Человек дождя

- Очень. Никогда такого не было.

- Вот и у меня....никогда такого не было, - мягко отозвался Киёши и странно усмехнулся. - Я ни о чём не сожалею, - прибавил он, допивая кофе и ставя чашку на полку.

- Но... ну...тогда, тогда... Эээ Кхм

Рен совершенно смущённый мямлил, не зная, как подобрать слова. Что в таких случаях требуется говорить?

Изумо ждал, прислонившись плечом к косяку. С удовольствием разглядывал смуглое подтянутое тело, понимая, что дорвавшись один раз, удерживать себя в узде окажется не способен. Аллен не сможет назвать происходящее недоразумением и открестится от случившегося, потому что если попытается, или скажет, что случившееся ошибка, у него будет ровно три секунды удрать, прежде чем Сато растянет любовника на столе и проделает с ним всё тоже самое, что позволил творить с собой вчера. А после этого они поговорят. Обо всём.

- Стань моим парнем, - скороговоркой выпилил Рен и, охнув, зажал себе рот, словно не веря, что он это произнёс.

- Хорошо. - Изумо неторопливо отлепился от дверного косяка и шагнул к нему, притягивая абсолютно красного Аллена к себе, обнял крепко.

Сам поразился собственному спокойствию. Словно в глубине души, сразу, с самого начала знал, всё случится и будет именно так. Хотелось целовать его, целовать, не останавливаясь, но Ито сдерживался.

Словно в игру играл, растягивал удовольствие, переливая изнутри хлынувший со всех сторон, ничем не замутнённый экстракт чистейшего счастья. Боялся, что когда его окажется слишком много, душа не выдержит.

- Ты уверен, что правильно поставил формулировку вопроса? - иронично спросил он, обнимая Рена за торс и решительно отобрав рубашку, отбросил в сторону.

- Прошлой ночью, ты просил меня стать твоей девушкой. В моих интересах, опробовать твой вариант.

Его рука медленно скользнула вниз.

- А тебе палец в рот не клади, верно?

Рен чувствуя, как на душе у него внезапно сделалось легко и спокойно. Смущение и неловкость улетучились, и всё разом встало на свои места. Естественно устаканилось, без вопросов, сомнений, размышлений. Просто инсайт. Бац. Сложилось само собой понимание, давным - давно лежавшее на полочке подсознания и ждущее своего часа, мягко возникнуть и остаться.

Рен наклонился и скромно поцеловал Ито в краешек губ..

- Во рту помойка, - пожаловался он, смущённо отводя лицо.

- Тогда, пошли. - Киёши решительно взял его за руку и потянул в направлении ванной.

- Приведу тебя в порядок.

Он задумчиво прищурился, оценивая состояние объекта. - Разок - другой.

- Эй, Киёши? - Рен внезапно остановился, что - то припоминая.

- Ты вчера первый начал вчера! - воскликнул он возмущённо.

Ито ответил ироничным взглядом так не вяжущимся с его скромной манерой и оттянув нижнее веко хохоча пулей ринулся в ванную, убегая от бросившегося за ним Рена.

- Всё. Попался! - заявил Аллен, стаскивая с него рубашку и со стоном припадая к крепкой шее. - Ты теперь легко не отделаешься.

******

- Киёши, я вот тут о чём подумал.

Рен колдовал над плитой, неподалёку от устроившегося, на табуретке Изумо. Ловко управляясь с ручкой сковороды, любовник поджаривал мясо, изображая повара экстра - класса. Собственно не далеко от истины. Готовил Аллен "пальчики оближешь" и Сато припаханный резать овощи, любовался чужим хвастовством, пряча улыбку.

Рен перевернул ломтики и сбрызнув шедевр коньяком, загасил пламя и закончил мысль.

- Может, тебе стоит сменить работу? С твоим образованием курьером по поручениям гонять, совсем не катит.

Может тебе в музей какой устроиться...Всё ближе.

- Тебе не нравиться, моя работа? - ласково спросил Изумо, плавно "стекая" с поверхности. Шагнул к Рену, решительно забирая из его рук сковороду, поставил на плиту и заключил Аллена в объятия.

Прижал крепко, подержал, наслаждаясь ощущением, запахом. Самим пониманием, что обнимает.

Эти твёрдые широкие плечи, мускулистые руки, крепкую спину. Снял и отложил очки, с неуловимой усмешкой, отметив про себя, что от этого простого и естественного движения Аллен задрожал и задышал чаще, нетерпеливо сгребая его в ответ, припадая к шее. О чём тут разговаривать, когда от малейшей близости крышу рвёт?

Не только у него, у Аллена ноги подгибаются, и непонятно кто из них кого держит. Сплетаются и замирают, словно упавшие друг на друга мачты кораблей, запутавшиеся снастями.

Это так много, а слов так мало. Невозможно выразить этот начинающийся прилив, и сумасшедший жар и понимание, что оба от избытка эмоций и желания не в состоянии дышать, разве что задыхаться. Смотреть друг на друга и тонуть в этом чувстве. У Аллена глаза карие с медовыми крапинками. Нежные, словно подсвеченные расплавленной патокой. Тёплая карамель. И сам он смуглый, золотистый, мускулистый и изящный, стройный и сильный, с узкими бёдрами, и широкими плечами.

Аллен воспринимался красивым парнем. Притягательным, не сексуальным магнетизмом, а неуловимым, тёплым обаянием. Добротой таящейся чертах лица, в особом выражении улыбки, глаз, искрящихся мягким спокойным юмором и необъяснимой загадкой.

Раньше Сато не задумывался о том, что образ человека определяет душа.

А вот сейчас понимал, действительно что - то есть в этом, особое знание.

Может быть, где - то там, на небесах, любящие души встречаются задолго до рождения. А когда приходят на землю разыскивают друг друга и только в этом обретают самих себя. Может именно поэтому людей терзает одиночество?...От того, что они не нашли потерянную половину.

Изумо верил, что он нашёл. Рядом с Алленом пустота исчезла, и душа отдыхала, заполненная теплом и тихим, благословенным покоем счастья. Счастья, в котором ничего не хочется. Ни достигать, ни постигать, не разбивать голову в поисках адреналина или неведомых вершин.

Возможно, Сато мыслил так, потому что устал и жаждал покоя?

Может Рен желает иного? Сделать карьеру например, добиться славы, признания и популярности, что в последнее время свалились на него лавиной.

Два месяца назад Аллен сменил работу, став моделью в рекламном бизнесе. Он не догадывался, по чьей протекции туда попал.

Но Рена мало интересовали звёздные лавры. Став знаменитым "Человеком дождя", любимый совершенно не представлял, что с этим делать. Просто не понимал, почему вокруг него происходит вся эта суматоха и кто все эти люди. Он не любил повышенного внимания. Забавно становилось наблюдать, что он получал то, чего не желал. Извечный парадокс жизни.

- Ты должен учится, Киёши. Закончить образование. Не бросай универ. Диплом важен. Ты сейчас не понимаешь, возможно, но престижный университет, хороший способ получить нормальную работу.

Мы с тобой при деньгах, и я мог бы один нас пока содержать. Временно - исправился он, боясь задеть чувства. Изумо не знал, смеятся ему или плакать в такие моменты. Хотелось топить это чудо в нежности. Заботится о нём, значит...

- Хочешь побыть моим богатеньким папиком?

Сато похотливо мурлыкнув, с развратной ухмылочкой потянулся к его ремню, одновременно втягивая в поцелуй, эротично сползая вниз и пытаясь расстегнуть зубами змейку на джинсах.

- Иди ты... - Рен отпихнул, давясь смехом, радуясь, что Киёши такой классный, понимающий, совершенно никогда не сердиться, не становится в позу по пустякам. Всегда находит ноту юмора, даже когда по лицу понятно: "не согласен, ни за что не согласиться, сделает по - своему". Но само это понимание...Их понимания.

А Сато в который раз подумал, что на свете не существует приборов для измерения счастья. В мире просто нет такой шкалы.

С того дня, как они встретились, эйфория поселилась в груди и в мозгах, не желая покидать облюбованного местечка.

Его удача просто феноменальная дама. Сато готов был повторить этот миг снова и снова, зная, что закончиться всё непременно в той самой маленькой комнате, когда, открыв глаза, он увидел Аллена и понял ОН.

Ради такого, никакой пробитой башки не жалко.

- Просто, мы редко видимся, я скучаю, - пожаловался Рен, с трудом выворачиваясь от губ и рук любовника, но с Сато такие номера не проходили, не пускали лобовую атаку, заходил с тылу, с флангов.

- Мы почти не выбираемся никуда. - Рен, застонал теряя дыхание. Руги и губы Киёши творили совершенно невозможные вещи.

- У нас ни одного свидания не было... - пожаловался он, позволяя себе сдаться, скинуть футболку.

От этого заявленица, Изумо чуть не рухнул и чтобы не заржать уткнулся носом в живот Аллена.

Когда любовник начинал бурчать, зрелище стоило того, чтобы в этом поучавствовать.

Сделав открытие, что Аллен, оказывается ворчун, Изу мысленно ухохатывался, ужасно боясь, пропалиться. Аллен мог не понять реакции и счесть любовника чёрствым. Но один вид этой разнесчастной физиономии детинушки - сиротинушки, смешил Сато до колик в животе, вызывая желание отлюбить в качестве утешения, и затискать в процессе.

- Неужели? Нам следует это исправить! - Сато отстранился с самым скробным видом, изображая, как он проникся, потрясён, поражён и возмущён до глубины души, этим пониманием, что они упустили очень важную часть совместной жизни.

Рен просветлел. А в следующую минуту заорал диким матом, оказавшись вздёрнутым в воздух и висящим вниз головой на плече любовника.

- Дорогой Рен, позволь пригласить тебя на свидание ...в спальню, прямо сейчас.

Раскопки на свежем воздухе или железки, которые он тягал, но лёгкость с которой Ито поднимал его не самую слабую тушку, Аллена временами пугала. А Киёши нисколько не смущаясь, распевая дебильную песенку и изображал из себя танцующего Пиноккио, смеша до слёз, пока Аллен отбивался и требовал поставить его на место, обещая надрать Киёши задницу во всех смыслах.

С тоненьким визгом приземлив Аллена на кровать, Ито бодро запрыгнул сверху и принялся срывать с себя шмотки, выкрикивая всякие глупости, заставляющие Рена выть от хохота, чем белобрысый змей незамедлительно воспользовался. Нырнув вниз Сато развернул любовника на бок и сделал такой первоклассный минет, что Аллен только стонал и вскрикивал раненным олененком, позволяя пальцам Киёши проделывать всё, что они желают проделать.. В пассивной роли Аллен себя не представлял, напрягался каждый раз теряя возбуждение. Ито не настаивал, и не просил, но вместе с тем ненавязчиво подводил к этой мысли, при каждом удобном случае, деликатно подлезая с тыла, терпеливо выжидая, когда морально Аллен дозреет и решится на эксперимент. Это не было таким архиважным, просто он очень хотел это испытать, обладать Алленом, заставить его беспомощно кусать губы, стонать под собой, ощутить собственный контроль, довести чужое тело до исступления каждым толчком, заполнить его собой, точно так же как это умел делать Аллен

Пока об этом приходилось только мечтать, впрочем, им о многом приходилось только мечтать.

После секса Аллен иногда курил в кровати, привычка, которая отсутствовала в жизни, но хороший трах вызывал желание взять сигарету. Сато сначала отбирал, потом махнул рукой. Рен знает, что делает. Иногда под настроение, он сам мог перемахнуть пару тяжек за компанию, хотя мысль о том, что любимый курит в койке, загребала. Бардак Сато не выносил категорически, а вот Рену прощал. Всё прощал.

- Бросай эту работу, Киёши.

Когда Рен осёдлывал любимого конька поучений, не слезал с него очень долго.

- Да и вообще, ты слишком доверчивый и красивый, чтобы разрешать тебе шляться одному, особенно по вечерам.

- Это мне говорит знаменитый человек дождя. Малыш, твоими изображениями пестрит весь город.

Рен только грустно засопел, и компенсируя подлез снова, умудряясь совмещать слова с делом. Приставать к Киёши ему никогда не надоедало, как и разговаривать.

Эта очаровательная болтливость любовника, Сато временами ужасно умиляла, заставляя изобретать различные приятные способы заставить чужой язычок поработать иным способом. Что вдохновляло, Аллен никогда не отказывал, готовый облизывать Изу сутками с ног до головы, щедро отдавая всего себя, бесконечную целительную ласку, раскрываясь до последней заклёпки, распахивая душу тёплыми приглашающими створками, вызывая у Сато детское желание, забиться туда комочком и не вылезать.

Аллен умел любить, совершенно бескорыстный в этом отношении, наслаждающийся самой возможностью выплёскивать на кого - то нерастраченный запас чувств. Всегда внимательный, чуткий. Изумо тонул в этом чувстве, растворялся в чужой заботе, нежности, почти детской доброте и предупредительности, от которой временами заходилось сердце.

Тёплые ладони Рена, большие, широкие, заботливые, гладящие по плечам, уносящие и забирающие с собой всю грязь и несовершенство мира, любые тревоги и страхи, смутные сомнения, темноту.

Сато закрывал глаза, и не желал открывать их вновь.

Уткнувшись щекой в чужую грудь и чувствуя, мерное биение его сердца. Спокойный, ровный стук, сильный, надёжный, как и сам Аллен.

Этот ритм убаюкивал его ночами, давал ответы, обещал, что всё будет хорошо, и рядом с ним можно не ждать беды. Он защитит, закроет грудью, отведёт и убережёт собой. Детское чувство защищённости, наивное понимание, но именно это чувство, особой уютной защищённости, безотчётно внушал Аллен.

В такие моменты Сато казалось, что он беспомощен рядом с ним, но впервые ему нравилось быть слабым. Сильным становиться совершенно не хотелось, только уступать до бесконечности, в понимании, что уступать не приходиться. Рен никогда не требовал отчёта, не спрашивал, не терроризировал придирками, не задавал лишних вопросов, и если ему не нравилось что - то или Сато понимал, что не нравиться, он не говорил это вслух. Слегка морщился, напоминая большого добродушного медведя, с такими разнесчастными глазами, что немедленно хотелось прибить самого себя, потому что расстроил. Но уже в следующий момент Аллен улыбался снова, слегка пожимая плечами, словно говоря, "каждый имеет право на свои привычки и нет никакой причины расстраиваться по этому поводу".

Рен готовил еду, убирал квартиру, занимался домашними делами, оплачивал счета, обслуживал Сато, словно заправская жена домохозяйка, умудряясь сделать ему ванную, массаж, подать кофе в постель. Если не сильно торопился, всегда успевал закупить продукты и позаботиться о десятках мелочах, которые просто не приходили Изумо в голову, но каждый раз он искренне офигевал от того, что Рен делает это. Одно, другое, третье, десятое, и при этом успевает работать, иногда до поздней ночи, но даже возвращаясь под утро, совершенно разбитый и вымотанный когда съёмки оказывались тяжёлыми, он никогда не забывал проявить внимание. Дарил подарки, подписывал открытки, совершенно сентиментально и по девчоночьи, но впервые получив от него открытку, Сато с трудом удержал подступившие к глазам слёзы. Никто и никогда не дарил ему ни одной открытки в жизни. Никто и никогда не заботился о нём. Никому не могло прийти в голову, что жестокий снежный кот Изумо нуждается в заботе, в нежности блядь.

Ему и самому не приходило в голову понять, что он оказывается сдохнуть готов, за эту долбанную ласку, как животное, вечно получающее пинки, плевки и побои, ткнуться носом в ладонь и тихо скулить, плакать и дрожать от счастья, умоляя чтобы оно никогда не прекращалось.

Аллен - огромная синяя птица, надёжно укрывающая от боли, любящими крыльями, и хочется обнять, и держать это чувство до бесконечности, целуя каждое его несуществующее пёрышко.

Тихое уютное нечто, живущее в глубине чужого сердца. Мудрое, бесконечное, понимающее. И слушая непосредственную чужую болтовню, странно понимать, что временами Рен, совершенный ребёнок, абсолютно чуждый грязи и жизненного цинизма, наивный, не понимающий некоторых вещей, временами совершенно слепой в них.

- Цинизм - это когда ты научился определять цену, но совершенно не научился ценить.

Иногда Рен выдавал удивительные вещи. Если задуматься над ними, они казались очень мудрыми, но Сато подозревал, что любовник вряд ли осознаёт истинный смысл того, что выдаёт на поверхности. А может, осознаёт?

Однажды Рен задумчиво брякнул, что не желает взрослеть.

Изумо посмеялся, ответив, что человек является тем, чем он себя ощущает, можно и стариком оставаться вечно молодым душой, просто не в угоду маразма.

А Рен возразил, что дело не в бодрости духа, просто некоторые взрослые и разумные поступки, идут вразрез с совестью. В жизни приходиться поскупиться многими вещами, но больно понять, что иногда приходиться поскупиться собой. Смотреть на себя в зеркало утром и думать, что ты повёл себя как мразь, просто потому, что это по взрослому, правильнее, а потом взял и придумал себе оправдание. Оправдал, почему ты поступил правильно, утешил самого себя. Но это же совершенно нечестно, несправедливо.

- Знаешь, я где - то читал что крысы, никогда не станут есть своего собрата. Такой у них в крысиной стае закон. Не жрать своих. Но если крысу морить голодом, а потом подбросить труп, она недолго будет колебаться, подумает, он всё равно умер, а мне надо жить. Потом если бросить умирающего собрата, крыса наброситься на него по принципу, он же всё равно умрёт, а мне ещё жить. Затем она уничтожит более слабого, а потом две сильных крысы будут биться за выживание...

Иногда люди, ведут себя как крысы, - выдал Рен. - Они ломаются, совершенно точно так же как и крысы, только крысам гораздо легче, они интуитивно чувствуют заразу и уходят от неё, а люди даже не понимают, что заболели, что их законы сместились, нормы нарушены.

Мы говорим, что справедливости не существует, но забываем, что эту несправедливость плодим повсеместно собственными поступками, корыстью. Люди становятся взрослыми и совершают ежедневные убийства себя и других, а оправдываются тем, что это правильно, по - взрослому. Говорят разные умные вещи. Типо жизнь то, сложнее и многограннее, чем кажется на первый взгляд и она не определяется никакими нормами и вещами, не существует единой мерки...А что тогда существует, Киёши? Если забывать измерять свои поступки, отношением окружающих, навсегда можно остаться слепым, или превратиться в морального урода, что будет мнить себя благородным, белым и пушистым, да только на самом деле, клал он болт на всех. Думает что хороший, но в своём эгоизме, срёт окружающим на головы. Я не хочу взрослеть так, не хочу становиться таким.

Лучше оставаться ребёнком. Только это жалко и убого смотрится наверное, когда взрослые люди ведут себя как кретины. Хотят оставаться собой, а в результате получается, просто противопоставляют себя окружающим, миру, выглядят белыми воронами, мешают жить другим своей правильностью.

А это тоже по своему ненормально. Мы все хотим жить так, быть вот такими, вести себя иначе, но... жизнь диктует свои законы и надо уметь приспосабливаться. Я это понимаю, а вот принимать, совершенно иногда не могу. А Азуми говорит, что нельзя уродовать себя и искажаться, отказываясь от желаний, мол они всё равно никуда не денутся, и наступит деградация от такого подавления. Да только если твои желания идут вразрез с желаниями окружающих, что тогда выбирать? Как правильно выбирать ? Потакать себе или отказаться от себя, потому что существует ответственность, обязательства и это по - взрослому. Когда у человека от рождения этики внутренней нет, значит её надо воспитывать, волю развивать, но Азу говорит, что те кто воспитывают становятся желчными, критичными педантами видящими во всём одно несовершенство. Она говорит, что у человека только одна задача быть счастливым, любить и жить в гармонии с собой...мы с ней постоянно на эти темы спорим, но так и не договорились.

Я вот умом понимаю, что я прав, но временами хочу быть как Азуми.

Знаешь, чем взрослые отличаются от детей? Взрослые осознают ответственность за свои поступки и принимают её на себя, а дети нет. Вот я временами не хочу ответственности. Не хочу быть взрослым. Интересно. Если бы я поступил по - детски и послал работу в задницу, ты бы это понял?

В такие моменты Изумо разрывался напополам, от нежности и боли одновременно. Если его Рен мыслит и думает так, что же остаётся делать ему Изумо. Закон крыс, значит...

Сато вырос и жил среди этих законов, иногда ему казалось, что он и не знает иных.

-- Каждый сам за себя, для себя и для своих.

-- Есть люди "нужные, и есть все остальные": плохие, посторонние, чаще всего враги и конкуренты. И нет никакого желания помогать, лезть из кожи вон.

-- Люди в своём большинстве сволочи.

Незаметный глазу сволочизм, слабость души, подлость, попытка беречь собственную шкуру, потому что так работает инстинкт самосохранения.

-- Взрослый поступок - это ответственность за себя и собственное благополучие, когда законом жизни становиться:

-- Не прыгай выше того, что способен потянуть и когда прыгаешь, прыгай подстраховавшись.

-- Смотри на вещи проще и циничнее, зри в корень, умей использовать человеческие слабости и наебни ближнего своего.

-- Потому что ненаебённый тобой ближний наебёт тебя.

-- Иди по головам и не думай о других, подумай лучше о себе, потому что кроме тебя о тебе никто не подумает, ведь никому до тебя нет дела. Никому нельзя верить.

-- Все предают, продают и продаются, главное знать, что предложить и за что покупать.

- И этот парень, заставляет меня мириться с родителями, - хмыкнул Изумо, размышляя над тем, что могло случиться на работе у Аллена.

Очевидно же, случилось то, что выбило его из равновесия. Даже если выбило совершенно ненадолго.

- Рен, как бы ты не поступил. Я бы отнёсся к этому совершенно нормально. - немного помыслив выдал в тот вечер Изумо.

- Не нравиться работать - увольняйся. Не знаю, что там у тебя случилось, но если считаешь, что это стоит того, чтобы зарубить твою карьеру модели, вперёд и с песней. Никто за тебя эти вопросы не решит. Лишь бы ты не сожалел об этом в последствии. Если махнёшь шашкой, а потом станешь корить себя за глупость, вот это действительно будет по - детски. А если это зрелое и обдуманное решение, почему нет?

- Вот обратись к тебе за советом называется. Отчитаешь по первое число, ещё и на орехи наваляешь.

- Разве что на десерт, - Изумо улыбнувшись, зарылся в него носом, целуя в висок, переходя на скулы.

- Готовить десерты моя привилегия. - Аллен смеялся совершенно легко и естественно, совершенно забыв о том, что говорил несколько минут назад, без малейшего понимания, что разрубил этим Сато почти напополам, взрезав изнутри и содрав корку.

В такие секунды, ужасно хотелось сказать: что он действительно ребёнок. Абсолютный, глупый, легкомысленный, жестокий ребёнок, не способный подумать, что несёт, и как это может быть воспринято со стороны.

Ведь всё то, что он бездумно болтал и говорил, Сато воспринимал очень близко к сердцу, относил на свой счёт. Какие бы чужие понимания за этим не стояли, каждое философское рассуждение Аллена ранило тупым ножом, открывая и обнажая чудовищную пропасть стоящую между ними.

Но вот только вместо того, что бы разозлиться, приходила нежность. Хотелось обнять его, стиснуть до боли. Держать, не отпуская, потому что Рен... болван, и ...удивительное чудо.

Спаси меня, Рен.

И вряд ли он сам понимает, какое он на самом деле чудо. Совершенно невероятное.

Спаси меня собой, мальчик мой.

Хотелось быть рядом с ним, дышать этим кислородом долго - долго.

Спаси меня от самого себя.

И пусть болтает всё что хочет. Всё что ему в голову придёт.

- Временами, ненавижу эту работу, - жаловался Рен.

- Быть моделью удивительно нелёгкое занятие. Да и помимо работы, там иногда такой человеческий зверинец твориться, мороз по коже продирает.

До сих пор поверить не могу, как меня заметили. В такие места не попадают просто так. А мне даже кастинг не пришлось проходить, одного слова Мацуры оказалось достаточно. Знать бы заранее, что этот мужик окажется настолько привередливым типом. Гений мать его, всё время всё не устраивает. С нас он сгоняет по семь потов и десять шкур. Пашем как бесправные рабы на плантациях. А ещё от грима кожа чешется. Не представляю, как девчонки выдерживают. Им бедняжкам на лицо накладывают вот такой вот слой косметики.

Он показал пальцами толщину предполагаемого слоя белил.

- Приходиться по нескольку раз в день подправлять всю эту красоту.

- И этот парень говорит о ревности. А самого, ежедневно окружает толпа красоток. Зная тебя, я просто в отчаянии.

Сато картинно вздохнул и закатил глаза. Рен оглушительно расхохотался.

- Ты просто не видел этих красоток, по утрам перед работой. Настоящие страшилища.

- Которые через пол часа превращаются в сказочных фей, - понимающе кивнул Изумо.

- Ага, только зная содержание этих фей, на них не тянет. А слушать их разговоры. Брр. Наша планка плинтус. Это порой здорово морально выматывает, но за те деньги, которые платят, приходится терпеть и не такое. Просто временами неприятно это понимать. Ради денег люди на многое готовы идти. И я не исключение.

- Закон жизни, малыш.

Рен подпёр голову рукой, любовно водя пальцем вдоль острого подбородку Изумо, щекоча кадык.

- Да я не спорю. Я жалуюсь...

- О боже! - Изумо расхохотался, сгребая Рена в охапку, понимая, что сейчас просто возьмёт и затискает от переизбытка чувств.

- Просто сложно привыкнуть. Вот какая из меня спрашивается модель? - бурчал Аллен.

- Обычный парень. Не выцепи меня Мацура в том, кафе, кто знает, чем бы я сейчас занимался. А теперь такой удивительный взлёт. Не вериться.

- Это не только твой взлёт. Благодаря своей работе, твоя подруга Азуми Морен теперь известный фотограф. Попасть к ней на фотосессию стремятся многие.

- Вот и говорю, свезло. А мне в особенности. Благодаря ей, я встретил тебя, - пробормотал Рен. Посмотрел на Сато, подумал немного и замолк, припадая губами. Возвращаясь к занятию гораздо более удачному и приятному, чем болтовня.

Изумо невольно застонал, когда Рен проявив нетерпение, слишком торопливо вошёл в него.

- Киёши, прости! - Рен на мгновение остановился, но Сато с силой сжал его обеими руками, заставляя продолжить движение.

- Всё хорошо, любовь моя. Не останавливайся. Не останавливайся сейчас. В такие моменты мне кажется, что я умираю и рождаюсь заново.

- Киёши! - Аллен порывисто приник, вовлекая в поцелуй. - Ты... обалденно сказанул. Я люблю тебя! Так тебя люблю!!!

- Ох, дурачок ты, - прошептал Изумо и снова застонал на этот раз от наслаждения. - Мой!

Любовь невероятное чувство. - В который раз он удивлялся сам себе. Любовь не знает границ. Может ли быть что нибудь более прекрасное, чем любовь? Всепрощающая, исцеляющая, безбрежная.

Я задыхаюсь. От нежности.

Любовь наполняет

Тобой до края.

И мне кажется,

Я взорвусь

Прямо сейчас.

Это чувство пенит и полнит

Я с тобою, мы словно волны

И желаю смести цунами

и закричать.

Оно сжигает меня

Но мне хочется

Всему миру кричать

У меня есть ТЫ

Я не стану кричать.

Я спрячу наше чувство

в глубине моего сердца,

В этом тесном мирке существуем лишь

МЫ

Закроем окна и двери.

Не будем пускать посторонних.

Твои глаза цвета корицы

и чашка кофе бодрящего утром.

Звенит звонок, сообщая

нам пора расстаться.

Задержим время,

и не станем разжимать объятия.

Я задыхаюсь от нежности.

Любовь наполняет меня до края.

мне кажется, я взорвусь,

От переполняющих меня чувств

и улечу в небеса,

разноцветным серпантином.

Твои глаза цвета корицы

и чашка кофе бодрящего по утрам.

******

Им было удивительно хорошо вдвоём.

Каждое утро, открывая глаза, Изумо видел перед собой удивительную улыбку человека дождя, но и она, не могла заполнить, выразить всего, воспринимаясь бледной копией чувства, настоящей сути, того, что он видел перед собой каждый день, любил задыхаясь.

Можно ли любить до боли, любить настолько сильно, что от невысказанного становиться трудно дышать?

Счастье встречи. Мука расставания. Собственные жизнь и смерть, заключённые в одном человеке.

Изумо смотрел на Рена торопливо пьющего кофе, целующего наспех и убегающего на работу, и понимал: выдерживать разлуку невыносимо. Страх, разъедающей отравой выгрызал изнутри, заставляя беспокоиться, сходить с ума в понимании собственной зависимости, необходимости чужого присутствия в собственной жизни, понимании, что оно невозможно там, это присутствия...

А чего он ждал? Чего он ждал? Что со временем станет легче?

Однажды наступит момент, когда у него хватит сил, глядя в эти светлые, доверчивые глаза разжать собственные пальцы и отпустить? Или оттолкнуть?

Не мог. НЕ МОООООГ!!!!

Надышаться, насмотреться, напиться до полноты, налюбоваться...Не мог.

Всё больше и больше погружаясь в другого человека. Понимая, не вынырнет. Невозможно окажется вынырнуть, не получиться. Ни вынырнуть, ни разбежаться в разные стороны. Это больше чем просто чувство, в этом оказывается вся жизнь. Понимание, уйти невозможно. Разорвать себя на две половины, и одна половина навсегда останется с ним, уже осталась, стала его частью и без этой части никак. Попробуй поживи, когда внутри твоего сердца оголённая дыра, а заполнить эту дыру может только он. И никак иначе невозможно. Можно заключить компромисс с самим собой...Но компромисс не заключишь. Он не мог отказаться от Аллена. Убить себя.

Проще убить себя - менее болезненно.

И всё что остаётся это находить силы, отпускать на короткие мгновения, и маниакально болтать часами по телефону. Пересекаться в перерывах, чтобы слепившись двумя улитками целоваться, забыв про обед и всё на свете. Не разорваться, не отлепиться, никак. Только стиснув зубы, до боли, понимая, что Рен безраздельно занимает все помыслы, и не заставить себя собраться и переключиться на что - либо иное.

Как он там сегодня? Что делает? Чем занимается без него, любимый мальчик.

Выкраивая минуты для посещений с гордостью смотреть на него отдающегося работе. Виртуозно позирующего перед объективами, с такой расслабленной естественностью, словно занимался этим с самого рождения. Аллен обладал актёрским даром перевоплощения, и это неплохо продвигало его карьеру. В умении держаться перед камерой у парня открылся настоящий талант.

По словам Мацуры, Рен стоил затраченного внимания, он оказался удивительно харизматичным типажом, с возможностью блестящих перспектив. Рекламные постеры уходили нарасхват, ролики держали самые высокие рейтинги.

Увеличившиеся доходы, позволили им переехать в собственную просторную квартиру. И Изумо выслушивая недовольно ворчание Аллена по поводу извечных неурядиц, вроде того, что пришлось ходить полуголым больше часа, а плёнка оказалась забракованной, и коллектив змеятник жуткий, прятал улыбку.

Вряд ли Рен с может узнать, кто позаботился о его работе. Так же как и Азуми, никогда не придёт в голову, кому она обязана внезапно свалившимся на неё непривычным вниманием. Неизвестный спонсор согласившийся выделить деньги на организацию и проведение выставки пожелал остаться анонимом.

Официально, он пока не был знаком с этой фантастической женщиной, про которую Рен прожужжал все уши. Не желал знакомиться, умудряясь тактично отклонять все поступающие предложения совместного отдыха.

Она подарила миру Человека дождя. Изумо был глубоко благодарен художнице и сделал всё возможное, что бы высказать собственную признательность иными путями. Но сама мысль о том, что в жизни Рена присутствует посторонний, особенный и значимый для него, воспринималась болезненно неприятной.

Но их отношения длились третий месяц, и следовало признать, избегать этих встреч вечно, он не сможет, а значит придётся идти на уступки. По словам Аллена уступки действительно того стоили.

******

- Ты как всегда опаздываешь и кажется твой новый приятель такой же разгильдяй как и ты!

Азуми бранилась у входа, и Рену стало немножко неловко за неё.

Она не знала Киёши, а он не знал её.

И теперь Рен боялся, что Азуми не понравиться его другу. Но Ито оказался слишком воспитан и тактичен, что бы продемонстрировать малейшую долю недовольства или неуважения.

- Прошу простить нас, госпожа Азуми, - пролепетал он покаянно раскланиваясь. - В этом городе такие ужасные пробки. Мы застряли, пока добирались до вас.

Азуми смерила его удивлённым взглядом, и покосилась на Рена, принимая его пальто.

- Твой друг довольно милый, в отличие от тебя, Рен, - сообщила она и поклонилась Изу.

- Прошу вас мистер Ито, извинить меня. Мы с Реном старые друзья и я не могу отказать себе в удовольствии поорать на него. В последнее время, он совсем меня забыл и забросил. Как я понимаю у него была причина... У вас интересная фактура Киёши. Хотите, я сделаю ваш портрет?

И взяв растерявшегося и полностью смутившегося Ито под руку, Азуми деловито потащила его с собой, бросив на ходу.

- Рен, разберись в прихожей.

Азуми, как и Рен переехала на новую квартиру. Теперь её доходы существенно возросли благодаря выставке, которую она смогла организовать, используя образ Рена. А сейчас заполучив в свои руки Киёши, она испытала прилив явного творческого подъёма, на волне которого находилась последние дни.

- У вас удивительные волосы и глаза, - говорила она растерянному смущённому парню.

- Вы красите волосы и они становятся белые как снег. Это седина? Удивительно. Как удивительно. Что же такое вам пришлось пережить мистер Киёши, хотелось бы мне знать?

Когда Рен приведя прихожую в порядок, вошёл в комнату, он увидел обычный разгром. Азу нисколько не изменила своим привычкам. В комнате было накурено. Шикарные диваны завалены подушками и одеждой, в креслах и на полу разбросанные кассеты и диски, на ковре пепел и немытые бокалы на столе, вероятно оставленные от предыдущей вечеринки. Наверное, стоит посоветовать ей нанять домработницу, раз уж окончательно вскрылось, что к домашней хозяйственной работе Азу совершенно не приучена. И тактом она тоже нисколько не обладала, засмущав Киёши так, что он удрал курить на балкон.

В его присутствии Ито никогда не курил. И теперь Рен был сильно удивлён, заметив любовника стоящего на балконе с сигаретой.

- У тебя странный друг. Очень странный. - Как всегда безапелляционно заявила Азуми.

- В смысле? - Рен невольно напрягся.

- Он твой любовник. Ладно, можешь не скрывать этого от меня. Ты же смотришь на него воот такими глазами.

Она изобразила какими глазами по его мнению смотрит Рен на Киёши, и Рен снова прыснул, чувствуя как всегда удивительную лёгкость от общения с Азуми, и в то же время беспокойство при мысли что художница вряд ли пришлась по душе скромному и замкнутому другу.

- А я наивный надеялся, это утаить, - хмыкнул Рен наливая всем выпить и бросая в бокалы оливки и лёд.

Коктейли он никогда не умел делать.

- Он не просто мой любовник. У нас серьёзно всё. Странно самому такое говорить, но я влюбился по - уши. Не ожидал, что окажусь голубым. Ты ведь спокойно относишься к таким вещам.

- Тебе не удастся меня шокировать, - Азуми хихикнула и показала ему нос. - Я почему - то так и думала, что в итоге рано или поздно ты окажешься в постели с каким нибудь жутким типом наподобие этого Киёши. Что - то в тебе такое присутствует...кхм. Смотри, не заездил бы он тебя.

- Киёши? - теперь Рен рассмеялся, пропустив мимо ушей её намёк в адрес чего - то там такого в собственной персоне. Выискивать патологии личности и черт характера было любимым коньком Азуми. Она могла часами раскладывать его персону по полочкам фрейдизма, доискиваясь до скрытых причин. И если раньше Рену это нравилось, как и всем людям, когда говорят о них, то в последнее время начинало надоедать и утомлять.

- Азу, в этот раз, ты ошибаешься. Киёши безобиднее кролика. Он классный парень, стеснительный временами, поэтому и кажется мрачным. Но подожди, немного освоится, та ещё заноза в заднице.

Рен мечтательно вздохнул и улыбнулся. Впрочем, улыбка его погасла, стоило ему посмотреть на притихшую женщину. Глаза Азуми почему - то оказались совершенно серьёзными.

- Когда бы мне это сказал не ты... - пробормотала она, закуривая.

- Одно из двух, или я первый раз в жизни сейчас ошибаюсь, или ты аюсолютно нихрена не знаешь о своём любовнике.

Рен поморщился. Иногда манера Азу изъясняться его безумно раздражала.

- Этот парень прирождённый лидер. Авторитар, собственник, жёсткий, категоричный, склонен к насилию. Не думаю, что он садист, но на жестокость способен. Властный. Уверен в себе. Принципиален. За базар отвечает.

- Азуми склонила голову на бок, внимательно рассматривая стоявшего у перил Киёши.

- Сумасшедшинка ощущается. Тормоза у этого парня похоже отсутствуют. Наверное, именно это и делает его столь привлекательным. Подозреваю, в постели он тебя, в хвост и гриву отжаривает без передышки.... Знаешь, я бы с ним трахнулась.

Она сделала затяжку и облизала пересохшие губы, совершенно не заботясь о реакции Рена. Совершенно охреневшей реакции.

- Но вряд ли секс со мной его заинтересует. Рен!

Она повернулась и тронула парня за рукав.

- Эээ...Ну что ты на меня так вылупился? Не первый день хамку знаешь...или я тебе что - то новое сказала? Сказала.

Она смерила оценивающим взглядом.

- Ладно. Захлопни рот, все обиды на меня, потом мне по почте выскажешь. Лучше прими совет и присмотрись к своему любовнику. Может он хороший парень, и я зря тень навожу, но совершенно определённо, он совсем не тот за кого себя выдаёт. Моё замечание покажется грубым, но поверь на слово, старушке Азу. У твоего бойфренда глаза убийцы.

Ренди - почти жалобно протянула она опережая реакцию, - Меня не обмануть в подобных вещах. Снимать маски и распознавать под ними людей, мой хлеб насущный.

Рен натянуто рассмеялся. Он не желал ссориться, но слова Морен оставили неприятный осадок на душе.

- Азу, твои попытки во всём выискивать тёмные стороны, мешают тебе воспринимать людей с нормальной стороны, - Он попытался свести грубость в шутку.

Обычно Азу всегда выдавала, что - то эдакое, но сейчас Рен ощутил, что закипает. Подруга откровенно перешла грань, тронув то, что трогать ни в коем случае не имела права. Выставила это, с такой стороны... Как будто что - то светлое изгадила.

- У Киёши глаза убийцы? Смешно. Скоро и меня ты причислишь к разряду психопатов. Киёши он..

Азуми покачала головой, перебивая, эмоционально - обиженную тираду

- Рен. Думай, что хочешь. Я не пытаюсь с тобой ссориться, да и не желаю этого, но молчать, видя, как моему другу лапшу на уши вёдрами катают, не могу. Я фотограф и художник. Разбираться в людях моя профессия.

В отличие от тебя. Мой прекрасный человек дождя. Его выкинули с работы, а он сумел улыбаться так, словно ему подарили весь мир. В тот день, я влюбилась в твою улыбку.

- Шутишь? - Рен неуверенно засмеялся.

- Нисколько. В ту секунду, когда ты улыбался, я готова была прикончить самого господа бога, если бы он испортил мне кадр.

Они рассмеялись вместе, смехом прогоняя внезапно образовавшуюся в комнате тяжёлую тучу, готовую в любую секунду обратиться в грозу.

Киёши завозился на балконе, выбросил сигарету и несколько минут стоял, отрешённо глядя перед собой. Свет фонарей падал на его лицо, придавая особое мужественное очарование, словно в сумраке ночи Ито внезапно отбросил свои цивилизованные корни, и на миг в его чертах проскользнула некая дикая первобытная суровость и хищная, но в то же время созерцательная красота.

Азуми взяла камеру и навела на него объектив, делая несколько снимков.

- Он прекрасен. В нём живёт дух древнего воина, - прошептала она благоговейно. - Я подарю тебе его настоящее лицо, вот увидишь. - загадочно пообещала девушка. - Свою работу я назову,... Седой волк...Глаза демона, Или что ни будь в этом роде. В твоем друге есть нечто притягивающее, опасное.... Поверь, моя новая работа станет таким же шедевром как Человек дождя. Я собираюсь противопоставить вас друг другу. А если я сообщу прессе, что вы любовники, это станет настоящей сенсацией. Надеюсь, ты позволишь мне заработать на тебе? - проникновенно спросила она. Рен зарычал, вытягивая руки в направлении её шеи.

- Азуми, если ты так поступишь, я тебя первым прикончу.

Азуми звонко расхохоталась и смолкла при виде, приближающегося Ито.

- Вот идёт седой волк с глазами демона убийцы, - поддразнила она заговорщически

Рен наградил её убийственным взглядом.

- Азу, ты невозможная женщина.

- Рен, извини, у меня очень сильно разболелась голова, - робко проговорил Киёши и лицо его жалобно сморщилось.

- Азуми, простите меня. Мне очень понравилось у вас, но я себя внезапно почувствовал нехорошо. Надеюсь, я никого не обижу, но, наверное, я поеду домой. Может быть, мы с вами встретимся в другой раз. Сегодня я вряд ли смогу быть достойной компанией.

Он мученически приложил пальцы к вискам и Рен забеспокоился. Вид у его любовника оказался полностью больной.

- Киёши, ты что это удумал?

Киёши бросил на него вымученный взгляд.

- Рен, мне нехорошо. В целом нормально, просто голова болит. Похоже простудился немного. Не переживай.

-Я могу отвезти вас, - предложила Азуми кисло. Перспектива прерывать вечеринку и заканчивать ночь в одиночестве её нисколько не радовала.

- Нет, что вы. - Киёши вяло взмахнул рукой. - Не стоит беспокоиться. Я и так немного испортил вам вечер. Я доеду на такси. Рен останься, иначе я просто не смогу себе простить, - воскликнул он, торопливо видя, что Рен сделал движение в сторону выхода.

- Госпожа Азуми, было очень приятно с вами познакомиться и пообщаться, - сказал он тепло.

Азуми холодно кивнула.

- Взаимно.

- Азуми, не обижайся! - встрял Рен нахмурившись. - Ты же видишь. Киёши совсем разболелся. Мы заедем завтра.

- Ну, уж нет! - Азуми выглядела рассерженной. - Киёши сам сказал, что если ты сейчас покинешь меня, он себе этого не простит. Так что не стоит ставить его в неловкое положение.

Иногда Азу умела быть довольно ехидной. И к тому же она всегда была эгоистична, предпочитая в первую очередь думать о себе. Так что Рен даже не удивился.

- Я вызову такси, и мы проводим Киёши. А затем посидим и потреплемся как в старые добрые времена. Киёши, ты же не против оставить мне Рена на часок. Я его не съем.

И не дав мужчинам ответить, она скрылась в коридоре.

- Алло. Здравствуйте. Будьте добры машину на... - Девушка назвала адрес.

- Она на самом деле хорошая девчонка, - чуть виновато сказал Рен. Изу мягко накрыл его локоть.

- Я знаю, - отозвался он. - Она мне тоже понравилась. Просто нам нужно время, что бы привыкнуть друг к другу и перестать ревновать к тебе. Ты не понял ещё? - ласково улыбнулся он и приникнув к любовнику лбом шепнул почти страстно

- Мы оба тебя ревнуем, Рен. Безумно, бешено ревнуем. До встречи со мной, ты принадлежал только Азуми, а теперь ты мой. Понимаешь, её чувства? Надеюсь, она не станет мстить мне за твою кражу?

- Надеюсь, - пробормотал Рен с неприятным удивлением, вспомнив слова Азуми и её поведение.

- Но, похоже, ты прав. Она действительно ревнует.

- Поэтому, незачем давать ей повод. - Изумо отстранился от парня, как только художница, положив трубку, вошла в комнату. Вид у неё был весьма недовольный.

Впрочем, когда Киёши садился в машины, полностью оставляя друга на её попечение, настроение её заметно улучшилось и, провожая Изумо она искренне пожелала ему скорого выздоровления.

Изумо откинулся на спинку сиденья, а затем, дождавшись, когда дом Азуми скроется из глаз, повернулся и тронул водителя за плечо, прося остановиться.

******

Дом Маэды, подавлял размерами, вызывая странную ассоциацию с самим хозяином, такой же величественный, основательный, фундаментальный.

Роскошный особняк во французском стиле, потрясал воображение старинной архитектурой. А высокий забор, под напряжением, полностью скрывающий происходящее на территории, неуловимо сигналил о том, что в этот мир, вход простым смертным настрого заказан.

Огромные резные решётки ворот гостеприимно распахнулись, пропуская чёрный ниссан в узкий закрытый коридор, и сомкнулись вновь.

Охранник проверил автомобиль, и махнул рукой, давая разрешение следовать дальше. Открылись внутренние ворота, и машина плавно шурша колёсами по посыпанной гравием площадке, въехала во двор.

Его снова встретили, вежливо попросили выйти. Обыскали, избавляя от оружия и всех подозрительных вещей.

Следующие двести метров он шёл сопровождаемый предупредительным конвоем и невидимыми глазами десятков перекрёстных камер.

Многочисленная охрана, караулила каждый подступ к этой неприступной крепости - замку. По территории разгуливали сторожа с собаками, несколько раз навстречу попался персонал.

Кичо увлекался французской историей и всё в его доме рассказывало о изящной галантной эпохе, которая давно миновала, но тем не менее оставила свой видимый раззолоченный след, напоминая о временах бурного веселья, лёгких нравов и немыслимой роскоши Версаля.

Правда несмотря на внешнее сходство с дворцовой обстановкой блистательного Людовика 13, условия пребывания самого господина Маэды отличались крайней суровостью и жесточайшей дисциплиной, и касалось это всего.

Люди Маэды напоминали роботов вышколенных до автоматизма.

Никто не курил, не шлялся без дела, каждый исполнял конкретные обязанности, и Сато следуя по роскошному коридору, увешанному картинами, испытывал неуютное ощущение, словно под прицелом.

Старик, пожелал беседовать лично наедине, и это было хорошим знаком. Изумо называл Кичо хозяином, и привык считать главным, но как он подозревал, Маэда представал всего лишь малой видимой частью айсберга, в рядах длинной цепочки сильных мира сего, на которую Изу даже не мечтал взойти.

Некстати вспомнилась Азуми. Эксцентричная художница разделяла теорию, что настоящая суть вещей никогда не лежит на поверхности. Наше зрение всего лишь своеобразный феномен слепоты души. Истинный хозяин всегда стоит в тени и вряд ли кукловод когда - нибудь открыто появиться на людях.

Изумо вошёл в роскошный кабинет. В отличие старинного убранства всего основного дома кабинет старика оказался выдержан во вполне современном стиле. И это создавало странную резкую дисгармонию у любого входящего сюда посетителя.

Кичо встретил подчинённого, стоя у барной стойки. Приветственно махнул рукой, отпуская охрану. Старик сам предпочитал смешивать для себя коктейли, собственно относительно многих вещей он привык обходиться собственными силами.

В былые времена, Маэда занимал низшую ступень. Но сумел подняться, из рядовых пробившись до должности советника. Женитьба на дочери главы упрочила его положение в семье, что говорило не только о способностях, но и о некоторой пронырливости.

- Как ты себя чувствуешь, Изумо? - Маэда заговорил первым, как и было принято.

- Спасибо за беспокойство. Я здоров.

Изу сдержанно поклонился.

- Хорошо. - Маэда, наконец, повернулся, держа в руках два бокала. Один он поставил на стол, из второго отхлебнул сам и сел в широкое удобное кресло.

- Расслабься, - предложил он, заметив напряженную позу Сато.

- В соблюдении формальностей поупражняемся в другой раз. Ты сделал, то, что я просил?

Изу снова почтительно поклонился и положил перед боссом огромный запечатанный конверт содержащий папку с материалами по одному из клиентов.

Кичо уважительно крякнул, затем хмыкнул.

- Стоит прищемить тебе хвост, и ты становишься просто образцом расторопности.

Он потянулся к пакету и вскрыл, просматривая информацию, нахмурился.

- Ты что считаешь, что меня это удовлетворит?

На словах. Кто организовал засаду?

- У меня есть предположения на этот счёт, но для того, что бы проверить - понадобиться время.

Изу секунду поколебавшись, сел.

- За свои слова предпочитаю отвечать. Сейчас я не готов ответить, со 100 % уверенностью. Все материалы по делу в папке.

- Фудо. Ты ведь подозреваешь его? - вяло поинтересовался босс, проигнорировав браваду, которая в иной ситуации могла бы показаться хвастовством, но Изу приобрёл репутацию человека сдержанного и щепетильного в подобных вопросах.

- Я знаю Каске с детских лет, - Изу помедлил. - Он ни разу не подводил меня.

- Ты тоже ни разу не подводил меня, Изу. Но всё меняется, люди в особенности.

Босс медленно отхлебнул из высокого бокала, задумался, пролистывая документы.

- Не могу понять, что с тобой твориться в последнее время? Совершаешь одну глупость за другой. Что тебе понадобилось от Мацуры?

Он метнул в сторону Изу короткий любопытный взгляд, в котором пряталось немного удивлённое насмешливое веселье. Маэда прекрасно знал обо всём происходящем. Был, как говориться в курсе дела, и его вопрос сейчас был продиктован не столько праздным любопытством, сколько желанием посмотреть, как поведёт себя Изумо. Ситуация сложилась своеобразная. Маэда не прощал слабостей и не признавал их. Но он рачительно относился к нужным людям, считая, что помимо жестокой дисциплины существуют и другие скрытые пружины управления. Иногда помиловать, оказывается гораздо умнее, чем покарать.

Сейчас именно в такой ситуации перед ним находился Изумо. И Маэда никак не мог определиться в собственном мнении.

Сато не считался обычным расходным материалом, о пропаже которого не стоит сожалеть. Польза от его работы существовала несомненная. Что и говорить. Переманить Изумо многие к себе желали. Но он служил Кичо. Достаточно преданно служил, отплачивая собственную жизнь, которую Маэда мог отобрать, но сохранил, считая, что это выгодное вложение. Вложение оправдалось в полной мере. И сейчас Кичо искренне переживал за него, не желая признавать, что переживает. Но в глубине души, Маэда испытывает сентиментальную стариковскую симпатию к этому упрямому и непримиримому щенку, так напоминающему Кичо, себя в молодости. И возможно, поэтому Сато прощалось многое. Прощалось то, что не прощалось остальным. У Маэды не было детей. Он не мог их иметь, переболев в детстве банальной свинкой, остался инвалидом на всю жизнь. По молодости об этом не думалось, потом представлялось не досуг.

Разумеется он скрывал свою неспособность. Они с женой решились на донорское оплодотворение. Всё это хранилось в строжайшей тайне. Беременность прошла удачно, а вот роды обернулись трагедией. Ни деньги, ни современные средства медицины, не смогли спасти жену и ребёнка. Может бог покарал его таким образом за грехи.

После этого Кичо не думал о детях. Жениться второй раз не смог, да и не хотелось обзаводится чужой подстилкой. Свою жену он любил, что бы не болтали по поводу этого брака злые языки.

Марико выходила за него не по любви, но любовь пришла в их отношения, сложилась сама собой, постепенно, со временем. Он глубоко уважал эту мудрую женщину, и сильно надломился после её смерти. Долго не мог смириться, успокоиться, простить. Пустил в расход всех причастных, но это не могло утолить бушующий внутри гнев.

Кичо искренне считал, что бог поступил с ним несправедливо, отобрав единственное, самое важное для него, то что делало его человеком.

Она была очень милосердной женщиной его жена, разумной, терпеливой. Сколько раз эта мягкая спокойная рука останавливала его ярость, заставляя миловать, а не карать. Многие люди были бы благодарны ей, если бы знали степень её участия в их судьбе. Но вот она умерла и словно радость исчезла из жизни Маэды и сложно оказалось жить без неё.

Очень сложно, понимать, что дом опустел, привычный распорядок сломался. Она словно невидимый винтик заводила в бой механизм его часов, и вот Марико не стало, часы по - прежнему тикали отсчитывая время, но слабо, с трудом, без прежнего задора и огонька, просто по привычке. Без Марико он не утратил смысл жизни, он утратил её вкус.

Вот так люди порой всю жизнь, страстно стремятся взобраться на вершину горы, собирают богатства, а в старости понимают, что всё это оказалось бессмысленно. Плоды его труда передать некому. Детей нет. Близких друзей тоже. А родственники из тех, что имеются, такие гниды и падлы, что легче постороннего запустить или на благотворительность раздать, чем представить, что всё это будет отдано никчемным ублюдкам, готовым мать родную заложить. И больно признать, что растратил себя в никуда, на какую - то суету, бессмысленность, никчёмность. И оглянувшись назад, понимаешь, что сожалеешь.

Тяжело сожалеть, когда бывает поздно сожалеть.

И ничего не бросить, и не изменить. А в жизни нет радости, только какая - то грязь, подлость, суета, возня бессмысленная. И пища не имеет вкуса, сон сладости, работа не приносит удовлетворения, шлюхи и алкоголь не дают забвения. Всё испробовано, всё изведано, всё потеряло смысл. Суета сует, всё суета.

А смерть одна для всех. И ей абсолютно безразлично смерти, стоишь ты на вершине мира или барахтаешься где - то в грязи у подножия. Она всех уравнивает. И нищих и королей. И не спросит, как ты прожил, придёт и скосит словно червя, смерти всё безразлично. А может и не безразлично, придётся давать отчёт за свои деяния. Да только стоя на краю могилы похвастаться нечем. Время подумать о душе, но такие души даже в аду не принимают. Столько лет, а вся жизнь за миг, словно на ладони, пролетела в единый момент без оглядки. Даже не вериться, что так быстро. Словно обман какой - то, насмешка. Всё казалось, что - то там, где - то впереди просвет и вот сделает здесь, закончит дела там, начнёт жить в полной мере. Не начал. Не умел жить. Некогда было. А когда было время, не понимал.

И вот сейчас этот юный, наглый щенок сидит перед ним, и пытается скалить зубы, а Кичо терпит его выходки и лай, исключительно из прихоти. Достаточно щёлкнуть пальцами и упрямый мальчишка отправиться кормить рыб на дно залива. И за меньшее отправлял.

Но что - то останавливает. А что останавливает, Кичо и сам не понимал. Хотел бы себе сына, похожего на Сато, но зачем ему сын с такой дырявой головой. Положить себя на рельсы ни за грош...Ради чего?

- Это не имеет никакого отношения к делу. Это личное, - отрезал Изумо, явно не понимая, по какой грани ходит и чем рискует, позволяя себе подобное хамство. Хамства Кичо не терпел, а вот то, что Сато никогда не лижет чужую жопу, в глубине души уважал. Сложно определиться, очень сложно.

Маэда недовольно побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.

- Ты всегда был дерзким на язык, Изумо, - сообщил он раздражённо. - Дерзким и неуправляемым. Ты надеюсь, понимаешь, причину отсрочки?

Сато кивнул. Прекрасно понимал.

- Ты мне нужен Изу. Пока ты мне нужен. - Он поднял бокал и посмотрел сквозь него на свет.

- Не стану скрывать. У меня есть планы на тебя. Поэтому хорошенько подумай, чем рискуешь, вызывая мой гнев. Я на многое могу закрыть глаза, но не на то, что помешает тебе работать. Сейчас мне нужно, что бы ты исполнял приказы. И исполнял их без самодеятельности. Ты хорош в своём деле. Один из лучших, что я встречал. Но незаменимых нет.

Тебе стоит это как следует понять.

Маэда на мгновение прикрыл глаза, затем щёлкнул пальцами.

Изумо ждал этого. С той самой секунды как вошёл сюда. При желании он мог бы убить Маэду. Но был ли в этом смысл? Маэда, кажется, тоже понимал это. Им нравилось играть подобным образом.

Изу поймал летящий в лицо нож и отправил его обратно, увернулся от обрушившегося меча, взлетел красивым танцующим движением, перехватил руку, нанёс удар, услышав хрип.

Рукоять клинка приятно согрела ладонь. Он поклонился и протянул меч Маэде, немного картинно, но зрелище стоило затраченных усилий.

- Ты гораздо лучше, чем другие, - Маэда кивнул так, словно ничего не произошло и разговор не прерывался ни на секунду. Но было видно, что он доволен подобной демонстрацией, очень доволен. Бойцовские навыки Сато были его слабостью, и может быть он совершил в этом ошибку. Изумо стоило отправить на другие просторы, позволить возглавить одну из ветвей подпольного бизнеса, и Кичо нисколько не сомневался, что он блестяще справиться с этим. Но ему не хотелось отпускать Сато от себя. Слишком велико искушение иметь в своём распоряжении подобную машину для убийства. Удивительную игрушку. Опасную.

Маэла нажал невидимую кнопку и в комнату бесшумно вошли несколько человек. Молча забрали тела, поклонились и вышли. Через минуту, они остались вдвоём.

- Изу, ты знаешь, как я отношусь к тебе. - Неожиданно в голос Кичо прокралась теплота, и на мгновение он утратил равнодушие. Провёл рукой по глазам. И внезапно стало очевидно, что он жутко устал. Бесконечно жутко устал. Оставалось лишь гадать, что за ношу разделяет этот человек и что является его личной ценой. Эту тайну Маэда унесёт в могилу.

- Но ты завалил задание. Глупо подставился. Я потерял лицо. Ты понимаешь, что это значит. Я лично представлял тебя перед всеми, и поручился, приняв в семью. Но теперь, обо мне станут говорить, что я слаб, раз не способен разобраться с собственными людьми, и тем, что твориться в моём доме. Разберись со своими проблемами сам, Сато. Иначе с ними разберусь я, с ними и с тобой.

Он на мгновение прикрыл глаза.

- Кобаяси, требует у меня твою голову. Обдумай это.

***

Однажды на них напали люди из передового отряда Фудо. Это воспринималось удивительно трагикомично и нелепо.

Они, обнявшись брели по улице, забыв об осторожности и наслаждаясь ночной панорамой города. Болтали о будущем, строя мифические планы как это любят делать влюблённые, живущие в своём мирке и наивно полагающие, что они непременно сбудутся. А даже если не сбудутся, всегда приятно играть в эту игру, под названием "давай помечтаем".

Рен обещал "накопить деньжат" и отвезти Сато в Париж.

Аллен грезил этой страной, совершенно очарованный нравами и традициями.

Мечтал побродить по бульварам Сен - Жермена и Монмартра, посетить Сите и знаменитый собор Парижской богоматери, подняться на Эйфелеву башню, что бы смотреть на город с вершины мира и прикоснуться к бизилике Сакре - Кёр. Устроить пикник в Люксембурском саду, увидеть Лувр, Тюирльи и побывать в знаменитом музее Орсена, а ещё просто непременно разыскать загадочную "русскую" кофейню для того, что бы, сидеть у окна и смотреть на улицу, наслаждаясь запахом кофе и видом проходящих мимо людей.

Аллен мог часами смотреть на прохожих совершенно заворожённый, играя в непонятную Сато игру воображения, когда ему непременно казалось, что чужие люди это целые мирки и вселенные, поразительным образом отличающиеся от их собственного. И это было очень милое и удивительно наивное понимание, вызывающее умиление.

Рен обожал всё подряд, способный вдохновиться, чем угодно, идеалистически верящий в то, что где - то там, разумеется, всё выглядит и происходит иначе, загадочным и необъяснимым образом и совершенно не такое как здесь. Иногда Сато подразнивал его по этому поводу, пытаясь выяснить, часто ли Рен разыскивает цветочных фей в траве и не пытался ли он в детстве караулить Санта - Клауса, развешивая носочки у камина.

Аллен отшучивался, сообщая, что, разумеется, только этим и занимался.

И как он подозревает, его усилия не пропали зря. Один зубастый эльф попался в его сети, сразу же после того, как Аллен приготовил приворотное зелье в колдовском котле. Но видимо перепутал рецепт, потому что эльф оказался совершенно невыносимой заразой. Изумо хохотал над ним, делая мысленную пометочку, исполнить эту мечту и свозить их на каникулы в город любви. Разумеется, сразу же после того, как удастся решить проблемы и выкроить отпуск на пару недель. Правда предстояло объяснить откуда у него деньги, но Сато надеялся, что к этому времени придумает что нибудь достаточно убедительное, что бы не вызывать подозрений и вопросов.

Ему не хотелось лгать Рену. Он многое бы отдал, что бы иметь возможность не лгать, но...

Даже подумать в этом направлении представлялось нереальным, таким же нереальным как отлавливать фей в траве.

Рен примет, поймёт, простит и оправдает всё что угодно. Изумо не раз поражался этой его способности уметь воспринимать даже откровенно шизанутые идеи. Аллен считал, что любые тараканы имеют право на существование, если они мирные, безобидные и не вредят окружающим.

"Дураков меньше чем мы думаем, просто люди не понимают друг друга" - Он цитировал Вонегута. Сато никогда бы не согласился с этой бредовой идеей, но Киёши кивал и подтверждал: "да, так оно и есть. Не понимают".

Но разве не право человека самому выбирать единомышленников?

Желание оправдывать дураков, само по себе дурость. Дурость не оправдывают, и не прощают. За ошибки людей стоит заставлять платить, тыкая носом в собственное дерьмо, что бы получив заслуженное наказание, они подумали несколько раз, прежде чем совершать проступки вновь.

Сато считал, что не человек должен подстраиваться под обстоятельства, но обстоятельства должны прогибаться под него. Обстоятельства, люди. Пытаться находить общий язык со всеми - позиция слабака, не уверенного в собственных силах и рассчитывающего на поддержку.

Сильные мира сего, не оглядываются на посторонних, это посторонние заглядывают к ним в рот, а они всего лишь принимают и создают правила собственной игры и заставляют играть в неё остальных, потешаясь с вершины мира.

И это было той истиной, в которую верил Изумо, взявший на себя право карать и миловать по собственному усмотрению. Он не уважал людей просто по факту существования, уважал конкретно за деяния и поступки, и не считал нужным соблюдать законы общественной морали, на которые плевать хотел по большему счёту.

Он считал людей мусором. Никчемным мусором недостойным существования, человеческими отбросами, понимающими позицию силы и насилия.

Если бы Аллен услышал это, он назвал бы отбросом его.

Наверное, так оно и было. Считая людей грязью в глубине души Сато ненавидел и презирал самого себя, собственную убогость, отражение которой находил в окружающих.

"Мир возвращает нам исключительно наше собственное отражение"

Аллен любил поразмышлять, болтая в потоке, выдавая идеи на ходу.

Иногда эти его идеи ударяли Изумо наотмашь. Били прицельно по самому наболевшему, заставляя остановиться, скривиться, задуматься над вопросом: Чем и как он живёт? Где находиться грань, переступив которую внутри себя, он сломался, перестав быть человеком. Опорная точка, после которой возврата к нормальной жизни не существовало. Но появился Аллен.

Временами казалось, хотелось в это иногда верить, что платить не придётся. Что у них, у него тоже может быть по - нормальному, по - человечески. Это возможно - просто жить.

И оказывалось поразительно понять, что сам Аллен, обладая любовью к философии, не имеет к ней ни малейшего отношения. Не забивает бошку ненужными вещами, не задумывается о будущем, не страдает никакими сомнениями и заморочками по поводу чего - либо. Парень, у которого нет завтра, и отсутствует понимание вчера. Совершенно чокнутый парень, живущий вне времени, по удивительно простой схеме или "делать или не делать". Как в известном анекдоте.

- Какими профессиональными навыками, вы владеете?

- Могу копать.

- А ещё?

- Могу не копать.

Он просто делал, или не делал, отметая всё лишнее и ненужное в промежутке. Промежутка просто не существовало.

Изумо задавал себе вопрос...Почему?

И приходил к неутешительному для себя ответу.

Никакого, рационального "А потому" не было.

Аллен просто видел мир таким. Прекрасным и удивительным. Он не мог научить этому знанию Изумо. Отдать глаза собственного сердца, зрение души.

Иногда Сато становилось обидно, понимать, что у Аллена, нет проблем.

И ему легко рассуждать и говорить о разных вещах, не понимая, что скрывается за ними. Для того, чтобы иметь право говорить, рассуждать и делиться пониманием, надо это пройти и пережить на собственной шкуре, получить опыт, знание, прожить в некоторой мере.

А Аллену всё было словно с гуся вода. Он совершенно не задумываясь тыкал пальцем в то, чего не понимал и слушать эти его рассуждения временами оказывалось сложно, почти невыносимо. Внутри поднималось раздражение, злость. Изумо очень хотелось возразить ему. Взять за плечи, встряхнуть резко и сказать...

- Ты не имеешь права, говорить мне, что жизнь прекрасна. Это не так.

Она не прекрасна, она дерьмо собачье! Вот что такое жизнь.

Просто ты никогда не видел её изнанки, оборотной стороны, а она гнилая, Рен, она сука чертовски гнилая эта изнанка, настолько гнилая, что тебе не надо об этом знать, милый.

Жизнь прекрасна, да? А когда у тебя на глазах умирает друг, а ты держишь его и смотришь, как вытекают мозги... А он ещё жив. Она прекрасна?

Когда тебя каждый день пиздят как собаку, и твой отчим педофил тушит об тебя сигареты, используя рот вместо пепельницы. И когда ты доведённый до отчаяния, болью и вечным страхом, берёшь нож и наматываешь на него чужие кишки, а тебе от этого становиться хорошо. Просто хорошо. Отпускает тебя блядь, понимаешь?

И когда ты подыхаешь от голода или гниёшь заживо от болезней, потому что ты отброс общества, и никто не окажет тебе помощи. Когда детей заставляют устраивать бойню для развлечения и убивать друг друга ради куска хлеба? Когда ловишь крыс под мостом, и считаешь эту жратву за счастье. Такая жизнь, прекрасна? Это можно назвать жизнью?

Нет Рен, она не прекрасна. Она сука кошмар оживший, но тебе приходиться жить и выживать в этом аду, но ты даже не считаешь это адом, потому что для тебя это нормально. Ты ничего другого не видел, не можешь представить, как это по - другому.

Ты загнан в угол, теми рамками и законами общества, которые призваны защищать граждан, но вот только плевать обществу на своих собственных граждан, оно ничего не дало мне это общества и государство. Абсолютно ничего. И у таких как я, для тех, на кого социальные защиты не распространяются, выхода не остаётся. Либо ты, либо тебя. И тебе приходиться убивать, но тебе не страшно, потому что все чувства давным - давно атрофированы. Ты деградируешь, превращаясь в зверя, и только внутри существует острое желание жить и выбраться из этого дерьма. Потому что тебя заебало жить в дерьме, смотреть на детей проституток, маленьких уродцев и взрослых уродов, способных на всё ради дозы, и ты готов идти по трупам, ради того, что бы выбраться...Нет, Аллен, жизнь не прекрасна. Эта сука, падла, паскуда жизнь, абсолютно не прекрасна. И солнце может сколько угодно светить со своих грёбанных небес, тебе абсолютно плевать на это. Потому что занятый тем, что бы выжить, ты не видишь солнца, ни неба, ни этой зелёной мать его сука травы, ты не видишь ничего. Весь твой мир сосредоточен на том, что бы найти в помойке кусок жратвы. Это твоя реальность. А весь этот мир, где солнце, небо, вода и все люди братья - это другая реальность, просто другая. Вот только тебе туда вход заказан. Единственное что ты можешь сделать, это взять это право силой, отобрать у других более слабых, утвердить себя, украсть...И не приходиться поскупится собой. Чем поскупиться тому, кто живёт как животное, удовлетворением физических потребностей, чем поскупиться тому, кто людей не считает за людей, просто потому что людей в них не видит? Не потому что не желает видеть, потому что никто не видел человека в тебе. И можно сделать всё что угодно, потому что в этом нет никакого чувства вины, раскаяния, закон стаи, закон крыс, но крысы куда мудрее и благороднее. Собраться малолетним стадом и замочить слабую старуху, которая проявила милосердие, решив подкармливать беспризорников, обнести её дом, и затолкав окровавленное тело под кровать сесть лопать чужой ужин и всё то, что нашли в холодильнике.

Нет, Аллен. Жизнь не прекрасна. И ты не имеешь права, говорить о том, что всё на свете зашибись. Человек улыбающийся всему миру навстречу, так словно знает все ответы на все вопросы, но ты ни хрена не знаешь, Аллен. Чистенький, особенный, ничем не запятнанный. И мне не хочется, что бы ты знал, хочется поставить тебя на пьедестал и любоваться словно светлым чудом, которое мать его страшно испачкать своими корявыми грязными пальцами, потому что в жизни должно оставаться что - то светлое. Даже в такой уродской жизни, уродской душе хочется верить, во что - то прекрасное, способное придать смысл собственному существованию. Ощутить надежду, что ещё не всё проёбано, не всё выгорело, очерствело и отболело мать его, потому что даже боль делает живым и когда вместо боли приходит счастье...Страшно понять, что ты его не заслужил, ничем и никак, но ты счастлив, настолько счастлив, что ничего иного больше не хочется.

И в такие моменты, кажется, что жизнь прекрасна, солнце светит и трава зелёная, и небо действительно синее, по - настоящему синее, рядом с тобой, Аллен.

Оно синее только рядом с тобой и если не будет тебя, я никогда не смогу увидеть и понять эту красоту, потому что не умею смотреть твоими глазами. Мои глаза слепы, давно выгоревшие. Я никогда не смогу этого понять. Понять, что значит жить, когда каждое удивительное мгновение собственного существования создано тобой и только тобой. И мне не дано создавать их, эти собственные мгновения, потому что свободы не существует. Это миф, придуманный для дураков, глупая сказочка для души.

Вот только отчего - то так хочется верить в эти сказки, потому что собственная жизнь похожа на сказку, а ты и не знал, что оно так бывает, случившаяся в твоей жизни сказка любовь. Настоящая. Самая настоящая.

И нет такого мерила, что бы это передать, выразить, объяснить это чувство в собственной груди. Может быть ты прав, Аллен? Жизнь действительно прекрасна, удивительная прекрасная штука. В такие моменты рядом с тобой мне кажется, что это именно так.

Однажды сильно перебрав, Аллен рассказал ему о детстве, о прошлом, рассказал о том, как жил, последние три года...Потом он уснул и наутро не мог вспомнить весь тот пьяный бред, что нёс, но извинялся за возможную ахинею, сообщая, что если наговорил чего лишнего, это не правда. Версия эльфы в траве и носки с подарками над камином в поисках Санта - Клауса его устраивала больше.

Сато посмеялся и заявил, что ничего путного всё равно не услышал и Аллен отрубился быстрее, чем он сам о себе возомнил. Но...после этого, Изу никогда не задавал этот вопрос. "Почему?"

На этот вопрос не существовало ответа. Этот парень улыбался и говорил, что жизнь прекрасна. Абсолютно чокнутый, больной на всю голову ненормальный, псих.

И наверное рядом с ним Сато становиться точно таким же психом, потому что в ту ночь сидя над этим храпящим без зазрения совести свинтусом, и поглаживая его по волосам, Изумо смотрел на него и думал о том, что единственное что ему очень хочется сделать, это побиться головой об стену и начать безудержно хохотать.

Хохотать в жуткой сумасшедшей истерике, ощущая себя обманутым ребёнком, чей Санта - Клаус оказался соседом, сдвинувшим бороду набок, для того, что бы посмолить сигаретой...

Неужели Аллен и правда в это верил... Или хотел верить?

Изумо больше не раздражался, выслушивая чужую болтовню. Она разом перестала затрагивать, он научился ...Не заморачиваться. Совершенно никак. Смотреть на вещи проще, так как умел это делать всегда, но вот совершенно разучился рядом с Алленом, решив, что это светлое чудо не имеет никакого права строить на его извилинах, модельки своих нравоучений.

Каждый из них, тащил свою ношу, и размеры её не имели значения.

Имело значение то, как они к этому относились.

Рен был свободен, а Изумо нет.

И именно поэтому невозможно, оказалось, отдать глаза, зрение собственной души. Только передать эту светлую частичку, чего - то особенного, рядом с ним. Но не сверх того. Ибо этот прекрасный и удивительный мир, оказался полон такого дерьма, о котором Аллен не имел ни малейшего представления, ведь это не было его миром. Они жили абсолютно на разных плоскостях, в абсолютно разных реальностях с диаметрально противоположными ценностями.

И именно поэтому, Изумо не мог рассказать ему правду.

Аллен никогда не примет рядом с собой убийцу. Не сможет понять и устаканить в собственной голове, что мир и люди его населяющие, способны представлять собой подобное совершенное зло, и это не абстрактное зло, а реальное, находящееся прямо напротив него, человек способный убить, походя и не размениваясь, просто потому что человеческая жизнь ничего не значила.

Узнав правду, Аллен развернётся и уйдёт. В лучшем случае уйдёт и не сдаст полиции. В отношении Рена, Изумо не мог быть уверен, что Аллен не сочтёт, что это будет правильно. Ренди не станет закрывать глаза, не струсит и не сделает вид, что не понимает. Не согласиться попустительствовать приняв некую форму удобной полуправды, когда он будет знать, чем занимается любовник, но не станет задавать вопросов. В собственном понимании, это сделает его соучастником насилия. Аллен никогда не пойдёт на подобное соглашательство. И его не заманишь, не купишь, не уговоришь.

За любое происходящее в собственной и чужой жизни, Аллен принимал на себя полную ответственность и это было паскудно понимать.

Нет, Рен не боялся наказания, не боялся осуждения, все эти вещи просто не имели значения для него. Временами Сато ловил себя на мысли, что у этого парня намертво отсутствует инстинкт социального самосохранения.

Но Рен сам выбирал свой внутренний закон "жить и быть" И это его жить и быть обладало очень сложными и непонятными мотивациями, часто идущими вразрез с тем, как должно быть правильно и тем, как считал правильно лично он. На чаше весов, правильное Аллена, оказывалось единственным грузом, который перевешивал абсолютно всё.

И страшно представить, что случиться в тот день, когда он откроет глаза и поймёт, что все это время любил то, что ненавидел и отрицал больше всего на свете. Убийцу, поддонка и отморозка для которого не существовало ничего святого... Но вот нашлось, и оказалось, что за это светлое неизвестное нечто внутри Сато готов выгрызать зубами. Вечно лгать, изворачиваться, придумывать оправдания, держать его слепым столько сколько понадобиться, в обречённом понимании, что это не сможет длиться вечно. Можно сделать вид, что дождя нет, но только стоя под дождём, не сможешь не промокнуть.

Однажды правда всплывёт на поверхность, однажды это случиться.

Дерьмо в котором он жил и варился как в компоте, затронет Аллена, не сможет не затронуть, ведь Изумо пачкал, всё к чему прикасался, точно так же как Рен обладал способностью очищать.

Может быть, именно поэтому Аллен оказался так необходим ему. Задолго до этой встречи, Изумо ждал и предчувствовал это пришествие, стоя на пороге храма судьбы, ожидая, что однажды случиться чудо. Улыбка человека дождя приоткрывшая маленький краешек светлой тайны, что для него не всё ещё кончено, и существует надежда...На что и для чего? Он и сам не понимал.

Грешник молился в пыли лёжа на полу церкви, не в силах поднять глаза и воззвать к богу. Бил себя кулаком в грудь. Потому что раскаялся в злодеяниях? Нет. Потому что задохнулся от собственной мерзости, не смог продолжать жить дальше, погрязший в собственных грехах. Слишком тяжела оказалась ножа души, камень тянущий сердце к ногам. По ночам лица жертв приходили к нему в кошмарах, смотрели глазами полными ожидания и упрёка. Можно сколько угодно говорить, мёртвые не смотрят, отрицать чувства, жить среди белых пятен...Но он помнил абсолютно всё.

Помнил, как впервые взял нож и осознал собственную власть, и испытал наслаждение, родившееся из беспомощного ужаса в глазах жертвы, когда он получил возможность отомстить, выпустить на свободу живущего внутри зверя. Зверя которого из сотворили, отчим - педофил и старшие сводные братья забив пацана до отупения. После смерти матери, не осталось никого кто смог бы его защитить. А потом...Потом оказалось, что перешагнув этот рубеж, всё последующее кажется проще и легче. Словно пробку снять с бутылки, особое состояние, дающее кайф охотника загоняющего дичь, умопомрачительное ощущение собственной силы. Он верил, что платить не придётся, считал, что отплатил достаточно, что бы взять у судьбы аванс бессрочного кредита. А теперь? Бог есть любовь - печальное понимание, познав любовь узреть бога. Изумо не верил в бога, но что же это за странная щемящая тоска родившаяся внутри. Он не мог стать свободным, не мог отмотать назад. Каске абсолютно прав. Поздновато для раскаяния. Сато и не раскаивался. Бессмысленно грызть собственные локти, если ты ничего не можешь изменить. Но отказаться от этого чувства не мог. Он желал уберечь Рена, сохранить это светлое принадлежащее только им двоим, но сам же вёл Аллена к пропасти. Отношения которые он не мог прекратить и не желал от них отказываться, готовый сражаться и лгать до бесконечности, ведь можно сколько угодно рассуждать о любви, такой любви когда значения не имеет ничто. Но только в жизни всё иначе. У Аллена иначе.

Мать любит сына ублюдка, потому что не может не любить, это выше, это от бога, безусловный рефлекс, инстинкт, связь на уровне живота, без разума, без понимания. Она не может не любить, может ненавидеть, может презирать, отрицать и сыпать проклятиями, но не любить не может, это свыше. В случае беды, она не задумываясь придёт на помощь, закроет глаза, солжёт, пойдёт на перекор себе, покроет любой грех и преступления возьмёт на себя, только бы чадо не пострадало и плевать матери, на то, что из - за одного сына гандона погибнут люди. Эти люди не её дети. Любовь матери слепа и эгоистична. Она ляжет костьми поперёк порога но не отпустит сына умирать, превратиться в животное, вцепиться зубами, но не отпустит, потому что она мать, а если найдёт в себе силы, отпустить, признать, что мера переполнена, выгорит до тла. Говорят, нет ничего страшнее горя матери, потерявшей единственного ребёнка. А ещё говорят, одна единственная слеза невинно страдающего ребёнка, перевесит собой все беды мира. В этом несовершенном паскудном мире, слишком много зла и боли и бессмысленно пытаться сравнивать. И Рен Аллен, любя его всем сердцем, никогда не пожелает преумножать, или участвовать в этом. Нет между ними никакой грёбанной связи на уровне живота. Иначе бы Изумо давным - давно плюнул на всё и увёз его от всего этого к чёртовой матери. Да только им нигде не скрыться и не спрятаться. Люди Маэды рано или поздно достанут из под земли. Жить в вечном страхе? Нет, он не желал для Аллена ничего подобного.

Впервые в жизни Сато бездействовал, не видя выхода и не зная, что предпринять. Молчал, не рассказывая правду, но и не разрывал эти отношения, надеясь, что сумеет уберечь.

Пока он выполняет свою работу, его личные отношения никого не касаются, чтобы не думал по этому поводу Кичо. Но впервые у Сато появилась ахилессова пята. Наивно верить, что в неё не пожелают ударить. Снежный кот Изумо не имел права на слабости, а она была. Непростительная, сумасшедшая слабость.

Человек дождя. Рен Аллен. Надежда. Душа.

И бездонная чёрная яма под ногами. И только Сато имел представление, по какой тонкой досочке они балансируют, и во что он втянул Аллена, связав собственными чувствами.

Они обнявшись брели по улице и Аллен вдохновенно рисовал перед ним мечты и делился собой.

- А потом эта девчонка, сняла с руки кольцо и швырнула с моста в воду. И сказала, что если нам суждено быть вместе, кольцо всплывёт. Представляешь. А я рванул на пирс как дурак. Хотел нырнуть, и не смог струсил ужасно. Течение сильное, осень, холодно, утонуть как нефиг делать. И возвращаться стрёмно. А у неё в глазах усмешечка паскудная.

Мол, я знаю, что ты слабак. Любила она кого - то очень сильно, но не меня, очевидно, не знаю кого. До сих пор сниться.

Я ей говорю. - Прости, я не смог. Сама понимаешь.

А она посмотрела так, презрительно, а потом туфли скинула, вкочила на перила и прыгнула, только пятки сверкнули. Совершенно сумасшедшая.

- А ты?

- А что я? Как будто выбор был. Сиганул за этой дурой следом. Еле вытащил. Чуть не утонули там по глупости, а когда вытащил посмотрел на неё. Она синяя, зубами стучит, трясётся вся, плачет, и не знаю, что случилось. Что - то мне так обидно стало за себя и за неё, жалко. Только любовь, вся разом прошла. Как отрезало. Куртку на плечи, домой до матери дотащил, только что не пинками. Никакой романтики не осталось. Когда любишь с головой дружить надо, а когда любовь людей в моральных уродов превращает, это уже не любовь, патология чистая. И хорошо, что отрезало. Мозги она умела выносить, не хуже Азу. Мы когда с мамой переезжали, а я документы забирал, за неё два парня в школе сцепились. До поножовщины дошло. Полиция, скорая. Даже не знаю, чем всё там закончилось. Мы с ней не виделись больше. Она на мои письма не отвечала, я тоже перестал писать. Так и разлетелись в разные стороны.

- А я надеялся, что ты расскажешь мне историю о том, что был роковым парнем.

- Да какое там, - Аллен беспечно махнул рукой смеясь. - Роковой из меня никогда не получался. Я до шестнадцати лет, чистым ботаником был, очки даже носил...Вот что смеёшься, не веришь. Правда носил.

- Хочу на это посмотреть, - Сато тихо отсмеявшись, притянул Рена к себе и она застыли, беспечно сливаясь в поцелуе, надёжно укрытые темнотой городских сумерек, слабо разбитых светом фонарей и отблесками соседних окон.

- Что мы здесь наблюдаем. Голубки милуются.

Резкий насмешливый голос за спиной заставил их отлепиться, не резко, а слегка растерянно. Аллен немного смутился, что касается Изумо, то он вообще не врубился, у какого урода, оказалось дофига здоровья, что бы их прерывать.

Врубился и чертыхнулся мысленно, понимая, что Фудо за это поплатиться. Крепкие накачанные парни выступившие из подворотни, окружили парочку, давая понять, что это надолго.

Все семеро оказались изрядно навеселе и судя по мордам, прямо жаждали развлечься. Этот район контролировал Каске. Вот только непосредственным начальником Каске считался Сато, и докладывая о делах и не церемонясь с братом, о рабочей субординации Фудо не забывал. До сегодняшнего момента у Изумо не было претензий к его руководству.

Было странно и нелепо понимать происходящее. Все новобранцы проходили через помощника, но кто здесь главный, знали даже малолетки. И сейчас Изу, без труда определивший принадлежность по даймонам был одновременно удивлён и раздосадован.

Разумеется, сам Сато, не носил никаких выделяющих знаков, подобное считалось популярным раньше, теперь современность диктовала свои правила, а Маэда счёл, что Изумо не обязательно светиться, столь откровенным образом, продолжая традиции, как и украшать себя татуировками.

- Сладкая парочка, - заявил один из парней, нагло ухмыляясь и похлопывая битой по раскрытой ладони.

- Ну что, педрилы, чем откупаться будете?

Изумо нахмурился. Вряд ли этим парням требовались деньги. За финансовой стороной вопроса, он лично следил, и подчинённых не обижал, и Каске, насколько Изу считался в курсе, не зажимал в этом вопросе тоже. Вероятнее всего, придуркам приспичило поиздеваться, и отпинать каких - нибудь лохов, ради прикола, в лучшем случае. А может и не брезговали такими вот случайными заработками. Но как бы то ни было, - Изумо мысленно стиснул зубы, подавляя злость. Сегодня, у Каске возникнут серьёзные неприятности. Бардака Сато не терпел. И лишнее внимания полиции им не требовалось тоже. Каске следовало разобраться со своими людьми, контролируя беспредел. Даже в этом они с Маэдой мыслили удивительно одинаково.

- Ребят, вам, что проблемы нужны?, - вежливо и непреклонно вмешался Рен, загораживая, Киёши своей спиной. - Шли бы вы себе мимо.

- А то ты нас побьёшь, да?

- Мамочки, я боюсь.

Парни заржали. Изумо закатил глаза. По его мнению, это тоже выглядело смешно. Один против семерых. К тому же Рен абсолютно не умеет драться.

На что он рассчитывает интересно? Безрассудная голова.

- Ты, кажется, не понимаешь, но я тебя просвещу, - вежливо паясничая заметил один из бандитов. - Вас голубки, сейчас будут бить долго и больно.

Они зафыркали. Изумо, которому надоел дурной спектакль вышел из тени. Свет фонаря хорошо освещал лицо, помеченное зигзагообразным шрамом, демонстрируя знаменитые белоснежные волосы седого кота Изумо.

Бандиты, в страхе побросав оружие, попадали на колени, умоляя господина Сато простить их. Изумо впав в бешенство сделал удивлённое лицо и пояснил вежливо и непреклонно, что наверное молодые люди обознались и перепутали их с кем - то. Молодым людям хватило ума подтвердить всё то, что он тут же на ходу вдохновенно наплёл. А затем они ринулись бежать.

- Есть такой бандит, снежный кот, - пояснил Изу, беря растерявшегося от этой сцены Аллена под руку. - Он держит эту часть города и является хозяином. У нас одинаковые волосы. И шрам на щеке. Я один раз сталкивался с подобной ситуацией. Мне повезло из - за этого сходства. Лучше обознаться, чем навлечь на себя неприятности. Говорят Изумо чрезвычайно жесток и ошибок не прощает.

- Да уж, - смеясь заметил Рен, обнимая его за плечи. - Представить жестокого Киёши невозможно.

Он поёжился. - Но не хотел бы я встретиться с этим Изумо.

- Никто бы не хотел, поверь, - в тон ему отозвался Сато.

- Я сумею защитить тебя, - успокоил его Рен. - Даже если против меня ополчаться хоть тысяча Изумо.

Изу открыл и закрыл рот, не зная, что тут ещё можно сказать по этому поводу, а, затем, не выдержав охвативших его чувств, обнял Рена изо всех сил и прижался к его спине.

- Я тебя, люблю, Рен! - прошептал он страстно. - Ты не представляешь, как сильно. Больше жизни.

Рен фыркнул заявив, что это романтическое признание отдаёт банальностью.

Изу согласился, признав, что он абсолютно не отдаёт отчёта своим словам, но иногда их так хочется произносить...

Абсолютно отдавая отчёт и неся ответственность за каждое слова.

Рен понятия не имел, что значили эти отношения для Изумо, на что он пошёл ради них. Рискуя столь многим.

После этого случая он устроил зверскую выволочку Каске. А что Каске устроил этим проколовшимся парням, Изу нисколько не волновало.

Но после этого случая, он приставил к Рену негласную охрану.

Пара надёжных умеющих, держать рот на замке ребят, неотлучно следовала за его возлюбленным, где бы тот ни находился. И заодно, докладывала Изу обо всех перемещениях.

О том, что следует позаботиться и о своей охране, Изу не приходило в голову. И как оказалось зря.

******

Привет от Кобояси ожидался, и не заставил себя долго ждать. Его подкараулили вечером. После того как, переодевшись и поставив машину на стоянку, он возвращался домой.

Живя с Алленом, приходилось вести двойную жизнь, скрывая собственное положение и доходы. А это подразумевало, что большую часть перемещений, Изу, совершал исключительно, на своих двоих.

Сато окружили, когда он переходил детскую площадку, решив срезать расстояние, через парк.

Никогда нельзя перемещаться до цели одним и тем же маршрутом, слишком легко отследить, но Изумо проигнорировал это правило и вот теперь сам же за него расплачивался.

Люди Кобаяси Таро, не считали нужным таиться.

- Наш уважаемый хозяин, велел передать тебе привет, собака, - сообщил один из бандитов с выбритой головой. Не вожак. Один из заводил. Вожак держался чуть поодаль и с интересом рассматривал Сато. Подельники окружили полукругом, не высказывая угрозы, но чувствовалось, что они в любой момент готовы её стать.

- Ты можешь пойти с нами и лично принести извинения.

- А можешь отказаться, - подхватил другой. - Но только харкать и мочиться будешь кровью.

Никто не засмеялся шутке, ожидая реакции Сато.

Десять человек. Судя по коротким экономичным движениям, драться умели все до одного. Держались уверенно и спокойно, словно сытые волки, справедливо полагая, численный перевес на их стороне и Изу не стоит рыпаться. Какими бы талантами не обладал Снежный кот, он ничего не сможет сделать с такой оппозицией. Разве что покалечиться, и такой вариант не исключался, а может, рассматривался в первую очередь.

Изумо начал драку не тратя время на ответ. Напал стремительно, молча без предупреждения, стремясь уравнять шансы, до того как противники опомнятся и смогут сообразить насколько опасного тигра окружили.

У него существовало преимущество, и парни неосторожно проговорились, дав Изумо шанс выйти из переделки живым. Хватило щенкам глупости вякнуть про извинения. А всё можно было обставить гораздо проще.

Взять Сато на прицел и привести к Кицуне под дулом пистолета или конечность прострелить, чтобы не рыпался.

Самоубийством Изу предпочитал не заниматься, до последнего. Но пистолет дурная штука. Изумо мог начать дёргаться и парни рассчитывая на силу, побоялись использовать самый действенный и простой способ.

Кобаяси не был дураком, но проницательностью, очевидно, не отличался, не сумев понять, что пытаться захватить седого Изу подобным силовым способом бессмысленно.

Подмешать в вино наркотик или попытаться воздействовать через Рена, куда вернее. Но, возможно Кобаяси не владел информацией или просто решил оставить небольшое послание. Пока он не действовал серьёзно, в полную силу. Чего он добивался?

По приказу Маэды, Изумо убил его брата, перешедшего дорогу в бизнесе. Разумеется, Кобаяси Таро великолепно понимал, кто стоит за приказом и отговорка Маэды, сообщившего, на совете, что его подчинённый проявил самоуправство, мало кого могла сбить с толку. Как и безутешное горе Кобаяси требующего возмездия и пытающегося содрать выгоду с этой смерти. Разумеется, он легко пожертвовал братом. Об их отношениях и судебных разборках, только идиот не знал. Так что Маэда с этой позиции сделал Таро изрядное одолжение.

Интереснее для Изу было другое. Зачем он понадобился Таро?

На совете Маэда открестился от подчинённого, сообщив, что действия Сато Изумо, являются последствием оскорбления, которое младший Торио, нанёс Маэде прилюдно на вечере. И его верный пёс, не смог вынести, позора хозяина, встав на защиту чести. Достаточно тонкий ход. С одной стороны Маэда сдавал его с потрохами, с другой прикрывал с позиции существующих понятий. Теперь Изу и Кобаяси оказались предоставлены друг другу. Кобаяси получил право разобраться с ним самостоятельно, но Изумо имел право защищать свою жизнь. Однако до сих пор Кобояси не сделал попыток устранить его физически, не считая этого идиотского послания....Или парни решили самостоятельность проявить? Инициатива наказуема, в данном случае убийственна.

Сато резко выбросил кулак, расплющивая лицо напротив, одновременно врезал локтем второму, добавляя кулаком. Коротким движением раздробил голень и колено третьему, с силой ударив по ноге коротким двойным. Отбросил в сторону, с разворота нанося удар в живот четвёртому, и резко ринулся вперёд, уклоняясь, блокируя и проводя стремительную связку движений на обратной встречке. Провёл несколько стремительных атак ногами, успел перекинуть кого - то через себя, отправив здороваться дурной башкой со штангой качели.

А затем на него кинулись со всех сторон. Все действие заняло меньше минуты, и пока нападавшие очухались, пытаясь понять откуда и как, Сато успел вывести из строя четверых.

Нападать разом не имея навыка группового боя, откровенно глупо. Нападающие только мешают друг другу, и Изу молниеносно лавировал между ними, используя любую ошибку. Гибкий и проворный, словно смертоносный скользкий угорь. Между ним и этими парнями существовало одно отличие, которое они не учли, и эта разница ставила Сато на откровенно недосягаемую высоту. Изумо не дрался с ними - он убивал. Абсолютно беспощадно, жёстко. Нанося молниеносные удары, жестоко ломая конечности агрессивными блоками, используя тела нападавших в качестве щита. Обезоружил одного из дебилов сунувшегося с цепью. Прежде, чем удушить его на ней Сато слегка просветил чужое невежество в обращении с подобными предметами. Перехватил, дёрнул на себя, совершая обманный манёвр. А дальше цепь превратилась в сверкающий разящий веер, наносящий удары, разом со всех сторон, временами настолько стремительные, словно они возникали из пустоты, как и сам Сато, двигающийся совершенно бесшумно в бешенном темпе.

Его называли снежным котом, за привычку работать "когтями", забывая, что Изу упражняется ежедневно, не только с ножами. В качестве оружия Сато использовать любой подручный предмет.

Пожелай, он принимать участие в подпольных боях, которыми промышлял в своё время младший Кобояси, смог бы заработать бешенные деньги. Собственно на первых порах этим он и занимался, когда начинал формировать бригаду. Он не особо задумывался над тем, кому принадлежит территория и во что может вылиться попытка отхапать себе лакомый кусок. Господин Кобояси Таро пожелал встретиться с чемпионом лично, весьма заинтересованный способностями молодого волка. Но тогда Сато побоялся ввязываться в настолько серьёзные дела, и смылся сразу же после получения налички, исключительно для того, что чтобы увязнуть в другой, гораздо более крепкой паутине.

Выйти из под руки Кобояси худо бедно, но представлялось возможным. Таро предпочитал легальный бизнес, и за репутацией своей щепетильно следил, оставив тёмные делишки младшему брату. А вот от старика Кичо, уходили только ногами вперёд.

Когда Сато покидал поле боя, на площадке валялось десять вырубленных, избитых тел. Нападавшие остались живы. Его не собирались убивать, и он вернул дань, ограничившись тем, что покалечил особо прытких.

Через минут десять, если раньше не прибудет полиция, некоторые очухаются, и подобрав товарищей, смогут вернуться к тому кто их послал.

Доложить о провале задания.

Проигрывать всегда не приятно. Но Изумо не обольщался на этот счёт. За этим нападением последуют более решительные действия, сомневаться не приходилось.

Он шёл домой, стирая кровь с разбитого лица. В этой драке, ему тоже изрядно досталось. Раз его так настойчиво приглашают в гости, имеет смысл принять приглашение, до того, как противник сделает новый ход.

Кобаяси Таро желал встречи с ним. Разумеется, это могло оказаться и маниакальным желанием прикончить врага лично, но вряд ли он испытывал подобное желание. Что ж, Таро придётся сильно пожалеть о своей настойчивости.

Вторая часть плана Маэды не оставляла выбора, или Кичо сдаёт Сато, или Сато решает проблему именно так, как ожидал от него старик. Существовал и третий вариант, предать Маэду и возможно именно на это рассчитывал Кобояси Таро, очевидно решивший, что Сато находиться в безвыходном положении, но просчитавшийся в этом.

Изумо подчинялся только одному человеку, и недооценив способности Сато, Таро совершал огромную ошибку.

******

В эту ночь он впервые подлил Рену снотворное. Любовник уснул, как только голова коснулась подушки, и Изу с неудовольствием подумал, что переборщил с дозой.

Всё - таки, оставшееся время, он предпочёл бы провести более занимательно, чем любоваться на своего спящего ангела.

Человек дождя улыбался во сне. Когда он засыпал, мужественное лицо, приобретало детское, удивительно беззащитное выражение, расслаблялось, смягчалось, казалось трогательно уязвимым.

Изу нравилось наблюдать за ним. Часто подперев голову рукой, он по долгу смотрел на спящего возлюбленного, черпая умиротворение в его мягкой беззаботной безмятежности. Такой нежный. Добрый.

Почему все люди не могут быть такими как, ты, Рен? Насколько проще и чище стал бы этот паскудный мир.ту ночь он впервые подлил Рен уснотворное.ьбернёться так. *****я красота дикаря.

Этот удивительный мир, в сочетании своего прекрасного и безобразного. Там на сияющей половине красоты и внутренней свободы жил Рен, а ему была отведена роль чудовища на другой отвратной и полной страха половине. Рай и ад. Ангел и демон в двух ипостасях своей невозможной противоположности.

Человек дождя загадочно улыбался с плаката, прикрыв глаза, постигая неведомую мудрость. В ту секунду там под бесконечным проливным дождём он знал ответ.

******

Кобаяси Таро и в страшных кошмарах, никогда бы не смог представить ничего подобного, что это подобное может случиться с ним. Но говорят никто не застрахован. Он был застрахован, находился в святой уверенности, что он застрахован от всего. Надёжной охраной, системой сигнализации.

Он только что закончил трахать шлюху и теперь пил коктейль, довольно улыбаясь жизни и своему отражению в зеркале на потолке. В сорок пять лет достигнув вершин жизни, он выглядел исключительно неплохо.

Ещё не начал лысеть, и живот представлял пресс, а не заплывшее жирком пивное брюшко.

В ванной стремительно текла вода, и слышалось довольное пение.

Таро подумав секунду поднялся и отставив коктейль решил присоединиться к маленькой умелой киске, что в очередной раз сполна отработала свой гонорар. Он уже давно не встречал столь техничных шлюшек, даже среди самого первосортного материала. Девочка была удивительна свежа для своих девятнадцати лет, а то, что она вытворяла...

Вспомнив, какие вершины они смогли покорить Кобаяси удовлетворённо прищурился. Он ещё способен показать себя и эта молоденькая кобылка, заслужила право, остаться с ним подольше, гораздо подольше. За прошедшие три недели, он даже сумел привязаться к ней, подумывая о том, а не поставить ли эту куколку в свой постоянный эскорт любовниц. Подстилка оказалась неожиданно умна, умела развлечь беседой и что самое важное, отлично знала своё место, отдельное качество которое Таро, всегда ценил в женщинах.

Женщина должна знать своё место и понимать, отведённую ей роль, что бы не думали по этому поводу современные веяния, для Таро все женщины представлялись людьми второго сорта, подстилками, призванными обслуживать и ублажать мужчину, выполняя его прихоти и создавая комфорт. Стоило признать девочка умела это делать. Не надоедая, не мешая, позволяя себе открывать рот, только тогда когда Таро соизволял обратиться к ней. В этом плане некоторым собственным подчинённым не мешало бы поучиться у Тизы, именно так представилась шлюшка и Кобояси не приходило в голову поинтересоваться, как же её зовут на самом деле.

Точно так же как и выяснить некоторую подноготную личного дела. Впрочем, девочка заслужила право находиться под его покровительством и если проверка его полностью устроит, возможно, кобылке здорово повезёт с его вложениями.

Таро скинул халат, шагнув по направлению к ванной, а дальше, стремительный короткий удар по затылку поверг его в небытие.

Он очнулся почти сразу. Точнее его очухали.

Симпатичная шлюха, сидела на бортике огромной ванной и безмятежно курила, бесцеремонно стряхивая пепел на беспомощное связанное тело. Он голый лежал внутри, рот оказался заклеен скотчем.

Над ним возвышался ещё некто, но голова мужчины, располагалась в очень неудобной позиции, и он не мог разглядеть, кто безжалостно льёт холодную воду ему в лицо, заставляя захлёбываться и мотать головой, замычать, приходя в чувство.

Тиза, кажется зря, он не удосужился спросить её настоящее имя, наклонилась и отлепила краешек скотча, давая глотнуть кислорода. Её большие груди над которыми, он сегодня истаивал от блаженства задели лицо, но теперь они не вызывали ничего кроме ужаса и отвращения. Кто - то кинул ей халат и она недовольно покривившись, набросила ткань на плечи.

- Ты умрёшь! - раздался над ним тихий мужской голос. - Но сначала, ответишь на мои вопросы и умрёшь быстро. Если нет...

Шлюха деловито наклонилась и залепила ему рот, прежде, чем он успел ответить или позвать на помощь. На ноги хлынула обжигающая струя кипятка.

- Умрёшь медленно, - равнодушно продолжил кто - то, не замечая глухих криков и его искажённого мукой лица.

В спальне на полную катушку играла музыка, слышался смех и сладострастные стоны порно фильма.

Затем вода неожиданно стала ледяной, забирая с собой боль и принося короткое облегчение.

- Ты понял меня? - спросил голос, и Кобаяси мучительно размышляя над тем, что ему делать, судорожно кивнул, пытаясь найти выход из чудовищной ситуации и выторговать жизнь, любым способом.

- Закричишь или попытаешься позвать на помощь, будет больно, очень больно.

Кобаяси с трудом поднял глаза и застонал от ужаса, потому что над ним прикреплённая к потолку возвышалась зловещего вида канистра. О её содержимом не приходилось догадываться.

- Ты сейчас не в том положении, чтобы ставить условия, поэтому просто отвечай на мои вопросы. Дёргаться бессмысленно, - проговорил голос тихо и зловеще. - Кто из банды Маэды работает на тебя, говори и умрёшь быстро и безболезненно.

- Сато, - прохрипел бандит.

- Неверный ответ. - Прозвучал равнодушный голос. В следующую секунду рот оказался заклеен и кипяток снова хлынул на ноги, заставляя мужчину выть и корчиться от мук. Кожа зловеще покраснела, но ещё не настолько что бы обвариться и пойти пузырями.

- Попытка номер два, - предложил голос, очевидно делая знак шлюхе.

Та деловито выключила кипяток.

На её красивом юном личике не отразилось никаких эмоций и чувств, абсолютное циничное безразличие, словно она разделывала рыбу или фарш, а не пытала живого человека, с которым делила постель и жила три недели.

Теперь не приходилось удивляться, как посторонний сумел обойти охрану и попасть в дом, очевидно, что план расположения телекамер и пультового оборудования у него имелся. Неудивительно, зачем эта маленькая проныра, попросилась на экскурсионный обзор, восторжённо ахая, прикрывая рот ладошкой и восхищаясь его могуществом. Какой мужик сможет перед таким устоять, особенно в свете фантастических секс услуг, которыми его щедро ублажали из любви к искусству и удовольствию, которое умел доставлять такой шикарный любовник. Сука.

- Спрашиваю ещё раз. Кто работает на тебя?

- Ты умрёшь! - прохрипел Кобаяси. - Мои люди сука, тебя из - под земли достанут.

- Ответ неверный, - устало и как - то раздражённо проговорил мучитель всё так же, не показываясь в поле зрения Кобаяси. - Очевидно, ты не понимаешь ситуации. Следует немного тебя просветить на этот счёт.

******

- Трагедия потрясла общественность. Сегодня утром тело генерального директора акционерного общества, было найдено в собственной ванной...

Рен морщась от донимающей его головной боли, нащупал пульт и попытался сделать звук потише. Но Изу подошёдший со спины обнял за плечи и отобрав пульт поцеловал расхворавшегося возлюбленного в висок.

- Не переключай, хочу послушать новости, - шепнул он, усаживая бледного Рена на табуретку, и мягко массируя ему затылок.

- Смерть наступила в результате несчастного случая, но полиция отрабатывает все версии. По некоторым данным господин Кобаяси в тот вечер находился не один, а в сопровождении спутницы, личность и местонахождение которой устанавливаются полицией.

- Зачем, ты это смотришь? - с подозрением спросил Рен. - Мне не нравятся подобные вещи...

Он застонал и пожаловался недовольно.

- Я сегодня проспал работу. А ты меня даже не разбудил. Чёрт может у меня грипп начинается. Я слышал по телевизору, что сейчас как раз разыгралась эпидемия. А я не сделал прививку.

- Не беспокойся, мы не дадим тебе заболеть. - Изу замер, прильнув губами к взъерошенному затылку, вздыхая свежий запах одеколона. По кухне стелился аромат кофе и апельсинов, но ноты утра и аура Рена, не могли перебить мерзкий металлический привкус крови, образовавшийся во рту.

- Сегодня поедем и сделаем тебе прививку. Я позвонил на работу и предупредил, что ты возьмёшь отгул. Не переживай.

Он закрыл глаза, окунаясь в исходящие от Аллена, волны успокоения и тепла. После убийства, он никак не мог прийти в себя.

Слишком непредсказуемо всё обернулось. Паскудно совершенно.

Ничего подобного он не планировал изначально, занимаясь проработкой деталей, хотя с его чутьём, должен был предусмотреть и учесть все возможные нюансы, но...впервые чутьё изменило.

Ему помогала Тиза. Он не раз прибегал к услугам этой девушки, великолепно зная, что она не подведёт, не подводила никогда.

Помимо рабочих отношений, клиента и проститутки, выполняющей его заказы, их связывали и другие эмоции, со стороны девушки. Тиза давно и безнадёжно любила Сато, достаточно преданно для проститутки, прекрасно зная, что ничего ей не светит. Она с благодарностью пользовалась днями его расположения, и казалось, не особо рассчитывает на взаимность. Изумо снимал для неё квартиру, оплачивал обучение в университете и временами выручал по мелочи. Из прихоти. К тому же Тиза умела отрабатывать подарки, в той мере, чтобы не прекращать финансовое влияние с его стороны. Изумо не волновало, чем и как она зарабатывает себе на жизнь помимо него. Более того он это поощрял. Тизу не трогали. И она имела полное право оставлять гонорар себе, не рискуя вызвать гнев сутенёров.

И вот, в очередной раз, услуги Тизы здорово пригодились ему.

Девушка помогла проникнуть внутрь, минуя охрану. Разумеется пришлось подучить ей некоторым моментам, вроде того, как незаметно подсунуть магнит в считывающее устройство регистра видеонаблюдения, подключить считыватель и программатор для того, что бы получить доступ к кодам системы сигнализации и прописать себе запасные ключи, помогающие беспрепятственно проникнуть в дом и пустить записи телекамер по кругу.

Кобаяси Таро оказался совершенно очарован своей новой пассией.

Изу содрогнулся, вспомнив с какой жестокостью и равнодушием Тиза поливала бывшего любовника кипятком, отплатив с лихвой за все унижения, что ей пришлось перенести от этого мерзкого извращенца и самовлюблённого козла.

Всё должно было закончиться иначе...

Для начала Кобаяси так и не раскололся. Сато не верил в его мужество. Этот грёбаный урод скулил и плакал, заходясь слезами, вымогая свою жизнь и клялся всем что вспомнил, что не понимает о чём говорит Изумо, называя все имена подряд, готовый подтвердить всё что от него попросят, только бы это закончилось.

Сато не знал. Что и думать. Лживый ублюдок оказался ему не по зубам, а пытать его дольше не имело смысла. Имей Сато в запасе достаточно времени и средств, он заставил бы Таро петь имя предателя дискантом, но к сожалению приходилось торопиться. Они утопили его в ванной, безжалостно отправив плавать в крутом кипятке.

После чего, Сато и Тиза незаметно убрались с места происшествия, прикинув, что охрана хватиться хозяина не реньше, чем к утру. Но охрана оказалась гораздо бдительнее. Когда они спешно садились в машину, припаркованную неподалёку, пространство огласил рёв полицейских сирен и машин скорой помощи. Пришлось сваливать в стремительном темпе форс - мажора, пока люди Кобояси не ринулись обшаривать каждый миллиметр пространства, размахивая кулаками после драки, как это случается всегда в подобных ситуациях. Но не считая откровенной подставы Тизы, сработано оказалось чисто. Сато не оставил никаких улик.

Вот только Тиза сделала глупость. Глупая, глупая дурочка, Тиза.

Изу стащил опешившего Рена с табуретки и, завалив его на стол, раздевая и целуя с отчаянным исступлением.

- Киёши, ты что? - Рен смеялся, но потом, увидев затравленное измученное выражении глаз Изу, ласково привлёк его к себе.

- Иди сюда. Всё хорошо, малыш, всё хорошо, родной, - прошептал он, бережно гладя его по спине. - Я здесь с тобой.

Тиза отказалась уезжать из страны. Билет и новые документы, так же как и внушительная сумма денег, находились у неё на руках. Изу никогда не обманывал в подобных вопросах, завоевав репутацию человека, который держит слово. И сейчас помощь девушки щедро окупилась, давая ей феноменальный шанс уехать и начать всё с нуля, заново построить собственную жизнь, исполнить мечту. Тиза частенько озвучивала это вслух. Ей нужно было просто уехать. Он лично собирался доставить её в аэропорт, посадить на самолёт и пожелать удачи.

Но она не понимала. Не желала понимать, хотя когда они обговаривали детали плана, Изу казалось, что она понимает и принимает всё. Но любовь творит с людьми странные вещи, превращая их в идиотов. В этом Изумо убедился на собственной шкуре, в последнее время иначе, чем идиотом он себя просто не ощущал, и вот в очередной раз увидел подтверждение чужого идиотизма. Тиза не собиралась уезжать без него. Она хотела заполучить седого кота Изумо. Желала покинуть страну только вместе с ним, и ради этого пошла на шантаж, угрожая сдать его полиции.

Она любила Изу и сделала это только ради него. А не ради денег. Кажется, она говорила что - то ещё, мешая угрозы и мольбу, стояла перед ним на коленях, обнимая за ноги.

Изумо предложил ей выпить и успокоиться. А затем вырубил.

Отвёз подальше от города, облил алкоголем, запихал в машину, поджёг и столкнул с горы, дождавшись взрыва.

Иногда самым важным в жизни оказывается умение не думать.

Сато смотрел на мелькающие, на экране картинки, с неприятными сценами новостей в последнее время не отличающихся особым позитивом и позволял Рену унести себя на вершину забвения.

******

- Дурак! - Маэда ударил его по лицу. Потом снова и снова.

- Я не собираюсь защищать твою жизнь, если что - то вскроется, - сказал он холодно, а затем прибавил отстранённо. - Кобаяси сказал тебе, что нибудь, перед смертью?

Изумо подумал о Каске и пожал плечами.

- Нет. Он ничего не сказал.

- Тогда стоит поставить точку в этой истории, - проговорил Маэда раздражённо.

- Завтра поедешь в Окину на задание, и если не хочешь неприятностей - порви со своим любовником. Эта связь мешает тебе быть самим собой. Я долго закрывал глаза, но больше не собираюсь этого делать. Ты изменился, Изу. Мне надоело на это смотреть.