Черное дерево

5 Марфиль

Два дня спустя, спустившись утром в столовую, я обнаружила там сидящего за столом Маркуса. Он уже позавтракал и теперь с суровым видом просматривал газету. Услышав мои шаги, он посмотрел на меня, а его лицо, казалось, расслабилось.

– Доброе утро, принцесса, – сказал он.

Я терпеть не могла, когда он меня так называл. И неважно, насколько любезным он казался или хотел казаться в последние недели, узнав, что моя мать служила у них, я возненавидела его еще больше. Все что-то скрывали от меня – какие-то тайны, о которых шепталась прислуга, но рано или поздно я все выясню и тогда пойму, как действовать дальше.

– Доброе утро, – ответила я, нехотя усаживаясь с ним рядом.

Больше я ничего не сказала, а увидев, как в столовую вошла Ника с подносом, невольно напряглась.

Я никогда раньше не видела ее здесь. Обычно Ника прислуживала мне в спальне или убиралась, но впервые я заметила, что она прислуживала Маркусу.

Я тайком наблюдала за ними.

Едва взглянув на нее, Маркус повернулся ко мне и спросил, как я провела время в дни его отсутствия.

– Прекрасно, – рассеянно ответила я, заметив, как у Ники дрожат руки, когда она наливала мне кофе.

Маркус нахмурился.

– Прекрасно? – переспросил он таким тоном, будто его это возмутило.

Я заморгала, уставившись на него.

– Ну да… Погода была отличная, хотя я немного скучала здесь одна.

Маркус взял меня за руку. Погладил мои пальцы, и мне показалось, он снова что-то замышляет.

– А чем ты занималась в свободное время в Нью-Йорке?

Меня удивило, что он спросил что-то обо мне, ведь обычно мы просто обменивались банальными фразами. Это заставило меня усомниться, питал ли когда-либо Маркус истинный интерес хотя бы к одной женщине.

– Ну… – протянула я. – Гуляла в Центральном парке, читала, танцевала…

Я взглянула на него, чтобы увидеть реакцию.

Он выпустил мою руку и провел пальцами по подбородку.

– Насколько я понимаю, тебе запрещали танцевать… Разве не так?

Я крепко сжала губы.

Я скучала по танцам, скучала по своей жизни, по своей квартире, будничной рутине. Внезапно грудь мне сдавила такая тоска, что я едва не выбежала прочь.

– Тебе этого не хватает?

Несколько секунд я смотрела на него, а потом вполне искренне ответила:

– Еще как.

Маркус кивнул.

Я извинилась, сказав, что неважно себя чувствую, и остаток дня провела у себя в комнате.

Когда мы встретились за ужином, он, похоже, пребывал в хорошем настроении, даже пытался шутить. Затем достал мобильный телефон и попросил меня попозировать ему, чтобы он сделал фото, которое потом поставит у себя на столе.

Меня передернуло от одной мысли об этом, но я не хотела его злить, а потому сделала все, что он просил, а потом еще сделала пару селфи с ним вместе, где мы стоим и улыбаемся в камеру. Один из нас кажется счастливым, зато другая…

Это было странно…

Пусть я и знала, что он лжет, пусть и знала, что семейство Козелов имеет какое-то отношение к смерти моей матери, хоть и не могла понять, какое именно, пусть я его ненавидела, пусть он причинил мне много зла… но в этот вечер ему удалось добиться, чтобы наши отношения хотя бы на время стали нормальными… Двое молодых людей ужинают вдвоем и прекрасно проводят время…

Я что, схожу с ума?

На следующее утро меня разбудил какой-то стук в соседней комнате. Я накинула халат поверх ночнушки и заглянула туда – посмотреть, что там за грохот. Несколько рабочих выносили из комнаты мебель и скатывали белый ковер, лежавший на полу. При виде Маркуса, который стоял тут же, привалившись к стене, и наблюдал за этой суетой, у меня защемило сердце.

– Это твой новый танцкласс, – произнес он с улыбкой, которая могла бы показаться очаровательной, если бы я не знала, что он что-то скрывает.

– Ты серьезно? – спросила я, ощутив странный трепет в животе.

Маркус подошел ближе и посмотрел на меня с высоты своего роста.

– С одним условием, – произнес он с улыбкой.

У меня перехватило дыхание.

– И каким же?

– Станцуешь для меня, когда я попрошу.

Танцы всегда были для меня отдушиной, возможностью укрыться от мира и сосредоточиться на себе. И сейчас они были нужны мне как никогда, а потому я кивнула, чувствуя, как во мне растет надежда – впервые с тех пор, как меня сюда привезли.

Танцкласс мог стать моим убежищем, возможностью укрыться от происходящего, и если ради этого придется танцевать для него… Ну что ж, я буду для него танцевать. Конечно, буду.

Дни текли, и жизнь понемногу вошла в новую колею. По утрам я вставала, завтракала, потом носилась с Рико по пляжу; после обеда ходила гулять, читала или смотрела телевизор; по вечерам ужинала с Маркусом в столовой. Он больше ни на что не намекал: собственно, вел себя как вполне приличный человек и даже казался очаровательным – настолько очаровательным, что порой я теряла бдительность и расслаблялась в его обществе.

Мы говорили обо всем; он расспрашивал о моих вкусах и мечтах; мы оба обожали кино и каждый вечер после ужина смотрели какой-нибудь фильм или сериал. Он уговорил меня посмотреть «Карточный домик», а я его – «Очень странные дела».

Хотя я по-прежнему ненавидела его от всей души, но в некотором роде была ему благодарна за то, что не запер меня в камере пыток.

– Эй! – крикнул Маркус с другого конца палубы. – Иди сюда! Этим утром мы вышли в море на катамаране. Мы находились в открытом море уже больше сорока минут, и пришлось признать, что я восхищена и чудесным пейзажем, и умением Маркуса управлять лодкой. Я была в полном восторге.

Так продолжалось, пока он не окликнул меня и не потянул за плечо. Я оказалась перед ним, сжимая в руках деревянный штурвал.

– Чувствуешь, какая тяга?

Я кивнула, с усилием удерживая штурвал.

Стоя у меня за спиной, Маркус положил руку мне на талию, чтобы удержать в одном положении относительно штурвала, и все мое тело напряглось от этого прикосновения.

Вот уже больше двух недель я жила в его доме. И все это время он вел себя как истинный джентльмен, порой мне казалось, что я общаюсь с собственным братом-близнецом, а вовсе не с заклятым врагом, который однажды хотел причинить мне боль.

– Видишь вон ту точку вдали? – прошептал он мне на ухо. – Это Африка, – серьезно добавил он и тут же расхохотался.

Я не смогла сдержать улыбки.

– Постой! – воскликнул он, широко распахнув голубые глаза. – Ты что, в самом деле улыбнулась?

Я нахмурилась и отвернулась.

– Марфиль Кортес снова улыбается! Кто бы мог подумать! Похоже, я все делаю правильно. Он резко развернул меня лицом к себе и прижал к груди.

Я вновь стала серьезной. А он ведь все тот же, что и раньше.

– Ты не должен был причинять мне боль, – сказала я. – Если бы ты тогда этого не сделал, я бы каждый день, каждый час дарила тебе улыбки.

Маркус медленно кивнул. Его смех, повисший в воздухе, был тут же унесен ветром с моря, а голубые глаза потемнели, словно океан.

– Твое присутствие успокаивает моего внутреннего зверя, – сказал он.

Я вспомнила, что сказала мне Ника, на что она намекала, и у меня мурашки пошли по коже.

– Может, вернемся? – спросила я, снова повернувшись к нему спиной и направляясь к бежевым креслам на носу. – У меня кружится голова.

Маркус нахмурился, но все же кивнул.

Вскоре мы вернулись домой, и я, утомленная плаванием и воем ветра, извинилась и удалилась в свою комнату.

Три дня спустя танцкласс был готов. Пол был выложен специальным нескользящим покрытием, станок укреплен вдоль стены напротив окна с видом на море, а всю противоположную стену занимала самая современная музыкальная техника.

– Тебе нравится? – спросил Маркус.

Мы были одни. Должно быть, горничные только что здесь убрали и удалились: все сияло чистотой.

Пол был таким чистым, что мы видели в нем свои отражения.

– Почему ты это делаешь? – не удержалась от вопроса я.

Он пожал плечами.

– Наверное, потому что могу? – просто ответил он.

Я отвернулась. Ясное дело, он должен был ответить что-то легкомысленное.

– Потому что, хоть ты в это и не веришь, мне приятно видеть, как у тебя загораются глаза, когда ты радуешься… – добавил он, приближаясь.

Его слова не на шутку меня смутили. Я уставилась на него, растерянно моргая.

– А еще я надеюсь, что ты все же посмотришь на меня другими глазами.

Он подошел ко мне, и его рука зависла в воздухе. Не сводя с меня глаз, он нежно погладил меня по щеке.

– Потому что я забочусь о том, что для меня важно.

Это ложь, я не была для него важна.

Я не могла допустить, чтобы он снова прикасался ко мне. Попыталась вырваться, но он крепко схватил меня за плечо.

– Потому что ты напоминаешь твою мать…

От этих слов я застыла.

– Я был слишком молод, когда познакомился, с ней, но безумно влюбился, просто потерял голову. Я уже не верил, что снова встречу такую красавицу, пока не познакомился с тобой.

– Ты часто с ней виделся? – спросила я, стараясь казаться спокойной и решив использовать эту золотую возможность.

Маркус отвернулся к окну, а затем пристально посмотрел на меня.

– Вообще-то, не слишком часто, – признался он.

Он лгал. Я это точно знала.

– Какой она была? – снова не удержалась я от вопроса.

Отец никогда не рассказывал мне о маме, но говорил, что причинил ей много зла… А мне так хотелось узнать о ней побольше. Я подозревала, что семейство Козелов имеет какое-то отношение к тому, что моя мать покинула родину, бросила балет, бросила все… И я не могла упустить возможность узнать о ней хоть что-нибудь.

– Она была веселой и беззаботной, – сказал он, вглядываясь в мое лицо, словно надеялся найти в нем знакомые черты. – Она была непревзойденной балериной. Когда я познакомился с ней в доме моих родителей, она еще неважно говорила по-английски, но мы без проблем понимали друг друга.

– Это твои родители познакомили ее с моим отцом? – спросила я.

Он молча кивнул, и по его глазам я поняла, что он чего-то недоговаривает.

– В те времена твой отец был, можно сказать, мечтой любой женщины: привлекательным, могущественным, обаятельным, весь мир лежал у его ног.

Он продолжал говорить, отвернувшись от меня к окну и глядя на море.

– Она была без ума от него. В то время мой отец был меценатом, а мама обожала балет, и наша семья жертвовала огромные суммы Большому театру. А твоя мама стала для моих родителей кем-то вроде крестницы, и они делали все, чтобы она ни в чем не нуждалась, чтобы могла танцевать на сцене, но…

Неужели это правда?

– Мой отец запретил ей танцевать?

Маркус повернулся ко мне.

– Не знаю, уместно ли здесь слово «запретил», но она настолько потеряла голову от любви к нему, что бросила танцы и все остальное, что не имело к нему отношения.

Не знаю, сколько времени прошло, пока я раздумывала над его словами: может быть, несколько минут, а может, долгие часы. Наконец, он ушел, оставив меня в одиночестве и произнеся перед уходом лишь одну фразу:

– Со мной ты всегда сможешь танцевать.

Эти слова, хоть и произнесенные врагом, помогли мне почувствовать себя лучше…

Прошло уже три недели моего заточения, и с каждым днем я все больше замыкалась в себе. Я почти ничего не знала о внешнем мире, и тот единственный разговор с Лайамом, когда я уговорила Нику дать мне телефон, оказался тяжелым, горестным и печальным, потому что Тами явно собиралась в Лондон, а я не могла сказать ему, ни когда она вернется, ни что происходит в моей жизни. Я не хотела ему врать, а потому решила, что лучше выждать какое-то время, пока нельзя рассказать правду.

С сестрой я даже не пыталась поговорить, потому что не хотела расстраивать ее своими печалями. Кроме того, ее детская жизнерадостность угнетала меня, навевала тоску по дому, по прежней жизни до этой катастрофы.

Отца я уже всей душой ненавидела, как и все, что имело отношение к нему и его проклятому бизнесу.

В общем, я почти утратила связь с прошлой жизнью… Себастьян тоже затерялся где-то в глубинах памяти, и когда я вспоминала о нем, мне становилось только хуже.

А Маркус… Маркус стал моей единственной компанией. Он приносил мне цветы, покупал конфеты, рассказывал о матери, а иногда… смотрел, как я танцую.

– Сегодня ты красива как никогда, – сказал он однажды вечером, удовлетворенно оглядывая красное платье, купленное несколько дней назад, которое я сначала упорно отказывалась надевать.

Я изменила решение, когда обнаружила у себя на кровати подарок – новенький и сверкающий телефон, мое окно в мир, моя жизнь, мое все. Я не могла рисковать и оказаться вновь отрезанной от мира.

– Спасибо, – сказала я, медленно накручивая на вилку спагетти.

Маркус поднес к губам бокал с вином, затем молча посмотрел на меня и встал. Он подошел к винтажному проигрывателю, к которому я проявляла особый интерес с тех пор, как увидела. Поставив пластинку с незнакомой мелодией, он приблизился ко мне с улыбкой на губах.

– Потанцуешь со мной?

Поначалу я сомневалась, но его разочарованный взгляд заставил меня встать и принять протянутую руку.

Зазвучала музыка; она меня успокоила, воодушевила, пробудила желание… Выжить? Почувствовать себя лучше в ситуации, которая загоняла в депрессию? Даже не знаю. Но я точно знала, что, танцуя, чувствовала себя спокойнее.

– Ты единственное, что для меня важно, Марфиль, – прошептал он мне на ухо. – Ты заставляешь меня стать лучше.

Неужели это правда?

Я слегка запрокинула голову, и наши взгляды встретились. Его глаза были синими, как небо, а мои – зелеными, как океан, простиравшийся слева от нас.

– Ты причинил мне много боли, – внезапно напомнила я.

– И весьма сожалею об этом, – заверил он, взяв мое лицо в ладони. – Больше такое не повторится. Обещаю тебе, принцесса.

Неужели я вижу искренность в его глазах?

В это мгновение время как будто остановилось. Все происходило словно в замедленной съемке.

«Стой! – кричал внутренний голос. – Не позволяй ему этого! Ты с ума сошла?»

Наконец, его губы коснулись моих. Это был нежный, медленный поцелуй, словно легкое прикосновение перышка к коже.

И тут мне вспомнился Себастьян; было так странно снова вспомнить о нем, что я вздрогнула и отступила на три шага назад.

Маркус открыл глаза, и я увидела в них с трудом сдерживаемое желание.

– Я устала. Могу я уйти?

В его взгляде появилась сталь.

– А если я скажу нет? – Он испытующе посмотрел на меня, наполняя бокал вином. – Что ты не можешь уйти?

Я замерла, не зная, что ответить.

Маркус бросил на меня мимолетный взгляд, который я не сумела расшифровать, а затем повернулся спиной.

– Делай что хочешь, – произнес он голосом, которым можно было резать стекло.

Я не стала дожидаться, пока он передумает. Почти бегом я поднялась по лестнице и закрылась в ванной.

Там я посмотрела на себя в зеркало.

«Какого хрена ты творишь, Марфиль?» – подумала я.

Сейчас я могу сказать, что этот поцелуй стал началом конца. В тот миг я попыталась не придавать ему значения. Совсем простой, мимолетный поцелуй, длившийся лишь пару секунд; но этого оказалось достаточно, чтобы свести Маркуса с ума.

Если он и раньше вел себя как психопат, то после поцелуя он показал, насколько извращенным может быть разум человека, особенно мужчины.

Я не собираюсь забегать вперед, потому что мы оба менялись крохотными шажками и не осознавали, что происходит. Маркус Козел пристрастился к моей компании, как к наркотику, а любая зависимость не к добру… особенно когда речь идет о людях.

Он привык заходить, когда я репетировала в танцевальной студии. Он прислонялся к стене и наблюдал за тем, как я кручусь и прыгаю. Получалось у меня плохо, но он всегда хвалил мои пируэты или любые другие движения.

Обычно, понаблюдав, как я танцую, он уходил, оставив меня в покое.

Но в тот вечер… В тот вечер все было иначе…

Я не видела, как он вошел, и даже не подозревала, что он за мной наблюдает. Но, закончив пируэт, я увидела его отражение в зеркале.

Я вздрогнула, и его красивое лицо озарила улыбка.

– Не хотел тебя напугать.

Я взяла полотенце и принялась вытирать волосы и плечи.

Маркус подошел ближе и потянул меня к себе, пока я не оказалась прямо перед ним.

– Я говорил, насколько невероятно смотрятся на тебе все эти наряды?

– Это не наряды… Это называется трико. Они служат, чтобы…

– Чтобы подчеркивать тело во время танца, – перебил он. – Я знаю, ты мне уже объяснила.

Во время его визитов я и правда рассказывала ему все, что знала о балете; а я знала много любопытного, в том числе и об этой одежде.

– Я понимаю, твой отец не хотел, чтобы ты танцевала для посторонних, – сказал он, подходя еще ближе и склоняясь к самому моему уху. – Посмотри, что ты со мной делаешь, – он потянул мою руку и положил ее на твердый ком у себя в штанах.

Я попыталась вырваться, но он крепко меня держал.

– Ты сводишь меня с ума, Марфиль, – сказал он, учащенно дыша мне в ухо. – Эта затянувшаяся игра все больше выводит меня из терпения.

Он уткнулся носом мне в шею, продолжая что-то говорить, и у меня тоже участилось дыхание: не от его близости, а от страха, вызванного его словами.

Я не была дурой и понимала, что все это скоро закончится, и лишь молилась изо дня в день, чтобы поскорее отсюда выбраться.

– Я еще не готова… – произнесла я дрожащим голосом.

Он оторвался от моей шеи и посмотрел мне в глаза.

– А как насчет еще одного поцелуя? К этому ты готова?

Я не хотела. Не хотела его целовать, но боялась разозлить отказом. Каким бы очаровательным он ни казался, это лишь до тех пор, пока я проявляю покорность. Если я выпущу наружу истинную Марфиль, он просто меня убьет. А то и сделает что-нибудь похуже.

А впрочем, он не ждал от меня ответа.

Его рука легла мне на спину, прижимая к груди. Он поцеловал меня – сначала медленно, но вскоре его язык проник мне в рот, и тут его страсть вышла из-под контроля. Не знаю, как это произошло, но моя спина оказалась прижатой к зеркалу, а руки Маркуса принялись блуждать по моему телу.

«Стой! – вскричал мой внутренний голос. – Не делай этого! Дай ему пощечину! Он погубит тебя, если ты ему это позволишь!»

Внутренний голос продолжал отдавать противоречивые приказы, а в это время Маркус продолжал сжимать меня руками, теми самыми, которые причиняли мне боль, и они сделают это снова, если я не вырвусь…

«Ткни его пальцами в глаза и надави, пока не проникнешь в мозг».

Прозвучавший в голове голос Себастьяна парализовал меня на мгновение. И я наконец начала действовать.

Маркус схватил меня за грудь, и я оттолкнула его.

Изо всех сил.

– Не трогай меня! – заорала я, дрожа от ярости, страха и ужаса при мысли, что он снова меня поцелует.

Он несколько раз удивленно моргнул, а затем сердито посмотрел на меня. Как будто последние несколько недель стерлись из памяти, и снова появился тот Маркус, которого я встретила в первый раз. Он шагнул ко мне и прижал к стене.

– С кем, по-твоему, ты разговариваешь? – прошипел он, почти прижавшись к моим губам. – Ты моя! Моя!

Я невольно вздрогнула, когда он прокричал мне это в самое ухо.

«Черт, черт, черт…» – повторяла я про себя.

– Прости… – произнесла я дрожащим голосом и закрыла глаза. Я не могла смотреть ему в лицо, не могла видеть этот безумный взгляд, не зная, чего от него ждать… Несомненно, он по-прежнему играл со мной, по-прежнему лгал. – Пожалуйста. Прошу тебя, Маркус, мне нужно время…

– Я устал ждать, – непреклонно заявил он.

Я посмотрела на него, а он спокойно ответил на взгляд, стараясь взять себя в руки и сдержать ярость.

– Понимаю. Но нам было так хорошо… Все было так хорошо, Маркус, – сказала я, надевая маску, а потом коснулась правой рукой его щеки. – Не надо все портить, пожалуйста.

Он пару раз глубоко вздохнул.

Затем прижал мою руку к своей щеке. Потом закрыл глаза и поцеловал мою ладонь.

– Ты права, – сказал он, отстраняясь. – Прости… Когда я вижу тебя, то теряю контроль. Я умираю от желания, Марфиль.

Мне удалось сохранить хладнокровие и солгать:

– И ты все получишь… Когда я буду готова.

Маркус кивнул, целомудренно поцеловал меня в губы и вышел.

У меня подкосились ноги, я опустилась на пол и крепко обняла себя за колени.

Я должна выбраться отсюда.