Чёрч

«Ну, Чёрч, надеюсь, что спектакль тебе понравился. Увидимся дома».

Но этого не произошло. Ни днем, ни вечером, ни даже на следующее утро.

Его не было всю ночь.

ЭММА

Проблема одержимости в отсутствии. Кто ты такой, когда объект твоей одержимости вдруг исчезает? Существуешь ли ты вообще?

Всё это время я пребывала в полной панике. Последние пять дней мы с Чёрчем были почти неразлучны — для двух нелюдимых личностей это очень много. Это был практически жизненный запас прикосновений, познаний и внутренних изменений. Мы расставались лишь на то время, пока Чёрч был на работе, но я знала, что он там. Я знала, где он, знала, что в принципе всегда могу туда пойти, увидеть его и побыть с ним.

Ну а это, это чертово неведение... Мне казалось, что меня бросили на произвол судьбы, что он забрал с собой весь кислород.

Я понимаю наши отношения, ну или, во всяком случае, мне так казалось. Знаю, что я одержимая. Он — сумасшедший. Он явно в позиции силы. Именно я та сторона, которая больше всех пострадает в случае, если один из нас просто возьмёт, да и уйдёт. Это у меня навязчивая предрасположенность к разного рода зависимостям.

Когда мне было лет восемь, мы с Марго проводили всё время в разъездах. Вообще-то около месяца мы жили в кемпинге КОА — у нее был перерыв между мужчинами. В школе, в которую я ходила, узнали, что мне был назначен социальный работник. Они не считали жизнь в кемпинге большой проблемой, но всё же обо мне беспокоились.

У меня была такая штука. Украшение для Хэллоуина, игрушечный вампир, который подвешивался к потолку. Я везде таскала его с собой, словно куклу. Он был у меня всю жизнь, сколько себя помню. Знаю, знаю, у многих детей есть любимые игрушки или одеяла, или типа того. Вещи, с которыми они никак не могут расстаться.

Но думаю, было немного нетипично в восемь лет так сильно к чему-то привязаться, при чем к чему-то настолько странному. И это выходило за рамки обычной привязанности. Всякий раз, когда кто-то пытался у меня его забрать, у меня начисто сносило башню. Социальный работник закрыла его у себя в столе, и кажется, меня пришлось отпаивать успокоительным. Я орала, дралась, пиналась ногами, блевала и писалась.

Очевидно, что это ненормальное поведение, поэтому они начали еще более тщательную проверку родительских навыков моей матери. Конечно же, ей это не понравилось, но никому не сделать такую хорошую мину при плохой игре, как Марго Хартли, поэтому она с этим справилась.

Когда все закончилось, Марго сожгла моего бутафорского вампира и заставила меня смотреть, как он горит. Преподала мне урок, дав понять, что твоя любовь вовсе не значит, что предмету твоей привязанности ничего не грозит. Не значит, что его нельзя вырвать у тебя из сердца и навсегда уничтожить. Не значит, что единственный человек, которому ты доверяешь заботу о себе, не причинит тебе вреда при первой же возможности.

Так что да, можно сказать, что у меня всегда были проблемы с одержимостью и чувством покинутости.

Но на этот раз, у меня такое ощущение, что в конечном итоге сгорю уже я.

11

На следующее утро Эмма увидела, как Чёрч, целый и невредимый, входит в здание колледжа. Она сидела в общей зоне, слушая болтовню Стейси, но не слышала ни единого слова. Чёрч ни разу на нее не взглянул, просто прошел с портфелем по коридору и исчез из виду.

«Я что-то не так сделала? Он сказал мне с ней поговорить, сказал с ней познакомиться. Я сделала всё, как он велел».

В тот день у Эммы не было математики, не было повода с ним видеться. Не было даже предлога, чтобы зайти в то крыло колледжа. Она сходила на занятия по гражданскому праву, а потом на английский. К тому времени уже наступил полдень. Стейси пригласила ее сходить в центр города и пообедать. Ее новая подруга Лиззи спросила, не хочет ли она подготовиться к предстоящим экзаменам. Эмма решила, что девочкам пора познакомиться.

— Давайте убьем двух зайцев одним выстрелом — мы все вместе можем позаниматься математикой во время обеда. Встретимся на парковке, а я кое-что забыла на одном из занятий.

Эмма притаилась за дверью кабинета мистера Харкера. Урока не было, но учитель все же находился там. Они вместе с Чёрчем склонились над столом и что-то обсуждали. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они, наконец, решили разойтись. Выходя из кабинета, мистер Харкер над чем-то смеялся, но лицо его ассистента оставалось непроницаемым. Эмма прижалась спиной к стене.

— Увидимся завтра, мистер Логан, — усмехнулся мистер Харкер.

Чёрч не проронил ни слова. Эмма тоже. Он сделал пару шагов, потом остановился. Замер. Затем развернулся и вернулся в класс. Она быстро последовала за ним и закрыла за собой дверь.

— Я надеялся, что это может подождать до нашего возвращения домой, — вздохнул он, поставив портфель на стол.

Эмма свирепо уставилась на него.

— А ты и впрямь собирался идти домой? Что-то я сомневаюсь, — огрызнулась она.

— Эмма, не будь ребенком. Тебе это не идёт.

— Почему бы и нет? Раз ты обращаешься со мной как с ребенком, — ответила она. — Чёрч, я всё понимаю. Что бы между нами ни было, всё это на твоих условиях. Прекрасно. Я с этим смирилась. Я выполнила всё, о чём ты меня просил. Я даже собираюсь пообедать с твоей подружкой. В ответ мне бы хотелось, чтобы меня, по крайней мере, уважали.

Из груди у Чёрча вырвался сдавленный смех, и это, похоже, ошарашило его не меньше, чем её.

— Уважали? Объясни мне, в чём я проявил неуважение?

— Где ты вчера пропадал? — прошипела она, наконец, приблизившись к нему. — Тебя не было всю ночь! Я понятия не имела, что происходит, Джерри всё время о тебе спрашивал.

— По-моему, в этом доме я ночевал гораздо реже, чем за его пределами. Почему это вдруг стало такой проблемой?

— Это что, шутка? Ну, теперь это стало проблемой, потому что — выражаясь твоими же словами — теперь мы вместе. Ты не можешь просто исчезнуть, ничего мне не сказав, — произнесла она, сделав ударение на последнем слове.

— Прежде чем что-нибудь сделать, мне нужно согласовывать это с тобой? — раздраженно вскинув бровь, уточнил он.

— Я говорю не об этом, и ты это знаешь. Где ты был? — не унималась она.

Теперь Чёрч прищурился.

— Эмма, я не должен перед тобой отчитываться. Ты просто должна мне доверять.

— Ну, что ж, тогда ладно. Тогда я, пожалуй, тоже уйду на всю ночь. Может, даже сегодня. Ты можешь вернуться в пустой дом и задуматься, где я и с кем, что я делаю, и если…

Она испуганно вскрикнула, когда он вдруг грубо схватил ее за плечо и толкнул назад. Дверь в подсобку распахнулась, и Эмму запихнули внутрь.

— Видимо, когда я спросил, поняла ли ты меня, — прорычал он, зажигая свет. — Ты солгала, ответив «да».

— Нет, я…

Его ладонь внезапно зажала ей рот, а большой палец оказался у нее под челюстью, чтобы девушка не смогла произнести ни слова.

— Ты не поняла, — вполголоса произнес он и, наклонившись ближе, свирепо уставился на нее.

Эмма почувствовала, что вот-вот утонет в его голубых глазах.

— Ты не вправе сделать и грёбаного вздоха, пока я не скажу, поняла? Ты не ставишь под сомнение то, что я делаю, поняла? И когда я тебе что-то говорю, ты мне веришь, поняла?

О, конечно, она поняла. Эмма надеялась, что и Чёрч понял, когда она со всей силы пнула его по яйцам. Но не успела она отдернуть ногу, как он прислонился к ней. Прижал ее к стене.

— Я с тобой говорю, — выдохнул он. — Ты практически единственный человек, с которым я разговариваю, кому я реально позволяю меня слышать. Единственный человек, с которым я провожу хоть сколько-то времени. Почему тебе этого недостаточно? Я уже отдал тебе столько себя, сколько не давал никому на свете, и тебе этого мало. Для меня это тоже впервые, Эмма. Дай мне время. Делай, как я прошу, дай мне время, и пусть этого пока будет достаточно.

Что ж, отлично. Она сморгнула подступившие слезы. Эмма никогда об этом не задумывалась. Чёрч отдавал ей частички себя. Он сказал, что разговоры дорогого ему стоят, и, видимо, эту цену он платил именно ей. Чёрч пропал на всю ночь, но, он прав, так очень часто было и раньше. Он не знал, что это ее расстроит, и вместо того, чтобы ему это объяснить, она просто на него набросилась.

«Просто я хочу знать о нем все. Каждый день, каждую минуту, при каждом вздохе. Разве я о многом прошу?»

Когда он, наконец, убрал руку от ее рта и сжал ей шею, Эмма попыталась озвучить свои мысли.

— Ты не пришел домой, — прошептала она. — Ты не... Чёрч, я тебя понимаю. Правда. Ну, или во всяком случае, пытаюсь. Но... ты тоже должен меня понять. Я тоже не знаю, как быть. Все, кого я знала, причиняли мне боль. Я только и жду, что ты тоже причинишь мне боль.

— Это глупо, — сказал он и опустил взгляд на ее губы. — Раз ты и так знаешь, что это произойдет, зачем тогда беспокоиться?

Эмма никогда раньше не думала об этом в таком ключе. И впрямь, стоит ли бояться неизбежного? В таком контексте это казалось просто нелепым. С таким же успехом она могла бояться налогов, дождя или смерти.

— Потому что от тебя я этого не вынесу. Только не от тебя.

Чёрч порывисто вздохнул и на мгновение крепко сжал руку. Перекрыл ей доступ к воздуху в комнате. Она стояла совершенно неподвижно, готовая вот-вот потерять сознание.

Но не потеряла.

— Так чего именно ты от меня хочешь? — наконец, спросил он.

Она затаила дыхание, немного удивившись его прямоте. Из уголка ее глаза скатилась слеза, и Эмме потребовалось некоторое время, чтобы хорошенько над этим задуматься.

— Я хочу знать, почему ты не сказал мне, что не вернешься домой. Почему у тебя даже не возникло мысли позвонить.

Теперь уже страдание отразилось на лице у Чёрча.

— Честно? Я об этом даже не подумал. Всегда, на протяжении долгих лет я беспокоился только о себе. Полагаю, теперь, мне нужно научиться думать и о тебе.

— Похоже на то. Где ты был?

Чёрч сделал глубокий вдох.

— В другом месте.

— Но это не..., — ее голос затих, когда он к ней приблизился.

Его губы нежно коснулись ее губ.

— А теперь ты расскажешь мне всё, что мне нужно знать о нашей новой подружке.

Тем же вечером Эмма сидела на кровати у Чёрча, скрестив ноги и держа на коленях его ноутбук. Покусывая прядь своих волос, она просматривала разные сайты социальных сетей. Чёрч вышел на кухню, чтобы принести им что-нибудь выпить.

— Я всё равно не понимаю, — заговорила Эмма, когда он вошел в комнату. — Почему ты выбрал своей мишенью именно эту девушку? В смысле, серьезно, Чёрч… я большинство людей терпеть не могу, но эта цыпочка... она милая. Простая. Она кажется почти ранимой. Сомневаюсь, что у нее была такая легкая жизнь, как ты говоришь.

— Уж поверь мне, — буркнул он и, приблизившись, протянул ей стакан.

Эмма сделала большой глоток воды, и чуть было всё не выплюнула, когда поняла, что это в основном водка, с небольшим количеством минералки.

— С чего ты это взял? — откашлялась она, вытирая подбородок.

— Я знаю.

— Но откуда ты знаешь?

— Ты еще не поняла? — вздохнул он, поставив свой стакан на тумбочку. — Я знаю всё. Лиззи Ренни родилась и выросла в Сент-Луисе. До шестнадцати лет ходила в частную католическую школу для девочек. Затем перешла в государственную среднюю школу. Закончив школу, поступила в колледж Сент-Луиса. Этим летом поселилась в студенческом общежитии и с начала учебного года посещает занятия в нашем колледже.

Эмма была слегка удивлена. Чёрч слишком много знал об этой девушке. Тогда зачем ему понадобилось, чтобы она притворялась ее подругой?

«Да что за хрень с этой девчонкой? Вот в чём главный вопрос».

— Лаааадно, — протянула она и сделала большой глоток из своего стакана. — Да, сегодня за обедом я примерно это и узнала. Кроме того, я выяснила, что у нее было в некотором роде монастырское воспитание — благодаря католической школе — и строгая мать. Она только здесь, в общежитии стала жить самостоятельно. И ещё она боится собственной тени. Я ничего не понимаю. Что именно ты хочешь с ней сделать?

Наступила долгая пауза. Чёрч стоял у кровати, уставившись в стену. Иногда он словно исчезал, погружаясь в собственные мысли, туда, куда ей было не добраться. Секунд через тридцать он моргнул, взглянул на нее и взял свой стакан.

— Ты и в самом деле не понимаешь, — согласился он. — Я рос с женщиной, которая считала, что избиение — это лучшая форма воспитания. Эта девочка… у нее было все. Всё. Она красивая, счастливая, ее любят. Тебя любят, Эмма? Тебя вообще кто-нибудь когда-нибудь любил?

Эмма вжалась в подушки так, словно ее ударили. Она нахмурилась и опустила взгляд на стакан.

— Нет, — прошептала она.

— Вот именно. Ей всю жизнь дарили любовь, и она принимает её как должное. Её любили и обожали, а она скулит и хнычет. Можешь себе представить, каким бы человеком ты стала, если бы в детстве тебя просто кто-нибудь любил? Сейчас ты потрясающая, а если бы тебя любили, ты была бы просто сокрушительной. А она на эту возможность срать хотела. Только плачется. Нахер ее. Она этого не заслуживает. Поэтому я собираюсь ее всего этого лишить.

Вау. А у Чёрча-то гораздо больше заскоков, чем казалось на первый взгляд. Эмма допила свой напиток, затем наклонилась и поставила стакан на пол.

— Итак, за то, что тебя лишили нормального детства, бедной малышке Лиззи придётся заплатить сполна.

— Кто-то ведь должен — почему не она?

— Это не справедливо.

— Эмма, это жизнь несправедлива. Почему ей достались любящие родители? Почему я родился с незаурядным интеллектом и ограниченным чувством сострадания? Почему ты застряла с матерью, которая тебя ненавидит, и мужчинами, которые...что ж, думаю, это мы ещё не обсудили, так ведь?

Эмма снова выпрямилась.

— Ладно, значит, тебя поимели, а Лиззи осчастливили, хорошо. Что именно ты хочешь с ней сделать? Я практически эксперт в том, как разрушить чью-нибудь жизнь — Марго обеспечила меня богатым опытом. Хочешь сделать так, чтобы она никогда больше не смогла снять квартиру? Хочешь, чтобы ее выгнали из общежития? Выперли из колледжа? Из города? — начала лепетать она.

Чёрч ухмыльнулся и скрестил руки на груди. Он на это не купился.

— Что с ней сделать, я уже знаю. Сейчас меня интересует, что случилось с тобой.

Не-е-ет, так не пойдёт. Эмма поджала губы и до боли их прикусила. Ей хотелось знать о нем всё, но о себе рассказывать она не была готова.

Собственно, с Чёрчем всё было просто. Ничего сложного. Псевдо социопат, стремящийся навредить людям. Волк-одиночка, который по какой-то непонятной причине счел нужным удостоить её своим вниманием.

Но с Эммой дело обстояло гораздо сложнее. Она действительно была в полной жопе. Действительно натерпелась от жизни. А когда простое встречается со сложным, это чаще всего плохо заканчивается.

И всё же он смотрел на нее уже хорошо знакомым ей взглядом. Ответ «нет» вообще не рассматривался. Она от него отвернулась.

— Во время нашего разговора мне разрешается курить?

— Нет.

— Тогда нам придётся делать перерывы на перекур.

Чёрч вздохнул и забрался к ней на кровать.

— Постарайся продержаться как можно дольше, — посоветовал ей он. — А теперь. Расскажи мне все свои грязные секреты, Эмма Хартли.

Она сделала глубокий вдох.

— Моя мать говорила мне, что я уродина.

— Каждый имеет право на собственное мнение.

— Она говорила, что я похожа на своего отца, — продолжала Эмма. — Но говорила это так, словно оскорбление. Настолько уродливым он не был. Я имею в виду, в конце концов, она ведь с ним трахалась.

— Ты совсем не похожа на свою мать.

— Да, не похожа.

— Значит, ты в основном пошла в отца.

— Да.

— И ты на редкость привлекательна, — продолжал свой расклад Черч. — Значит, и он тоже.

— На редкость? — ухмыльнувшись, спросила она.

— Иногда, — поправился он. — В основном, когда молчишь.

— Это ведь тебе захотелось обо всем узнать, — заметила она.

Но не успела Эмма продолжить, как их прервали.

— Ой, ну разве это не здорово?

Они оба подняли глаза и увидели приоткрывшего дверь Джерри. Эмма уставилась на него. На ней не было штанов, и она сидела на кровати у Чёрча, скрестив ноги. Она даже не знала, что Джерри дома.

О Джерри было легко забыть.

— Да, — раздалось вдруг из темноты, и рядом с ним появилась Марго. — Это так... мило.

Она свирепо уставилась в комнату. Эмма ей в ответ улыбнулась.

— Сегодня вечером ты особенно неотразима, мама. Грандиозные планы?

— Мы едем в город, — ответил Джерри. — Как приятно видеть, что вы помогаете друг другу. Думаю, это на самом деле очень хорошо, ребята. Пол может помочь тебе с оценками, а ты, Эмма, возможно, познакомишь его с какими-нибудь своими подружками.

«ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА».

— Возможно, Джерри. Возможно.

Когда их родители, наконец, ушли, Эмма быстро схватила с пола джинсы. Она начала рыться в карманах, но Чёрч вырвал их у нее из рук. Он вытащил из них портсигар и, удерживая в руках ее сигареты, словно заложников, снова бросил джинсы на пол.

— Не хочу показаться грубой, — вполголоса сказала она. — Но, по-моему, твой отец — самый тупой человек из всех, кого я встречала.

— Джерри ещё тебя удивит.

— Он хочет, чтобы я познакомила тебя со своими “подружками”. Ты ведь уловил эту часть, да?

— Ну, я — выгодная партия, а он — мой отец.

— Чёрч... мы регулярно трахаемся. Как он может этого не знать?

— Потому что я трахаю тебя, только когда его нет дома, или он в отрубе, или, когда я уверен, что ты не издашь ни звука. Не пытайся сменить тему — заканчивай свою историю.

Эмма застонала и провела рукой по волосам. Когда входная дверь захлопнулась, она, наконец, снова заговорила.

— Я плохо помню своего отца. Иногда он был ко мне добр, а иногда бил. Потом он начал бить Марго, что, как я думаю, было уже слишком. Она сбежала от него посреди ночи. С тех пор я его не видела. Вот, собственно, и всё.

— Ага, чёрта с два. Как он тебя бил? Что именно он делал?

— Я не хочу об этом говорить.

— Очень жаль, потому что я хочу.

Эмме стало нечем дышать. Она знала, что Чёрч намерен услышать всё, и была рада, что ему хочется больше о ней узнать, но легче от этого не становилось. Чёрч был словно компьютер. Он впитывал информацию, собирал данные, считывал их, интерпретировал. Но совсем необязательно, что он всё это понимал, особенно когда речь заходила о чувствах. При желании Чёрч очень хорошо имитировал эмоции — мог по команде улыбаться, смеяться, возможно, даже заплакать. Однако, это не означало, что он понимал, почему остальные люди ощущали потребность это сделать. Она боялась, что Чёрч её не поймет. Догадается, что она еще более сумасшедшая, чем он предполагал.

— Я все тебе расскажу, когда ты начнешь предаваться воспоминаниям о том, как дорогая мамочка избивала тебя деревянной ложкой, — огрызнулась она.

Тишина. Потом скрип половиц. Движение. Он посмотрел на нее сверху вниз.

— Это была не деревянная ложка, — наконец, сказал Чёрч. — А разделочная доска.

Хммм, а вот это уже интересный поворот. Эмма не могла решить, впечатлена она или нет. О какой разделочной доске шла речь? Об одной из тех декоративных, на которых подают сыр? Или о той здоровой хреновине, которую достают на День благодарения? На ее взгляд, в обеих не было ничего хорошего.

И всё же, разделочная там доска или нет, Эмма не сомневалась, что её детство все равно было ужаснее.

— Похоже, твоя мама была просто очаровашкой, — вздохнула она и огляделась по сторонам.

Взглянула на свои руки. Ей захотелось накрасить на них ногти. У нее на ногах ногти были темно-синего цвета, Чёрч снова накрасил их накануне вечером. Но у него никогда не возникало желания заняться ее руками.

— Да. Однако это помогло.

Это заявление ее удивило. Он что, одобряет учиненное над ним насилие? Эмма снова взглянула на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Крыша у меня поехала еще до того, как она начала меня бить, — уставившись в потолок, сказал Чёрч. — Иногда я думаю, каким бы стал, если бы она никогда этого не делала. Скольким людям я бы навредил? Чем громче я кричал, тем сильнее она меня била. Когда я научился молчать, побои прекратились.

— Она научила тебя это скрывать, — догадавшись, прошептала Эмма.

— Она научила меня прятать это в себе. Прятать всё. Потому что стоит упустить что-то одно, потом другое, и, кто знает, возможно, вместо своих мыслей и эмоций мне уже придется прятать трупы студенток.

Эмма нахмурилась, обдумывая его слова. Что-то в них было не так.

— Но… теперь ты говоришь, — подчеркнула она. — Ты мне улыбаешься. Ты даже пару раз смеялся. Ты ко мне прикасаешься.

Чёрч протянул руку и провел пальцем по её ноге. В его комнате было прохладно, обогреватель работал в полсилы. Ее кожа была немного холодной и влажной.

— Мне хочется прикоснуться к тебе прямо сейчас, — прошептал он.

— Ты можешь.

— Я знаю.

На мгновение ей показалось, что он хочет сказать что-то ещё. По тому, как он смотрел на её ногу. На её грудь. По тому взгляду, что снова возник у него в глазах, будто он по-настоящему её видел. Будто он её... ценил. Затем Чёрч убрал руку и отвел взгляд.

— Ты всё испортила. Вроде как всё разрушила, — вздохнул он. — Вот почему я позаботился о том, чтобы тебя не выперли из колледжа — чтобы быть как можно ближе к тебе. Теперь ты сдерживаешь всё, что есть во мне плохого. Когда ты просто ходишь где-то неподалеку, всё это тоже там с тобой.

Ого. Эмма этого не понимала. Всё, что есть в нем плохого. Какой подарок.

— Теперь, — продолжил он. — Вернёмся к тебе. Объясни мне, Эмма. Почему ты стала такой? Что с тобой сделал твой папочка?

— А что, если…? — ее голос затих.

— А что, если что? Ты боишься?

Эмма кивнула.

— Если ты меня поймешь, вдруг я тебе наскучу. Тогда тебе больше не захочется быть со мной.

— А что, если я пообещаю тебе, что такого не произойдет?

Чёрч не лгал. По крайней мере ей. Она снова кивнула.

— Хорошо.

Он наклонился к ней и обхватил ладонями ее лицо. О, она обожала его поцелуи. Эмма обожала все, что он ей давал, но их больше всего. Такие нежные, они позволяли ей заглянуть ему в сердце, которого, как он считал, у него нет. Ей удавалось разглядеть всё больше и больше. Мягкие губы прижимались к ее губам, слегка их покусывая.

— Обещаю, если ты когда-нибудь мне наскучишь, то никогда об этом не узнаешь, — прошептал он ей в рот.

Эмма знала, что это максимум из того, что он может ей дать, поэтому просто это приняла.

— Мой отец меня бил, — прошептала она, заглянув в его голубые глаза. Он не отводил от нее взгляда и по-прежнему держал в ладонях ее лицо. — Сначала легкие шлепки то тут, то там. Затем он стал бить меня наотмашь. А потом пошло-поехало. Он избивал меня по любой причине. Вообще без причины. Иногда бил просто так. Бывало так, что ставил меня на пол и пинал ногой. Однажды избил ремнем. В другой раз своим ботинком.

— И что же из этого тебе нравилось больше всего? — хриплым голосом спросил Чёрч.

Эмма практически почувствовала мелькнувшее в его голосе возбуждение.

«Откуда ему известно, что мне это нравилось? Откуда он так хорошо меня знает?»

— Руки. Когда он делал это своими руками, — ответила она.

— Когда ты поняла, что тебе это нравится?

Эмма прикусила нижнюю губу, отчаянно желая сменить тему. Спрятаться. Но она не могла пошевелиться, и Чёрч её не отпускал. К тому же она уже так далеко зашла, у нее не осталось выбора.

— Другие — хрипло выдавила, наконец, она. — Муж номер два. Потом её бойфренд. Они меня... домогались…

— И тебе это не нравилось.

— Нет.

— Но, когда тебя били, тебе нравилось, — ответил за нее Чёрч.

Она кивнула.

— Почему так и не иначе?

Эмма больше не могла этого выносить. Его взгляд всегда выбивал ее из колеи, даже после всего того времени, что они провели вместе. У нее было ощущение, что она стоит перед ним голая, но не в хорошем смысле. Он раскурочил ее душу, вытащив наружу самые неприглядные части, а потом заставил ее перед ним отплясывать. Эмма не выдержала и отвела взгляд.

— Когда кто-то..., — она с трудом подбирала нужные слова. — Когда ты кого-нибудь трахаешь лишь ради траха, ты делаешь это только ради себя. А не ради другого.

— Конечно.

— Ты хочешь испытать оргазм, хочешь кончить. Ты думаешь исключительно о себе, — подчеркнула она. — Поэтому, когда меня трогали или трахали другие мужики, или заставляли меня трогать их, они делали это, чтобы им стало хорошо. Чтобы получить удовольствие. Кончить. Я просто была для них чем-то, что помогало им кайфануть, всего лишь сосудом. Если бы у нас была собака, они бы и её трахнули. Мне это не нравилось, я не какая-то там собака. Не какое-то, блядь, животное.

— Но побои, — произнес он, и Эмма увидела, как у него стремительно вздымается и опадает грудь.

— Когда меня бил отец, — прошептала она. — Это происходило потому, что он хотел причинить боль мне. Он думал только обо мне. Он был полностью сосредоточен на мне. Как будто ничего, кроме нас, не существовало. В такие моменты он становился центром моей вселенной.

Она вспомнила, что Чёрч говорил о страхе, и вдруг поняла, почему они так хорошо ладят.

— Он становился для меня всем. Становился моим Богом.

Эмма никогда никому об этом не рассказывала, ни своим терапевтам, ни социальным работникам. Она знала, как ужасно так думать, знала, как отвратительно это звучит. Она явно чокнутая. Но она существовала, и до тех пор, пока не встретила Чёрча, ей нужно было как-то существовать дальше.

Однако теперь, когда она с ним, ей больше не нужно беспокоиться о своем существовании. Судя по всему, ей не нужно беспокоиться и о своем скором сумасшествии. Раз уж Эмма сдерживает все его пороки, что ж, она с радостью отдаст ему свои. Он может их взять, рассмотреть их и так, и сяк, разобрать по косточкам и собрать снова, как ему заблагорассудится, потому что теперь они принадлежат ему. Он мог просто за нее думать, и ей больше не придется ни о чем беспокоиться.

— Господи, — выдохнул он и прислонился лбом к её лбу. — Как будто это я тебя выдумал. Где ты была всю мою жизнь?

— В самых жутких уголках ада. Ждала тебя.

— Спасибо, Эмма. Спасибо за то, что ты — совершенство.

Она крепко зажмурилась, изо всех сил стараясь не заплакать. Все это было неправильно. Разумная Эмма это понимала, а потому пиналась и кричала. Но из-за разумной Эммы она только и делала, что безвылазно торчала в стремных ситуациях. Темная Эмма оказалась единственной, кто воспользовался этими стремными ситуациями с максимальной выгодой и помогал ей в них выживать и даже процветать. А значит, нахер разумную Эмму. Темная Эмма заслужила этот момент.

По щеке скатилась невольная слеза.

— Пожалуйста, — прошептала она. — Пожалуйста, ответь мне взаимностью.

Молчание. Затем Эмма почувствовала, как он пошевелился. Отстранился от неё.

— Нет, — громко и отчётливо ответил Чёрч. — Но я могу дать тебе кое-что получше.

Эмма открыла глаза и увидела, что он закуривает сигарету. Она на мгновение остолбенела, глядя, как он глубоко затянулся, а затем выдохнул огромное облако дыма. Чёрч опустил свободную руку на ее голое бедро и потёр его вверх-вниз.

— И что же это такое? — наконец, спросила его она.

— Я буду самым ярким солнцем в твоей маленькой вселенной.

Внезапно рука у неё на бедре крепко сжалась, удерживая её ногу. Другой рукой Чёрч прижал кончик горящей сигареты к ее нежной плоти.

Эмма вскрикнула и непроизвольно дернулась вперед. Ей стоило огромных усилий сдержаться и не отпрянуть от него. Она так сильно прикусила нижнюю губу, что почувствовала во рту вкус крови и, схватив Чёрча за запястье, впилась ногтями ему в кожу.

Когда он наконец убрал сигарету, Эмма дрожала, у неё на лбу выступил пот. Тем не менее, она от него не отстранилась. Она откинулась на изголовье кровати, пытаясь перевести дух, а Чёрч тем временем вытянул Эммину ногу, неудобно положив её себе на колени.

— Я так и знал, — выдохнул он. — Сигареты. Я, блядь, это знал.

— Я всё гадала, — тяжело дыша, она провела пальцами по волосам. — Ты никогда ничего не говорил, но наверняка их видел. Мне было интересно, что ты думаешь.

На внутренней стороне ее правого бедра почти идеальной линией располагались восемь круглых ожогов. Ну, теперь девять. Восемь давнишних уже зажили, и от них остались просто розовые, слегка сморщенные круги. Она уже более двух лет не прижигала себя сигаретами, поэтому новый ожог, красный и воспалённый, сильно выделялся на ее кремовой коже.

Эмма начала делать это после того, как ей исполнилось пятнадцать. Она сильно сцепилась с последним бойфрендом Марго. Поздними вечерами он повадился приходить к ней в комнату и пытался засунуть руки ей в штаны. В один прекрасный день она решила, что с нее хватит, и затушила сигарету о его веко.

Он так сильно ее ударил, что ей наложили на челюсть шину.

Он бросил Марго, но от этого жизнь стала лишь намного хуже. Эмма заперлась в своей комнате, но это не мешало ее матери орать на нее через дверь. Зажженная сигарета помогла ей избавиться от того парня, почему бы ей не сделать тоже самое и в другой, но не менее надоедливой ситуации? Поэтому она зажгла новую сигарету, а затем тут же прижала к бедру ее горящий кончик, и это было похоже на чудо. Боль расцвела и заслонила собой все остальное. Все ее существо сжалось в одну крошечную точку у нее на теле. Это было восхитительно.

Эмма делала это только по особым случаям. В совсем безвыходных ситуациях. Слишком много ожогов привлекло бы к ней нежелательное внимание — она посещала сеансы групповой терапии и знала, как обращаются с «саморезками». Эмма бы по такому пути не пошла, она отказалась. Ей пришлось себя ограничивать.

Всего восемь. Восемь маленьких ожогов, восемь разных в высшей степени отвратительных событий ее жизни.

А теперь девятый и первый ожог, который поставил ей кто-то другой.

— Они прекрасны, — вздохнул Черч, поглаживая пальцами отметины, но стараясь не прикасаться к свежей. — Я всё думал, не поставил ли их тебе кто-то другой.

— Нет. Я никому не позволила бы оставить на мне след, — покачав головой, сказала она.

Чёрч взглянул на нее.

— Кроме меня.

— Кроме тебя.

— Я больше никогда этого не сделаю, — пообещал он, и она рассмеялась.

— Надеюсь, что ещё сделаешь.

— Эмма, ты сумасшедшая, — заявил он, и это ее напугало. Но всего лишь на мгновение, потому что уже в следующую он наклонился и стал целовать ее ожоги. — И я безумно это люблю.

«Близко, Чёрч. Так близко к тому, чтобы полюбить меня по-настоящему. Может быть, даже слишком близко».

ЧЁРЧ

Твою ж мать.

Что может быть прекраснее той проведённой вместе ночи? Я знал, что Эмма натерпелась от жизни, но, Господи. Она была сломлена, чтобы вновь возродиться только для меня. Ее буквально всю жизнь готовили для такого мужчины, как я.

Я могу сделать с ней всё что угодно. Абсолютно всё. Ей понравился тот ожог, она была просто вне себя. Я мог бы сделать это снова, каждую ночь, и она всё равно бы это любила. Любила бы меня.

Мне казалось, я знал, что такое настоящая власть. Решающим принципом было заставить меня бояться. Любовь считалась нелепой, любовь для слабаков. Любовь нужна лишь для того, чтобы использовать и мучить людей.

Правда теперь, когда я смотрю на Эмму, мое сердце бьется немного быстрее. Глаза видят яснее. Я лучше ее узнаю. Она уже не инструмент. Я больше никогда не смогу так её воспринимать.

Она нечто иное.

Нечто, что меня пугает.

12

Эмма боролась с желанием почесать ногу. Ожог на бедре заживал, поэтому страшно чесался. Если расчесать, то боль только усилится, и неизбежно попадет какая-нибудь инфекция, поэтому она давно научилась не трогать ожоги.

Однако легче от этого не становилось.

Всё изменилось. Временами казалось, что Чёрч отдалился от нее больше, чем прежде. Он теперь дольше молчал и все чаще уходил в свои мысли. Он так странно на неё смотрел, будто ещё минуту назад не мог ее разглядеть, но теперь образ стал чётким. Чёрч больше не прижигал ее сигаретами, но его прикосновения стали более агрессивными. Он так сильно сжимал ее бедра, руки, шею, что оставлял на ней синяки. Словно боялся ее отпустить, словно она могла куда-то исчезнуть.

И всё же он по-прежнему был одержим Лиззи Ренни — пожалуй, даже больше, чем раньше. У Эммы было такое чувство, что он использует эту девушку как своего рода отвлекающий маневр. Что бы ни происходило у него в голове, с помощью Лиззи он пытался от этого уйти. Эмме было больно видеть, как он борется с собой, поэтому она старалась помочь. Придумывала разные вещи, чтобы вызвать у него улыбку, развеселить его. Ей было немного не по себе от того, что он направил все свои злые помыслы на такую милую девушку, но в конце концов, Лиззи была лишь проверкой — не важно кто она такая, Эмме она нужна была только для того, чтобы утвердиться в глазах Чёрча.

Поэтому она по-прежнему ходила за Лиззи по пятам и узнавала о ней всё больше и больше. Запомнила расписание её занятий. Выяснила маршрут, по которому она возвращается домой. Мисс Ренни работала волонтёром в доме престарелых, каждый день брала книги в библиотеке и была преданным фанатом телешоу «Друзья».

Эмма также обнаружила, что Лиззи боится собственной тени. Очень полезная информация. Чёрчу нравился страх, поэтому Эмма решила дать ему то, что он любил больше всего. Она подсовывала под дверь Лиззи жуткие записки. Отправляла ей с одноразового телефона пугающие сообщения и фотографии, сделанные вечерами, когда она возвращалась домой с работы. К концу недели девушка была на грани нервного срыва. Она практически не высовывала носа из своей комнаты, ходила только на волонтерскую работу и в колледж.

Эмма рассказала Чёрчу о своих успехах. Казалось, сначала это его немного ошеломило — она сделала всё это без его указания, просто в надежде, что ему понравится. И ему понравилось, очень понравилось.

И всё же. Как бы ей ни было весело терроризировать Лиззи, Эмма начала чувствовать себя глупо. Вообще-то всё это очень походило на травлю. Недостойную ни её, ни, конечно же, Чёрча. Она знала, что у него на эту девочку грандиозные планы, и была к ним готова. Ей хотелось с этим покончить, хотелось перейти на следующий уровень.

Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Чёрч её трахнул, нашептал ей нужные слова, и Эмма изо всех сил старалась исполнить его самые темные желания. Раз за разом. Каждый день. Что-то должно было произойти. В промежутках между преследованием Лиззи Эмма начала преследовать уже другой объект.

Его.

У мистера Харкера, ее учителя математики, в административном крыле здания был личный кабинет. Ключ-карта Чёрча открывала ему доступ ко всем помещениям колледжа, а также к отдельным кабинетам Харкера. Однажды вечером Эмма задержалась допоздна, как раз заканчивались вечерние занятия. В полумраке она направилась в кабинет. Дверь была приоткрыта, и, убедившись, что Чёрч там один, она протиснулась внутрь.

— Я тебя раскусила, — сказала она, закрыв за собой дверь.

Чёрч сидел за компьютером в дальнем конце комнаты.

От её слов звук стучащих по клавиатуре пальцев не прекратился, поэтому она продолжила.

— Я знаю, что ты задумал.

Это наконец привлекло его внимание. Теперь из его угла не доносилось ни звука.

— Ты думал, я ничего не узнаю? В смысле, Чёрч, мне известно, что ты считаешь меня дурой, но Господи, я не полная идиотка.

Дыхание Чёрча участилось. Она действительно его прижала.

«Ха-ха».

— Ты производишь впечатление парня с ножичками. Я всё жду, когда же ты их достанешь, и мы с ними поиграем. Но ты этого не делаешь. Ты бережешь их для нее?

О. Наконец-то. Скрип кресла, он поднялся.

— Эмма, давай прекратим этот театр. О чем ты говоришь? — повернувшись к ней, спросил Чёрч.

— Мне известно, чем ты занимался все эти ночи, что проводил вне дома. Что от меня скрывал.

— В самом деле? Просвети же меня.

— Ты за ней следил.

Это была правда.

Чёрч иногда работал допоздна, проверяя работы и дописывая задания для внеплановых контрольных, но не часто. Не так, чтобы на это можно было свалить его поздние возвращения домой. И уж тем более не те ночи, когда он исчезал полностью.

Он попросил Эмму последить за Лиззи Ренни, узнать о ней все, что можно, и Эмма отлично с этим справилась. Глупец, неужели он и впрямь думал, что она его не заметит? Потому что узнать о Лиззи, конечно же, означало узнать и о нем.

Он действительно был ею одержим. Он смотрел на Лиззи, когда думал, что никто не смотрит на него. Кроме того, он вёл о ней записи — пилочка для ногтей и молоток помогли Эмме заглянуть дома в запертый ящик его стола. У него были фотографии, которые мог сделать только он сам, у ее окна. Рядом с ее работой.

Эмме было больно. Боже, сначала было ужасно больно. Страх являлся для Чёрча афродизиаком, он ради него жил. И если ему хотелось кого-то запугать, причинить боль, то это означало, что ему по-своему, хотелось этого кого-то любить. Ему хотелось что-то к этому кому-то чувствовать. Насколько могла судить Эмма, он никогда с Лиззи не разговаривал, однако ему хотелось всё это разделить с ней. Хотелось стать центром её вселенной, пусть даже на расстоянии.

Это сводило Эмму с ума. Она хотела быть единственной вращающейся вокруг него планетой. Откуда взялась эта девчонка, и какое она имела право привлекать внимание Чёрча? Почему он не может быть одержим Эммой? Что с ней не так?

Однако она понимала, что такие мысли никуда ее не приведут. Она даже никому не могла на это пожаловаться. Ее поймёт только Чёрч, а он поднял бы ее на смех. Она бы с этим не справилась. Поэтому ей пришлось пойти в обход. Как бы невзначай. Словно это вовсе ее не беспокоило.

«Даже если это очень, очень, очень меня беспокоит».

— Ладно, — произнес, наконец, он и сел за стол Харкера. Сверху лежал его портфель. — Ладно, итак, я за ней следил. Я же говорил тебе, что знаю о ней все, почему ты удивлена?

— Я не удивлена, просто не понимаю, почему ты мне не сказал. Мне не понятно, почему мы тратим твое время на эту детскую чушь. Это ниже твоего достоинства, — сказала Эмма.

— И ты думаешь, что знаешь, чего я хочу на самом деле, — медленно проговорил он.

— Думаю, ты хочешь причинить ей боль.

Чёрч закрыл глаза.

— А если и так? Как бы ты себя при этом чувствовала?

«Ужасно. Жутко. Так, будто ты ее любишь, а меня — нет».

— Не знаю, — наконец прошептала она. — Решила бы, что тоже зря трачу время.

— Тебя бы это не испугало?

— Ничего из того, что ты делаешь, меня не испугает.

— А что, если я захочу её убить? Это тебя испугает? — спросил он.

Эмма нахмурилась.

— Нет. А ты хочешь её убить?

— Я только об этом и думаю, — выдохнул он.

— Почему она? — застонала Эмма. — Она ... никто. Почему тебе хочется стать ее богом?

Наступило долгое молчание. Затем он открыл глаза и выпрямился.

— Ну, мне ведь нужно с чего-то начинать, так? Назовем это тренировкой. Тебе и впрямь будет все равно, если я ее убью?

Эмма призадумалась.

— Меня бы это очень взволновало. Но я бы не стала тебя останавливать.

— Нет, не стала бы. А могла бы ты мне помочь?

— Я… я не знаю. Если ты меня об этом попросишь... возможно. Не знаю.

Чёрч встал и потянулся к ней. Подцепил пальцем пояс ее брюк и притянул к себе.

— Ты поможешь мне совершить преступление, Эмма? — выдохнул он, подтолкнув ее к столу и вынудив на него сесть. — Ты поможешь мне лишить человека жизни?

— Не знаю, — повторила она. — Скольких ты уже об этом просил?

— Никого. Только тебя. Я столько лет не разговаривал, потому что ждал, когда скажу тебе эти слова.

Чёрч толкнул ее назад, и Эмма закрыла глаза и легла на стол.

— Для того, кто совсем не говорит, Ты, похоже, слишком хорошо знаешь, какие слова мне сказать.

— Потому что я знаю тебя, Эмма. Я знаю твою душу. Так же, как ты знаешь мою.

Тут до нее донесся какой-то шорох, поэтому она всё-таки повернулась в сторону и с удивлением обнаружила, что он копается у себя в портфеле. Он засунул туда руку и явно что-то искал.

— Я знаю твою душу, Чёрч? Ты это серьезно?

— Да. Мою душу и мои мысли.

Чёрч достал из портфеля самый большой нож, какой только она видела, и положил его на стол. Какое-то время Эмма удивлено на него смотрела, затем резко села и взяла нож в руку. Вытащив его из ножен, она уставилась на блестящее лезвие.

— Я так и знала, что это будет нож, — прошептала она. — Впечатляет.

— Вовсе нет. Это стереотип. Это охотничий нож, пожалуй, самый популярный среди серийных убийц и коллекционирующих ножи неудачников.

— И тем не менее у тебя такой есть.

— Я взял его у Джерри.

А вот это и впрямь было интересно. Она вскинула брови и удивленно посмотрела на него, при этом чуть не выронив нож. Совсем чуть-чуть — она тут же его поймала, но перед этим все же порезала большой палец. Эмма зашипела и отдёрнула руку.

— Что, черт возьми, делает старый добрый Джерри с таким здоровым ножом? И, между прочим, острым, — поглядев на рану, проворчала Эмма.

На кончике большого пальца уже образовалась внушительная капля крови.

— Он охотится, — объяснил Черч и, встав у нее между ног, схватил ее за руку. — Как и все остальные.

— Он охотится с ножом? — спросила Эмма, но тут у нее перехватило дыхание, потому что Чёрч взял в рот ее большой палец и на мгновение коснулся языком ранки.

«Совсем как сделала я, когда он порезался. Чтобы о нем позаботиться. Он обо мне заботится».

— Нет. Он охотится с дробовиком. Нож просто на всякий случай, — ответил он, когда наконец отпустил ее палец.

— Значит, этим ты планируешь когда-нибудь ее убить? — спросила Эмма и поднесла нож к лицу.

Он был таким блестящим, что девушка увидела в нем свое искаженное отражение.

— Я ничего не планировал, — поправил её он, а затем убрал нож.

— Конечно, не планировал. Ты просто каждую ночь стоишь у ее дома в ожидании финальной серии «Друзей», — фыркнула Эмма.

Чёрч свирепо на нее зыркнул, а затем снова толкнул на стол.

— Я ничего не планировал, — повторил он, и стал задирать к груди ее футболку. — Я не хочу ее убивать.

— Чушь.

— Я хочу, чтобы она страдала.

Тут Эмма почувствовала, как ее живота коснулся тупой край ножа, и у нее перехватило дыхание. Она снова уставилась в потолок.

— Так что же ты не заставишь ее страдать? — прошептала она.

Не успел он ответить, как снаружи раздались шаги. Кто-то шел по коридору. Лезвие перевернулось, и теперь в ее плоть мягко упирался острый край. Перед дверью кабинета шаги замедлились. Всего на мгновение. Затем проследовали дальше по коридору, и какая-то дверь, скрипнув, закрылась.

— Потому что я не могу..., — вздохнул Чёрч, ведя ножом по коже.

Стоит ему легонько надавить, стоит ей сделать один резкий вдох, и хлынет кровь.

— Я думаю, ты боишься, — осмелилась упрекнуть его Эмма.

Нож тут же замер.

— Прости, что?

— Тебе страшно. Всю свою жизнь ты прятался от того, кем на самом деле хочешь быть. От того, кем тебе суждено быть. Я знаю, потому что сама такая же. Я всегда прячусь. Но сейчас мне это не кажется правильным. Какой тогда смысл в жизни, если мы проживаем ее не так, как должны? К черту. Сделай это, Чёрч. Я не буду тебя осуждать. Я тебе помогу. Я хочу... хочу, чтобы ты был счастлив. Хочу, чтобы ты стал лучшей версией себя.

Эмма говорила правду. Сейчас она была слишком поглощена им, чтобы думать иначе. Темная Эмма смеялась на ветру, забив на свою жизнь ради этого будоражащего мужчины. Если он попросит ее это сделать, она сделает.

Ради него она готова на всё.

Наступила долгая пауза. Затем, внезапно, лезвие полоснуло её по коже. Чётко и быстро, отработанным движением. Это произошло так стремительно, что она и ахнуть не успела, как всё закончилось.

— Даже если эта “лучшая версия” меня — чудовище? — прошептал он, когда кровь разлилась по её животу и потекла вниз.

У нее перехватило дыхание.

— Особенно если это так, — ответила она.

Его губы коснулись ее кожи, целуя порез. Затем прижались к ее рту. Она ощутила соленый медный привкус, и зарылась пальцами ему в волосы, привлекая ближе к себе.

— Ты бы и впрямь это сделала, — выдохнул он ей в ухо, стянув у нее с головы футболку. — Помогла бы мне её убить. Вот так просто.

— Да, — пообещала она, цепляясь и дергая его за рубашку. — Я сделаю для тебя всё.

— Я тебе верю. Правда. Правда верю.

— Хорошо.

Эмма никогда в жизни никого не хотела так сильно, как Чёрча. Это было похоже на постоянную, непрекращающуюся боль. Когда он к ней не прикасался, не был внутри нее, она чувствовала дискомфорт. Пустоту.

Что касается Чёрча, он подобного впечатления не производил. Ему явно нравилось ее трахать, и он делал это так часто, насколько позволяли обстоятельства, но так или иначе, до той ночи она не могла сказать наверняка.

Однако сейчас всё было по-другому. В его прикосновениях чувствовалось отчаяние, в поцелуях — страсть. Он тяжело дышал, как будто не мог отдышаться. Как будто его сердце вышло из-под контроля, как и её.

— Поверить не могу, что ты позволила мне это сделать, — выдохнул он, снова скользнув губами к ее ране и стаскивая с нее джинсы.

Эмма быстро расстегнула его рубашку, а затем уставилась на голову Чёрча, на то, как он прокладывал дорожку из поцелуев вдоль изгиба ее бедра.

— Только тебе. Такое я позволила бы сделать только тебе, — произнесла она, проводя пальцами по его волосам.

Он скользнул языком ей между ног, от чего у нее невольно закатились глаза, а затем стал вновь подниматься вверх, осыпая поцелуями ее тело.

— Только мне, — повторил он, расстегивая свои джинсы.

— Потому что я люблю тебя, — выдохнула она.

Чёрч кивнул, и она почувствовала, как его пальцы сжали её руку и притянули к его твердому, как камень, члену.

— Знаю, Эмма. Боже, думаю, именно это мне и нравится в тебе больше всего, — прошептал он. — Я хочу, чтобы ты всегда меня любила.

— Я буду любить тебя, Чёрч. Думаю, я всегда тебя любила, с того самого момента, как впервые увидела, — призналась она.

Эмма исповедалась бы ему и в большем, рассказала бы ему всё. Всё. Но водя ее рукой вверх-вниз по своей эрекции, он снова начал ее целовать, и ее рот заполнил его язык.

Она пришла в кабинет, ожидая какого-то противоборства. Возможно, ссоры. Она и представить себе не могла, что в итоге они трахнутся на столе ее учителя и его начальника.

— С тобой мне кажется..., — прошептал он, а затем вдруг резко вошел в нее, чем чрезвычайно удивил. Эмма держалась за него, пока ее рука не прижалась к ее собственной влажной плоти. – Что возможно и для меня есть приют. Внутри тебя. Когда мы одно целое.

Тут же слёзы затуманили ей зрение, хлынули из глаз. Это было куда больше того, что она ожидала от него услышать.

«Почти как любовь. Может даже ничем не хуже любви?»

— Ты — мой единственный приют, — прошептала она в ответ и, обняв его за плечи, сильнее прижала к себе. — И я сделаю все возможное, лишь бы мы этого не лишились.

— Все, что угодно, — едва слышно произнес он.

Эмма кивнула и крепко зажмурилась.

— Что угодно.

Это очень отличалось от остальных интимных моментов, что у них были. Он вколачивался в нее так, что стол трясся и двигался по полу. Она застонала и провела руками по своему телу, потом по его телу, оставляя на нем кровавые следы.

И все это время он не сводил с нее глаз. Наблюдая за ней — видя ее — каждую секунду, что они были вместе.

— О боже, Чёрч, — простонала она, когда он поднял ее ногу и, прижав к своему плечу, стал вколачиваться еще глубже.

— Я хочу сделать это снова, — задыхаясь, произнес он, и Эмма почувствовала, как его пальцы скользнули по оставленному у нее на животе порезу.

— Хорошо, — с трудом соображая, кивнула она и облизнула губы. — Но сначала... но сначала...

— Я хочу делать это всегда, когда захочу, — быстро заговорил он, и его бедра задвигались резче. — Я хочу видеть, что ты вся моя. Хочу, чтобы ты была моей.

— Я твоя, — вскрикнула она, когда ее тело пронзила дрожь. — Я уже твоя. Всегда была и буду. Я твоя.

— Господи, Эм, ты меня…

— Я сейчас кончу! — вскрикнула она, прижав к лицу ладони.

Когда они занимались сексом дома, Чёрч обычно засовывал ей в рот кляп или что-нибудь ещё. Он предпринимал меры предосторожности, чтобы никто не услышал их маленький грязный секрет.

Видимо, здесь ему было все равно.

— Ты просто совершенство, — прошипел он, и когда вонзился в нее в последний раз, Эмма могла поклясться, что почувствовала, как он излился у нее внутри. Бурно кончив, Чёрч застонал и, опустив голову, провёл острыми зубами по ее груди.

— Совершенство. Ты совершенство. Истинное совершенство. Мы совершенство, — Эмма хватала ртом воздух, ощущая, как по нервным окончаниям всё еще проносятся электрические токи оргазма.

— Да, — согласился он.

Едва её дрожь утихла, Чёрч рухнул на нее сверху, выбив из лёгких весь воздух. Её это не заботило. Ей больше не нужно было дышать. Только не сейчас, когда жизнь была так восхитительна. Теперь ей можно было просто умереть, потому что прекраснее, чем сейчас, её жизнь уже не станет.

— Если бы я знала, что ты будешь таким, — с трудом усмехнулась Эмма. — Я бы пришла к тебе на работу гораздо раньше.

Чёрч фыркнул, и она почувствовала, как он слегка пощекотал ее бедра пальцами вверх-вниз.

— Жаль, что не пришла.

Снова повисла долгая пауза. Скользя по влажной от пота коже Чёрча, она провела пальцами по его спине. У него перехватило дыхание, он уткнулся лицом ей в грудь.

— В такие минуты я счастлив, — неожиданно прошептал он.

Ее пальцы замерли.

— Ты… что?

— В такие минуты с тобой. Мне кажется, что я... счастлив. Когда я в тебе, и знаю, что даже после того, как мы разъединимся, я все равно останусь в тебе. Я хочу остаться там навсегда, навеки у тебя внутри.

Эмма перестала дышать. Если она считала, что раньше он был с ней откровенен, то теперь не знала, как это назвать. Это превзошло её самые смелые ожидания.

«Если я буду очень, очень усердно молиться, может быть, Святой Чёрч исполнит мое самое заветное желание и, наконец, тоже полюбит меня».

— Ты всегда будешь во мне, — прошептала она в ответ и, крепко прижав к себе голову Чёрча, поцеловала его мягкие каштановые волосы. — Всегда.

Ей всего лишь хотелось его убедить, но это, похоже, испортило момент. Он замер в её объятиях, а затем медленно выпрямился. Какое-то время Чёрч внимательно на нее смотрел. Убрал у нее с лица прядь волос. Затем огляделся вокруг.

— Вот дерьмо, — проворчал он. — Такое хрен уберёшь.

Эмма тоже огляделась и засмеялась. Повсюду валялись бумаги, а деревянный стол весь был заляпан кровавыми отпечатками рук.

— Да, но, по крайней мере, устраивать этот бардак было очень весело.

Он помог ей подняться, и они оба надели джинсы. Чёрч нашел ей аптечку, и пока она обрабатывала свой порез, начал убирать комнату. Стол отмылся довольно легко, но им пришлось выбросить большой настольный календарь и несколько непроверенных тестов.

Закончив с уборкой, они посмотрели друг на друга. В кабинете было открыто окно во внутренний двор, и сквозь него лился слабый лунный свет. И его, и ее грудь были усыпаны кровавыми полосами, царапинами, отпечатками пальцев и ладоней, а у Чёрча по всей правой щеке тянулся длинный красный след. Он казался диким и опасным, будто только что сделал что-то плохое. От его вида Эмма остановилась и моргнула. Он казался... самим собой. Таким, каким должен быть всегда.

Ей это понравилось. Понравилось то, что он весь перепачкан ею. Понравилось, как все это уносилось в водосток, когда потом они принимали душ в раздевалке спортзала.

— Ты создана для меня, Эмма, — прошептал он под шум льющейся из душа воды. Так тихо, что она едва его услышала.

— Думаю, да, — согласилась она.

— Ну, что ж. Мы все спланируем. Ты мне поможешь. Мы станем... партнерами.

Чёрч произнес это слово так, будто оно было ему чуждо. Будто он произносил его впервые.

— Да.

— После такого пути назад уже не будет, Эмма. Если ты поможешь мне убить человека, ты станешь моей навсегда, — его голос походил на шипение.

Она вздрогнула, затем наклонилась к нему.

— Слишком поздно, Чёрч. Я уже твоя.

И так как вечер оказался слишком идеальным, Вселенная решила им подосрать. Машина Чёрча не завелась. Эмма думала, что он вызовет такси, но он даже не попытался. Просто запер машину и пошел прочь. Эмма вприпрыжку побежала за ним.

— Ты молчишь, — заметила она.

Чёрч взглянул на нее, и она рассмеялась.

— Ну, ты тише, обычного.

— Есть, о чем подумать. Насыщенный выдался вечер, — ответил он, немного её удивив.

И этот человек обыденно рассуждал об убийстве людей, а затем завтракал со своим отцом. А теперь тупо трахнул её на столе своего начальника.

— Ты сердишься потому, что я тебя раскусила? — спросила она. — Прости, но ты велел мне за ней следить. Вот я за ней и следила. Ты должен был понимать, что я обязательно тебя замечу.

— Нет, Эмма, я на тебя не сержусь.

Затем он совершил самый шокирующий поступок, какой она только могла представить.

Чёрч взял её за руку. Осторожно её сжал и уже не отпускал.

— Что происходит? — задрожав, прошептала она.

На улице было морозно, но трясло её вовсе не от холода.

— Ты когда-нибудь задумывалась..., — начал было он, но тут, похоже, снова погрузился в свои мысли.

Какое-то время он пялился в пустоту, но руку её не отпускал.

— Я всегда оказываюсь прав. В каждом тесте, в каждой контрольной, в каждой оценке.

— Да, да, ты гений. Мы все тебя не достойны. Эту речь я уже слышала, — подколола она Чёрча.

— Ты часто ошибаешься, — его голос становился всё ниже и ниже. — Каково это? Когда ты что-то делаешь, а потом понимаешь, что это было неправильно?

Эмма хотела было рассмеяться, но тут поняла, что он совершенно серьезен. Чёрч на самом деле спрашивал её мнение о чём-то, что его мучало, её честное мнение. Она была тронута.

— Наверное, я думаю о том, — ответила она. — В чём именно ошиблась. Случилось ли это от того, что я была недостаточно внимательной? Или это просто случайность? Пострадал ли кто-нибудь из-за моей ошибки?

— Всё перечисленное. А может, ничего из перечисленного, — отрывисто произнес он.

Эмма нахмурилась.

— Не знаю. В смысле я расстраиваюсь, но в жизни всякое бывает, так что я не позволяю себе опускать руки. Я стараюсь на этом учиться. Где я ошиблась, и как сделать так, чтобы этого не повторилось. Думаю, это лучшее, что можно сделать, когда допустил ошибку — постараться больше её не совершать.

Снова воцарилось долгое молчание. Эмма в очередной раз поёжилась и взглянула на часы. Они были примерно в пяти километрах от дома. Предстояла долгая прогулка.

— Спасибо, Эмма. За то, что со мной поговорила.

Она подняла на него глаза и с удивлением обнаружила, что он внимательно на нее смотрит. Воздух был морозным и свежим, отчего его бледная кожа казалась почти светящейся.

«Он такой красивый».

— Конечно, всегда пожалуйста. И в чем же, по-твоему, ты ошибаешься? — спросила она.

Чёрч нахмурился и остановился, тем самым вынудив остановиться и её. Он развернул её к себе так, что она встала прямо перед ним, затем поднял свободную руку. Его палец скользнул по ее лицу, и к тому времени, как он достиг её подбородка, вокруг них пошел снег.

— А если я ошибаюсь насчет тебя?

Эмма могла поклясться, что у нее перестало биться сердце.

— Нет, нет, нет, — быстро заговорила она. — Чёрч, ты не ошибаешься. Вовсе нет. Мы созданы друг для друга, в этом ты прав. Ты для меня идеален, я это знаю, и знаю, что тоже могу стать идеальной для тебя, если ты только…

Он прервал её поцелуем. Таким нежным. Таким ласковым. Совершенно на него не похожим.

— Ты идеально мне подходишь, — прошептал он. — Клянусь. Я просто болтаю. Не беспокойся об этом, ладно?

Эмма кивнула, но солгала. Всё было совсем не хорошо.

И да, она беспокоилась.

ЧЁРЧ

«Неправильно».

Имя прилагательное — «противоречащий истине или тому, что есть в действительности».

Наречие — «неправильным образом, не так, как следует».

Конечно, я и раньше ошибался; невозможно идти по жизни, не сделав при этом ни одной ошибки.

Просто обычно у меня всё так тщательно спланировано. Всё, что я ни делаю, — это маленький карточный домик, одна деталь идеально уложена на другую. Это кропотливая работа, но она вполне выполнима при наличии достаточного запаса времени, внимания и терпения.

Ну а вдруг проблема в том, что вы изначально складывали всё это неправильно?

Что если вы думаете, что чего-то хотите. Вы хотели этого всю свою жизнь, хотели больше всего на свете. И вот оно прямо перед вами, так близко, что достаточно протянуть руку.

Но что, если обрести это теперь означает для вас потерять нечто другое. Нечто новое, пугающее и чудесное.

Нечто, без чего вы, возможно, не сможете жить.

Если всё вдруг пойдет наперекосяк...

Может, я ошибаюсь. Может, я просто не посмотрел на это со всех сторон. Может, есть способ получить желаемое, и при этом не потерять её. Может, если я смогу через это пройти, она мне больше не понадобится.

Хотя я в это не верю.

Эмма меня раскусила. Я знаю все верные слова, что ей нужно сказать.

Просто, кажется, я не заметил, как в какой-то момент они стали верными и для меня.

13

— Эмма?

При звуке своего имени Эмма подняла голову. Она сидела, скрестив ноги, на раскладном диване в кабинете. У нее на коленях лежал раскрытый учебник, и она быстро его захлопнула. Он не относился ни к одному из ее нынешних предметов.

— Чего тебе надо? — огрызнулась она, когда в комнату вошла её мать.

— Я что, не могу просто проведать свою единственную дочь? — вздохнула Марго. — Я тебя почти не вижу.

— Я думала, это тебя обрадует.

— Это бы меня обрадовало, если бы я вообще тебя не видела.

— Мне нравятся эти ободряющие слова, мама, — сказала Эмма.

— Послушай, мы друг друга недолюбливаем, — проговорила Марго. — Так было раньше, и, видимо, будет всегда.

— Зачем ты пришла сюда, чтобы повторять общеизвестные истины? — спросила Эмма, рассеянно глядя по сторонам.

Марго нахмурилась, но не ушла. Она подошла и присела на подлокотник дивана.

— Можно дать тебе маленький совет?

— Нет.

— Я знаю, что ты меня ненавидишь и считаешь самым отвратительным существом на свете, но будь я дурой, мне бы никогда не удалось добиться того, что я сейчас имею. Кое в чем я очень хорошо соображаю, и одно из этого — мужчины. Что бы вы ни делали с Чёрчем, что бы между вами ни происходило, прекрати это.

Эмма застонала и закатила глаза.

— Знаю, тебе это не нравится, но не волнуйся, я не собираюсь разрушать твою счастливую семью. Чёрч и я просто…

— Меня волнует не это, — перебила ее Марго. — Меня волнует то, что этот парень тобой попользуется, сломает тебе жизнь, а потом бросит тебя и не вспомнит. И я очень сомневаюсь, что ты сможешь такое пережить.

Эмма взглянула на мать и моргнула. Что, чёрт возьми, со всеми происходит? Сначала накануне вечером неожиданно расчувствовался Чёрч, теперь это?! Она откашлялась и присела на край матраса.

— Почему ты так говоришь? Почему ты думаешь, что он непременно это сделает? — спросила она.

Марго снова вздохнула и потерла пальцами лоб.

— Потому что, хоть тебе и неприятно это признавать, но мы с тобой похожи больше, чем ты думаешь. Я знаю, что творится в твоей дурной голове, и знаю, как ты ведёшь себя с мальчиками. Вот почему... вот почему я бросила твоего папу.

Эмма замерла на месте.

— Чушь. Ты ушла от отца, потому что он начал тебя бить.

— Нет, я ушла, потому что ты стала им одержима. Это было... нездорово. Ненормально. Я должна была это остановить. Такая уж ты есть, Эмма. Всегда такой была. Некоторые люди впадают в зависимость от алкоголя или наркотиков, а у тебя всегда были проблемы с людьми. Вот почему тобой так легко манипулировать. Чёрч очень умен, и он это понял. Не будь идиоткой, — настаивала Марго.

Эмма была так зла, что почувствовала, как ее начинает потряхивать от напряжения.

— В самом деле? — прошипела она. — Я больная? Ненормальная? Потому что любила своего отца? Да, это хреново, и он был хреновым отцом, а больной в результате оказалась я?! Я была всего лишь маленькой девочкой! Я ничего не понимала, а ты это допустила! А что насчет остальных мужиков? А? В этом кто виноват?

— Шшш! — взмахнув руками, зашипела Марго. — Следи за языком, Джерри в гостиной!

— Думаешь, мне не насрать? — Эмма поднялась на ноги и нависла над матерью. — Ты позволяла взрослым мужикам меня лапать, трахать и бить, и у тебя ещё хватает наглости сидеть здесь и говорить, что я больна? Ну, мамуля, если я и больна, то лишь потому, что подцепила это от тебя!

Теперь она действительно кричала. Марго встала, и обычно это означало, что она лезет на рожон, но на этот раз всё было иначе. Может потому, что сейчас Эмма завелась больше обычного. Марго казалась реально испуганной.

— Эмма! Прекрати! — взмолилась она. — Я просто пытаюсь тебе помочь!

— Ты хочешь мне помочь? Тогда, чёрт возьми, держись от меня подальше, — выругалась Эмма. — Не разговаривай со мной. Даже не думай обо мне. Если ты еще хоть раз заговоришь обо мне и Чёрче, клянусь Богом, я это сделаю... я... я тебя убью.

Она тяжело дышала, почти задыхалась. И тут Марго побледнела.

Позади них в дверях стоял Чёрч. И со скучающим выражением лица наблюдал за ними обеими.

— Я просто... Марго обернулась и скользнула взглядом по ним обоим. — Я хотела помочь. Она моя единственная дочь, Чёрч. Пожалуйста, не…

Он резко схватил её за руку, от чего она вскрикнула. Чёрч рывком вытолкнул ее в коридор, одновременно войдя в комнату. Когда Марго к ним повернулась, он захлопнул перед ней дверь.

— Боже, я её ненавижу, — теперь Эмма и впрямь задыхалась. — Я ужасно её ненавижу. Ты можешь в это поверить?

— Да, — ответил он, обхватив ее за шею. — С тобой всё в порядке?

— Да. Господи, Чёрч, я ведь серьезно. Я её когда-нибудь убью, — выдохнула Эмма.

Он нахмурился, затем убрал с её лица прядь волос.

— Ладно, — наконец сказал он. — Но сначала я. Мы позаботимся о Лиззи. Потом я помогу тебе с твоей матерью.

— В самом деле? — рассмеялась Эмма, уставившись на него. — Мы просто будем убивать всех, кто нас бесит? Ты случайно не разбудишь меня завтра и не скажешь, что все это было шуткой?

Он так долго на нее смотрел, что Эмма уже начала побаиваться, а не оказалась ли она права. Затем на его глаза упала тень, будто ему хотелось стереть этот момент, и Чёрч ухмыльнулся.

— Нет, не думаю, что такое случится, — усмехнулся он, сделав шаг назад.

— Жаль. Я так усердно слежу за этой цыпой, что она мне почти нравится.

— Серьезно? — изогнув бровь, спросил он.

— Чёрч, она... милая. Она никому не делает ничего дурного. Думаю, у нее было очень обеспеченное воспитание. Она много упоминает о своей маме, и мне, кажется, эта женщина сильно на нее давит, — объяснила Эмма.

Внезапно Чёрч снова нахмурился. Почти гримасничая. Он был раздражён.

— Ты хочешь сказать, что не можешь этого сделать? — рявкнул он. — Потому что она милая? Потому что у нее было воспитание, которого мы с тобой не получили? Если не можешь, говори сразу. Я не хочу тратить время впустую.

— Господи, успокойся, я не говорила, что не буду этого делать. Я сказала тебе, что сделаю все, о чем ты попросишь, и сделаю. Просто я считаю, что есть люди, которые заслуживают этого гораздо больше, — попыталась объяснить она.

Чёрч прищурился.

— А я считаю, что тебе не следует рассуждать о вещах, о которых ты ничего не знаешь. Тебе нужно думать о том, способна ты на это или нет — не все рождены для чего-то великого, Эмма.

«Для чего-то великого. Это особенное слово».

— Ты считаешь, что убийство человека — это нечто великое?

— Считаю ли я, что власть над жизнью и смертью — это нечто великое? Да. Да, считаю.

«Ладно, это был глупый вопрос».

— Ну, да, это ясно. Наверное, я просто не понимаю, почему…

— Убить плохого парня легко, — усмехнулся Черч. — Парня, который идет на тебя с пистолетом. Злодея, который причиняет боль другим людям, это слишком лёгкий путь. Любой с этим справится. Но разве ураган проверяет подноготную всех тех людей, которых он убивает? А торнадо? Землетрясение? Нет, потому что это природные стихии. Они не обязаны этого делать. Так что тебе нужно решить, как ты хочешь жить, Эмма. Ты можешь избрать легкий путь, либо стать природной стихией.

Эмма уставилась на него. Боже, это и впрямь было прекрасно. Природная стихия, именно ею и был Чёрч. Просто ворвался в её жизнь, все разрушил, ничего не оставив после себя.

— Ясно, — выдохнула она. — Теперь мне действительно всё ясно. Прости.

— Хорошо. Ты поймешь, — заверил он ее. — Когда это произойдет. Когда ты это сделаешь. Ты все поймешь.

Он вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. Эмма продолжала таращиться в стену. Уходя, он каким-то лишь ему известным образом вырывал у неё из головы все мысли. Единственным лекарством было заполнить себя им. Каждая клеточка, каждая трещинка в ее мозгу переполнялась мыслями о Чёрче. Его желаниями и потребностями.

Поэтому она села на кровать, скрестила ноги, открыла учебник и уставилась на страницы. Прошлась по всем картинкам и диаграммам, запоминая разные вещи.

«Природная стихия. Мы пронесемся сквозь эту жизнь, оставим за собой разрушения и люди надолго нас запомнят».

14

— Привет, дамы!

Пропев это веселым и бодрым голосом, Эмма заняла место в столовой. Было время завтрака, но она не потрудилась ничего себе взять. Она просто улыбнулась сидящим напротив нее Стейси и Лиззи. Между ними завязалась дружба, и они довольно много времени проводили вместе.

Стейси будет скучать по Лиззи, когда той не станет.

— Эй, давненько тебя не видела, — странно посмотрев на неё, заметила Стейси.

Эмма решила попридержать улыбку.

— Да, после того инцидента с Марси я старалась не высовываться, — усмехнулась она. —Только учусь и наверстываю пропущенное.

— Звучит ужасно скучно, — засмеялась её подруга.

Эмма тоже натянуто засмеялась, а затем переключила внимание на свою жертву.

— Лиззи, а ты чем занималась? — как бы невзначай спросила она.

— Да так, ничем, — не отрывая глаз от тарелки, ответила девушка.

Развернутая Эммой кампания террора возымела действие. Лиззи казалась еще более худой и бледной, чем обычно. Её волосы свисали слипшимися длинными прядями, будто их давно не мыли. Похоже, они даже стали тоньше. Может, выпадают? Или она сама их выдёргивает?

— За ней следит какой-то полоумный маньяк, — проговорила Стейси. — Представляешь, кто-то посылает ей странные фотографии и сообщения. Я ей сказала, что не следует обращать на это внимание. Это скорее всего просто какой-то влюбившийся в нее идиот.

— Да, уверена, что так и есть, — согласилась Эмма.

— Я уговариваю её пойти на вечеринку в эти выходные, — начала Стейси, и Эмма тут же навострила уши.

Вечеринка, да? Большое скопление людей, если что-то пойдёт не так, все может случиться. Однако, не успела она обрадоваться, как Стейси продолжила:

— Но она отказывается идти.

— В самом деле? — спросила Эмма. — Тебе непременно нужно сходить! Покажи этому придурку, что он над тобой не властен.

— Не знаю, — вздохнула Лиззи. — За пределами моей комнаты я не чувствую себя в безопасности.

— Где может быть безопаснее, чем в полном людей доме? Я слышала, там будет вся команда по регби — более безопасного места тебе не найти.

— Думаешь? Просто... а что, если там будет он? — прошептала Лиззи.

Эмма нахмурилась, потом перегнулась через стол и накрыла своей рукой ладонь Лиззи.

— Тогда, надеюсь, ты его поймаешь, и остальные парни смогут измудохать его до полусмерти, — сказала она, и Стейси прыснула от смеха.

— По-моему, отличный план. О! Может быть, ты нарочно его туда заманишь!

«Да, да, да, давайте заманим его туда, девочки. Какая же это будет веселая вечеринка».

— Нет, — отчаянно замотала головой Лиззи. — Нет, я не буду этого делать.

— Хорошо, хорошо, ладно. Но, пожалуйста, пойдем.

— Может быть…

— С тех пор, как ты сюда приехала, ты ни разу не была ни на одной вечеринке. Это, наверное, самая лучшая возможность с кем-то познакомиться. Может, даже с кем-то, кто знает твоего преследователя, — предположила Стейси.

Эмма кивнула.

«Ага, как же. Единственный человек, который об этом знает, никогда ни с кем из вас не разговаривает, так что удачи с этой версией».

— Ладно, — сдалась, наконец, Лиззи. — В смысле, может быть.

— Да! Я понимаю это как «да», — засмеялась Стейси. —– Эмма, хочешь, я и за тобой тоже заеду?

— Кто, я? Нет, я не могу, — быстро соображая, ответила она.

Ей не хотелось ни на что подписываться, не поговорив с Чёрчем. Не обеспечив себе надёжное алиби.

— Почему нет? Ты должна! Это первая вечеринка Лиззи, ей понадобится поддержка, — настаивала Стейси.

Эмма покачала головой.

— Не могу. Я пообещала мужу Марго, что Чёрч со мной позанимается — это единственная причина, по которой они меня еще не выгнали. Так что я проведу время с семьей. Тебе придется напиться за меня, — сказала она.

— Это так отстойно. Когда уже с тебя снимут домашний арест? — просила Стейси.

— Может, в следующем столетии? Или после экзаменов, — усмехнулась Эмма. — Слушай, Лиззи, круто оторвись на вечеринке, ладно? Когда увидимся в понедельник, я хочу узнать все подробности. Стань моими глазами и ушами. Обещай, что пойдешь.

Господи, Эмма не знала, гордиться ей собой или стыдиться. Она с такой легкостью переключалась туда-сюда с палача на адвоката. Как уверенно с ее губ слетала ложь. Создавалось такое впечатление, будто она какая-то марионетка. Удивительная говорящая кукла! Она открывает рот, и, вуаля, наружу льются слова Чёрча! Конечно, ему не нужно разговаривать — она может просто говорить за него.

«Но, если я сделаю это за него, тогда это будет уже не мой голос и не его, это будет наш голос. Вместе. Всегда. За такую ничтожную цену».

— Я пойду, — сказала Лиззи со слабой тенью улыбки на губах. — Но Стейси, ты должна пообещать, что всё время будешь рядом со мной.

— О, конечно, конечно! Это как раз то, что тебе нужно, обещаю. Мы должны выбрать, в чём ты пойдёшь! Что ты думаешь на счет…?

Когда разговор полностью переключился на одежду и макияж, Эмма перестала их слушать. В конце концов, она попрощалась и отошла от стола.

Она не могла поверить, как легко ей удалось заманить их в идеальную для нее ситуацию. Чёрч не врал, Эмма действительно была создана для него. Кто бы еще мог так мило выманить его жертву?

«Никто. Только я. И в эти выходныеон это увидит. Увидит, что я — торнадо, лавина, землетрясение, ураган... что я — всё, чего он только пожелает».

Эмма совершенно точно знала, сколько потребуется Лиззи, чтобы доехать от её студенческого общежития до вечеринки. Знала среднее количество алкоголя, необходимое, чтобы напоить человека такого роста, веса и возраста, как Лиззи.

И благодаря своему новому учебнику она теперь знала, где на человеческом теле находятся самые крупные артерии. Конечно же, самой предпочтительной была ярёмная вена. Если перерезать плечевую артерию, жертва тоже не протянет и нескольких вздохов. Но она находилась на внутренней стороне руки и будет скрыта от глаз. Фиг попадёшь. И не так стильно, конечно. Если уж ей придётся помочь с этим Чёрчу, если уж ей придется оборвать чью-то жизнь, что ж, тогда это должно быть чертовски эффектно.

Несколько хороших, крупных артерий находилось на бёдрах. Прежде всего бедренная артерия, которая снабжала кровью всю ногу. Жутко, кроваво и непотребно. Она подумала, что это решит все проблемы Чёрча.

К тому же это было бы быстро и относительно безболезненно, а значит решило бы проблемы и самой Эммы.

Когда она рассказала Чёрчу о своей идее, он показался ей довольным, но каким-то отрешенным. Теперь он частенько казался отрешенным. Он всё это затеял, сказал ей, что это деяние свяжет их навсегда. Уголовное преступление лучше любых обетов. Но она всё больше и больше чувствовала, что он отстраняется.

Он что, в ней сомневается? Все её чувства затмила паранойя, и чтобы проявить себя, Эмма принялась работать с удвоенной силой. По сути, она самостоятельно прошла второй курс по анатомии. Она почистила и заточила его нож, освоилась с ним.

В глубине души Эмма задавалась вопросом, а не сомневается ли он в себе. Она не хотела в это верить. Он был потрясающим, ему просто нужно было это понять. Она не позволит ему испугаться. Эмма пообещала, что, когда придет время, она убедится, что всё сделано правильно. Она со всем справится. Ему не придётся и пальцем шевелить, просто стоять и смотреть. Наслаждаться тем, что сотворил.

— Так ты и правда никогда раньше этого не делал? — прошептала в темноту Эмма.

Была пятница, и до того, как она окончательно посвятит себя ему, оставалось менее двадцати четырех часов. У них не было четкого плана, но, если бы представился момент, они бы им воспользовались.

Из-за дерева вышел Чёрч. Они находились в лесу рядом с домом, в котором будет проходить вечеринка.

— Нет, я никогда никого не убивал, — сложив на груди руки, прошептал он в ответ.

Эмма подошла к нему вплотную.

— Готова поспорить, что ты пытался, — сказала она, обхватив себя руками и потирая предплечья.

— С чего ты взяла?

— Твое временное отстранение от занятий, — широко улыбнувшись, сказала она.

Чёрч никогда не рассказывал о том, из-за чего его отстранили, но додумать было нетрудно. Очевидно, перед тем как вернуться домой, в универе он слетел с катушек. Потом встреча с Эммой, ну, это ему окончательно снесло крышу.

«Хорошо, что мы оба любим такие катастрофы».

— А что с ним? — спросил он.

— Ты, должно быть, сделал что-то очень плохое, — ответила она. — Джерри сказал мне, что ты в списке лучших студентов на какую-то престижную стипендию. Таких людей, как ты, без веской причины не отчисляют. У тебя там кто-то был? Она была такой же милой, как я?

Чёрч сделал глубокий вдох и уставился куда-то поверх ее головы.

— Нет, Эмма. Для меня не существовало никого другого. Только ты.

— Оу, красивые слова, но мне, кажется, ты лжешь, — засмеялась она. — Не было ли в Колумбийском еще одной несчастной девушки, привлекшей твоё внимание? Может, еще какой-нибудь с богатыми родителями и благополучной жизнью? Они обнаружили, что ты за ней шпионил? Преследовал её?

— Эмма, я не…

— Ты причинил ей боль? — внезапно встревожившись, прошептала она.

То возбуждение, что охватывало Чёрча от занятий жуткими вещами, этот драйв... ей не хотелось, чтобы он испытывал это с кем-то еще. Ей и так было трудно позволить ему разделить это с Лиззи.

— Я ничего не сделал, — прорычал он. — Всё… все было совсем не так. Я выдохся. Мои оценки начали снижаться, я мог лишиться стипендии. Поэтому мне посоветовали сделать перерыв.

Эмма нахмурилась.

— Я на это не куплюсь.

— Почему нет?

— Да потому что, каковы шансы? Ты просто выдохся и тебе пришлось взять перерыв как раз за пару недель до того, как ты нашел себе идеальную первую жертву? Думаю, там произошло что-то такое, что заставило тебя приехать сюда в поисках того же самого. Чёрч, мне ты можешь рассказать. Я не буду тебя осуждать, — заверила она его.

— Хочешь знать, из-за чего я до этого дошел? Я только перевел дух и тут же напоролся на тебя. До тебя со мной всё было в порядке. Из-за тебя с твоим гребаным ртом, который никогда не затыкается, я почувствовал, что смогу делать всё, чего мне всегда хотелось. Всё это только из-за тебя, ясно? В Колумбийском ничего не случилось — здесь случилась ты.

Чёрч так быстро выплевывал слова, будто они его отравляли. Она тоже чувствовала себя немного странно. Он что, обвиняет её в предстоящей смерти Лиззи? Так словно она каким-то образом вынудила его уговорить её на это? Это было совершенно бессмысленно.

Но, с другой стороны... благодаря ей он почувствовал, что на многое способен. Почувствовал себя самим собой. Эмма слегка ему улыбнулась.

— Хорошо. Прости. Я тебе верю.

Похоже, это его только еще больше рассердило.

— Неважно. К чёрту это. Мы здесь закончили? — рявкнул он, а затем направился прочь из леса.

Эмма поспешила за ним, чтобы не отстать.

— Эй! Это ведь ты на этом настаиваешь! — рявкнула она в ответ. — Это ты ведешь себя так, словно это убийство — поезд, на который тебе непременно нужно успеть.

— Потому что..., — простонал он, проводя пальцами по волосам.

Он казался расстроенным — эмоция, которую Эмма никогда раньше у него не замечала, поэтому не могла понять, настоящая она или нет.

— Если мы не сделаем этого сейчас, то этого не произойдёт, а это должно произойти. Просто... Мне нужно, чтобы ты ещё кое-что для меня сделала.

Они остановились рядом с арендованной машиной. Его «Хонда-Цивик» все еще стояла возле колледжа, как будто он забыл о ее существовании.

— Еще кое-что? — рассмеялась Эмма, хотя это больше походило на фырканье. — Конечно, почему бы и нет. Что же?

— Просто… пообещай мне, что будешь по-прежнему меня любить, — сказал он, окончательно её шокировав. — Что бы ни случилось. Хорошо? Ты сказала, что любишь меня — значит, навсегда.

Эмма быстро заморгала от удивления.

— Конечно, Чёрч. Конечно. Что бы ни случилось.

— Мы в одной лодке, — наклонившись к ней, прошептал он.

— Да, — заверила его она.

— И ты меня любишь.

Почему он вдруг так из-за этого разнервничался? Эмма протянула руку и обняла его за шею.

— Мы в одной лодке, — вздохнула она. — И я буду любить тебя, что бы ни случилось. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы исполнить всё, что ты захочешь, обещаю. Обещаю тебе, Чёрч.

Он вздохнул и закрыл глаза.

— Эмма, я тебя не заслуживаю.

И это была самая невероятная вещь, какую он когда-либо ей говорил.

— Может, и не заслуживаешь, — подколола его она, чтобы как-то разрядить напряженную, гнетущую обстановку. — Но теперь тебе от меня не избавиться.

— Господи, очень на это надеюсь. Слушай, ты можешь дойти до дома пешком? У меня появились кое-какие дела, — отстраняясь от нее, сказал он.

Эмма уставилась на него.

— Сейчас? Чёрч, не знаю, помнишь ли ты, но мы собирались спланировать и осуществить убийство человека. Сейчас не лучше время для твоего исчезновения, — удивленно произнесла она.

— Я не исчезаю. Мне просто нужно... кое с кем поговорить. Кое-что выяснить, — сказал он ей. — Ничего без меня не предпринимай.

Эмма уставилась на него. Это что, испытание? Он так проверяет, действительно ли она готова идти до конца? Возможно, ему хочется, чтобы она действовала самостоятельно, твёрдо стояла на ногах. Доказала, что она и без него чего-то стоит. В этом дело?

— Если мы не сделаем этого в ближайшее время, — медленно проговорила она. — Второго шанса может и не представиться. Скоро День благодарения, и в результате развернутой нами кампании террора, она может вообще не вернуться. Ты готов пойти на такой риск?

Чёрч на мгновение уставился в пустоту. Затем кивнул.

— Я знаю. Ничего не предпринимай без моей команды.

Он резко опустился на водительское сиденье и завёл машину. Когда он закрыл дверь, Эмма отошла в сторону, но не успела она уйти, как он опустил стекло.

— Что-то еще? — наклонившись, спросила она.

Чёрч протянул руку и, проведя пальцами по ее волосам, притянул к себе.

— Скажи это еще раз, — прошептал он. — Пожалуйста.

Эмма улыбнулась.

— Я люблю тебя, Чёрч Логан.

Он даже не улыбнулся.

— Иногда…, — начал было он, затем на мгновение замолчал. — Иногда я почти верю, что это правда.

Не успела Эмма спросить, что именно он имел в виду, как Чёрч сорвался с места и исчез, оставив ее одну в холодной темноте.

ЧЁРЧ

Это оказалось так просто. Она все сделает. На ноже её отпечатки пальцев, она будет его держать, вымажется в крови.

И поскольку она меня любит, то возьмет всю вину на себя. Возможно, даже сама себя во всем обвинит.

Мой карточный домик прекрасен.

Так почему же мне хочется его снести?

Эмма меня любит. Несмотря ни на что, она действительно меня любит. Как такое может быть? И что еще хуже, она меня понимает.

Я так долго пребывал один в темноте, что давно решил, будто я — единственный, кто может в ней существовать. И тут появилась Эмма, скрывая под своей прекрасной улыбкой израненную душу. Просто разрушив всё вокруг, застав меня врасплох и сбив с ног.

Я идиот. Ей и не нужно ничего делать. Не нужно ничего доказывать. Эмма уже природная стихия. Чёртово землетрясение, разрушившее меня до основания.

И восстать из руин я хочу вместе с ней.

Хочу, чтобы мы стали чем-то большим. Смелее. Лучшей версией чудовищ, которыми мы оба являемся. Эмма права, травля ниже моего достоинства. Месть ниже моего достоинства. Она меня отравляла, пачкала. Я должен избавиться от этих мыслей и чувств и начать всё сначала. Начать с чистого листа.

Ведь торнадо убивает не потому, что воздух хочет отомстить земле.

Торнадо убивает, потому что может. Потому что он такой. Потому что он существует.

Теперь мне нужно всего лишь остановить ту катастрофу, которую я начал.

ЭММА

Я сумасшедшая.

Я давно это знаю.

Депрессия. Пограничное расстройство личности. Склонность к зависимостям. Возможно, ещё и с изрядной дозой посттравматического синдрома.

На протяжении многих лет это стоило мне дружбы и отношений. В некоторые из них я бросалась как в омут с головой, воспринимая их слишком серьезно, отдавая им слишком много себя.

А некоторых сторонилась, желая избежать ошибок прошлого.

Мне, наверное, следовало принимать целую кучу каких-нибудь лекарств. Я виню Марго. Она никогда не водила меня к настоящему психологу, а если бы и водила, то, скорее всего, украла бы все лекарства и продала.

Я много об этом думала. Да, Чёрч обладает надо мной какой-то властью. Да, я знаю, что иногда он пользуется этой властью в своих интересах. Манипулирует мной. Использует меня. Мне всё это известно.

Но, видите ли, мне всё равно. Я по-прежнему являюсь недостающей частью его головоломки. Я остаюсь единственным человеком, с которым ему хочется говорить, лишь благодаря мне он по-прежнему ощущает полноту жизни. Я не даю ему распасться, он принадлежит мне.

Без меня он бы не жил по-настоящему.

А может, я просто сумасшедшая, и всё совсем не так, как кажется.

15

Что-то было не чисто.

Конечно, принимая во внимание то, что она планировала сделать вечером, Эмма подумала, что ничего чисто быть и не должно.

Но всё же... Что-то было не так.

Накануне вечером Чёрч так и не вернулся домой — чего давно с ним не случалось. Он не отвечал на сообщения. Звонить ему она не собиралась. Чёрч был не из тех парней, что треплются по телефону.

Поэтому она мерила шагами дом Джерри, заламывая руки и раздумывая, что же ей делать. Без него она всегда чувствовала себя опустошенной. Чёрч велел ей ничего не предпринимать без его команды, но действительно ли он этого хотел? Время шло, не пора ли ей хотя бы пойти на вечеринку? Может быть, он уже ждет её там.

— Что-то не так, дорогая?

Эмма остановилась и огляделась. Господи, за чертовым столом сидел Джерри. Давно он здесь? Он так здорово слился с бежевым декором.

— Просто… напряженная неделя, — ответила она и снова принялась расхаживать по комнате.

— Не сомневаюсь. Эмма, хочешь совет?

Она вскинула глаза на Джерри, затем остановилась и уставилась на него. Он на неё смотрел. Поймал её взгляд.

«Кто этот парень и что он сделал с Джерри?»

— Расслабься, — сказал он. — Пол всегда был вольной птицей, он приходит и уходит, когда ему вздумается. Я давно научился позволять ему делать всё, что он пожелает, — в конце концов он всегда возвращается домой.

— Я не... Чёрч может делать все, что захочет, — сказала Эмма, забыв назвать его настоящим именем.

— Эмма, я знаю, как ты к нему относишься.

— Знаешь?

— Да. Мы с тобой, — Джерри медленно поднялся, совершенно её ошеломив. — У нас гораздо больше общего, чем ты думаешь. Мы оба говорим на его языке. Я сразу же это в тебе увидел. Ты его понимаешь. Ты и понятия не имеешь, что это для меня значит. Когда он был ребенком, его мать причинила ему боль. Не знаю, рассказывал ли он тебе. Я долго об этом не знал. И с тех пор он относится к женщинам с некоторым подозрением. Не подпускает их слишком близко. Поэтому, увидев, как ты о нем заботишься, присматриваешь за ним, а он тебе это позволяет… Мне всё равно, что говорит твоя мать. Я рад, что вы есть друг у друга. Думаю, вы были созданы друг для друга.

Замолчав, он остановился в нескольких шагах от неё. Эмма изумленно уставилась на него.

«Думаю, мы все очень недооценивали старину Джерри».

— С чего ты взял? Что мы созданы друг для друга? — прошептала она.

Мужчина пожал плечами и сократил расстояние между ними.

— По тому, как он на тебя смотрит. Говорит с тобой. Он все время живет в своем мире. Ты переносишь его мысли в реальный мир, — сказал Джерри.

Она нахмурилась.

— А что, если это плохо? Что, если его мысли... плохие? — спросила Эмма и тут же почувствовала себя виноватой.

Как будто она предала Чёрча. Она быстро попыталась это исправить.

— А что, если я делаю только хуже? Что, если я плохо влияю на него?

— О, Эмма, — ухмыльнулся Джерри и шагнул в сторону. — Мой сын — само совершенство. Ты не можешь сделать его хуже, чем сейчас. Ты можешь его только укрепить. Ты именно то, что ему сейчас нужно — кто-то, кто поможет ему пережить этот сложный период. Я так рад, что ты появилась в нашей жизни.

Неловко похлопав Эмму по плечу, он прошел мимо неё и зашаркал по коридору.

Какое-то время она стояла неподвижно. Потом фыркнула и тоже направилась по коридору. В какой-то момент ей показалось, что Джерри знает о своем сыне столько, сколько никому из них и не снилось. Но сложный период? Серьезно? У Чёрча, скорее всего, и сложного дня в жизни не было. Он всё просчитывал, он не допускал «сложных периодов», так что это было просто смешно, что мог Джерри…

Эмма застыла на месте.

У Чёрча не было сложных периодов.

У него не было сложных периодов.

И все же что-то сложное должно было произойти, чтобы его отстранили от занятий. Перерыв? У него снизились оценки, и ему посоветовали сделать перерыв? Этот человек, который всю жизнь жил по планам и расписаниям, вдруг не может взять себя в руки?

«Я спрашивала об этом накануне вечером. Он перевел разговор на другую тему. И я об этом забыла».

Эмме больше не хотелось этого забывать. Ей хотелось узнать, что, чёрт возьми, привело такого человека, как Чёрч, в его родной город, в дом его отца.

Она поняла, что зашла к нему в комнату и роется в его компьютерном столе. Бессмысленный поступок, она уже проделывала это раньше, даже с запертыми ящиками. Увидев сломанные замки, Чёрч над ней посмеялся, а потом сказал, что ей достаточно было просто попросить его их открыть.

Он ей не лгал. На самом деле, Чёрч даже не хранил секретов, он просто ничего не говорил, если она специально об этом не спрашивала. Поэтому его не волновало, что она рылась в его вещах. Значит, не будет волновать и сейчас... так ведь?

Так ведь?

Эмма встала, уперев руки в бока. Если ей хочется узнать что-то о парне, у которого нет секретов, ей, скорее всего, не стоит искать в тех местах, где стал бы что-нибудь прятать обычный человек. Что бы у него там ни было, он, по всей видимости, не считал нужным этого скрывать.

Его портфель. Он лежал на полу рядом с дверью. Эмма никогда в нем не копалась, но видела, как Чёрч вытаскивал из него бумаги, учебники и другие вещи, связанные с колледжем. Она никогда об этом не задумывалась. Даже нож не стал для нее шоком. Она и не подумала о портфеле.

Как только он оказался у нее в руках, Эмма перевернула его и вытряхнула все содержимое. Из портфеля высыпались бумаги, учебник по математике, связка ключей, его жуткий нож и потрепанное издание «Источника». Просто кое-какое лёгкое чтиво для старины Чёрча. («Источник» — роман американской писательницы и философа Айн Рэнд, опубликован в 1943 году в США. Главная идея романа состоит в том, что основной двигатель прогресса — это творческие люди с ярко выраженным эго — Прим. пер.).

Эмма обнаружила, что стоит на коленях, просматривает бумаги и, внимательно изучив каждый лист, запихивает обратно в портфель. По большей части это были тесты, которые он забрал, чтобы проверить дома. Несколько заметок о занятиях на следующий семестр. Ничего особенного.

«Какого хрена я вообще ищу?»

Она этого не знала, но все же умудрилась найти. В толстой книге с мягкой обложкой, между страницами 301 и 302, лежал сложенный пополам конверт. В левом верхнем углу красовался причудливый штамп Колумбийского университета, а в центре был аккуратно напечатан незнакомый ей нью-йоркский адрес. Прямо под полным именем Чёрча – Пол Е. Логан.

«Е... Я даже не знаю его второго имени. А он моё знает?»

В конверте было два письма — одно старое, датированное прошлым маем, задолго до того, как он приехал домой. Прочитав его, Эмма поняла, что это письмо — одно из длинной переписки между Чёрчем и его университетом. Она пробежалась по нему глазами, собирая по кусочкам всю информацию.

В основном, университет благодарил Чёрча за его выдающуюся работу и сообщал ему, как сильно им будет его не хватать. Брать академический отпуск, когда до магистратуры оставался всего один год, казалось им неслыханным делом, но, поскольку у него были отличные оценки и он всегда являлся примерным студентом, ему решили это разрешить. В Колумбийском будут рады вновь видеть его в следующем году, а если он вдруг посчитает нужным вернуться до этого, то и раньше.

Эмма нахмурилась и перечитала письмо. Затем ещё раз. Они все ошибались, Чёрча не отстранили от занятий, никто не отправлял его домой. Он сам захотел уехать. Сам попросил академ. Он послал фальшивое письмо собственному отцу, сообщив, что его сын вынужден покинуть университет.

«Зачем ему лгать о причинах своего возвращения домой? Какого хрена ему так приспичило вернуться домой?»

Второе письмо пришло совсем недавно, всего пару недель назад. Чёрч получил его сразу после того, как они познакомились. Это было письмо с подтверждением того, что некий Пол Е. Логан восстановлен на курсах Колумбийского университета. Университет благодарил его за возвращение и выражал радость по поводу того, что он решил сократить свой академический отпуск. Предполагалось, что он приступит к занятиям сразу после Нового года.

«То есть всего через месяц. То есть он отсюда уезжает. Бросает меня ».

В письме черным по белому были проставлены даты. Он захотел снова посещать занятия, и его приняли. Других писем не было, а значит, он по-прежнему планировал уехать.

По-прежнему планировал её оставить.

У Эммы задрожали руки, и бумаги упали на пол. Её замутило. Она почему-то не сомневалась, что если обыщет остальные карманы его портфеля, то, скорее всего, найдет и другие неприятные вещи. Продление аренды его нью-йоркской квартиры. Билет на самолет в один конец. Письмо для нее, в котором говорилось, что какое–то время ему было весело, но теперь он хочет уехать, чтобы жить своей настоящей жизнью — той, частью которой она не является.

— Как он мог так поступить?! — прошипела сквозь стиснутые зубы Эмма, скомкав в кулаке письма.

Здесь было что-то не так. Они вместе стремились к чему-то великому. Собирались совершить величайший грех. Они были двумя половинками единого целого. Он не мог ее бросить. Какого хрена он думал? Что они вместе убьют человека, а потом разойдутся в разные стороны?

«Или, на самом деле, это ТЫ убьешь человека — ты уже вызвалась. Это ТЫ её терроризировала. ТЫ делала всё возможное для того, чтобы если вдруг что-то когда-нибудь обнаружится, то всё укажет прямо на тебя, а Чёрч будет уже далеко. Господи, блядь, это не может быть правдой. Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы я оказалась неправа».

Эмма вскочила на ноги и зарылась руками в волосы. К чёрту это. Он не мог так с ней поступить. Несмотря на его убеждение Чёрч не был Богом, и он не мог давать и забирать. Только не у нее, уже нет.

Она знала, что у него на всё есть своя причина. Эмма в этом не сомневалась. К тому же он явно не был непогрешим — она только что обнаружила кое-какие его секреты. А это означало, что если она хорошенько постарается, то узнает и всё остальные.

«Ну, знаете, те самые, которых у него нет. Какая же я идиотка».

Думай. Думай. Всё взаимосвязано. Согласно одному из прочитанных ею писем, прошлой зимой Чёрч попросил предоставить ему академический отпуск на год. Зачем? Зачем ему это делать? Университет был для него спасением. Видимо, случилось нечто такое, из-за чего ему захотелось уехать. Захотелось вернуться домой.

Ладно, так почему именно домой? Чёрч был умным парнем — зачем возвращаться в эту дыру? Должно быть, ему здесь что-то понадобилось. Явно не семейные вечера с Джерри, Эмму он тогда даже не знал, так что что-то другое. Что-то настолько значительное, что он захотел покинуть университет.

Ему хотелось кого-нибудь убить.

Ему всегда этого хотелось, но почему именно сейчас? Почему он не пытался раньше?

Эмма, сдерживая слезы, расхаживала взад-вперед по комнате. Конечно, может, он и пытался — Чёрч о многом ей соврал, так что, как теперь узнать, что из этого правда? Может, она вовсе не так важна для него, как он утверждал. Может, она вообще пустое место.

Эмма остановилась.

Чёрч так стремительно сосредоточился на Лиззи Ренни. Эмма думала, что впервые он заметил её в тот день на уроке математики, но, конечно же, до этого он неделями за ней следил. Почему? Что изначально его к ней привлекло? По его утверждению, он обратил на неё внимание лишь потому, что Лиззи красивая, из хорошей семьи, и у нее благополучная жизнь.

Но теперь, когда Эмма всерьез об этом задумалась, в этом не было никакого смысла — многие девушки в городе могли похвастаться тем же самым. Под такие параметры подходила даже Стейси. По сути, она была красивее Лиззи, и Чёрч в прошлом уже фантазировал о том, чтобы её убить, так почему бы не выбрать её?

«Почему Лиззи? Почему я никогда раньше не смотрела на это под таким углом? Он её знает. Он должно быть откуда-то её знает. Но она его — нет. Откуда он её знает?»

С этой секунды Эмма превратилась в торнадо. Она обыскала комнату Чёрча сверху до низу. В какой-то момент в дверях остановился проходивший мимо Джерри, но ничего ей не сказал. Не попытался её остановить. Эмма лишь кивнула ему, и он кивнул в ответ, а потом продолжил путь в гостиную.

Чёрч был хорош, но не безупречен. Теперь она это понимала. Он, как и все остальные, совершал ошибки. Ему хватило глупости поверить, что Эмма никогда в нём не усомнится. Настолько, что оставил у неё перед носом свой портфель, зная, что в нём скрыты его секреты. Так что рано или поздно Эмма должна была найти что-то еще.

Она лежала у него в шкафу на полке, в самом дальнем углу. Чтобы до неё добраться, Эмме пришлось встать на тумбочку. Она была под стеклом в простой деревянной раме. Фотография. Покрытая, казалось, слоем вековой пыли.

Но когда Эмма её достала, то увидела, что к ней совсем недавно прикасались. На раме виднелось множество отпечатков, а по центру стекла тянулся длинный след, словно кто-то провел по нему тремя пальцами.

Эмма присмотрелась. Это была семейная фотография. В центре стоял еще маленький Чёрч, на вид ему было года четыре или пять. Он щурился, глядя в камеру, и, хотя был ещё ребёнком, выражение лица у него уже тогда было тем же самым, что и сейчас. Скука с оттенком презрения. Словно фотографироваться — это ниже его достоинства.

Слева позади него стоял Джерри. Гораздо стройнее, но всё тот же. Она была готова поспорить, что на нем даже та же самая рубашка, которую он носил каждый день. Тогда она сидела на нем намного свободнее, но Эмма почти что разглядела у него на кармане предательское кофейное пятно.

Справа стояла незнакомка. Стройная, длинноногая женщина. Очень красивая. Впервые Эмма задумалась о том, что в Джерри было такого, что привлекало к нему таких женщин. При всех своих недостатках Марго была хороша собой. И эта женщина на фото, видимо, его бывшая жена и мать Чёрча, казалась просто сногсшибательной. Чёрч явно пошел в неё. Она была чуть выше Джерри, с густыми, рассыпанными по плечам темными вьющимися волосами. Она сердито смотрела в камеру так, словно не хотела, чтобы её фотографировали, но даже прищурившись, не могла скрыть свои ярко-голубые глаза. Она была восхитительной. Даже более того. Она была... она была...

Очень знакомой.

Эмма так сильно сжала фотографию, что у неё под пальцами треснуло стекло. Да, мать Чёрча очень напоминала его, но она также напоминала и кого-то ещё. Эта бледная кожа, большие красивые глаза. Будь она чуть худее и немного более взволнованной, то казалась бы точной копией Элизабет Ренни.

Эмма выронила фото и вышла из спальни.

— Слушай, Джерри, — она пыталась говорить легко и непринужденно, но безуспешно. — Можно тебя кое о чем спросить?

Он сидел в мягком кресле в гостиной и читал старый номер «Ридерз Дайджест».

— Конечно, — не опуская журнала, сказал он.

— Как звали твою жену?

— Прости, что?

— Бывшую. Твою бывшую жену. Мать Чёрча. Как её звали?

Журнал слегка опустился, и Джерри взглянул на неё поверх очков.

— Кларис. Есть какая-то причина, по которой ты хочешь это узнать? — спросил он.

Эмма покачала головой.

— Нет. Кларис, а дальше?

— Кларис Логан, конечно.

— Нет, — Эмма с трудом подавила желание застонать. — Её девичья фамилия. Она вернула её себе после развода?

— Знаешь, я не уверен. Мы не поддерживали связь. Она, можно сказать, исчезла и, пожалуй, это было к лучшему, — вздохнул он, затем потер подбородок. — Думаю, вполне возможно, что она её себе вернула.

— Какая у неё была фамилия?

— Ренни. Кларис Ренни.

Эмма попятилась назад и прислонилась к стене у входной двери.

Ну, конечно. Боже, какая же она дура. Чёрч, наверное, считал её такой дурой. Они ведь чертовски похожи. Практически близнецы. Те же глаза, те же волосы, те же длинные конечности. Чёрчу достались все мозги, а Элизабет — все страхи. Бедная девушка.

— Чёрч — твой единственный ребенок, так ведь? — выдохнула она.

Джерри вернулся к своему журналу.

— Да. Честно говоря, после него я больше и не хотел детей. Решил, что дважды совершенства не достичь.

Значит, Лиззи — сводная сестра Чёрча. Воспитанная матерью, которая его бросила. Получившая всю любовь и ласку, которой он был лишен. Его мать, самая ненавистная ему женщина. Она не хотела такого ребенка, как Чёрч и, очевидно, он решил, что она вообще не достойна иметь детей.

Но почему он ничего не сказал Эмме? Он и так уже лишил её собственной воли, уговорил кого-то преследовать, терроризировать, убить. Неужели Чёрч думал, что она не поймет?

«Нет. Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Тем легче будет заставить тебя сделать всё, что он пожелает. Совершить спланированное им преступление, в то время как он улетит в другой штат и оставит тебя одну, чтобы ты взяла на себя всю вину, какая только сможет на тебя свалиться. Как умно, Чёрч. Найти послушную ученицу, которая сделает за тебя всю грязную работу. Просто идеальный план».

— Совершенство, — выдохнула она и откашлялась. — Мне пора, я опаздываю на вечеринку.

— О, вы встретитесь там с Чёрчем?

— Не думаю. До свиданья Джерри.

— Развлекайся, дорогая.

Эмма выскользнула за дверь. На ней была свободная драпированная юбка и топ с длинными рукавами, совсем не подходящая одежда для холодной погоды. Её обувь была еще хуже — дешевые сандалии.

Но она всё шла, не останавливаясь, из глаз потекли слёзы, и она надеялась, что замерзнет прежде, чем доберется до нужного ей места.

ЧЁРЧ

Я считаю в высшей степени несправедливым то, что мы не можем управлять своими чувствами. Практически всё остальное получается у нас довольно естественно. Мы можем терпеть голод, кучу времени не спать, можем долго сдерживать мочеиспускание, да всё что угодно.

Но когда дело доходит до чувств, их практически невозможно контролировать. Я никогда не хотел любить Эмму, и уж точно не собирался в неё влюбляться. Это произошло незаметно, так медленно, что я попал ещё до того, как понял, что произошло. В смысле, мне и в голову не могло прийти, что нечто вроде меня может в кого-то влюбиться.

Чудовища любить не умеют, а я куда страшней всего того, что прячется у вас под кроватью.

Но я кое-что понял. Я не хочу расставаться с этими чувствами. Не хочу расставаться с ней.

Теперь всё по-другому. Отныне и впредь мы будем вместе.

А это значит, что я должен всё ей рассказать.

17

К тому времени, как Эмма добралась до нужного ей дома, вечеринка была уже в полном разгаре. Она должна была быть там несколько часов назад, выжидать подходящий момент, чтобы выманить Лиззи. Теперь все были пьяными и слонялись вокруг.

На этот раз она не пряталась снаружи, а вошла прямо в дом. У неё стучали зубы, всё тело сотрясала дрожь, но Эмма не обращала на это внимания. Она направилась прямо на кухню в поисках своей жертвы.

— Эмма, ты пришла! — завизжала Стейси и, обежав кухонный остров, обняла Эмму. — Ого, да ты заледенела!

— Да, — с трудом выдавила она. — Где Лиззи?

— Ты бы её видела! Когда мы сюда пришли, она была такой скованной. Но потом я наконец-то заставила её выпить, и она стала совсем другим человеком.

— Звучит жутковато.

— Ты даже не представляешь. Она танцевала на кофейном столике, — засмеялась Стейси. — Правда, после пятой стопки она немного позеленела. Я спрятала её в одной из спален, через пару минут собиралась отвезти домой.

— Пойду проверю, как она.

— Хочешь что-нибудь выпить, прежде чем…

Эмма повернулась и пошла прочь.

Этот дом был совсем небольшим, и сейчас кишмя кишел студентами колледжа. Расталкивая их локтями, Эмма продвигалась по коридору, проверяя каждую дверь. Последняя вела в комнату, напоминающую мальчишечью спальню. На стене висели постеры с футболистами, поверх абажура были натянуты трусики, а на полу валялись пивные банки и коробки из-под пиццы.

Однако её внимание привлекла кровать. На ней в полной отключке и слегка похрапывая, лежала Лиззи.

Эмма вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

Приблизившись к краю матраса, она уставилась на лежащую на нём девушку. Жадно смотрела на её длинные загнутые ресницы. На нежные розовые губы. На ней было короткое, несколько бесформенное черное платье, которое еще больше подчеркивало бледность её кожи.

Она была очень красивой, такой же неземной, как Чёрч. Эмма могла понять, почему он был настолько ею одержим. Ещё более изящная, прекрасная версия его самого, получившая всю любовь и обожание матери, которая от него отреклась. Которая его избивала. Которая его забыла.

Это непростительно.

Убийство Лиззи преподаст их матери урок. Накажет её за всё, что она сделала с Чёрчем. Наконец-то дарует ему покой. Может, оно даже успокоит живущее в нём чудовище. Может, он научится его укрощать, справляться с ним, включать и выключать по своему желанию. Может, у него получится стать лучшей версией самого себя.

Получится достичь чего-то великого.

«Может, если я избавлю его от всей этой ненависти, в его сердце хватит места для любви ко мне...»

Нет. Это было бессмысленно. Она заплакала. Заплакала, потому что поняла, что Чёрч никогда ничего к ней не чувствовал. Вся его страсть, все его красивые слова — всё это оказалось ложью. Каждая капля его энергии и внимания была направлена на эту девушку. Каждое мгновение, проведенное с Эммой, на шаг приближало его к смерти Лиззи.

Эмма была одержима Чёрчем.

Чёрч был одержим Элизабет.

«Когда же настанет моя очередь?»

— Я тебя ненавижу, — выдохнула она.

Из-за гремящей из гостиной музыки её голос был едва слышен. Она уставилась на спящую девушку.

— Я ненавижу тебя и ненавижу его, но больше всего... я ненавижу себя.

Прежде, чем Эмма поняла, что делает, она взгромоздилась на Лиззи, расположив колени по обе стороны от её живота. Тяжело дыша, она смотрела на неё сверху вниз. Это было несправедливо. Она сделала всё, о чем только просил Чёрч, всё до единого. Она заслужила его внимание. Заслужила право стать его навязчивой идеей. Если бы ей только удалось избавить его от отвлекающих факторов, он бы наконец увидел, кто она на самом деле — его вторая половинка.

Эмма взяла с кровати подушку.

«Прости, Элизабет, но ради его любви я готова на всё . Если бы тебя воспитывали так, как нас, ты бы поняла».

Она положила подушку на лицо Элизабет и навалилась на неё всем своим весом.

Как и предполагала Эмма, оставив её, Чёрч отправился шпионить за Элизабет.

Он не мог понять, как у него вообще могла быть схожая ДНК с этой особой? Элизабет Ренни казалась какой-то тряпкой. Никакой индивидуальности. Не слишком умная, застенчивая. Скучная. Ничего особенного.

Ему по-прежнему было на нее плевать. Как и Эмма, Элизабет являлась всего лишь инструментом. Способом отомстить матери. Эта женщина родила Чёрча, превратила его в чудовище, а потом бросила. Она заслуживала смерти, но он считал, что смерть от его рук будет для нее слишком большой честью. Нет, она этого не достойна.

Как только Чёрч узнал о существовании Элизабет, весь его мир практически остановился. Обычно он вообще не думал о матери. Она ушла, исчезла и ничего для него не значила. Но осознание того, что у неё был еще один ребенок, и она предпочла этого ребенка ему, Чёрчу, оказалось слишком тяжелым испытанием. На свете не было никого лучше него.

В ход пошла одержимость. Он разузнал о них обеих всё, что только смог, и у него в голове начал складываться план. Выманить Элизабет от матери и прикончить, а затем присылать её домой по кусочкам. Поэзия, да и только.

А поскольку Элизабет не отличалась большим умом, её и в самом деле оказалось легко выманить. Пара правильно составленных сообщений с липового адреса электронной почты привела её прямиком в муниципальный колледж его родного города. Как только он втянул её в переписку, всё вообще стало проще простого. Её "стипендии" полностью финансировались за его счёт — несколько удачно и своевременно размещенных инвестиций позволили ему создать неплохой резервный фонд, поэтому заплатить за один семестр в местном колледже не составило для него проблемы.

А второй семестр ей, судя по всему, уже не понадобится.

И тут эта Эмма. На сцену вдруг вышла чертова Эмма. Взволновала его, сбила с толку и всё, блядь, испортила. Потому что, если он будет действовать так, как планировал изначально, то потеряет её. Даже если полиция их не поймает, Эмма сойдет с ума, узнав, что ею воспользовались, как каким-нибудь инструментом. Она и так крайне неуравновешенна и не смирится с мыслью, что он использовал её в своих целях. Раньше ему было всё равно.