ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— Кэсси!

Девушка открыла затуманенные глаза.

— Что?

— Посмотри в окно!

Она повернула голову и выдохнула:

— Ах!

Джон расхохотался и провел рукой по своим волосам.

— Бог мой! А я-то думаю, отчего моей голове так мокро.

Она чувствовала смущение, застегивая свою блузку, и в то же время ей хотелось смеяться. Бык убрал голову, но ему все еще было любопытно. Он выдал громкое «му-у-у». Приглушенный смех донесся из соседней машины.

— Наверное, это место располагает для поцелуев. Действует даже на быков, — усмехнулся Джон. — Впрочем, не так уж плохо, что нас прервали, — добавил он, с грустью глядя на ее раскрасневшееся лицо. — Процесс оказался слишком захватывающим.

Однако он совершенно не выглядел смущенным, а вот Кэсси чувствовала себя неловко. Она не могла забыть, куда двигалась его рука, когда бык просунул в окно свою голову.

Джон прочитал ее мысли.

— Не надо, — сказал он мягко. — В этом нет ничего неестественного.

— Я думаю, ты… очень часто это делал, — выговорила она.

Он пожал плечами.

— Возможно. Но с тех пор как мы встретились, это потеряло для меня всякий интерес.

— Правда?

Его пальцы сжали ее руку.

— Мы вместе прошли через многое, Кэсси. Случай с Тарлетоном. Болезнь твоей матери. Ты сказала, что я часть твоей семьи, и я тоже это чувствую. — Джон опустил глаза на их соединенные руки. — Я хочу, чтобы это продолжалось. Хочу, чтобы мы были вместе. — Он сделал длинный вдох. — Я просто до боли хочу тебя.

Наступило молчание.

— Ты хочешь спать со мной? — тихо спросила Кэсси.

Джон провел пальцем по ее ладони.

— Ты очень молода. Но…

— Но и ты еще не перешел свой рубеж, — усмехнулась она, все еще не понимая, что он ей предлагает. — К тому же ты очень привлекателен. Даже парнокопытные к тебе тянутся.

Джон недоуменно уставился на нее,

— И не смотри на меня так, — рассмеялась Кэсси. — Ведь это тебя облизывал бычок.

Он провел рукой по своим мокрым волосам и стянул с крючка какую-то красную тряпку.

— Бог знает, где еще побывал его язык.

Она снова рассмеялась:

— По крайней мере, у него хороший вкус.

— Спасибо. — Он снова посмотрел на Кэсси. — Ты так и не поняла о чём я?

— Не очень.

— Наверное, у меня не очень складно получилось. Но я никогда не делал этого прежде.

— Не просил никого жить с тобой, ты это имеешь в виду? — выговорила она, запинаясь.

Джон прямо встретил ее взгляд.

— Не просил никого выйти за меня замуж, Кэсси.

Целую минуту она не была уверена, что не спит.

— Если ты заметила у меня какие-то дурные привычки, то я постараюсь от них избавиться, — сказал он с улыбкой.

— О нет, это не то. Просто… просто у меня такой большой багаж…

Джон не забыл, как она рассказывала, что ее бывшие поклонники не хотели ничем связывать себя с женщиной, у которой было столько обязательств перед семьей.

— А я в восторге от твоего багажа, — улыбнулся он. — Мне нравятся твоя мать и сестренка. Ну и что из того, что у меня прибавится подопечных? Думаю, налоги от этого сильно не возрастут.

Кэсси невольно рассмеялась. Ее руки обвились вокруг крепкой шеи Джона, и она поцеловала его с таким жаром, что он мгновенно забыл обо всем на свете.

— Но я по-прежнему буду работать. — Ее глаза блестели, словно яркие звезды. — Я не собираюсь сидеть дома, хочу вносить свой вклад! Это будет здорово — идти вместе по жизни. Трудные времена сплачивают людей.

— Кэсси, — медленно начал Джон, — нам надо кое о чем поговорить…

— Нам о многом надо поговорить. — Она мечтательно прижалась щекой к его широкой груди. — Я и не думала, что ты можешь жениться на мне. Постараюсь быть самой лучшей женой в мире. Я умею и готовить, и стирать, и убирать. А еще могла бы помочь тебе с работой на ранчо.

Она резала по живому. Он солгал ей. Ему с самого начала нужно было быть честным. Но тогда бы она никогда не сблизилась с ним. Девушка, которая восхищалась простым ковбоем, отвернулась бы от богатого скотовладельца, который мог зайти в магазин и, не глядя на цены, купить все, что ему нужно. Эти мысли сводили его с ума. В лучшем случае она почувствовала бы себя обманутой. В худшем — могла подумать, что он пытается втянуть ее в нечестную игру.

Джон провел рукой по ее мягким волосам.

— Ну ладно, это может подождать. Сегодня мы, можно сказать, обручились и отпраздновали это.

К тому времени как они добрались до ее дома, вид у них был довольно растрепанный, а губы припухшие. Никогда в жизни Кэсси не была так счастлива.


Джон все еще думал, что у него есть время, чтобы сказать Кэсси правду. Он не знал, что Билл Тарлетон и его адвокат отправились в Биллингс, чтобы представить перед окружным судьей ходатайство о снятии с него всех обвинений. Причиной, по которой было сделано такое заявление, сказал адвокат, явилось то, что свидетель, выступивший против Тарлетона, был увлечен этой так называемой жертвой. К тому же, как выяснилось, он оказался вовсе не управляющим, а состоятельным скотовладельцем из Медисин-Ридж. Защита утверждала, что эта новая информация меняла характер обвинения, превращая преступление в простой акт ревности. Богатый влюбленный, приревновав к своей подружке, сделал из соперника обвиняемого.

Государственный прокурор стал возражать, что новая информация ничего не меняет в характере обвинения. Местный доктор мог подтвердить состояние девушки после происшедшего. Защитник возразил, что видел медицинский рапорт. Синяки и ссадины не могут расцениваться как серьезные телесные повреждения и быть результатом именно сексуального оскорбления, поэтому такая формулировка может быть применена только как предположительная.

Судья оставил себе дело для подробного рассмотрения и обещал вынести решение через неделю. Тем временем помощник местного прокурора, занимавшийся делом в окружном суде, заехал к Кэсси домой в следующий понедельник вечером, вскоре после того как она уложила спать Селену. Его имя было Джеймс Эдди.

— Мистер Тарлетон утверждает: мистер Коллистер выдумал это обвинение из ревности потому, что он, Тарлетон, проявлял к вам внимание, — начал Эдди деловым тоном, устроившись за обеденным столом напротив Кэсси.

— Мистер Коллистер? Кто это? — спросила она, смутившись.

Адвокат удивленно посмотрел на нее.

— Вы не знаете, кто такой Джон Коллистер? Он и его брат являются владельцами Медисин-Ридж. Это ранчо известно всему миру. Кроме того, у них есть обширные земли не только в Монтане, но и в соседних штатах, включая недвижимость и горные разработки. Их родителям принадлежит сеть спортивных издательств. Их семья — одна из самых богатых в нашей стране.

— Да, — сказала Кэсси, пытаясь понять, к чему ведет этот странный монолог, — я слышала о них. Но какое отношение это имеет к Джону Таггерту, исключая то, что они его хозяева?

До прокурора наконец дошло: девушка и не представляет, кто такой ее защитник. Взгляда, брошенного на комнату, оказалось достаточно, чтобы понять, в каком финансовом положении находилась ее семья. Было невероятно, чтобы миллионер всерьез заинтересовался бедной девушкой. Должно быть, Коллистер вел с ней нечестную игру. Эдди нахмурился. Это было жестоко.

— Его полное имя Джон Таггерт Коллистер, — произнес он как можно мягче. — Он младший брат Джила Коллистера.

Кэсси побледнела. Она мечтала разделить жизнь с Джоном, вместе работая для их семьи. А он оказался миллионером. Человеком, который вращается в высшем обществе и может тратить деньги направо и налево. Он был здесь для того, чтобы восстановить и модернизировать старое ранчо для их огромного конгломерата. Кэсси подвернулась под руку, и он решил развлечься с ней. Его предложение не могло быть серьезным. Девушка почувствовала тошноту. Она не знала, что теперь делать. И как сказать правду маме и Селене?

Сложив на груди руки, Кэсси словно окаменела. Ее неподвижный взгляд будто молил, чтобы все оказалось просто шуткой.

Джеймс Эдди нахмурился. Чем он мог ей помочь?

— Мне очень жаль, — сказал он искренне. — Я думал, вы знаете.

— Теперь знаю, — чуть слышно произнесла она, закрыв глаза. Ее мир распался на части.

Эдди сделал глубокий вдох, пытаясь подыскать подходящие слова.

— Мисс Пил, мне ужасно не хочется спрашивать вас. Но… действительно ли мистер Тарлетон хотел вас взять силой?

Она моргнула. О чем это он?

— Я уже говорила, — начала она автоматически, — мистер Тарлетон стал целовать меня, я стала сопротивляться. Он разозлился. Схватил меня за руки и попытался повалить на пол, когда мистер Таггерт… то есть мистер Коллистер пришел мне на помощь.

Джеймс Эдди выглядел обеспокоенным.

— Вы ходили к доктору. Какое было заключение?

— Синяки и ссадины. Разорванная блузка. Наверное, не так уж много. Но он испугал меня.

— Мисс Пил, это действительно была попытка изнасилования?

Она начала понимать, что он имел в виду.

— Ну… не знаю… Он поцеловал меня и начал хватать руками, но не пытался снять с меня какую-то другую одежду, кроме блузки, если вы об этом.

— Да, именно об этом. — Джеймс Эдди откинулся на спинку стула. — Мы не в силах доказать попытку изнасилования на основе одного поцелуя. Можно только обвинить его в сексуальном оскорблении за любой сексуальный контакт, если он был нежелателен. При этом максимум, что он получит, — это полгода тюрьмы или штраф до пятисот долларов. Если были бы нанесены серьезные телесные повреждения, то тогда мы могли бы потребовать от года до пожизненного заключения. Но и в этом случае нужно было бы доказать, что повреждения были нанесены при попытке поцеловать вас. Если честно, — добавил он, — присяжные, даже учитывая все обстоятельства дела, вряд ли сочтут, что синяки и ссадины могут стоить пожизненного заключения.

Кэсси вздохнула.

— Да, мне тоже так кажется. А правда, что у него раньше не было судимостей?

Эдди покачал головой.

— Мы выяснили, что он был арестован по обвинению в сексуальном оскорблении в другом городе, но до суда дело так и не дошло.

Она ужасно устала от всего этого. Устала от приставаний Тарлетона, устала от того, что ей без конца приходилось возвращаться к этой истории, пока шло следствие. Если продолжит настаивать на предъявлении ему обвинения в попытке изнасилования, какие доказательства она представит? На суде адвокат разорвет ее на куски, и она снова будет унижена.

Тарлетон, может, и рассчитывал на большее, но все, что ему удалось, — это несколько раз поцеловать ее и оставить на руках синяки от своих пальцев. И как бы то ни было гадко и мерзко, вряд ли это можно было считать серьезным преступлением. Тем не менее она не хотела, чтобы он легко отделался.

Но тут ей пришла в голову еще одна мысль. Если Джона Коллистера вызовут в суд в качестве свидетеля, это станет значительным событием. Он был заметной фигурой. Его присутствие на суде привлечет всеобщее внимание. Там будут камеры, газетчики, репортеры. Как воспримет все это ее мать? И Селена? Только за себя она бы так не беспокоилась, но за свою мать, которая еще не закончила курс лечения и была уязвима для любого стресса, не волноваться не могла. Ее плечи напряглись.

— Мистер Эдди, на суде наверняка будет присутствовать телевидение, если мистера… мистера Коллистера вызовут в качестве свидетеля. Моя мать и Селена будут склоняться на все лады, если стает известно, что я из бедной семьи. И если смешать это с попыткой изнасилования, представляете, как все можно повернуть? Будет как раз та «клубничка», на которой газетчики обожают греть руки. Одного имени Коллистера достаточно, чтобы гарантировать интерес.

Эдди колебался.

— Не думаю, что стоит обращать на это внимание…

— У моей матери рак легких, — напомнила Кэсси. — Ей только что сделали операцию, и сейчас она проходит курс облучения. Маме нельзя волноваться. Если есть вероятность, что суд примет форму публичного действа, то я не могу пойти на это. Можно ли сделать что-нибудь еще?

Помощник прокурора на минуту задумался.

— Мы можем пойти на так называемую «сделку» — предложить ему признаться в менее тяжком преступлении. Может, это и не так уж здорово, но все же он должен будет заплатить штраф и отбыть наказание, даже если будет и условный срок. По крайней мере приговор будет вынесен, и в следующий раз, если ему будет предъявлено подобное обвинение, он уже не отвертится. Думаю, Тарлетон согласится на наше предложение. Когда он как следует подумает о последствиях, которые может иметь попытка вывалять имя Коллистеров в грязи, и их первоклассных адвокатах, он просто ухватится за наше предложение.

Кэсси еще раз подумала, какую травму может нанести ее матери суд с участием прессы. Так Тарлетон, по крайней мере, получит запись в личное дело, и это, возможно, удержит его в дальнейшем от покушения на других женщин.

— Хорошо, — сказала она. — Если только он опять не выйдет сухим из воды.

— О нет, мисс Пил. Я вам обещаю. — Помощник прокурора закрыл свой дипломат и поднялся. — У него обязательно будет запись в личном деле. И если он попытается сделать это снова в Монтане, то потом ему долго придется видеть мир в клеточку.

— Спасибо вам, мистер Эдди.

— Я буду сообщать, как продвигается дело. Всего доброго, мисс Пил.


Кэсси задумчиво смотрела ему вслед. Она решилась на компромисс, но для того была причина. Она не могла заставить свою мать пройти через кошмар суда и ту горькую известность, которую бы это принесло им. Мама уже достаточно настрадалась.

Миссис Пил вышла из своей спальни, завернутая в толстый велюровый халат, бледная и слабая.

— Ты не могла бы принести мне немного ананасового сока, солнышко? — попросила она, силясь улыбнуться.

— Конечно! — Кэсси поспешила на кухню. — Ты как себя чувствуешь? — спросила она обеспокоенно.

— Немного подташнивает. Но ничего, это просто от лекарств. Через пару недель все закончится. — Женщина нахмурилась. — А у тебя все в порядке? Ты как-то не очень хорошо выглядишь…

— У меня все нормально, — улыбнулась Кэсси, снова уложив маму в постель и заботливо подоткнув вокруг нее одеяло. — Сейчас я заполню кое-какие банковские счета, подготовлю одежду Селены к школе и тоже лягу спать.

— Хорошо, милая. — Миссис Пил откинулась на подушки. — Ты так добра ко мне, Кэсси. Как только поднимусь на ноги, я освобожу тебе время, чтобы ты могла побольше видеться с Джоном. Я смогу заботиться и о себе, и о Селене, и ты наконец начнешь жить своей жизнью…

— Перестань, бога ради, — остановила ее Кэсси. — Я же люблю вас обеих. И то, что я делаю для тебя и Селены, мне не в тягость.

— Да, но до сих пор на твоих плечах была целая семья, — сказала миссис Пил. — Это ограничивало твою личную жизнь.

— В моей личной жизни уже есть один ухажер, благодарю.

Миссис Пил просияла.

— Но зато какой! Подожди, пока он вернется. У него для тебя сюрприз.

— Правда? — Не тот ли это сюрприз, о котором только что сообщил мистер Эдди, подумала Кэсси. Ей было слишком плохо, чтобы притворяться, но она не могла позволить себе сказать правду. Ее мать была так счастлива.

— Я тебе точно говорю. Не засиживайся допоздна. Ты выглядишь осунувшейся.

— Просто я немного устала, — улыбнулась Кэсси. — Спокойной ночи, мама.

— Спокойной ночи, милая. Хорошего сна.

Ох, если бы, подумала Кэсси, закрывая за собой дверь. Через несколько минут она бросила заниматься бумагами и легла в постель. Заснула она вся в слезах.


Джон зашел в магазин через день, вернувшись из деловой поездки в Колорадо. Увидев Кэсси, он направился к ней с сияющей улыбкой.

Она подняла глаза, и он понял: она знает. В ее движениях была видна неуверенность, руки бесцельно перекладывали какие-то бумажки, глаза избегали его взгляда.

Он не стал ходить вокруг да около.

— Кто тебе сказал? — спросил он.

Девушка втянула в себя воздух. Теперь она знала, кем он был, знала его власть и силу. Она почти боялась его. Эти люди жили по своим законам. Они могли поехать куда угодно, купить что угодно, делать что угодно. Они были так далеко от нее.

Обаятельный ковбой превратился в незнакомца.

— Помощник окружного прокурора, — проговорил Кэсси, едва дыша. — Он приходил ко мне и сообщил, что Тарлетон теперь утверждает, что ты приревновал меня к нему и заставил написать жалобу…

Он взорвался:

— Я позову адвокатов, которые упрячут этого негодяя за решетку до конца его ничтожной жизни.

— О, нет, — Кэсси судорожно сглотнула. — Нет. Пожалуйста. Из-за одного твоего имени сюда сбежится куча репортеров. Представь, как все отразится на моей матери! — взмолилась она. — Волнение для нее сейчас хуже всего.

Джон несколько раз моргнул.

— Я не подумал…

— Мистер Эдди сказал, что Тарлетон, возможно, согласится признаться в менее тяжком преступлении. — Она вздохнула. — При этом он тоже получит тюремный срок и заплатит штраф. Если же я буду продолжать настаивать на более серьезном обвинении, то прокурор меня, конечно, поддержит, но в таком случае нужны будут доказательства…

Джон нахмурился. Он знал, о чем она говорит. Присяжные вряд ли признают попытку изнасилования и нанесение телесных повреждений за пару поцелуев и несколько ссадин. Как же доказать, что Тарелетон хотел большего? Безвыходность ситуации бесила Джона. Он просто жаждал отправить негодяя в тюрьму. Миссис Пил пришлось бы дорого заплатить за это. Но все равно он собирался обязательно переговорить с мистером Эдди. Только Кэсси не должна была ничего знать.

— Как чувствует себя миссис Пил? — спросил Джон.

— Все хорошо. — Тон ее был натянутый. — Небольшая слабость и подташнивает, но ей недавно выписали лекарство от тошноты. — Она не стала говорить, каким разорением для них это оказалось. Ей пришлось заложить старинные дедушкины часы и пистолет, чтобы дотянуть до конца месяца.

— Я привез для нее конфеты, — улыбнулся Джон. — Она, кажется, любит немецкий шоколад.

Несколько мгновений Кэсси молча смотрела на него.

— Ты ее балуешь, — наконец сказала она.

Он пожал плечами.

— Ну и что? У меня достаточно денег. Я могу баловать людей, если мне этого хочется.

— Да, я знаю, но…

— Так почему же мне не побаловать немного миссис Пил? Особенно когда она так нездорова,

— Просто… — Кэсси замолчала. Кровь отлила от ее лица, когда она вдруг поняла, как много он для них сделал. — Не было никакого гранта… Ты заплатил. Ты заплатил за все!

Загрузка...