Итак – ценный предмет, ласковое слово, тайное благодеяние. И самый вероятный кандидат на получение всех этих трех даров – Грэхем Корбет.
– Жуткий тип, – удовлетворенно бормотала Мэри Энн, выезжая из Миртовой Балки.
На то, чтобы выполнить все три задания, у нее было сорок восемь часов. А потом она выльет снадобье в питье Джонатану на праздновании его помолвки. И станет наблюдать, как претворяется в жизнь ее счастье.
Если не считать того, что, как всем известно, любовные снадобья не действуют, не могут действовать.
Сидевшая рядом Камерон объявила:
– Я доеду с тобой до бабули, а потом пойду домой пешком.
Три мили – ничто для Камерон!
– Может, лучше я все-таки тебя довезу? – предложила Мэри Энн.
– Нет, мне нужно взять кое-какие книги…
Кроме Британской энциклопедии 1969 года выпуска, почти все книги в бабушкином доме, где жила и Мэри Энн, были любовными романами, изданными не позднее пятидесятых годов. Упоминания о сексе в них полностью отсутствовали. Мэри Энн подозревала, что о сексе писали и до пятидесятых годов, но бабушка таковых книг не держала. В бабулиных книжках героини были сплошь жизнерадостные девственницы, непьющие, некурящие, не позволяющие себе поцелуев на свидании, не только ради собственного блага, но и чтобы не подавать дурной пример своим джентльменам. Американские героини и герои были к тому же пламенными патриотами и большими аккуратистами. О сексе вообще никто не заикался. А все бабушкины исторические романы принадлежали перу Барбары Картленд. Даже Джейн Остин бабушка не признавала. Видимо, потому, что, как подозревала Мэри Энн, в ее романе прямо сказано: Лидия Беннет живет во грехе с безнравственным Викхемом, пока Дарси не заставляет Викхема жениться на погибшем создании. А Камерон считала, что просто Фицвильям Дарси возбуждал в бабушке подавленную, загнанную в подсознание сексуальность. Камерон утверждала, что «Гордость и предубеждение» вообще очень сексуальная книга.
Тем не менее обе кузины разделяли пристрастие бабули к абсолютно нереалистичным любовным историям. Камерон утверждала, что сама она, читая их, анализирует проблемы угнетенных женщин, из которых проистекают все беды ее нынешних клиенток. Ведь семена были посеяны еще прежними поколениями. А Мэри Энн нравились невероятные сюжеты книг.
– Я только что закончила «Звезды в твоих глазах», – поделилась она.
– Это о чем? – нахмурилась Камерон.
– Одна девушка едет в Мексику, чтобы заботиться о дочери брата, и у нее спускается шина. Какой-то оборванец направляет ее к механику в ближайший бар, а там странный тип заговаривает с ней, как со старой знакомой. Он обнимает ее и шепчет: «Меня зовут Дрек. Здесь опасно».
– А девица сразу в него влюбляется, – припомнила Камерон. – Потом продажный полицейский под дулом пистолета заставляет их зарегистрировать брак, а оборванец оказывается мировым судьей, – смаковала она с удовольствием. – Герой убеждает ее притвориться мужем и женой…
– Не вступая, однако, в брачные отношения…
– Чтобы из патриотических побуждений заняться шпионажем. Да, ее-то я и возьму. Ты думаешь, это из-за бабули мы такие странные? Я в основном имею в виду наших мам.
Озвученная тема не слишком интересовала Мэри Энн. Родители ее жили во Флориде, а она в Западной Вирджинии. Другой континент подошел бы еще лучше, но нельзя же иметь все.
– Ты и правда думаешь, что любовное снадобье подействует? – спросила она. – Нет, я просто дура. Разве это возможно?
– Пол говорит, оно действует. Так, что жутко делается.
– Тем, кто боится брачных уз.
– Не все так просто, Мэри Энн. На такой работе, как моя, начинаешь думать, что романтика – чушь, браки недолговечны, а счастливая семейная жизнь – это если муж тебя не бьет. Но твои родители до сих пор вместе, и мои тоже.
– А ты хотела бы такого брака, как у моей матери? – спросила Мэри Энн.
– Нет, и как у моей тоже нет. Я только собиралась сказать… – Камерон вздохнула. – Я и сама не знаю, что собиралась сказать. Просто даже если снадобье и не подействует, продолжай верить, что для тебя все-таки возможно счастье с кем-то еще.
– Очень тоскливый совет. – Мэри Энн покачала головой. Ведь она влюблена не в какого-то расплывчатого кого-то еще! Ей нужен Джонатан Хейл! – Ты, кстати, тоже можешь верить. Что для тебя «возможно счастье с кем-то там еще».
– Для меня это не так важно. Я хочу усыновить ребенка. Я не из тех, для кого вопрос ставится следующим образом – только брак и ничего другого!
– А я из тех, значит?
Камерон подтвердила то, о чем и сама Мэри Энн в глубине души догадывалась:
– Да!
Мэри Энн задумалась о том, какой из ценностей она готова пожертвовать ради исполнения своего сердечного желания. Прежде всего – какими ценностями она вообще располагает? Есть стеганое одеяло, которое собственными руками сделала бабуля и подарила ей на окончание Колумбийского университета. Но ему ни за что не бывать в спальне Грэхема Корбета! Она мельком подумала об этом ужасном месте – у него там непременно свалено в кучу грязное белье и пахнет старыми кроссовками. Так, какими еще сокровищами она владеет?
– Ты всем этим собираешься осчастливить одного Грэхема Корбета? – спросила Камерон.
– Ну да! Терпеть его не могу.
– Вряд ли ты будешь именно это с ним обсуждать.
Мэри Энн услышала в ее голосе некоторую натянутость. Она-то в самом деле его любит…
Тут ее внезапно озарило.
– Кажется, я знаю, какое сделать ему добро!
Камерон молча слушала.
– Я устрою ему встречу с тобой!
– По-моему, я не его типа, – пробормотала Камерон нечто совсем ей несвойственное.
– Разве ты не хочешь с ним встретиться?
– Я хочу, чтобы он сам захотел со мной встретиться, – уточнила Камерон.
– Но он же такое ничтожество, дорогая моя! Ты не все еще знаешь. Он иногда говорит мне такие гадости!
– Я кое-что слышала, – уныло ответила Камерон. – Вообще-то это называется флирт.
– Вот уж нет! – воскликнула Мэри Энн. – Но если ты правда хочешь, я готова сделать для него то, чего он вовсе не заслуживает, – одарить его таким великолепным сокровищем, как ты.
– Хорошо. – Камерон пожала плечами, словно заранее зная, что Грэхем откажется.
Перебрав наличествующие ценности, Мэри Энн решила пожертвовать Пушистиком. Конечно, просто смешно в тридцать четыре года так привязаться к игрушечному кролику с пластмассовыми зубами. Ей подарил его на двадцатипятилетие приятель по колледжу. Позднее Мэри Энн узнала, что игрушка как-то связана с фильмом про Монти Пайтона. Ее приятель обожал Монти Пайтона, но Мэри Энн, хотя никогда и не смотрела этот фильм, все равно находила его глупым. Тем не менее она просто влюбилась в Пушистика, которого приятель прозвал «твой зайчоночек».
Итак, пусть это будет Пушистик. Мэри Энн решила подбросить его Грэхему тайком. Он-то наверняка любит Монти Пайтона. Она расстанется с любимой игрушкой в надежде добиться любви Джонатана.
Найти для Грэхема пару ласковых слов, в общем, тоже не составит труда. Она подавит отвращение и, так и быть, похвалит его за совет девушке с женихом-кретином. А потом она устроит ему встречу с Камерон. И что только ее кузина нашла в этом человеке?
На следующее утро в девять часов Грэхем Корбет остановил машину у муниципального радио. На сегодня он планировал поработать над книгой по проблемам самосовершенствования, своей первой книгой. Уже был заключен договор с крупным издательством. Поскольку радио шоу Грэхема Корбета транслировалось на всю страну, а несколько телевизионных программ с его участием прошли по центральным каналам, лицо его и имя стали известны, и книга «Жизнь и любовь» имела шансы стать бестселлером.
Ирония заключалась в том, что его собственная личная жизнь отнюдь не цвела пышным цветом. Он хорошо сознавал причину. Смерть Брионии оставила в его душе глубокий отпечаток. Это было даже не горе – с горем он справился. Но пережитые эмоции оказали на его жизнь разрушительное воздействие. После такого очень нелегко снова связать себя с женщиной.
Почему-то Мэри Энн уже, как ни странно, была в студии. По их разговору с Джонатаном Хейлом он понял, что она записывала свой новый очерк. Эти вещи здорово у нее получались. Жизнь Аппалачей в них казалась близкой и понятной и затрагивала за живое. Писать эта женщина умела, и голос у нее был подходящий для радио – выразительный альт.
Но что она нашла в Джонатане Хейле?
Когда Грэхем задержался у корзинки со своей корреспонденцией, он просто почувствовал исходящую от Мэри Энн волну страстного желания к Хейлу. Она, несомненно, в отчаянии сейчас из-за его помолвки.
Впрочем, какая ему разница?
Он удивленно уставился в корзинку с корреспонденцией. В ней сидел плюшевый белый кролик с виниловыми клыками. Это был Кролик-убийца из «Монти Пайтона и Священного Грааля», но не его, а чужой. Грэхем озадаченно взял кролика в руки и повернулся к Мэри Энн, Хейлу и другим сотрудникам.
– Чей это? Он лежал в моей корзинке.
– Значит, твой, – сказал Хейл. – Видимо, у тебя есть тайная поклонница. – Он очень похоже изобразил персонажа фильма.
Мэри Энн засмеялась, но даже в ее смехе прозвучало отчаяние.
Грэхем показал кролика ей:
– А вы об этом ничего не знаете?
Она покраснела, видимо, потому, что Хейл как раз положил ладонь ей на плечо со словами: «Великолепный очерк», и покачала головой.
Грэхем пожал плечами, сунул кролика под мышку и достал из корзинки почту. Не стоит обращать внимание на Мэри Энн, она явно его недолюбливает. Его беспокоило то, что она в какой-то степени его зацепила. Сейчас ему не до серьезных отношений. Встречаться время от времени – еще куда ни шло. Но чтобы всерьез…
Ему до сих пор было стыдно за то, что произошло после смерти Брионии. Он запил, забросил работу, искал забвения со случайными женщинами – словом, разрушал свою жизнь. Непреднамеренно, но успешно. Однажды утром он очнулся в тяжелом похмелье на университетском стадионе, голый, со сломанной лодыжкой, ни дать ни взять персонаж пьесы Теннесси Уильямса. И для чего ему нужны были эти оргии? Он так сильно любил ее? Даже после посещения в течение шести месяцев группы поддержки и многих часов консультаций с психотерапевтом он все-таки не был уверен. Он решил, что его накрыл шок от встречи со смертью. Только что человек был здесь, рядом – и вот его не стало. Через год после смерти Брионии умер отец, но это не подействовало на Грэхема и вполовину так сильно. Жизнь отца была праздником, и Грэхем не испытал потрясения, когда восьмидесятилетний старик, давно страдавший астмой, перестал дышать и освободился. Смерть Брионии была совсем другое дело. Юная девушка, спортсменка, полная жизненных сил и здоровья… и вдруг уходит. А он должен жить дальше отпущенный ему срок, постоянно задабривая смерть.
Во всяком случае, теперь его жизнь упорядочилась, и хотелось сохранить все то, что представляло сейчас для него главную ценность, – работу, тесный круг общения, привязанность к тому, что имело значение.
Джонатан Хейл ушел в свой кабинет, единственное на студии помещение с дверью – маленькую комнатку с видом на Страттон-стрит. А Мэри Энн сказала:
– Э-э… Грэхем, я хотела с вами поговорить.
Он приподнял брови. Мэри Энн никогда не заговаривала с ним первая. Может быть, именно это его подстрекало цепляться к ней? И конечно, еще слепое обожание, которое она расходовала впустую на Хейла.
Он подошел к ней. Как бы он ее ни дразнил, он вполне отдавал отчет в ее женской привлекательности. Высокая, крепкая, как амазонка, с прямыми шелковистыми волосами. С таким лицом она вполне могла стать моделью. Густые темные брови и ресницы, зеленые глаза, легкие веснушечки на коже медового оттенка. Да, он докучал ей по поводу ее ягодиц, но только потому, что знал, как она сама из-за них комплексовала. А ему, напротив, нравилось, что сзади она не была ровная, словно доска, как ее тощая кузина, – вот кто действительно кожа да кости.
– Я хотела отдать вам должное по поводу вчерашней передачи, – начала она, краснея под его взглядом. – Вы дали той девушке вполне верный совет. Очень многие женщины нуждаются в таком совете.
– Спасибо, – произнес Грэхем. Просто небывалый случай. И довольно непонятно, что из этого следует.
– И еще я хотела сделать вам… попросить вас… – Она замялась и замолчала.
– Что вы все-таки хотели? – спросил Грэхем.
– Я хотела вам предложить встретиться с Камерон.
– С вашей кузиной? – уточнил он.
– Да. Она очень хорошая, она возглавляет Центр помощи женщинам – вы о нем слышали, конечно. Она тоже немного консультирует. Я подумала, что вам будет интересно друг с другом.
Все это было более чем странно, и Грэхем невольно почесал затылок.
– Вы думаете, сам я пригласить женщину на свидание не способен?
– Нет! – От нетерпения она даже, кажется, топнула ногой. – Я только подумала, что вы можете друг другу понравиться. И вместе пойти на вечеринку к Джонатану.
Ситуация становилась все более и более таинственной.
– Это она вас попросила?
– Конечно нет! Камерон не из таких. Она не добивается мужского внимания. У нее этого и так хватает. Но она считает вас симпатичным, и я подумала, что вы можете подойти друг другу.
– Камерон… – Он сощурился. – Как ее фамилия?
– Макалистер. Наши матери – родные сестры. А Камерон правда замечательная. Я знаю, что она вам понравится.
Очень странно, но Мэри Энн, судя по всему, хотела соединить его со своей кузиной так же страстно, как добиться внимания Хейла. Грэхем решил воздержаться от дальнейших «зачем?». Хочет он или не хочет встретиться с Камерон Макалистер?
Вообще-то он был осторожен с женщинами. Иногда ему с трудом удавалось отделаться от дам, с которыми он пару раз встречался. Одна или две потом даже наведывались на радиостанцию, находили предлог пройти мимо его дома – а он жил не в Логане, а в Миддлебурге, неподалеку от дома бабушки Мэри Энн. Это доставляло неудобства. Он был известной фигурой. Радиопередачи и появление на телеэкране принесли ему популярность.
– Я вообще-то совсем ее не знаю, – попытался уклониться Грэхем. И вдруг, повинуясь импульсу, предложил: – У меня идея. Что, если нам с вами вместе пойти на вечеринку к Джонатану?
Мэри Энн словно задумалась над серьезной дилеммой. Он почти слышал, как она прокручивает в голове его предложение, и пожалел, что не может прочесть ее мысли.
– Я бы больше хотела… чтобы вы пригласили Камерон.
– А я больше хочу пригласить вас. Кроме того, – проговорил он тихо, не в силах удержаться, – подумайте о впечатлении, которое наше совместное появление произведет на Хейла. Вдруг он решит, что вы более ценный трофей, чем крошка Анджи? – Сам Грэхем в это, разумеется, не верил – Мэри Энн Дрю Хейла не интересовала, ее внимание просто-напросто тешило его раздутое самолюбие. Как было Грэхему не поддразнить Мэри Энн, которая при его словах сильно покраснела? Он ждал, что она клюнет и сейчас же ополчится на него. Но вместо этого девушка сказала:
– Ну, я даже не знаю… – Причем таким тоном, словно от ее решения зависело глобальное потепление или мир во всем мире. И добавила в каком-то отчаянии: – Я просто хотела сделать вам приятное.
– Тогда пойдемте со мной.
– Но вы мне не нравитесь, вы нравитесь Камерон, – не сдавалась она. – Почему вы не хотите пойти с ней?
Ее поведение решительно не находило объяснений. Грэхем отогнал прочь слегка уязвившее его «вы мне не нравитесь» и подытожил:
– Вы очень старались. Но, честно говоря, мне сейчас вспомнилось одно Рождество, когда я хотел горный велосипед «Бьянки», красный, с десятью скоростями, а нашел под елкой «Швинн» с пятью.
Девушка сдавленно выговорила нечто вроде «о-о-о». Вид у нее был совсем поникший. Тогда он сказал:
– Вот что, приводите Камерон на вечеринку. А там посмотрим. Я вообще-то никогда еще с ней не беседовал. Я только и знаю о ней, что она сломала запястье Карлу Мусгоу.
– Он хватал ее в баре! – возмутилась Мэри Энн. – И не только за руку. Сестра занималась боевыми искусствами и просто машинально среагировала так, как их учили. Это был тот самый случай, когда действуешь не раздумывая, как в фильмах про Брюса Ли.
– Я буду следить за руками, – пообещал Грэхем. Он консультировал клиенток, как установить границы, и неоднократно имел дело с мужчинами, которые границ не признавали. – А вы сами как – тоже занимаетесь боевыми искусствами?
Она, ни слова не говоря, отвернулась, взяла сумочку и вышла из офиса. Грэхем с усмешкой проводил ее взглядом и переглянулся с Кроликом-убийцей, который тоже усмехался, скаля клыки.
Грэхем не дал ей возможности сделать ему приятное, и теперь Мэри Энн думала – достаточно ли будет одного благого намерения, чтобы заставить любовное снадобье заработать. Самым простым было бы действительно пойти с ним на вечеринку, но, поскольку он решительно не нравился Мэри Энн, разве это будет для него благодеянием? И еще, она не могла пойти с ним из-за Камерон – ведь Камерон он нравится, а Мэри Энн совсем не хотелось ее ранить.
Не желая слишком мучиться над проектом «приворотное зелье», но и не собираясь от него отказываться, она взяла подарочный купон на пиццу в «Пицца Хат», который выиграла еще на выпускном вечере в колледже, и опустила в корзинку Грэхема для почты. Теперь оставалось только осторожно расхолаживать Камерон в ее увлечении Грэхемом, свести к минимуму возможность того, что Грэхем может увлечься ею самой, и быть наготове, чтобы подсунуть любовное снадобье Джонатану.
– Как я выгляжу? – спросила она у Камерон вечером накануне празднования помолвки Джонатана. – Эти джинсы не слишком обтягивают мне зад?
– Он у тебя просто великолепный, – рассеянно ответила Камерон. Обладавшая фигуркой, которая, по убеждению Мэри Энн, являлась вожделенной мечтой всех мужчин, Камерон нисколько не была заинтересована обсуждать недостатки фигуры Мэри Энн. – И одета ты шикарно. Выглядишь просто как модель.
На Мэри Энн были расклешенные джинсы, футболка и любимая шляпа. Довершал наряд тоже любимый темно-зеленый вязаный кардиган с поясом.
А в сумочке лежал драгоценный флакон, купленный у Клары Курье.
Сегодня вечером это должно быть сделано.
В свою очередь, подойдя к зеркалу, Камерон пробормотала:
– Джонатан попросил Пола поиграть у него на празднике, но я ему не велела, потому что, если он придет, мне придется притворяться, что мы вместе.
Мэри Энн все никак не могла разобраться в тонкостях личной жизни кузины и сказала только:
– И он отказал Джонатану?
– Ну разумеется. Вообще-то это не входит в наш уговор, но он знает, как я ужасно хочу пойти куда-нибудь с Грэхемом. – Она помолчала. – Кроме того, он знал, что его сегодня же могут пригласить в другое место. Он сказал Джонатану, что занят, и его правда тут же пригласили снова. А я хорошо выгляжу? – сменила она тему.
Мэри Энн придирчиво оглядела кузину. Камерон в самом деле принарядилась. Она надела коричневое платье с открытой спиной и туфли на огромной платформе. Выглядела она, впрочем, очень сексуально и, можно сказать, классно.
– Ты просто загляденье, – одобрила Мэри Энн, чмокая ее в щеку. – Ему повезло, что ты идешь, но теперь сама увидишь, какой он на самом деле.
Камерон лукаво улыбнулась, показав надколотый передний зубик – единственный дефект в ее превосходной улыбке.
– Держись, Грэхем Корбет, вот и я!
Мэри Энн решила: если Грэхем Корбет начнет сегодня флиртовать с ней, а не с кузиной, она выльет коктейль ему на голову.
Праздник состоялся в танцевальном зале Посольского дома, который занимал целый этаж, аккурат над студией. Мэри Энн узнала, что хозяин позволил жениху и невесте воспользоваться залом бесплатно, в качестве подарка Джонатану за его работу на радио.
Перед тем как подняться наверх, Мэри Энн предложила:
– Хочешь заглянуть в дамскую комнату?
– Конечно.
Мэри Энн открыла стеклянную дверь студии. В кабинке звукозаписи сидели двое ребят и переписывали музыкальную программу. Мэри Энн махнула им, и они с Камерон проследовали мимо столов с компьютерами в бытовые помещения.
– Там Пушистик!
– Ну да. – Мэри Энн даже не взглянула на стол, который Грэхем считал своим, и на восседавшего на нем белого кролика. – Не будем об этом.
Камерон конечно же была посвящена в усилия Мэри Энн, направленные на активацию снадобья.
Кроме подробностей неудачного разговора с Грэхемом. Она просто сказала кузине, что купон на пиццу показался более простым вариантом.
– Если бы ты его так сильно не ненавидела, я бы решила, что он тебе нравится, – вздохнула Камерон.
– Ха-ха, – ответила без тени веселья Мэри Энн, заходя в дамскую комнату. Там в одиночестве, подавшись вперед перед раковинами и привстав на цыпочки на высоченных шпильках, мазала красной помадой свои пухлые губы Анджи Уокман.
– Ой, привет. Вы ведь Мэри Энн, да?
Помимо невозможно изящной фигурки, за которую и умереть не жалко, Анджи обладала еще и роскошными волосами – необычайно густыми, кудрявыми и к тому же натурального платинового оттенка. А брови и ресницы у нее, наоборот, были до странности темными. К сожалению, она зачесывала волосы назад и скалывала их заколками, что свидетельствовало о полном отсутствии у нее воображения. На ней было платье из синтетики – белое, с пестреньким узором из осенних листьев – и белые туфли. Та часть Мэри Энн, которую девушка определяла в себе как мелочную и завистливо-ревнивую, подумала: «Привет, уже октябрь на дворе! Кто же носит в октябре белые туфли?»
Но если у Анджи и были проблемы со вкусом, это явно никак не влияло на чувства Джонатана Хейла. С дрогнувшим сердцем Мэри Энн заметила на безымянном пальце ее маленькой ручки довольно большой бриллиант.
Она протянула руку:
– Да. А вы Анджи. Очень приятно. А это Камерон Макалистер.
– Мне так нравится слушать по радио ваши очерки! – воскликнула Анджи вполне искренне. – Если бы я умела писать так, как вы! Я слушаю вас каждую неделю. Мне особенно понравился рассказ о Гражданской войне – как два брата оказались на двух разных полюсах конфликта.
– Спасибо… – Мэри Энн испытала смешанные чувства. С одной стороны, слова Анджи доставили ей удовольствие. Но ведь она-то сама замыслила украсть у нее жениха! Похоже, Анджи довольно приятная девушка, одна из тех нежных, утонченных натур, которые изредка рождаются в горах Западной Вирджинии. Мэри Энн ощутила приступ стыда и вспомнила предупреждение Клары Курье. Что с ней будет, когда Джонатан бросит ее ради Мэри Энн? Что, если она не сможет пережить измену жениха?..
А Анджи между тем повернулась к Камерон:
– Все в таком восторге от вашей работы в женском центре! Моя подруга Ронда говорит, что вы для всех этих женщин – все равно что добрый ангел. – Эти сказанные немного в нос слова стали кульминацией ее очарования.
Камерон вежливо улыбнулась. Когда невеста Джонатана, извинившись, вернулась в зал, Камерон выразительно посмотрела на Мэри Энн.
– Знаю, она милая и славная.
– Может быть. Вот только я никакой не ангел, – ответила Камерон.
Джонатан пил каберне «Фрогс Лип». Мэри Энн отметила это, когда подошла к нему с бокалом своего мерло. Она сумела сказать ему, что находит Анджи очень милой, и спросила его мнение о теме задуманного ею очерка для передачи на будущей неделе – к примеру, осенние праздники. А потом принялась смотреть на уровень вина в его бокале и молиться о том, чтобы представился удобный случай.
Джонатан тем временем рассеянно беседовал с одной из ведущих музыкальной программы, которая собиралась стать подружкой невесты. Звали ее Элинор Свифт. Джонатан говорил:
– Какого цвета ты наденешь платье – это уж вы решайте с Анджи. Мне решительно все равно.
– Но ведь ты можешь вмешаться! Потому что – оранжевое! Представь, я – и в оранжевом!
У Элинор была медового оттенка кожа, которая чудесно сочеталась бы с любым цветом. Джонатан отыскал взглядом Грэхема и окликнул его:
– Грэхем, будь добр, объясни Элинор, почему с моей стороны было бы ошибкой даже пытаться выбирать цвет для платьев подружек невесты.
Мэри Энн смотрела, как Грэхем и Камерон вместе подходят к ним. Камерон сказала:
– Я просто уверена, что Анджи должна знать, что ты думаешь об оранжевом платье, Элинор. Если бы это была моя свадьба, я бы хотела знать.
Мэри Энн встретилась глазами с Камерон и поняла, что та готова была добавить: «Я бы не заставила тебя его надеть».
Грэхем произнес:
– По-моему, этикет предписывает в этот день выполнять все капризы невесты.
– Но зачем настаивать на цвете, который явно не нравится подружкам невесты? – спросила Мэри Энн. – Просто скажите Анджи, как вы на это смотрите, Элинор, хотя, по-моему, вам любой цвет к лицу.
– Вопрос вообще-то в том, стоит ли именно мне в это дело вмешиваться. Ведь ясно, что не стоит, – настаивал Джонатан.
– Яснее ясного, – поддержал его Грэхем.
Мэри Энн захотелось крикнуть, что невеста должна выбирать платья таких цветов, в которых ее подруги будут хорошо выглядеть. И вообще – где это слыхано, чтобы наряжать подружек невесты в оранжевое?
– Почему вы считаете себя непогрешимым экспертом по свадебным церемониям?
– Он наш признанный эксперт по интимным отношениям, – заметил Джонатан.
– Он же мужчина, – закатила глаза Мэри Энн.
– А что не так с мужчинами? – удивился Грэхем.
– Просто их точка зрения несколько однобокая, только и всего.
У Джонатана вдруг заблестели глаза, словно эта фраза навела его на интересную мысль.
– Я сейчас подумал… – Он взглянул на свой почти опустевший бокал.
Мэри Энн была начеку, и едва он допил последний глоток, она махом осушила свой, почти полный, и игриво выхватила бокал Джонатана из его руки.
– Еще вина будущему супругу?
Он бросил на нее рассеянный взгляд:
– А, спасибо, Мэри Энн. Когда ты вернешься…
Она уже удалялась, оставив собеседников позади. Вот и долгожданный случай! Она отнесла оба бокала на стол с закусками, в этот момент находившийся без присмотра, нашла бутылку каберне и аккуратно налила вино в бокал, одновременно зажимая в ладони открытый пузырек со снадобьем и выливая его содержимое вместе с вином.
Это не может сработать… но чем черт не шутит?
Слегка сдвинув брови, Мэри Энн отыскала глазами Анджи. Невеста была далека от того, чтобы цепляться за руку жениха – она разговаривала с Максом Гарольдом, смотрителем Посольского дома. В молодости Макс работал на шахтах и мог говорить об этом часами. Старичок, надо отдать ему должное, умел увлекательно рассказывать, да и Анджи была внимательным слушателем.
И Мэри Энн сказала себе, что в ее поступке нет ничего плохого. На войне и в любви все средства хороши. Она налила себе мерло и сделала несколько глотков, чтобы успокоить нервы.
– Вот спасибо, Мэри Энн.
Мускулистая рука выхватила у нее бокал Джонатана. Мэри Энн вцепилась в его ножку.
– Нет, это для…
Никак нельзя было выпускать бокал из рук! Но, к ее ужасу, произошло непоправимое: ножка отломилась и осталась в ее руке. Грэхем Корбет перевел удивленный взгляд на чашу бокала, которую держал в своей. Мэри Энн попыталась отнять у него верхнюю часть бокала, но он уже поднес чашу к губам и выпил вино до дна.
Мэри Энн перестала дышать. Открыв рот, задыхаясь, она все еще машинально хватала рукой воздух… Поздно!
– Замечательно, – проговорил Грэхем и пристально взглянул на нее.
С губ Мэри Энн едва не сорвалось ругательство. Она никак не могла вздохнуть. Все перед глазами поплыло, голова закружилась. Но бокал, предназначавшийся Джонатану, был пуст.