Часовые любви

Глава четвертая

С чудесным колечком на пальце жизнь Маши резко изменилась.

Людвиг отговорил ее даже на время возвращаться в Москву.

— Начнутся проблемы. Я знаю. Тебя могут не выпустить ко мне из страны, — предупреждал он.

— А как же мама? Она будет беспокоиться, — волновалась Маша.

— Позвонишь, все объяснишь.

— Она не поймет. Про шефа и говорить нечего. Будет рвать и метать.

О том, что ненавистный жирный шеф пролетит мимо видика, Маша молчала. Хотя в душе ликовала. Деньги, отложенные вымогателю, так и остались лежать нетронутыми в сумочке. Она отказывала себе во всем, стесняясь попросить у Людвига.

Сравнивая небольшую квартирку в спальном районе, которую их семья получила после смерти отца, и суперсовременное жилище Людвига, с двухуровневым полом, широкой террасой, выходящей в парк, где он предлагал ей стать полноправной хозяйкой, она в последний момент заколебалась. И чаша весов в пользу сытой жизни перевесила.

Людвиг, потерявший голову от счастья, не хотел слушать предостережения родственников о том, что русской будет тяжело привыкать жить в чужой стране. Он по-настоящему полюбил. Озорная, женственная, открытая и страстная девушка пленила его. Он ни за что не отступится, он сделает все, чтобы ей здесь было хорошо! Он очень постарается. В самом роскошном магазине, где продавали свадебные наряды, они вместе выбрали ей белое платье от кутюр, туфли и фату. Свадьба прошла скромно, только в кругу близких.

— Если придется жениться во второй раз, — нашептывали ему мать и сестра, — не так будет стыдно перед приличным обществом!

Но, захваченный искренним чувством, Людвиг не желал ничего слушать.

И сразу же после торжества отправился с молодой женой в свадебное путешествие на замечательный романтичный остров Мальта. Где по воскресеньям, словно в театре, парадно маршируют разодетые в старинные наряды защитники маленькой сказочной страны. И бьют колокола многочисленных костелов, и по-праздничному наряженные местные жители после посещения службы попивают вино в уютных тенистых кафе. Где море прозрачно до самого дна, где можно купаться, когда в Москве еще лежит снег, где местные мальчишки ныряют с высоких скал, потому что маленький каменистый остров окружен ими со всех сторон, а пологих пляжей почти нет. Глазевшей по сторонам Маше так хотелось поделиться своими впечатлениями с подругой Катей, мамой, братом и вообще с теми, кто поймет ее восторг. Конечно же, Людвиг разделял ее радость, но совсем по-другому. Он радовался, потому что радовалась она. Каждому пустяку: ракушкам, которые продавались в местных лавках, вкусно приготовленным мальтийским кроликам, подаваемых в ресторанах, белым парусникам, разноцветным яхтам, плотно стоящим на рейде, словно автобусы на парковке.

— Я этого не видела никогда! — кричала Маша, снимая на фотоаппарат облака, море, скалы.

Но все самое хорошее когда-нибудь кончается. Пришел конец и свадебному путешествию. Они вернулись в Берлин.

— Одна в доме я умираю со скуки, — насытившись западными впечатлениями, вскоре начала поднывать Маша.

Людвиг делал все, чтобы скрасить ее ставшую монотонной жизнь.

После работы сломя голову он мчался к любимой, перестал бывать у родственников, потому что Маше было там неуютно. Даже к своему бизнесу подохладел — Маша стала для него всем.

— Я так хочу, чтобы ты родила мне сына, — часто лаская ее, просил он молодую жену.

— Успеется, — обещала Маша и, мучаясь бездельем, все чаще стала прикладываться к рюмочке с понравившимся ей шнапсом.

— Мне кажется, ты пьешь немного больше, чем нужно, — отнимая у нее выпивку, как бы в шутку говорит Людвиг.

— Я же не говорю, что ты больше, чем нужно, пьешь пива, — наливая себе вновь, пьяно хохотала Маша.

— Дорогая, ты вчера проснулась с головной болью.

— Все уже прошло. — Маша не слушалась. — Знаешь, когда я примеряла ту шубу, которую ты пожелал видеть на мне, я подружилась с владелицей мехового бутика.

— Я так рад, что ты с кем-то общаешься! — искренне беспокоясь за жену, говорил Людвиг.

— Она сказала, что мой камень как раз тот, что на этом перстне. Бриллиант! — Маша, растопырив пальцы, любовалась перстнем счастья.

— Не зря же ты его выбрала.

— Время покажет.

— Что ты имеешь в виду?

— Так, ничего!

— Ты только примеряла шубу или наконец купила?

— Я ее купила.

— Молодец!

— Хотела сделать тебе сюрприз.

— Я счастлив!

— А потом мы с хозяйкой немного поболтали. Оказывается, она знает твою маму.

— Конечно. На улице, что рядом с нашим фамильным домом, все знают друг друга. Еще ее отец владел этим магазином до войны.

— Она сказала, что таких легких клиенток, как я, она не может припомнить. Все, что ты мне ни купишь, мне нравится. Полушубок — раз, берет из норки — два, — перечисляла Маша. — Многие капризные жены тут же возвращают подарки мужей. То цвет не подходит, то фасон!

— Это не моя заслуга, а твоя. Потому что тебе все идет.

— Нет. Потому что я наслаждаюсь каждой вещью. У меня, если честно, ничего никогда подобного не было. Хочешь, я примерю шубу?

— Конечно, хочу.

— Исключительно для вас, господин Людвиг, — баловалась Маша, — вот. — Длинное манто в пол, надетое на черную комбинацию, придавало Маше двусмысленный вид.

— Что скажешь? — Она распахнула шубу. — Иди ко мне.

— Любимая. — Людвиг задохнулся в ее объятиях.

— Ты не заметил, что я к тебе подлизываюсь.

— Заметил, — совсем теряя голову от молодой жены, простонал немец.

— Я тебя хочу о чем-то попросить. Исполнишь?

— Все, что угодно.

— Сегодня, когда я приехала за тобой в офис, на меня уставился Генрих, когда я ему сказала, что не знаю… — Маша не успела договорить.

— Конечно, мой помощник молод, красив, не то, что я… — Людвиг явно хитрил, желая увести разговор в другую сторону.

— Нет, я вовсе не об этом, — настаивала на своем Маша. — Он удивился, что я не знаю о том, что он на той неделе вылетает в Москву.

— Почему ты должна об этом знать? — не на шутку рассердился муж.

— Потому что… — Маша впилась глубоким поцелуем в губы Людвига, — потому что я хочу лететь с ним.

— Сукин сын, — вырвалось у Людвига. — Я его уволю. Зачем он тебе сказал!

— Ты меня ревнуешь к Генриху?

— Я тебя ревную к Москве.

— Не напрасно! К Генриху я спокойна, а вот к Москве…

— Маша, ты опять взялась меня огорчать?

— Нет. Я просто соскучилась по маме, брату. По друзьям, наконец!

— У тебя и тут много знакомых.

— Кто, скажи кто? Может, эта фрау из мехового бутика, про которую я тебе рассказала? Или твоя сестра, которая спит и видит, чтобы мы разбежались?

— Что ты такое говоришь? Гретхен желает мне счастья, и только.

— Не со мной! — Маша надула губы.

— Прекрати! — отмахнулся Людвиг. — Она меня ревнует к тебе.

— Потому что старая дева.

— Не всем же быть такими, как ты!

— Какими? Что ты имеешь в виду?

Людвиг, сбросив с плеч Маши шубу, уложил ее в кровать.

— Сексуальной — раз, — он поцеловал ее в плечи, — страстной — два, — он опустился ниже к груди, — ласковой — три. — Его голова мягко скользит по хрупкому телу Маши.

— Говори еще, — просит Маша.

— Больше не могу. Все! — Людвиг готов был раствориться в ней.

Он всегда уступал жене. Их ссоры кончались ее победой.

— Маша, я не проживу без тебя ни дня, — продолжая ее ласкать, шептал он.

— Погоди, — смеясь, дурачилась Маша. — Мама рассказывала по телефону, что у нас перестройка. Теперь мне нет препятствий для возвращения сюда.

— Я и сам знаю. Все равно боюсь тебя отпускать.

— Почему? Ну скажи почему?

— Не знаю, у меня какое-то предчувствие.

— У меня же перстень счастья. Он поможет!

— Ну не будь наивной! Ты теперь уже не девочка Маша, а настоящая леди.

— Ага, фрау фон Штайн. Я женщина из семьи с хорошей родословной. Я не должна пить шнапс, только французское вино урожая тысяча девятьсот… Какого года вино положено пить фрау фон Штайн? — Маша потянулась к графину со шнапсом.

Людвиг, схватив графин, отнес его в кухню.

— Я все равно выпью. — Маша взяла с барного столика виски.

— Прекрати пить вообще, — снова рассердился Людвиг.

— Еще чуть-чуть, и все! — Она, обвив руками за шею, повисла на муже.

— Ты настоящая плутовка. — Людвиг не мог противостоять обаянию жены.

— Значит, ты даешь согласие?

— На что?

— На то, что я лечу в Москву под присмотром твоего верного пса Генриха и везу кучу подарков своим родственникам и друзьям? Представляешь, я пересекаю границу, а меня спрашивают…

— Кому вы везете всего столько? — Юный таможенник с тонкой шеей пронзил Машу подозрительным взглядом. — Это все вещи для кого?

— Это для мамы, для брата, для друзей.

— В товарном количестве?

— Почему в товарном?

— Давайте посчитаем.

— Все, что нельзя, вы можете забрать! — от радости, что она в Москве, щедро предложила Маша. — Я привезу еще.

— Ишь! — Таможенник покрутил в руках бутылку шнапса.

— Э-э, оставьте, она одна! — бросилась к выпивке Маша.

— У нас водка по карточкам, вот он и… — шепчет сзади стоящая за Машей женщина. — Не злите его. Сейчас всем мало не покажется.

— Ладно, бери.

Бутылка исчезает в тот же миг. Катя, приехавшая встречать, узнав о шнапсе, воскликнула:

— Зачем тебе этот шнапс, я тебе все свои талоны на водку, если хочешь, отдам. — И, проведя пальцем по рукаву подруги, восхищенно спросила: — А кофта с плечиками у тебя чья?

— У меня все немецкое.

— Потрясающая! У нас от них все тащатся! Мне бы такая тоже пошла.

— Считай, что она твоя. Я себе другую там куплю.

— Машка, ты не дома будешь жить? — увидев, как водитель выгружает чемодан подруги перед отелем, удивилась Катя.

Подмигнув, Маша показала глазами на Генриха:

— Муж так решил, видишь, охрану мне выделил. Два номера в одном отеле рядом.

— А он не боится своего охранника? — Катя своими серьезными глазами пронизывает немца.

— Нет. Он верный друг.

— О-о, — непривычно весело смеется Катя.

Маша вместе с ней.

— Хочешь, я приглашу тебя в валютный бар? — облокотившись на регистрационную стойку в отеле и скосив на подругу глаза, шепчет Маша, так чтобы не расслышал Генрих.

— А он тебя отпустит?

— Нет, я пойду вместе с вами, хоть и не очень хочется, — тут же вмешивается по-немецки Генрих.

— Он что, понимает по-русски?

— Нет, просто он очень догадливый. Чувствует, что мы собрались улизнуть.

Разместив Машины вещи в просторном номере, заказанном Людвигом, девушки потихоньку захлопнули дверь и на цыпочках пробрались по коридору к выходу.

Ступеньки, ведущие в ночной бар, перемигивались красными огоньками.

Мягкая музыка, по-вечернему разодетая публика, бармен в жилете с яркой бабочкой, разноцветные этикетки вин, звон бокалов — ночная жизнь окутывает подруг, словно плащ сказочного звездочета.

— Маш, мне никогда не приходилось бывать в таких заведениях! Как за границей, да?

Не видевшиеся столько лет подруги уселись на высоких табуретах возле стойки.

— Что будем пить? — Подскочивший бармен приветливо улыбнулся молодым дамам.

— Машка, — Катя закрыла глаза, — мне это снится? Да?

— Вот это. — Маша показывает на незнакомую Кате бутылку.

— За встречу.

Девушки чокаются. Приятное тепло разливается по телу.

— Теперь не снится? — подперев подбородок кулаком, спрашивает Маша.

— Смотри. — Катя глазами показывает на соседний табурет.

Примостившийся рядом Генрих, словно отбывая повинность, цедил минеральную воду.

— Как это мы тебя не заметили? — весело спрашивает Маша.

— Я шапку-невидимку надел.

— Приготовься продержать ее на голове всю ночь!

— Нет, нам скоро пора спать.

— А нам нет, — разозлилась Маша. — Знаешь, сколько я ждала этого? А ты ничего не понимаешь! Еще по одной, — спешно обратилась она к бармену. — И ему тоже, пока он опять не спрятался.

— Я не буду, — упрямо отказался Генрих.

— Мы вас угощаем, — решив помочь подруге, разошлась Катька и, желая разрядить обстановку, улыбнулась немцу лучшей из своих улыбок.

Катька никогда не считалась красавицей: нос, длиннее положенного, высоковатый лоб, только умные, лучистые глаза с сочувствием и пониманием глядящие на собеседника, подкупали. Еще Катька была грациозной и женственной, за что нравилась мужчинам. Не всем, только тем, кто понимает толк в женщинах. Но Генрих не поддался.

— Угостите лучше меня, девчонки, — раздался за их спиной знакомый голос. Маша вздрогнула.

— Владимир Берцев! — обернувшись, воскликнула Катя. — Ты здесь… в валютном баре?

— Да-а, он самый, — приняв Катю за одну из своих поклонниц и даже не взглянув в сторону Маши, представился он.

Переполненная самодовольством физиономия бывшего одноклассника светилась.

— Вов, ты что же, не узнаешь нас? — удивилась Катя.

— Нет. — Взглядом скользнув по Кате, Берцев стал приглядываться к фрау в меховой горжетке. Подарок Людвига на холодную Москву сбил его с толку. — Вы, мадам, оттуда, из-за кордона? — пьяно бормотнул он.

— Вов, это же Машка! Забыл? — пыталась достучаться до выпившего одноклассника Катька.

Глаза великого спортсмена просияли.

— Вот так встреча! Девчонки! За это надо… — Он кивнул бармену.

— Я ухожу, — строго вмешался в разговор Генрих.

Воспоминания о своей первой неразделенной любви заставили сердце Маши бешено заколотиться, она растерялась.

— Генрих, извини, я… А впрочем, — разрываемая чувствами, она поднялась с табурета, — я иду с тобой.

— Маш, — расстроилась Катерина, — мы только начали.

— Завтра-завтра, — шепнула ей на ухо Маша.

— Маша, ты такая стала! — Не обращая никакого внимания на Генриха, Владимир задержал ее.

Глаза бывшего возлюбленного не просто смотрели на нее, они радостно пожирали с ног до головы хорошо одетую, богатую знакомую незнакомку.

— А я тебе звоню, не могу застать, — басил он. — А ты, значит, вот с кем. — Скривившись, великий спортсмен невежливо показал на иностранца.

— Нет-нет, я не с ним. Я только с ним приехала, — заторопилась сообщить Маша.

— Будешь жить у мамы? — Двусмысленный взгляд Владимира заставил Машу затрепетать.

— Угу. — Скосив глаза на Генриха, Маша украдкой кивнула. — Ты позвони, — шепнула она, приподнявшись на цыпочки, невольно дотронувшись губами до щеки того, о ком продолжала думать, мечтать, кто так часто являлся ей во сне вместе с родным домом, мамой, верной подругой Катькой, старой жизнью, оставленной тут.

Знакомый запах сигарет и самого возлюбленного кружил голову. Маше так не хотелось покидать уютный бар, где играла музыка, где она встретила, нет, где сам Бог послал ей любимого и желанного человека.

— Зачем звонить? Я сразу заеду за тобой завтра, и тогда уж мы кутнем, раз и вправду сегодня не можешь, — громко резанул спортсмен и с неожиданной нежностью добавил: — О, какая ты стала… и так вкусно пахнешь!

Бесцеремонно притянув к себе Машу, он полез целоваться.

— Конечно-конечно, завтра. — Не желая скандала, Катька схватила за рукав одноклассника.

Генрих закипал.

— Спокойной ночи. — Генрих чинно по-немецки попрощался с Катей и, расплатившись за всех, пошел к выходу.

Маша, бросив печальный взгляд на оставшихся возле бара друзей, медленно покинула бар.