Цена притворства

Глава 7

— Фамилия, имя, отчество, дата рождения.

— Пылёва Анастасия Викторовна. Тридцатое августа, тысяча девятьсот восемьдесят седьмой.

— Что же вы, Анастасия Викторовна, пропали так внезапно? Родители, поди, волнуются?

— У меня нет родителей.

— Ну как же нет? Вашей матери уже звонили, скоро будет здесь.

При этих словах я подобралась и вскинула взгляд на мужчину, сидящего напротив. Абсолютно лысый следователь-криминалист буквально буравил меня своими глазками-бусинками, покручивая в руке дешёвую шариковую ручку. Второй, за соседним столом, производил впечатление человека всецело уставшего от работы, да и от жизни тоже. Именно с таким видом он перекладывал листки в папки, а папки в стопки на своём рабочем столе. Он лишь раз мазнул по мне рассеянным взглядом и вновь углубился в бумажно-перекладывательный процесс.

— В каких отношениях вы состоите с Сабуровым Данилой Алексеевичем? — спросил лысый.

— Я буду разговаривать только с полковником Поповым, — упрямо повторила я уже в третий раз.

Спрятав руки в карманы, я откинулась на спинку скрипучего стула и уставилась перед собой. Даже если бы я и хотела поделиться с этим малоприятным «ментом» подробностями своей личной жизни, на этот вопрос мне было нечего ответить. В каких мы с Данилой отношениях? А ни в каких! Я даже его фамилию впервые услышала только что.

Тем не менее мой полный игнор не произвёл на мужчину никакого впечатления.

— Как долго вы сожительствовали с подозреваемым? – задал следующий вопрос дознаватель.

Сцепив зубы, сижу, будто воды в рот набрала, тупо смотрю на циферблат настенных часов. Только бы у Данилы всё получилось! Мысленно я уже раз десять за сегодня успела помолиться Господу и перечислить ему, от каких дурных слов и поступков откажусь навеки.

— Хочу вам напомнить, Анастасия Викторовна, что вы, как свидетель, несёте уголовную ответственность за дачу заведомо ложных показаний, как и за отказ от дачи показаний. Не забывайте также, что пока вы проходите по делу как свидетель, но вполне можете стать соучастником.

— Я не отказываюсь давать показания. Я хочу говорить с полковником Поповым! — твёрдо стояла я на своём.

Постучав шариковой ручкой по пустому протоколу, мужчина, видимо, решил зайти с другой стороны.

— Интересная картина вырисовывается, Анастасия Викторовна, — вкрадчиво произнёс он. — Я вам скажу, как это выглядит: вы вступаете в интимную связь с подозреваемым и подговариваете того убить вашего отца. Далее, вы убегаете с ним и прячетесь в заброшенном охотничьем домике посреди леса. Вы в курсе, что ваш сожитель — давно разыскиваемый преступник, след которого потерялся ещё в 98-ом?

Этот мент с глазками-бусинками ещё что-то говорил, только я уже не имела ни малейшего желания слушать весь этот бред. В голове множились вопросы поважнее. Так значит папину смерть всё-таки повесили на Данилу. Кому это нужно? И с какой стати Нинэль нарисовалась так не вовремя? Называть её матерью почему-то язык не поворачивался. Ей-то что нужно? Хотя, её мотивы вполне очевидны – деньги. Вот будет номер, когда она узнает, что денег нет. Представив выражение её лица, я едва удержалась, чтобы не прыснуть со смеху. Стоп, а как же Алекс? Надеюсь Нинэль хватит ума не таскать его с собой. Вопреки заверениям Дани, что мой брат никого не интересует, у меня были большие сомнения по этому поводу. Оставалось лишь надеяться, что отец действительно ещё перед балом переписал все спорные активы на меня, в качестве приданого. По крайней мере, так утверждал Данила.

Тем временем следователю, видно, надоела моя игра в молчанку, он с силой ударил кулаком по столу, чем и прервал мои невесёлые размышления.

— Может, ознакомить девушку с показаниями иных лиц? — У стола лысого, как по команде, материализовался его коллега. — Имя Антон Жуков вам знакомо? — обратился он уже ко мне.

Я бы и рада отвернуться и не реагировать на провокации, но при упоминании о Тохе я невольно подалась вперёд, уткнувшись глазами в листок с родным аккуратным почерком.

Впрочем, не успела я углубиться в смысл написанного Тохой, как следователь (тот, что лысый) тут же выдернул листок у меня из-под носа.

— Не с чем тут ознакамливаться! Слушай сюда, — зашипел он, буравя меня взглядом, — я вас, мразей неприкасаемых, хорошо знаю! Золотая молодёжь, разнузданная своей безнаказанностью. На прошлой неделе трое таких же студентку медучилища изнасиловали. И что? И ничего! Родители отмазали — и гуляют себе дальше, хозяева жизни! А девочке травма на всю оставшуюся жизнь!

— Сан Саныч, не кипятись. Анастасия Викторовна никого не насиловала и не убивала, — тут же подключился второй, тот что с бумажками. — Ты иди, кофейку выпей, а мы уже тут составим показания для протокола, правда Анастасия Викторовна?

Ну, мне, в принципе, уже всё было понятно. Судя по всему, сценка «добрый и злой полицейский» должна была произвести на меня неизгладимое впечатление.

— А что потом? — задала я интересующий меня вопрос.

— Что, потом? — отозвался тот, что лысый.

— Ну, потом. После вашего протокола, со мной что делать будете?

— А потом, — ответил за коллегу тот, что был занят бумажками, — не смеем вас далее задерживать. Скоро явится ваша мать, и идите на все четыре стороны.

А вот этого мне как раз и не нужно. Данила ясно выразился: любыми путями продержаться здесь минимум до вечера и разговаривать только с полковником Поповым. А я склонна была ему в этом довериться. Завтра, в ранней сводке новостей, будет опубликован мой официальный отказ от притязаний на наследуемые активы отца. После этого, по его словам, я не то чтобы полностью вне опасности, но охота на меня должна прекратиться. Хотелось бы верить. Дурацкий план или нет, отступать от него не стоит, потому что другого все равно не было. И я была полна решимости. Эта мысль дала мне необходимый толчок или пинок, не суть. Я метнулась к двери, сразу же как та захлопнулась за лысым ментом. Опустив защёлку, я мысленно перекрестилась и со всей силы впечаталась щекой в стену. Получилось так себе и повторить экзекуцию нужно было как можно быстрее, пока «добрый полицейский» не очнулся. Боже помоги! С этой мыслью я снова налетела на стенку, на этот раз сделав два шага назад для разгона. По левой брови стекала струйка крови, заливая ресницы. Качнулась, ощутив слабость и головокружение, — ненавижу кровь! Плевать!

— Эй, ты чего... ты... ополоумела совсем? — очнулся, наконец, мужчина, вскакивая из-за стола.

— Нет, мне просто больше терять нечего, — ответила, сбрасывая куртку и топая по ней ботинками. —Садитесь. Пишите.

То ли решительность в моём голосе, то ли увиденное только что заставило следака кулем упасть на стул и даже взяться за шариковую ручку.

— Я, Пылёва Анастасия Викторовна, дата рождения уже есть, — приблизившись, я пробежалась взглядом по строчкам, что успел внести в протокол его лысый коллега. — Прошу принять мою жалобу о сексуальных домогательствах со стороны… Вас как зовут?

— Сотников. Виталий Георгич, - гулко сглотнул мужчина.

— …со стороны следователя районного отделения полиции Сотникова Виталия Георгиевича. Вы пишите, пишите, — поторопила его, видя как у Виталия Георгича вытянулось лицо и весьма выразительно задёргался один глаз. — А также о превышении служебных полномочий и нанесении телесных повреждений.

— Тебе никто не поверит, — неуверенно произнёс Виталий Георгич, заикаясь.

— Точно! — похвалила я его за сообразительность. — Рубашечку ведь тоже вы мне порвали.

С этими словами я дёрнула полы рубахи так, что пуговицы рассыпались дождём, а одна угодила Виталию Георгичу в стакан с чаем в медном подстаканнике. А так как лифчиков я в последнее время не ношу, взгляд любезного Виталия Георгича устремился в известном направлении. Я же наклонилась над столом, нависнув над следователем и капая кровью из рассечённой брови на протокол допроса, вполне дружелюбно поинтересовалась:

— Ну так что, гражданин начальник? Будем составлять акт полицейского произвола или я могу, наконец, поговорить с полковником Поповым?

Подвальное помещение для задержанных, куда меня проводили до выяснения обстоятельств, ужасало отбитой штукатуркой и минимальными санитарно-гигиеническими нормами. А более депрессивного места я ещё в жизни не видала. Радовал разве что состоявшийся между мной и полковником разговор. Выслушав, он придвинул ко мне листок бумаги и ручку. Точнее, два листка. Прежде всего требовалось развёрнуто изложить все события, начиная с момента моего возвращения домой после бала, что я и сделала. Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы пресечь весь тот бред, в котором обвиняют Данилу. Умолчала я лишь об нтимных подробностях нашего с ним «сожительства», но думаю, о них и так не сложно было догадаться.

На втором листке пришлось таки написать жалобу на превышение должностных полномочий при допросе. И хоть я честно призналась полковнику в том, что физический вред себе нанесла я сама, Александр Савельевич всё же выявил в действиях своих подопечных некоторые нарушения. Правда, в чём смысл этой жалобы я так и не поняла. Наверное, таковы тут порядки. Итак, свою задачу я выполнила, оставалось только ждать, и это, наверное, было хуже всего! Я отчаянно старалась прогнать тревогу, поплотнее свела полы рубахи и, заведя их за спину, завязала узлом. Усталость брала своё, поэтому, интуитивно выбрав себе из двух коек ту, что ближе к решётке, я решила прикорнуть ненадолго. Свернувшись калачиком, я подтянула колени к подбородку и зарылась носом в ворот Даниной рубахи, отдаваясь объятиям Морфея.

«Я сделаю тебе больно, но только один раз и больше никогда», - всплыло вдруг из глубин сознания.

«За эту ложь я тебя прощаю».

— Здравствуйте, товарищ полковник.

Мужчина оторвался от бумаг и захлопнул папку, смерив жёстким взглядом двух посетителей в серых костюмах. Этот контингент был ему хорошо знаком, хоть тот и редко захаживал в его кабинет.

— Чем обязан? — сухо поинтересовался он, поднимаясь.

Гости молча отделились от двери: первый приблизился вплотную к столу, второй обошёл полковника Попова по кругу и остановился немного поодаль. Такое поведение могло заставить нервничать любого, кто духом послабее, но Попов Александр Савельевич к их числу не относился.

— Мы пришли за Пылёвой, — без лишних предисловий произнёс мужчина, остановившийся напротив.

Полковник устало вздохнул, проследив за небрежно брошенным ему на стол пухлым конвертом. Только что еле избавился от мамаши Пылёвой, теперь вот подкрепление пожаловало.

— Благодарность от Рамзаева. Думаю, не нужно объяснять, кто это, — прокомментировал свои действия незваный гость.

— Вынужден вас огорчить, — начал полковник.

— Знаете, мы очень не любим огорчаться. А наш начальник от этого просто в бешенстве, — перебил его мужчина.

— А что поделаешь, — флегматично пожал плечами полковник. Взяв папку, он, будто не замечая конверта на ней, сбросил тот на пол. — Задержанная Пылёва написала жалобу на моего подчинённого. Мы обязаны реагировать. Сами понимаете, перед нашей бюрократией все одинаково бессильны: и мы, и ваш «начальник».

Атмосфера в кабинете была напряжена до предела. Хватило бы крохотной искры, чтобы разгорелось пламя. Но если у обоих посетителей желваки ходуном ходили, то Александр Савельевич Попов был совершенно спокоен.

Второй гость подошёл к нему сбоку вплотную, но на фоне богатырского телосложения полковника, его жест устрашения казался скорее смешным, чем грозным.

— А вы уверены, что не пожалеете об этом решении? — прищурился его товарищ.

— Слушай, мальчик, — произнёс Попов, — я за свою жизнь больше забыл, чем ты знаешь. Я в твои годы полком в Афгане командовал и наших пленных пацанов у духов на патроны выменивал. Так что давай, попугай меня ещё. А потом забирайте-ка вы свои поганые деньги и выметайтесь отсюда. Надоели.

Ухмыльнувшись, первый молча вышел из кабинета. Второй, нагнувшись, собрал с пола банкноты и последовал за ним.

Стоило выпроводить этих гостей, как появились следующие.

— У меня приказ, подписанный министерством юстиции, о скорейшем переводе Пылёвой в Москву. Это вопрос решённый, и в ваших интересах не затягивать дело бессмысленными жалобами.

— Позвольте я сам разберусь, что в моих интересах, хорошо, молодой человек? И не надо мне тут, знаете ли, прозрачно намекать, — парировал Попов, впрочем, уже без особого энтузиазма.

— Знаете, вы ведь не меня сейчас огорчаете, а всё министерство юстиции, — никак не унимался его оппонент.

— А там уже в курсе, — усмехнулся полковник. — Бумага ушла в министерство и будет рассматриваться, вероятно, очень долго. Бюрократия, вы ведь сами понимаете.

— Простите. Мне сейчас кажется или вы нарываетесь на крупные неприятности?

— Так вы тоже решили меня попугать?

Попову это всё уже порядком надоело. Встав из-за стола, он распахнул перед гостем дверь:

— Знаете, я пуганый. Меня и не такие пытались «взять на понт», как выражаются мои подопечные. И ничего, жив-здоров, как видите, чего и вам желаю.

Насчёт последнего Попов, конечно, преувеличил. Рамзай — криминальный авторитет, след которого пытались обходить стороной, а при столкновении интересов уступать, либо, в противном случае, идти заказывать гроб — чтобы не почить в брезенте или целлофане, в местах лесистых или болотистых. Стать у него на пути – самоубийство, и полковник это прекрасно понимал. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы узреть Бестужевых и их связи в министерстве. Но и отказать Даниле полковник не мог. Послав Пылёву к нему, тот напомнил бывшему командиру, что должок за ним имеется, неоплатный.

Оставшись в одиночестве, он открыл дело Пылёвой. До пенсии всего ничего осталось, и неприятности под занавес сейчас ни к чему. Но ничего уж не поделать — где честь, там и правда. А если уходить, то с почётом, пусть даже вперёд ногами.

«Куда же тебя занесло, дитё?»

Из коридора послышался шум, глухие хлопки и суета.

— Быстро работают, черти, — с горечью понял Попов. Но и он подготовился. Ничего, Данила, прорвёмся!

Плеснув в бокал презентованного ему коньяка, полковник выпил его залпом. Далее Александр Савельевич снял с запястья фамильные часы и отправил те в сейф, рядом с письмом для своего единственного сына.

Герметичная дверца захлопнулась одновременно с открывшейся дверью его кабинета.

— Какая же ты мразь! — полковник скептически усмехнулся, глядя на недавнего гостя, так небрежно бросившего ему на стол деньги.Направив в полковника ствол, удлинённый трубкой глушителя, тот сделал один выстрел, после чего плотно прикрыл дверь и направился в подвал, где располагался изолятор временного содержания.

Пребывая в беспокойной полудрёме, я мучилась кошмарами. Лучше бы вообще спать не ложилась. В голове мелькали обрывки картинок вчерашнего вечера, а память то и дело услужливо подкидывала новые. Вот я недоумённо смотрю на резко захлопнувшуюся дверь, сидя почему-то на полу. Только что на улице была, а теперь снова внутри. А вот жуткий хруст — звук, когда нож натыкается на кость, его ни с чем не спутать. Он донёсся до моих ушей за секунды до резкого толчка назад. Всё случилось слишком быстро, чтобы что-то понять. Резкое движение за спиной, а падаю на пол я уже внутри, оставляя за дверью непонятный шум и дикий ужас, наподобие того адского страха, когда в моём доме развернулась настоящая бойня. Всё то же самое: глаза не видят ничего, а сердце замерло в тисках липкого ужаса. Только сейчас он возник внезапно, а из-за быстрой смены событий испугалась по-настоящему я уже в объятиях Данилы.

Потом были его руки, люк в деревянном полу, замаскированный так, что о его наличии я раньше даже не догадывалась.

— Боевые, — сказал он, вложив мне в руку знакомый «глок» и фонарик, а в карман куртки полную обойму.

«Выйдешь у поваленного дерева. На дорогу не суйся, иди параллельно и следи за метками».

«Почему ты не можешь пойти со мной?»

«Я должен их задержать, потом приду за тобой! Полковник Попов, запомнила?»

Автоматная очередь прошила стену, кто-то ломился в запертую дверь, а за окнами что-то громыхнуло в тот момент, когда мои ноги уже повисли в воздухе. Последнее, что запомнилось, — это как держусь за его руку, опускающую меня в темноту, а Даня ободряюще мне подмигивает, перед тем как крышка люка над моей головой захлопывается. Наверное, его спокойствие и собранность заставили меня поверить, что не всё так плохо. Так, мелкие неприятности. Сейчас, возвращаясь мыслями назад, я корила себя за то, что ушла без него. Потом, вспоминая, что и так собиралась уйти, я корила себя за собственную противоречивость. Ведь не любовь же это, на самом деле! Только почему-то без него мне было плохо, и дело тут не в безудержном страхе, который не отпускал ни на минуту.

Дальше подземный ход, дрожащий свет фонарика в моей руке, и вот я уже продираюсь через сухие ветки и комья земли наружу. Оцепенение сменилось решимостью во что бы то ни стало выбраться отсюда. Выбраться из этого леса, и из всех этих проблем заодно. Надоело бегать, надоело прятаться и вечно кого-то бояться. И я бежала, спотыкаясь о корни и перепрыгивая поваленные ветки. Усиливавшийся озноб разогревался скоростью, на бегу всегда теплее.

Стреляли в меня или нет, с уверенностью сказать не могу, потому что ничего не слышала и не видела, кроме мрачного тёмного леса впереди. Фонарик Даня сказал выбросить ещё под землёй, и я не осмелилась ослушаться. А ведь совсем недавно ночной лес, с его загадочными звуками, наводил панический ужас, он и был для меня декорацией к фильму ужасов. Воображение всегда рисовало жуткие картины диких хищников, затаившихся в темноте, или же неизвестных науке и здравому разуму тварей. Только жизнь – это не чёртово кино. Сейчас тёмный, дремучий лес казался мне спасением, чём-то родным и близким. Сейчас мы с ним были заодно, точнее, единым целым. Мир вокруг бешено крутился, а потом в один момент вдруг замер, подавляя мрачной тишиной, — я бежала так долго, пока звуки стрельбы не стихли, а в боку не начало нещадно колоть. Остановившись, я сжала рукоять пистолета и не спеша начала пробираться вглубь, в скудном свете луны на ощупь проверяя стволы на наличие зарубок. Повезло мне не сразу, и всё это время я стоически подавляла нарастающую панику: потеряться ночью в лесу – не самый лучший вариант.

В районном центре я оказалась уже под утро. Долгое блуждание по лесу сказывалось гудящими ногами и дрожью во всём теле. Несколько раз сбивалась с пути, почти наощупь возвращалась к рубцам на стволах деревьев и снова блудила. Спрятав в сухой листве оружие и полную обойму, которые мне так и не пригодились, я долго наблюдала за спящим городком из-за кромки леса. В отделении даже не пришлось рассказывать, кто я и откуда. Моё фото висело прямо на входе. Ещё одно внутри. Правда, я приврала немного, сказав, что плутала в лесу гораздо дольше, а где находится охотничий домик, не знаю и показать не смогу.

Я всё больше проваливалась в непонятное полусонное состояние, когда размытые образы произошедшего всплывали в памяти, внося сумятицу и хаос, но мысли снова и снова возвращались к Даниле. Он выжил! Он ведь терминатор, ему всё нипочём, конечно же он выжил и вот-вот придёт за мной! И так по кругу: угрызения совести, что бросила его там; злость на себя же саму, за то, что о нём вообще переживаю, и надежда, что он вернётся, как и обещал. Ужасная комбинация. А ещё я не поверила ни единому слову из того, что рассказал о Дане следователь. Даже в мыслях, перед самой собой я только и делала, что очищала его имя ото всей этой лжи. Только почему же так не спокойно на душе? Почему ноет у сердца и терзают дурные предчувствия? За него боюсь или всё же за себя? На этот вопрос у меня не было ответа.

От звонкого скрежещущего звука лязгания решётки я подскочила. Внутрь вошёл дежурный вместе с типом жуткой наружности, от одного вида которого хотелось лезть на стенку. Оставив нас наедине, дежурный молча удалился, а я забыла, как дышать.

— Не бойся, не обижу, — хмыкнул верзила в ответ на мой испуганный взгляд.

Сев на пустую шконку, он вынул из одного кармана батон, а из другого добрую половину палки колбасы и принялся с аппетитом есть.

Он ел, а я его разглядывала. Назвать его симпатичным могла лишь женщина с богатым воображением. Если исходить из того, что шрамы украшают мужчину, то его разукрасили на славу, а тот, кто на скорую руку зашивал, и слыхом не слыхивал об эстетике. Нос, широкий от природы, был перебит, что придавало лицу особый «шарм».

Тип повернулся ко мне и улыбнулся с присущим ему «очарованием». Странно, но все зубы при этой физиономии выглядели целыми — если они настоящие, конечно.

— Лицо твоё мне знакомо. Не могу вспомнить, где видел, — бросил мне этот «красавчик» после пятиминутного молчания. Как раз за это время он и умял свой обед.

Вестимо где. Небось по всему городу сейчас висит. А я, дурёха, тут вчера спокойно прогуливалась.

— Я Лёха.

Молчу. Может, отцепится? Для надёжности ещё и отвернулась в другую сторону.

— Ты бы отошла от решётки, красивая. Поганое место, лучше пересесть.

«Ага, — подумала я, — я именно такая дура». Отсюда мне хотя бы дежурного видно, а ему меня.

— А разукрасил тебя кто? Муж? — не унимался Лёха.

Тут у дежурного на столе зазвонил телефон. Взяв трубку и выслушав невидимого собеседника, он немного озадаченно посмотрел в мою сторону.

— Пылёва, к тебе пришли, — сказав это, он направился к решётке, прихватив с собой связку ключей.

Даня!!!

Мгновенно подскочив к выходу, я застыла: а если это не Даня, а Нинэль или, того хуже, Бестужев?

— А кто пришёл? — решилась спросить, когда мужчина приблизился.

— А это не моя печаль, — отозвался дежурный, — моё дело малое.

Чёрт, что делать-то, а?

— Начальник, — вклинился в разговор Лёха, — обед когда?

— Обед по расписанию, — повернув ключ в решётчатой двери, дежурный отворил её, оставаясь снаружи.

— Э нет. — Лёха соскочил со своей шконки и преградил мне дорогу, — обед неси, с утра маковой росинки во рту не было!

Я невольно покосилась на Лёху, который только что нехило так подкрепился. И тут случилось что-то невообразимое. Лёхина спина заслонила весь обзор, и всё, что удалось увидеть, это подкосившиеся ноги дежурного.

— Тихо-тихо, не ушибись, — посоветовал ему Лёха, поворачиваясь боком.

А у меня в голове всё завертелось и закрутилось, мозг выдавал одну нецензурную брань. Отскочив в сторону, я ошарашенно наблюдала за тем, как Лёха усаживает под стеночкой дежурного, который почему-то был без сознания. Обернувшись ко мне, здоровяк ухмыльнулся:

— Не ссы в компот, меня Попов послал. Дуй на выход, да шевелись ты!

Не дожидаясь пока я начну шевелиться, Лёха схватил меня за руку и потащил наружу. Потом вдруг вернулся назад, а вышел уже с дежурным на плече. Открыл его же ключами неприметную дверь сбоку и положил мужчину на пол какой-то проходной кладовки. Заглянув внутрь, я увидела с другой стороны прутья решётки и пустынный коридор для персонала.

— Прости, братан, но здесь тебе безопаснее.

Захлопнув металлическую дверь, Лёха повернул в ней ключ и поволок меня на выход. У меня дежавю? Стоп! Это всё уже однажды происходило, и я прекрасно знала, что ждёт меня, как только мы отсюда выйдем.

— Как звать тебя, красивая?

Чёрт! Резко остановившись, я упёрлась ногами в пол, что, впрочем, не помешало Лёхе и дальше тащить меня за собой. А у меня в голове набатом била одна единственная мысль: если его послал полковник, то и имя моё должен был сообщить. Или нет? Не зная, что предпринять, я заорала так, что у Лёхи, наверное, чуть не лопнули барабанные перепонки.

— Да не ори ты, дура! — шикнул он на меня. — Память ни к чёрту, с тех пор как куском арматуры по голове получил. Не хочешь говорить — не говори. А вытащить тебя я пообещал, так что шевели нитками и не пикай.

В его тоне было что-то такое, что действительно заставило меня шевелиться.

— Ася, — произнесла я жалобно, пытаясь приноровиться к его скорости передвижения. Лёхин шаг — всё равно, что моих три.

— Нам бы везеньица немного, Ася.

С этим я была солидарна. Везение — дело такое: оно или есть, или его нет. А я по жизни, скорее, невезучая.

Перед дверью подвала Лёха скинул кофту с капюшоном и протянул мне:

— Одень и волосы спрячь так, чтобы их вообще не видно было. Да не стой ты как кукла! Времени в обрез!

Натянув кофту, я, как смогла, скрутила и спрятала волосы под капюшоном. Лёха же вынул из кармана своих джинсов бейсболку и, натянув ту на лысую голову, подставил мне локоть:

— Сейчас немного прогуляемся, красавица. У меня видуха такая — первый же мент непременно прицепится. Так что бери-ка меня под локоток и любимую жену изображай.

Я послушно прильнула к Лёхиному локтю, и таким вот семейным тандемом мы поднялись по ступенькам и оказались в знакомом мне коридоре. Отсюда хорошо было видно окошко проходной и заветную дверь на улицу.

Этот путь показался мне бесконечным и стал самой настоящей пыткой – с каждым шагом длинный коридор будто удлинялся ещё больше. Я не запомнила людей, которые нам встречались на пути, цвет стен или коврового покрытия. Да чего уж там! В тот момент я даже не помнила, какой сегодня день и кто я вообще такая! Я попробовала сосредоточиться хоть на чём-нибудь, да вот хоть на Лёхиной кофте, которая телемпалась на мне, как на швабре. Ростом и разворотом плеч он был с Данилу, но вширь необъятен аки шкаф.

Когда же мы приблизились к проходной, входная дверь распахнулась, и я едва успела опустить голову, пряча глаза под капюшоном, — цокая высокими каблуками, внутрь стремительно ворвалась Нинэль. Она чуть не сбила меня с ног и, обдав запахом до боли знакомого парфюма, ринулась к окошку проходной, заграждая собой обзор дежурному.

— Это какой-то беспредел! И начальник их тот ещё хам! — возмущалась она своему спутнику, которого тащила за собой как на буксире. — Сделайте же что-нибудь, мне даже не дают увидеться с ней!

Всё ясно — подкрепление привела. Слава Богу, Алекса с ней не было!

Оказавшись на улице с Лёхой под ручку, мы неспешным шагом направились прочь. Меня всю колотило и казалось, что вот-вот внутри что-то взорвётся. Только невероятным усилием воли я сдерживала себя, чтобы тут же не сорваться с места со скоростью хорошего спринтера. Нужно будет не забыть полечить нервишки, если, конечно, к тому времени меня не лишат всех проблем разом, причём радикально.

— Спокойно, красивая, не дёргайся, — буркнул Лёха.

— Я Ася! — прошипела, впрочем, без особого энтузиазма. Всё равно забудет.

Ярко-вишнёвый «Пежо» Нинэль было сложно не заметить. Он сиротливо притулился у тротуара, и я вздохнула с облегчением — внутри Алекса тоже не наблюдалось.

Напротив отделения стояло ещё несколько автомобилей. Мы уже почти поравнялись с чёрным тонированным джипом, когда обе дверцы распахнулись и наружу выбрались двое мужчин в серых костюмах. Один, с телефоном у уха, говорил что-то про план «Б», второй был бы крайне неприметным человеком, если бы не жёсткий взгляд палача и пистолет с нашлёпкой глушителя. Он держал его, словно пакет из супермаркета, ничуть не смущаясь оживлённой улицы! Мамочки! Ахнув, я опустила голову, ещё сильнее вцепившись в Лёхин локоть.

— Что за дерьмо, а? — озвучил он мои мысли, когда эта парочка скрылась из виду.

Пора было уходить. Тут-то на меня и накатил очередной приступ страха: холод в спине и дрожь в коленях не давали сделать и шага. Я вспомнила этого человека! Неприметный, будто чья-то серая копия, в таком же сером костюме. На одном из раутов он стоял за спиной Рамзаева — бывшего партнёра моего отца. Точно также как Даня стоял за спиной папы…

Откуда ты взялась на мою голову! — демонстративно сплюнул Лёха, кое-как увлекая меня вперёд, туда, где через дорогу, наискосок от отделения стояла неприметная девятка. — Некогда мне тут с тобой возиться. Я назад должен вернуться!

Он открыл передо мной заляпанную грязью дверцу и придал ускорения толчком в спину.

— Сиди и не рыпайся! Если через пять минут не вернусь, уходи. Вынув из бардачка пистолет, Лёха заткнул тот за пояс.

— Куда ты ? – ошалело моргнула я.

То, что Лёха парень рискованный я уже поняла, но я не могла поверить, что кто-то по доброй воле согласится вернуться туда, где только что скрылся страшный человек с оружием.

— Дело есть, не высовывайся а лучше вообще приляг, отдохни.

Развернувшись и спрятав руки в карманах своих джинсов, он направился к дверям участка. Он шёл насвистывая, походкой человека, которому вообще всё пофиг. Да он больной! Какой приляг, отдохни?!

Метнувшись к бардачку, я начала проверять его на наличие оружия, но кроме горсти патронов не нашла ничего. «Не паниковать! У такого как Лёха, должен быть целый арсенал!» — успокаивала я себя, вспоминая Данин склад оружия в застенке. Чего там только не было! И всегда! Всегда у Данилы при себе был запасной ствол.

Я принялась обыскивать машину ещё толком не соображая, зачем мне понадобилось оружие, тем более возле полицейского участка. Просто с ним как-то спокойнее. Те, кто уже держал в руке ствол, должны меня понять. Повезло мне практически сразу — револьвер с круглым барабаном нашёлся под сиденьем.

«Наган» — поняла я. Я читала, что этот револьвер был основным оружием русской армии начала XX века. Он мне потому и запомнился, что выглядел скорее как раритет, чем ствол из новомодных боевиков. А ещё я поняла одну вещь: оружие — это как велосипед, стоит один раз научиться ездить на «Пионере», сам принцип не забудешь даже лет через двадцать, сев на mountainbike. Понятия не имею, как я выдвинула круглый барабан, машинально проверяя наличие патронов, если у моего «глока» полная обойма вставлялась в рукоять.

И тут началось что-то невообразимое. Я как раз лихорадочно решала: бросить ненормального Лёху уже сейчас и сматываться или всё-таки подождать оговорённые им пять минут. Внезапно прозвучал истошный автомобильный сигнал, а следом за ним чудовищный грохот. После чего ещё один чёрный внедорожник вогнал чью-то иномарку в дерево на обочине. А потом начали происходить вещи совершенно не понятные: из иномарки вывалились двое шкафоподобных молодцов и увлечённо принялись палить по внедорожнику, совершенно не смущаясь близостью родной полиции. Я конечно понимаю, что русский человек, а тем более автомобилист, в сердцах на многое способен, но это был уже явный перебор. Люди бросились врассыпную, началась паника, шум стоял адский. Каждый вспомнил, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих и на родную полицию надеяться не стоит. Чаша весов моментально перевесила а пользу «сматываться отсюда поскорее», и я оперативно перелезла на место водителя. Впрочем, вставив ключ в зажигание, я поняла, что не всё так просто.

Зажатая машинами, чьи хозяева бросили их прямо на дороге, я чертыхнулась и уже хотела последовать их примеру, когда вдруг увидела Тоху!

Сбоку, прямо по тротуару, проехала машина, чуть его не сбив. Не растерявшись, я тоже выехала на тротуар и рванула вперёд, задев передним бампером угол соседнего дома.

— Садись, — крикнула ему, затормозив рядом.

Тоха юркнул внутрь и я сорвалась с места. Моему примеру последовали ещё несколько машин. Остановить поток обезумевших водителей было бы не под силу самому черту. Я, например, мчалась, подталкивая покарёженным бампером машину впереди. Неожидала от обычной девятки такой прыти, да и от себя тоже.

— Денёк зашибись, — заметил Тоха, а я покосилась а его сторону.

Без своих очков выглядел он необычно. Да и не выражался он так никогда. А ещё в душе поселилась непонятная тревога, что, впрочем, можно было списать на происходящее вокруг.

— Как ты здесь очутился? — спросила я, понемногу приходя в себя.

— Я за тобой приехал, — ответил Тоха и, будто спохватившись, указал на незаметный проулок, — сюда сворачивай.

«Не нравится мне это всё» — вставил ремарку внутренний голос. Мысленно шикнув на него, я свернула на тихую улочку, застроенную старыми двухэтажными домами, и начала искать место, чтобы остановиться и перевести дух.

— Твой? —спросил Тоха, взяв с панели револьвер.

— Нет, — призналась я честно, — осторожно, лучше положи назад!

— Знаешь, а ведь я никогда не рассказывал тебе о своих родителях, — задумчиво сказал Тоха,

— Тоха, отдай мне оружие. Ты не умеешь с ним обращаться!

Потянув на себя ручной тормоз я повернулась к нему как раз в тот момент, когда что-то больно кольнуло в шею. Последнее, что запомнилось, это пустой шприц и его слова:

«Убить тебя было бы слишком просто, Ася»

Тяжёлый аромат дорогого парфюма щекотал ноздри, накрывая пряным облаком. У вас было такое, что уже проснулись, но открывать глаза до трясучки не хочется? Не покидало ощущение, будто меня придавили невидимым грузом и первые симптомы подсознательного страха уже царапают по нервам сигнальными звоночками. Может, поэтому не хотелось разлеплять тяжёлые, будто налитые свинцом веки? В любом случая я продолжала усердно сопеть, не шевелясь и не подавая признаков жизни.

Судя по звуку дверь приоткрылась и в комнате послышались аккуратные шаги, затем тихий женский голос сообщил кому-то, что пора менять капельницу. Шуршание рядом, звук мягких удаляющихся шагов и снова воцарилась тишина.

«Это не больница», - догадалась я. Мне ещё никогда не приходилось лежать в больницах, но всё же была стойкая уверенность, что пахнуть там должно по-другому. И уж точно не дорогим парфюмом.

Воцарившаяся гробовая тишина давила на нервы похлеще неведения. И чем дальше, тем больше. Не выдержав, я слегка разомкнула веки и моему взору предстала мужская кисть с наколотым на ней отвратительным пауком.

— Я знаю, что ты проснулась, — раздался бархатистый голос Эдуарда Бестужева, когда я вновь зачем-то зажмурилась.

Чёрт! Как же глупо!

Распахнув глаза, я пробежалась взглядом по комнате. Да, это была далеко не больница. Скорее дворец. Паучий. А главный паук стоял сейчас надо мной и плёл свою паутину. Я решительно перевела взгляд на Бестужева-старшего, гадая чего ещё ожидать от жизни в целом и от несостоявшегося свёкра в частности.

— Как ты себя чувствуешь? Что-то болит? — участливо поинтересовался мужчина.

Странно, мы не виделись с ним всего неделю, а у меня такое ощущение, что прошла целая вечность. Столько всего за это время произошло, столько пришлось переосмыслить и взглянуть под другим углом. Нужно сказать чувствовала я себя довольно неплохо, с учётом сложившихся обстоятельств. Разве что в голове шумело а во рту пересохло. Мысли то и дело возвращались к Тохе. Я не понимала, зачем он это сделал. Видимо, у него на это были свои причины. А моя лучшая защита сейчас — это нести тошнотворно-жалостливый бред, от которого всем вокруг захочется застрелиться.

— Пить хочется, — прошептала я высохшими губами, — и голова раскалывается. Наверное ударилась когда падала.

Откуда падала? А фиг его знает!

Эдуард наполнил стакан минералкой и протянул мне, тут же жадно припавшей к живительной влаге. Я буквально чувствовала как с каждым новым глотком по телу разливалась неукротимая энергия а кровь в жилах кипела. Может мне что-то вкололи? Или это я сама дошла до той точки кипения, когда ненависть к этому паучьему семейству принимает размах катастрофы.

— Бедная девочка, сколько всего тебе пришлось пережить! — промолвил глядя на меня Бестужев-старший.

Это уж точно. Вашими молитвами, кстати. Сочувствие, которое он вымучивал из себя, преувеличенная забота -всё это фальшь! Мастерская игра, ничего больше. Продолжая строить из себя умирающую лебедь, я обессилено откинулась на подушки и даже пустила слезу по заказу, чего раньше за мной не наблюдалось.

— Её нашли в заднем крыле твоего дома, — с этими словами он вложил что-то мне в руку, — кажется, это та брошь, которая была у тебе на балу.

Мои пальцы сжали бабушкину брошку и мне даже не нужно была на неё смотреть, чтобы понять — она самая. Я её из миллиона узнаю. Между тем Бестужев продолжал:

— Ася, мне почему-то кажется, что ты мне не доверяешь. Меня это очень расстраивает, ведь ты — дочь моего хорошего друга и я хочу позаботится о тебе.

Понятно, он меня за полную дуру держит. У отца не было друзей! И ещё большой вопрос, будет ли он и дальше так мягок и заботлив, если узнаёт, что мне больше нечего ему предложить.

— Я думаю ты должна знать, что твоя мать с самого начала была в сговоре с конкурентами твоего отца. По завещанию она ничего не наследует. Единственные наследники — это ты и твой брат. Фамилия Рамзаев тебе знакома?

— Как долго я спала? — поинтересовалась я вместо ответа на его вопрос.

Упоминание братишки подстегнуло к действию. Судя по темноте в окнах, сейчас определённо был поздний вечер или даже ночь. Второе более вероятно. А значит времени у меня в обрез.

— Несколько часов, — ответил Бестужев, прежде чем дверь постучали.

А вот и паучиха. Только я успела подумать о том, что утром, после выхода ранней сводки новостей нам с Алексом труба, в комнату вплыла Лопырёва собственной персоной. Распространяя удушливый запах духов, она приблизилась к моей постели и чуть склонилась.

— Здравствуй, Ася. Мы все очень волновались за тебя. Это правда, что всё это время ты была наедине с разыскиваемым убийцей?

Эдуард не мог видеть выражение её лица и змеиную улыбку, предназначенную мне одной. А меня вдруг затошнило от всего этого притворства.

— Где мой брат? — проигнорировав Мариинкино «участие», я повернулась к Бестужеву.

— Он здесь, Ася.

Мужчина сказал это таким тоном, что стало понятно — я у него на крючке. Чёрт! Они же ничего не сделают ребёнку!? Ведь Алекс вообще ни при чём!

— Я хочу его увидеть, — произнесла твёрдо.

— Увидишь. Позже.

Сука!

Бестужев же, видимо, решил не вести более разговоров о Нинэль и делах моего отца при Маринке. Пожелав мне скорейшего выздоровления, он удалился, прихватив с собой и её саму.

Стоило двери закрыться, я тут же решительно села в постели, опустив ноги на пол. Аккуратно отлепив пластырь, я выдернула из вены иглу капельницы и ещё раз прислушалась к своим ощущениям. Как ни странно, кроме гудящей головы и шума в ушах, чувствовала я себя очень даже ничего. Выскользнув из комнаты, я очутилась в длинном коридоре с дверями по обе его стороны, а босые ноги сразу же утонули в мягком ворсистом ковре. По всей видимости дом, в котором я находилась был огромен. Шик и кричащая принадлежность к аристократии — вот что бросалось сразу в глаза. Всюду бронза, потолки с лепниной, картины, многие из которых были мне известны с уроков мировой культуры. Тут и там стояли кресла с бронзовыми подлокотниками и изогнутыми ножками, а в углу даже притулилась кушетка-рекамье, инкрустированная самоцветами. Зачем она нужна в коридоре — загадка. Наверное, для красоты. Как ни странно никто из охраны мне на пути не встретился, а её для такой домины должно быть много. Я довольно долго шла по хитросплетениям коридоров, пока не оказалась перед двустворчатой дверью, откуда доносились голоса.

Прижавшись спиной к массивной лакированной створке с вычурными завитушками, я прислушалась.

— Это последний транспорт. Я же говорил до утра управимся, — прозвучал голос моего несостоявшегося жениха, чтоб он провалился!

— Оперативно. Что с сырьём? — поинтересовался его отец.

Кстати, реальный голос Бестужева-старшего оказался намного жёстче. Мягкие, бархатистые нотки исчезли без следа. Лицемер!

— Процесс идёт, — отозвался ненавистный Аскольд, — мы не можем позволить себе отдыхать. Что с этим полковником, Поповым? Решили проблему?

— Частично. Он в коме и по всем прогнозам не жилец. Меня больше интересует Сабуров.

При упоминании о Дане, я напряглась и даже дышать перестала.

— Сдался тебе этот Сабуров, — отмахнулся Аскольд, — Он остался один, объявлен в розыск, так что пусть себе пар пускает. Скорее спалится и послужит нашим планам, хочет он этого или нет. Кстати, возьмёт на себя ответственность за гибель полковника Попова. И теперь уже точно сядет. Ну а в тюрьме героически повесится. От раскаяния. Не сам, конечно.

— Ты так и не понял с кем мы имеем дело? — Эдуард стукнул кулаком по столу, наверное.

Или по голове своего сыночка. В любом случае смех Аскольда неожиданно прервался.

— Этот парнишка, Жуков Антон, раскрыл его. Не знаю как догадался, смышлёный видать. — продолжил Эдуард а я, при упоминании о Тохе забыла как дышать. — Сабуров — имя вымышленное. Это бывший штатный киллер Беркута, собирательный образ, настоящего киллера никто в глаза не видел. Кроме Беркута, естественно. Ты хоть понимаешь, чем нам это грозит, если менты докопаются, что за Беркутом стоял я? Устал я дёргаться по пустякам! Его нужно кончать!

— Что-то я не понял, — отозвался Аскольд, — у тебя сотня людей. Ты что, не можешь справится с каким-то бойцом?

— Дорогой мой, — снисходительно обратился Бестужев к сыночку, — он профессионал. Рамзай не поскупился, нанял лучших людей для устранения Пылёвых. Это элита. Каста в своём роде. Скажи мне, может обычный человек раскидать пятерых специалистов лучшей категории, самому выбраться, ещё и девчонку Пылёва вытащить?

С той стороны двери прозвучал входящий звонок на мобильный, а следом шаги и голос Аскольда:

— Где она сейчас?

Спешно отпрянув, я юркнула за угол, благо он был недалеко. А дальше бегом по ещё одному петляющему коридору. За новым поворотом я перешла на быстрый шаг, который скрадывал длинный ворс ковра. Спроси меня сейчас куда я направляюсь и зачем вообще вылезла из отведённой мне комнаты, навряд ли бы я смогла внятно ответить. Но и сидеть сложа руки — не мой метод. Подслушанное заставляло меня двигаться вперёд, найти Алекса и исчезнуть отсюда поскорее.

«Босая и в ночной рубашке?» — мой внутренний скептик немного охладил пыл. Плевать! Меня сейчас и сам чёрт не остановил бы! Только какой толк в моей беготне? Нужно открывать двери одну за другой, где-то в этом чёртовом доме должен быть мой брат!

Спустя время я поняла, что вела себя крайне глупо. У меня не было плана, у меня вообще ничего не было, кроме паршивого предчувствия и стойкой уверенности в том, что от сюда нужно уходить. Здесь происходило что-то очень плохое!

Остановившись возле первой попавшейся мне двери, я взялась за длинную бронзовую ручку с круглыми набалдашниками по обеим сторонам.

— Я смотрю тебе уже лучше, — раздалось за моей спиной.

Я медленно обернулась, хотя и так уже знала кто это.

— Куда-то собралась, — ласково поинтересовался Аскольд, кивком указывая на камеру под потолком, —ребята из охраны ставки делают, куда тебя на этот раз кривая выведет.

Аскольд стоял поодаль, запустив руки в карманы и широко расставив ноги, а на его губах блуждала странная улыбка, издевательская, и в тоже время было в ней что-то неуловимое. Да ну на… Только через мой труп! Его намерения стали очевидны, как только он окинул плотоядным взглядом короткую ночнушку и мои голые ноги. Как же всё-таки примитивны мужчины! Похоже, он считал это единственным беспроигрышным вариантом утвердить своё превосходство надо мной.

Лениво потянувшись, он не спеша двинулся в мою сторону. Словно хищник он подбирался ко мне медленным бесшумным шагом. Грациозный, элегантный, излучающий океан шарма. Наверное, любая другая девушка посчитала бы за счастье оказаться в постели с этим великолепным образчиком мужского пола. Но меня от него тошнило. Уж я-то знала, что он из себя представляет. Ничтожество, сияющее как глянцевая обложка, своей красотой и бессодержательностью.

Наверное, мне стоило сейчас испугаться, и, скорее всего, раньше я бы именно так и поступила. Но наивной девочки Аси, с её страхами и комплексами нелюбимого ребёнка, больше нет. Сейчас я спокойно следила за его приближением, я не испытывала вообще ничего, кроме омерзения и брезгливости. Чувство, сродни тому, когда держишь в руках холодную, скользкую жабу. Да, была со мной в детстве такая история. После чего Нинэль, взвыв от ужаса, потащила меня сводить барадавку лазером.

— Не ждала? — поинтересовался бывший жених, подойдя вплотную.

— Ну почему же, ждала, — ответила с долей сарказма, — только ты сильно задержался, во всех смыслах.

И этим было всё сказано. Аскольд пару секунд смотрел на меня сверху вниз, а потом кааак ударил по лицу. Возможно, это была пощёчина или хук справа, я не разбираюсь в терминологии. Просто когда здоровый мужик отвешивает удар по лицу пятидесятикилограмовой девочке — это всегда больше чем пощёчина. Мою голову развернуло по траектории движения его руки, но в этот раз не было ни слёз, ни касаний дрожащими пальцами лица, которое горело огнём. Не было ничего из того, что он мог от меня ожидать.

Я медленно повернула голову обратно и посмотрела ему в глаза. Мощная волна ненависти поднялась во мне сквозь звон в ушах. Ярость была похожа на горный поток, она внушала неистовое желание бороться, чтобы отомстить. Отомстить за всё!

— Тебе обязательно нужно меня злить? Может будем считать эту ночь первым шагом к примирению? —усмехнулся он, должно быть, отметив мой воинственный настрой.

— Я скорее перегрызу тебе горло, подонок!

Сказав это, я бросилась на него, пытаясь вцепиться ему в шею и вгрызаться в неё до тех пор, пока не напьюсь его крови сполна. Эта кровожадная мысль меня безусловно шокировала бы, не будь я настолько зла. О том, что силы не равны, я в тот момент даже не задумывалась. Один его удар, и я ожидаемо отлетела, впечатавшись в стенку, а из разбитой губы хлынула кровь.

— Ну что ж, тогда прогуляемся немного, — вынес он вердикт и, схватив за руку, потащил меня вниз по ступеням. Вырываясь, я еле успевала перебирать ногами, потому как скатиться кубарём и свернуть себе шею сейчас было бы глупо. Если уж и ломать себе что-то, то только на пару с этим подонком!

Бестужев толкнул неприметную дверь под лестницей, затащил меня в подвал и поволок вниз по очередным ступеням. Остановившись перед стальной монолитной дверью, он потянул её на себя и втолкнул меня внутрь какой-то лаборатории, судя по находившимся здесь людям в белых халатах.

При нашем появлении они расступились и Аскольд беспрепятственно поволок меня дальше. Толкнув следующую дверь, он затащил меня в непонятную комнату с верстаком и… операционным столом!!! Ноги тут же подкосились а выпитая минералка подскочила к горлу —на полу была кровь, много крови, и запах стоял соответствующий. Это был не просто запах, это было тошнотворное зловоние дикого страха и обречённости, приправленное тяжёлым железистым смрадом. Человек в халате подталкивал кровь шваброй к дырке слива. Увидев нас, он молча отложил швабру и вышел, а я привалилась к стене, чувствуя как ноги подкашиваются и я оседаю на пол.

— Знаешь, в Швейцарии прекрасная медицина, — нехорошо усмехнулся Аскольд, — Там не нужно ломать себе голову, чем оплатить операцию. Их проводят одинаково хорошо как нищим, так и тем, кто более чем богат.

Бросив меня у стенки, он направился к верстаку с кровавым тряпьём и несколькими контейнерами.

— Всё дело в медицинской страховке, — продолжал он, — она есть даже у тех, которым нечем за неё заплатить. За них это делает государство, представляешь?

Повернувшись ко мне, он рассмеялся. Этот безумный блеск в глазах, этот ненормальный смех выдавал в нём полного социапата. Вжавшись в бетонную стену, я с ужасом наблюдала, как этот псих берёт с верстака контейнер и направляется с ним ко мне. Нет! Я не хочу видеть что там внутри!

— Но с трансплантацией органов не всё так гладко, — произнёс он всё так же улыбаясь, — приходится ждать, пока кто-то не соизволит сдохнуть, чтобы отдать своё сердце или почку тому, кто в них отчаянно нуждается. Причём без разницы голодранец ты или ооочень богатый человек, для всех условия одинаковы. А ведь из-за каких-то голодранцев хорошие люди просто тихо уходят, не дождавшись своей очереди.

С этими словами он распахнул передо мной контейнер и в тот же миг меня вывернуло наизнанку. Упав на колени, я содрогалась в рвотных судорогах на бетонном полу. Не описать словами весь тот ужас и отчаяние, которыми пропитался этот подвал. Они захлестнули меня словно цунами и я не могла сделать ни единого вдоха этого зловонного воздуха.

— Знаешь сколько они готовы заплатить за такое сердечко, детка? — продолжал он, не обращая на меня никакого внимания, — Много. Очень много. Вот только заплатить некому. Все сплошь чистоплюи, типа твоего папочки.

Меня вновь скрутило в очередной рвотной судороге, только рвать уже было нечем, так как от выпитой воды я только что благополучно избавилась. Он безумец! Безумный ублюдок!

— А вот у нас с этим намного легче. Деньги правят миром и только они решают кому жить а кому нет, —рассмеялся Аскольд, захлопнув крышку контейнера, — О тех, кто пропал без вести просто забывают. Зато их глаза, кожа, лёгкие, печень или сердце живут дальше далеко отсюда. Всего два часа по воздуху и этот контейнер будет у своего хозяина. Правда, хорошо придумано?

Его безумный смех будто прорывался сквозь дымку. Я отчётливо почувствовала, что сейчас просто потеряю сознание.

— Это золотое дно, детка, — не унимался этот обезумевший садист, — и всё шло бы гладко, если бы не твой папаша-чистоплюй. В ночь перед балом он узнал о истинных задачах бизнеса и отказался принимать в нём участие. Представляешь? Всё, что было построено долгим упорным трудом чуть не рухнуло к чертям собачьим!

При этих его словах я подняла голову. В глазах двоилось а шум в ушах только нарастал, накатывая новыми волнами паники и тошноты.

— Нет, это не мы, — прокомментировал он мой взгляд, — его сняли на выходе люди Рамзая. У этих двух были свои счёты. А ты, идиотка, отправилась домой, где они исполнили бы и тебя, не окажись рядом твоего защитничка.

Наклонившись, он дёрнул меня вверх и схватив за горло, приподнял над полом.

— Ты трахалась с ним? Конечно, трахалась. Отблагодарила за спасение, обслужила по полной программе.

С этими словами он приложил меня затылком об стену, отчего в глазах потемнело и сознание начало медленно от меня ускользать. И какое же счастье, что его я всё-таки лишилась!

— А если бы уехала тогда со мной, ничего бы этого не произошло, — донеслось до моих ушей сквозь темноту, — теперь ты мне нахрен не сдалась.

Очнулась я в полумраке на чём-то твёрдом. Зверски болела голова а в глаза будто песка насыпали. С трудом разлепила веки и тут же услышала тихое:

— Ася.

Стоило больших усилий, чтобы приподнять голову и окинуть мутным взглядом помещение в котором я находилась. Под потолком висела тусклая лампочка Ильича а по углам жались испуганные люди.

— Ася, — до отупевшего сознания вновь донёсся голос моего брата.

Я скосила глаза и замерла. Шок! Передо мной на коленях сидел Алекс! Суки! Какие же они мрази! Даже ребёнка не пожалели!!

Мы оба с самого начала были обречены!

— Ась, мы все умрём? — спокойно спросил мой брат.

Это страшно. Это до безумия жутко, когда дети говорят о смерти со спокойной обречённостью.

Приподнявшись, я схватила Алекса и прижала к себе.

— Конечно, нет! — прошептала я, борясь с подступающими слезами, — Можно рассказать тебе один секрет?

Алекс кивнул и уставился на меня своими огромными глазищами. Потянувшись к его уху, я зашептала:

— Скоро сюда прийдёт Данила и всех нас спасёт! Вот увидишь, всё будет хорошо!

— Честно? — прошептал Алекс.

Смотреть в эти полные надежды детские глаза было невыносимо. Прижав его к себе ещё сильнее, чтобы он не заметил предательских слёз, я уверенно ответила:

— Конечно, малыш.

Конечно же он прийдёт! Сама я в этом не сомневалась ни на секунду.