Теперь ему было больно об этом думать. Но самое главное, он не мог отказаться от Эммы, даже ценой своей мечты о возмездии. Только не сейчас, когда он нашел в ней свою вторую половину.
Пошпионив за Элизабет, Чёрч поехал в Сент-Луис. Он пробирался сквозь пригороды, пока не оказался в более чем скромном районе. Было странно парковать у обочины взятую напрокат машину и идти по подъездной дорожке. Он приезжал к этому дому десятки раз, но никогда по-настоящему не ступал на его территорию. Нет, обычно он стоял на расположенном позади него пустыре и смотрел в бинокль.
Ну, хватит — пора встретиться со своим внутренним чудовищем лицом к лицу. Пора покончить со старыми обидами. Пора вернуться к нормальной жизни.
Чёрч постучал в дверь.
Последовала долгая пауза, и он взглянул на часы. Приближалось время ужина, а она всегда приходила домой к ужину. Он нахмурился и постучал снова, почти колотя в дверь. Наконец-то ему ответили.
— Господи, да иду!
Этот голос. По спине тут же пробежала дрожь, и Чёрч закрыл глаза. Он так давно его не слышал. И он попытался вспомнить тот последний раз.
— Я нашла это под твоей кроватью. Чёрч, что это за рисунок?
— Это огонь, мама.
— И что же в нем горит?
— Наш дом.
— Наш дом? Почему, скажи на милость, ты нарисовал наш дом в огне?
— Потому как считаю, что пламя красивое и уничтожает всё вокруг.
— Так вот чего ты хочешь? Уничтожить всё вокруг?
— Нет, мама. Только тебя.
— С меня хватит. Принеси мой ремень, Чёрч.
К тому времени, как открылась входная дверь, он взял себя в руки. Его лицо приняло свое обычное скучающее выражение.
— Чем я могу Вам… помочь..., — когда его мать взглянула на него, её голос тут же стих.
— Привет, — только и сказал он.
Женщина прижала руку ко рту.
— Боже мой... Пол, — выдохнула она.
Чёрч ухмыльнулся и, оттолкнув её с дороги, перешагнул через порог.
— Я тебя умоляю, никто меня так не зовёт, — сказал он, проходя мимо неё.
Было немного странно находиться в этой гостиной после того, как столько времени разглядывал её через дорогу.
— Просто говори Чёрч.
— Тебя всё еще так зовут? — спросила она, медленно закрыв дверь.
— Почему бы и нет? Ты меня только так и звала, — напомнил он ей.
Мебель в комнате была дешевой, подержанной. Матери явно не помешало бы сменить ковёр и заново покрасить стены. Будь Чёрч её обожаемым сыном, то мог бы запросто для неё это устроить. Он развернулся к ней.
— Как ты меня нашёл? — спросила его мать.
Похоже, она всё ещё была потрясена его визитом, будто думала, что он давно мертв, или что его вообще никогда не существовало.
— Как ты помнишь, я довольно умен. Разыскать тебя не составило большого труда.
Она нахмурилась, потом покачала головой и указала на диван.
— Можешь присесть, если хочешь. Выпьешь что-нибудь?
— Нет, я ненадолго.
— О. Так зачем же ты приехал, Чёрч? Сейчас? После стольких лет? — спросила она, нервно теребя на шее нитку жемчуга.
И это была женщина из его кошмаров? Чудовище, что пряталось у него в шкафу? Он помнил мать огромной женщиной, вечно возвышающейся над ним со вскинутой вверх рукой, всегда готовой нанести удар. Она приводила его в ужас, словно какой-нибудь ангел возмездия или посланный из ада демон.
Однако теперь он видел, что мать вовсе не большая. Она имела поразительное сходство со своей дочерью: среднего роста, стройная, с длинными конечностями, хрупкого телосложения. Он мог сломать её, как зубочистку. Просто поднять и сдавить.
«Мать преследовала меня всю мою жизнь, а она не более, чем тень».
Никогда раньше он так ясно не формулировал свои мысли на этот счёт. Чёрч был зол на мать, поэтому хотел ей отомстить. За все эти годы насилия, но еще больше за то, что она его бросила. За то, что обращалась с ним как с ничтожеством.
Но дело было не только в этом — он её боялся. Всю свою жизнь он мысленно с ней боролся. Было почти унизительно признавать, что она имеет над ним такую власть. Чёрч очень гордился своей самодостаточностью и тем, что себя контролирует. Но на самом деле он мало что контролировал. Его страх и гнев извратились и превратились в мелочную месть. Уже много лет он разжигал в себе желание отомстить. Он всем на свете лгал, покинул университет, он был готов разрушить множество жизней — возможно и свою собственную, и всё это во имя этой мести.
Если подумать, это довольно жалко. Особенно после того, как он увидел перед собой призрак той женщины.
«Страх — это самая сильная в мире вещь, а я так много его отдал этой женщине. Той, кто совершенно этого не заслуживает. Ну, хватит. Время следовать своим принципам».
— Я приехал поговорить о твоей дочери.
На её лице отразился смертельный ужас, но она тут же взяла себя в руки. Свирепо уставилась на него. В её глазах вспыхнул прежний огонь, и он заметил в них отголосок того, что видел в детстве. Но всего лишь отголосок.
— Откуда ты о ней знаешь? — прошипела она.
— Информация из открытых источников, — небрежно махнул рукой он. — Поверить не могу, что ты отпустила её в колледж.
— Поверь мне, я пыталась её отговорить, но ей двадцать, и она в праве делать все, что захочет. Я удостоверилась, что ты там больше не живешь и отпустила её. Очевидно, это было ошибкой, — сказала она. — Послушай, если тобой движет месть, я пойму. Я не... я была для тебя ужасной матерью. Я не знала, как обращаться с ребенком с особыми потребностями. Я была слишком молода, слишком глупа. Думала... думала, может...
— Ты думала, что сможешь из меня это выбить, — закончил он за неё.
Мать вздрогнула.
— Не знаю. Возможно. Это была неправильная тактика, и она не работала. Ты меня пугал. Поэтому мы... я ушла. Прости меня. Но не отыгрывайся на Элизабет. Она не просила её рожать.
— Я тоже, но вот, полюбуйся.
— Ты хочешь как-то ей навредить? — спросила его мать.
Чёрч снова ухмыльнулся.
— Ещё не решил.
— Клянусь Богом, если ты тронешь её хоть…
Он резко схватил мать за горло, и ее слова превратились в писк. Он сжал ладонь у неё на шее и потянул вверх, вынудив встать на цыпочки.
— Клянешься кем? — прошипел он. — И что же ты со мной сделаешь? Что ты вообще можешь мне сделать? Я могу прикончить тебя прямо сейчас, и ты никак этому не помешаешь.
В глазах матери вспыхнула паника, и она его ударила, заколотила по рукам и груди. Он даже не шелохнулся, только еще сильнее сдавил ей горло.
Это было просто восхитительно, так как он всегда и мечтал. Она смотрела на него со страхом. Не могла говорить, но шевелила губами. «Пожалуйста». Она повторяла это снова и снова. Умоляла его. Все мысли о его воспитании и её дочери исчезли. Центром её внимания стал он.
«Как же просто со всем этим покончить. Сейчас я её убью, и Элизабет будет жить».
Чёрч нахмурился и ослабил хватку. Нет. Это погубит Эмму. Он выстроил весь её образ мышления вокруг одного этого действа, вокруг себя самого. Если он сделает это без неё, это будет сродни измене.
— Пожалуйста, — мать наконец набрала в грудь достаточно воздуха и смогла заговорить. — Пожалуйста, не делай этого. Прости, Чёрч. Я сожалею обо всём, что тебе сделала.
Он зарычал и отпустил ее. Мать упала на колени, задыхаясь и хватая губами воздух.
— Ни о чем ты не сожалеешь, ты сожалеешь лишь о том, что я тебя нашел, — крикнул Чёрч. — Я пришел сюда сказать, что тебе больше меня не запугать. Я больше не позволю тебе властвовать надо мной.
— Я никогда... никогда не хотела... запугать..., — она запнулась.
Не успела она закончить фразу, как ей в ладонь впился его каблук.
— Но не зли меня. Ты убедила меня в том, что без постоянных побоев мне не стать нормальным, а потом, блядь, бросила. Знаешь, во что это меня превратило? Тебе крупно повезло, что снаружи сейчас не висит труп твоей дочери. Нет, ты хотела меня запугать, и часто это делала. Может, дражайшая мамуля, я и чудовище, но лишь потому, что научился этому у тебя.
Чёрч убрал, наконец, ногу с её руки, и мать вскрикнула. Затем всхлипнула и прижалась к стене.
— Прости, прости меня. Пожалуйста, не причиняй мне зла. Пожалуйста, не трогай мою дочь. Пожалуйста! — заплакала она.
Снова и снова она повторяла слово, которое он всегда так любил — пожалуйста. Чёрч закатил глаза и направился к двери.
— Умолять гораздо веселее, когда на кон поставлена жизнь.
Примерно в то время, когда Эмма с разбитым сердцем выходила из дома Джерри, Чёрч как раз въезжал в город, и с его сердцем всё было в полном порядке.
Даже находясь вдали, мать всё равно управляла его жизнью. Она сказала ему, что он чудовище, и Чёрч ей поверил. Потом разозлился на неё и захотел наказать. Захотел из-за нее лишить человека жизни.
Власть. Он всегда так стремился к власти, а всё это время над ним властвовала его мать. Он ей это позволял. Осознавать такое было почти унизительно. Что ж, хватит. Теперь он свободен.
Когда Чёрч наконец подъехал к дому, ему было так хорошо, что он чуть ли не вприпрыжку побежал к двери. Он взглянул на часы и впервые понял, что уже поздно. Чёрт, Эмма разозлится.
И всё же так лучше. Он собирался всё отменить, а потом во всем ей признаться. В том, что планировал её использовать, что с помощью этого убийства хотел отомстить матери, всё. Она наверняка расстроится. Он ей солгал. О многом. Какое-то время ей будет трудно ему доверять. На ее долю выпало столько мерзости, а он до сих пор только это усугублял.
Но он намерен это изменить. Чёрч верил в ее любовь к нему и, как ни странно, начинал верить в то, что сможет ответить ей взаимностью. Во всеуслышание, по-настоящему, с помощью реальных слов.
Как только с этим будет покончено, они могут попробовать разобраться, чем хотят стать вместе. А именно, в какое чудовище им хотелось бы превратиться.
Когда Чёрч вошел в дом, Джерри спал в кресле. Резко всхрапнув, он проснулся и уронил журнал на пол.
— Привет, сынок. Чем занимался? — зевнув, спросил он.
— Ездил к матери.
Джерри вскинул брови, но больше никакой реакции от него не последовало.
— Наверное, это был интересный разговор.
— Едва ли. В моих воспоминаниях она гораздо страшней, чем в действительности.
— Открою тебе маленький секрет, Чёрч. В воспоминаниях все страшней, — усмехнулся Джерри.
Чёрч уже приближался к своей комнате, когда до него вдруг дошло, что отец обратился к нему не по имени. Джерри никогда такого не делал, он всегда называл его Полом. Всегда. Это заставило Чёрча остановиться и оглянуться.
«Может, в Джерри скрывается нечто большее, чем я предполагал... может, он и впрямь мой настоящий отец».
— Эмма! — буркнул он, сворачивая к себе в комнату. — Мне нужно сказать…
Он замолчал и огляделся. Казалось, что на его спальню обрушился ураган. У Чёрча было нечто вроде навязчивого невроза, он всё держал в чистоте и порядке, так что представший перед ним бардак, немного резал глаз.
Из комода были вытащены все ящики. С кровати под неестественным углом свешивался сдернутый с пружинной сетки матрас. Весь пол был усыпан книгами и бумагами. Из шкафа была выброшена вся одежда. Его рабочий портфель оказался выпотрошенным и лежал вверх тормашками.
И всё же это не казалось ему простым, бездумным погромом. Если бы ей хотелось разгромить его комнату, она бы просто разбросала вещи. Порезала бы матрас, продырявила стены. Но ничего подобного не наблюдалось, всё скорее было перевернуто и повыдергано.
«Она что-то искала. Да, умная девочка. Я вечно её недооценивал».
Чёрч присел на корточки и поднял с пола своё издание «Источника». Он прочитал его почти до середины. Однако, когда он потряс книгу, то не обнаружил в ней и следа своей импровизированной закладки. Чёрч вздохнул и отбросил книгу.
— О, Эмма. На шаг впереди меня.
Что также может означать...
Чёрч быстро вернулся в гостиную, на ходу вытаскивая из кармана ключи от машины.
— Куда она пошла? — рявкнул он.
Джерри снова уснул.
— А? Что? — медленно приходя в себя, проворчал он.
— Эмма. Где она? Она с тобой говорила? — настойчиво спросил Чёрч.
— Да, да, — зевнул Джерри. — Она... э-э... думаю, она ушла на вечеринку.
— Хорошо, спасибо, — проворчал Чёрч и распахнул дверь.
Но не успел он сделать и шага, как Джерри снова заговорил:
— И она спрашивала меня о твоей матери.
Поездка на вечеринку тянулась целую вечность, хотя он нарушил все возможные ограничения скорости.
«Эмма не смогла бы сделать это без меня. Не стала бы. Может, она собиралась рассказать обо мне Лиззи. Пожалуйста, пусть всё ограничится только этим».
Жаль, он не спросил у Джерри, когда она ушла. Скорее всего, она добиралась пешком, и дорога от дома до вечеринки заняла у нее около часа. По всей видимости, Эмма стала рыться в его вещах, потому что устала ждать, а значит, ушла из дома поздно. Может, он увидит, как она идет по дороге? Чёрч включил дальний свет.
Эммы нигде не было видно. Либо её кто-то подвёз, либо у неё была большая фора по времени. Чёрч затормозил перед домом, где проходила вечеринка, и наобум припарковался на газоне. Затем быстро вышел из машины и рванул к зданию.
— Чёёёёёёёёрч, — проревел у двери какой-то парень. — Рад, что ты смог прийти, мужик!
Он нахмурился и прошел мимо, задев его плечом. Эмма любила выпить. Не будь она такой нищей, возможно, стала бы алкоголичкой. Поэтому он направился прямиком на кухню к «заправочной станции». Эммы на кухне не оказалось, зато там стояла Стейси и смешивала напитки.
— Эй, ты приехал! Я по началу так удивилась, когда ты не появился вместе с Эммой, — сказала она.
По-своему Чёрчу всегда нравилась Стейси. Она всё время разговаривала с ним как с нормальным человеком. Словно в том, что он ей не отвечает, нет ничего необычного.
Поэтому он надеялся, что Стейси и дальше будет так себя вести.
— Где она? — спросил Чёрч.
Все на кухне тут же замерли. У Стейси отвисла челюсть, и он с запозданием сообразил, что она, скорее всего, никогда раньше не слышала его голоса. В детстве они ходили в разные классы, а потому Стейси не могла услышать, как он разговаривал с учителем, а другой возможности у неё не было.
— Матерь божья, он разговаривает! — ахнул кто-то.
Чёрч обвёл всех присутствующих свирепым взглядом.
— Стейси, — прорычал он, и она закрыла рот. — Где Эмма?
— Э-э, она э-э..., — на секунду запнулась девушка. — Она пришла пару минут назад и тут же отправилась проведать Лиззи, которая сейчас в одной из спален. Всё в порядке?
Он не потрудился ответить, сразу же пересек гостиную и устремился в длинный коридор.
Первая дверь вела в ванную, где целая толпа народу курила косяк. За второй дверью оказалась спальня, в которой предавалась страсти какая-то парочка.
Когда он открыл последнюю, третью дверь, ему показалось, что там творится то же самое. Верхом на каком-то парне сидела девушка, опираясь руками на его грудь. Чёрч уже почти закрыл дверь. Но что-то его остановило, и он шагнул в комнату. На кровати лежал не парень, а еще одна девушка. А та, что была сверху, вовсе не опиралась руками ей на грудь — она прижимала ими подушку. Подушку, закрывающую лицо лежащей на кровати девушки.
— Господи, — проворчал он и захлопнул за собой дверь спальни. — Эмма, прекрати.
Но она, похоже, его не слышала. Эмма билась над своей задачей, изо всех сил удерживая подушку на лице Лиззи, в то время как та вырывалась и брыкалась, пытаясь урвать глоток воздуха. Он поспешил к ним.
— Ты меня слышишь? Я сказал прекрати, всё кончено, мы не будем ничего делать, — заявил он.
Эмма на него даже не взглянула.
— Я справлюсь, — прошептала она. — Я могу стать всем, чем ты захочешь. Могу сделать всё, что пожелаешь.
Её голос казался каким-то... странным. Он словно доносился откуда-то издалека. Словно её сознание находилось сейчас совершенно в другом месте. Чёрч схватил её за руку и рывком поставил на ноги.
— Тогда делай, что я говорю, и прекрати это, мать твою! — закричал он.
Эмма вскрикнула и попыталась высвободиться из его хватки.
— Нет! Это уже о неважно, так ведь? — крикнула она в ответ. — Ты всё равно меня бросаешь! Так это мой тебе прощальный подарок!
Он понял, что Эмма плачет. Рыдает. Чёрч слегка опешил, и в этот момент она наклонилась и снова принялась душить Лиззи. Он взглянул вниз и увидел, что девушка перестала двигаться. Перестала сопротивляться.
Чёрт, в этом не было ничего хорошего. По ту сторону двери находилось больше сотни человек, и, если Лиззи умрёт, никто из них так просто отсюда не уйдёт.
— Я сказал, хватит! — заорал он и, обхватив Эмму за пояс, поднял её и отбросил на пол.
Она налетела на комод и ударилась о него плечом.
— Что ты делаешь? — ахнула она.
Не обращая на неё внимания, он отшвырнул на пол подушку и склонился над Лиззи. Из носа у неё текла кровь, губы посинели, но она кашляла и тяжело дышала, её грудь ритмично поднималась и опадала. Лизи осталась жива, с ней все будет в порядке, а самое главное — она без сознания.
— О чём ты вообще думала, мать твою?! — прошипел он, обернувшись как раз в тот момент, когда Эмма поднялась на ноги.
— Я думала именно о том, о чём ты и хотел! — воскликнула она. — Только это я всегда и делала! Делала то, что ты мне велел!
— Чушь! — он указал на неё пальцем. — Я же говорил тебе, что мы сделаем это вместе. Я говорил тебе, что…
Эмма расхохоталась, чем снова его озадачила.
— Вот это как раз чушь, и теперь мы оба это знаем. Ты хотел, чтобы я сделала всё сама. Хотел, чтобы повсюду остались мои отпечатки. Хотел, чтобы твое идеальное преступление совершил кто-то другой. Я только пыталась осуществить твое желание, — её голос упал до шепота. — Это всё, чего я хочу. Исполнить твою волю. Хочешь, чтобы я убила человека? Чтобы села за тебя в тюрьму? Чтобы я тебя отпустила? Если от этого ты станешь счастливее, Чёрч, хорошо. Ладно. Если это заставит тебя меня полюбить, я это сделаю. Сделаю всё что угодно.
Чёрч не знал, что за боль он испытывал. Его мутило, лихорадило, и ныло в груди. Это и были чувства? Господи. Нормальные люди могут оставить их себе.
— Я этого не хочу, — он резанул рукой воздух.
— Но у тебя же эти…
— Мне насрать! — взревел он. — Ты, блядь, меня слушаешь? Говорю тебе, мне ничего этого не нужно!
Эмма попятилась от него. В этот момент дверь спальни медленно открылась. В комнату заглянула Стейси, и Чёрч услышал, что вечеринка затихла. Видимо, они с Эммой устроили настоящее шоу.
— Все в порядке? — спросила Стейси, но никто из них не обратил на неё никакого внимания.
— Ты ведь это не всерьёз, — прошептала Эмма, уставившись на Чёрча.
Он не мог контролировать свои чувства. Он к ним не привык. Они заполонили собой всё вокруг, из-за них у него болела голова и бешено колотилось сердце. Ему всего лишь хотелось, чтобы всё это прекратилось. Хотелось, чтобы Стейси ушла, и её тут не было, чтобы вокруг стало тихо и темно. Поэтому он подавил нарастающую в груди панику и вернулся к своему прежнему оплоту. К манипуляции.
— Я хотел сделать это вместе, — сказал он. — А ты попыталась провернуть всё в одиночку. Мой момент истины, моя мечта, моя жизнь, и ты собиралась проделать это без меня. А потом, когда я велел тебе остановиться, ты не послушала. Ты меня не слушаешь. Я так не могу, Эмма. Мне больше это не нужно. Я больше не хочу быть таким.
Чёрч даже не знал, что так думает, но слова сами лились у него изо рта. Ему не хотелось злиться. Не хотелось ненавидеть свою мать. Не хотелось прятаться во тьме.
Ему хотелось, чтобы эта глупая игра закончилась.
18
В глазах у Эммы все поплыло от слёз, и она увидела лишь как Чёрч вылетел из комнаты. Стейси с минуту смотрела ему вслед, потом бросилась к ней.
— Что, чёрт возьми, всё это значит? — спросила она, обняв Эмму за плечи.
— Думаю... я думаю..., — Эмма пыталась вспомнить, как дышать.
— А я думаю, тебе нужно поехать домой и лечь спать, — настойчиво проговорила Стейси. — Поговоришь с ним завтра, когда вы оба успокоитесь.
— Нет. Он сказал, что всё кончено. Всё кончено. Он со мной порвал. Я не могу..., — Эмма не смогла даже закончить свою мысль.
— Уже поздно, обстановка накалилась. Давай, я отвезу тебя домой.
Стейси попросила каких-то парней помочь ей отнести Лиззи в машину. Лиззи снова храпела, и, казалось, её разбитый нос никого не беспокоил. Она здорово надралась, и кто знает, что ещё тут вытворяла — на вечеринке было полно всевозможных наркотиков. Стейси просто вытерла ей лицо и велела парням уложить Лиззи на заднее сиденье.
Всё это время Эмма молча сидела в машине. Ночь должна была закончиться убийством, но всё же ей казалось, что ножом ударили именно её. Она прижалась лбом к стеклу и уставилась на проносящийся мимо тротуар.
— Ты уверена, что с тобой всё будет в порядке? — спросила Стейси, когда они наконец остановились.
— Нет. Ничего уже не будет в порядке.
— Прекрати. Пожалуйста, прими теплый душ и ложись спать. Я бы к тебе зашла, но мне нужно отвезти домой Лиззи, она в полном ауте.
— Спокойной ночи, Стейси. Спасибо за... всё.
— Конечно, Эмма. Мы ведь подруги, вот что мы…
Эмма захлопнула дверцу машины и медленно вошла в дом.
В гостиной царила темнота. На подъездной дорожке не было машин — Марго участвовала в каком-то торжественном мероприятии в Сент-Луисе, а Джерри, видимо, поехал за ней. И, конечно же, Чёрча тоже не было дома. Что ему делать дома? Он больше не хотел иметь с Эммой ничего общего. Со всем было покончено. С ними было покончено.
Думать о таком и слышать — это две совершенно разные вещи. Несмотря на ложь, несмотря на письма из Колумбии, в глубине души Эмма надеялась, что всё ещё может его завоевать. Всё еще может заставить его её полюбить.
Но это было невозможно. Он с самого начала сказал ей, что никогда её не полюбит. Что не умеет. И, судя по всему, она оказалась неспособна его этому научить.
Эмма вернулась в его комнату и начала прибираться. Чёрч ненавидел беспорядок, и она ничего не могла поделать со своей потребностью его осчастливить. Сложила на столе книги и бумаги. Запихала в шкаф одежду и закрыла дверцы. Привела в порядок кровать. Потом она сняла с себя всё, кроме трусиков, и надела его белую футболку.
Через некоторое время Эмма, моргнув, обнаружила, что сидит на краю ванны. На самом деле она не помнила, как вошла в ванную, но Стейси посоветовала ей принять душ. Эмма наклонилась и открыла кран. Но в воду не полезла.
Нет, она сидела и смотрела на свои бедра. На следы от ожогов, которые ровной линией тянулись по внутренней стороне её бедра. Последний был еще нежным и саднящим, как и её сердце. Это была метка, которая останется здесь навсегда. Маленькая частичка его, выжженная прямо в её плоти и крови.
Эмма и раньше много раз теряла почву под ногами. Проваливалась не в одну темную дыру. Однако в этот раз всё было иначе. Раньше она всегда держалась за оставшуюся частичку себя, но не сейчас. Эмма отдала всю себя Чёрчу. Она целиком и полностью принадлежала ему. Без него не было и её.
«Ничего не осталось. Всё бессмысленно. Я недостойна любви. Безвозвратно загублена. Сломлена».
Эмма подумала обо всех их тщательно продуманных планах. Обо всех их разговорах, обо всех тех книгах по анатомии, которые она проштудировала. Обо всех этих крупных, прекрасных венах, только и ждущих, чтобы их для него перерезали.
Она выпрямилась.
Кстати, где тот нож?
Покинув вечеринку, Чёрч так стремительно выехал с места своей парковки, что, сдавая задом, наехал на почтовый ящик. Затем поддал газу и рванул вперед, оставив на асфальте следы паленой резины. К счастью, страховка его арендованного автомобиля покрывала изношенные шины.
Боже, это чуть было не случилось. Чуть, мать его, не произошло. Еще пара минут, и Элизабет бы умерла, и каким бы восхитительным это ему ни казалось, это было ещё и ужасно. Эмму наверняка упекли бы в тюрьму. И в тот момент, когда он это осознал, когда стоял там и смотрел на неё, то испытал истинный ужас. Ему была невыносима сама мысль о том, что Эмма будет где-то, куда он не сможет добраться. Она принадлежала ему, и он никому не позволит её у него отобрать.
Боже, это было так несправедливо. Выбирать между своей заветной мечтой и девушкой, которую он впервые в жизни полюбил.
Значит, с этим и впрямь покончено. Ему больше не хотелось жить своей жизнью, по крайней мере такой, какой она была сейчас. Как сказала прошлым вечером Эмма, ему не хотелось скрывать своё истинное лицо. С ней ему не нужно было этого делать. Притворяться кем-то, кем он на самом деле не являлся, — с этим было покончено. Удерживать чудовище внутри себя — покончено. Сосредоточить всё своё внимание и энергию на мести к какой-то ничтожной женщине? Определенно покончено.
Ради неё он пошлёт всё это к чёрту. Начнёт с ней нечто новое и удивительное. Эмме всегда было плевать, кто он и что — с ней ему, наконец, удастся стать лучшей версией самого себя. Она научит его быть свободным, быть самим собой. Научит любить.
Появятся другие планы. Другие возможности. Другие жертвы. И куча времени на то, чтобы понять, как быть чудовищем.
Чёрч некоторое время поездил по городу, дав ей время вернуться домой. Он не мог с ней разговаривать на глазах у всех этих людей, вот почему он сбежал с вечеринки. Мало того, что ему было тяжело понять все эти новые, нахлынувшие на него чувства, так он еще и не мог вынести присутствия свидетелей.
Поэтому примерно через полчаса, он развернулся и проследовал мимо вечеринки, которая всё ещё была в полном разгаре. Чёрч, не спеша поехал домой, высматривая её на каждой улице. Свернув в район Джерри, он нахмурился, понимая, что Эмма, должно быть, его опередила. Может, её кто-то подвез, а может, она всё ещё на вечеринке.
«Нет. Я её знаю. Я тоже всё это время её изучал. Она бы не осталась. Я попросил её всё прекратить, сказал ей оставить Элизабет в покое. Она бы меня послушала».
Когда Чёрч приехал домой, там было темно и тихо. Он зашёл в ванную и почувствовал в воздухе влагу. Видимо, она принимала душ. Выйдя оттуда, он заглянул в кабинет. Диван по-прежнему был сложен и, улыбнувшись про себя, Чёрч направился в свою комнату.
Там его улыбка стала еще шире. В комнату проник свет горящих в коридоре ламп, и Чёрч увидел, что она прибралась. Беспорядок исчез, матрас вернулся на кровать. Но лучше всего было то, что под одеялом крепко спала Эмма.
Какое-то время Чёрч стоял и смотрел на нее. Она была очаровательной. Просто потрясающей. Эмма выглядела так, словно Альберто Варгас и Норман Роквелл объединились и решили вместе нарисовать одну девушку. Чистый секс и стопроцентная Америка. Её губы были приоткрыты, дыхание казалось глубоким и размеренным, а роскошные волосы влажной массой разметались по его подушке, напомнив ему о том, как весело они проводили время в этой постели.
— Эмма, — прошептал он, забравшись на кровать.
Она не пошевелилась, поэтому Чёрч взял прядь её волос и провел ею ей по щеке.
— Эмма. Проснись.
Её глаза медленно открылись. Она лежала спиной к открытой двери, поэтому свет падал ей на затылок. Чёрч не мог ясно рассмотреть зеленые бездны её глаз. Она пару раз моргнула, потом закрыла глаза и улыбнулась.
— Я в раю, — прошептала Эмма, и он рассмеялся.
— Почти. Как ты добралась домой?
— Кто-то... подвёз..., — она тяжело вздохнула.
— Хорошо. Послушай, нам с тобой нужно о многом поговорить, — сказал он, поглаживая её по волосам.
— Мы уже поговорили. Чёрч, я тебя слышу. Слышу всё, что ты говоришь. Всё..., — её голос стих.
— Знаю, Эмма. Я знаю, — сказал он, затем наклонился и быстро её поцеловал.
Но когда остановился, она вынула из-под одеяла руку и обхватила его за шею.
— Нет. Я ещё не готова расстаться. Еще чуть-чуть, — взмолилась она, привлекая его к себе для ещё одного поцелуя.
Её рука была влажной, как и волосы. Должно быть, она вышла из душа незадолго до его приезда. Он снова поцеловал её, глубоко вдохнув через нос. Наслаждаясь ароматом её чистоты. Когда он попытался отстраниться, она изо всех сил вцепилась в него.
— Я думал, ты на меня рассердишься, — усмехнулся он ей в губы, плавно скользнув под одеяло.
— Я никогда на тебя не сержусь, — выдохнула она. — Я люблю тебя.
— Знаю, Эмма.
— Но ты не можешь любить...
— Ш-ш-ш, — перебил её Чёрч, и когда поцеловал на этот раз, он не шутил.
Он вложил в этот поцелуй всего себя. Он скользнул языком по языку Эммы, а затем, прикусив её нижнюю губу, стал нежно её посасывать.
— Я буду по этому скучать, — простонала она, когда он от нее оторвался и стал прокладывать дорожку из поцелуев вдоль линии её подбородка.
— Ты не успеешь соскучиться, — пообещал Чёрч, проведя рукой по её груди и вниз к животу.
— И по твоему голосу. Я обожаю твой голос. Я люблю его больше всего на свете, — сказала она ему.
Чёрч усмехнулся, и его рука скользнула ей между ног.
— Готов поспорить, что у меня найдётся ещё пара особенностей, которые тебе нравятся, — поддразнил ее он, а затем, прикоснувшись к ней, почти застонал. — Чёрт возьми, Эмма, ты вся промокла.
— Я сделала это для тебя.
Вот дерьмо. А он-то думал, Эмма на него рассердится за то, что он разрушил их планы, за то, что на неё наорал, а она всё это время была дома и ласкала себя.
— Всё будет по-другому, — пообещал Чёрч, оторвавшись от неё, чтобы сбросить куртку. — Всё будет просто замечательно. Мы поедем с тобой в Нью-Йорк. Поедем куда захочешь. И когда мы поймем, как обуздать то, что между нами происходит, мы сможем понять, как нам вместе быть тьмой. Как достичь чего-то великого.
Чёрч знал, что болтает без умолку. Дурная привычка, которую, видимо, перенял от неё. Замолчав, он расстегнул пряжку ремня. Затем наклонился к ней и, обхватив ладонями ее груди, снова её поцеловал.
Когда Чёрч отпрянул от неё, чтобы снять штаны, кое-что привлекло его внимание. Пятно у нее на майке. Странно, что он не заметил его раньше. До этого майка казалась белой и чистой. Теперь на её правой груди виднелся какой-то след. Грязь? У него что, грязные руки?
Он взглянул на свою левую руку, и она действительно была в чём-то испачкана. Было слишком темно, чтобы понять, в чём. Чёрч нахмурился и попытался вспомнить. До этого он только вёл машину и прикасался к ней. Перегнувшись через неё, Чёрч включил лампу.
— О, Господи!
Отпрянув назад, он уставился на свои руки. Правая рука выглядела как обычно. Но левая вся была в какой-то красной субстанции. На ладонях она казалась светлее, но на пальцах становилась совсем тёмной. На пальцах, которыми он только что ласкал её между ног. Он вспомнил, что, когда минуту назад Эмма к нему прикоснулась, её рука тоже показалась ему влажной. Правой ладонью он провел по своей шее. Взглянув на свои пальцы, он увидел, что они тоже стали красными.
— Эмма, какого черта? — спросил он, склонившись над ней и оглядывая её тело. Рука, которой она его обнимала, была испачкана кровью, но он не нашел на ней никаких ран. — Что ты наделала, Эмма!? Скажи мне, что ты сделала!
Чёрч перепрыгнул через неё, соскочил с кровати и схватился за одеяло. Затем одним резким движением сдёрнул его и ахнул.
Она лежала в луже крови. Простыня под её ягодицами стала тяжёлой и липкой. Вся правая сторона её когда-то белых трусиков теперь была кроваво-красного цвета, как, впрочем, и подол майки.
— Какого хрена ты наделала?!
Он кричал. Он понятия не имел, почему на неё кричит. Чёрч опустился на колени и, перевернув её на бок, осмотрел спину. Ее нижнее белье было полностью пропитано кровью, но он по-прежнему не мог понять, откуда она шла. У нее что, кровотечение? Выкидыш?
«Глупец, это кое-что гораздо, гораздо страшней. Тебе всегда хотелось стать чудовищем — Эмма Хартли осуществляет твою мечту».
— Эмма, — рявкнул он, развернув её на спину. — Эмма, проснись, нам нужно идти.
— Не могу, — вздохнула она. — Я уже ушла.
— Не говори так! Сейчас мы доберемся до машины, и я…
Чёрч просунул под неё руки, чтобы поднять. Одну — под плечи, другую — под колени. Когда он стал её поднимать, у неё слегка раздвинулись ноги. Всего на мгновение. Но этого оказалось достаточно. Он положил её обратно и развёл ей бёдра.
— Эмма, — простонал он её имя. — Боже, что я с тобой сотворил?
Она хихикнула — смех прозвучал крайне неуместно — и ответила:
— Я резанула прямо по пунктирной линии. Я знала, что когда-нибудь она мне пригодится.
Её прекрасные шрамы от ожогов исчезли. Теперь на их месте зияла глубокая рана, которая тянулась от бедра и почти до колена. Из неё сочилась кровь. Он и не подозревал, что в одной ноге, в одной вене может быть так много крови.
«Поправка: было так много крови».
— Пойдем, тебе нужна помощь, — сказал Чёрч и снова взял её на руки.
— Я уже сама себе помогла. Я просто хочу спать, — пожаловалась она, уткнувшись носом ему в подбородок.
— Не спать. Эмма, ты меня слышишь? Это приказ. Не вздумай, блядь, спать! — заорал он.
Эмма не ответила. Они почти миновали коридор. Чёрч опустился на колени и, положив её на пол, осторожно похлопал по щеке.
— Сейчас же очнись, мать твою! — снова закричал он.
Зверя, что сидел у него внутри, душила паника, превращая его в хнычущего, распустившего нюни ребенка.
«Пожалуйста, не дай ей умереть. Пожалуйста, не дай мне её погубить. Пожалуйста, я ведь её люблю».
— Тише, ты напугаешь ангелов, — прошептала она.
Чёрч уже собирался её поднять, как вдруг распахнулась входная дверь. В дом вошли Марго с Джерри; крашенная блондинка увлеченно о чём-то лопотала. Поднявшись, Чёрч шагнул вперед, и тут она его заметила.
— Боже мой! — выронив сумочку, завизжала она. — Что ты с ней сделал?
— Это сделал не я, а она, — сквозь зубы процедил Чёрч. — Я отвезу её в больницу.
— Не трогай её! — закричала Марго и принялась бестолково дергать Эмму за руку. — Не трогай мою дочь! Джерри, звони 911!
— Ты рехнулась?! Она истечет кровью ещё до приезда скорой! А теперь отвали!
Но она не отвалила. Марго снова дернула, и из-за всей этой крови, Эмма выскользнула из его хватки. Всего секунду назад она была в его объятиях, и вот уже лежит на полу.
От ярости у него потемнело в глазах. Он обеими руками схватил Марго за шею и потащил по комнате. Припёр её спиной к кухонной стойке.
— Всю свою жизнь ты только и делала, что использовала её для собственной выгоды, — прорычал он, изо всех сил сдавив ей шею. — Я не позволю тебе проделать тоже самое с её смертью.
Снова этот застывший в глазах страх. Паника. Смертельный ужас. Открыв рот в беззвучном крике, Марго замотала головой. Ему захотелось насладиться этим моментом. Захотелось заставить эту женщину заплатить за всё то дерьмо, что она сделала Эмме.
«Но это не мой «звездный час». Это следует сделать ей, но она не может, потому что умирает сейчас на полу».
Чёрч отпустил Марго, и в это время Джерри тронул его за плечо.
— Отвези её, — настойчиво произнес его отец. — Я останусь с Марго.
Марго кашляла и терла шею, размазывая кровавые отпечатки, оставшиеся от пальцев Чёрча. Он задержал на ней пристальный взгляд, потом вернулся к Эмме и взял её на руки.
— Если ты еще хоть раз её тронешь, — сказал он, направляясь к входной двери. — Я тебя убью. Ты знаешь, что я не шучу. Он знает, что я не шучу. Не испытывай моё терпение.
Ответа Чёрч дожидаться не стал.
Это была напряженная поездка. Уложив её в автомобиль, он снял с себя ремень и затянул его у неё на бедре, рассчитывая таким способом остановить кровотечение. Затем завёл машину, поднял согнутые ноги Эммы и положил их себе на колени в надежде, что гравитация тоже поможет.
Но, похоже, она мало чем помогла. К тому времени, как они подъехали к отделению неотложной помощи больницы, кожа Эммы стала пепельной, а губы почти посинели.
— Не смей умирать у меня на руках, — прорычал он, выходя из машины. — Эй! Эй! Мне нужна помощь! Тут девушка сейчас умрет от потери крови!
Обходя машину, он кричал и махал руками в сторону стеклянных дверей больницы. Увидев, что к нему бегут медсестры, Чёрч повернулся и открыл дверь автомобиля. Эмма начала выпадать из машины, поэтому он стремительно опустился на землю и подхватил её.
— Эй, — произнес он, проведя пальцами по её волосам.
Как ни странно, она открыла глаза. Эти нежные изумрудные сокровища, которые он всё это время так мало ценил. Теперь Чёрч молился, чтобы после этой ночи ему посчастливилось увидеть их вновь.
— Эй, — прошептала она.
— Эмма, пожалуйста, не умирай, — прошептал он в ответ.
Она улыбнулась и закрыла глаза.
— Ты любишь смерть. Это будет не так уж и плохо, — сказала она ему.
Чёрч покачал головой и прижался лбом к её лбу.
— Это будет ужасно. Я не люблю смерть, Эмма. Я люблю тебя.
Это привлекло её внимание. Похоже, ей пришлось приложить немало усилий, но в конце концов она снова открыла глаза.
— Ты не умеешь любить, — прохрипела она.
— Но ты ведь такая умная девочка, — усмехнулся он. — Ты меня научила, а я даже этого не понял.
К его изумлению, она рассмеялась. В это время их окружили медсестры и санитары и вырвали Эмму у него из рук. Привязали её к медицинской каталке.
— Я же тебе говорила, —рассмеялась она безумным смехом. — Либо ты меня полюбишь, либо я умру. Похоже, мы оба получили то, что хотели.
— Она бредит! — резко бросила медсестра, и они повезли каталку в больницу.
Чёрч смотрел им вслед, не слушая вопросы, которые задавала ему другая медсестра. Он видел, как Эмма снова отключилась. Видел, как к ней подбежал врач и начал закачивать в неё кислород. Потом каталка завернула за угол и скрылась из виду.
«Нет, она не бредит. Она гораздо умнее, чем я думал. Она точно знала, чем все это закончится, а я никогда ей не верил».
18
Очнувшись в больнице в первый раз, Эмма вырвала из руки капельницу и тут же упала с кровати.
Во второй раз она проделала то же самое.
Очнувшись в третий раз, она обнаружила, что привязана к кровати.
Палату заливал режущий солнечный свет. Ослепительный. Эмма быстро заморгала, затем наконец её зрение прояснилось. Она посмотрела вниз и увидела у себя на запястьях прикрепленные к кровати мягкие манжеты. Она принялась изо всех сил дергать их и тянуть.
— Неа, теперь они тебя раскусили. Тебе никуда не деться.
Эмма резко подняла голову.
У неё в ногах сидел Чёрч и красил ей ногти.
— Я думала, что ты — порождение моей фантазии, — прошептала Эмма, и он широко ей улыбнулся.
Если честно, это немного её напугало.
— Думаешь, ты смогла бы нафантазировать нечто столь совершенное, как я?
«Я умерла. Я не пережила самоубийство и умерла. Теперь вопрос в том, в раю я или в аду.»
Не успела она ответить, как в палату ворвалась медсестра. Лицо Чёрча вновь приобрело мрачное выражение, и он провел по угольно-черным лаком её ногтям. Медсестра ему кивнула, но он не обратил на неё внимания.
— Вы помните, что сказал врач? У Вас пятнадцать минут, — строго сказала она.
Чёрч не ответил, даже бровью не повел, поэтому она повернулась к Эмме.
— Как Вы себя чувствуете, мисс Хартли?
— Так, словно я в тюрьме. Снимите это, — проворчала она, дернув за ремни.
Медсестра покачала головой.
— Я не могу этого сделать, Вам придется поговорить об этом со своим врачом. Через пятнадцать минут я вернусь, чтобы отвести вас в душ.
— Меня не нужно…
Медсестра подняла вверх телефон, показав на таймер. Затем она повернула его к Чёрчу, практически сунув его ему в лицо. Эта женщина своё дело знала. Убедившись, что все всё поняли, она вышла из палаты.
— Какого хрена тут происходит? — настойчиво спросила Эмма.
Чёрч откашлялся и медленно убрал щеточку обратно в пузырек с лаком для ногтей.
— Ну, обычно, когда люди пытаются покончить с собой, их помещают под психиатрический надзор, — сообщил он и, наклонившись к её пальцам, нежно на них подул.
Эмма нахмурилась.
— С помощью наручников?
— Нет, их ты заработала своими многочисленными попытками к бегству. Кроме того, ты вырывала капельницы, и врачи сочли это за признак еще большего членовредительства.
Эмма легла и уставилась в потолок.
— Если бы я захотела это повторить, — медленно проговорила она. — То не стала бы этого делать иглой от капельницы.
— А чем бы ты стала это делать? Еще одним ножом?
Она вздрогнула.
— Нет. Это определенно было плохой идеей. Нужно было брать не нож, а дробовик Джерри.
Эмма обалдела, почувствовав, как Чёрч сжал её руку. Он подошел к кровати и встал рядом с ней.
— Если бы ты взяла дробовик, тебя бы здесь сейчас не было, — выдохнул он.
— Это не то место, где мне хотелось бы оказаться, — прошептала она в ответ.
— Зачем ты это сделала, Эмма? — спросил он. — У нас впереди было такое будущее.
— Какое будущее? Ты сказал, что между нами всё кончено.
— Я этого не говорил.
— Нет, говорил, ты сказал…
— Я много чего говорил, — перебил её он. — В тот вечер я не очень тщательно подбирал слова, но ни разу не сказал «между нами». Когда я говорил, что хочу покончить с «этим», то имел в виду ситуацию. Не тебя и меня. Ни в коем случае не тебя и меня.
Эмма с трудом сглотнула.
— Значит, я опять всё испортила, — прошептала она.
Чёрч застонал и прижался губами к тыльной стороне её руки.
— Нет. Нет, ты никогда ничего не портила. Ты была совершенством, совсем как я всегда и говорил.
— Совсем как ты всегда врал.
— Да, кое о чем. Но об этом никогда. Это я все испортил, потому что был слишком глуп, чтобы тебя увидеть, чтобы тебя услышать. Что ж, теперь я вижу. Слышу. Я больше не облажаюсь, — пообещал он ей.
Эмма взглянула на него.
— Значит ли это, что мы будем вместе?
Когда он помедлил с ответом, её мысли тут же закрутились вокруг острых предметов и взрывоопасных веществ.
— Не сейчас, — медленно произнес он и, высвободив свою руку, ухватился за боковой поручень кровати.
— Почему нет? — спросила она.
— Потому что ты серьезно больна, Эмма.
— Сказал парень, который мечтает об убийстве.
— Эй, это ведь ты пыталась кое-кого придушить, а потом филетировала свою ногу.
Да, Чёрч. Приятно было сознавать, что такая мелочь, как самоубийство, не притупило его острое, как бритва, презрительное отношение.
— Филетировала? — откашлялась она. — Это медицинский термин, доктор Чёрч?
— Нет, но самоубийство — да. Тебе повезло. Ты целилась в бедренную артерию, но попала только в вену. Всё равно получилось впечатляюще, жаль, ты не видела всю эту кровь. Мне пришлось выбросить матрас. Я рад, что ты никогда не ходила на анатомию, иначе мы бы сейчас с тобой не разговаривали.
— Я думала, ты этого хочешь. Думала, это заставит тебя меня полюбить, — тихо сказала она.
— Ты справилась и без этого, Эмма.
Эмма закрыла глаза. Она отказывалась верить этим словам. Именно из-за таких слов она здесь и оказалась.
— У меня… туман в голове. Я это сделала? Я её убила? — спросила она.
Чёрч провел пальцем по её подбородку.
— Нет. Ты расквасила ей нос и подбила глаз. Видимо, ты очень здорово давила. Никто, кроме меня, ничего не знает, она думает, что упала на вечеринке.
— Тебе повезло.
— Нам повезло — если бы кто-нибудь думал иначе, у нас не было бы возможности попытаться еще раз.
Эмма открыла глаза.
— Ты хочешь попытаться снова её убить? — спросила она.
Одна только мысль об этом лишала её последних сил.
— Нет. Как я уже сказал, с этим покончено. С охотой на Лиззи... Мне следовало тебя послушать, это и впрямь было плохой идеей. Её смерть не изменит того факта, что я — хреновый результат какого-то хренового воспитания.
— Так... в следующем году ты справляешь Рождество в доме твоей мамы? — спросила Эмма.
Он рассмеялся, и впервые после своего пробуждения, она почувствовала, как её сердце забилось быстрее.
— Не думаю. Я еще даже официально не знаком с Лиззи. И не знаю, познакомлюсь ли с ней вообще. Я рассказал о ней Джерри, но думаю, он, так или иначе, уже знал о Лиззи.
— Меня это не удивило. Джерри... большой сюрприз.
— Это точно.
— Так когда меня отпустят домой? Может, я смогу представить тебя твоей сестре, — ухмыльнулась она.
Однако Чёрч не засмеялся. Вместо этого он нахмурился.
— Эмма, всё не так просто. Пока ты была без сознания, тебя признали душевнобольной, — сказал он ей. — Не способной самостоятельно принимать решения.
— Что это значит?
— Это значит, что Марго теперь твой законный опекун. Она принимает за тебя все решения.
— О, Боже, — прошептала Эмма, и он кивнул.
— И она собирается продержать тебя здесь как можно дольше. Мне запрещено с тобой видеться, — продолжал он. — Она говорила с психологом из колледжа, с которым ты занималась. Судя по всему, ты обо мне упоминала раз, или два, или тысячу. Они считают, что у тебя «нездоровая одержимость» мной.
— Я тоже, — Эмма выдавила из себя смешок.
— И я. Это мне больше всего в тебе и нравится, — сказал он. — Марго во всем винит меня. Мне сегодня разрешили с тобой встретиться только потому, что я убедил их в том, что, не поговорив со мной, ты не прекратишь свои попытки к бегству.
— Значит, ты сказал им правду, — констатировала она.
Чёрч глубоко вздохнул.
— Эмма, это серьезно. Если тебе не удастся убедить своего врача в том, что ты психически здорова, твоя мать сохранит над тобой контроль. Абсолютный контроль. Она может держать тебя здесь до бесконечности.
Эмма это понимала. Это был сущий ад.
— Мне всего лишь хотелось от неё уйти, — дрожащим голосом проговорила она, и по её щеке скатилась слеза. — Почему я никак не могу от неё избавиться?
— Можешь, — наклонившись к ней, прошептал Черч. — И ты это сделаешь. Просто тебе нужно и дальше оставаться умной. Нужно убедить этих людей в том, что ты нормальная.
Эмма рассмеялась.
— Ты ни с кем меня не путаешь?
— Нет. Ты одна из самых удивительных людей, которых я когда-либо встречал. Ты справишься.
— Ты сможешь меня навещать? — спросила она, вдруг почувствовав себя маленькой и испуганной.
— Нет. Эмма, мне… мне очень бы этого хотелось. Правда. Но дело даже не в том, что мне этого не позволят, я не думаю, что это хорошая идея, — объяснил он.
Эмма открыла было рот, чтобы возразить, но он поднял руку.
— Все беспокоятся, и не только о тебе, но и относительно нас обоих. Когда за нами наблюдает столько глаз, это означает, что мы не можем быть самими собой. Поэтому сначала тебе нужно поправиться.
— И тогда, если я «поправлюсь», мы сможем быть вместе? — спросила она, не в силах скрыть промелькнувшую в голосе надежду.
— Ох, Эмма, — цокнул языком он. — Это такая глупость. Мы всегда вместе. Ничто не сможет нас разлучить. Это всего лишь небольшая пауза.
— И что же будет, когда мы нажмем на «Пуск»?
На его губах снова заиграла улыбка. Улыбка, которая одновременно возбуждала её и пугала.
— Все, что захотим.
В палату поспешно вошла медсестра, громко объявив, что время вышло. Чёрч задержался, снова сжал руку Эммы и поцеловал её в лоб.
— Не забывай меня, — прошептала Эмма.
— Как я могу забыть свою вторую половину? — прошептал в ответ он. — Не забывай, что у нас впереди нечто грандиозное. Просто нужно это пережить, и тогда мы по-настоящему увидим, какого величия можем достичь.
Медсестра начала что-то болтать, и Чёрч, наконец, попятился к выходу. Подойдя к двери, он снова остановился.
— И Эмма, когда будешь разговариваешь с матерью…Скажи ей, что мы очень скоро снова с ней увидимся.
После этого он исчез, даже не оглянувшись и не помахав рукой.
Пока Эмму отвязывали от кровати и вели в ванную, она обдумывала его слова. Пыталась всё вспомнить. Вся та ночь прошла как в тумане, она была в таком смятении. Чёрч ей солгал, собирался её бросить. Это просто её убило.
Но что же изменилось? Теперь Чёрч будто действительно её видел. Всё то время, пока он находился у неё в палате, его глаза не покидал тот самый взгляд, что появился примерно неделю назад. Защитные заслоны спали, и ей открылась его душа. Смеет ли она в это поверить?
После того, как Эмма вернулась в свою кровать, и её снова привязали к поручням, она осталась в полном одиночестве и продолжала об этом думать. Думать о вере, доверии и любви. О многом. Всё время она только и делала, что поклонялась Чёрчу. Пытаясь стать для него идеальной. И всё, чего она этим добилась, — это ложь и несколько швов на бедре.
Конечно же, этим она, возможно, добилась и его любви. Но на этот раз ему придется потрудиться. Слов будет недостаточно. Настала его очередь проявить себя. Теперь он может стать тем, кто ходит на задних лапках, тем, кто убеждает.
От одной мысли об этом у Эммы прибавилось сил. Она справится. Она в буквальном смысле умерла за любовь Чёрча. Теперь ей под силу всё, что угодно. Она будет слушаться этих врачей, будет их изучать и использовать, чтобы вернуть себе свободу.
И вот тогда она выйдет и станет свободной. Свободной от матери, от разрушительной неуверенности в себе, свободной быть с Чёрчем в любом качестве, на какое они с ним только окажутся способны.
«Девять маленьких ожогов сменились одним большим шрамом. Нечто незначительное переросло во что-то колоссальное. Я заплатила за его любовь кровью.
Теперь я хочу кое-что взамен».
Продолжение следует…