Цена рока

2. Personal Jesus

Надо обладать недюжинным метаболизмом, чтобы в семье Глоуз оставаться худощавой спичкой. Даже к завтраку стол в столовой накрывался руками неугомонной хозяйки по полной программе: от яичницы с беконом до блинчиков с кленовым сиропом. Сьюзен лениво ковыряла клубничный пудинг, но аппетита особо не было, как и настроения.

– Ты не заболела, милая? – свободной рукой миссис Глоуз потрогала лоб дочери, проносясь мимо неё с очередной тарелкой. – За всё утро трёх слов не сказала. Что, неудачные вышли посиделки?

– Я слышал, во сколько ты пришла, юная леди, – нахмурив чёрные брови, выглянул из-за газеты отец. Видимо, ведьминский метаболизм в этой семье передавался исключительно по женской линии, так как мистера Глоуза полнота стороной не обошла. Пухлое брюшко, на котором еле сходилась офисная рубашка, упиралось в столешницу. Сью напускная строгость абсолютно не смутила: она давно научилась вертеть родителями так, как ей того хотелось. А уж к двадцати трём годам отточила навыки до профессиональных, ведь дома в ней души не чаяли и удовлетворяли любой каприз.

– Мы немного засиделись с Лу и Трейси, – натянутая на личико виноватая улыбка тут же смягчила отцовский взгляд, и он вернулся к чтению утренних новостей. Но, так как это была ложь от первого до последнего звука, Сьюзен не удержалась и шепнула садящейся напротив матери часть гложущей её с самой ночи правды: – Видели кое-кого. Не поверишь, если расскажу.

Миссис Дэйзи Глоуз – очень стройная для своих не таких уж богатых лет и привлекательная женщина – гордилась тем, какие доверительные отношения у них были с единственной дочерью. Когда-то родив её по большой подростковой любви и большой глупости в семнадцать лет, сейчас она даже иногда радовалась этому. Потому как действительно могла считать себя старшей подругой Сью и сплетничать с ней почти на равных.

– И кого же? Неужто моя малышка наконец-то обратила внимание на противоположный пол?

– Да не в том дело, мам, – Сьюзен закатила глаза, смотря на висящую над столом хрустальную люстру. – Помнишь группу «Сыны хаоса»? Она у тебя гремела из каждой сковородки, когда я мелкая была. Так вот, вчера я, то есть мы с девчонками, встретили её солиста, – поняв, что чуть не прокололась на вранье, она быстро начала запихивать в рот пудинг. Готовила мама обалденно. В общем-то, ничем больше, кроме кулинарии, она уже много лет не занималась. А ведь бывшая фанатка рока, о чём сейчас разве что татушка на запястье напоминает – маленькая надпись грубым шрифтом «Hard Rock». Забавно такое видеть на закоренелой домохозяйке у продуктового рынка.

Миссис Глоуз ахнула, в удивлении поднимая брови и откидывая со лба пшеничные волосы.

– Конечно, помню! Я думала, он умер, причём лет десять назад, – недоверчиво прищурившись, она принялась не спеша помешивать в чашке остывающий кофе. Не похоже, что тема её сильно зацепила. По крайней мере, количество кубиков сахара заслужило чуть больше внимания.

– Это почему?

– Потому что мамин обожаемый Анархист сторчался или спился, или ещё что-то там, – влез отец, со вздохом откладывая газету. – Помню, в две тысячи десятом или одиннадцатом прошла сплетня, что он подхватил сердечный приступ прямо в аэропорту Эл Эй. Ну, это и неудивительно, учитывая, что к тому времени группа уже практически не существовала.

– А жаль, – подхватила мама. – Хорошая в нулевых была группа. Только они как-то быстро перестали песни выпускать, всё перепевали старые. Ну и надоели всем с этими пятью хитами. Так выходит, Кейд живой? Здорово. И странно, что он тут, в Мидлтауне. Как выглядит?

«Как кусок засохшего говна», – подумалось Сью, но расстраивать маму такими рассказами совсем ни к чему. Если даже самой Сьюзен, по сути и помнящей Кейда лучших его времён очень смутно, было грустно вчера понять, кто перед ней.

Как можно было двадцать лет назад качать своим басом стадионы, а сегодня не уметь растормошить сраный бар нижнего Мидлтауна? Неужели любая слава заканчивается в такой заднице, и всем знаменитостям суждено подыхать на помойке? Сьюзен передёрнуло. Она стремилась к славе. Но предпочитала место за кулисами: всё-таки быть звездой шоу, как в своём блоге, оказалось не очень приятно. Остаток ночи по возвращении домой ей пришлось объясняться с подписчиками о прерванной трансляции, так как самые рьяные уже собирались звонить в полицию. Нет, за спинкой трона всегда комфортней. Именно поэтому её будущая профессия радовала всё больше.

– Нормально. Хотела для тебя взять автограф, но не было ручки.

– Да и чёрт с ним, – безразлично махнула рукой миссис Глоуз и бросила взгляд на настенные часы. – Дорогой, вы не опаздываете? Ты же говорил, что совещание начнётся в девять, а у Сью с девяти занятия.

– Ох, батюшки, – в один присест запихнув в рот остатки бекона с тарелки, отец с кряхтением поднялся и кивнул Сью – говорить не мог, торопливо жевал.

– До вечера, мамуль, – вспорхнув из-за стола, она подхватила со спинки стула висящий на лямке кожаный белый рюкзачок и быстро чмокнула маму в щёку. Чуть не забыла куртку, но раз отец довезёт, то сойдёт и так: в лёгком платье и тех же конверсах, на стиле романтического похуизма. – Я сегодня задержусь, наверное: начинаем готовить курсовой проект по принципам работы со звуком.

Вот вроде и не соврала, но преувеличила. До сдачи проекта ещё вагон времени, и вряд ли бы они с Лу сели за него сегодня после нудных лекций об операторской работе и прочей лабуде. Будущий режиссёр должен быть подкован по всем направлениям, быть капитаном судна кинопроизводства. Только вот сегодня вторую половину дня Сьюзен решила потратить на нечто иное. Проверку возникшей теории. Безумную затею.

Анархист не был бездарен. Бездарности не пробиваются из ниоткуда на эстраду, да ещё и с такой специфической штукой, как рок. Так что же случилось? Что способно потопить любой Бисмарк1 и опустить на дно артиста вместе с его талантом? Потеря голоса стояла в этом списке первым пунктом. А когда Сьюзен что-то задумывала, ребяческая безнаказанность шла впереди неё, гордо размахивая флагом.

Редко случалось, чтобы после собраний клуба алкоголиков у Кея возникало желание шляться по барам с гитарой. Чуда не случилось и в этот раз. В квартиру он возвращался с тощим пакетом полуфабрикатов из ближайшего супермаркета и насмерть заёбанной рожей. Часами слушать излияния таких же бесполезных отбросов, как он сам, его иногда просто бесило. Но практика последних лет показала неутешительную статистику, что без клуба срывы случаются гораздо чаще. Чего Кейд боялся по-настоящему, так это нового запоя. Потому что не знаешь, какая стопка сведёт тебя в могилу. Десять лет назад могила была слишком близко, чтобы забыть запах смерти.

Проходя мимо почтовых ящиков, он заметил торчащий у номера своей квартиры конверт. Счета. И уже наверняка красные. Поморщившись, Кей прошёл мимо, не став их забирать: ещё хотя бы день иллюзии, что всё в порядке. А завтра попробует с этим разобраться, пока его не попёрли из единственного жилья. Он до сих пор был благодарен отцу, что тот когда-то смог достучаться через пьяные угары и звёздную болезнь сына и заставил его позаботиться о будущем, вложить деньги. Вот такие небольшие квартирки-студии по всем штатам оказались приобретением выгодным и полезным: во время туров не приходилось спать в отелях. За десять лет они были проданы все, кроме этой – в родном городе. Рядом с могилой Харриса-старшего. Хоть кого-то Кей в этой жизни не подвёл к черте и не разочаровал, ведь отец, к счастью, умер как раз за неделю до инфаркта сына. Неделя, чуть не положившая их рядом и вспоминающаяся как ад земной.

Отперев дверь и протопав с громыханием железа на ботинках к кухонному столу, Кей кинул пакет, без особого аппетита глядя на купленный хавчик. В кармане джинсовки затрезвонил телефон, чем ужасно удивил. Ему могли позвонить разве что Мэй и Кит, управляющий «Блэйдхауса». Или охранник кладбища, если опять хулиганы изгадили памятник отца. На экране потёртого от времени дешёвого смартфона высветился неизвестный номер, и Кейд взял трубку с лёгким сомнением:

– Да?

– Здравствуйте, это вы продаёте на «Е-бей» гантели? – пропищал в трубку девчачий голос.

– Ну я, – Кей недоумевающе почесал кривой ломаный нос. Почти всё имущество за исключением тряпок и аппаратуры в кладовой давно висело на продаже, но вот что кто-то заинтересуется старыми гантелями, слегка поржавевшими – это как минимум странно.

– Готова купить, подъезжать на Вейл-авеню, верно?

– Да, но вообще-то, откуда вы знаете…

В оставшуюся незапертой дверь отчётливо постучали, а вызов сбросили. Кейд вздрогнул, в полном ауте уставившись на заглохшую трубку. Мистика какая-то. Задумчиво сведя брови, он вернулся к двери и открыл её.

– Привет! – бодро махнула рукой Сьюзен, пытаясь выглядеть поуверенней. Её до последнего смущала эта идея, но она справедливо поняла, что иначе вряд ли столкнётся с ним снова. Улыбнувшись, помахала выдернутым из его же ящика конвертом. – Не читаешь почту? Судя по размеру шрифта, эти ребята жаждут с тобой поболтать!

– Какого. Хуя. Ты. Тут. Забыла?

От шока у Кея сбивалось дыхание. Вот уж кого он точно не ожидал и не особо хотел встретить опять, так это полоумную малолетку в голубеньком платьице. Она же улыбалась, словно так надо, тряся своими распущенными чёрными паклями.

– Гантели у тебя купить хочу. Будем стоять на пороге, или покажешь товар лицом?

Кею хотелось биться головой о стену от этой чёртовой жизнерадостности в её взгляде и звонком голосе, свистящем в ушах, как не затыкающийся детский ксилофон. Стиснув зубы, он угрожающе сложил руки на груди.

– Ты совсем бессмертная, что ли, малявка? Приходишь одна то в засратые бары, то к незнакомому мужику. Твоё счастье, что я не хочу себе проблем, так что вали на хуй, – он было попытался захлопнуть дверь, но тут в проём живо сунулась нога в белом конверсе, не дав ему запереться.

– А мне показалось, проблемы у тебя уже есть. На тысячу баксов проблемы, – Сью пихнула в образовавшуюся щель нагло вскрытый конверт. Не то чтобы ожидала от него другой реакции, но интуиция подсказывала, что она всё делает правильно.

Кейд вздохнул, закатив глаза. Штука. Уже целая штука, и чтобы столько собрать, придётся сделать богохульство, которое откладывал годами. Начать разбирать кладовую, где помимо инструментов и символики остался фотоальбом, подписанные для фанаток плакаты и кассеты с записями. А это пахло алкоголем. Не для того он в завязке уже восемнадцать месяцев, три дня и двадцать часов.

Пальцы разжались, выпуская дверную ручку, и Кейд устало шагнул назад, позволяя непрошеной гостье протиснуться внутрь. Краснея, она сунула ему счета, машинально принятые. Сью всё-таки стало неловко вот так стоять перед ним, купаясь в очевидной неприязни. Она бы и сама не смогла ответить, зачем пришла на самом деле. Хотелось убедиться. А ещё хотелось провернуть маленький блогерский эксперимент.

– Гантели тысячу баксов не стоят, – пробурчал Кей, сминая в руке конверт. – Ты вообще как адрес мой нашла? Агент ноль-ноль-семь?

– Любая девушка, если хочет кого-то найти, станет агентом ноль-ноль-восемь, – его наивность была даже милой, и абсолютно не сочеталась с видом рослого татуированного мужчины с шириной плеч, способной загородить слона. – Ты ещё больше информации о себе на «Е-бей» оставляй. А то там разве что фотки нет в анфас и в профиль.

– Маньячка.

– Неудачник.

У Кея дёрнулся уголок рта, будто он хотел улыбнуться, но разучился – или никогда не умел. Девчонка хоть и бесячая, наглая и самоуверенная до тошноты, но смелая. Да и вроде правду сказала вчера: не школьница. Слишком язвительный взгляд, и пусть платье на тощей фигуре болтается, как на колу, – всё же это не ребёнок, а женщина. Есть неуловимая разница, даже в жестах и поджатых матово-розовых полных губах.

– Тебя как зовут? – вдруг захотелось ему узнать хоть что-то о ней. Потому как она явно в этом плане имела преимущество.

– Сьюзен. И мне не нужны гантели.

– Прямо удивила. Тогда хули ты от меня хочешь?

Она вдохнула и как можно более невозмутимо прошла в квартиру. Обстановка была, мягко говоря, странной. Разложенный диван в дальнем углу с валяющимся на нём пледом, обшарпанный шкаф и единственное окно высоко на стене, смахивающее на слуховое. Под потолком натянуты железные балки, поддерживающие крышу – это чердак или жилое помещение? В противоположной стороне комнаты широкая раздвижная дверь и перекошенная деревянная в ванную, кухонный стол со старым пузатым телеком и маленький серый холодильник. Нора. Откровенная нора, с разбросанными на стуле и диване шмотками и плохим освещением. Пахло плесенью. Штуку баксов стоила вся квартира, а не плата за коммуналку.

– Хочу… Купить у тебя кое-что другое, – стянув рюкзачок на одно плечо, Сьюзен нашла взглядом приставленную к стене гитару.

– Не продаётся, – отсёк Кей, заметив её интерес. Без своего единственного способа заработать он загнётся чертовски быстро. А больше в этой жизни он ничего не умел, даже школа так и осталась не оконченной. Вместо выпускного – кастинг на «Первую звезду» с подачи отца-музыканта.

– Да не нужны мне твои инструменты, я и играть-то не умею, – усмехнулась Сью и достала «Айфон», приготовившись немного сбрехнуть. – Я рассказала маме, что видела тебя. И она очень захотела послушать, как ты поёшь. Но сам понимаешь, на твои… эм, выступления в барах ей ход закрыт. Да и срать на эту акустику. У тебя есть нормальная гитара?

– Не понял. Хочешь, чтобы я спел, а ты засняла на камеру? Для мамочки?

– Да. Я покупаю у тебя одну песню за штуку баксов. Выгодная сделка, правда? Держу пари, тебе столько не платили года с две тысячи пятого.

– Деньги вперёд, – обречённо вздохнул Кейд, прекрасно осознав, какой шанс ему подвернулся. Если сохранить самое ценное, что у него осталось, можно разок спев для этой наглой куклы, то зачем изобретать велосипед? Каким бы унизительным это ни казалось, остаться на улице будет ещё неприятней.

Сью обрадованно кивнула и расстегнула рюкзак, добывая из потайного кармана заначку – хотела наконец-то купить себе дорогую камеру, но тут дело поважней. На всякую херню родители особо не любили давать ей финансы, так что временами приходилось экономить. Не зря. Демонстративно положив купюры на стол рядом с пакетом полуфабрикатов, Сьюзен выжидательно уставилась на Кейда. Он небрежно сунул конверт со счетами в задний карман штанов и пошёл к кладовой, по пути сбрасывая джинсовку. Под ней красовалась чёрная майка без рукавов, открывающая развитые мышцы плеч и набитые на светлой коже сплошняком татуировки: лезвия, надписи странными шрифтами, крылья – всего издалека не разобрать. Карта сумасшествия.

– Ну и какой хит твоя мамочка любит? «Войны дьявола» без барабанов звучат как слив в сортире, сразу предупреждаю, – Кей прекрасно помнил каждую песню своих «Сынов хаоса» до мельчайших нот. Пять лет славы, пять хитов. А потом всё угасло во мраке зависимости и закулисных оргий.

Барабанщик. Грег. Укол вины в области сердца, такой острый, что на секунду стало больно дышать. Патлатый Грег, у которого просит прощения бессонными ночами и в дни нового запоя. То единственное желанное, что не получить уже никогда, – прощение.

– Я не хочу этих устаревших и забитых тру-ля-ля, – поморщилась Сью, с любопытством пытаясь заглянуть ему за спину, когда Кей отодвинул дверь в кладовую. – В смысле мама не хочет. Прости, конечно, но те песни были однодневками. Они не записывались на подкорку. Их вытягивал только твой вокал и драйв. Спой что-нибудь другое, любой трек, который тебе нравится.

Кейд раздражённо хмыкнул себе под нос, выволакивая на свет божий аппаратуру. Старую колонку, слегка тяжеловатую, поставил у дивана. Секунду посомневавшись, добыл с полки усилитель. И только потом повернул голову к висящим на стене кладовой гитарам. Алая, огненная – басуха. Скромная коричневая полуакустика для «квартирников» и игры не на сцене. Но тон соплячки, дающей оценку его песням с таким снобизмом, пустил по венам ток. Такой, что хотелось показать – он может. Всё ещё может. И рука сама потянулась к любимой рогатой хищнице «Гибсон SG» благородного чёрного цвета. От первого же касания к грифу по пальцам пробежало знакомое тепло. Его малышка. Не пыльная, вполне настроенная, ведь ещё случались вечера, когда Кей садился, скрупулёзно натягивая струны и начищая инструменты до блеска. Последней он вытащил стойку и микрофон. Что ж, соседи внизу не обрадуются.

– А у тебя целый арсенал сохранился, – одобрительно улыбнулась Сьюзен, пока комната наполнялась аппаратурой. – Кажется, я всё-таки ошиблась, и песок из задницы у тебя ещё не сыплется.

– Будешь так разговаривать со старшими – у тебя из башки посыплются мозги, если они там есть, – спокойно пообещал ей Кей, занятый протягиванием к розетке шнуров. – Деньги ты оставила, так что мне стоит прямо сейчас вместо того, чтобы маяться хуйнёй, выставить тебя вон?

– Может, потому что ты и сам не против сыграть?

Пальцы замерли, крепче сжимая коробку усилителя. Прислушавшись к ноющему в предвкушении нутру, Кейд понял, что она права. Хочется. Хочется, чтобы слушали. Хоть кто-то, хоть иногда. Такая забытая жажда публики. Пусть сегодня это всего-навсего чокнутая блогерша. Не став отвечать на её вопрос и дарить лишний повод поглумиться, Кей шустро подсоединил микрофон и гитару к колонке, а стойку настроил под свой рост. Вздохнув, надел через плечо ремень с вьющимися по нему языками пламени.

Сьюзен следила за ним, почти не дыша. Она не верила, что у неё всё вышло так просто. Наверное, сама судьба подкинула сегодня эти счета в чёртов ящик. Наведя на готовящегося Кея камеру, она попыталась пощёлкать настройками, но плохое освещение всё равно не давало полной картинки. Ладно, сойдёт и так.

– Придумал, что спеть? – она отвлекла его от торопливой проверки натяжки струн, и Кейд вскинулся, задумчиво почесав бородатую скулу.

– Хуй знает. Если не из моих, то что, кавер какой-то?

«Моих». Очень глупо так называть треки, которые для него писали продюсеры шоу. «Его» в них не было ни капли.

– Что угодно, что не будет без басов и барабанов звучать как слив в сортире. И не сопли, я тебя умоляю, в баре вчера хватило этого гнусавого шипения.

– Нет, ты точно договоришься. Пойдёшь нахер вместе со своей мамочкой, – он на пробу провёл по струнам, и «SG» отозвалась громким звуком, не дающим сосредоточиться. – Сделай в своей жизни хоть что-то полезное, принеси из кладовки наушники. Они на первой же полке, прямо.

Он просто не хотел, чтобы чёртовы барабаны снова попались на глаза. И так уже гудит внутри воспоминаниями. Но Сью пожала плечами и поплелась выполнить просьбу. Мимолётно оценив, сколько ещё богатств хранится без солнечного света в норке Кея, она принесла ему наушники.

– А мне не надо? Вдруг ты воешь, как пёс с прищемлёнными яйцами?

– А тебе надо захлопнуть хлебальник, куколка, – наушниками закончив приготовления, Кей на секунду прикрыл глаза. Что бы спеть? Разве что классику. Нет, Нирвана без барабанов как текила без лайма. Тьфу, почему все ассоциации связаны только с одним? Гитара медленно теплела в его руках, и Кей отыскал в голове слова старой песенки, не отличающейся сложностью в исполнении.

– Всё обретёт смысл2, – глубоким низким тембром, заставив от неожиданности дрогнуть телефон в руке Сью.

Она нервно сглотнула: Кейд по-прежнему не открывал глаз, начиная отбивать простой ритм по струнам только после акапельных слов. Засранец знал, как привлечь внимание одним звуком.

– Узри. Свооего. Бога. Он несёт твой тяжкий груз, твой личный Иисус. Узри. Свооего. Бога. Молитвы, что слетают с уст – услышит Иисус.

Не хватало отбивки, так сильно не хватало, что поймав гитарный ритм, Сьюзен сама начала осторожно притопывать ногой в такт – не хотелось, чтобы камера тряслась. Богатый тембр Кейда перешёл на куплет, став чуть нежнее и проще. Кажется, он вообще не стал искать сложных путей, выбрав «Личного Иисуса» Депеш Мод в качестве лёгкой пробежки. Его расписанные чёрными татуировками руки играючи перебирали струны, совсем не напрягаясь. Он казался абсолютно расслабленным, даже когда открыл глаза, глядя куда-то поверх головы Сью, но не на единственную зрительницу и не в кадр.

– Насколько бы не были плохи, я отпущу твои грехи. Убрав зёрна от плевел, хочу, чтоб ты поверил. И всё обретёт смысл.

Сью удивило, что он стоит столбом. Никогда, ни на одном своём выступлении, ни на одной старой записи Кей не был таким зажатым. Словно гитара не продолжение рук, и весит пару тонн. Так же тяжело забивал гвозди и его бас: глубокий, на припеве вызвавший лёгкую щекотку вдоль позвоночника, но каждое слово падало камнем, а не летело под потолочными балками. Сьюзен прервала ненужную съёмку, но держала телефон, делая вид, что продолжает. Ей и так всё уже было видно. Он не потерял голос: даже есть ощущение, что двадцатилетний мальчишка-Кей и этот грубоватый мужик на разном уровне умения пользоваться связками. И мальчишка в минусе: он был слишком юн. У мальчишки не хватало мозгов быть ниже там, где надо добраться до нутра. Сегодняшний Кейд почти добирался. Почти, если бы было нечто гораздо более важное, чем навык и барабанщик.

Он закончил так же технично, как начал. Ни разу не сбился, не взял ноту вне ровного и спокойного ритма песни. Сью быстро поняла, что Кей продолжает заниматься вокалом регулярно, несмотря на то, где живёт и как выживает. Но это был замогильный голос покойника, и когда песня закончилась, а Кей стянул наушники, она даже испытала мимолётное облегчение. Эта музыка её задавила и заставила сгорбиться. Она с сожалением убрала телефон в рюкзак: сенсации не будет. Эпичного номера «старой школы рока» в её блоге. Эпичного возвращения короля.

Он и не ждал оваций, без всяких эмоций выключая микрофон. Внутри было пусто, точно так же, как при пении в барах. Музыка за деньги, не более того.

– Кейд, ты верующий? – вдруг спросила Сью, пытаясь найти на его шее цепочку от креста, но безуспешно.

– Это тут при чём?

– При том, что ты совсем не понял, что и для кого пел. Это же рок, эй! – она раздражённым жестом указала на гитару в его руках. – Тебя прозвали Анархистом, но это… Это пустышка. Жаль. Мне правда очень тебя жаль, если ты пел рок половину жизни и не понял, зачем он нужен людям. Под него не спят. Под него рвут струны, нервы и связки. Спасибо за твою попытку, но мне лучше идти. Извини, что ворвалась, – даже не скрывая степени своего разочарования, Сью развернулась к выходу.

– Ого, какой тут диванный эксперт по музыке нашёлся, – съехидничал Кей, бережно откладывая гитару на диван. – Небось настоящий рок слушала, когда ехала на велосипеде в школу?

– Я была на концерте Честера Беннингтона. И он знал, о чём поёт, – бросила Сью ему напоследок и закрыла за собой дверь с глухим щелчком.

– Честера… Я не Честер! – крикнул он ей вслед. Уколы раздражения от её слов наполняли и разжижали кровь с каждым стуком пульса.

Пустышка.

Мне жаль тебя.

Он знал, о чём поёт.

– Сука! – от бьющей по телу безжалостными хлёсткими шлепками злости он с силой пнул диван. Внутри закипало, и вроде даже воспринимать слова сраной малолетки всерьёз было глупо, но задело невидимый крючок под рёбрами. Так задело, что не остановиться. – И жалость мне твоя нахуй не нужна!

Запекло жаждой в горле, когда несчастному дивану досталось ещё два ощутимых пинка, и гитара едва не упала на пол. Хотелось выть от ненависти к себе. Бесполезный кусок дерьма, не умеющий ничего, просравший жизнь зря. Уроки вокала с семи лет, выкинутое на помойку образование, всё, все годы – на алтарь у музыкального Олимпа. Чтобы сейчас валяться за ним переваренным куском ничтожества. Опасно застучало сердце, которое вообще молчало последние десять лет – ему нельзя было биться после приступа чаще семидесяти.

Сейчас – девяносто.

Кейд схватил соскальзывающую гитару и машинально надел ремень обратно. Он может. Сука, может! Всегда мог!

Сто десять. Снова щелчком включает микрофон, трясущимися руками натягивает наушники и закрывает глаза, успокаивая дыхание. Разминает хрустнувшие пальцы, закрываясь внутри своего тела – нарастающие удары сердца и неправильную сушь во рту, не имеющую ничего общего с нормальной жаждой, отправляет к рукам. Злость – та эмоция, на которой иногда надо сыграть.

– Всё обретёт смысл.