэри». – Она призывно глянула на меня.

Через некоторое время мы вышли на улицу, с удивлением вдыхая весенний воздух и поражаясь, что еще не стемнело. Неожиданно я развернулась и двинулась обратно к дому, но Шерон меня перехватила.

– Мы. Идем. Пить. Кровавую. Мери, – проговорила она и отконвоировала меня к пабу.

Через четырнадцать минут мы снова вошли ко мне домой. Я бросилась через всю комнату к телефону и застыла как вкопанная. На автоответчике мигала лампочка.

– Вот видите! – с самодовольством воскликнула Джуд. – Убедились?

Вся дрожа, точно перед ней неразорвавшаяся бомба, Шерон приблизилась к автоответчику и нажала на кнопку.

– Добрый вечер, Бриджит, это Колин Ферт.

Мы дружно отпрыгнули на метр назад.

Мистер Дарси. Знакомый голос: глубокий, чуть высокомерный и отстраненный. Этим голосом он делал предложение Элизабет Беннет в сериале на Би-би-си. Бриджит. Это же я. Мистер Дарси и Бриджит. У меня на автоответчике.

– Как я понимаю, вы в понедельник приезжаете в Рим, чтобы взять у меня интервью, – продолжал он. – Я хотел бы договориться, где нам встретиться. В Риме есть площадь под названием Навона, пьяцца Навона, очень известное место, любой таксист вас туда доставит. Я буду ждать вас у фонтана около половины пятого. Хорошо вам долететь.

– Четырнадцать семьдесят один, четырнадцать семьдесят один, – быстро заговорила Джуд. – Четырнадцать семьдесят один, скорей, скорей, скорей, ой нет, сначала пленку выньте, пленку выньте!

– Ты должна ему перезвонить! – голосом палачаэсэсовца вопила Шерон. – Перезвони и скажи, чтобы он встретился с тобой не у фонтана, а в фонтане! О господи, о господи!

И тут раздался телефонный звонок. Мы так и застыли, раскрыв рты. Потом послышался громкий голос Тома:

– Эй, красотки, мистер Дарси на проводе! Звоню спросить, кто мне поможет снять мокрую рубашечку!

Неожиданно Шерон вышла из транса.

– Пусть положит трубку, пусть положит трубку! – заорала она, кидаясь к телефону. – Заткнись, Том! Заткнись, заткнись, заткнись!

Но было уже поздно. Запись на моем автоответчике, где мистер Дарси произносит слово «Бриджит» и предлагает встретиться с ним в Риме у фонтана, утрачена навсегда. И ничего с этим не поделаешь! Ничего. Ничегошеньки.