Будущее в наших руках

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В ящике комода было шесть купальников, это заставило Джессику задуматься, делала ли Фиона что-нибудь кроме того, что загорала, во время своих поездок в Элмсден. Вряд ли. И, конечно же, как назло, все они были бикини.

Выбирать приходилось, думая не о том, какой цвет ей больше пойдет, а о том, какой купальник менее откровенный.

Сделать выбор было трудно. У нее никогда не было таких купальников-полосочек. И в таком количестве.

Два закрытых купальника скромной расцветки были ее единственным пожертвованием в индустрию производства пляжных товаров.

Да и зачем нужно больше? Она еще ни разу не была на курорте в жарких странах, а погода в Англии слишком ненадежна летом, чтобы тратить с таким трудом заработанные деньги на предмет туалета, который большую часть времени проведет на дне ящика.

— Бывает и хуже, — сказала Люси с бессердечной прямотой, — у тебя несколько растяжек на животе, а так ничего.

— Спасибо большое, Люси. Еще будут какие-нибудь комплименты?

Джессика критично оглядела себя в зеркало. Последние шестнадцать лет она не обращала внимания на подобные вещи.

Она взяла в ванной полотенце, чувствуя, что ужасно нервничает. А Люси продолжала выискивать недостатки, которые Джессике непременно нужно было исправлять регулярными упражнениями.

— Можно подумать, — резко сказала Джессика, — что мне скоро уже можно будет идти в цирк, выступать в качестве толстой женщины-борца.

И это, естественно, вызвало взрыв хохота.

Бесполезно было желать, чтобы Энтони исчез с территории, прилегающей к бассейну, ну, например, для того, чтобы сделать важный звонок, который бы продлился несколько часов, но она все равно надеялась на это.

Когда она последний раз так нервничала из-за того, как выглядит?

По крайней мере одно было отрадно: Люси не ныла и не ворчала. Она вообще не вспоминала о «событии века» — рок-концерте, который пропустила, — и совсем не дулась.

Конечно же, Люси сразу плюхнулась в воду, как только они подошли к бассейну, и, конечно же, Энтони Ньюман поднял глаза и наблюдал за приближением Джессики.

— Нашли что-то, как я вижу?

— Нашла, даже несколько, — ответила Джессика и, не выдержав его взгляда, отвела глаза и стала смотреть на бассейн, — этот был наименее… наименее возмутительным.

— Фиона любит показать себя, — сказал Энтони, и Джессика почувствовала укол ревности при мысли о том, как другая женщина расхаживает тут возле бассейна, прикрываясь тонкой полоской материи.

В ее возрасте, подумала Джессика, я была занята тем, что растила ребенка, прикладывая все усилия, чтобы быть хорошей матерью, и одновременно зарабатывала деньги на жизнь.

И даже матери не было рядом, чтобы помочь ей найти свое место в этом новом и устрашающем мире.

Несмотря на пьянство отца, по иронии судьбы первой скончалась ее мать. Отец ударился в еще большее пьянство с пугающим отчаянием. Он едва замечал присутствие дочери.

Конечно, могло быть и хуже. Он мог начать избивать ее. А так у нее просто была печальная и сомнительная привилегия иметь полную свободу и независимость в возрасте пятнадцати с половиной лет. Она могла приходить и уходить, когда ей захочется, встречаться с тем, с кем вздумается. Она могла хоть с крыши прыгнуть, все равно отец бы этого не заметил.

— Вы снова за свое, — сказал Энтони, и она встрепенулась и устремила свой взгляд на него.

— О чем вы?

— Улетаете мыслями куда-то очень далеко.

— Вот и вы за свое принялись, — сказала Джессика резко.

— Да?

— Пытаетесь влезть в мою личную жизнь.

Она не видела выражения его глаз за темными очками, но это и не было необходимым. Все было ясно по тому, как он поджал губы.

Джессика откинулась в шезлонге и посмотрела на дочь, выбравшуюся из бассейна, всю в капельках воды. За нею последовал Марк. Они смеялись, и Джессика невольно улыбнулась, глядя на них.

— Мы уезжаем, — объявила Люси, заворачиваясь в полотенце и выжимая волосы руками.

— Уезжаете? Куда? — Она поняла, что останется один на один с Энтони, и, хотя и пыталась относиться к этому как взрослый человек, все-таки почувствовала внезапный панический страх при этой мысли.

— В Стратфорд, — объяснила Люси многострадальным, терпеливым голосом. Она выработала эту интонацию и довела ее до совершенства, что ужасно действовало Джессике на нервы.

— Мы собираемся окунуться в мир культуры, — произнес Марк торжественно, не глядя на отца, сосредоточив все внимание на Джессике, — совершить те обряды, которые обычно совершают туристы. Например, посетить дом старого Вильяма Шекспира, восхитительный с точки зрения искусства, не говоря уж обо всем остальном.

При этих словах Энтони фыркнул и посмотрел на сына с презрением.

— Звучит заманчиво, — ответила Джессика, — когда вас ждать обратно?

— Ну вот, снова старая песня — мама опять за свое.

— Мы пробудем там всего несколько часов, — сказал Марк, и они с Люси удалились.

— Отправились смотреть дом Шекспира! — произнес Энтони, как только они отошли на достаточное расстояние. — Если бы я попросил его прийти посмотреть, как я работаю, как идут дела в компании, он бы за милю убежал.

Джессика лежала, откинувшись в шезлонге, и ничего не говорила. Каждый раз, когда отец с сыном были вместе, между ними возникало словно какое-то электрическое напряжение непонимания и неловкости, и она уже давно решила игнорировать это. Ей хватало резких смен настроения ее собственной дочери.

— Считайте, что вам повезло. У вашей дочери есть голова на плечах.

При этих его словах Джессика слегка повернулась, так, чтобы его видеть. И напрасно это сделала: топ купальника был создан для женщины с более плоской грудью, и Джессика почувствовала, что этот кусочек материи с трудом прикрывает ее сосок. Она поспешно поменяла положение.

Энтони Ньюман не смотрел на нее — был занят мыслями о сыне, вероятно.

— Что вы имеете в виду, говоря «у нее есть голова на плечах»?

— Планирует заняться чем-то полезным в своей жизни.

— А по-вашему, счастье — это делать что-то полезное в жизни?

— А по-вашему, нет? — Он сузил глаза и холодно посмотрел на нее.

— Конечно, нет!

— Тогда почему же вы обеспокоены тем, пойдет Люси в университет или нет?

— Мне все равно, будет она изучать искусство или экономику, лишь бы она была счастлива.

— Продолжая свое образование.

— Но вы тоже, кажется, хотите, чтобы Марк продолжил свое образование?

— Было бы лучше, если б он выбрал иную специальность.

Он провел рукой по волосам, и она почувствовала внезапный, неожиданный прилив симпатии. Наверное, тяжело, предположила она, занимать такое положение в обществе, проворачивать серьезные финансовые операции и знать, что твоему сыну совершенно неинтересен мир, которому ты посвятил всю свою жизнь. Что случилось с его женой? Она не в первый раз задавала себе этот вопрос.

— По-моему, было бы лучше, если бы вы уделяли ему больше внимания, — сказала Джессика как бы между прочим.

— Как бы вы мне посоветовали делать это? — недовольно спросил Энтони. — Оставить работу на время и таскаться по галереям?

— Это не такая уж плохая мысль! Вы когда-нибудь были в галерее?

— Естественно! Но хотите верьте, хотите нет, у меня слишком мало времени на подобное праздное времяпрепровождение.

Зато у вас достаточно времени для праздного времяпрепровождения с обладательницей этих бикини, подумала Джессика. Она вспомнила, что, еще будучи незнакомой с Энтони Ньюманом, составила о нем мнение как о трудоголике, слишком занятом, чтобы заботиться о сыне. Но теперь она начала понимать, что ситуация вовсе не так проста.

Она взглянула на него и поняла, что ее гнев только частично вызван его отношением к сыну. В основном он происходил от мыслей о нем и Фионе.

— Вы могли бы найти время, — продолжала она. — Возможно, для вашего сына будет огромным облегчением узнать, что вы совсем не против того, чтобы он изучал искусство в университете.

— Но я против, — возразил Энтони.

— Почему?

— Потому что… — Он резко остановился и бросил на нее мрачный взгляд.

— Потому что?..

— Потому что его мать была художницей. Она тратила много времени, болтая о том, как важно быть творческой личностью. В действительности же она занималась тем, что жила в свое удовольствие.

— Что с ней случилось? — Джессика затаила дыхание, ее сердце готово было вырваться из груди.

— Она попала в аварию, когда Марку было два года. Самолет, в котором она летела, разбился.

— Простите… Бедный Марк…

— У бедного Марка было все, что можно купить за деньги.

— Ну, в таком случае, какой счастливый ребенок! — воскликнула Джессика саркастически. И с удовольствием заметила, как покраснело его лицо.

— Вам нужно быть учителем, — произнес он. — У вас дар, вы своими замечаниями просто бьете человека по рукам.

Его слова обидели Джессику до слез.

— Я, пожалуй, поплаваю, — пробормотала она. И не успел он ответить ей, как она подошла к бассейну, соскользнула в него и поплыла под водой. Она хотела бы плыть так вечно.

Вода была холодной, но приятной. Джессика плыла с закрытыми глазами — не хотела, чтобы глаза потом болели от хлорки. Ей было неприятно, что она так близко приняла к сердцу несправедливое замечание Энтони.

Внезапно она столкнулась с ним под водой и резко всплыла на поверхность.

— Извините, если огорчил вас. — При этих его словах Джессика еще больше разозлилась на себя и на него.

— Забудьте! — Она уже собиралась развернуться и уплыть, но он схватил ее за плечи и повернул лицом к себе.

— Вполне возможно, вы правы. Я должен проявлять больший интерес к увлечениям Марка или хотя бы притвориться, что мне это интересно, но жизнь — непростая штука, и он недалеко уйдет, если будет рисовать картины.

— Вы говорите так, будто это самая банальная вещь в мире — «рисовать картины». К тому же я не думаю, что вы имеете хоть малейшее представление о том, чем собирается заниматься ваш сын. Вы уверены, что его цель — изобразительное искусство? Он сам, кажется, говорил, что его интересует коммерческое искусство или графика.

Да, она говорила разумные вещи. Да, ее рот делал то, что должен был делать, — озвучивал рациональные мысли. Но в голове все смешалось, противоречивые чувства охватили Джессику. Руки Энтони лежали на ее плечах, и от этого вся ее кожа покрылась мурашками. Не приведи Господь, он заметит ее смущение!

— Какая разница? — спросил он мягко. Он взял ее лицо в свои ладони, и она совсем растерялась. Ей следовало бы отодвинуться от него, твердо, но вежливо дать ему понять, что он вторгается на ее частную территорию, но как могла она сделать это, если тело не повиновалось ей?

— Разница… — начала она храбро, но сбилась. Его глаза сверлили ее. — Нельзя ли продолжить разговор где-нибудь в другом месте? — попросила она.

— Где бы вы хотели?

Он флиртует с ней? Одна возможность этого повергла ее в новую волну смущения.

— Я начинаю замерзать.

Он развернулся и стал вылезать из бассейна, и, с отчаянно бьющимся сердцем, Джессика последовала за ним.

Нет, он не флиртовал с ней. Это все ее не в меру разыгравшееся воображение. Что удивительного в том, что Энтони Ньюман так действовал на нее? Он был очень привлекательным, в конце концов. То, как он говорил, как умел себя преподнести… Конечно, это вскружило бы голову любой женщине, не говоря уж о той, которая не испытывала подобных чувств с того времени, когда была еще подростком.

Она постаралась сосредоточиться на Фионе. И на Эрике. Пожалуй, эти мысли спасут ее от глупого, всепоглощающего чувства, которое она испытывала каждый раз, когда встречала его взгляд.

— Я, правда, не думаю, что Марк собирается коротать свои дни где-нибудь взаперти на чердаке, рисуя картины, как вы это представляете. Но даже если и собирается, почему бы вам не поддержать его?

— По-моему, мы уже обсудили этот вопрос. — Он отклонился назад, заложил руки за голову и закрыл глаза.

Это просто возмутительно. Как может человек, такой проницательный, когда дело касалось его отношений с другими людьми, не понимать таких очевидных вещей? Того, что его сыну нужна его поддержка?

— Жизнь была бы скучной, если бы все хотели стать руководителями компаний.

— Согласен. Рисование — занятие неплохое, но для кого-нибудь другого.

— Не для вашего сына.

Он повернулся и окинул ее спокойным, холодным взглядом.

— Не думаю, что вы вправе читать мне лекции по этому поводу.

— В смысле?..

— В том смысле, что оставить школу не так уж плохо, когда речь идет о ком-нибудь другом. Но не о вашей дочери.

— Да я совсем не это имела в виду! — Джессика сердито посмотрела на него.

— Вы напуганы тем, что она может не захотеть поступать в университет, что может отказаться от карьеры. Вы так боитесь этого, что готовы заточить ее в одиночную камеру до конца экзаменов.

— Да это смешно! — воскликнула Джессика. Она надела солнечные очки и решительно отвела взгляд в сторону.

— Вы точно так же виноваты в том, что пытаетесь заставить дочь жить вашим умом, как я, по вашему мнению, пытаюсь заставить сына жить моим.

— Я просто хочу ей добра.

— Вы просто хотите добра себе.

Она вцепилась в ручки стула. Хорошо, что они были не из стекла, а то бы раскололись на тысячи маленьких кусочков.

— Вы, — прошипела она, — самый… Никто еще не раздражал меня так, как вы! Да вы знаете, каково это?.. Нет, конечно, вы не знаете. — Она почувствовала нотки горечи в своем голосе, ее прошлое снова всплыло в ее памяти.

Он резко встал. Ей не помогло то, что она демонстративно отвернулась и уставилась в сторону. Через секунду он уже оказался рядом и, склонившись, положил руки на подлокотники ее стула.

— Что я не знаю? — потребовал он ответа. — И снимите эти проклятые очки наконец. Я хочу видеть ваши глаза, когда вы со мной разговариваете. — Он протянул руку и сдернул с нее очки, и без них она почувствовала себя ужасно беззащитной, как рыба, которую вытащили из воды и оставили задыхаться на суше.

— Ничего!

— Вы, может, воображаете, что у меня нет родительских амбиций, подобно вашим, только потому, что у моего сына полно денег?

— Я не это имела в виду.

— Конечно, это.

Атмосфера между ними так накалилась, что казалось: достаточно одной маленькой искры — и произойдет взрыв.

— Но, признайтесь, ваш сын вполне защищен.

— Ничего подобного. В какой-то степени его положение даже хуже, потому что ему нужно вставать на ноги, уже будучи богатым. Ему нужно научиться отвечать за себя, быть самостоятельным человеком, а не рассчитывать на то, что я с моими деньгами всегда смогу поддержать его.

— Вы просто не понимаете, — пробормотала Джессика упрямо. Она не осмеливалась взглянуть на него. Она боялась, что за ее гневом он сможет увидеть влечение к нему.

Он протянул руку и обхватил пальцами затылок, притягивая ее к себе.

— Вы раздражаете меня не меньше, чем я вас… — сказал он едва слышно. — И я понимаю гораздо больше, чем вы думаете. Вы отчаянно боитесь, что ваша дочь повторит ваши ошибки, но вы не сможете оберегать ее всю жизнь, свою голову вы ей не приставите.

— Это все дешевый психоанализ, Энтони Ньюман, и вы знаете это.

— Это дешевый психоанализ только потому, что вы не хотите согласиться с ним.

Эта фраза, обиженно подумала Джессика, выставляла ее ограниченной женщиной, а она таковой не являлась. На самом деле она всегда старалась демонстрировать либеральный взгляд на вещи и жизнь в целом, придерживаясь правила «Живи сам и давай жить другим». Но, к сожалению, она стала человеком, не получающим наслаждения от жизни, а заботящимся только о выживании.

Неужели Эрик сделал ее такой? Он замкнул перед ней двери этого мира? Сейчас Джессика спрашивала себя, сколько можно продолжать винить во всем Эрика.

Энтони Ньюман заставил ее по-новому взглянуть на вещи. Но неужели он не видит, что ей гораздо лучше барахтаться в своем маленьком болоте из будничных проблем, когда ничто ее не беспокоит, не тревожит?

— Думайте, что хотите, — тихо сказала она, упрямо отказываясь продолжать разговор.

— Почему же тогда в вашей жизни до сих пор не появился мужчина? Таким образом вы хотите защитить Люси от того, что, по вашему мнению, является вторжением? Вторжением в тот маленький мирок, который вы создали для себя и своей дочери.

— Это абсолютная неправда! — Она бросила на него рассерженный взгляд.

— Неужели?

— Вы не знаете, о чем говорите! — И все же, подумала она, хорош же он расписывать тут чужие грехи. Сам-то он вряд ли может претендовать на звание «Отец Года».

— А вы бы признались мне, если бы я даже знал, о чем говорю?

Джессика смотрела на него в молчании. Нет, думала она, не призналась бы. Почему она должна признаваться? Это ее жизнь, разве нет? Она может строить ее так, как сочтет нужным, и не обязана отчитываться ни перед кем за свои решения.

Не так давно она гордилась таким положением, рассматривала его как манифест собственной свободы и независимости.

Но может быть, то, что она до сих пор считала независимостью, было всего-навсего одиночеством, которое со временем станет преследовать ее.

Люси не всегда будет рядом. Прошло то время, когда дочь нуждалась в ней постоянно. Птенец покинет гнездо, и что тогда?

От этих мыслей ее сердце сжалось.

— А вы ужасно упрямая, — проговорил Энтони, но его голос изменился, он звучал мягче, теплее.

— Вы так считаете?

— Да, и не дуйтесь на меня как ребенок.

— Я не дуюсь.

— Не то чтобы вы выглядели менее привлекательной с этими надутыми губками.

Неужели у нее надутые губы? Она постаралась придать своему лицу выражение разумного спокойствия, как подобает солидной взрослой женщине. Я все еще ужасно зла на тебя, подумала она. Я все еще не могу тебе простить то, что ты осмелился читать мне лекции о том, какой матерью я должна быть, пусть даже в твоих словах есть доля правды.

Она опустила глаза и увидела его руки, сжимавшие ручки стула, темные волоски на коже, вдохнула его запах…

— Пойду-ка я в дом, — сказала она, заерзав на стуле, но не решаясь подняться, потому что ей не хотелось прикасаться к нему. Можно подумать, она обожжется!

— Уже?

— Здесь очень жарко.

— Злитесь на меня за то, что я вмешиваюсь в вашу личную жизнь?

Джессика постаралась не поддаться его обаянию и окончательно не потерять голову.

— Давайте останемся каждый при своем. Я здесь гость, — она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза, — поэтому я не собираюсь спорить с вами.

Она уже не могла оторвать от него глаз, словно загипнотизированная его взглядом. Губы ее приоткрылись, хотя ей уже нечего было добавить к сказанному.

А он… наклонил голову и прижался губами к ее губам.

Поцелуй становился все более настойчивым, и Джессика, слабо застонав, откинула голову.

Это был ее первый поцелуй за много лет. Конечно, если не считать тех невинных поцелуйчиков, которыми она обменивалась с коллегами во время рождественских вечеринок.

Ничего подобного с ней раньше не случалось: ее не целовали так, чтобы она теряла связь с реальностью. Энтони жадно ласкал ее глаза, щеки, шею…

Он запустил руки в ее густые волосы и, наклонив ее голову, принялся ласкать чувствительное место за ушком, а она стонала и извивалась от удовольствия.

Ее груди болели. Она хотела, чтобы он прикоснулся к ним. Она не узнавала себя, с трудом веря, что она — та самая женщина, которая не испытывала ни малейшего желания заняться любовью за все эти долгие годы.

У бассейна было совсем тихо. Легкий ветерок едва шелестел листвой на деревьях и кустах, обрамлявших внутренний дворик, поэтому каждый звук, который они издавали, словно усиливался в несколько раз. Собственное дыхание ей казалось оглушающим, а тихие стоны были словно крики.

Его рука, скользнув по нежной шее, принялась ласкать грудь Джессики. Она только охнула, когда его палец коснулся ставшего чувствительным соска.

Джессика еще больше выгнулась, едва осмеливаясь вздохнуть, в то время как Энтони медленно спустил лямочки лифа бикини вниз.

Мать девочки-подростка вдруг с удивлением обнаружила, что ощущает себя девственницей. Во всяком случае ни о каком сексуальном опыте ей говорить не приходилось. Люси была результатом пятнадцатиминутной связи с Эриком Дином, и после него у Джессики никого не было. Ее тело, уснувшее на многие годы, теперь пробуждалось и отвечало на ласки со всей яростной, безумной страстью женщины, к которой прикоснулись в первый раз.

Энтони не стал расстегивать ее купальник, вместо этого он стянул его вниз и, встав перед Джессикой на колени, взял ее груди в руки. Волна острого желания окатила ее с головой.

Пока его губы ласкали ее трепещущие груди, руки нашли тесемочку бикини, он приспустил их и стал ласкать губами ее бедра. Джессика чувствовала, как по ее напряженной груди скользнул легкий ветерок, еще больше возбуждая ее. Она едва не взорвалась, когда его язык коснулся самой чувствительной точки, даря ей неземное наслаждение, и в тот же миг она вспыхнула от смущения — такое с ней проделывали впервые. Она широко распахнула глаза и уставилась на Энтони. С минуту они молча смотрели друг на друга.

Внезапно тишину нарушил звук подъезжающей машины, и Джессика едва не подскочила. Она начала судорожно приводить себя в порядок.

— О Господи! — воскликнула она в отчаянии.

— Успокойся!

Энтони схватил ее за руки, но она зашипела на него рассерженно:

— Пустите меня! О чем я раньше думала? Я, должно быть, с ума сошла!

— Почему?

— Я не хочу это обсуждать! — Она действительно не хотела. Даже если бы Люси не появилась так внезапно, она все равно не стала бы с ним это обсуждать. В какой-то степени она должна благодарить свою дочь, потому что ее приезд предотвратил то, что должно было неминуемо случиться. Ничто бы не удержало ее от этого шага в пропасть. Сумасшедшая! Просто сумасшедшая!

Она провела руками по волосам и нетвердыми шагами направилась к краю бассейна. Как раз в этот момент Люси ворвалась во внутренний дворик.

Джессика обернулась и притворилась удивленной. Краешком глаза она заметила, что Энтони снова уселся в свое кресло, такой спокойный и собранный, словно ничего не произошло.

— Люси! Ты вернулась… так рано!

— Только не говори мне, что ты еще не искупалась! — воскликнула Люси, подбегая к матери. — Ну чем ты занималась тут целый час? Жарилась на солнышке? У тебя будет рак кожи. Особенно с твоим телосложением.

— Где Марк?

— В машине. Мы доехали до Стратфорда и выяснили, что я забыла свою сумку. Не то чтобы там куча денег, но я ненавижу гулять без сумки, так что мы вернулись. Бикини просто трескается на тебе, ма. Тебе необходимо сесть на диету. — Она важно развернулась и подмигнула со знающим видом. — Смотрите, вы взрослые, поаккуратнее тут! — Эти ее слова вызвали у Джессики желание заползти в какую-нибудь щель и спрятаться там навечно. Когда же ее дочь поймет наконец, что такое такт? Дипломатичность?

— Не опоздайте к чаю!

— Чай — это то, что маленькие дети пьют в пять часов тридцать минут, мамочка. В этих краях, — она ехидно улыбнулась, — на стол накрывают в восемь часов и это называется ужин.

При этих словах она рассмеялась, и Джессика, смущенная и покрасневшая, нырнула в прохладную воду бассейна.