Чаша и Меч

ГЛАВА 2

Οрвар, конечно, переоделся после игры и на жертвоприношение явился уже нарядным и элегантным — в смокинге из тонкой шерсти и белоснежной сорочке. Причесаться, правда, забыл, поэтому Фрейя, улучив минутку, оттащила брата в стороны и пальцами уложила его взъерошенные волосы:

— Вот так будет лучше, — и, чуть отступив, полюбовалась парнем.

Какой он, все-таки красивый. Он будет самым красивым и самым молодым хевдингом Свеаланда. А, может быть, и всего Великого Свитьода.

Орвар поймал ее руку и поцеловал кончики пальцев.

— Не оглядывайся, — тихо предупредил он. — К нам идет твой Анунд, — и ухмыльнулся, когда ее перекосило от слова «твой». — Α все остальные мужчины вокруг нам с ним завидуют.

Спасибо, что предупредил. Когда локтя Фрейи коснулась холодная рука, она без труда смогла изобразить вежливую улыбку.

— Добрый день, Анунд.

Теперь он склонился, чтобы поцеловать ее руку, и девушка невольно подумала, а сердце у него такое же холодное, как руки и глаза? Ей самой жених напоминал лягушку в анабиозе, которая оживляется только при упоминании финансовых и налоговых схем. Тем лучше, значит, он половину вечера проведет за разговорами с отцом и не будет ей слишком досаждать.

— Орвар, позволишь похитить твою даму? — Не дожидаясь ответа, Анунд положил руку Фрейи на свой локоть. — Бьярн уже приехал, скоро начнется.

И действительно, через толпу, расступающуюся перед ним, как море перед Моисеем, шагал крупный краснолицый мужчина. Больше похож на винника, чем на эйги, с неприязнью подумала Фрейя. За ним быстро семенила на высоких каблуках мoлодая женщина, почти ровесница Фрейи.

— Я ее знаю, — шепнула девушка своему спутнику. — Это Далла Фридриксен. Она закончила школу на год раньше меня.

— Теперь она Далла Лунд. — Пояснил Анунд. — Бьярн женился три месяца назад.

— Она же ему в дочери годится, — девушка невольно передернула плечами.

Наверное, ей не стоило так обижаться на родителей из-за выбора жениха. Браки среди эйги были преимущественно шагом политическим, а ее положению в стае соответствовали всего несколько самцов. Молодым из них был лишь Анунд. Кроме того, он был достаточно хорош собой. И, опять же по слухам, не был жесток.

— Что поделаешь, стареющих мужчин обычно тянет к юным телам со слабым умишком. — Пробормотал Анунд.

Что ж, остроумным ее жених тоже был. А вот добрым — нет.

— А это кто? — При виде мужчины, прикрывающего Бьярна со спины, Фрейя невольно понизила голос ещё больше. — Это он, тот самый Фенрир?

— Уже наслышана о нем? Да, тот самый.

Если перед Бьярном просто отступали в сторону, то перед Фенриром опускали глаза и мужчины и женщины, даже из других Стай. И трудно сказать, что не позволяло им встретить взгляд этого страшного оборотня — то ли каменно-тяжелый взгляд холодных глаз, то ли страшные шрамы, изуродовавшие половину его лица.

— Он действительно берсерк?

Впрочем, Фрейя могла бы и не задавать такого вопроса. Возможно, на первый взгляд этот эйги был не самым огромным и мощным — в Стаях у айсландцев и норейгов она заметила настоящих богатырей — но исходящая от него сила буквально заставляла пригибаться к земле. И источником этой силы была постоянно тлеющая под тонкой корочкой показного спокойствия огненная ярость.

Да, Фенрир был настоящим и подлинным берсерком, не нуждающемся в стимуляции мускарином[6] или какой иной дурью, которую воины принимали перед сражением. Не удивительно, что Бьярн с таким cпокойствием принимал любой вызов на поединок, ведь Фенрир выходил в огороженный рубеж[7] вместо него.

Внезапно берсерк чуть повернул голову, и Фрейя похолодела от внезапно нахлынувшего чувства беспомощности и беззащитности. Впервые за этот день она запоздало порадовалась, что стоит рядом с женихом.

Вслед за Бьерном в процессию встали мать с отцом. За ними пришла очередь идти Фрейе и Ануңду. Теперь она стояла слишком близко к ярлу и уже не рисковала подавать голос. Зато свободные парни, стоявшие дальше всех, могли себе позволить шепотки и даже тихий смех, пока к алтарному камню не подвели первую жертву — белого, как снег, жеребца.

— Дар богам от нашей Стаи, — шепнул девушке на ухо Анунд.

Интересно, с чего вдруг такая щедрость, невольно подумала Фрейя. Обычно богам приносили козу или овцу. Кровь из разбитых носов и губ, пролитая игроками в кнаррлейк на ледяном поле, тоже считалась жертвой. А ещё девушка заметила, как напряглась спина отца. Что же собирался просить у богов Бьярн?

Толпа вокруг храмовoго холма снова расступилась, на этот раз пропуская Верховного годи[8] с наполненной кровью чашей. Она займет почетное место за пиршественным столом, и все желающие попросить богов о милости, смогут сцедить туда и несколько капель собственной крови. Если бы Фрейя осмелилась подойти к чаше в присутствии всей Стаи, она нашла бы о чем попросить.

Туши жертвенных животных развесили на деревьях, и теперь все так же чинно двинулись к пиршественным столам.

— Как ты себя чувствуешь? — Мама приобняла Фрейю за плечи. — Не тошнит? Меня ужасно мутило, когда я увидела это в первый раз.

— Нет, мам. Все в порядке.

И все же девушка старалась не смотреть на мертвых животных. Завтра, когда эйги уйдут, туши снимут с веток и вывезут. Времена, когда язычники Великого Свитьода приносили здесь жертвы открыто, прошли давным-давно, больше тысячи лет назад. Тогда на холме стоял высокий храм, под крышей которого сидели и стояли вырезанные из дерева истинные боги — Один, Тор, Фрейр, Бальдур и многие другие. Тогда жертвы висели на деревьях, пока не отгниет веревка, и среди тел овец, коров и лошадей нередко можно было увидеть и человека. Тогда общие столы ставили в широких палатах, а не на вытоптанной площадке между кострами. Тогда люди и эйги жили вместе, не таясь друг от друга.

Христианская религия разделила их раз и навсегда. Теперь оборотни жили словно в собственном государстве — со своим королем, законами и армией, которая сейчас отгораживала своими спинами священную рощу от всего остального мира.

Впрочем, холодно никому не было. Пиво и мед подносили, по старому обычаю, горячими, жареное мясо дымилось на тарелках, а когда дело дошло до танцев, мужчины скинули куртки и даже пиджаки. И сразу стало видно, что все они пришли с холодным оружием.

Это не удивило Фрейю. После кровавой бойни на тинге в Данмарке двадцать лет назад, постоянное ношение оружия вошло в обычай. Убийство и даже оскорбление в местах общего собрания по-прежнему являлось тягчайшим преступлением, но на действие одного лишь закона меняющие шкуру полагаться перестали. Они предпочитали подкреплять его силой.

Именно поэтому за спиной Φрейи стоял один из отцовских телохранителей, а второй расположился чуть дальше, на границе вытоптанного снега. Она не возражала. Во-первых потому, что знала Оскара и Орма с детства — они принесли клятву Магнусу Хорфагеру и после этого уже считались членами семьи. А во-вторых, девушка видела, как раздуваются ноздри молодых мужчин, когда она проходили мимо нее. Нет уж, лучше она посидит сегодня, как мышь под веңиком. Искать приключений с эйги — себе дороже.

— Ну, и как тебе этот мед? — на стол рядом с ней хлопнулся стакан, а вслед за ним на скамью упала раздраженная Турид. — Моча мочой, на мой вкус. Могли бы заказать нормальные напитки.

— Дом Периньон будешь пить с людьми, а здесь приходится придерживаться обычаев.

На самом деле Фрейя была полностью согласна с Турид, тем более, что женщины постарше пили красное вино, а кое-кто и виски. Просто эту задаваку она не любила ещё cо школы, но времена, когда неприятную остроносую девицу можно было послать открытым текстом, к сожалению, прошли безвозвратно. Светские приличия требовали маскировать свой яд щедрыми порциями лицемерного добродушия.

Турид, кстати, освоила эту науку в совершенстве.

— Классное платьишко, — заметила она. — Бабушкино?

Пра-пра-пра… не знаю сколько «пра»… — бабушкино, хотелось ответить Фрейе. Сама Турид была облачена в голубую парчу и коричневую норку.

«Не обращая внимание на нуворишей, дочка, — говорила мама, — будь снисходительна к детям простых торговцев и крестьян. Конечно, им хочется теперь одеваться понаряднее.»

Ну да, невольно поморщилась Фрейя, с тех пор как эти бывшие крестьяне стали торговать наркотиками и человеческими женщинами, у них появились деньги и на наряды и на украшения. И на дорогие машины.

Отец говорил, что этот бизнес — позор для оборотней и одна из причин их вымирания, учитывая, что они и сами были не прочь при случае попробовать свой товар.

— Жених у тебя красавчик, — Турид облизнула губы кончиком красного языка. — A брат ещё лучше. Как думаешь, он пригласит меня на танец?

В ответ Фрейя лишь пожала плечами. Если Турид села рядом с ней только ради приглашения — то зря надеется. Уж Орвар-то хорошо знал все приемы охоты на женихов. Пара танцев, потом просьба принести вина, прогулка по роще наедине — и ловушка захлопнется.

— Не уверена. Орвар сейчас не думает ни о чем, кроме своего первого похода. Сезон брачных танцев для него ещё не наступил. Присмотрись к другим парням, среди них попадаются очень симпатичные.

— Может быть, — Турид сморщила нос, словно перебирала на лотке мясника несвежие отбивные, — но никто из них не станет хевдингом.

Можно подумать, у нее у самой в роду был хоть один.

— Какая разница? Все равно ты выйдешь за того, кого выберет твой отец.

В голосе Фрейи не слышалось ни обиды ни боли. Она с детства привыкла к тому, что женщины Стаи были собственностью, пусть и самой дорогой, их отцов, мужей или братьев. Именно мужчины решали судьбу женщин: выдавали замуж, передавали в залог, использовали для укрепления альянсов.

Женщины Стаи не имели своей воли. На взгляд Фрейи они были даже слишком покорны. Весь их бунт заключался в поисках нового хозяина, более доброго, если повезет. Но ни одна не стремилась жить собственной жизнью.

— Но теперь, ты прибрала к рукам лучшего жениха, — продолжала цедить слова Турид, словно не замечая, как побледнело лицо Фрейи, — и существенно понизила наши шансы.

Да засуньте вы этих женихов… туда, где не светит солнце, в сердцах подумала Фрейя. Пошло оно все к троллям! Она плотнее запахнула шубу и решительно встала из-за стола.

Мужской танец ещё не закончился, и, возможно, ее просто не заметят. Девушка осторожно обошла танцующих в кругу парней и направилась к стоящему на возвышении главному столу.

Старуха вёльва[9], сидевшая напротив чаши, казалось, дремала под звуки песни и звон встречающихся в танце клинков. Не важно, Фрейя поклонилась ей, как велел обычай, и лишь затем выдернула из ножен маленький нож и чиркнула им себя по пальцу.

— Свободу! — Тихо сказала она.

Кровь в чашу полилась не то, что каплями — струйкой.

— Верно, ты очень хочешь получить эту самую свободу?

Девушка подняла голову. На нее смотрели ясные и внимательные глаза старухи. Огромный черный зрачок и крючковатый нос лишь дополняли ее сходство с совой.

— Вот только готова ли ты заплатить полную цену? — Продолжала вёльва. — Боги иногда выбирают очень странные пути, чтобы направить нас к желаемому.

Даже если Фрейя и не была готова, она понимала, что платить все равно придется, потому что желание уже высказано.

— От судьбы не уйдешь, — сказала она.

Старуха усмехнулась, и на секунду помолодела:

— Ты права, Фрейра, дочь Магнуса Хорфагера. Судьбу не обманешь. Но и себя не обманывай. Твое желание исполнится, но идти к нему придется трудным путем. Ты можешь сократить дорогу, если будешь держаться прямого пути. Не ищи мести или другого зла. Ищи справедливости.

Девушка рассеянно моргнула. Это что сейчас было? Вёльва предсказала ей будущее? Судя по всему, веселым и беззаботным оно не будет. Сердце сжалось от предчувствия беды, но она подошла ближе и поцеловала руку вёльвы.

— Спасибо.

Εй не ответили. Глаза на покрытом морщинами лице снова закрылись и старуха замерла жутковатым идолом.