Бурбон и ложь

Глава 2

Лейни

— Ты лжешь только тогда, когда это необходимо.

Я опускаю взгляд на свои руки. Бледно-розовый лак на моих ногтях соответствует цвету балеток и я уже успела его возненавидеть. Мои кутикулы — результат моего волнения — расковырянные и обкусанные. Я месяцами игнорировала то, что было «правильно».

— Наверное, мне стоило бы солгать сейчас, — бормочу я, качая головой.

Я расстроена, и от этого мои переживания трансформируются в гнев и сарказм. Выигрышная комбинация. Я не знаю, куда мы направляемся и надолго ли. Единственное, в чем можно быть уверенной, — это в беспорядке, который я оставляю позади. Я делаю глубокий вдох. Ты умеешь справляться с трудностями.

Звук открывающегося окна заглушает бравурную мелодию Джонни Кэша, звучащую по радио.

— Он бы гордился тобой.

По тому, как она вздыхает при этом, становится ясно, что произносить ободряющие или добрые слова ей приходится нечасто. Было бы логично предположить, что необходимость утешать «ценного свидетеля» — обычное дело в ее работе. Но, возможно, это не ее сильная сторона. Когда я разглядываю ее в темноте кабины грузовика, слишком сложно понять, о чем говорит то, как крепко она сжимает руль и почесывает щеку. То ли для нее это рабочая рутина, чтобы не дать мне сорваться, то ли она просто не привыкла говорить подобные вещи людям вроде меня. Может, она и знала моего отца как коллегу, но уж точно не знала каким он был отцом.

Мой отец регулярно говорил мне, как он гордится мной, — мне не нужно, чтобы она напоминала мне об этом. Даже когда я не делала ничего, кроме того, что доводила его до язвы. Сколько бы работ я ни сменила, после каждой следующей он подбадривал меня:

— Ты еще найдешь то, что тебе по душе, малышка.

Даже когда я приходила домой в слезах и не могла объяснить ему причину, он всегда говорил:

— Этот мальчик никогда тебя не заслуживал.

Неважно, что происходило со мной, он всегда верил, что все будет хорошо. И что я разберусь с этим.

— Ты умеешь справляться с трудностями, Лейни. Никогда не забывай об этом. Ты — Шоу.

Но сейчас мой папа был бы расстроен. И он был бы зол. Взбешен тем, что на моем пути повстречался монстр. Он всю жизнь потратил на то, чтобы такие монстры не могли никому причинить вред, особенно тем, кого он любил. Он был бы разочарован тем, кем я стала. Я знаю, что так и есть. Я смаргиваю слезы, застилающие мне глаза.

— Агент…

Она прерывает меня.

— Просто Би. Привыкай называть меня Би.

— Ладно. Би. Мне не нужно, чтобы ты рассказывала мне, что бы чувствовал мой отец в этой ситуации. Мне не станет от этого легче. Я на твоей стороне. Я злюсь на себя… — выдавливаю я из себя. — Нет, знаешь что? Я сейчас злюсь на многие вещи. На себя за то, что… — Я качаю головой, думая о том, почему я вообще находилась в этом месте так долго. — Я злюсь на этого монстра за то, что он существует, за то, что причиняет боль людям и разрушает мою жизнь. Но я точно знаю, что чувствовал бы мой отец, будь он здесь.

Она натянуто улыбается.

— Я знаю, что ты не просила ничего из этого, и у тебя была собственная жизнь…

Я откидываю голову назад на подголовник, и начинаю тихо смеяться, отчего она обрывает себя на середине фразы. Моя жизнь была в самом разгаре глубокого падения. У меня была жизнь. Та, которой я наконец могла гордиться, а я все испортила. Я находила оправдания неправильным поступкам. Возможно, этот монстр стал моим наказанием. Я содрогаюсь при мысли о том, что вселенная так жестока. Я приняла несколько неверных решений, но такого я не заслуживала. Его жертва этого не заслуживала. Зажмурившись, я сжимаю переносицу. Головная боль, которая была тупой и пульсирующей, сменилась более острой и сосредоточилась за правым глазом. Отлично, еще и мигрень ко всему прочему.

Я не сплю уже больше суток, поэтому я излишне эмоциональна и не могу мыслить логически. Адреналин, который бурлил в моих венах, помогая мне справляться с этим кошмаром, сошел на нет. И теперь мне просто необходим сон.

— Я всегда прислушиваюсь к своей интуиции, Лейни. И оно подсказывает мне, что твой переезд должен пройти тихо и не упоминаться в официальных бумагах.

Я снова перевожу на нее взгляд. Я должна бы почувствовать облегчение, увидев во всем этом дерьме знакомое лицо, но я не чувствую. Я бы хотела, чтобы мой отец помог мне выбраться из этого.

— Женщина, которую ты спасла той ночью, никогда не забудет, через что ей пришлось пройти. Помни об этом.

— Я знаю. — У меня мурашки по коже, когда я вспоминаю, как эта женщина кричала и бежала прямо ко мне, умоляя о помощи. Мне вообще не следовало там находиться. Я никогда не хотела быть героем. Я хотела чувствовать себя ближе к отцу. Я хотела, чтобы обо мне заботились.

Но ее слова вызывают у меня любопытство.

— Почему ты думаешь, что что-то не так?

— Потому что прошло уже более семидесяти двух часов, а ничего не произошло. У кого-то хватило ума привлечь службу маршалов США, потому что что-то не так.

Когда она пристально смотрит на меня, я пытаюсь понять ее выражение лица и прочесть между строк то, о чем она умалчивает. Она качает головой, словно отгоняя то, что действительно хочет мне сказать.

— С теми уликами, которые они нашли, тебя и его жертву не нужно скрывать. — Она на мгновение замолкает, шумно сглатывая. — Они не смогли заставить его назвать свое имя и не могут найти его в системе.

Волосы у меня на затылке встают дыбом при одной мысли о нем. Я до сих пор чувствую, как горели мои легкие от бега с тяжестью тела другого человека, навалившегося на меня.

— Имени нет. Только частичные отпечатки пальцев, которые не связывают его ни с кем ни в одной системе. Нет ни кредитной истории, ни денежного следа. Никакой судимости. Но схожесть ран его жертв… — Она обрывает себя на полуслове. — Пока я не буду уверена, что тебе ничего не угрожает, я должна позаботиться о том, чтобы тебя никто не нашел. Ради твоего отца мне следует сделать хотя бы это.

Она прикуривает свою гвоздичную сигарету, а я достаю из сумки свой пакет с мармеладными мишками.

Я не знаю подробностей ее отношений с моим отцом, но он был уважаемым федеральным агентом, и у меня есть ощущение, что осталось много людей, обязанных ему. Из всего этого меня удивляет другое. Меня удивляет то, что она не хочет оформлять никаких документов, куда я направляюсь. Черт, даже я не знаю, куда мы едем.

Тяжесть сковывает грудь, словно я не могу сделать глубокий вдох. Мне хочется закричать на нее и сказать, что все это неправильно. Такое ощущение, что меня наказывают за то, что я поступила хорошо, а это несправедливо. И как бы мне ни хотелось сбежать и не расхлебывать тот бардак, что я оставляю за собой, я не хочу просто исчезать.

Воспоминания быстрее сотрутся из памяти, если меня здесь не будет и я не смогу видеть то, что их вызывает — одеяла на траве в Брайант-парке, прогуливающихся по Хай-Лайн³, перекусывающих на бегу в Чайнатауне. У меня даже не было возможности собрать свои вещи.

— Тебе идет этот цвет, — говорит она, отвлекая меня от моих мыслей.

Опустив козырек, я открываю зеркало. Я выгляжу… иначе. Все еще я, но в каком-то смысле старше. Я меньше похожа на женщину, которая пытается слиться с толпой, чтобы соответствовать шаблону или привлечь внимание мужчины. Я выгляжу как женщина, уверенная в себе. Мне это нравится — мои волосы оранжево-красного оттенка вместо платинового блонда, который я носила большую часть своей взрослой жизни.

Я снова стала кем-то новым и пока не узнаю ее. Но узна́ю. Со временем. И если быть честной, я не узнавала и ту женщину, которой стала. Я чувствовала это долгое время, возможно, еще до того, как потеряла отца.

— Ты можешь сохранить свое имя. — Она зажимает сигарету губами и наклоняется надо мной, доставая из бардачка матерчатый чехол на молнии. — Там новая социальная карта, права и паспорт…

Задумавшись о своем имени, я пропускаю мимо ушей все остальное. Отец называл меня Лейни, но я уже много лет не слышала этого прозвища. В мире есть только один человек, который знает меня под этим именем, и я не хочу его больше видеть.

Я закрываю глаза и пытаюсь справиться с отвращением, которое испытываю при мысли о том, как я жила с Филиппом. Я потратила столько времени, пытаясь вытравить из себя Лейни с Кони-Айленда и вписаться в образ Элеоноры Шоу с Манхэттена. Я больше не являюсь ни тем, ни другим — ни Лейни с Кони-Айленда, ни Элеонорой с Манхэттена. Громкие мероприятия, свадьбы светского общества и богатая клиентура, которую я обслуживала, позволили мне создать соответствующий образ, но это не было похоже на настоящую жизнь. Постоянное упоминание своего имени при каждом удобном случае и меркантильность через некоторое время привели к тому, что я стала подменять понятие счастья этой тяжелой работой.

Испытывая чувство облегчения, я просматриваю заламинированные листы бумаги. Я еще не осознаю все до конца, и это обрушится на меня, как товарный поезд, когда обретет реальность. Я достаточно умна, чтобы понять, что именно поэтому мои эмоции переполняют меня — недостаток сна и сильное травмирующее событие могут так сказаться на человеке. Но темное шоссе, проносящееся мимо, постепенно стирает из памяти мои неудачные решения и готовит меня к тому, что грядет. Если должна появиться Лейни Янг из Колорадо, то я попробую ей стать.

Я отключилась уже в Западной Вирджинии. Кажется, что между моментом, когда я закрыла глаза, и тем, когда меня разбудили звуки спора, прошло не больше пять минут. Я протираю глаза и смотрю на часы на приборной панели. Пять минут оказались шестью часами. В машине тепло, почти жарко, как будто кондиционер был выключен не так давно. Где агент Харпер?

Я отстегиваю ремень безопасности и изучаю сквозь окно местность, где мы припарковались. Ни гор, ни океана. Насколько я могу судить, это равнина. Я всегда жила только у воды и в городе. Но здесь нет ни городского пейзажа, ни укромных парков. Ни небоскребов, ни светового загрязнения⁴ — только массивный фермерский дом передо мной.

Когда я открываю дверь грузовика, волна влажного воздуха бьет мне в лицо, как будто я только что вошла в тепловую завесу⁵. Под одеждой уже образовался слой пота, особенно под резинкой моего спортивного бюстгальтера и сзади на шее.

Восточное побережье может быть невыносимым в августе, но сейчас только первая неделя июня, и эта двенадцатичасовая поездка словно перенесла меня прямо в разгар лета.

Я вытягиваю руки над головой и приподнимаю волосы, чтобы немного проветриться. Глубоко вдыхаю, пытаясь отогнать тревожные мысли о том, где я нахожусь и как раздражает такая жара посреди ночи. И тут он окутывает меня — запах. Как будто подул легкий ветерок, и воздух наполнился ароматом пекарни. Как и запах дрожжей для выпечки хлеба, он несет в себе нотку шоколада и терпкую сладость. Это не пикантность соленого воздуха и не резкий запах болота во время отлива. Это гораздо лучше. Может, я и не буду скучать по океану. Запах кажется восхитительным и манящим.

То, что так вкусно пахнет сейчас, должно быть прекрасно и днем.

— Черт возьми, — говорю я себе под нос, глядя на то, что предстает передо мной. Великолепие дома напоминает поместья, которые можно увидеть на Золотом побережье или на берегах Ист-Хэмптона. Ухоженный газон и ландшафт освещены так, словно каждый куст и дерево созданы для того, чтобы их чествовали и выставляли на всеобщее обозрение. Окна в черных рамах контрастируют с белым сайдингом, а черная металлическая крыша выполнена в стиле современного фермерского дома. Это тот самый дом, который декларирует простоту, но я знаю, как дорого может стоить такая «простота». Фермерский дом в данном случае — это выбор стиля постройки, а не буквальное название дома на ферме. Даже не знакомясь с его владельцами, я уверена, что в этом доме живут не фермеры.

Здесь не слышно ни стрекота сверчков, ни гула ветра, который шелестел бы в кронах деревьев. Здесь тихо и спокойно. То умиротворение поздней ночи или раннего утра, которое легко принять за безопасность. Будет ли мне что-то здесь угрожать? Поблизости не видно ни одного уличного фонаря или соседского крыльца. На горизонте нет сумеречного розового цвета, переходящего по краям пейзажа в темное небо. Вокруг абсолютная темнота, и только небо усеяно звездами разного размера.

Низкий мужской голос звучит громче и заставляет меня повернуть голову в ту сторону, откуда он доносится. Его тон заставляет меня обойти припаркованный грузовик.

— Би, ты слышишь только то, что хочешь услышать. Я сказал «нет». Почему ты стоишь у моей двери, а не у двери Гранта?

Не так уж сложно понять, что этот спор, скорее всего, из-за меня. Она сказала, что поступит так, как считает нужным, но я подумала, что она позвонит и убедится, что где бы я ни оказалась, мне будут рады.

— Ты знаешь, почему. И Эйс, это не просьба, — хриплым голосом отвечает агент Харпер.

У подножия лестницы я останавливаюсь как вкопанная. Кто он?

— Так ты мне угрожаешь? — говорит мужчина, прежде чем замечает меня.

Он смотрит пристально. Его темные волосы с проседью зачесаны назад и коротко подстрижены. Но мое внимание привлекает не щетина на щеках и подбородке и не то, как он держится. Дело в том, что сейчас середина ночи, а на нем костюмные брюки и белая рубашка с воротником-стойкой, рукава которой закатаны до локтей. Определенно не фермер. Он опускает руки на узкие бедра, поднимает глаза к крыше крыльца и надув щеки, резко выдыхает. Когда его голова снова опускается, а глаза встречаются с моими, он говорит:

— Господи, Би. Она выглядит как чертов ребенок.

Может быть для него. Но я немало повидала в свои двадцать девять лет.

Би поворачивается ко мне и с улыбкой достает свой серебряный портсигар. Когда она прикуривает и затягивается, клубы дыма вырываются из ее рта и уносятся за спину вместе с легким теплым ветерком.

— Несколько ночей назад она остановила монстра, Эйс. Она не ребенок, я могу тебе это пообещать.

Впервые я испытываю гордость за то, что сделала. Впервые за два дня я не чувствую, что тону в неопределенности.

Его губы складываются в сочувственную улыбку, которая выглядит почти сожалеющей. Это напоминает мне улыбку моего отца, когда он знал, что я собираюсь сообщить ему не самые приятные новости.

Он бросает взгляд в сторону агента Харпер.

— Тебе нужно завязывать с этим дерьмом, Би.

— Заткнись, Эйс, — рявкает она в ответ. — Мы договорились?

— Дел знает, что ты здесь?

Она быстро отвечает ему «нет».

Эйс глубоко вздыхает и задерживает дыхание.

— Как долго?

Харпер спускается по ступенькам.

— В конечном итоге это будет зависеть от нее. Но если спросить меня, пока я не буду уверена, что ей ничего не угрожает.

Не сводя с меня глаз, он спрашивает:

— Нам грозит какая-то опасность из-за того, что она здесь? Ты же знаешь, неприятностей нам уже хватит на всю жизнь. И у Линкольна дети…

Она прерывает его:

— Мне нужно, чтобы она была с людьми, которым я доверяю, и подальше от тех, кому нет.

Я не упускаю из виду, что она не ответила на его вопрос о том, угрожает ли им опасность.

Он ухмыляется.

— Значит, теперь я попал в эту категорию? В твой круг доверия?

— Это не такая уж большая услуга, Эйс. Ты это знаешь. — Говорит Би. — К тому же, это означает, что я буду тебе должна. Ты в курсе, как я люблю такую валюту.

— Ты действительно думаешь, что Фиаско — подходящее место, чтобы спрятать кого-то?

— Какое фиаско? — перебиваю я. Лучше бы ей не втягивать меня в нечто худшее, чем то, из чего я только что выбралась, если это вообще возможно.

— Нет ничего необычного в том, что женщина оказалась у тебя дома поздно ночью. — Она приподнимает бровь, и в ее тоне слышится намек, когда она похлопывает его по руке. — Делай, что можешь. Я знаю, как здесь работают слухи, так что держи ее подальше от всего, что похоже на правду.

— Полагаю, я не смогу узнать, в чем заключается правда?

Харпер встречает мой взгляд.

— В том, что она тебе расскажет. — Она подмигивает мне.

Он оглядывает меня с ног до головы, словно прикидывая, что со мной делать. Я расставляю ноги и расправляю плечи, без слов давая ему понять, что меня не запугать. Ухмыльнувшись, он качает головой и протягивает правую руку.

— Аттикус Фокс. Можешь звать меня Эйс.

Мне требуется несколько секунд, чтобы вспомнить ложь.

— Лейни. Янг. Лейни Янг, — заикаясь, говорю я и жму ему руку.

Его бровь взлетает при моих словах.

Да, мне нужно поработать над этим. Нужно научиться лучше произносить не полностью мое имя. Проблема в том, что я не умею врать. Кем я только не была — и авантюристкой, и полной надежд романтичной особой, и карьеристкой — но никогда не был лгуньей. До сих пор.

— Итак, Лейни Янг. Добро пожаловать в Фиаско, штат Кентукки.