Бумажный тигр

Глава 40

— Он мертв! — рявкнул Пол, сурово глядя на Дэниела. Тому показалось, что на него взглянул сам старик, настолько Пол походил на своего отца. — Я сам видел могилу на кладбище!

— Ты выдаешь желаемое за действительное, — спокойно возразил Питер. — Как и отец, конечно. Дэниел имел наглость выжить.

Дэниел почувствовал себя не в своей тарелке, и ему захотелось уйти, но хрупкая женщина, сидевшая на постели, цеплялась за его руку, как утопающий цепляется за брошенную ему веревку. Дэниел не знал, как поступить. Он долго ждал момента, когда наконец состоится его знакомство с настоящей семьей, но сейчас, когда этот момент наступил, ему хотелось, чтобы он поскорее закончился.

Двадцатилетний Джон вышел вперед, тут же забыв о причине своего появления здесь. В глазах его светился живой интерес. Окинув Дэниела с головы до ног пристальным взглядом, он проговорил:

— Ты не похож на отца.

— Он пошел в меня, как и ты, — сказала Эдит и дала знак самому младшему сыну подойти. — Вы не представляете, что такое с самого рождения быть лишенным своей семьи. Но довольно. Я хочу, чтобы вы все признали Дэниела за своего старшего брата.

— Ага, как же! — зло усмехнувшись и скрестив руки на груди, буркнул Пол. Он устремил на Дэниела враждебный взгляд.

Джон же неуверенно улыбнулся и протянул Дэниелу руку:

— Мы с Полом ни на чем, как правило, не сходимся. Вот и сейчас я с ним не согласен. Так это, значит, ты отбил у Питера Джорджи? Завидую!

В эту минуту снизу с лестницы — о чудо! — до них донесся знакомый голос:

— Так, поскольку нам никто не открыл, мы вошли сами.

Дэниел издал шумный вздох облегчения. Он остро нуждался сейчас в присутствии Джорджины. Быстро пожав Джону руку и освободившись от своей матери, он сделал шаг к двери.

Но Джорджи его опередила. А вслед за ней в спальню вошли Эви и Тайлер. Дэниел замер с открытым ртом посередине комнаты. Может быть, он приземлился на голову, когда прыгал с поезда? Или съел вчера у мамы Шуке какой-нибудь поганый гриб?

Шелестя светло-лиловыми кисейными юбками своего платья и распространяя вокруг аромат ландыша, Джорджина пересекла комнату.

— Миссис Маллони, вы сегодня заметно лучше выглядите! Похоже, Питер внял моему совету и пригласил, к вам доктора Фелпса.

Смеющимися глазами Эви окинула всех присутствующих. Тайлер, прислонившийся плечом к дверной притолоке и, скрестив руки на груди, острым взглядом обвел всех мужчин, наскоро оценивая ситуацию. На нем был светло-коричневый сюртук и широкополая шляпа с низким верхом, и выглядел он столь же элегантно, как и Эви в желтом дорожном платье с узким турнюром и укороченной юбкой.

Джорджина представила их присутствующим, и Монтейны обменялись рукопожатиями и приветствиями с членами семьи Маллони. Братья смутились, но Эдит вдруг радостно воскликнула:

— Так, значит, вы дочь Луизы?! Боже мой, как вы похожи на свою мать! Вы даже не представляете, как я рада нашему знакомству!

С этими словами Эдит взяла Эви за руки. Усмехнувшись, Дэниел украдкой наблюдал за изумленным выражением, появившимся на лице его приемной сестры. Эви смотрела на миссис Маллони с удивлением и надеждой.

— Вы знали маму? Эдит мягко улыбнулась:

— Она была моей двоюродной сестрой, и мы выросли вместе. Когда мне сообщили о ее безвременной кончине, я очень жалела о том, что бедняжка Луиза так и не познала счастье материнства. Но теперь я вижу вас. О, я уверена в том, что она вас очень любила! Я думала, что с потерей Луизы лишилась последней своей родственницы, но я ошибалась! Господи, сегодня, наверно, самый радостный день в моей жизни!

В глазах ее блеснули слезы, и Дэниел вновь почувствовал себя неловко. Он оглянулся по сторонам, не зная, что делать. Как старший сын в семье, он должен был по идее успокоить мать, но ведь они только познакомились! Зви наклонилась и поцеловала Эдит в щеку, а Джорджина подбила ей подушки. Музыка из окна доносилась все громче с каждой минутой. Братья Маллони тревожно переглянулись.

— Магазин! — воскликнул Джон. — Надо торопиться!

Внизу кто-то оглушительно хлопнул входной дверью и хрипло выругался.

— Питер! — рявкнул с лестницы Артемис, да так громко, что зазвенели хрустальные подвески на люстре в спальне.

Очаровательно улыбнувшись, Джорджина вскочила с постели и, подойдя к Питеру, ободряюще похлопала его по руке:

— Клерки из вашего магазина утром начали забастовку. Я советую тебе успокоить отца и образумить его, если он задумал что-нибудь нехорошее. Иначе возможны неприятности.

— Джорджина! — хором воскликнули Питер и Дэниел.

Тайлер незаметно переместился поближе к Эви и отодвинул ее от двери. Артемис тяжело поднимался по лестнице. Дэниел взял Джорджину за руку, отвел от Питера и подтолкнул ее ближе к своей матери. Сам он встал между дверью и постелью. По бокам от него встали братья.

— Питер, где тебя черт носит?! Нам необходимо срочно…

Старик внезапно замер на пороге, ошалело вращая глазами. Сыновья стояли в ряд перед кроватью, словно защищая от него кого-то… Но тут Артемис увидел Дэниела, и его багровое толстое лицо пошло малиновыми пятнами.

— Ты! Я так и знал, что без тебя тут не обошлось! Мое терпение иссякло! — Он повернулся и ткнул пальцем в сторону Джорджины. — Можешь передать своим родителям, чтобы они начинали собирать вещи. И чтобы к вечеру духу вашего не было в доме!

Сыновья стали было возражать, но седой старик лишь отмахнулся и, подойдя к окну, выглянул наружу.

— Какого черта?! — рявкнул он.

— Это демонстрация протеста, — весело объявила Джорджина. — Ваши подчиненные выдвинули кое-какие экономические требования. — Она подошла к другому окну и тоже выглянула. — И, судя по всему, там не только клерки из вашего магазина.

«Это еще мягко сказано», — подумал Дэниел, глядя ей через плечо.

Лужайка перед особняком Маллони быстро заполнялась колыхавшимся людским потоком. Обычно погруженный в умиротворенную тишину квартал в одночасье стал напоминать шумную ярмарку. Отовсюду слышались громкие рожки, кто-то бил в барабан, а «Боевой гимн республики» сменился «Усыпанным звездами знаменем».

— Проклятие, остановите их кто-нибудь! — вскричал Артемис.

Джорджина бросила на него нервный взгляд и, заставив Дэниела наклониться к себе, шепнула ему на ухо:

— У него нездоровый цвет лица. Ему нужно успокоиться.

Дэниел пораженно взглянул на нее. Как же успокоить старика, если у него перед домом на лужайке такое?!

— Я перестал быть героем, — напомнил он.

— М-да, верно…

Джорджина нахмурилась и оглянулась на остальных присутствующих. Питер стоял рядом с отцом и широко раскрытыми глазами смотрел на то, что было за окном. Эви сидела рядом с миссис Маллони на постели, ободряюще похлопывая ее по руке и с любопытством наблюдая за остальными. Тайлер стоял рядом с ней и был начеку. Двое младших Маллони стояли у третьего окна.

«Теперь уже ничего нельзя поделать. Поздно», — пришло в голову Джорджине.

Артемис вышел на балкон и, потрясая кулаком, крикнул в толпу.

— Убирайтесь вон, пока я всех вас не уволил к чертовой матери! Убирайтесь! Я вызову полицию!

Рожки и барабаны постепенно смолкли, но людской поток продолжал вливаться в распахнутые настежь ворота особняка Маллони. Задние ряды напирали, всем хотелось поглядеть на взбесившегося старика. Когда в толпе стало более или менее тихо, какой-то молодой человек громко проговорил, обращаясь к Артемису:

— Сегодня День независимости, и мы пришли сказать о том, что мы свободные люди и больше не хотим быть твоими рабами! Мы требуем сокращения рабочего дня и достойного жалованья!

— Плевать я хотел на вашу свободу! — рявкнул в ответ старший Маллони. — С завтрашнего дня вы все можете начинать подыскивать себе новую работу!

Питер взял отца за плечо и попытался увести его обратно в комнату.

— Не надо, папа. Магазин не сможет работать, если ты всех их уволишь. Пусть по крайней мере скажут, что им нужно.

Артемис, побагровев, стряхнул с себя руку сына.

— Не лезь не в свое дело, предатель! Это ты привел его сюда, этого выродка! — Старик ткнул пальцем в сторону Дэниела.

— Выродка? Я не позволю тебе оскорблять мать, — зловеще тихо произнес Питер. — Дэниел такой же твой сын, как и я.

— Что?! Ты не сын мне! — Он поднял к лицу Питера дрожащий кулак. — Ты…

Старик вдруг натужно охнул и, схватившись за грудь, пошатнулся. Питер увел его с балкона. Представитель демонстрантов тем временем продолжал говорить, а толпа одобрительно гудела и аплодировала.

— Проклятие, отпусти меня!

Артемис попытался оттолкнуть Питера и выпрямиться, но ему стало еще хуже, и он начал заваливаться набок.

— Джон, быстро за врачом! — крикнул Дэниел и бросился помогать Питеру.

Джон и Пол выбежали из комнаты, их башмаки торопливо застучали по лестнице. С лужайки по-прежнему доносились улюлюканья и многоголосые крики.

Обеспокоенная Эдит поднялась с постели, но у нее закружилась голова. Джорджина и Эви вовремя подхватили ее под руки.

— Давайте его сюда, пусть приляжет, — сказала миссис Маллони.

— Черт возьми, женщина, я сам решу, что мне делать! Вам не удастся представить меня инвалидом! — Артемис попытался оттолкнуть сыновей, но у него ничего не вышло. Они отвели его к постели.

С лужайки донеслись хлопки петард, толпа зашумела еще сильнее. Джорджина и Эви с тревогой глянули на хрупкую женщину, которую они поддерживали под руки.

— Кто-то должен выйти к ним, поговорить, — сказала Эдит мягко.

— Я сам это сделаю, черт возьми! — прохрипел Артемис с постели. — Дайте мне только немного воды…

Но тут он вновь охнул и, скрючившись, потерял сознание.

Эдит нервно сжала руку Эви, глядя на беспомощного мужа. Питер расстегнул у него на горле жесткий воротник. Малиновая краска схлынула с обрюзгшего лица старика. Глаза его были закрыты, но он дышал. Эдит медленно кивнула как будто самой себе и объявила:

— Я выйду к ним.

Все пораженно обернулись на нее, но она уже направилась к балкону. Тайлер оттолкнул Дэниела от Арте-миса и кивнул в сторону женщин. С трудом понимая, что происходит, Дэниел поймал Эви за руку и дал понять, что пойдет на балкон вместо нее.

Эдит появилась перед собравшимися на лужайке вместе с Дэниелом и Джорджиной. Ее встретили веселым улюлюканьем и аплодисментами. Музыканты вновь грянули «Янки-Дудл», отовсюду послышались хлопки петард. Дети прыгали и кричали, наверно, громче всех, радуясь всему происходящему. Их родители хлопали в ладоши и радовались тому, что Артемис Маллони убрался с балкона, уступив место другим людям. Они очень надеялись, что эти люди станут говорить с ними на ином, человеческом языке.

— Дэниел, поговори с ними. Я не смогу перекричать этот шум, — шепнула ему на ухо Эдит.

— Черт возьми, что же я могу сказать? — позабыв от волнения о вежливости, воскликнул Дэниел.

— Ты старший в семье после Артемиса и ты должен их как-то успокоить.

— Но я не имею морального права. Пусть лучше Питер. Он не хочет, чтобы я…

— Питер сделает то, что я ему скажу. Мое имя стоит на всех семейных бумагах, и до сих пор Питер все делал лишь от моего имени. У нас, похоже, плохо получалось, но ты все поправишь.

Дэниел неуверенно покосился на нее, затем перевел взгляд на Джорджину. Улыбка на ее лице придала ему сил, и он понял, что нужно сказать всем этим людям. Улыбнувшись, он поднял руку. Когда на лужайке стало более или менее тихо, он проговорил:

— Спасибо, что вы все сегодня пришли сюда. Моему отцу стало плохо. И прежде всего я хотел бы узнать, есть ли среди вас врачи? Если да, то я попрошу их подняться.

Народ затих, смех и аплодисменты смолкли. К крыльцу сквозь толпу кто-то продрался, и в это же самое время в ворота на лошадях въехали Джон и какой-то человек с черным кожаным саквояжем. По толпе прокатился сочувствующий шумок.

Подождав, пока оба врача войдут в дом, он вновь взглянул на собравшихся. Осознавая, что он частично несет ответственность за то, что случилось с Артемисом Маллони, Дэниел тем не менее не потерял уверенности в себе. Стиснув маленькую ладошку своей матери, он начал говорить:

— Нам известно, что вы пришли сюда не просто так. Должен сказать, что я сам приложил руку к организации этой демонстрации, как и оказался невольным виновником того, что случилось с отцом. — Толпа отозвалась удивленным эхом. Эдит Маллони отрицательно покачала головой, но Дэниел продолжал: — И поскольку я несу за все это ответственность, я же и попытаюсь исправить ошибки, которые были допущены в отношении вас в прошлом.

Только теперь Дэниел оглянулся на свою мать и Джорджину.

— Зная свою жену, могу с уверенностью сказать, что она не даст мне и пальцем шевельнуть без ее ведома. Что ж, не возражаю. — Мужчины в толпе после этих слов недовольно загудели, а женщины, напротив, наградили Дэниела аплодисментами. Он вновь поднял руку, призывая собравшихся к тишине. — Итак, я считаю, что наконец пришло время прислушаться к мнению тех людей, благодаря усилиям которых «Маллони энтерпрайзис» превратился в столь процветающее предприятие.

Люди напряженно молчали, боясь поверить в то, что это именно о них идет речь и что Дэниел говорит серьезно. Заметив реакцию на свои слова, он обезоруживающе улыбнулся и подмигнул стоявшим в первых рядах, узнавая среди них многих из тех, с кем ему приходилось допоздна спорить в тавернах, уговаривая их начать забастовку, или просто друзей Харрисонов.

— Я хочу, чтобы вы выбрали из своих рядов пять полномочных представителей. Сегодня праздник, так что веселитесь, но завтра утром пусть эти пятеро придут в магазин, где мы встретим их с Питером, сядем и спокойно обсудим все, что нужно. Я понятия не имею о том, как ведутся дела в «Маллони энтерпрайзис», а человек, который знает все досконально, возможно, не сможет принять участия в разговоре, поэтому я ничего не могу обещать заранее. Но уверен, что мы благополучно решим все вопросы. И вы нам в этом поможете.

На лужайке с минуту стояла гробовая тишина. Люди оборачивались друг на друга, желая удостовериться, что они не ослышались и что все это происходит на самом деле. А потом вдруг поднялся невообразимый шум и грянули горячие аплодисменты. Отовсюду захлопали петарды, и музыканты, очнувшись, вновь заиграли.

Эдит Маллони и Дэниел, который поддерживал ее под руку, вернулись в комнату. Вслед за ними балкон покинула Джорджина. Она коснулась руки мужа и взглянула на него так, как будто хотела сказать: «Господи, когда же мы наконец останемся одни?» Он и сам задавался тем же вопросом, чувствуя исходящее от ее пальцев тепло.

Но в спальне было полно народу и сбежать было невозможно. Врачи склонились над Артемисом. Братья смотрели на Дэниела как на сумасшедшего. Мать без сил опустилась в шезлонг. Тайлер и Эви отдавали какие-то приказания прислуге.

«Слава Богу, что хоть родителей Джорджины тут нет», — подумал Дэниел. У него уже голова шла кругом. Но Джорджина была рядом, и это успокоивало. «Черт возьми, ведь это она подняла всю бурю! Да уж, нелегко мне с ней придется. Но ничего…»

Он обнял ее за талию и привлек к себе. Джорджина уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но в это мгновение на пороге спальни появился Питер. Отыскав глазами старшего брата, он кивнул ему:

— Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Джорджина направилась к двери вместе с мужем, но Питер ее остановил:

— А тебе лучше остаться пока здесь.

— Я сам вправе решать, что для меня лучше, Питер Маллони! Куда хочу, туда и иду!

И с этими словами, упрямо вздернув подбородок, Джорджина вышла вместе с Дэниелом в коридор. Питер поморщился, увидев, что за ними последовали и другие. Когда он положил было руку на плечо младшему брату, Джон с улыбкой ответил:

— Куда хотим, туда и идем.

Питер бросил хмурый взгляд в сторону Дэниела и Джорджины.

— Черт возьми, что вы за люди. Если дать вам волю, у нас в городе наступит анархия!

— Учи историю, братец. В конце концов хаос всегда рождает лидеров, — весело кинул ему через плечо Дэниел. — Что ты нам хочешь показать?

— Увидите.

Они спустились по лестнице в холл, где им открылось неожиданное зрелище. В окружении переминавшихся с ноги на ногу слуг и степенного дворецкого в ливрее стояли двое, связанные вместе одной веревкой. У обоих был помятый вид и синяки под глазами. Они старательно прятали глаза.

— Эган! — пораженно прошептал за спиной Дэниела Джон.

— Эмори! — вторила ему тем же тоном Джорджина, выходя вперед.

Ее взгляд вдруг упал на записку, приколотую к спине Эгана, однако прежде чем она успела снять ее, это за нее сделал Дэниел. Быстро пробежав ее глазами, он сначала изобразил изумление на своем лице, а потом весело фыркнул и с улыбкой передал ее жене. Джорджина прочитала записку вслух:

— «Когда в следующий раз захочешь приструнить свою семью, черкни мне пару строк. А если снова надумаешь писать обо мне, помни о том, что я мужчина, и не приплетай баб».

Джорджина пораженно уставилась на подпись, но вдруг начала смеяться.

В конце записки значилось: «Пекос Мартин».