Царская невеста

После расправы молодой хан в отместку за убийство сына велел слугам бросить тела разбойников за пределами города без погребения, на растерзание хищным зверям.

Очнувшись, Фатима-Султан облачилась в белые одежды скорби, и десять дней провела взаперти в своих покоях, оплакивая гибель любимого внука. Одна мысль беспрерывно мучила правительницу – за что Аллах так сурово наказал ее, ведь она все делала ради Его славы. Неужели она неверно понимала Его волю и принимала неправильные решения? Кизляр-ага вошел к ней, когда она в первый раз задалась этим вопросом, и упав на колени, возвестил:

- Моя повелительница, я обнаружил у Марии-хатун священное изображение!

- Что ты видел, Кизляр-ага? – настороженно спросила у верного слуги Фатима-Султан. – Какое изображение?

- У невесты нашего владыки есть серебряное зеркало с изображением «ал-бурака»! – торжественно произнес главный евнух.

- Ты уверен? – дыхание Фатимы-Султан прервалось. «Ал-бурак» - мифическое существо с красивым человеческим лицом и туловищем коня или мула помогал пророкам в их духовных исканиях и был особенно почитаемым вестником в мусульманском мире. Его изображений было мало, и если кто владел предметом с его изображением, то считалось, что действия владельца направлял сам Всевышний. А она противилась владелице с изображением «ал-бурака», вот и ответ почему ее настигла кара свыше. И не имело значения каким путем к Марии Плещеевой попала священная мусульманская реликвия, все равно девушка могла заполучить ее только если на то была воля Всевышнего.

На следующее утро Фатима-Султан собрала в Ханском дворце Диван – Высший Совет ханства, и сообщила царедворцам о сделанном ею открытии:

- Неисповедимы пути Аллаха и если он желает, чтобы мой сын сменил веру и вступил в брак с христианкой, да будет так!

- Да будет так! – хором отозвались придворные.

После Дивана не осталось препятствий к браку касимовского царя и дочери воеводы Плещеева. Боярин Морозов, получив долгожданную весть, довольно крякнул и сказал:

- Ах, Маша – радость наша! Не ошибся я в тебе, сумела взнуздать молодца и поставить его в нужное стойло!

В Москве засуетились, готовясь к торжественной встрече касимовского царя. Сам патриарх Иосиф должен был венчать его с дочерью воеводы Плещеева. Даже молодая царица Мария Милославская приняла участие в подготовке свадьбы Ильдара и Маши Плещеевой. Ее слуги убрали для молодых брачные покои, и супруга царя Алексея послала подарок для невесты – роскошный свадебный кокошник из Костромы.

» Эпилог

Москва встретила Ильдара и Машу праздничным перезвоном колоколов, оживленными улицами и ярким солнцем, от которых горели золотом купола многочисленных церквей. В столице отмечалось Рождество Пресвятой Богородицы, и жители всей душой предавались радостному веселью, скинув с себя надоевшие житейские заботы и печали, и больше не думали об увеличении податей и росте цен на пшеницу.

Возле Кремля Маша наконец-то увиделась со своей семьей, которая уже несколько дней с нетерпением ждала ее приезда. В особенности с волнением встретила ее мать Варвара Ильинична. При виде старшей дочери она так сильно расплакалась, словно та воскресла из мертвых и долго не хотела выпускать ее из своих объятий. Бедная женщина, когда год назад узнала, что ее кровиночку отправили к татарам, весь день пролежала в беспамятстве от горестного известия, и потом каждый день горячо молилась за нее, горюя о ее участи. Только сейчас она воочию убедилась в том, что ее любимая дочь не досталась лютому нехристю, и, хотя будущий зять по рождению являлся татарином все же он был пригож собой и являлся неофитом, желающим креститься в православную веру, и могла с облегчением вздохнуть.

- Ну, касимовский царь, здесь мы распрощаемся с тобой, - сказала Маша, обращаясь к жениху, гарцевавшему верхом возле ее повозки. – Я со своими милыми родителями, братьями и сестрами пойду в Вознесенский монастырь, посвященный Рождеству нашей Владычицы благодарить Ее за милость, явленную нам, а ты ступай дальше, на подворье патриарха – ему надлежит окрестить тебя!

- Душа моя, а ты снова не сбежишь от меня? – на всякий случай осведомился Ильдар, с недоверием посматривая на большую толпу родственников Маши, давно карауливших их приезд. Родня его невесты настороженно поглядывала на него и явно была не в восторге от того, что он войдет в семью Плещеевых. Их сдерживало в проявлении чувств опасение прослыть ослушниками государевой воли, состоявшей в желании заключить союз с татарином и страх перед его острой саблей. Особенно усердствовал в разглядывании носатый брянский дядюшка его ненаглядной Назарий, как будто от его взглядов черные волосы Ильдара могли превратиться в русые, а азиатские черты лица в славянские. Чуть дырку на нем не протер своими взорами. Молодого хана невольно охватили сомнения – не подговорят ли ненароком родичи девушку отказаться от венчания с ним, инородцем.

- Куда можно сбежать от своего сердца? – от души рассмеялась Маша этим словам, и ласково коснулась руки любимого. – Иди, владыка Ильдар, не сомневайся во мне. Раньше распрощаемся – раньше встретимся!

Она ушла, окруженная своими родственниками, похожими на растревоженных наседок, бегающих вокруг нее, и будто забрала с собою свет этого дня, его радостное веселье и упоительное счастье, в котором находился Ильдар всю дорогу до Москвы. Но нежность невесты, ее лучистые глаза, с любовью обращенные к нему успокоили молодого хана, и он последовал ее словам, уверовав в их скорую встречу.

Патриарх Иосиф лично занялся спасением души касимовского правителя и так строго допрашивал его обо всех его грехах, что Ильдар ощутил себя преступным татем, которому никогда не будет прощения, несмотря на глубокое сокрушенное раскаяние. Однако к вечеру Предстоятель несколько смягчился и признал молодого татарина достойным таинства первейшего христианского обряда. После строгого поста Ильдара окрестили в большой купели, нарекли его православным именем Василий и он с готовностью повесил себе на шею тяжелый крест, мечтая поскорее увидеть свою невесту.

Дворцовые слуги умело обрядили татарского хана в белый кафтан, шитый золотом, ловко надели ему на голову соболиную шапку и проводили его в Грановитую палату, где на троне сидели царь Алексей со своей царицей. Молодой государь имел важный вид – его бородка стала более пушистой, жена носила первого ребенка, и он чувствовал себя взрослым мужем, способным самостоятельно править своими подданными. То, что касимовский хан согласился признать его главенство, добавляло ему сознание собственной значимости и симпатии к гостю.

- Царь Василий Арсланович, как крестился ты, так стал мне братом, и готов я многими дарами тебя одарить, чтобы наш союз скрепить! – дружелюбно сказал Алексей Михайлович поклонившемуся ему молодому хану.

- Великий государь, мне достаточно того дара, что послал ты мне год назад и изволь приказать меня с обрученной невестой вокруг аналоя обвести, того будет достаточно для нашего союза, - улыбнулся счастливый жених, глядя на стоящую возле трона Машу в свадебном уборе.

- Быть посему, пусть обвенчается новокрещенный раб Божий Василий с дщерью нашего стольника Плещеева, - важно произнес московский государь.

После этих слов царь Алексей встал и вместе с царицей степенно направил свои стопы на Соборную площадь по устланной перед ним красной ковровой дорожке. За ними в Успенский собор последовали молодые, потянулась царская свита и родственники невесты. В присутствии многолюдных прихожан патриарх Иосиф обвенчал касимовского правителя и дочь воеводы Плещеева под многоголосный хор певчих, и после венчания все одобрительно говорили, что редко когда видели столь красивую пару, несмотря на татарское происхождение жениха.

Промелькнул веселый пир, и Маша после величания гостей осталась наедине с молодым мужем в брачных покоях, устроенных в сеннике. Новобрачный обозрел высоченную кровать, сооруженную на больших скирдах соломы и чуть растерянно спросил:

- Да как на такое ложе залезть-то? Машенька, что делать будем? Я не слишком сведущ в ваших свадебных обычаях.

- Курицу будем есть, - весело отозвалась Маша, снимая с мужа сапоги. Затем она вскочила на бочку с пшеницей, ловко перебралась с нее на свадебную кровать, нашла в ногах приготовленный для новобрачных узелок с жареной курицей и призывно помахала супругу рукой, говоря:

- Василий, подели наше яство свадебное!

Молодой хан с готовностью полез наверх к любимой, разорвал ароматную тушку пополам и дал ей ее долю. Маша с удовольствием начала есть молодую курицу с хлебом и с солью, нахваливая ее с каждым куском.

- Васенька, и ты ешь, а то остынет курочка, - то и дело призывала она супруга.

Но касимовскому владыке кусок с трудом лез в горло, сочное мясо казалось жесткой подошвой. Его все больше интересовала другая райская птичка, что сидела возле него, а не изготовленная на жаркой печи курица. Он все нетерпеливее поглядывал на свою вторую половинку, ожидая, когда она насытится и снова с любовью взглянет на него. И, не дождавшись, схватил суженую в свои объятия и пылко прижал к груди. У Маши от удивления куриное крылышко выпало изо рта, а как взглянула она в горящие глаза своего ненаглядного, так и пропала. Больше ничего для нее не существовало на свете кроме его пленительных карих глаз, исчезли все преграды на свете и его мужское желание целиком заполонило ее девичью целомудренную грудь.

Маша выгнулась дугой под пылкими ласками любимого мужа, охотно открываясь ему навстречу и впуская его в свое тело. Молодой хан проник в ее лоно и так страстно начал двигаться над нею словно от этого зависела его жизнь.

- Душа моя, я никогда не выпущу тебя из своих объятий, - словно безумный прошептал он, чувствуя, как растворяется в море всепобеждающей любви к своей ненаглядной венчанной жене.

Маша почувствовала ощутимую боль в низу живота, но это была какая-то особая приятная боль, которая не только не отвратила ее от мужа, но заставила ее прижаться к нему еще теснее. Волны бездумного наслаждения охватывали их целиком, порождая желание снова и снова продлить эту сладкую пытку, и последующие ночи новобрачные без устали предавались безоглядным ласкам, словно наверстывая то время, когда они не знали друг друга.

Дни у них проходили в посещениях Машиных родственников, хлебосольно угощавших их и даривших дорогие подарки. Видя, как девушка счастлива, они постепенно подобрели к молодому татарину и настороженность оставила их. Гуляния в Москве продолжались больше месяца, и хан вернулся с молодой женой в Касимов незадолго перед праздником Каз Омэсе (Гусиное перо), некогда навсегда связавшего их.

Татарское население Касимова в своем большинстве охотно приняло молодую чету. Пусть сын царя Арслана не стал вторым Чингиз-ханом – покорителем вселенной, но после подписания им договора о союзе с Московским царством процветание пришло в их край, приграничные стычки утихли и оживилась торговля с северным соседом. Молодой хан старался править справедливо и милосердно и его подданные любили его. Маша уговорила мужа отпустить русских пленников на свободу, освободить Василису с детьми от рабства, и правитель охотно удовлетворил ее просьбу, как ранее с готовностью исполнял все ее желания.

В этой бочке меда была только одна ложка дегтя – Фатима-Султан в душе так и не приняла свою русскую невестку, несмотря на то, что в год после свадьбы Маша родила первенца Ивана. Матери мужей делятся на два вида свекровей – тех, кто видят в своих невестках матерей своих внуков и стараются им во всем помогать, и на тех, для которых невестка – это соперница, укравшая у них сердце ненаглядного сына. Фатима-Султан относилась ко вторым свекровям и ревниво наблюдала за всеми знаками внимания, которые ее Сеид оказывал молодой супруге. Султанша без конца придиралась к Маше, не спускала ей ни одного промаха и откровенно радовалась, если молодую жену ее сына постигала какая-нибудь неудача. Маша, не будучи по натуре смиренной татарской женщиной, все больше огрызалась на нее, и обстановка в гареме заметно накалилась.

Новокрещенный христианин Василий благоразумно старался держаться в стороне от женских разборок, надеясь, что со временем его мать и жена найдут общий язык и полюбовно обо всем договорятся, но не тут-то было. После особенно крупной ссоры Фатима-Султан вызвала сына к себе и начала перечислять ему свои обиды.

- Как женился на русской, так совсем про меня забыл! – возмущалась она. – Если жена есть, то мать уже не нужна, да?!! То-то твоя супруга смотрит на то, как ты мною пренебрегаешь, и мне дерзит! Даже в самых бедных и нищих семьях Касимова невестка с глубочайшим почтением относится к свекрови, а я – правнучка великого пророка Мухаммеда - вынуждена терпеть поношение в собственном дворце от заносчивой московитки. Да достоин ли ты называться моим сыном?!

- Моя дорогая энкей, я исправлюсь, - поспешил заверить мать молодой хан. – Буду чаще тебя навещать и больше проводить с тобою времени.

Кое-как касимовскому правителю удалось успокоить мать, но когда он вернулся в покои супруги, то претензии ему начала предъявлять уже Маша.

- Что ты меня не защищаешь от нападок твоей матери? - набросилась она на него. – Знаешь же, что ее обвинения в том, что я не смотрю за Ванечкой несправедливы, она же заставила меня прислуживать ей за обеденной трапезой, когда он болел. Но ты ничего ей не сказал! Ни слова не сказал!!!

- Машенька, прости меня, окаянного! Плохой из меня муж, если я не могу защитить свою жену. – сокрушенным тоном произнес Василий, думая про себя, что любое его заступничество жены перед разгневанной матерью только бы подлило масла в огонь. И тут же кротким голосом осведомился: – Но, Машуня, тебя в самом деле нужно защищать? Есть ли такой сильный противник, с которым бы ты не справилась? Даже медведь бежал от тебя, сломя голову.

Маша открыла было рот, чтобы сгоряча сказать муженьку, находящегося под каблуком у своей энкей, что всякая женщина нуждается в защите и поддержке своего благоверного, но тут же запнулась. Постеснялась она сказать, что ее свекровь - его мать - хуже голодного медведя, да и выражение глаз любимого заставило ее призадуматься. Хотя муж говорил веселым тоном об разногласиях в их семье, его взгляд сделался печальным, и молодая женщина догадалась, что в глубине души он очень страдает из-за ее ссор с Фатимой-Султан. Для него мать – это святое, и даже если Фатима-Султан задумала бы дворцовый переворот и посягнула на его жизнь, он не сказал бы ей ни слова упрека и по-прежнему относился к ней с величайшим почтением. Ее Василий хотя внешне умело скрывал свои переживания, но был чрезвычайно чувствительным и его чувства глубокие как полноводная река весной, побуждали его все трудности решать с помощью любви и верности по отношению к любимым женщинам. И он все равно находился между двух огней, не в силах открыто выступить ни в защиту жены, ни в защиту матери в их спорах.

Даже во сне выражение его лица оставалось печальным. Маша сочувственно разглядывала мужа, прильнувшего ночью к ее теплому плечу, и ей стало так его жаль, что она приняла твердое решение помириться с Фатимой-Султан и вернуть мир в гарем.

Утром молодая касимовская царица отправилась в покои свекрови. Фатима-Султан встретила ее по своему обыкновению неприветливо, но молодую женщину это уже не смутило. Она смотрела на свекровь, нахохлившуюся как сердитая ворона, и в первый раз почувствовала, что та несчастна. Фатима-Султан до сих пор переживала гибель любимого внука Карима, случившуюся по ее вине и чувствовала себя одинокой. Этим была вызвана ее повышенная гневливость, и Маша, поняв ее чувства, больше не говорила ей ни слова наперекор. Если Фатима-Султан называла белую стенку «черная», то Маша, не моргнув глазом, говорила:

- Да, матушка, белая стенка черная!

Сначала Фатима-Султан с недоверием отнеслась к мягкости и покорности нелюбимой русской невестки, но постепенно привыкла к ней, и признала Машу самой лучшей женой своего сына.

- Пути Аллаха неисповедимы, Усман-ага! Никто не мог предугадать, что Мария Плещеева сделает жизнь Сеида райским садом, полным роз и утешением моей старости, - облегченно вздыхая сказала она касимовскому муфтию

- Воистину так, почтенная Фатима-Султан, - склонил голову в знак согласия Усман-ага. – Милость Аллаха я вижу в том, что у правителя много детей.

Маша исправно рожала сыновей и вслед за Иваном родила Василия, Федора, Михаила, Якова и Никифора. Подарила она также мужу двух дочерей Евдокию и Домну. Отменное здоровье и желание иметь еще больше детей позволяли ей легко переносить беременности и роды. Они мало на ней сказывались, только раздалась талия и красиво округлились бело-молочные груди. Касимовский царь с радостью встречал рождение каждого своего ребенка. Дети от Маши приглушили его тоску по маленькому Кариму и умершей дочери Фериде от Айгуль, в них он видел продолжение своей любви к жене, продолжение их сказки. Василий Арсланович пользовался каждым удобным случаем, чтобы весело повозиться с сыновьями в детской, а когда они немного подросли, то начал брать их с собой на охоту, и там учить как обращаться с охотничьим соколом, ставить ловушки на пушного зверя и различать следы лосей. Когда касимовский правитель отправлялся в лес, то за ним трусил маленький отряд похожих на него мальчуганов, а он гордо поглядывал на них, с радостью замечая в них свои черты и Машины.

Маша надеялась, что ее чадолюбивый муж оставит хотя бы девочек в покое и дочери полностью будут вверены ее попечению. Однако касимовский царь решил иначе.

- Душа моя, наследницам степных кочевников не годится все время сидеть во дворце. Наши девочки должны научиться уверенно держаться на лошади, отменно ездить верхом и стрелять из лука, - уверенно сказал он жене. – Мои царевны будут вольными как птицы и удачливыми в смелости девицами.

- Василий, пусть Дуня и Домна на Пардусе катаются, это все же безопаснее, чем ваша охота в лесу, - поджав губы, ответила на это Маша. Но тут дочки заплакали от ее слов, потянулись к любимому отцу, который их ласкал и баловал, и сердце молодой ханши дрогнуло, не могла она отказать их детскому желанию резвиться в лесной чаще вместе с отцом и братьями.

Лето выдалось ясным, дождей шло мало и касимовский правитель целыми днями пропадал с детьми в лесу. Мало-помалу Маше сделалось скучно одной томиться в гаремных покоях, пока свекровь предавалась молитвам, и, подумав, она попросилась у мужа в лес вместе со всеми, говоря:

- Научи-ка ты и меня, Василий Арсланович, ездить верхом и стрелой бить зверя!

А хан только рад был желанию жены побольше проводить вместе с ним времени. Он выбрал для Маши самую смирную буланую лошадку и в подходящий день ханское семейство отправилось в дубовую рощицу пострелять зайцев на радость гепарду Пардусу.

Привал сделали на большой поляне и старшие мальчики начали помогать младшим детям стреноживать лошадей. Хан, любуясь женой, отошел в сторону, чтобы показать ей свое искусство стрельбы из лука.

Маша, еще молодая цветущая женщина, выглядела весьма привлекательно в своем новом платье, успевшим привлечь внимание всех зрителей, наблюдавших ее выезд из Касимова. Чтобы угодить свекрови она начала одеваться по обычаям своей новой родины и наряд татарской царицы очень ей шел, по-новому подчеркивая и оттеняя ее яркую русскую красоту. Касимовский царь не мог отвести от нее глаз, жена казалась ему самым ценным в мире алмазом, чьи многочисленные грани играли переменчивым сиянием незабываемой разноцветной радуги. Как и восемнадцать лет назад он был готов отказаться ради нее от всего остального мира и припасть к ее губам пылким поцелуем, позабыв обо всем на свете.

Маша улыбнулась, догадавшись о мыслях мужа, и легонько тронула его рукой, напоминая ему о его обещании научить ее стрелять из лука. Касимовский царь Василий очнулся и бодро сказал, помогая жене натянуть тетиву:

- Вот, душа моя, посылай стрелу по дуновению ветра. Рассчитаешь правильно его направление и почти всегда попадешь точно в цель. А-а, гляди – зайцы показались! Будет нашему Пардусу вкусный ужин.

Молодая царица посмотрела, куда показывал рукой муж, и увидела серых зайчат, пугливо сгрудившихся возле куста бузины.

«Маленькие они еще», - невольно пожалела зверьков Маша и, обернувшись, быстро прижалась поцелуем к губам мужа. Ее хитрость удалась. Рука меткого охотника дрогнула, и его стрела в первый раз за много лет пролетела мимо цели.

- Машенька, ты это что, дня не можешь без меня прожить? - взволнованным голосом спросил хан Василий.

- Да, как и ты без меня, Василий свет мой Арсланович, - ласково ответила Маша, смотря на мужа влюбленным взглядом. У них за многие годы крепкого супружества сделалось одно сердце на двоих, и если любимый супруг был счастлив она радовалась вместе с ним, если печалился, то плакала из-за его горестей больше его самого.

Краем зрения молодая женщина заметила большого белого аиста, летевшего к Ханскому дворцу, громко хлопая крыльями, и радостное волнение охватило ее сердце – догадалась она, что скоро у нее появится новое дитя, только нужно ей с мужем хорошо потрудиться предстоящей ночью в супружеской опочивальне. Маленькие касимовские царевичи тем временем окружили старшого Ваню, показывавшего как нужно разжечь костер, и Маша чуть не прослезилась от умиления, глядя на то, какая между ее сыновьями царит нерушимая братская дружба и согласие.

Дочки тоже даром времени не теряли, сплели пышные венки из лесных цветов и прибежали к родителям подарить их. Маша с материнской нежностью обняла девочек и спросила:

- Кому какой венок вы сплели, голубки мои?

В ответ старшая Дуня протянула свой венок отцу, младшая Домнушка – матери, и касимовские царь и царица, улыбаясь, обменялись зелеными венцами, словно заново венчались ими и привечали вместе с детьми свое счастье.