Чика Марина Зимняя

Часть 1

Глава 1

Гирлянда из светящихся фонарей распложённых вдоль трассы, гибкой змеей уползает далеко за горизонт. Сморгнув накатывающую дрему, сбавляю скорость и растираю лицо ладонями. Зря я взял этот заказ. Не люблю работать за наличку. Шестое чувство подсказывает, что прокачу я сегодня зайца. Веки словно налиты свинцом, чувствую, как сознание мутится и крепче сжимаю руль. Хоть спички вставляй… отрубаюсь. Скинув скорость, съезжаю на обочину. Пошарив рукой под пассажирским сидением вытягиваю почти полную бутылку минералки. Вывалившись из машины, поливаю голову водой. Жаль, что она теплая, была б холодной, взбодрила бы как надо. Допиваю последний глоток безвкусной минеральной воды, бросаю опустошённую баклажку в багажник. Это крайняя смена. Всех денег не заработаешь. Второго инвалида на шею матери не хватает.

Моя жадность меня погубит. Около часа по трассе и еще почти столько же по деревне, в которой я еще никогда не был. Деревянные покосившиеся халупы вдоль убитой грузовиками грунтовки. Сосновый бор, мельтешащий длинными голыми стволами деревьев, снова халупы и бараки, какая-то заброшенная ферма. В темноте все кажется не жилым и до жути угрюмым. Сеть пропадает и появляется снова. За кем я еду? В таких местах могут обитать только маньяки. Похоже об электрическом освещении здесь знать не знают. Хотя нет… редкие телеграфные столбы с раскинутыми проводами говорят об обратном. Впереди развилка. Дорога расщепляется словно рогатка. Сворачиваю прямо под кирпич. Для кого установлен этот знак? Бросаю взгляд по сторонам продолжая свой путь. Далее дорога пролегает через бор. Грибник, что ли какой заблудился? Да какие сейчас грибы? Не меньше километра ползу между выкошенных сосен. К моему удивлению навигатор приводит меня не к избушке на курьих ножках и даже не к охотничьему домишке, а к здоровенному трехэтажному дому из сруба. Не иначе дачка дворника какого-нибудь. Останавливаюсь около высоких ворот. Меньше чем через минуту распахнув калитку, из двора выплывает девчонка. Судя по внешнему виду не грибничка и не рыбачка.

Девчонка приземляется позади меня, как нарочно, со всей дури хлопая дверью. Ненавижу эту работу и таких пассажиров терпеть не могу. С трудом давлю в себе возмущение.

— Доброй ночи! — произношу дежурную фразу. Девушка игнорирует мое приветствие, стучит коготками по дисплею телефона строча сообщение.

— Поехали, — не отрывая взгляда от телефона произносит она холодным, надменным тоном.

Отчего-то я медлю, не спешу трогаться с места. Смотрю на нее через зеркало заднего вида. Где-то я ее видел… Копна глянцевых каштановых волос собрана в высокий хвост на макушке. Глаз не разглядеть, их скрывают слегка опущенные длинные ресницы. Метнув в меня недовольный взгляд и немного приподняв подбородок, девчонка выдает недовольно:

— Ну!! Мы едем или нет!?

Выжимаю сцепление, сдаю назад выруливая на дорогу. Под колесами шуршит мелкий гравий, им отсыпана узкая лента подъездной дороги к дому. Девчонка отрывает взгляд от телефона, слегка прикусив пухлую нижнюю губу смотрит в окно. Точно видел ее где-то… Но где?

— Может, ты будешь следить за дорогой? — неожиданно выдает она продолжая смотреть в окно.

— Может, вы будете разговаривать повежливей?

Явно не ожидая такого ответа, поворачивает голову, впиваясь в зеркало темным колючим взглядом. Встретившись с моим, застывает на секунду, затем снова отворачивается. Сон как рукой снимает. Кручу в голове все возможные варианты где мог ее видеть. Голос тоже на удивление знакомый. Может очередная блогерша, мелькнула где-то в ленте соцсетей между делом?

За всю дорогу девчонка больше не произнесла ни слова. А я нисколько не стесняясь, при любом удобном случае бросал на нее взгляд. Красивая… я бы такую не забыл если бы действительно пересекся бы с ней в повседневной жизни.

Дорога обратно не показалась такой длинной, подъезжая к назначенному адресу мне дошло, что прошло уже около двух часов как она села в машину. Почти всю дорогу она смотрела в окно не меняя позы, все время держала руки скрещенными на груди. Выглядела очень напряженной и сосредоточенной. Несколько раз заглядывала в телефон, вжикнувший входящим сообщением. Я еще ни за одним клиентом так не следил. Сегодня было больше сорока заказов. Ни одного в лицо не узнаю, если на улице встречу. Разве что истеричную бабу с орущем ребенком, отказавшуюся вызывать детский тариф и требующую пристегнуть ее трехлетнее чадо обычным ремнем безопасности. Ныряю во двор многоэтажки битком забитый автомобилями. Машины запаркованы так тесно и хаотично, что я не уверен, смогу ли проехать сквозь двор. Возможно, придется сдавать назад. Останавливаюсь и на всякий случай не снимаю блок с дверей. Оборачиваюсь назад. Девчонка держится за ручку переводя взгляд с меня на опущенный блокатор.

— С вас три тысячи восемьсот девяносто рублей, — произношу разглядывая ее уже не через зеркало.

Девушка сглатывает, порхает ресницами и слегка растянув губы в вынужденной улыбке произносит:

— Сейчас вынесу деньги, подожди пять минут.

— Не-а, — отрицательно качаю головой. Нашла дурака. — Звони кому-нибудь, пусть выносят! — Девчонка буравит меня ненавистным взглядом. — Денег нет и не будет, — произношу разворачиваясь, трогаюсь с места.

— Останови! Я же сказала, что сейчас вынесу! — выкрикивает возмущенно.

Сдаю назад, виляя между тесно стоящими тачками.

— Хороший ход. Пока, я буду выезжать из этой жопы, ты сделаешь ноги.

— Останови! — девушка нервничает, дергая ручку.

Пока машина медленно выползает из двора задним ходом, у нее есть все шансы выскочить на ходу. Длинными ногтями пытается подцепить блокатор. Но не тут то было, из моей старушки так просто не выбраться. Знаю я таких мурых.

— Останови, я сказала! Получишь ты свои деньги!

— Конечно получу, ты думаешь я четыре часа возможного сна тебе задаром подарю. Охереть! Бывают же наглые люди! — выруливаю на трассу разгоняя тачку.

— Стой! Куда ты едешь?

— Обратно!

— Ты совсем идиот? — снова дергает ручку.

Прикладывает телефон к уху, звонит кому-то. Слегка сбавляю скорость. Она либо дурит меня звоня в никуда, либо действительно не может никому дозвониться. Нервничает, кусает губы, вот-вот разрыдается.

— Называй реальный адрес: мамы, папы, подружки!

— Останови, сейчас же!

— Холоп!

Девчонка пялит на меня удивленные глазища. Прерывисто дышит, двумя руками держится за ручку двери.

— Ты забыла добавить, холоп! Останови сейчас же, холоп… Что смотришь? И частенько ты катаешься подобным образом? Называй адрес человека, который сможет за тебя заплатить или я везу тебя назад!

Молчит, продолжая таращиться на меня.

— Чем дольше мы катаемся, тем дороже выйдет твоя поездка.

Непробиваемая дура! Сжав губы в тонкую полоску девчонка смотрит на меня с ненавистью.

— Хотя знаешь, что? — оборачиваюсь назад. — Натурой тоже можно! Придется тебе отработать почти четыре косаря.

— Мичурина сто восемьдесят шесть! — выплевывает с досадой.

— Сразу бы так, — перестраиваюсь в левый ряд, разворачиваюсь на перекрестке. Я знаю этот адрес. И точно знаю, что видел я ее именно там.

Глава 2

Картинка словно конструктор моментально складывается в голове. Пару месяцев назад эта девица уже попадалась мне на глаза. Она волокла по тротуару здоровенный чемодан с отвалившимся колесиком. Вела себя очень нервно и дергано, примерно так же как ведет себя сейчас, после того как поняла, что сбежать не получится.

Если бы не пассажир сидящий в машине, я, наверное, вызвался бы ей помочь. Чемодан на самом дела был размера ХХL и выглядел очень тяжелым. В тот день она была в белой шубе, на каблуках, и с точно таким же конским хвостом на затылке, на которой я не мог не обратить внимания. Но больше всего взгляд зацепили высоченные стальные шпильки. И то, как она вышагивала на этих ходулях по дороге схваченной утренним заморозком. Ни одна из моих знакомых девушек не носит каблуки. Сестра иногда таскает мамины старые туфли по дому, но ей всего десять, как только начнет походить на девушку, напялит худи, широченные джинсы, кроссы и смешается с серой массой.

Затылком ощущаю ее ненавистный взгляд. Она продолжает безрезультатно названивать кому-то. Почти четыре утра, похоже никому она не дозвонится. И что с ней делать?

— Ты дома? Можешь спуститься!? Потом объясню, — раздосадовано говорит в телефонную трубку. — Деньги захвати.

Подъезжаю к шлагбауму, охранники меня знают, поэтому без вопросов пропускают во двор.

— Подъезд?

— Четвертый.

Притормаживаю и глушу двигатель. Посидим, подождем… От чего-то напряжение, охватившее меня в последние пару часов спадает. Зевота одолевает, веки снова наливаются свинцом. Сейчас разберусь с ней и к Тимуру поднимусь. Осознание того, что башка может коснуться подушки прямо сейчас, дурманит голову. Время тикает, в голову закрадывается подозрение.

— Ты не сама с собой разговаривала случайно?

Подъездная дверь распахивается. Тимур еле волоча ноги плетется к машине на ходу просыпаясь. Заглядывает в окно удивленно на меня таращась.

— Открывай! — психованно выдает девчонка дергая за ручку.

Снимаю блок, она пулей выскакивает на улицу.

— Тимур, заплати таксисту. В понедельник отдам тебе деньги, — на ходу произносит она топая к двери. Тимур перехватывает ее за руку, не позволяя смыться.

Выхожу из машины, здороваюсь с Тимом, наблюдаю как она трепыхается в попытках вырвать руку. Сегодня она тоже на каблуках. Хотел бы я посмотреть, как бы она на них удирала.

— Алика, что за херня? В какой понедельник?

— Заплати и отпусти человека, — смотрит на него повелительно.

Откуда в ней столько гонора? Не припоминаю, чтобы среди девок Тима, числилась хотя бы одна Алика.

— Может вы дома разберетесь, а? Заплатите честному человеку и отпустите с миром.

— Сколько? — улыбается Тимур.

— Пятера.

— Сколько, сколько? Откуда ты ее вез, из Ханты-Мансийска?

— Из деревни Сизые Грачи. Слышал о такой?

Тим пожимает плечами.

— Алика давай проясним ситуацию. Ты хочешь, чтобы я оплатил твое ночное путешествие по близлежащим деревням и селам, правильно я понимаю?

— Прекрати выделываться, — шипит на него девчонка.

Тимур достает телефон и зевнув, начинает листать в телефоне сообщения.

— Тим, выручи, пожалуйста! Скинь пару тысяч, завтра отдам! — писклявым голосом произносит Тимур, вероятно парадируя девчонку. — Это у нас двадцать восьмое января. Заметь, тогда ты еще говорила мне «пожалуйста», — бросив на нее ироничный взгляд говорит он. — Далее… Шестое февраля — скинь три тысячи, плиз. Двенадцатое февраля — займи пять тысяч. Седьмое марта. О, здесь даже фотка имеется, — поворачивает ко мне телефон. На дисплее изображена рука с длинным острым маникюром красного цвета. Прикинь, два косаря эта хрень стоит. Сколько тебе нужно помотаться за два рубля? — обращается ко мне. — Ты ничего не перепутала? Напомни мне, кто мы друг другу?

Недовольно морщась, девчонка отворачивается.

— Алика, мы просто соседи. Если я выручил тебя пару раз, это не значит, что буду делать это постоянно. У меня все учтено. В один момент я просто выкачу твоему отцу счет и дело с концом. Я в последний раз плачу за тебя и только потому, что знаю водилу. Был бы на его месте кто-то левый, я не дал бы ему ни копейки. Разбиралась бы с ним сама.

Тимур отпускает девчонку, вытягивает из кармана бумажник. И тут уже я, ни с того ни с сего подорвавшись, хватаю ее за руку. Сам не до конца осознавая что делаю, вцепляюсь в ее руку мертвой хваткой.

Девчонка смотрит на меня вылупив глазища. Вот-вот заорет.

Тим протягивает мне деньги и удивленно таращит глаза.

— Да отпусти ты ее! Пусть топает, мошенница.

— Не надо денег, убери.

— Ты серьезно!? Возьми… пол ночи ее катал.

— Она отработает.

— Нет! Ты охренел? Отпусти меня, придурок!! — визжит девчонка, привлекая внимание охранника, направляющегося в нашу сторону.

— Ребята, что у вас там происходит? Это ты, Тимур?

— Все нормально, дядь Саш, — выкрикивает Тим пытаясь отцепить мою лапу от предплечья девчонки. Охранник останавливается, но назад не уходит. Стоит наблюдает.

— Кир, ты переработался походу, отпусти ее. Знаешь, кто ее пахан?

Расслабляю пальцы, девушка подрывается с места, за секунду скрываясь за подъездной дверью.

Тим сует мне пятеру в карман. Отдаю ему деньги обратно.

— Дебил, что ли? Возьми.

— Дай мне ее номер.

— Кир, тебе там ничего не светит, кроме абсолютного банкротства. Оно тебе надо?

— Я не за этим?

Тимур начинает громко ржать, снова привлекая внимание охраны.

— Я же сказал, она их отработает.

— Как?

— Есть у меня одна идея.

— Не трогай ее, проблем потом не оберешься.

— Дай номер!

Пожав плечами, Тимур ныряет рукой в карман за телефоном.

Глава 3

Сижу на кровати в незнакомой комнате и не могу собрать мысли в кучу. Где я? Единственный вопрос молоточком стучащий в висок. Прячу озябшие ступни под одеяло. Верчу головой по сторонам. Прозрачная занавеска парусом надувается от сквозняка. Заворачиваюсь в одеяло с головой и сползаю с кровати. Ноги, затянутые в тонкий капрон ступают по ледяному деревянному покрытию. Ежусь, выдыхая пар изо рта. Как же холодно. Сколько сейчас времени? Судя по тому, что за окном щебечут птицы, раннее утро. Это так странно, я еще никогда не просыпалась под пение птиц. Подхожу к приоткрытому на режим проветривания панорамному окну, сдвигаю легкую ткань в сторону. Зажмуриваю глаза и открываю их снова. Я в лесу. Высоченные сосны торчат из земли частоколом, заполняя все пространство, видимое глазу. Гудящая голова начинает подкидывать флешбеки из недавнего прошлого.

— Кристина! Крис! — срываюсь я к двери, бросив одеяло валяться на полу.

Сбегаю вниз по лестнице. Заглядываю в пустые спальни на втором этаже, спускаюсь на первый. Стою посреди захламленной гостиной, слушаю тишину и до меня наконец доходит, что я не Кевин Маккалистер, мне не семь, но забыли меня точно также, правда не родители, а друзья моей единственной подруги. По всей вероятности, теперь уже бывшей…

Дозвониться до Кристины удается только спустя пару часов. По ее наигранному удивлению, становится ясно, что забыли меня не случайно.

— Мы думали, что ты села в машину к Артуру, — нараспев произнесла она нисколько не удивившись. — Давай я попрошу Руслана, он тебя заберет.

— Не нужно, я вызову такси.

— После обеда, должен приехать клининг, ты можешь вернуться с ними, — ехидно, словно с поддевкой пропела Крис.

Никогда! Никогда, я больше не поделюсь своими проблемами ни с одной живой душой.

— Может тебе денег подкинуть, такси выйдет не дешево, — словно царапая открытую рану, продолжила она.

— Ну, и сука же ты…

— От суки слышу, — усмехнувшись выдала Кристинка и бросила трубку.

Пластик валящийся в моей сумке совершенно бесполезен. Отец перевел с моих счетов деньги. Наличными тоже выходит не густо. Шестьсот пятьдесят рублей бумажными и тридцать мелочью. Навигатор показывает страшные цифры. Я помню, что ехали мы долго, но что уедем настолько далеко, даже подумать не могла. Было очень весело, я давно так отлично не проводила время. Все было бы хорошо, если бы не внезапно проснувшаяся ревность Крис. Мы разругались в пух и прах. Никому не было дела до ее истерики даже ее парню. Но мое настроение было изгажено окончательно и бесповоротно. Я поднялась на мансарду, закрылась в спальне и уснула.

Вот теперь сижу на ступеньках чужого дома и пытаюсь дозвониться до мамы. Папе звонить не буду принципиально.

Начинаясь на коленке, под юбку уползает жирная стрелка, приговорившая мои колготки к помойке. Минус пятьсот рублей. Усмехаюсь собственным мыслям. Когда я считала такую мелочь? Найдется ли человек готовый забрать меня отсюда за оставшиеся сто восемьдесят рублей?

Никто не хочет ехать в эту глухомань. Такси можно заказать только с платной подачей из города. Я потратила уйму времени на поиски зарядки для телефона в итоге нашла ее в шкафчике одной из ванных комнат. Подзарядив телефон продолжила обрывать телефон мамы. Это бесполезно, она никогда не просыпается раньше одиннадцати, а в Калифорнии сейчас часов пять утра.

Крис меня обманула, никто не приехал убирать срач, разведенный шумной компанией. Мне срочно нужно в город, завтра приезжает отец. Если он меня потеряет, то я даже представить боюсь какая еще кара меня ждет. Он точно отправит меня на вокзал торговать пирожками или мыть посуду в какую-нибудь столовку.

Только в первом часу ночи, наконец нашелся человек, готовый ехать сюда за наличку. Моей радости не было предела и даже то, что мама мне так и не перезвонила, не омрачила моего внезапно взлетевшего до небес настроения. Я быстро переодела порвавшиеся колготки задом наперед, умылась, немного подкрасилась и даже сгрызла яблоко сиротливо лежащее на барной стойке.

Но радость моя была не долгой. Дурные мысли моментально заполнили голову. Никто кроме Кристины не знает, что я здесь. Кто за мной приедет и куда он меня повезет, тоже неизвестно. Липкий ужас сковал конечности. Непроглядная тьма за окном, нарисовала в воображении все возможные и невозможные варианты развития дальнейших событий. Я еще и без денег. Вдруг он попросит заплатить вперед! Что я буду делать тогда? Что я буду делать добравшись до города, я уже решила. А что если мой план не сработает? Все равно у меня нет другого выхода…

Взяв себя в руки выхожу за калитку. Сажусь в машину стараясь не смотреть на водителя. Никакого зрительного контакта. Вдруг он поймет по глазам, что заплатить мне не чем. Надеюсь он не из болтливых и не страдает излишним любопытством. Водителю не больше двадцати, и чтобы предупредить его возможное желание пообщаться, решаю вести себя максимально холодно и высокомерно.

Перекинувшись парой вынужденных фраз, всю оставшуюся дорогу едем молча. Парень лишь изредка бросает взгляд в зеркало заднего вида, задерживает его на несколько секунд, а затем возвращает к дороге. Что-то мне подсказывает, что опасаться мне нечего, у него довольно теплые, но какие-то уставшие глаза. Мне даже становится немного жаль, что придется его обмануть.

Набираю сообщение Тимуру, но оно до него либо не долетает, либо он уже отправил меня в бан. Вот это будет настоящей потерей. Такого щедрого малого нужно еще поискать. Может все-таки замутить с ним? Нет, тогда я потеряю последний источник дохода. С ним лучше просто дружить, тем дольше может продлиться наше общение.

Мне еще не приходилось сбегать не заплатив. Хотя… пару лет назад, мы с девчонками смылись из кафешки, повесив счет на парня, который таскался за Настей буквально одолевая ее своим навязчивым вниманием. Его нужно было как-то красиво отшить, потому что слов он не понимал. И я предложила пообедать за его счет всей компанией. Ни о какой жалости тогда не было и речи, нам было весело и абсолютно безразлично, как он выкрутиться из этой ситуации. Парень жил в общаге и вряд ли в его кармане водились нормальные деньги. Так забавно было наблюдать за его реакцией, когда вместо кофе мы начали заказывать кучу разных блюд, к некоторым из которых, в итоге даже не притронулись. Тогда нас было четверо. А сейчас я одна. Жизнь диктует новые правила в моей новой реальности: Нет денег, нет друзей.

Чем ближе мы приближаемся к финишной точке, тем сильнее начинает колотиться мое сердце. От названного мной адреса, рукой подать до моего дома. Во дворе старой девятиэтажки всегда полно машин. Парковка на обочинах у проезжей части запрещена, ночью работает эвакуатор поэтому люди паркуют машины не только в своих, но и соседних дворах. Я когда-то обратила на это внимание и как ни странно, это наблюдение мне пригодилось. Воспользуюсь его замешательством и сбегу через соседние дворы. Я все спланировала, но не предусмотрела одного. Из заблокированной машины не сбежать.

— С вас три тысячи восемьсот девяносто рублей, произносит парень повернувшись ко мне.

— Сейчас вынесу деньги, подожди пять минут, — пытаюсь растянуть на лице самую искреннюю улыбку на которую только способна, но мышцы лица занемели, губы дергает нервная судорога.

— Не-а! — парень отрицательно качает головой. — Звони кому-нибудь, пусть выносят! — смотрит мне в глаза. — Денег нет и не будет! — с досадой произносит он, машина срывается с места, двигается задним ходом виляя между припаркованных автомобилей.

— Останови! Я же сказала, что сейчас вынесу!

— Хороший ход. Пока, я буду выезжать из этой жопы, ты сделаешь ноги.

— Останови! — продолжаю дергать ручку.

Пытаюсь подцепить пальцами блокатор, чтобы поднять его вручную. Ногти мешают, не позволяя нормально за него ухватиться.

— Останови, я сказала! Получишь ты свои деньги!

— Конечно получу, ты думаешь я четыре часа возможного сна тебе задаром подарю. Охереть! Бывают же наглые люди! — машина выскакивает на трассу.

Только не в полицию. Еще не хватало попасть в обезьянник. Это дно, до которого я не могу опуститься.

— Стой! Куда ты едешь?

— Обратно!

— Ты совсем идиот? — снова дергаю ручку.

Тимур! Ну возьми же ты трубку! Набираю ему раз за разом выслушивая длинные гудки.

— Называй реальный адрес: мамы, папы, подружки!

— Останови сейчас же!

— Холоп! Ты забыла добавить, холоп! Останови сейчас же, холоп… Что смотришь? И частенько ты катаешься подобным образом? Называй адрес человека, который сможет за тебя заплатить или я везу тебя назад! Чем дольше мы катаемся, тем дороже выйдет твоя поездка. Хотя знаешь, что? — оборачивается назад. — Натурой тоже можно! Придется тебе отработать почти четыре косаря.

— Мичурина сто восемьдесят шесть! — выплевываю на одном дыхании.

В крайнем случае придется подняться к Тимуру. Я убью Кристину! Такого унижения я еще не переживала. И папе все выскажу! Дочь я ему или подкидыш! Воспитывать раньше нужно было, когда я просилась жить с ним, а ему был неудобен подросток, да еще и девочка. «С мамой тебе будет лучше, дочка.» — говорил он мне всякий раз, когда я заводила разговор о переезде. А теперь я: бездарь, лентяйка, паразитка, приспособленка, все самые лестные эпитеты, относящиеся к бесполезному человеку — это я.

Наконец Тимур берет трубку, прошу его спуститься. Водитель останавливается около подъезда, глушит двигатель.

Тимур устраивает настоящий цирк. Вцепившись в мою руку не позволяет уйти, издевается надо мной еще несколько минут.

Всем видом демонстрирую, что мне дела нет до шуток этого клоуна, в то время как внутри меня разрастается настоящая буря. Злость и ненависть лавой растекается по моим венам. Сейчас я ненавижу весь мир: маму, маминого хахаля из-за которого, я не могу теперь жить с ней, отца, который не позволяет мне распоряжаться своей жизнью самостоятельно. Я ненавижу всех своих псевдо друзей, которые полопались словно мыльные пузыри, как только узнали, что я теперь нищая.

Не вслушиваясь в слова Тимура, отвернувшись, жду, когда ему надоест эта клоунада. Плевать на все, я дома. Можно выдохнуть, принять теплую ванну и с головой укутавшись в одеяло спокойно уснуть.

Его захват ослабевает, я делаю шаг к двери, второго сделать не успеваю. Водитель такси перехватывает меня за руку. Тим протягивает ему деньги, а он отказывается.

— Она отработает! — слышу я и начинаю кричать и брыкаться.

— Нет! Ты охренел? Отпусти меня, придурок!! — кричу на весь двор. Тимур пытается расцепить его пальцы.

— Кир, ты переработался походу, отпусти ее. Знаешь, кто ее пахан? — уговаривает он его.

Захват слабеет. Вырвав руку, скрываюсь за подъездной дверью, бегом поднимаюсь по лестнице не задерживаясь у лифта. Пульс грохочет в висках, сердце выпрыгивает из груди. Я словно молния взлетаю на десятый этаж и выдыхаю только когда хлопаю входной дверью и запираю ее на замок. Опираюсь спиной на полотно двери, скольжу взглядом по прихожей. Я дома. И чего я так переполошилась? Что он может мне сделать?

— Ни-че-го, — шепотом отвечаю на свой вопрос, сбросив туфли иду в свою комнату.

Глава 4

Прислонившись спиной к стене, держу над головой керамическую копилку. Розовая свинка в белый горох попалась мне на глаза на днях. Когда мне было лет десять, я битком набила ее монетами, а разбить так и не решилась. Много лет она пылилась на полке и вот, буквально позавчера, я решила, что ее время настало.

Я проснулась от постороннего шума, доносящегося из прихожей. Подскочив с кровати, немедля подхватила приговоренную свинью. Я четко слышу шаги и понятия не имею, кто это может быть. Папа задерживается еще на неделю, о чем сообщил мне позавчера вечером. Свою помощницу по хозяйству он уволил в тот день, когда я с чемоданом переступила порог его квартиры. Вероятно, решил, что в моем лице найдет ей замену.

Последние три дня я не выхожу из дома. Сплю очень беспокойно. Мне все время снится, что кто-то гонится за мной. Некто настигает меня сзади и схватив за волосы, волочет меня по асфальту, в кровь раздирая мне колени и ладони, цепляющиеся за все, что попадется на пути. Это какая-то паранойя. Всякий раз распахнув глаза, пытаюсь воспроизвести в памяти черты лица того парня. Но его внешность никак не вяжется, с ужасами транслирующимися моим сознанием, которую ночь подряд.

Хотя, маньяки ведь тоже на вид безобидные. Посмотришь на такого очкарика и ни за что не подумаешь, что он уже прикончил восьмерых и на тебя глаз положил. Папа почти каждый вечер смотрит какую-нибудь чушь из разряда: «Самое громкое убийство восемьдесят пятого года» или «Дело шайки беспредельщиков Васи Упыря». Как тут не впечатляться? Удивляйся потом таким снам. Первое время я пыталась к нему подлизаться, поэтому просмотры подобных передач, были чем-то вроде семейного кино. Но папа идти на сближение на моих условиях отказался, поэтому я умыла руки. И оставила это бесполезное и совершенно скучное занятие.

Но сны то начали мне сниться именно сейчас, а мой маньяк на очкарика не похож. Хоть я и помню его довольно смутно. Только глаза узнаю, пожалуй, а остальное довольно размыто в моей памяти. Он похоже решил доконать меня звонками, иначе как объяснить то количество неизвестных номеров одолевающих меня круглые сутки.

Занесенные над головой руки начинают неметь. Пока я случайно не уронила тяжеленькую свинку себе на голову, осторожно опускаю ее. Мое обоняние улавливает странные запахи. Маньяк жарит яичницу!? Может папа сжалился надо мной и вернул Наталью Ивановну? Тихонечко приоткрываю дверь высовываясь из комнаты. К шкварчанию доносящемуся из кухни прибавляется запах кофе, шум воды, и грохот тарелок и чашек приземляющихся на стол. Смело шагаю в сторону кухни. Впиваюсь взглядом в широкую спину.

— Привет, — не без удивления произношу я.

— Привет, — Дорофея поворачивает голову. — Я думала ты спишь. Завтракать будешь?

— Ты меня напугала! Можно ведь было позвонить!?

— Я звонила, — сестра поворачивается и опирается своим могучим телом на столешницу гарнитура. — Три раза.

— У меня, наверное, не записан твой номер, — морщу нос.

— Действительно, зачем он тебе… Кстати, я так и не поняла, ты меня заблочила что ли? — раскладывает яичницу на две тарелки.

— Не знаю, посмотрю потом. Может случайно. Ты надолго?

— На пару дней. Я думала папа будет дома, хотела сделать ему сюрприз. Мы с Сашей решили пожениться, — ее губ касается легкая улыбка, глаза начинают лучиться светом.

— Поздравляю, — ощутив неприятный осадок присаживаюсь за стол. — Когда свадьба?

— В конце августа.

Свадьба! У Дорофеи свадьба! Уму не постижимо… Я ничего не понимаю в этой жизни. Она же некрасивая, совершенно не симпатичная, абсолютно неотесанная мужичка. Даже сейчас она одета в подобие спортивного костюма и ходит так постоянно. Я ни разу не видела ее на каблуках. Хотя какие ей каблуки. Она выше меня на полторы головы и тяжелее в два раза. Короткие светлые волосы, собранные в мышиный хвостик, глаза без ресниц, нос картошкой. Эта великанша выходит замуж, да не за абы кого… Чисто из любопытства, я как- то навела справки о ее Саше.

Дора молча рассматривает меня пряча улыбку.

— Что?

— И на это, ты променяла возможность обучения в престижном университете? — кивает на мою новую грудь, обтянутую трикотажной пижамной маечкой.

— Твое, какое дело?

— Алика, какая ты все-таки глупая.

— Зато красивая, — вздернув подбородок смотрю на нее свысока, хоть и сижу на стуле, а она горой возвышается надо мной.

— А, с новыми сиськами, так вообще «Мисс вселенная», — хмыкает она.

Вот и пообщались… Поднимаюсь со стула, иду к двери.

— Сядь, поешь! В холодильнике шаром покати, одни листья салата.

— Ну ты же нашла яйца.

— Чем очень удивлена.

— Приятного аппетита, — прикрываю за собой дверь своей комнаты.

Дорофея старше меня на девять лет у нее два высших образования, скучная работа и квартира в Москве. Из этого списка мне достаточно бы было просто квартиры. Но папа словно с сума сошел, когда узнал, на что я потратила деньги. Нужно было делать операцию на втором курсе. Отучилась бы как-нибудь год, может за этот год и недвижимостью бы обзавелась. Теперь личные квадратные метры мне только снятся.

— Алика, открой дверь курьеру, — кричит Дора на всю квартиру.

— Сама открой!

— Я в ванной!

— И что?

— Алика!!

Какой еще курьер? Только приехала, уже начала тут хозяйничать. Распахиваю дверь застывая на месте. Мой таксист пялится на меня во все глаза, протягивая пакет.

— Зачетные сиськи! — впивается взглядом в мою грудь без белья. — Привет! — растягивает губы в нахальной улыбке.

— Прекрати мне названивать, — игнорирую его странное приветствие. — Тимур отдавал тебе деньги, ты сам отказался.

— Я тебе не звонил.

— А кто мне названивает по сто раз на день?

— Откуда я знаю, — пожимает он плечами.

— Дора! Мне нужны деньги! — кричу сестре повернув голову.

— На что?

— На чай курьеру.

— В сумке возьми, — приоткрыв дверь кричит она и начинает шуметь феном.

Выдергиваю из ее кошелька пятитысячную купюру и протягиваю улыбающемуся парню.

— Все! Мы в расчете.

Он и не думает ее брать.

Слегка подавшись вперед засовываю купюру в нагрудный карман его рубашки. Он вытаскивает деньги и протянув руку засовывает их мне за вырез майки.

— Я же сказал, отработаешь, — подмигивает мне и спускается вниз по лестнице.

Глава 5

Захлопываю перед его носом дверь. Вытаскиваю деньги и убираю их в карман. Пригодятся, Нюша может пожить еще пару дней. Заглядываю в пакет. Ничего интересного. Оставляю пакет на полу у дверей.

— А разобрать не могла? — возмущается Дора.

— Ты меня не просила.

— Могла бы и догадаться, — тащит колбасу и булки на кухню.

— Ты же сказала, что приехала на пару дней? — подпираю плечом откос двери, глядя на сестру разбирающую пакет.

— В пятницу утром уеду.

— А это тогда зачем? — киваю на гору продуктов возвышающуюся на столе.

— Ну ты же у нас безработная. Считай, что материальная помощь.

— Не нуждаюсь, — фыркнув, ухожу к себе.

— Алика! В самом деле! Ты ведь просвечиваешься уже! Так нельзя, к чему эта голодовка?

— Не говори глупости, никакой голодовки нет. Я питаюсь, как обычно.

— Как обычно, это шпинатом и авокадо?

— У меня свой рацион. Что ты цепляешься? Ты считаешь, что лучше есть колбасу и напичканную антибиотиками курицу.

Где-то в глубине души я люблю сестру. Когда мне было года три-четыре, я конечно слабо помню это время, но отдельные фрагменты из тех времен иногда всплывают в моей памяти. Мы были с ней достаточно близки. Она в тот момент уже была подростком, но при этом гораздо больше походила на мою маму, чем моя собственная мать. Помню, как я звала тогда ее Феей. Полное имя проговаривать было долго, а привычное всеми Дора, мне не нравилось и казалось чем-то грубым и обидным.

— Алика!

— Да, что опять? — распахиваю дверь.

— Давай, порядок наведем? Квартира погрязла в пыли. Ты только посмотри, что творится! — проводит ладонью по поверхности подоконника, демонстрируя мне пыльные следы.

— Наводи, — закрываю за собой дверь, снова падаю на кровать.

На самом деле валяться совсем без дела уже порядком надоело. Я не знаю сколько я буду бастовать, потому что и так уже понимаю, что ничего своим игнором всех, и вся не добьюсь. Папа еще, как назло уехал почти на две недели. Как специально, оставил меня одну. Денег, он разумеется, мне не оставил. Сказал, что в офисе меня ждет ежедневая оплата, и на пропитание себе, я вполне способна заработать самостоятельно. Не знаю, как он пропустил мою ночевку на даче, я думала ему кто-нибудь доложит, что я не ночевала дома. Ну… по крайней мере, из этого можно сделать вывод, что нет за мной никакой особой слежки, которой он меня стращал. А вот Дора, приехала не просто так. Мымра сто процентов доложила ему, что на работу я не хожу, в этом можно совершенно не сомневаться. Уверена, что по просьбе папы Дорофея забила холодильник. Прям, сюрприз прилетела делать, будто не знала, что его нет дома.

Покачивая ногой в такт музыке, листаю ленты социальных сетей.

— Ауч! Что ты делаешь?

Дора держит в руках мои наушники, складывает их.

— Отдай! — следом за наушниками из моей руки исчезает телефон. — Ты совсем охренела!? — ору ей вслед. Дора молча заходит в комнату отца, через секунду выходит из нее и запирает дверь на ключ.

— Телефон получишь, когда наведешь в квартире порядок. Алика! Это уму не постижимо, ты посмотри вокруг! Как ты живешь?

— Прекрасно живу, как видишь, — складываю руки на груди.

— Я надеюсь ты шутишь? Вся твоя жизнь: проснулась в обед, съела яблоко, завалилась на кровать, встала, пошла сгрызла стебель сельдерея, снова на кровать и в телефон залипла, поужинала пучком зелени и снова баиньки. И так по кругу, изо дня в день.

— А ты живешь прям супер интересную жизнь!

— Сейчас речь не обо мне!

— А вот не надо было выдергивать меня из привычной среды обитания.

— Ты себя то слышишь?

— Папа лишил меня всего: денег, друзей, любимого дела!

— Что ты любимым делом зовешь? Фотографироваться полуголой и всюду выставлять эти фотки.

— Да что ты понимаешь? Ты просто мне завидуешь!

— Чему завидую? Твоей внешности, которую ты холишь и лелеешь, и считаешь, высочайшим даром свыше. Зачем тогда переделывать себя начала?

— Мое тело — мое дело!

— Ну вот попробуй обколоть и перекроить теперь себя без папиных денег!

Инстинктивно касаюсь пальцами носа, выдавая себя с потрохами.

— Что, не успела?

— Не понимаю, о чем ты.

— Нос тоже собиралась переделать? А к чему тебе это? Ты же и так идеальна!

— Мне не о чем с тобой разговаривать. Ты все равно меня не поймешь!

— Куда уж мне… — качает головой Дора.

— Телефон отдай!

— Приведешь в порядок квартиру, возьмешь.

Еще чего! Разбежалась… Включаю телевизор и заваливаюсь на диван в гостиной. Ищу подходящий фильм не долго. Пульт выдернутый из моих рук, отправляется в коробку, следом в нее летят: планшет, ноутбук, пульт от второго телевизора.

— Ну и чего ты добиваешься? — смотрю на нее с ухмылкой на лице. — Я никогда этого не делала, не собираюсь и начинать.

— Ну, может хоть книжку от скуки почитаешь. В моей комнате до сих пор хранится полная коллекция «Я познаю мир» и «Все обо всем», но советую начать со сборника басен Крылова. Там на полочке, оранжевая книжечка с золотым теснением. Полистай… тебе должно пойти на пользу.

— Ах-хах-ха, — смеюсь карикатурно. — Я с удовольствием послушаю «Стрекозу и муравья» в твоем исполнении. Ты же у нас все наизусть знаешь.

— Алика. Я не папа и сюсюкать с тобой не буду. Сегодня ты наводишь порядок в квартире, а завтра к девяти часам утра красивая и нарядная, топаешь в офис зарабатывать себе на чашку кофе. На полноценный обед ты все равно не заработаешь, но с чего-то нужно начинать. И еще… — смотрит мне в глаза пристально. — Сколько ты дала на чай курьеру?

— Не помню, — пожимаю плечами.

Дора молча протягивает ладонь. Смотрю на нее непонимающе.

— Пять тысяч — это слишком щедрые чаевые.

— Что ты несешь, какие пять тысяч?

Я похоже забыла, что она в два раза больше меня, поэтому расстаюсь с купюрой в достаточно унизительной позе, лицом в подушку с заломленной назад рукой.

— Дура! Больная!! — сдуваю прядь волос, падающую на глаза.

— Идем, я покажу тебе, как пользоваться шваброй. Будешь выделываться, я заставлю тебя силой, — кивает на мое запястье, которым я до сих пор трясу. — И мыть будешь уже не шваброй, а руками. Советую тебе поберечь маникюр. Кто знает, когда ты на него заработаешь.

Видимо, чтобы не быть свидетелем моего позора, Дора берет свою сумку, закидывает в нее связку ключей, предварительно забрав мой комплект и уходит.

С трудом борюсь с желанием не кинуть ей вслед чем-нибудь тяжелым. Стою по среди комнаты, нервно глотая воздух, чтобы не разреветься. Ну что им от меня нужно? Присаживаюсь на корточки спиной к стене, обхватываю ладонями голову и роняю на пол первые слезы. Я всерьез начинаю ненавидеть тот день, когда решила, подогнать свои параметры под идеал. С моим почти нулевым размером, я вынуждена была постоянно таскать ненавистный пуш ап. Я с завистью смотрела на девчонок, красующихся в купальниках и красивом белье и мечтала, что на совершеннолетие я сделаю себе этот подарок. Я делилась с мамой своими планами, и она даже поддержала меня, а когда я пришла к ней с просьбой дать мне денег. Она нашла тысячу причин, чтобы отговорить меня от этой затеи. И ничего, что сама носит импланты с двадцати лет, мне по ее мнению, стоило просто немного поправиться.

Понимая, что сопротивляться бесполезно я взялась за уборку. Никогда я не делала ничего подобного. Я даже свою кровать заправляла, разве что в раннем детстве. Тогда, когда жила здесь. С того дня, когда родители развелись, и я окончательно переехала жить к маме, все домашние заботы легли на плечи маминой помощницы. Она так называла женщину, которая работала на нас до маминого отъезда в Америку. А потом, когда я стала жить одна, она приходила ко мне дважды в неделю, наводила порядки и готовила. Правда, пожить самостоятельно мне удалось не долго, чуть меньше полугода. Ровно до того момента, когда папа узнал, что я вовсе не учусь, а снимаюсь для каталога нижнего белья одного малоизвестного, но довольно перспективного бренда. Три дня я успела поработать на работе мечты. Прежде чем папа закрыл доступ к счетам и купил мне билет на самолет.

Вяло еложу по полу шваброй в прихожей. В других комнатах я ничего не мыла. Просто застелила кровать, стерла пыль на самых заметных поверхностях и поправила диванные подушки. Дорофея возвращается как раз к тому моменту, когда я в последний раз отжимаю швабру.

— Не так сложно, правда? — комментирует она мою работу раздеваясь. Протягивает мне ключ от комнаты отца. — Можешь взять телефон, но сильно не расслабляйся. Нам еще с тобой обед готовить, а потом и ужин.

— Я не хочу есть.

— Ну естественно, ты же подзаряжаешься от розетки, — хмыкает она. — Лик! — окликает меня. — Приходи на кухню… поболтаем, — улыбается дружелюбно.

Молча закрываю дверь. Поболтать с ней, она заставит меня таким же способом? Потираю до сих пор саднящее запястье. Телефон вздрагивает в кармане. Снова неизвестный номер. Но теперь сообщение, а не звонок. Это точно тот бедолага, и таксист и курьер, и неизвестно еще кто по совместительству. Может завтра выгляну в окно, а он двор метет или мебель по этажам таскает. Он вполне мог бы быть еще и грузчиком.

«Покажи сиськи, и мы в расчете.», всплывает сообщение со скалящимся смайлом в конце.

Отправляю ему фак и собираюсь заблокировать номер.

В ответ прилетает:

«Может увидимся?»

Пишу короткое «Нет» и откладываю телефон в сторону.

Спустя несколько минут на телефон градом сыплются сообщения одно за другим. Это мои фотографии. Те самые, из-за которых папа орал на меня трехэтажным матом.

«Где ты их взял?»

«Все что попадает в интернет, остается в нем навсегда» и снова лыбящийся смайл.

«Полагаю, мы в расчете?»

«Не-а, тема сисек не раскрыта, но бельишко тебе идет.»

Мои губы подрагивают, но уже не от обиды на сестру, а от улыбки совершенно не к месту расползающейся на них.

Подхожу к зеркалу и стягиваю майку, откидываю волосы за спину и прикрыв предплечьем грудь, делаю несколько кадров. Выбираю наиболее удачный, на котором красиво смотрятся ключицы, и талия выглядит тоньше чем есть на самом деле. Обрезаю фото по подбородок и отправляю ему.

В ответ прилетает веерница разношерстных смайлов демонстрирующих бешенный восторг.

«Тебе лет то сколько, случайно не девять?»

«Не, девятнадцать», прилетает в ответ.

«Даже не знаю, чем тебе помочь…», добавляю смайлик демонстрирующий ухмылку.

«Считай, что я списал пятьдесят процентов твоего долга.»

Снова отправляю фак и блокирую номер.

Глава 6

Сегодня я побил свой рекорд, сто восемнадцать заказов и еще не вечер. Брать коротыши и правда выгодней, главное крутиться в максимально людных местах и успевать выхватывать короткие маршруты. Полчаса назад вез девчонок к фитнес клубу ровно два квартала. Потрясающая у них конечно логика, не пройти по улице семьсот метров, зато нагулять десятку на беговой дорожке.

Набираю Тимура, пока нахожусь в районе его дома. Сегодня я неплохо заработал, можно завезти ему часть долга. Паркую тачку напротив его подъезда. Спустя пять минут Тим вываливается во двор, морда заспанная, на башке черти что. Тянет мне руку, зевает.

— Че не поднялся? — трет лицо ладонями, быстро моргает.

— Мимо проезжал, перекурю немного, дальше поеду, — отсчитываю десять тысяч, протягиваю ему.

— Мне не горит, Кир. Можешь позже отдать.

— Не… забирай. Если что, я еще обращусь.

Тим убирает бабки в карман.

— Батя как? — окончательно сморгнув дремоту, опирается локтем на капот тачки.

— Нормально, осваивается…

— Так вы насовсем туда?

— Угу, — киваю, кручу башкой по сторонам будто ищу кого-то. — Квартиру уже сдали. Потихой ремонт в доме делаем.

— У Олеськи, наверное, истерика.

— Уже нормально, первые пару дней, рыдала белугой. Но когда поняла, что в ее жизни почти ничего не изменится, успокоилась немного. На Чемпионат России скоро покатит со своими танцульками.

— А ты, что?

— А я, что? — вновь верчу головой, окидываю взглядом балконы. — А я буду на все это зарабатывать. Куда теперь деваться? Жаль ее, она у нас перспективная. Тренерша так говорит.

— А если я спонсора тебе найду? Ты вроде тоже перспективный, — улыбается Тим.

— Некогда мне теперь, сам же видишь, зашиваюсь.

— Херово, — протягивает Тимур поворачивая башку ко въезду во двор. — О! Подруга наша чешет! — улыбается идиотской улыбкой. — Она с тобой рассчиталась?

— Еще нет, — смотрю на девчонку, вышагивающую по тротуарной плитке как по красной дорожке.

Алика подмечает, что на нее пялится две пары глаз. Это становится заметно по тому, как выражение ее лица с уставшего и печального, меняется на надменное и заносчивое.

Она подходит к нам, поправляя увесистую цепь сумки на плече.

— Тимур, можно тебя на пару слов, — мурлычет сладеньким голосом, при этом на меня смотрит, как бультерьер на балонку.

Залипаю на ее бесконечных ногах в тонком капроне. Откуда у нее такие ноги, мелкая же совсем. Без каблуков вообще полторашка не больше. Перед глазами тут же всплывают кадры ее слегка испуганного лица и просто охеренной троечки под тонкой майкой. Своя? Ну конечно своя. Ей лет то сколько…

— Больше двух говорят вслух, — ржет Тимур, когда она пытается оттащить его в сторону за рукав худи. — Нет, нет, нет! Мне можешь больше не улыбаться, — не двигается он с места. — Вон, Киру лучше улыбайся. Кстати, ты не хочешь с ним рассчитаться?

— Он уже свое получил, — не глядя на меня, цедит она.

— Что!? Ты о чем, интересно?

— Может хватит уже, придурок озабоченный!? Отвяжись от меня!! — шипит она как гадюка. — Хватит мне написывать! Для таких извращенцев как ты, есть специальные сайты.

Тим перебрасывает взгляд с меня на нее.

— Я, пожалуй, пойду, сами тут разбирайтесь.

— Тимур, подожди! — пытается рвануть следом за ним, но я уже держу холодную цепь ее сумки.

— Отпусти! — дергает ее на себя. — Я на тебя заяву напишу, извращенец! — вопит как ненормальная.

Охерев от таких заявлений, лезу в ее сумку за телефоном. Она лупит меня по предплечью, впивается острыми ногтями в кисти.

Я о ней вспомнил только сейчас. Ладно… было пару раз между делом. Но я не звонил ей и тем более не писал. Вытащив телефон, сую сумку под мышку. Она продолжает осыпать ударами мое плечо, дергает сумку.

— Пароль говори.

— Да, пошел ты, придурок! Отдай!

Задираю телефон над головой. Она скачет вокруг, вызывая во мне приступ неконтролируемого смеха.

— Ну-ка, напомни мне, что я тебе писал!?

— Отдай!

— Не отдам! Рассказывай, что у нас с тобой за переписка была? Ой! — делаю вид что роняю трубку.

— Ты знаешь сколько он стоит, блаженный? — перестав махать кулаками и сложив на груди руки, заявляет она.

— Дорого, наверное, откуда мне знать.

Это не последняя модель. Не думаю, что тут есть чем гордиться, но у нее явно другие мысли на этот счет.

Смотрю на пыхтящую ненавистью девчонку и сам себе удивляюсь. На хер она тебе сдалась? Один гонор и ничего больше. Махни на нее рукой и поезжай на работу. Но вместо этого я убираю ее телефон в задний карман джинсов, наблюдая за тем как меняется выражение ее лица.

— Отдай, — покачав головой, произносит она достаточно спокойно.

— Забирай, — смотрю в ее темные глаза, обрамленные длинными ресницами.

Девчонка часто моргает, на ее шее быстро, быстро бьется венка. Она смотрит по сторонам.

— Что ты еще хочешь? — произносит почти ласково, еще раз окидывает взглядом пространство вокруг нас.

В смысле еще? Что я уже успел похотеть до этого? Она делает небольшой шажок ко мне навстречу, еще один и еще. Снова смотрит по сторонам. Стараюсь сохранять максимально серьезное выражение лица, но мне чудится эпизод из сказки, которую Олеська вчера вслух читала на кухне. «Свинопас», кажется, она называлась. Да нееет, мне не чудится! Она собирается сделать тоже самое. Судя по тому, как бегают ее глаза, озирающиеся по сторонам.

Алика нервно облизывает губы. Подходит ко мне вплотную, уложив ладони на мою грудь и привстав на носочки, тянется к моим губам. Касается их и замирает. Выжидаю пару секунд и разомкнув свои, захватываю ее нижнюю губу, касаюсь теплого языка, обхватываю ее затылок, углубляю поцелуй. Мотор качает кровь с утроенной скоростью, по веном бегут токи. Ее рука медленно скользит по моему торсу, обвивает поясницу и ныряет в задний карман джинсов. Тут же перехватываю ее ладонь и отстраняюсь.

Ее взгляд с томного вмиг превращается в взбешённый. Отталкивает меня так, будто я сам к ней полез.

— Что тебе от меня еще нужно? — цедит зло.

— Ничего особенного, за проезд зайцем будешь целовать меня еще девяносто девять раз, а за клевету… — прикидываю, что бы такое придумать. — Сходишь сегодня со мной на свидание.

— Какое еще свидание? — фыркает она.

— То есть, девяносто девять поцелуев тебя вполне устраивают?

— Иди в жопу! — разворачивается на каблуках. — И телефон отдай, быстро! — резко поворачивается и протягивает ладонь с острым когтистым маникюром. Нужно быть с ней поосторожней, такими ногтями можно и кишки выпустить.

— Оденься поудобней и обуйся тоже. У нас будет немного необычное свидание, — прыгаю в тачку демонстративно закидывая ее трубу в бардачок. — На этом же месте, через час, — салютую ей ладонью и уезжаю.

Глава 7

Я поднялась на лифте на свой этаж, постояла с минуту около двери и как сумасшедшая рванула наверх. Дверь мне отворяет Ульяна, здоровается и без лишних вопросов пропускает в квартиру. Тимур как всегда на кухне. Смотрю на то, как он с аппетитом уплетает какое-то мясное блюдо и плюхаюсь за стол напротив него. Очень аппетитно пахнет… Переключаю внимание с тарелки на его лицо. Тим жует и вопросительно смотрит на меня. Вообще, удивительное он существо. Папа говорит, что он спортсмен. Но я обычно вижу его в двух состояниях, вечно жующим и постоянно зевающим. Еще бы… столько шляться по ночам. Моя идея напроситься с ним в Барракуду, отодвигается на второй план. Сейчас нужно решить другую проблему.

— Быстро звони своему дружку отморозку!

Тимур слегка давится и похлопав себя по груди кулаком, произносит:

— Приятного аппетита, Тимур! — паясничает он, делая глоток чая из большой кружки.

— Звони давай!

— Зачем? — накалывает на вилку кусок тушеного мяса. — Будешь? — интересуется он.

— Я не ем мясо.

— Зря, — отправляет кусок в рот.

— Он забрал мой телефон. Скажи ему, если он не хочет проблем, пусть немедленно везет его обратно, — стучу ногтем по столу.

— Алика, — откидывается он на спинку стула. — О каких проблемах ты говоришь? — смотрит на меня кривя губы в улыбке.

— Не важно. Позвони и скажи, что они у него обязательно будут, если он не оставит меня в покое.

Тимур начинает ржать как конь.

— Разбирайтесь сами. Меня не интересуют ваши брачные игры.

— Что ты несешь!?

— Вы сосались пять минут назад, я в окно видел. А я предпочитаю держаться подальше от семейных разборок, — смеется он.

— Тимур!! — хлопаю ладонью по столу и вмиг взвываю от боли.

Ноготь на среднем пальце лопается отслаиваясь наполовину. Палец пульсирует, пытаюсь продышаться, не позволяя слезам брызнуть из глаз. Крепко зажимаю его в кулаке, боль слегка отступает.

Тимур цокает и покачивает головой.

— Алика, ты ходячая катастрофа. И зачем тебя только батя из Москвы выписал? — поднимается и распахивает настенный шкафчик кухонного гарнитура. Вытаскивает контейнер, роется в нем.

— Уль! У нас пластырь есть? — кричит на всю квартиру.

— Должен быть. Посмотри в аптечке! Порезался?

— Не… Алика тут себе маникюр подправила. Нужно залепить.

Смотрю на свой пострадавший ноготь и едва не роняю слезы. Не от боли, а от обиды. Мне сейчас даже исправить это не на что. Тимур скотина, предъявил отцу все мои долги. Он с ним рассчитался и теперь вычитает из моей зарплаты по пятьсот рублей. Оставляя мне деньги чисто на проезд. А обедать и вовсе отправляет в столовку для сотрудников. Для сотрудников фирмы, комплексные обеды идут с шестидесятипроцентной скидкой, для меня как, для дочки директора они и вовсе бесплатны. Но это еще унизительней, поэтому я в нее не хожу. По-прежнему питаюсь яблоками, йогуртами и ужинаю дома. Спасибо, что хоть цепью холодильник не замотал. Удивительно, как быстро меняются мои вкусовые предпочтения. Ненавижу себя за это и его тоже. Такими темпами я начну есть сосиски и пельмени. Нужно что-то срочно с этим делать. Если папа денег жилит, нужно найти того, кто не станет на меня их жалеть. Для этого мне и нужно было где-нибудь прогуляться. Но куда теперь я пойду в таком виде?

— Нет пластыря. Можно забинтовать, — Тим демонстрирует мне рулон бинта.

— Еще чего, — прячу руку за спину.

— Смотри сама, — кидает бинт обратно в контейнер. Садится за стол. — Как дела на работе? — громко отпивает чай из кружки.

— Отлично.

— Тебя уже повысили из принеси-подай.

— Спрашивает человек, который ни дня в жизни не работал, — пытаюсь съязвить.

— Я учусь, — улыбается почесывая затылок.

— Что-то, я не заметила.

— Я делаю это незаметно.

— Ты будешь звонить ему или нет?

— Кому?

Вот придурок! Так и треснула бы ему между глаз.

— Таксисту этому!

— Аааа, Кириллу. Не… не буду.

Покидаю соседскую квартиру громко стуча каблуками.

— Алика, бл…ть! — орет мне вслед Тимур. — Ты совсем охерела! У нас вообще-то принято разуваться.

Папы дома еще нет, а может уже нет. Мы с ним не разговариваем. Расхаживаю по комнате из угла в угол. Решаю переодеться. Стягиваю резинку с волос, покрываясь испариной. Как же это неприятно, трясу рукой пытаясь вытянуть волосы, застрявшие в отслоенном ногте. Отвратительное, просто отвратительное ощущение. Иду на поиски пластыря. К моему сожалению в нашей аптечке не водится ничего кроме местного обезбола и активированного угля. Папа здоров как бык. Слова Дорофеи о том, что я доведу его до сердечного приступа, вмиг становятся не актуальными. Я могу довести его только до несварения желудка, если все же решусь что-нибудь приготовить. Надо предупредить его на этот счет, пусть прикупит пару средств от диареи, если по-прежнему хочет, чтобы я готовила.

Кое-как переодевшись, глотаю несколько ложек обезжиренного творога и завалившись в кровать смотрю в потолок. Все же пришлось замотать палец бинтом, пластыря в аптечке не оказалось, а цепляться каждый раз за одежду и волосы очень неприятно. Делать это одной рукой было максимально неудобно. Поэтому я стараюсь не смотреть на результат. Теперь я ношу на руке белую сардельку, завязанную на кривой бант. Какое счастье, что завтра суббота, а сегодня был короткий рабочий день. За выходные я что-нибудь придумаю. В конце концов у меня есть еще и мама. Правда последние несколько месяцев она не спешит выходить со мной на связь, прикрываясь разницей часовых поясов. Меня жутко задевает, что она отгородилась от меня таким нестандартным способом. Хотя, почему это он не стандартный? Если вспомнить нашу совместную жизнь. Она всегда занималась только собой. Мое финансовое содержание было полностью возложено на отца и до января этого года моя жизнь была отлажена, как часы. Папа никогда не был жадным. Единственным его желанием было то, чтобы я обязательно училась. Могла ли я подумать, что он так закрутит гайки, узнав о моей небольшой самовольности. Мне казалось, что большее, что меня ждет, это поступление в следующем году. Я была уверена, что он не станет копаться в моих увлечениях, а об операции и вовсе не узнает.

Мысленно считаю до трехсот и поднимаюсь с кровати. Выглядываю в окно. Никого нет. Может он не приедет? Силой мне с ним не справиться. Попробовать хитростью? «Ты уже попробовала!», — говорю сама себе и касаюсь пальцами нижней губы. Во рту моментально возникает привкус мятной жвачки, перед глазами его смеющиеся глаза, в ушах тихий смех и голос: «За проезд зайцем будешь целовать меня еще девяносто девять раз, а за клевету…» А, что если это и правда не он? Силюсь вспомнить в деталях свою переписку с тем придурком после того, как я отослала ему свое фото. Он писал мне еще раза четыре, каждый раз с разных номеров. Если это не он, то у меня появился личный маньяк лет тринадцати. Потому что пошлятиной, которой он меня заваливал, взрослый адекватный человек страдать не будет. Хорошо, что я все удалила. А если он напишет что-нибудь сейчас? Снова выглядываю в окно. Нет его… Его корыто видно сразу, не заметить такое фактически невозможно. Странно, что Тимур водит с ним дружбу. Что у них может быть общего? Ни-че-го… Как и у меня с общественным транспортом, но я же активно его осваиваю. Даже успела сделать некоторые умозаключения на этот счет. Если садиться в автобус с толпой минимум шесть-восемь человек, то можно не прикладывать карту к валидатору. До чего я докатилась… Снова выглядываю в окно, наблюдая как старая белая Приора подкатывает к моему подъезду. Попробовать с ним договориться? Но извиняться я не буду, а ведь денег у меня нет, как и желания общаться с ним дальше тоже… На негнущихся ногах иду в прихожую. Стою несколько минут около двери, разворачиваюсь и топаю обратно. Никуда я не пойду. Присаживаюсь в кресло, грызу ноготь поглядывая на часы. Вздрагиваю, от трели домофона.

— У тебя есть пять минут, — произносит уже знакомый голос. — Ты помнишь, да? Удобная одежда и обувь.

Угу, спортивный костюм и кроссовки. Будем сидеть на кортонах и пить пиво за гаражами. Собираю волосы в высокий хвост, хорошенько прохожусь тонким гребнем, гладко зачесывая виски. Закручиваю локон вокруг резинки, фиксирую его шпилькой под хвостом, слегка закрепляю лаком. Быстро надеваю колготки и черное короткое платье. Плащ, сумочка, ботильоны, брызгаюсь духами и спрятав забинтованный палец в карман плаща, выхожу из квартиры. Никуда я с ним не поеду, но одеваться так как он попросил, было бы как минимум глупо, как максимум мне не свойственно.

А вот он судя по всему принарядился. Смотрю квадратными глазами на то, как он расхаживает около моего подъезда в камуфляжных штанах, рыжих потрёпанных берцах и в каком-то бомжатском свитере, и не решаюсь подойти к машине. Таксист улыбается склонив голову на бок, открывает переднюю пассажирскую дверь.

— А ты послушная, — судя по всему комментирует мой внешний вид. — Живей, живей, мое время дорого стоит, — произносит он, а мне хочется рассмеяться в голос. Что за клоун? Делаю пару решительных шагов и присаживаюсь в машину, сразу же дергаю бардочек вниз. Он оббегает капот и усаживается за руль.

— Ты за дурака меня держишь? — смеется он, когда я пытаюсь рассовать содержимое бардачка фонтаном выстрелившее мне на колени. — Интересная травма, — кивает на мой забинтованный палец. Захлопываю бардачок и убираю руку в карман.

— Я могу дать тебе серьги или браслет, они стоят раз в тридцать дороже той поездки, — поворачиваюсь к нему.

Я не хотела продавать, а тем более так глупо раздаривать украшения. Но похоже выхода у меня нет. Буду считать, что потеряла. Завтра сдам что-нибудь в ломбард и заживу по-человечески. Одной рукой пытаюсь расстегнуть сережку.

— Меня не интересуют твои побрякушки. Телефон получишь часа через четыре, а ту поездку легко можешь компенсировать, я тебе уже сказал, как.

— Обойдешься!

— Точно?

Дергаю ручку заблокированной двери.

— Подумай хорошенько, — заводит двигатель.

Когда мы покидаем пределы города, я начинаю паниковать.

— Куда мы едем?

— Не волнуйся тебе не привыкать кататься по таким местам.

— Немедленно вези меня обратно!

Молча не реагируя на меня, катит по проселочной дороге.

— У тебя будут серьезные проблемы. Мой отец…

— Бла, бла, бла…Твой отец убьёт меня если с тобой что-нибудь случится. Не волнуйся, ничего страшного с тобой не произойдет. Расплатишься со мной за свои косяки и разойдемся.

— Какой же ты мелочный, — сморю на него с пренебрежением.

— Не я такой, жизнь такая, — поглядывает на меня с ухмылкой. — Зря ты конечно меня не послушала, — окидывает взглядом мои ноги. — Если что, у меня в багажнике есть резиновые сапоги, правда они сорок четвертого размера, но тут уж извини, других нет. Хотя… можно обойтись и без них. Девяносто девять поцелуев. Помнишь, да?

— Иди на хрен! Достаточно того, что я потерплю твое общество четыре часа.

— Может и не четыре, как пойдет, — произносит он заезжая в лесополосу.

Мое сердце ухает в пятки, когда я понимаю, что мы все дальше и дальше отдаляемся от так-называемой цивилизации. Минут пятнадцать назад, за окном хотя бы изредка мелькали деревенские дома и какие-то постройки. Сейчас же перед глазами только поля и посадки деревьев.

— Не очкуй, я не маньяк, — произносит он верно подмечая мое напряженное состояние.

Мы останавливаемся около огромной поляны, поросшей кустарниками и молодыми деревьями.

— Приехали, — подмигнув мне, выходит из машины и открывает багажник.

Высунувшись в окно наблюдаю, как он выгружает из него какие-то инструменты и бензопилу. Это точно бензопила, я видела такое приспособление в каком-то ужастике. Не то, чтобы я его прям очень боялась, но почему-то становится немного жутковато и не спокойно. Парень подходит к моей двери, распахивает ее и бросив на землю огромные резиновые сапоги, сует мне в руки рулон мусорных мешков.

— Этот участок нужно привести в порядок. Твоя задача собрать весь мусор, — возвращается к багажнику, а вернувшись, бросает мне на колени перчатки. — Желательно, управиться с этим пока окончательно не стемнело.

— Я не бу…

— Обратно пойдешь пешком. Надеюсь ты запомнила дорогу?

Глава 8

Наблюдать за тем, как кисляк на ее лице сменяется лютым негодованием, это отдельный вид удовольствия. Алика со всей дури хлопает дверцей и вышвыривает через окно мусорные пакеты и перчатки.

— Складывай обратно свое барахло и вези меня в город! — командным тоном выдает она, раздувая ноздри.

— Слушаюсь ваше величество, — отвешиваю ей легкий поклон и подхватив топор и пилу, двигаю в сторону поля.

Это очень жирная шабашка, за пару часов заработать тридцать кусков, такую работу еще поискать нужно. Охватываю взглядом фронт работ. Хороший участок, не сильно запущенный. Кстати, никакого мусора здесь нет. Наверное, сказывается удаленность от населенного пункта и отсутствие водоема поблизости. Зато на прошлой поляне, пришлось потрудиться, чтобы убрать все то великолепие, которое оставляют после себя свиноподобные любители отдыха на природе.

Начинаю с мелкой поросли, краем глаза наблюдая за машиной. Твою мать! Хлопаю по карманам, пытаюсь нащупать ключи. Эта мелкая сопля, сидит за рулем. Бросаю топор и несусь в сторону машины. Слышу, как заводится двигатель, подлетаю и дергаю ручку. Вот зараза! Колочу по стеклу.

— Открой!!

Девчонка явно нервничает. Смотрит вниз, на руль, на меня, на дорогу… Еще раз шлепаю ладонью по стеклу. Понимая, что никуда она не уедет, обхожу машину, открываю пассажирскую дверь и сажусь рядом с ней.

— Это Приора, детка… Три педали, — с трудом стараюсь сдержать приступ смеха. Она дергает ручку заблокированной двери и смотрит на меня вопросительно. — Говорю же Приора, одна из дверей блокируется через раз, как правило… эта, — киваю на пассажирскую дверцу. — А ты подготовилась, — смотрю на ее ботинки валяющиеся у моих ног. — Правильно! Безопасность превыше всего, — поддев кончик ее носа и получив увесистый шлепок по ладони, наклоняюсь и подхватываю ее обувь. — Слушай, я тобой восхищаюсь! — оцениваю высоту тонких шпилек. Выдергиваю ключ из зажигания, убираю в карман. Выбираюсь из тачки и закидываю ее ботинки в багажник.

Что за дичь я творю? Сам себе удивляюсь, но меня определенно забавляет, то как она надрывает глотку провожая меня в поле.

— Ты больной! Совсем с головой не дружишь!? Я напишу на тебя заявление! Отвези меня домой! Сейчас же отвези меня домой, конченый ты придурок!

— Ты знаешь, я тоже напишу на тебя заявление!

— Тебе самому не смешно!?

— Нисколько! Кто знает, сколько раз ты уже успела надурить честных работяг.

— Отдай мою обувь!

— Я предоставил тебе пару отличной рабочей обуви. Кстати, мусора здесь нет, но ты можешь поскладывать веточки в одну кучку.

— Иди на х…й со своей кучкой!!

— Фу! Как некрасиво. Ты же девочка… С мылом бы тебе рот помыть.

Пора заканчивать эти словесные перепалки, вот-вот стемнеет, придется приезжать сюда дважды. Не успею… Принимаюсь за дело, не переставая палить взглядом за девчонкой. Она продолжает сидеть в машине и пялиться в одну точку перед собой. Наверное, я перегнул, притащив ее сюда. И правда, что меня дернуло? Спустя некоторое время в пиле заканчивается бензин и мне приходится вернуться к машине.

Ни девчонки, ни сапог… По спине бежит легкий холодок. Да, нет… Ну она же не идиотка. Или идиотка? Обхожу машину по кругу, верчу головой по сторонам. В радиусе видимости я ее не наблюдаю. В горле отчего-то пересыхает, набираю полные легкие воздуха, но не успеваю прокричать ее имя, потому что меня оглушает дикий вопль доносящийся из кустов. Бросив баклажку с бензином со всех ног несусь на ее крик. С трудом поднимая ноги в резиновых сапогах, она выгребает из кустов вопя во всю глотку:

— Змея! Змея!! — девчонка рыдает, пытаясь вылезти из небольшого овражека.

— Ты чего!? — помогаю ей выбраться, только сейчас замечая, что колготки на ней приспущены, платье перекошено, а она рыдает и бьётся в истерике.

— Меня укусила змея! — топнув ногой, бросается на меня с кулаками.

— Нет здесь змей! Угомонись! — обхватываю ее со спины, фиксируя лупящие меня руки.

— Я умру! Я теперь умру, — рыдает она, всхлипывая и хлюпая носом, тяжело дышит и вся дрожит.

— Куда она тебя укусила?

Она продолжает трястись.

— Алика! Я спрашиваю, куда? — она высвобождает трясущуюся руку из моего захвата и заведя ее за спину указывает на ягодицу.

Присаживаюсь позади нее на корточки, осторожно задираю платье. Она не мешает мне, стоит как соляной столб и не двигается. Чтоб я всегда так жил! Смотрю на ее охренную задницу в кружевных стрингах и не верю своему счастью. Она идеальная… С трудом борю в себе желание потрогать ее.

— Что там? — спрашивает испуганным голосом.

— Ой, даже не знаю, что сказать. Похоже, это и правда змея, — и не дожидаясь нового витка истерики, быстро добавляю: — Но не факт, что ядовитая. Мне кажется, я даже знаю, как она называется. Вот крутится в голове…

— Потом вспоминать будешь! Сейчас, что делать!? — психует она, все-таки ее истинная сущность не дремлет даже в такие моменты.

— Ну, что обычно делают в таких случаях?

— Мне откуда знать!? Тебе видней! — повышает голос.

— Насколько я знаю, в таких случаях принято отсасывать яд. Но я не уверен, что у меня получится.

— То нормальный!? — слегка поворачивается ко мне. — Ой! По-моему, у меня отнимается нога, — снова рев. — Сделай что-нибудь! Что ты смотришь?

— Или это не змея, — касаюсь ее кожи покрытой мурашками. Она вмиг подбирается и замолкает. Что я творю? Она ведь меня прикончит и будет совершенно права. — Наверное, подсветить надо, — достаю телефон, включаю фонарик, слегка щипаю ее за попу и поднимаюсь.

— Ты не будешь ничего делать!? — смотрит на меня удивленно и шмыгает носом.

— Я вспомнил, как она называется.

— Как? — затаив дыхание, еле слышно произносит она.

— Кра-пи-ва, — шепчу ей на ухо и тут же получаю пятерней по морде.

Снова скручиваю ее, но уже лицом к себе. И пока она не начала орать благим матом, затыкаю ей рот поцелуем. Алика бьется, как птичка, угодившая в силок. Крепко держу ее хрупкое тело. Пожираю ее соленые от слез губы, чувствую грохот ее сердца колотящегося в такт с моим. Она отвечает мне так же жарко, заставляя меня расслабить руки и скользнуть ладонями вниз по пояснице.

Ощущаю металлический привкус крови во рту в перемешу с резкой болью, толчок в грудь, и острую коленку, прилетевшую мне в пах. Сгибаюсь пополам, слизывая каплю крови стекающую по губе. Смотрю на нее слегка задрав голову, упираясь ладонями в колени.

— Значит так, дровосек, — запыхавшись произносит она. — Сейчас ты…

— Колготки подтяни, командирша, — выпрямляюсь и подхожу к ней вплотную. — Девяносто восемь, — шепчу ей на ухо и направляюсь к машине.

Глава 9

Разомлевшая и расслабленная от полуторачасового сеанса массажа, принимаю вызов от папы. Ну какой же настырный, двенадцать пропущенных.

— Да, папочка.

— Какого хера ты не на работе!? — звуковые колебания болезненно бьют по барабанной перепонке. Отстранив трубку от уха на безопасное для моего слуха расстояние, слушаю его гневную тираду, дорисовывая в голове его визуал. Сейчас лицо отца багровое от злости, вены на лбу и на шее вздуты, а глаза навыкат. — Где ты шляешься, твою мать!?

— У меня сегодня выходной!

— Кто тебе его давал?

— Я сама его себе дала, папа.

— Ты думаешь, я управы на тебя не найду? У тебя есть полчаса! Я уже отправил за тобой Валеру. Быстро подняла свою ленивую, обнаглевшую тушку с кровати и собралась.

Игнорируя его требование сбрасываю вызов, присаживаюсь в плетеное ротанговое кресло. Утопая в мягких подушках, закрываю глаза и откидываю голову назад. Я в раю… Наконец, я вернулась к привычному образу жизни. Нужно было раньше это сделать. У меня полно дорогих украшений, я даже подумать не могла, что в ломбарде за них предложат довольно приличную сумму. Знала, конечно, что они дорогие, но о том, что это целый капитал уложенный в глянцевую шкатулку из красного дерева, как-то не думала. Спасибо мамочке, она знает толк хороших подарках. Сколько себя помню, на дни рождения и на все остальные праздники я получала от нее серьги, браслеты или кольца. Несколько особо ценных комплектов лежат на хранении в банке, мама решила, что так безопаснее, я не стала возражать. А если учитывать то, что за пару сережек я выручила сумму, на которую могу безбедно существовать минимум целый месяц, за свое дальнейшее существование я могу быть спокойна. Я богата. Не стоит обижаться на маму, за ее отстраненность. Возможно, в ее жизни наступил не самый простой период. Новый муж, новая страна, язык который никогда ей особо не давался. Она позаботилась обо мне как смогла, я должна быть ей за это благодарна.

Домой возвращаюсь спустя четыре часа. Телефон отключен, и папа больше не докучает мне звонками. Любуюсь новеньким маникюром. Яркие блики на ноготках отражают солнечные лучи поднимая мое настроение до небес. Волосы, свободно лежащие по плечам и спине приятно шевелит легкий ветерок. Чувствую легкость во всем теле. Я порхаю словно бабочка с цветка на цветок и ни что, абсолютно ни что, не сможет сейчас испортить мне настроение.

Неподалёку от подъезда снова трется Дровосек. В компании Тимура и еще двух парней, они стоят около его машины и ржут как кони. Что-то он зачастил. Таскается сюда каждый божий день, как на работу, якобы к Тимуру. На самом деле мы оба знаем, чего он здесь ошивается. Не здороваясь с Тимом прохожу мимо них, ощущая, как спину покалывает от его взгляда. Скрываюсь за дверью. От былой легкости не остается и следа. На плечи будто бы ложится невидимый груз. В районе солнечного сплетения затягивается узел и как по спирали закручивается во мне, заставляя плечи ссутулиться, а голову опуститься. Он наварное не отвяжется теперь от меня, будет шастать по пятам словно тень. Не понимаю его поведения. На что он рассчитывает? Я даже в сторону такого парня никогда не посмотрю. Он немного смахивает на гопника и если Тимур, выглядит как столичный красавчик, не смотря на то, что живет здесь последние несколько лет, то этот смахивает на какого-то Алешу из колхоза «Верный путь».

Лифт поднимает меня слишком быстро и наконец мне доходит, что скорее всего, сейчас я встречусь с папой и его способностью сбивать людей с ног дикими воплями. Что-что, а это он умеет. Хорошо, что у меня стойкий иммунитет к его истерикам. Наверное, я уже привыкла.

Как я и предполагала, отец дома. Это чувствуется по энергетике, царящей в помещении. Разуваюсь, стягиваю курточку и бросив сумку на банкету, иду к себе, мысленно отсчитывая секунды до начала Армагеддона.

— Где-ты была!? — папин голос глухой, грудной, с легкой хрипотцой, впервые за долгое время заставляет меня поежиться.

— Я приводила себя в порядок, — откинув волосы за спину поворачиваюсь к нему. — Мне давно, нужно было посетить салон, я решила, что сегодня тот самый день.

— Деньги где взяла?

— Не волнуйся, не у тебя. Можешь пересчитать свои богатства, над которыми ты чахнешь, — отворачиваюсь, прохожу к окну. Слегка отодвинув занавеску, смотрю вниз. Он все еще здесь.

— Если я узнаю, что ты нашла себе какого-нибудь хахаля… — зло цедит папа.

— А почему бы и нет? Может замуж выйду удачно и наконец избавлю себя от этого нищенского существования и тебя от своего общества.

— Да кому ты нужна, бестолковая кукла!? — его слова бьют меня хлёсткой пощечиной.

— Кому-нибудь вроде тебя! — плююсь словами словно ядом. — Ты же тоже в свое время женился на маме, когда ей едва исполнилось девятнадцать. — Не думаю, что при желании я не найду себе того, кто захочет обеспечить мне достойную жизнь. Если родному отцу дела до меня нет, впрочем, как и родной матери. Но она то хоть что-то сделала для меня.

— Так ты считаешь?

— А как мне еще считать? Ты унижаешь меня и позволяешь своим подчиненным делать тоже самое! Я никогда больше не пойду в этот гребаный офис, сканировать никому ненужные бумажки и выполнять распоряжения твоей макитры секретарши. Для чего ты это делаешь, папа!? Ты прекрасно знаешь, что не добьешься от меня покорности с барского плеча кидая мне эти гроши, как подачку.

— Когда ты уже уяснишь себе, что деньги не сыплются с небес! Люди их зарабатывают. Зарабатывают, понимаешь!?

— Не все в этом мире рождены, чтобы работать, — вздернув подбородок смотрю ему в глаза. — Мама никогда не работала!

— Твоя мать содержанка! Всегда ей была и будет! У нее ничего нет за душой, она абсолютно нищая. И морально и материально нищая. Как ты этого не поймешь!? Она растратила все деньги, которые отсудила у меня при разводе, а теперь нашла себе нового лоха. Когда обведет вокруг пальца его, еще пару лет поживет в свое удовольствие. Нет у нее никакого будущего, она уже не молода. Рано или поздно, она останется на обочине этой жизни совершенно ни с чем.

— Ей всего тридцать девать! О какой обочине жизни ты говоришь!?

— А мне шестьдесят, и я лучше знаю эту жизнь и не позволю тебе испортить свою, — папа давит на мое плечо заставляя сесть на кровать. — Откуда у тебя деньги? — его голос снова становится резким. За этой резкостью прячется волнение, я давно его изучила.

— Не твое дело!

— Ах, не мое? — папа скрывается за дверью, спустя минуту возвращается в мою комнату.

— Что ты делаешь!? — глазами полными ужаса наблюдаю за тем, как он сдергивает мою одежду с плечиков, трамбуя ее в черный мусорный мешок. — Не смей!! Не трогай!!! — реву во весь голос, цепляюсь за его руку. Он отталкивает меня не оборачиваясь, и не успокаивается пока мой шкаф не пустеет фактически полностью. В нем остается болтаться всего несколько вещей совершенно не представляющих никакой ценности. Распахивает вторую половину шкафа и рукой сгребает на пол туфли. — Нет! Нет! Нет! — топочу ногами, зажмурившись, как маленький ребенок. — Я тебя ненавижу! Не трогай! Не смей!! — но безразмерный мешок заполняется моими вещами почти под завязку.

Часть вещей валяется на полу, несколько туфелек разбросаны по ковру без пары. Поднимаю одну их них, они мои самые любимые, ищу глазами пару и рыдаю, рыдаю в голос. Я выпросила их у мамы в прошлом году, обувала всего один раз. Я смотрела на них как на произведение искусства, а он взял и так просто превратил дорогие мне вещи в мусор. В никому не нужный хлам, который поедет на свалку.

С колотящемся сердцем несусь в коридор. В груди жжет. Слезы топят глаза, я в слепую нащупываю ключ в замке, трясущимися пальцами поворачиваю его в замочной скважине, распахивая дверь.

— Стой! — кричит вслед мне папа. — Вернись немедленно, Алика! Я тебя не отпускал! — но я уже несусь сломя голову вниз по лестнице, подворачивая на каблуках ноги.

Плюхаюсь задницей на последние ступеньки первого этажа и рыдаю… Рыдаю так, как еще никогда не рыдала. Он меня уничтожил. Забрал все, что я люблю, все что представляет для меня ценность. Слышу его разгневанный голос в пролетах между этажами и подорвавшись выбегаю за дверь. Не глядя на веселую компанию, проношусь мимо них. Выбегаю за шлагбаум закрывающий проезд во двор. Иду. Иду, быстро, словно спешу куда-то. Мерию широкими шагами полотно шершавого асфальта, застилающего тротуар. Иду в никуда, просто прямо. Потирая озябшие от холода предплечья, задеваю плечом прохожего. Он бормочет какие-то извинения, будто он меня толкнул, а не я его, а я просто иду. Я больше не вернусь к нему. Ни за что, никогда не вернусь. Он никогда не любил меня. Его любовь была лишь фикцией, лишь иллюзией. Он не воспитывал меня и не пытался вложить в меня своей идеологии, тогда, когда я просила его забрать меня. А теперь в нем проснулась отцовская ответственность, теперь он решил выдрессировать меня как обезьянку. Только поздно, папа. Ты опоздал минимум на десять лет.

Белая Приора притормаживает со свистом немного обогнав меня. Водитель будто догадывается, что я не стану обращать на него внимания, начинает медленно двигаться рядом, когда я поравнявшись с ним не сбавляя темпа продолжаю шагать и смотреть вперед.

— Я смотрю, ты налегке! Не жарко? — произносит Дровосек выждав пару минут. Продолжает плестись рядом, раздражая водителей, сигналящих ему и вынужденных обгонять его машину.

— Отвали от меня, — произношу осипшим голосом, сморгнув последние слезы. Кожу на лице стянуло от соли, она обветрится на ветру, но мне все равно.

— Прыгай в машину, замёрзла ведь.

Продолжаю сжимать пальцами голые плечи. Почему я не захватила куртку? Хоть обуться ума хватило, а то топала бы сейчас босиком.

— Отстань! — по-прежнему не смотрю на него.

— Далеко собралась?

Окидываю взглядом проезжую часть собираясь перебежать дорогу. Он тут же возникает передо мной и обхватывает ладонью мое предплечье.

Распахнутая прямо на дороге водительская дверь, прилично раздражает проезжающих мимо. Они сигналят, выкрикивая в окна ругательства.

— Сядь в машину, я отвезу тебя куда тебе нужно, — говорит спокойно сосредоточено смотрит в мои глаза.

Не знаю, почему слушаюсь его. Выдернув руку из его захвата, иду к двери, сажусь в машину, хлопая дверцей. Дровосек на ходу стягивать с себя толстовку, усаживаясь за руль протягивает ее мне. Молча кутаюсь в теплую кофту, не благодарю и не смотрю на него, укладываю голову на стекло и закрываю глаза.

— Куда?

— Прямо, — бормочу себе под нос, проглатывая вязкий ком стоящий в горле.

Больше двух часов мы катаемся по городу. Он берет заказы, подбирает людей. Работает. А я просто сижу опираясь плечом на жесткую пластиковую обшивку двери и смотрю в пустоту.

Отвратительный, сладкий, приторный запах дешёвой туалетной воды заполняет салон, и я тут же опускаю стекло больше чем на половину. Две девки, приземлившиеся на заднее сидение, аккуратно хлопают дверцей машины. Не обращая внимания на мое присутствие, они начинают кокетничать с ним, смеяться. Он поддерживает разговор с ними и мне доходит, что они знакомы. Пропуская половину слов мимо ушей, смотрю на него, потом оборачиваюсь назад и снова на него. Но дровосеку похоже нет до меня дела, он болтает с этими безвкусно одетыми и вульгарно размалёванными шлендрами, слегка приподнимая стекло с моей стороны не до конца, но существенно.

— Останови, мне плохо, — произношу делая вид, что меня тошнит.

— Сейчас нельзя, потерпи немного.

— Останови!

— Остановки на мостах запрещены. Если плохо, возьми в бардачке пакет.

Нажимаю на стеклоподъемник и полностью опускаю стекло. Обмахиваюсь ладонями. Мне на колени ложится маленькая бутылка минералки, извлеченная им из кармана двери.

— Кир, почему ты не познакомишь нас со своей девушкой? — отвратным как дихлофос, в котором она искупалась голосом, гундосит блондинка.

Она высовывается между сидений и приблизившись ко мне, произносит:

— Я Аня, а это Вика, — улыбается.

— Алика, — бормочу себе под нос, отмечая как по его губам пробегает легкая ухмылка, отворачиваюсь.

Он высаживает их во дворе облупленной панельки. Тронувшись с места, открывает и свое окно тоже. Сквозняк вытягивает запах этих девиц из салона. Но я все равно прячу нос в вороте его кофты. Отмечая, что он пахнет очень даже приятно, чем-то древесным, дымным и достаточно терпким. Взгляд притягивают его руки, одна обхватывает руль, вторая спокойно лежит на рычаге коробки передач, время от времени меняя его положение.

— Тебе полегчало? — произносит с улыбкой скашивая на меня взгляд.

Сегодня он выглядит иначе. Несколько дней назад, когда мне пришлось почти до полуночи торчать с ним в поле, он был немного другим. Лохматым и слегка заросшим. Губы начинает покалывать от воспоминаний. Он тогда отдал мне телефон в качестве успокоительного и мне пришлось еще часа полтора сидеть в машине, пока он в потемках выпиливал кустарники и стаскивал ветки на край поляны. Сети не было, телефон оказался совершенно бесполезен. Я сидела и пялилась на него. Не знаю, почему смотрела… Просто смотрела, не отводя глаз и мне совсем не понравилось то странное ощущение, начинающее зарождаться внутри меня в тот момент. Это ощущение словно вязкий сладкий сироп затапливало мое сознание, и я с трудом удержала себя тогда, чтобы не коснуться пальцами его смуглой руки, так же спокойно лежащей на рычаге коробки передач, когда он вез меня домой.

— Почему ты плакала? Поссорилась с отцом?

Киваю и на всякий случай отворачиваюсь к окну.

— Куда тебя отвезти? На сегодня мой рабочий день закончен.

От его слов на душе становится еще более тоскливо. Я не хочу возвращаться домой. Мне нужно как-то продлить время.

— У тебя есть сигареты? — спрашиваю слегка прочистив горло.

Он молча вытаскивает из кармана пачку, протягивает мне.

Верчу ее в пальцах.

— Слушай, а ты не мог бы кое-что достать для меня?

— Что? — вскинув одну бровь, слегка удивленно смотрит на меня.

— Я хочу покурить, но только не это… — возвращаю ему сигареты.

— Да, ладно? — криво усмехнувшись, произносит он.

— Мне нужно расслабиться! Плохо мне… Понимаешь!? — не выдержав его брезгливого взгляда отвожу свой в сторону.

— А, что мне за это будет? — не долго поразмыслив выдает он.

— По-моему, между нами уже установилась своеобразная тарифная сетка, — ощущаю, как пальцы покалывает, а спину, выпрямившуюся в струну сводит от напряжения.

— Оплата вперед! — тут же съезжает на край проезжей части.

— Ты мне не доверяешь? — пытаюсь спрятать улыбку, но она все равно дергает губы, заставляя меня закусить нижнюю.

— Нет.

— Ладно, — подаюсь к нему и обхватив ладонью затылок, притягиваю его лицо к своему.

Закрываю глаза и захватываю его нижнюю губу слега прикусывая ее. Он тут же включается. Наш поцелуй выходит долгим, тягучим, выбивающим мое сознание из реальности. Я тону в его запахе, жадно впиваясь в слегка обветренные губы, скольжу по ним то медленнее, то быстрее. Дровосек тяжело дышит запуская руку под толстовку обхватывает мою талию и подвигает к себе. Второй рукой ныряет под мой топ, и я отстраняюсь.

— Только поцелуи, — смотрю в его помутневшие глаза и улыбаюсь. — Девяносто семь, — слегка подаюсь вперед, шепчу ему на ухо и отстраняюсь.

Кирилл молча катит по дороге, время от времени бросая в мою сторону короткие взгляды. Мы въезжаем в какой-то садовый кооператив или дачный поселок, останавливаемся около деревянного дома с невысоким забором из металлического штакетника. Он молча покидает салон, заходит во двор. Возвращается минут через десять.

Я курю прямо в машине, мы даже от двора не отъехали. Мое тело расслабляется, по коже бежит легкий приятный холодок. Выдыхаю дым в сторону.

— А ты не хочешь?

— Нет, — произносит он глядя на меня скептически.

— Как хочешь, — блаженная улыбка блуждает по моему лицу.

Я смотрю на него совершенно другими глазами. И ничего он не Алеша, а очень даже симпатичный. Его бы переодеть немного и подстричь не под машинку как сейчас, а как-нибудь поинтересней.

— Я смотрю, тебе полегчало.

— Ага… Спасибо, — улыбаюсь.

— Удивительное конечно растение подорожник, — произносит он с ухмылкой.

— Какой подорожник?

— Ты не знаешь? Херня такая, которую на разбитые коленки обычно лепят.

— Это что, подорожник!?

— А ты думала, я травы тебе принесу?

— Ты обманщик! — луплю его по плечу.

— Но тебе же полегчало! — ржёт он забиваясь в угол закрывая лицо скрещенными предплечьями. Я колочу его как попало, по плечам по рукам, пару раз стукаю по голове. Он смеётся, перехватывая меня за запястья.

— Ну хочешь, я верну тебе должок? — продолжает скалиться он.

Не успеваю опомниться, как его губы уже впиваются в мои, а я совсем не хочу отбиваться.

Глава 10

Сегодня мне определенно улыбается удача. Поглядываю на нахохлившуюся девчонку и не перестаю себе удивляться. Вот оно тебе надо? В который раз задаю себе один и тот же вопрос. Тот же самый вопрос мне уже не единожды задал Тимур, просек похоже, что я не просто так стал закатывать к нему ежедневно в одно и тоже время. Она возвращается домой около шести часов, Тим либо уже дома в это время, либо еще дома. А у меня вроде как небольшой перерыв, который я устраиваю себе вместо обеда.

Я уже понял, что домой она сегодня не собирается. А поскольку, никакого адреса она мне не назвала, то идти ей судя по всему некуда. Либо она еще не решила куда.

— Почему ты плакала? Поссорилась с отцом? — с чего-то надо начать разговор, приходится спрашивать об очевидных вещах. Дураком нужно быть, чтобы не догадаться, что она с ним не ладит. Через Тимура, я выяснил, что ее родители в разводе, мать недавно переехала в Штаты.

Алика кивает и отворачивается, смотрит в окно. Она сейчас такая милаха. Слезы смыли с ее лица привычную спесь, и она выглядит совсем беззащитной.

— Куда тебя отвезти? На сегодня мой рабочий день закончен, — произношу с надеждой, что она до сих пор не придумала куда пойти. Я и сам не знаю, куда ее поведу сейчас, но отпускать ее совершенно не хочется.

— У тебя есть сигареты? — вместо ответа на мой вопрос выдает она.

Не люблю курящих девушек, но так уж и быть, вытягиваю пачку из кармана.

Алика вертит в тонких пальцах пачку, не открывает ее, ждет чего-то. Стреляет в меня взглядом, потом отводит его. Ей не идет такое поведение, выглядит чересчур жеманно. Но здесь я тоже готов сделать ей скидку. В голове возникает мысль, что она просто тянет время, от чего легкое тепло расплывается за грудиной. Не хочет уходить? А может она и не курит вовсе, так… рисуется вот и все. Ладно понаблюдаем.

— Слушай, а ты не мог бы кое-что достать для меня? — смотрит на меня уставившись прямо в глаза. Ну, неееет… Легкое разочарование, развеивает все мои предыдущие мысли.

— Что? — спрашиваю, стараясь не выдавать своего испорченного настроения.

— Я хочу покурить, но только не это… — вкладывает мне в ладонь пачку, касаясь прохладными пальцами моей кожи.

— Да ладно? — криво усмехнувшись, смотрю на нее совершенно другими глазами. Вот тебе и беззащитная милаха.

— Мне нужно расслабиться! Плохо мне… Понимаешь!? — вероятно разглядев мое пренебрежение, на эмоциях повышает голос.

— А, что мне за это будет? — выпаливаю первое, что приходит в голову.

— По-моему, между нами уже установилась своеобразная тарифная сетка, — произносит девчонка хитро заглядывая мне в глаза.

Она пытается вести себя расковано, но из неоткуда взявшаяся осанка выдает ее с потрохами. Она несколько часов каталась в моей машине забившись в угол и закутавшись в мою кофту. Была похожа на побитого котенка, а сейчас пытается строить из себя пантеру.

— Оплата вперед! — не раздумывая ни секунды съезжаю на обочину, глушу тачку.

— Ты мне не доверяешь? — продолжает хитро смотреть на меня.

— Нет, — сомневаюсь, что она захочет расплатиться со мной за то, чем я собираюсь ее угостить. Интересно, сразу догадается?

— Ладно, — подается слегка вперед, и сама притягивает мое лицо к своему проходясь острыми коготками по моему затылку.

Вот это ни хера себе! Алика сама проявляет инициативу. Я думал будет какой-нибудь вялый чмок. А тут такое, такое… бл…ть! Ее губы такие нежные припухшие, немного соленые. Мои грубые и обветренные, но ей похоже даже нравится это. Она цепляется за них зубами, слегка прикусывает. Дышит быстро и рвано, продолжая царапать мой затылок ногтями. Ныряю рукой под толстовку пробегаюсь пальцами по талии притягиваю ее ближе к себе, мелькает мысль и вовсе перетянуть ее к себе на колени. Но это слишком рискованно. Лучше так… Вторая рука уже касается ее горячей кожи на животе, большим пальцем проходясь по сережке в пупке. Бл…ть, мне нужно на это посмотреть! Но сначала… черчу пальцами по нежной коже, слегка задевая грудь. На ней нет белья, и я уже все себе представил, но…

— Только поцелуи! — толкает меня в грудь, смотрит слегка расфокусированным взглядом. — Девяносто семь, — наклоняется, шепчет мне на ухо и снова отстраняется.

Смотрю на дорогу, стараясь мысленно договориться со своим телом. Что вытворяет она, я пока до конца так и не понял. Нахера было толкаться, если сейчас она ни капли не смущаясь демонстрирует себя во всей красе. Сняла толстовку и закинула ее на заднее сидение. И похер, что на ней сейчас есть эта тонкая тряпка. Белья под ней нет, а у меня очень богатая фантазия. Короче, она сидит сейчас рядом со мной чем-то очень сильно довольная, похоже собой. Потягивается, небрежно собирает волосы на затылке, тянет руку к подстаканнику и выхватывает из него ручку, закалывает ручкой волосы, полностью открывая шею, плечи и ключицы. Подхватывает с сидения бутылку минералки, которую она так и не удосужилась открыть, когда мучилась от своей мнимой тошноты. Не может отвинтить крышку. Подает ее мне. Одной рукой откручиваю пробку. Алика пьет, слегка задрав голову. Капля воды бежит по ее подбородку, по шее, задерживаясь в яремной впадинке. Молча предлагает мне недопитую воду. Осушаю бутылку до дна, закидываю ее назад за свое сиденье.

Не сбавляя скорости сворачиваю на гравийную дорогу, стараюсь не смотреть на нее, но глаза так и палят каждое ее движение. Чтобы окончательно не поехать крышей, опускаю стекло почти наполовину. С салон врывается прохладный ночной ветерок, рассыпая по ее коже мурашки. Слегка сбавляю скорость, нагло пялясь на часть ее тела, которая замерзла особенно сильно. Была бы она моей девушкой, я бы ее на улицу в таком виде не выпустил. Алика протягивает руку назад, тянется за кофтой, демонстрируя мне глубокую ложбинку. Странно, что она не приказала мне закрыть окно, а просто решила слегка утеплиться. Все равно, что в кофте, что без нее, она так и останется сейчас в моих глазах полуголой. Что поделать, если у меня фотографическая память.

Подъезжаю к своему двору и глушу машину около ворот. Нужно выполнять обещание. Она вроде как уже расплатилась. Хотя, что-то в этой математике не так. Какие еще девяносто семь? За эту услугу она должна мне минимум соточку, помимо того, что до сих пор еще не отдала.

Прикрываю за собой калитку. Надеюсь Олеська не скормила кролям всю траву. Хотя мне надо там, пару листочков, по-любому найдется.

Закинув ногу на ногу и полностью расстегнув молнию на толстовке Алика изящно выпускает дым в приоткрытое окно. Беру свои слова назад по поводу курящих девушек, ей определенно это идет. Она конечно рисуется. Но взгляда я от нее оторвать не могу, и она это видит, возможно, поэтому и ведет себя так.

— А ты не хочешь? — каким-то новым голосом произносит она.

— Нет.

— Как хочешь, — блаженная улыбка блуждает по ее лицу.

— Я смотрю тебе полегчало, — не выдерживаю, неконтролируемая усмешка так и рвется наружу.

— Ага… Спасибо, — широко улыбаясь, Алика слегка потягивается, поерзав на сидении.

— Удивительное, конечно, растение подорожник.

— Какой подорожник? — улыбка медленно сползает с ее лица.

— Ты не знаешь? Херня такая, которую на разбитые коленки обычно лепят.

— Это что, подорожник!? — выкрикивает возмущенно, ее лицо из расслабленного превращается в стервозное и напряженное.

— А ты думала, я травы тебе принесу?

— Ты обманщик! — мне прилетает первый шлепок по плечу.

— Но тебе же полегчало! — смеюсь, забиваясь в угол. Она лупит меня куда придется. Мне прилетают легкие хаотичные удары, демонстративно прячу лицо за скрещёнными предплечьями и в тот момент, когда слышу, что она тоже начинает смеяться, перехватываю ее запястья.

— Ну хочешь, я верну тебе должок? — наклоняюсь к ее лицу.

Алика сама подается вперед, и я впиваюсь в ее губы. Мы целуемся как сумасшедшие. Оба тяжело дышим, не переводя дыхания продолжаем цепляться за губы друг друга, будто целуемся в последний раз. Будто мы не сидим сейчас в машине рядом с моим дачным домом. Нам в окно не светит уличный фонарь, подсвечивая ее молочную кожу. Будто время остановилось, и мы зависли где-то на краю вселенной и если сейчас остановимся, то рухнем в пропасть. Не могу от нее оторваться, она чертит ногтями по моей спине через тонкую ткань футболки. А я не собираюсь больше ждать разрешения, ныряю ладонью под майку, сжимаю ее грудь, получая разряды тока через все тело. Это самые охеренные сиськи в моей жизни. Можно считать, что моя жизнь разделилась на до и после.

Алика отстраняется, слегка отталкивает меня. Отрицательно мотаю головой. Ну прости… не хер было тут светить своей анимешной троечкой. Пытаюсь задрать ее майку. Она толкает меня сильнее. И мне приходится отступить, вернуться на свое сидение. Чешу затылок, смотрю в окно.

Алика тяжело сопит и снова кутается в толстовку. Скашиваю на нее взгляд. Она богровая как помидор, кусает губы и смотрит перед собой. Ой, только слез здесь не хватало! Что я такого сделал?

Слез не случается. Она достаточно быстро берет себя в руки и довольно уверенным тоном выдвигает мне выгодное предложение.

— Мне нужна твоя помощь, — выдает без всяких предисловий. — Разумеется не за бесплатно, — особенно выделяет последнее слово.

— С этого места поподробнее, — усмехаюсь и поворачиваюсь к ней. Внимательно на нее смотрю.

— Давай так, завтра я с тобой расплачусь за все.

— Одним разом? Я предпочитаю, растягивать удовольствие, давай хотя бы…

— Вот этого всего, — делает взмах кистью, создавая завихрения в воздухе, — больше не будет. Я расплачусь с тобой деньгами.

— Не… я не согласен, — цокаю и отрицательно верчу башкой. — У нас с тобой сложился великолепный бартер. Меня все устраивает.

— Ты, наверное, меня с кем-то перепутал.

— С кем, например?

— Да хотя бы с теми козами. «Кирюша, привет!» — карикатурно передразнивает моих одноклассниц скривив лицо, перебирает пальцами в воздухе, взмахнув ладонью.

— Тебе нужно в театре играть! — ржу, роняя морду на руль.

— У меня сейчас с собой нет ничего, даже телефона. Ты должен мне помочь! — произносит нервно.

— Прям должен! — передразниваю ее.

Алика начинает нервничать, вертит головой по сторонам.

— Дай мне хотя бы позвонить, — протягивает ладонь, уверенная в том, что я немедля вложу в нее свой телефон.

— Кому ты собираешься звонить?

— Тебя не касается! Куда ты меня завез? — кривится.

— Если ты хочешь связаться с отцом, то без проблем, — достаю телефон из кармана, она пытается выхватить его. Перекладываю его в другой карман.

— Но ты ведь не ему звонить собираешься?

— Твое какое дело? Мне нужно просто снять номер в гостинице на пару дней. Если ты не можешь мне с этим помочь я найду того, кто поможет.

— Тимур уехал на соревнования сегодня, на него можешь не рассчитывать.

Ее лицо становится еще более пасмурным. Уголки губ стекают вниз, нижняя губа слегка выпячивается.

— У меня есть деньги. Завтра, когда папы не будет дома, я зайду в квартиру и заберу их. Я с тобой расплачусь. Без документов, меня никуда не заселят. Выручи меня хотя бы этой ночью, а дальше я сама.

— А дальше… это сколько? Три, пять дней, неделю, месяц, на сколько хватит твоих богатств?

— Можешь не сомневаться, — ее лицо вновь приобретает стервозные черты, — у меня достаточно денег, чтобы позволить себе жить в гостинице и неделю и месяц, столько сколько понадобится.

— О, да ты крута… — киваю головой.

— Ты поможешь мне или нет?

— Помогу конечно. Разве я могу оставить тебя ночью на улице.

— По близости есть какой-нибудь отель? — оживляется она.

— Пятизвездочный отель: Four Seasons, Hilton, Radisson. Короче, называй как хочешь, — киваю в сторону дома.

— Нет, я с тобой никуда не пойду. Откуда я знаю, что у тебя на уме, — крепче запахивает толстовку на груди.

— Ты сидишь в моей машине среди ночи и понятия не имеешь где находишься. Ты считаешь, что у тебя есть право голоса? — усмехаюсь.

Если она меня боится, то это даже хорошо, остается призрачная надежда на то, что до этого момента она не имела привычки садиться в машину к малознакомым парням, да еще и курить в их компании. Всыпать бы ей ремня по заднице, но похоже поздно уже. У меня к ее родителям серьезные вопросы. О чем они вообще думают?

— Отвези меня в город! — снова этот повелительный тон.

— Еще чего? — выхожу из машины, жду несколько секунд от нее, того же действия.

Алика не двигается с места, скрестив руки на груди снова пялится в одну точку как обиженный ребёнок. Обхожу машину и распахиваю пассажирскую дверь.

— Пойдем. Ничего я тебе не сделаю, — подхватываю под локоть. — Накормлю, напою, в баньке попарю и спать уложу, — она недовольно дергает рукой.

— Ты же помнишь… да? Мой отец тебя кастрируют, если…

— Помню, конечно помню, — подталкиваю ее в спину к калитке.

Опасливо поглядывая по сторонам, Алика делает шаг во двор. Наблюдаю за ней со спины. Она обнимает себя руками и мелкими шажочками семенит по бетонной дорожке. Мне очень хочется посмотреть на ее лицо, когда она увидит уличный туалет и баню. В доме есть санузел, но я все же воспользуюсь моментом и немного поугараю. В баню она вряд ли пойдет. А вот водички она выдула прилично, без знакомства с новым для нее помещением не обойдется. Да, здесь поле непаханое! Смотрю на ее растерянное лицо, когда она делает шаг на первую ступеньку деревянного крыльца. Хорошо, что я не успел снять ковер со стены в моей комнате, бабушкина любимая кровать с панцирной сеткой тоже будет весьма кстати.

Глава 11

Не знаю, чего я сейчас больше боюсь его или своей собственной реакции на него. Нет, нет, нет… это ведь Дровосек! Неотесанный деревенщина в паленых кедах и растянутой футболке. О чем я только думала? О чем я вообще думала, когда убегала из дома не прихватив с собой даже верхней одежды? Ни телефона, ни денег, ни паспорта… Я в какой-то деревне и если у него сейчас возникнет какая-нибудь дурная мысль. О, Боже… Похоже, зря я смотрела с папой «Следствие вели…». Все зря… я и правда непроходимая дура.

Дровосек вылез из машины. Стоит снаружи. Никуда я с ним не пойду. Мелькает мысль заблокировать дверь, но я вспоминаю, что это все-таки Приора, и он в любом случае найдет способ вытащить меня из машины.

Он распахивает дверь и подхватывает меня под локоть. Слегка дергаю рукой, осторожно ступаю ногой на землю проваливаясь шпилькой в сырой грунт.

— Пойдем. Ничего я тебе не сделаю. Накормлю, напою, в баньке попарю и спать уложу.

— Ты же помнишь… да? Мой отец тебя кастрируют, если… — стараюсь говорить уверенно, не показывая своего смятения.

— Помню, конечно, помню, — подталкивает меня в спину в направлении калитки.

Открывает ее передо мной. Под ногами твердая бетонная дорожка. Ступаю чуть-ли не на носочках, стараясь не создавать шума цоканьем каблуков. Не знаю почему делаю это. Просто, чувствую, что в доме есть люди и меня это и успокаивает, и тревожит одновременно. Прямо под открытым небом развешено постельное белье, полотенца и детские футболки. Судя по тому, что в окнах не горит свет, вся его семья спит, значит знакомиться ни с кем не придется. Меня немного отпускает. И только я заношу ногу над первой ступенькой ведущей на крыльцо, он дёргает меня в сторону. Пошатнувшись валюсь прямо на него.

— Что ты делаешь? — возмущаюсь.

— С заднего входа зайдем, — тащит меня за руку вокруг дома.

— Почему?

— Ты сейчас всех перебудишь. Я, когда поздно возвращаюсь, никогда не вхожу через главный вход, — подталкивает меня к небольшой открытой веранде.

Она, как что-то чужеродное пристроена к старому дому и смахивает на открытую террасу какого-нибудь кафе. Выглядит немного странно, будто бы ее построили совсем недавно принудительно прилепив к слегка обшарпанной стене. На веранде стоит длинный стол. Под кровлей подвешены кашпо с яркими живыми цветами. Ближе к стене стоит резное кресло-качалка с небрежно брошенным на него пледом в шотландскую клетку. Хочется подхватить его, накинуть на плечи и завернуться как в кокон, с ногами забраться в глубокое кресло. Касаюсь пальцами глянцевых листочков лимонного дерева, растущего в плетеной кадке рядом с белой деревянной дверью, остекленной до самого пола. Еще раз окидываю взглядом пространство вокруг себя. Отмечаю, что вокруг очень уютно, и я бы с удовольствием провела бы здесь часок другой. Погрела бы ладони об чашку горячего кофе и представила бы себя маленькой девочкой в гостях у бабушки. Вдыхаю свежий аромат дерева и легкий едва уловимый запах весенних цветов.

Кирилл толкает передо мной дверь, около которой я застыла. Делаю неуверенный шаг в комнату. Он шлепает ладонью по выключателю, пространство вмиг заполняется теплым желтым светом. Осторожно разуваюсь, ступая ногами на плетеную лоскутную дорожку. Смотрю под ноги и понимаю, что видела такие же циновки в далеком детстве. Бабушка Вера, мать отца, плела точно такие же коврики из старых вещей. Горло перехватывает легкий спазм. Дровосек слегка подталкивает меня в спину. Ощущаю под ногами грубоватую вязку, бросаю взгляд в сторону кровати и чуть не взвизгиваю от восторга одновременно накрывая обоими ладонями рот.

— У тебя очень уютно, — оборачиваюсь к нему и искренне улыбаюсь.

Он смотрит на меня с легким недоумением. Собираюсь стянуть с плеч толстовку, но передумав, кутаюсь в нее еще плотнее, прохожу вдоль старого серванта с хрустальной посудой советских времен и едва не схожу с ума от того восторга, который заполняет меня до краев. Неужели еще есть такие дома? Это не комната, а настоящий музей, отправляющий меня на десять лет назад в деревню к бабушке. К сожалению, она умерла, когда мне было одиннадцать. Мы с мамой уже жили в Москве, и она не пустила меня провести с ней последнее лето. Правда, тогда я еще не догадывалась о том, что оно будет последним, иначе бы я настояла на своем и добилась бы того, чего мне больше всего тогда не хватало.

— Он работает? — киваю на огромный ламповый телевизор пристроенный в угол на невысокую тумбочку.

Мне еще не приходилось наблюдать на лице Дровосека смущение. Он слегка дергает плечами, поворачивает голову в сторону огромного пузатого телика.

— Это бабушкина комната, я обитаю в ней временно.

— А где твоя бабушка сейчас? — плюхаюсь задницей на высокую сетчатую кровать, провожу ладонями по старому гобеленному покрывалу, ощущая твердые волокна грубоватой ткани подушечками пальцев. — Ой, прости… — неожиданно в голову приходит нехорошая мысль.

— Она перебралась в комнату к сестре, ее комната просторнее, а мне досталась эта.

Кирилл стоит передо мной, не зная куда деть руки.

— Голодная? — неожиданно выдает он.

— Я не ем так поздно. Но не отказалась бы от стакана теплой воды с лимоном, — подвигаюсь спиной к стене утопая в слегка провисшей сетке.

Дровосек скрывается за дверью, а я поворачиваюсь и прислоняюсь щекой к мягкому ворсу ковра висящего на стене. Утыкаюсь в него носом. Немного пахнет пылью и еще чем-то чужеродным, особым ароматом этого дома. Если бы у меня сейчас был с собой телефон, я бы обязательно сделала селфи на фоне этого бордового великолепия. Спрятала бы эту фотку в скрытую папку и никому бы не показала. Смеюсь про себя. В скрытых файлах полно моих фоток в белье, ковер на стене вписался бы в ту галерею идеально.

В дверях появляется Кирилл с большой тарелкой в одной руке и с двумя огромными кружками в другой. Из обоих чашек свисает по нитке с зеленым квадратиками картона. Он ставит все это на небольшой столик и подхватив его за столешницу подставляет к кровати.

— Я положил тебе три ложки сахара, — кивает на кружку расположенную ближе ко мне.

— А себе? — собираюсь поменять кружки местами.

— А себе пять, — отказываюсь от этой идеи.

На плоском блюде семь бутербродов с вареной колбасой и свежими огурцами. Колбаса так же, как и батон нарезана толсто и криво, из-под неаккуратных ломтиков виднеются лужицы майонеза. Я не собираюсь это есть, ровно так же, как и пить, но умыться и помыть руки все же хочется. А еще сходить в туалет.

— Где я могу помыть руки?

Дровосек смотрит на меня слегка склонив голову на бок. Такое ощущение, что он задумался, а я своим вопросом резко вернула его в реал.

— А, руки… Пойдем, — поднимается с низкой табуретки и кивает в строну улицы.

Что за бред? Неужели в доме нет водопровода, вот ни за что не поверю. Даже у моей бабули в стареньком небольшом домишке все имелось. Папа провел ей и воду, и газ. Оборудовал санузел и поменял окна на пластиковые. Бросаю взгляд на деревянные рамы, выкрашенные белой краской. Поднимаюсь, плетусь за ним.

— Да, ты прикалываешься, что ли? — толкаю его в плечо, когда он подводит меня к умывальнику прикрученному к деревянному столбу, неподалеку от деревянного туалета.

— Тебе показать, как этим пользоваться? — шлепает ладонью по носику умывальника, из которого начинает бежать вода.

— Прекрати надо мной издеваться! — топаю ногой.

— Я! Издеваться? — кладет ладонь на сердце широко улыбаясь. — Да, никогда!

— Я ни за что не поверю, что в доме нет удобств!

— Может и есть, — пожимает он плечами.

— Так… я все поняла, — киваю головой, поджимая губы. — За теплую воду из крана и унитаз вместо уличного сортира, мне тоже придется заплатить!

— Хорошая идея, — произносит он, будто бы и не думал об этом.

Слегка теряюсь… Может и правда не думал?

— Как платить собираешься? Деньгами или привычным уже способом, — расплывается в широченной улыбке.

— Я лучше поцелую поросенка, — выпаливаю первое, что приходит в голову и толкаю его, топаю обратно к дому.

— Терпеть будешь? — смеется.

Вот же сволочь! Разворачиваюсь и уверенно шагаю назад к деревянному домику. На полпути торможу. Смотрю на причудливое строение, потом на дровосека. Уперев руки в бока, произношу воинственно:

— Только попробуй распустить свои наглые ручонки.

Он убирает руки за спину, продолжает лыбиться как идиот. Быстро иду к нему навстречу. Практически на ходу приподнимаюсь на носочки и обхватив его шею одной рукой, намеренно впиваясь в нее ногтями, приближаю его лицо к своему, коротко чмокаю в губы.

— Ладно, так уж и быть… — говорит он поморщившись. — Так себе конечно оплата, но я сделаю тебе аванс, — подхватив под руку, ведет обратно в дом.

— Только тихо, окей? Разбудишь бабушку, она до ура будет пытать тебя. Выяснит всю твою подноготную, а потом потащит с собой в огород высаживать рассаду и пропалывать клубнику.

Слегка теряюсь в новом помещении. У него в семье есть инвалид. Это видно по поручням, прикрученным к стенам. На душе становится тяжело. Санузел выглядит абсолютно современно. Он отделан скромненько, это заметно по недорогим материалам, но ремонт очень свежий, здесь даже до сих пор пахнет строительными смесями, этот запах ни с чем не перепутать. Так странно… Комната дровосека на контрасте с новой сантехникой и хромированными кранами смотрится совершенно чужеродно и вовсе не монтируется с тем, что я вижу сейчас. Коридор, по которому он меня провел, оклеен свежими обоями, на полу новый линолеум. Похоже он специально привел меня в ту комнату. Ждал какой-то особенной реакции?

На носочках возвращаюсь назад, тихонько прикрываю за собой дверь. Кирилл сидит на ковре по-турецки и уплетает свои бутерброды. Улыбается мне с набитым ртом, взглядом приглашает к столу.

— Я не буду есть… спасибо, — пристраиваю пятую точку к мягкой кровати. — Здесь одна кровать? — оглядываюсь по сторонам. — Что-то мне подсказывает, что за просто так ты мне ее не уступишь…

Он почему-то давится, похлопывает себя ладонью по груди.

— И в мыслях не было? — смеется.

— Чего не было в твоих мыслях? — раздражаюсь от его ржущего вида.

— И в мыслях не было брать с тебя плату за кровать. Но раз ты настаиваешь и не хочешь быть мне обязанной, я не против, — делает большой глоток из кружки.

Пальцы сами захватывают чашку с чаем, делаю небольшой глоток. Морщусь от приторно сладкого чая. Отставляю чашку в строну, стаскиваю с бутерброда колесико огурца, закидываю его в рот, следом закидываю второе. Жую.

— Вместе будем спать, — заявляет он, до дна осушая кружку. Поднимается и вытаскивает из шкафа стопку постельного белья, кидает его на кровать. — Можешь поменять пока, а я в душ схожу.

Не оборачиваясь, скрывается за дверью. Продолжаю сидеть на неразобранной постели, рассматриваю хрустальные висюльки на люстре, считая паутинки раскинутые между ними.

Дровосек возвращается в комнату в одних боксерах. Он вообще охренел, что ли? Уставившись на него, пытаюсь скорчить максимально недовольное лицо.

— Что такое? Не царское это дело перестилать постель? — дергает за покрывало подо мной. Почему-то мне казалось, что про «будем спать вместе» он пошутил. Поднимаюсь с кровати и отхожу в сторону, наблюдая за ним со спины.

— Может ты оденешься? — отворачиваюсь к окну.

— А что не так? — произносит с усмешкой.

— По-твоему ходить голым перед незнакомой девушкой, это нормально?

— Ну тебе ведь можно ходить голой, перед незнакомыми людьми, я в отличие от тебя по городу в таком виде не шастаю. А поскольку, мы с тобой уже не чужие люди, — хмыкает, — то могу себе позволить рядом с тобой слегка не подобающий внешний вид, — заправляет одеяло в пододеяльник, — Готово! Можешь раздеваться и нырять под одеяло, — оборачивается и кивком приглашает меня в кровать.

— А ты?

— Только после дамы, — ведет себя как клоун, выписывая какие-то странные реверансы.

Молча иду на веранду, отодвинув занавеску, выскальзываю за дверь. Подхватываю плед и укутываюсь в него с головой. Сажусь в кресло подгибая под себя ноги. До утра осталось каких-то несколько часов. В этом доме кроме него, наверняка, живут адекватные люди. Попрошу вызвать мне такси и поеду домой. Сколько бы я не обижалась на папу, вернуться все равно придется.

Кирилл появляется в дверях одетый в футболку и в спортивные брюки. Присаживается передо мной на корточки, смотрит с ухмылкой.

— Пойдем… Ты заболеешь, если будешь сидеть здесь до утра.

— Нет уж, спасибо. Мне прекрасно известно, что у тебя на уме, — складываю фигу из пальцев и кручу ей перед его носом.

— Ну-ка, удиви меня!? — посмеивается он.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — стою на своем.

— Я очень в этом сомневаюсь, — подхватывает меня под мышки, приподнимая с кресла.

— Не трогай меня! — пищу полушепотом. — Имей ввиду, я закричу!

— Не надо кричать! — прикладывает палец к своим губам. — Вот ты, наверное, думаешь, что я только и мечтаю сейчас уложить тебя в койку, чтобы… — делает неприличные движения руками. — А на самом деле, я думаю о том… — раздумывает пару секунд, — что пи…ц, как хочу спать, а завтра рано вставать. — Видит, что его слова слабо на меня действуют. — А еще я ненавижу брить подмышки и стричь ногти на ногах, — добавляет зачем-то. Я зажимаю ладонью рот, чтобы не расхохотаться в голос. — Имей это ввиду, если вдруг сама захочешь ко мне поприставать, — я беззвучно смеюсь, а он волоком тащит меня обратно в комнату.

Глава 12

Ну нет… так не пойдет. Через прозрачное остекление двери наблюдаю за тем, как Алика кутается в одеяло и забирается в кресло. Что с ней делать? Похоже сегодня мне придется спать на полу. Думаю я, до тех пор, пока не затаскиваю ее обратно в комнату. Она нисколько не сопротивляется, смеется над чушью, которую я сморозил совершенно спонтанно.

— Ты дашь мне что-нибудь из одежды? — не переставая улыбаться, произносит она.

— Зачем тебе одежда ночью? Ты ей и днем то мало пользуешься.

— Кирилл! — хмурит брови складывая руки на груди.

— Я к тому, что под одеялом все равно ничего не видно, — пожимаю плечами.

Она продолжает смотреть на меня нахмурено.

— Ладно, если ты настаиваешь, — открываю дверцу шкафа.

Это бабушкина половина, у нее так много вещей, что она занимает по две трети всех полок в каждой комнате. Может это и к лучшему. Вдруг, увижу ее в ситце в цветочек и все мои фантазии относительно ее офигенного тела, рассеются сами собой. Вытягиваю первую попавшуюся ночную рубашку. Бабуля у меня женщина в теле. Алике хватит обернуться в эту тряпку раза четыре не меньше.

— Как тебе вариант?

Вздохнув она сама распахивает вторую дверцу и сдергивает с полки мою черную футболку, а за ней и шорты, расположенные полкой ниже. На секунду задерживает взгляд на крае надувного матраца, выглядывающего с нижней полки. Затаив дыхание, жду ее реакции. Заметила ведь… точно заметила.

— Эти вещи тоже принадлежат твоей бабушке? — ехидно улыбается она. Но про матрац ни слова. Значит и сама не против. — Может ты отвернёшься?

— Я лучше за дверь выйду, — скрываюсь за дверью, но прикрываю ее не до конца.

Стою и нагло палю в щель за тем, как она высвобождается из своей одежды и надевает мою. Алика торопится. Сдернув топ, быстро натягивает футболку скрывая под черной тканью обнажённую спину и тонкую талию. Она доходит ей до середины бедра и почти полностью скрывает кожаную юбку, от которой она так же быстро избавляется. Прыгает на одной ноге, стягивает колготки и сунув ноги в шорты кажущиеся на ней просто гигантскими, являет мне на секунду кусочек своей голой попы. В глазах плывет и двоится, сразу вспоминается наша поездка в поля и ее истерика из-за ожога крапивой.

Выдержав несколько секунд, приоткрываю дверь и заглядываю в комнату.

— Можно уже?

Она еле заметно кивает и быстренько ныряет под одеяло придвигаясь к стенке, обводит острым ногтем узоры на ковре уткнувшись в него взглядом. Гашу свет и направляюсь к кровати.

— Валетом! — ее голос звучит в полутьме очень звонко.

— Что?

— Ложись головой туда, — тычет пальцем в противоположный конец комнаты.

— Ты забыла о том, что я говорил про ногти на ногах? — усмехаюсь.

— Соседствовать с твоими небритыми подмышками, тоже такое себе удовольствие.

— Да, брось ты! Я повернусь к тебе спиной. Ты вон и так уже отвернулась.

— Нет, — произносит она, будто это я занял ее постель, а не она гостит у меня.

— Здесь одна подушка, — все же укладываюсь позади нее, слегка выдергивая подушку из-под ее головы.

Алика заметно напрягается. Зрение уже немного привыкло к темноте, и я прекрасно вижу то, как она дышит, плотно прижимая к себе одеяло. Меня забавляет ее реакция. Наверное, она уже тысячу раз пожалела, что ушла из дома. Возможно, не подбери я ее на дороге, она бы побродила еще немного по улице и вернулась бы домой. Не куда ей пойти. Похоже, ни друзей ни знакомых у нее здесь нет. Становится даже стыдно немного за свои пошлячие мысли, но думать ведь мне никто запретить не может. А то, что я точно не причиню ей вреда, это факт. Где она еще встретит такого альтруиста?

Съежившись, Алика зажимает в кулаках одеяло перед собой, притворяется спящей. Невозможно так быстро уснуть. Стараюсь держать дистанцию, но сетчатая кровать как гамак, заставляет мое тело по миллиметру сползать ниже.

— Ты обещал отвернуться! — цедит сквозь зубы. — Прекрати дышать мне в затылок.

Пытаюсь изобразить легкий храп, за что тут же получаю острым локтем в солнечное сплетение. Хриплю, намеренно изображая страдание больше чем того требует ее слабый тычок.

— За что? Ладно бы, я хотя бы так сделал! — быстро нащупываю резинку ее трусов, выглядывающую из-под сползающих шорт, щелкаю ей, оттянув на приличное расстояние.

Алика взвизгивает и заряжает мне пяткой по коленке. Ловлю ладонью ее ступню. Холодная, пи…ц!

— Ты замёрзла?

— Нет, пусти!

— У тебя ноги, как ледышки!

— Они всегда такие! Пусти! — пытается лягнуть меня снова.

— Еще бы они у тебя такими не были, ходишь на морозе голожопая, — прижимаю ее ступни ногами, слегка задрав штанины спортивок. — Сейчас я тебя отогрею или сам замерзну, — чувствую, как ее ледяные пятки холодят мою кожу. — Не дёргайся, — слегка прижимаю ее к себе, обнимая рукой за талию.

Алика цепенеет, и почти не дышит. Боится.

— Расслабься ты, — шепчу ей на ухо. — Скажу тебе честно, чтобы сразу расставить все точки на i, — вздыхаю. — Тебе не стоит меня бояться. Дело в том, что ты… как бы это помягче сказать… не в моем вкусе, короче.

Алика выдергивает ноги и разворачивается лицом ко мне. Наблюдаю за тем как блестят ее глаза в темноте. Смотрит на меня гипнотизируя взглядом.

— Ладно, ладно. Не смотри так, ты меня раскусила, — не могу не улыбнуться ее злющему взгляду. — Еще в каком вкусе. Расслабься и спи спокойно. Я буду держать руки при себе. А даже если и распущу слегка в полудреме. Не волнуйся, ничего серьезнее щипка за попу или за грудь я тебе не сделаю, — снова тяжело вздыхаю. — Даже если захочу, не смогу…

Ее взгляд из злого и надменного становится слегка растерянным.

— Ты умеешь держать язык за зубами? Никому не расскажешь, если я признаюсь тебе кое в чем?

Она еле заметно кивает.

Что я несу? Магнитная буря, из-за которой бабушка неделю сидит на таблетках и ходит с туго завязанной головой, краем и меня задела наверно.

— Я серьезно болен, Алика.

Она влипает спиной в стену, ее глаза округляются.

— Не волнуйся, у меня не лишай и не чесотка. Моя болезнь не заразна.

Она молчит, продолжая прожигать меня взглядом.

Спи, забудь, что я тебе говорил, — собираюсь повернуться на другой бок.

— Подожди, — касается рукой моего плеча, не позволяя мне повернуться к ней спиной. — Болезнь очень серьезная? Может, деньги нужны? Сейчас, все можно вылечить, главное найти грамотного специалиста.

— Не в моем случае… Врачи разводят руками, все анализы в норме, а он все равно не работает.

— Кто, он?

Вздыхаю, стреляя глазами под одеяло.

Не думал, что глаза могут быть настолько круглыми. Глаза Алики буквально вылезают из орбит.

— Вот я сегодня целовал тебя и думал… вот-вот, еще немного, и я почувствую прилив крови.

— Не почувствовал? — спрашивает с сожалением.

— Нет, — прикрываю глаза, стараясь держать лицо и не заржать в голос.

— Совсем, совсем? Даже второй раз, когда…

— Ты слишком быстро меня оттолкнула, не успел ничего понять.

Алика складывает ладони под щеку, смотрит на меня печально.

— Так всегда было? — шепчет.

— Нет, не всегда.

— Что-то должно было послужить причиной. Может стресс?

— Может, — киваю, стараясь не выйти из роли раньше времени.

— А когда ты это понял?

— Да вот, проснулся одним утром, а палатки нет.

— Какой палатки?

— Не бери в голову, — отмахиваюсь.

Алика кладет ладонь мне на щеку. Ее пальцы прохладные, прикосновения такие приятные.

— У тебя никогда не было девушки? — произносит на полном серьезе.

— Были, почему… Вот с последней, как раз мы и расстались не очень. Бросила меня ради богатенького папика, — делаю вид, что мне тяжело признаваться в своей несостоятельности.

— Ты очень любил ее?

— Ну не то, что бы очень…

— Любил, конечно, — перебивает меня. — Иначе не страдал бы так. Давно вы расстались?

— Полгода назад.

— И с тех пор…

Киваю. Во мне сейчас помирает актер драмтеатра. Ее пальцы гладят мою щеку. Прикрываю глаза, смотрю на нее сквозь ресницы.

— Ты могла бы меня вылечить, — произношу готовый к пинку или увесистому лещу.

Но вместо того, чтобы зарядить мне по морде, она придвигается ко мне ближе. Металлическая сетка издает протяжный скрип. Ее губы осторожно касаются моих. Порхают словно крылья бабочки, касаясь еле заметно слегка, слегка. Алика осторожно углубляет поцелуй, кладет ладонь мне на плечо, немного сжимая его пальцами. Целует глубже, но я стараюсь не перехватывать инициативу. Терпеливо жду момента, когда можно будет скользнуть ладонями под футболку.

Еще не время, пусть она войдет во вкус… Убеждаю себя. Но непослушные руки уже задирают свободную тряпку. Сжимаю ладонями ее грудь. Да ладно? Она не дерется, да и кусаться, похоже, не собирается. Кайфую, от ощущения нежной кожи под своими ладонями. Она такая упругая… чистый кайф.

Даже не замечаю, как ее рука соскальзывает вниз по моему животу и буквально взвизгиваю ей в рот как девчонка.

Алика смотрит на меня, упираясь лбом в мой лоб.

— Руки убери, — цедит сердито.

— Ты тоже.

Она отрицательно качает головой.

— Я тогда тоже убирать не буду.

Свободной рукой она отталкивает мои ладони.

— Ты немного неправильно делаешь, — цежу от боли свозь зубы. — Показать, как надо? — кладу свою ладонь поверх ее. Она сжимает его еще крепче.

— Все! Все! Сдаюсь, — выдергиваю руки из-под одеяла показывая, что сдаюсь.

Она делает тоже самое.

— Как быстро я тебя вылечила! — шипит ядовито, садясь на постели спиной к ковру, подтягивает колени к груди.

Пытаюсь продышаться сквозь боль, но все равно улыбаюсь.

— Да ты просто сестра милосердия, — поднимаюсь и тоже сажусь на кровати, спиной к ней. Хоть бы он теперь действительно не сдох. Выдыхаю.

— Вот что грудь, животворящая делает, — произносит надменно.

— И она тоже, — поворачиваюсь к ней в пол-оборота. — Она у тебя просто шикарная. Даже не верится, что своя.

Мне скорее всего показалось, но в темноте причудилось, что ее взгляд немного забегал.

— Но на самом деле, ты языком мне до гланд достала. Тут кто угодно проснется, — усаживаюсь с ней рядом, подпирая спиной стену.

— Это было в последний раз, — обнимает руками колени. — Сколько время?

— Почти три.

Алика собирается встать, удерживаю ее за руку.

— Я на улице посижу.

— Прекрати, ложись. Я досплю эту ночь на полу.

— Я все равно не усну.

— Я тоже, навряд ли, — морщусь от отголосков боли все еще пульсирующей в паху.

— Давай, телик посмотрим, — неожиданно предлагает она.

— Он черно-белый

— Круто, — протягивает улыбнувшись.

— Ну, давай, — пожимаю плечами.

Глава 13

Просыпаюсь от звонкого пения петуха за окном. Этот звук ни с чем не перепутать. Все-таки мое деревенское детство невозможно полностью изгладить из памяти. Вместе с Дорофеей мы гостили у бабы Веры минимум два летних месяца в году. Внутри становится тепло и приятно от воспоминаний.

Бабушка всегда пекла нам на завтрак оладьи и блинчики, иногда делала гренки, но больше всего я любила ее сырники. Румяные, пухлые из натурального домашнего творога, со сгущенкой или ажиновым вареньем. Желудок сводит от голодной судороги. Верчу головой по сторонам. Кирилла в комнате нет.

Он долго настраивал старый шипящий телевизор с рябящим экраном. Нервничал и психовал прикрепляя домашнюю рогатую антенну к карнизу над окном. В конце концов ему удалось поймать сигнал. Нам повезло наткнуться на фильм с Адриано Челентано в главной роли, и тогда меня тоже окатила волна ностальгии. Бабушка Вера обожала фильмы с его участием. Конечно, я не могу в полной мере разделить ее восторга, но фильм был веселым. А главная героиня и вовсе настоящая красотка. Даже в черно-белом цвете невозможно было отвести от нее глаз. Кирилл сказал, что ничего красивого в ней не заметил, а вот Мами, экономка главного героя, очень даже ничего, и пес у них классный.

Замечаю за собой, что зову его мысленно по имени. До сегодняшнего дня, он назывался в моих мыслях исключительно Дровосеком. Не знаю зачем он наплел о себе тех глупостей. Но я очень пристально рассмотрела его со всех сторон. Никаких проблем с гигиеной не заметила, напротив, как по мне, так он пахнет очень даже хорошо и руки у него приятные хоть кожа и грубоватая. Ногти острижены под самый корень ни заусенцев, ни грязи я не заметила. Утыкаюсь носом в ворот его толстовки, вдыхаю яркий древесный аромат, набрасывая ее на плечи, встав с постели, направляюсь к двери.

Мы сидели на кровати накрывшись одеялом. Он больше не приставал ко мне, даже не коснулся ни разу. Выдал мне шерстяные носки, которое его бабушка связала для его младшей сестры. Они оказались мне в пору. Не стала отказываться, так и правда теплее, а еще они очень милые. Сколько терпения у его бабушки если она создает такую красоту. Розовые, белые и желтые полоски чередовались друг за другом и своими нежными оттенками напоминали конфеты помадки, тоже родом из моего раннего детства. Я лет пять не ем сладкое, а их захотелось. Это самые аппетитные носки, которые я когда-либо видела.

Осторожно ступаю по полу, выглядываю в окно. На улице продолжает надрываться петух. Приоткрыв дверь на веранду, выглядываю во двор. Раннее утро. Его семья еще спит. Глухие звуки ударов и треска, создаваемые топором, добавляются к звонкому пению птицы с ярким огненным оперением. Петух стоит на высокой поленнице дров и никак не может угомониться.

Дровосек колет дрова. Улыбаюсь. Ему идет. Мне кажется, он создан именно для физического труда. Не могу представить ни одного знакомого парня с топором в руках. Не монтируются они совершенно. А он смотрится невероятно гармонично с любым инструментом. Ловлю себя на мысли, что не могу отвести взгляда от его обнажённой поясницы с ямочками над низко посаженными брюками цвета хаки. Так и хочется ущипнуть себя. Хватит пялиться! Он ведь заметит и обязательно съязвит, что-нибудь по этому поводу. На улице свежо… Нет, даже холодно! А он голый по пояс машет топором и делает вид, что не видит меня.

Перекинув ноги через невысокое деревянное ограждение веранды, присаживаюсь на перекладину свесив ноги.

— А ты все на ус мотаешь? Ну что, рабочий способ? — не могу не припомнить сцену из фильма, в которой фермер делился с местным священником проверенным способом избавления, от назойливых мыслей о женщинах.

Кирилл оборачивается, широко улыбается.

— Я бы лучше позвонил в колокола до кровавых мозолей, но не где? — разводит руками.

Метнув топор в широкий пень, направляется ко мне. Его обнаженная кожа отливает бронзой в свете лучей восходящего солнца. Мне нужно прописаться в солярии, чтобы добиться подобного тона. На его короткой чёлке блестят капельки пота, губы продолжает кривить ухмылка. Дровосек сдергивает свою футболку, висящую на перилах, вытирает ей лицо. Подходит ко мне и запрокинув руки за ограждение, опирается на него спиной. Поворачивает голову, смотрит на меня.

Я в свою очередь скольжу взглядом по его широкой груди и прессу. Чувствую, как потеют ладони, когда я задерживаю взгляд на темной дорожке волос убегающей за широкий ремень. Ну этого еще не хватало! Заставляю себя отвести взгляд, но он не отводится.

— Выспалась? — прищурив один глаз, смотрит на меня продолжая улыбаться. — Ты так сладко посапывала лежа у меня на плече, решил не будить тебя.

— Что ты выдумываешь?

— А ты в курсе, что когда ты спишь у тебя не до конца прикрываются веки? Ты как будто палишь за обстановкой, вроде, как и не спишь вовсе.

— Так я и не спала, — выдаю слегка нервно.

Надеюсь я не разговаривала во сне. Я могу. В детстве я еще и лунатила. Но не думаю, что за час — полтора сна, я могла отмочить нечто подобное.

Дровосек улыбается, продолжая щуриться.

— Еще как спала.

— Нет.

— Да.

— Нет.

— Ну ладно, не спала, так не спала, — продолжая лыбиться, вздыхает стреляя глазам по моим голым коленям.

Ежусь от холода, на улице градусов пять не больше. А он стоит тут рядом полуголый и улыбается так хитро, будто знает какой-то секрет. От его разгоряченного тела только что пар не валит. Так и хочется коснуться его горячей кожи. Сжимаю пальцы в кулаки, стараясь контролировать это желание. Если он сейчас полезет целоваться, сопротивляться не буду. Рот наполняется вязкой слюной. На языке уже чувствуется привкус мятной жвачки. Он вынимает одну руку из-за перил, наклонятся к моему лицу, будто рассматривает что-то на моей щеке. Замираю, ощущая бешеный стук своего сердца, колотящегося где-то в пятках. Размыкаю губы инстинктивно проходясь языком по нижней.

— У тебя ресничка упала, — демонстрирует мне темный волосок на подушечке пальца, только что коснувшегося моей щеки.

Он закидывает обратно руку. Отвернув от меня лицо, смотрит прямо. Зевает.

— Кирюша! Ты долго еще собираешься почки морозить? — позади нас раздается зычный женский голос. Оба поворачиваемся назад.

На веранде стоит высокая, дородная, пожилая женщина в белой ситцевой сорочке в мелкую красную розочку. Ее желтые блондинистые волосы накручены на крупные бигуди. В глазах удивление. На губах легкая растерянная улыбка. Женщина прижимает кисти рук, сложенные в замок к широкому, пышному бюсту. Внимательно на меня смотрит.

— Привет, бабуль! Это Алика. Она будет жить у нас, — дровосек одаривает женщину лучезарной улыбкой и приобняв меня за плечи, шепчет мне на ухо. — Поздоровайся с бабушкой.

— Здравствуйте, — слегка киваю и сглатываю стоящий ком в горле.

В ответ она тоже кивает мне, переводит взгляд с лица Кирилла на мое и обратно.

— Анна Никитична. Можно просто баба Аня, — произносит она мягким, добрым голосом. — Кирилл! Ты чего девочку морозишь на холоде таком? Не дай Бог простудится. И сам оденься! Хватит рисоваться! Алика и так уже поди знает, какой ты красивый. Оденься немедленно! — прикрикивает на него.

Дровосек нехотя стягивает майку с перил, закидывает ее к себе на плечо.

— Пойдем, — обхватив мою талию ладонями снимает меня с ограждения.

— Я не собираюсь у вас жить. Что ты придумал?

Он отмахивается от меня, тащит за руку в дом, вслед за бабой Аней.

Мы проходим сквозь его спальню, идем по коридору мимо ванной, в которой я умывалась, попадаем на кухню.

— Ну рассказывайте, — произносит бабушка вынимая из холодильника продукты, выставляет их на стол. По всей видимости, завтрак собирается готовить.

— Что рассказывать, ба? — Кирилл отрывает от веточки маленький помидорчик черри, закидывает его в рот. Раскусывает и морщится. Притягивает меня за талию к себе. Кладет подбородок на мое плечо нагибаясь. — Мы решили пожить вместе. Попробовать так сказать, совместный быт.

Глаза бабы Ани расширяются так, что от напряжения на ее шее появляется второй подбородок.

— Кирюша, — прочистив горло, произносит она.

Потом переводит взгляд на меня.

— Алика, деточка, сколько тебе лет?

— Восемнадцать, — произношу я охрипшим голосом.

Звенящая тишина в комнате, нарушается протяжным вздохом облегчения. Бабушка поворачивается к нам, вытирает руки об цветастый передник накинутый между делом на ее могучий бюст.

— Совсем взрослый стал, — смаргивает импровизированную слезу. — А худесенькая то какая! — качает головой, рассматривая мои ноги в полосатых носках, торчащие из под широких спортивных шорт дровосека. — Пол зернышка в день? — интересуется у меня, пока Кирилл закидывает в рот один за другим помидорки черри. — Ну ничего… это дело поправимое, мы тебя откормим, — кивает улыбаясь. — Да ты присаживайся, расскажешь о себе, — приседает и открывает дверцу нижнего шкафчика. Извлекает из него чашку с картофелем, ставит ее передо мной. Следом на стол становится чашка с водой, а затем в моей руке оказывается нож. — Ой, девонька… мы сейчас с тобой в четыре руки, на два дня наготовим, — произносит бабушка радостным голосом.

Глава 14

Перевожу растерянный взгляд с ножа на Дровосека. Он продолжает жевать засовывая в рот несколько веточек петрушки. Подмигивает мне улыбаясь глазами.

— Немытая же! — бабушка шлепает его по рукам, когда он тянется за второй порцией зелени. — Кирюша, достань мясорубку.

Бабушка Аня вытаскивает из холодильника гигантский кусок мяса в несколько слоев обернутый пищевой пленкой. Кирилл, тянется за коробкой, стоящей на шкафчике, снимает ее. Собирает электрическую мясорубку, пока бабушка ловко орудуя огромным ножом нарезает мясо на куски, а затем на кусочки поменьше. На плите закипает чайник, рядом с ним в небольшой кастрюльке что-то томится.

Верчу в руках картофелину и не знаю с чего начать. Я когда-то чистила картошку, очень давно. Это было у бабушки, точно помню, как она меня учила снимать тонкую кожицу по спирали, когда я была уже школьницей. А вот, первый мой опыт был достаточно комичным, папа до сих пор его вспоминает иногда. Мне было лет пять, а может даже четыре. Бабушка Вера выкопала в огороде немного молодой картошки и посадила меня на крыльцо, дав в руки тупой коротенький ножик. Показала, как соскребать тонкую молодую кожицу и убежала, ловить кур сделавших подкоп под сеткой небольшого птичьего двора. Куры разбрелись по огороду и увели с собой маленьких желтых цыплят. Мне быстро надоело скрести. Скользкие клубни выскальзывали из пальцев. И мне на помощь пришла детская смекалка. Я просто обгрызла кожуру по кругу. В итоге к бабушкиному приходу, в красной эмалированной чашке в белый крупный горох, плавало с десяток огрызков и парочка первых картофелин, очищенных традиционным способом.

— Я сама! Еще без пальцев останешься, тебе они еще пригодятся! — бабушка Аня отгоняет Кирилла от мясорубки, запускает ее и начинает молоть фарш.

Нож тяжело входит в твердые клубни, никакой спирали из кожуры не выходит. В пакет, развернутый на моих коленях падают толстые ошметки картошки, а несколько очищенных картофелин напоминают угловатые геометрические фигуры. С мольбой в глазах смотрю на Дровосека, он заглядывает в чашку. Без единой эмоции берет нож и садится рядом со мной. Как завороженная смотрю как ловко он чистит картошку.

— Ба, завтракать, когда будем? — интересуется Кирилл у бабушки стоящей к нам спиной. — Мама сегодня вроде до обеда?

— Да, у нее две капельницы в городе после смены, она задержится. Минут через пятнадцать будем.

— Олеську, в школу будить?

— Нет, у нее сегодня дистант, — ругаясь себе под нос произносит бабушка. — Когда только учиться будет? То карантин, то дистант, то соревнования, то живот болит.

На кухню заходит сонная девочка лет десяти, две растрёпанные русые косички торчат в разные стороны как у Пеппи Длинный чулок. На ней растянутая розовая футболка, с растрескавшимся принтом изображающим Тома и Джерри. Наигранно ссутулившись она бредет через комнату ни на кого не обращая внимания, останавливается около мойки, наливает в стакан воду прямо из-под крана. Залпом осушает стакан. Стоя на одной ноге, чешет ее проходясь пальцами другой ноги по тоненькой лодыжке.

— Обязательно делать это утром? — бормочет недовольно, стреляя глазами в работающую мясорубку.

— А когда мне это делать, прикажешь? У меня дел невпроворот, — резко отвечает ей бабушка.

Девочка дует губы оборачиваясь на нас. Я домучиваю седьмую картофилину, одновременно с тем, как Кирилл втыкает нож в последний клубень.

— Привет, — улыбается девочка.

— Привет, привет, — отвечает ей Дровосек.

— Девочка садится на стул подгибая под себя ногу, подперев ладонями подбородок смотрит на меня улыбаясь.

— Меня Олеся зовут.

— Алика.

— Классное имя.

— У тебя тоже, — смотрю то на нее, то на Дровосека. Похожи.

— Это типа Лика, сокращенно?

— Можно и так.

— Вы это… типа пара? — улыбается еще шире.

— Типа того, — забирая у меня пакет с картофельными очистками, отвечает ей Кирилл.

— Блин… Лизка расстроится, — с ее лица стекает улыбка.

— Олеся, иди отца буди! — на всю комнату разносится громкий голос бабушки.

Мне кажется от такого шума проснется даже коматозник. Надеюсь, что это последний член его семьи. Ой ёй… Бабушка, мама, отец, любопытная сестра и еще какая-та Лизка. И чего мне дома не сиделось?

Олеся мелькает в дверном проеме, громко топоча, уносится по коридору.

— Кто такая Лизка? — наклоняюсь к его уху.

Кирилл расплывается в широченной улыбке.

— Конкурентка твоя, — произносит усмехнувшись. — Не волнуйся у нее нет шансов. Ей одиннадцать лет.

Берет меня под руку и выводит из-за стола.

— Вы куда? — вероятно у бабушки Ани имеются глаза на затылке, не оборачиваясь, продолжает свою работу.

— Кроликов покормим, — произносит Кирилл утаскивая меня с кухни, ведет обратно к себе в комнату.

— Ты сегодня работаешь? — кричит бабушка ему вслед.

— Нет! ТО машине нужно сделать: масло поменять, фильтры. Может к вечеру выеду, — закрывает за нами дверь.

— Отвези меня пожалуйста домой, — сразу начинаю я. — У тебя такая хорошая бабушка, мне не хочется ее обманывать. Да еще и родители… сестренка.

— Ты точно пойдешь домой?

— Да, какая тебе разница куда я пойду!?

— Машина троит, свечи поменять нужно, — говорит он, роясь у себя в шкафу. Достает серые трикотажные брюки, кидает их мне. — Надевай! Замерзнешь на улице.

— Кирилл! Пожалуйста, отвези меня в город.

— Отвезу конечно. Машину подшаманю и отвезу, — отворачивается от меня. Вероятно, дает мне время сменить шорты на брюки.

Переодеваюсь, затягивая шнурок на талии. Они надуваются вокруг моих бедер как парашют. Подкатываю штанины. Что я делаю? У меня ведь есть своя одежда. Не полный комплект, но все же есть.

— Где моя одежда?

— Какая одежда?

— Не придуривайся!

— Аааа… твоя набедренная повязка. Можно я оставлю ее себе на память?

— Ты совсем охренел!? — начинаю злиться.

— Алика, на твоих колготках огромная стрелка. От пятки и до самой ягодицы. Юбка скорей напоминает кожаный пояс. Прости, но я в дом тебя так не выпущу, а на улицу и подавно. Ты же смахиваешь на ночную бабочку, только без боевого раскраса.

— Повтори, что ты сказал!!

Кирилл закатывает глаза.

— Немедленно верни мне мою одежду и вызови мне такси!

— Или, что? — подходит ко мне вплотную оттесняя к стене. Упираюсь лопатками в стену, давлю ладонями на его грудь. — Ты забыла, что ты все еще моя должница.

— Фу! Как мелочно! — морщусь.

Он пожимает плечами.

— Может и так, спорить не буду.

— Я не буду больше с тобой целоваться! Хватит с меня! Я картошку чистила, считай, что обнулила свой долг.

— А, что это вы тут делаете? — в комнату заглядывает Олеся. Кирилл отклоняется, делая шаг назад. — Бабушка завтракать зовет. Папа уже на кухне.

— Я не пойду, — пытаюсь наступить ему на ногу, когда он под локоть тянет меня к двери.

— Пойдешь!

— Я не хочу! — хватаюсь пальцами за дверной откос.

— Хочешь! — вытаскивает меня в коридор. — Ты вчера ничего не ела, — произносит рассерженно, подталкивая меня в спину по коридору. — Нужно поесть немного, — уже более дружелюбно.

Улыбающаяся бабушка Аня, разливает по пиалам молочную рисовую кашу. Олеся отрезает небольшие кусочки масла и кидает их в дымящиеся тарелки.

— Славик, познакомься. Это Алика, девочка Кирилла, — на распев произносит бабушка обращаясь к угрюмому мужчине.

Я не сразу понимаю, что с ним не так. Только спустя длинную минуту мне доходит, что он сидит в инвалидном кресле. Ему не больше сорока, может сорок с хвостиком. Вероятно, Дровосек ранний ребёнок. Мой отец полностью седой и в принципе, мог бы сгодиться мне в деды, что не удивительно учитывая то, что я родилась, когда ему было сорок два года.

Он кивает мне. Бросает смеющийся взгляд на Кирилла. На его лице отпечаток печали, а глаза улыбаются.

Желудок сводит от теплых сливочных ароматов распространяющихся по кухне.

— Мы руки помоем, — Кирилл кивает мне на дверь ванной комнаты.

— Не смотри на него так, — шепчет мне на ухо, включая воду.

— Что с ним случилось? — намыливаю руки.

— Авария, — Кирилл, делает тоже самое.

— Сожалею…

— Нечего сожалеть. Он ведь жив, это самое главное.

— Он такой молодой, — продолжаю шептать я. — Давно это случилось?

— Восемь месяцев назад. Я потом тебе расскажу, если захочешь.

За столом оживленно. Олеся в полный голос рассказывает о каком-то пранке, который она на днях разыграла с подружкой. Бабушка Аня укоризненно качает головой. Отец Кира снисходительно улыбается. Все едят, и я ем. Горячую, сладкую кашу, и хлеб с сыром и сливочным маслом. Такая простая, но такая вкусная еда или я просто изголодалась на своем авокадо. Мне приходится лишь немного поддерживать разговор. Никто не допытывается никаких подробностей нашего знакомства, как и не пытается выяснить, почему я в таком виде и с чего вдруг решила перебраться к ним на ПМЖ. Встав из-за стола, я совершаю на мой взгляд настоящий подвиг. Принимаюсь собирать тарелки. А потом, наклоняюсь к Дровосеку и спрашиваю, где находится посудомойка.

— Посудомойка у нас Олеська, — смеется Кирилл.

— Нету?

— Не-а.

— Так! Вы кроликов покормили или нет? — на всю кухню разносится голос бабы Ани.

— Сейчас покормим, — отвечает Кирилл.

— Зачем только заводили. Передохнет ведь животина! — возмущается бабушка.

В длинных штанах, волочащихся по земле и в Олеськиных кроксах, я иду вслед за Дровосеком, несу перед собой чашку с нарезанной на несколько частей морковью. У Кирилла в руках пакет с кукурузой и какими-то гранулами.

Под навесом три клетки, за сетчатыми дверцами белые пушистые шарики с красными глазками. Затаив дыхание смотрю на милые мордочки. Кирилл открывает небольшую форточку и вынимает через нее металлические судки. Насыпает в них гранулы.

— А ты уже познакомил Алику с Чикой? — позади нас стоит Олеся с охапкой травы.

— Нет еще.

— Да ладно!? — удивленным голосом произносит она. — Вы точно встречаетесь? — хихикает.

— Кто такая Чика? — спрашиваю, принимая из его рук маленький белый комочек. Прижимаю его к груди. Маленькое сердечко бьётся в моей ладони, лапки скребут остренькими коготками. Забываю, как дышать рассматривая милое создание.

— Его мама потом примет? Вдруг запах чужой почувствует.

— Не волнуйся, примет. Олеська их уже всех перетискала.

Олеся следуя его примеру, засовывает руку в клетку, вытаскивает крольчонка.

— Так кто такая Чика? Собака? — смотрю на него.

— Нет, — дровосек улыбается.

— Корова?

Он отрицательно качает головой.

— Может, коза? — оглядываюсь по сторонам. Скорее всего это не крупное животное, не вижу во дворе никаких сараев.

— Это его лошадь! — отвечает на мой вопрос Олеся. — Ты правда не знала? — смотрит на меня удивленно.

— Олеська, иди бабушке помоги.

— Я понянчить хочу!

— Потом понянчишь, — Дровосек вытаскивает из кармана вибрирующий телефон.

— Кир, Алика с тобой? — раздаётся по ту сторону трубки.

— Олеся, иди, иди…. - отмахивается от сестры ладонью.

Надув губы, она отходит на несколько метров.

— Со мной, — отвечает на громкий вопрос Тимура.

— Вези ее домой. Ее пахан приходил, допрос мне устраивал. Сейчас по камерам спалит, что она к тебе в машину села…

— Ну и что? — Кирилл даже не пытается убавить звук.

— Он через час с ментами к тебе нагрянет. Тебе оно нужно?

— Что за бред, менты то здесь причем?

— Слушай, я говорил тебе, что она проблемная. Тебе нужны их семейные разборки дома? Проблем, что ли своих мало?

Трогаю его руку, жестом показываю, чтобы отключался. Кирилл прощается с Тимом.

— Поехали. Тимур прав, — склонив голову на бок смотрю в его печальные глаза. Кир осторожно забирает из моих пальцев кролика.

— Ты пойдешь со мной на нормальное свидание? — улыбается.

Киваю, едва сдерживая губы, расплывающиеся в улыбке.

Глава 15

— Как же так? — всплеснув руками произносит бабушка. — А я уже тесто на кулебяку поставила.

— Мы еще приедем, ба! — произносит Кирилл. — Алике домой нужно, срочно.

— Ну, вот! — недовольно бормочет Олеся швыряя расческу на диван. — А кто мне зализ сделает? — Мама на работе как всегда, а бабушка мне все волосы скоро повыдергивает.

— Какой зализ? — интересуюсь у надувшейся девочки.

— Ну, кичку. Прическу такую… Мне на выступление нужно. Кирилл, ты же помнишь, что мне в студию сегодня к двум часам нужно. Только попробуй сказать, что ты забыл!

— Я тебя на автобусе отвезу, — произносит бабушка Аня.

— Ага! С тремя костюмами! Я сегодня танцую: джайв, ча-ча-ча и румбу! Кирилл, ты обещал меня отвезти!

— Давай, я быстренько тебя причешу, — протягиваю руку к расческе.

— Быстренько не получится! Меня еще накрасить нужно! Вечно я как самая бледная моль среди танцоров, — произносит с обидой в голосе.

— Пойдем! Покажешь, мне свои костюмы, что-нибудь придумаем. У тебя косметика есть?

— Мамина, — отвечает Олеся, заметно ободрившимся голосом.

— Ну может тогда и кулебяку дождетесь? Я там уже котлетки начала делать. И пюрешка к обеду будет. Салатик настругаем. А вечером я окрошку планировала.

Тепло растекается под кожей и проникает глубже достигая самого сердца, каждое слово бабушки пронизано добротой. Я бы обязательно осталась, даже еще разок почистила бы картошку. Мне кажется второй раз вышло бы куда лучше. Но мне совсем не хочется, чтобы папа пошел в полицию. Что если и правда, одна из камер, фиксирующих правонарушения на дороге, засекла как я сажусь в машину Кирилла. Нужно хотя бы позвонить отцу и предупредить его, что со мной все в порядке.

— Я бы с радостью осталась, но мне и правда нужно ехать, — отвечаю бабушке улыбаясь с сожалением. — Дай мне телефон. Я папе позвоню, — обращаюсь к Кириллу, он тут же протягивает мне трубку.

Папа не берет. Набираю его трижды. Легкий холодок бежит по спине, в голову закрадываются подозрения… Да, нет! Все с ним в порядке.

Минут двадцать уходит на прическу и макияж для Олеси. Ну хоть в чем-то я профессионал. Девочка выглядит довольной. Но косметика у нее конечно, так себе. С такой красоту не наведешь. Нужно подарить ей хороший набор. Она ведь должна быть как Жар-птица. Но сделать ее немного ярче все же удалось.

Бабушка охает и качает головой глядя на сияющую внучку. Попутно сует мне в руки теплый контейнер. Не сразу понимаю, что в нем лежит. Он завернут в полотенце и замотан в пакет. Но судя по тому, что по дому разносится запах жаренного мяса. Похоже, что котлеты. Язык не поворачивается сказать, что я вегетарианка. Благодарю бабушку, машу довольной девочке. Дяди Славы не вижу. Не хотелось бы уходить не попрощавшись. Поэтому спрашиваю у Кирилла, где он. Он отводит меня на задний двор. Там, где стоят клетки с кроликами, есть небольшая мастерская. Оттуда доносятся звуки работы какого-то инструмента похожего на пилу. Кирилл заходит первым. Окликает его.

Да, у них это семейное! Дядя Слава, даже в инвалидном кресле не сидит без дела. Сидит перед каким-то небольшим станочком и что-то точит из деревянного бруска. В небольшом помещении мало света, в луче, пробивающемся сквозь узкое крохотное оконце под невысоким потолком мастерской, клубятся мелкие пылинки. Воздух пахнет деревом и смолой. Говорю ему до свидания. Мужчина отвлекается от работы. Провожает меня теплой улыбкой, приглашает в гости снова.

— Что он делает? — спрашиваю у Кирилла, когда мы идем по вымощенной плоским камнем дорожке.

— Балясины точит.

— Это он построил? — киваю на уютную веранду, так приглянувшуюся мне вчера вечером.

— Да.

— Он же в коляске! — удивляюсь я.

— Ну у него же ноги не работают, а не руки, — пожав плечами, отвечает он. Открывает мне дверь машины, так и оставшейся ночевать за двором.

— Ты, наверное, ему помогал?

— Немного, — улыбается Кир, заводя машину.

— Блин! Юбка! — окидываю себя взглядом. Я так и осталась в его широченных штанах.

Я угнала Олеськины тапки, она в свою очередь испытала на прочность мои шпильки. Короче, туфли я ей подарила, может через годик будет дефилировать по школе, ей совсем немного дорасти до них осталось.

— Я оставлю ее себе на память, — хитро улыбается Кирилл.

— Что там? — спрашиваю, кивая на контейнер стоящий у меня на коленях.

— Не знаю, котлеты, наверное. Пирог то бабушка испечь не успела.

— У тебя хорошая семья. Ты, наверное, не в первый раз так домой кого-то приводишь, раз они даже не удивились.

— Первый раз привел. И они удивились, просто ты не заметила, — улыбается Дровосек выезжая с грунтовой дороги на асфальт.

— А как же девушка, с которой ты расстался полгода назад?

— Не было никакой девушки, — продолжает улыбаться он.

— Так я тебе и поверила! — протягиваю руку к бумажнику валяющемуся на панели.

— Я вообще нецелованный, чтоб ты знала, — с серьезным лицом заявляет он.

Стрельнув взглядом в Дровосека, вытягиваю из кармашка бумажника водительское удостоверение. С трудом контролирую смешок, собирающийся сорваться с моих губ.

Лесник! Серьезно? Вот это фамилия. Надо же… Изучив документ, засовываю его обратно, кладу бумажник на место.

— Нецелованный, ага. Как же ты дожил до девятнадцати лет то бедненький?

— А ты?

— Что, я? — теряюсь от его вопроса. Чувствую, как краска заливает лицо.

— Ты встречалась с кем-нибудь?

— Пффф… Конечно! — излишне эмоционально всплескиваю руками и закатываю глаза явно переигрывая.

— Давно?

— В Москве… Здесь я почти ни с кем не общаюсь.

— Долго?

— Вообще то, это личное, — поворачиваюсь к окну, стараясь не выдать своего замешательства.

Ком подкатывает к горлу. Я себя полноценной девушкой то чуть больше полугода назад почувствовала. Все старалась сделать, чтобы выглядеть женственней. И как по мне, мне это очень даже неплохо удавалось. Я единственная среди своих бывших подруг, столько времени уделяла внешности. Да, я с пятнадцати лет на каблуках и в мини! Но кому нужны мои красивые ноги, если у меня в лифчике ноль был. Ну ладно не ноль, но очень, очень скромненькая единичка. А встречаться абы с кем… Я не девочка на раз. Хотя если быть честной, пожалуй, я все-таки сильно перебирала. На меня обращали внимание совершенно не те парни, внимание которых мне хотелось бы привлечь. Доперебиралась… усмехаюсь сама себе.

Мы довольно быстро добираемся до моего дома. Буквально минут за сорок. Нам удается проскочить без пробок. На самом деле мне бы хотелось ехать с ним немного подольше.

Чтобы перевести тему, я расспросила Кирилла о его отце. Оказалось, что он занимался частными грузоперевозками. Восемь месяцев назад попал в аварию, в которой чудом остался жив.

Слушала его и мое сердце сжималось. А что если и с моим папой случилось бы нечто подобное? На душе стало муторно. Вспомнился сегодняшний ранний завтрак. В его семье очень любят друг друга. Ради того, чтобы дяде Славе было проще передвигаться и занять себя чем-то, они переехали на дачу. Квартиру сдали квартирантам. Теперь приводят в порядок дачный дом, делая его удобным для отца. Раньше они проводили на даче лишь редкие выходные. На все лето туда перебиралась только бабушка. Семья обитала в городе. Его мама работает медсестрой в городской больнице, ездит на работу на машине, а еще делает уколы и капельницы пациентам, выписавшимся, но еще требующим к себе внимания медика.

Я как будто бы попала в другой мир. В нем все было иначе, не так как у нас. Захотелось услышать голос мамы и даже позвонить Дорофее. Стало стыдно за свое поведение перед папой. И действительно… Разве так много он от меня хотел? Разве сложно мне было время от времени что-то готовить. Да хотя бы самую простую еду из полуфабрикатов. С работой дела обстоят иначе, но ведь я могла, и сама попроситься в какой-нибудь другой отдел, подальше от этой мегеры. Да, хотя бы в отдел маркетинга. Там я действительно могла чему-нибудь поучиться. Раньше я о таких вещах не думала почему-то.

Кир не выпустил меня из машины, пока я еще минимум десять раз не расплатилась с ним по свои долгам. Потом столько же раз если не больше, он расплатился со мной, хоть и не должен мне вовсе. Мы договорились встретиться завтра в шесть. Он снова попросил меня одеться удобней. Обещал, что мне точно не придется собирать мусор, и вообще за пределы города мы не поедем. Поверю ему на слово. Но оденусь все равно как хочу. Если папа оставил хоть что-то в моем шкафу. Сразу вспомнилась причина, из-за которой я вчера уносила ноги из дома.

За ключами пришлось подняться к Ульяне. Папы не было дома. Зашла в квартиру, нашла телефон и сразу же ему набрала, отметив, что черный мешок с моей одеждой так и стоит около шкафа. Ничего он не выбросил. Папа ответил после третьего гудка:

— Алика, дочка! — встревоженным голосом.

— Прости меня, пап, — произнести эти слова было не сложно. Сложно было не разреветься от внезапно накативших эмоций.

— Где ты была? — все с той же интонацией.

— У друзей.

— У каких друзей? Я был у Кристины. Она сказала, что вы больше не общаетесь.

— Пап, со мной все нормально, я была в другом месте.

Папа вздыхает, чувствуется что хочет сказать еще что-то, но молчит.

— Я через полчаса буду дома. Не вздумай никуда уходить.

— Да куда я денусь, пап! — отвечаю я, прикидывая сколько нужно времени, чтобы приготовить картофельное пюре.

Котлеты у меня уже есть, а овощной салат даже ребенок сделать сможет.

Глава 16

Такое ощущение, что я переродилась. Выпуталась из тугого кокона, который сама сплела вокруг себя и вздохнула полной грудью.

Папа, похоже, до сих пор не верит своим глазам. Настороженно пережёвывает обед, которым я решила его обрадовать совершенно спонтанно. Вышло конечно так-себе. Я торопилась. Картофель слегка не доварился, поэтому растолочь его в пюре получилось лишь от части. Все-таки нужно было посмотреть какое-нибудь обучающее видео. Но времени было совсем в обрез. Салат из свежих помидоров и огурцов найденных в холодильнике вышел намного лучше, посыпала его рубленой зеленью: петрушки, укропа и зеленого лука и заправила оливковым маслом. Посолить забыла, но папа справился с этим и без меня.

— А ты почему не ешь? — едва ли не первая фраза сказанная им за последние пятнадцать минут.

Похоже, у него чуть не случился инфаркт, когда он увидел меня в переднике Натальи Ивановны, переставшей посещать нашу квартиру с момента моего приезда.

— Смотри… Я еще не написал завещание, — произносит он с теплой улыбкой, отламывая вилкой очередной кусочек котлеты бабушки Ани.

Кстати говоря, я не удержалась. Съела одну. Черт попутал. Но я не пожалела. Она была бесподобна: сочная, мягкая, с идеальным сочетанием соли и специй, в тонкой хрустящей панировке.

Демонстративно дую губы, цокаю. Папа улыбается шире.

— Все очень вкусно, дочь. Расскажешь, где была?

Почему-то мне не хочется посвящать папу в детали вчерашнего вечера и ночи. Хочется сохранить Дровосека в секрете. Я еще сама не разобралась в своих ощущениях и представлять его отцу не хочу. В качестве кого представлять? Друга? Знакомого? Моего личного водителя? Смеюсь про себя. А ведь это не плохая идея.

— У друзей, пап. Я же сказала.

И чтобы окончательно выбить отца из колеи, встаю из-за стола и принимаюсь в ручную мыть посуду, испачканную во время приготовления обеда. А потом и вовсе завожу разговор о работе. Папа давится апельсиновым соком, который я налила для него, сервируя стол. Смотрит на меня, будто я инопланетянка.

— Ты ведь не против, если я попробую себя в отделе рекламы?

— Как я могу быть против? — делает большой глоток сока.

— Мне ведь поступать скоро, а я так и не определилась с профессией.

— Ты ведь планировала поступать на юридический.

Вот как ему сказать, что ничего я не планировала. Я планировала довести свою внешность до совершенства и сниматься для каталогов нижнего белья, а не зубрить правоведение. Выбор юридического факультета, был спонтанным, и назван мной исключительно для отвода глаз. Папа был доволен моим выбором и собирался платить за обучение любые деньги.

— Я передумала. Мне бы хотелось получить более креативную специальность. Ты ведь не против?

— Хорошо, завтра я отведу тебя к рекламщикам. Там работают молодые ребята. Думаю, тебе будет с ними интересно. А вообще, давай так. Оформим тебя на полставки ассистентом к одному из специалистов.

— Почему на полставки?

Неужели, он совсем не хочет, дать мне возможность подзаработать. Какие у этих ассистентов зарплаты? Что я буду делать с этими богатствами? Если учесть, что получать от них я буду только половину. Наверное, на моем лице написано слишком явное разочарование, поэтому он сразу добавляет:

— Успеешь еще наработаться? Лето на носу. Поработаешь по полдня, а в сентябре на учебу, — улыбается папа и у меня на душе становится теплее.

Мама снова не берет трубку. Разрыв в семь часов, не дает нам нормально общаться. У мамы режим. Она ложится не позднее десяти и встает не раньше одиннадцати. Просыпается она конечно гораздо раньше, просто валяется в постели не меньше двух-трех часов, но это время считается неприкосновенным. Она даже в школу меня никогда не собирала, одежду мне с вечера готовила ее помощница, завтрак тоже.

Расстраиваюсь. Былое желание созвониться с Дорофеей улетучивается, само собой. Это мне заняться не чем. А она работает до позднего вечера. Будто бы в этом есть острая нужда. Никогда мне этого не понять, наверно. Решаю заглянуть в ВК. Олеся приглашала меня посмотреть записи с ее конкурса и даже скинула мне ссылку, сказала, что вечером можно будет заглянуть. Не то чтобы я горела сильным желанием понаблюдать за пляшущими детьми, но посмотреть, как танцует она было любопытно.

Ну, что сказать. Лесник Олеся и Мамий Михаил, пара под номером двадцать шесть, вовсе не затерялись среди остальных. В общем, Олеське удалось блеснуть. Здорово, когда у ребенка есть любимое занятие. У меня почему-то не было.

Я уже привела в порядок свою одежду и аккуратно развесила ее в шкафу. Папа заглянул ко мне в комнату около семи, сообщил что уезжает и будет поздно. С теплой улыбкой велел заглянуть в банковское приложение. Сказал, что перевел мне немного денег, но попросил тратить их разумно.

Руки моментально зачесались и пальцы заскользили по экрану телефона. Подскочила с кровати, порывисто обняла его повиснув на могучей шее. Папа зачем-то похлопал меня по спине. Предварительно проведя ладонью по моей голове. Уткнулась носом в его колючую щеку. Вдохнула привычный дымный аромат. Такой теплый, родной, окутывающий теплом и заботой.

— Спасибо, — пробормотала ему в щеку, чмокнув ее два раза.

— С тобой точно все нормально?

Кивнула. Старясь сдержать волну бешенной радости, накрывающую меня словно цунами. Как же мне этого не хватало. Как я жила без этих объятий? Без его теплых рук. Светлых, словно прозрачных глаз, смотрящих на меня с любовью и заботой. Его грудного негромкого смеха и голоса с легкой хрипотцой. Шмыгнула носом, не отрывая от него глаз. Папа приложил ладонь к моему лбу. Потом потянулся к нему губами.

— Ты не температуришь случайно, не?

Я отрицательно покачала головой. Улыбнулась.

— Поезжай. Не волнуйся за меня. Я лягу спать пораньше.

Лягу и снова не усну до утра.

Дровосек завалил меня сообщениями после одиннадцати. Я слышала, как в первом часу вернулся папа. Притворилась спящей, сунув бесконечно оживающий телефон под подушку. Затаила дыхание, когда он слегка приоткрыл дверь и заглянул ко мне в комнату. Теперь я знаю, как это общаться обо всем и ни о чем одновременно. Просто отправлять друг другу смешные идиотские стикеры, кто кого переплюнет в глупости. Смеяться уткнувшись лицом в подушку над некоторыми из них и ловить себя на мысли, что у меня просто больше нет сил улыбаться. Скулы сводит судорога. Щеки болят. Мы перенесли наше свидание с шести на четыре. Как по мне, то можно было бы и на два. Но он работает. Ну и ладно, у меня будет время привести себя в порядок и подготовиться.

* * *

Мой новый рабочий день, прошёл довольно-таки неплохо. Молодой коллектив принял меня дружелюбно. Четыре часа пролетели как миг. Света, девушка к которой меня прикрепили, разъясняла мне тонкости своей не сложной работы. Она занималась наполнением сайта. Обрабатывала и редактировала обновившуюся информацию. Ничего сложного, но очень скучно. Настолько скучно, что я то и дело клевала носом. Похоже, сказались две бессонные ночи подряд. В моем коротком сне, Дровосек снова колол дрова, просыпаться совсем не хотелось, но пришлось.

Что делать? Мне совершенно нечего надеть… Стою перед шкафом, раздвигая и сдвигая плечики. Часть вещей бесформенной кучей лежит на кровати. Это же Дровосек, глупая… Ему точно все равно, главное, чтобы лифчика под кофтой не было. Но здесь его ждет сюрприз. Тонкое боди цвета фуксии в виде водолазки не понятно для чего купленное мной и не надетое ни разу, уже обтягивает меня как вторая кожа. Под ним есть белье. Более закрытой одежды в моем гардеробе найти невозможно. С низом еще сложнее. Джинсы, сразу нет. Ноги моя особая гордость, прятать их нет никакого желания. Поэтому тонкие колготки в мелкий горошек и короткая юбка-шорты, найденная мной в завалах одежды, отлично вписываются в мой образ. Плету романтичную французскую косу, вместо привычного хвоста, вытягивая несколько прядей спереди. Подкрашиваю губы блеском, внимательно рассматривая стрелки нарисованные ранним утром. Улыбаюсь сама себе, параллельно принимая вызов с трезвонящего телефона:

— Да!

— Ты готова?

— Нет, еще минут двадцать, — зачем-то вру я. Пробегаюсь глазами по сумкам и отключаюсь.

Выхватываю первую, более-менее подходящую и перекладываю в нее содержимое той, с которой я утром ездила на работу. Туфли, куртка. Плюхаюсь задницей на пуф, стараясь усмирить бешенный стук сердца. Посчитать до тысячи? Прикладываю ладони к почему-то горящим щекам. Резко подскакиваю, снова прилипнув к зеркалу. Расплетаю волосы, решаю переплести их по новой. Коса не выходит. Нервничаю, методично разделяя пряди тонкой расчёской. Вот зачем я это сделала? В голове тикает таймер. Ничего, пусть подождет. Убеждаю себя, в третий раз захватывая пряди на макушке. Ничего не выходит… И так красиво. Расчесываю волосы откидывая их за плечи. Еще раз брызгаюсь духами, поправляю блеск на губах и выбегаю за дверь.

Довольный как котяра, Дровосек стоит опираясь на капот своей машины. Улыбается лучезарной улыбкой, окинув взглядом меня с ног до головы, изображает фейспалм. Теряюсь на секунду. Это еще что такое? Я столько времени убила на сборы. А он…

— Алика, ну я же просил! — смеется он. Открывая мне дверь. — Аааа, нет… Прости. Все норм, — произносит он, вероятно оценив мой вид сзади.

Недовольно сажусь на сидение. Он обходит машину присаживается за руль. Тянется рукой назад. Протягивает мне небольшой букетик нежно-розовых кустовых роз. Сердце подскакивает к горлу от восторга. Они очень! Очень красивые!

— Спасибо, — стараюсь изобразить максимально равнодушное лицо.

— Тебе не нравится? — улыбается он.

— Да, нет… все норм. Просто я не люблю розы, — произношу капризно вздохнув, прижимая букет к груди крепче.

— Вообще не любишь?

— Терпеть не могу.

— Буду знать.

— Имей это пожалуйста в виду.

Кирилл тянется к моим губам сминая между нами слои матовой упаковочной бумаги и нежные бутоны. Вяло отвечаю на его поцелуй. Все еще борясь с обидой. Кирилл смеется мне в губы, шепчет:

— Прости… ты очень красивая. И совершенно не важно, во что ты одета.

Да, он издевается! Не важно ему! Мне важно! А еще важно видеть восторг в его глазах, а не снисходительную усмешку.

— Буду знать, — произношу прочистив горло.

— Имей это пожалуйста в виду, — целует меня снова, зарываясь пальцами в мои распущенные волосы.

* * *

— Нет! Нет! Кирилл, нет! — я ни за что туда не полезу. Крепко врастаю шпильками в тротуарную плитку, царапаясь отдираю его ладонь от моей руки. — Ты не нормальный! Я ни за что, туда не поднимусь!

— Тебе понравится! — продолжает повторять он, упорно волоча меня к парашютной вышке.

— Я согласна на колесо обозрения! И вату можешь мне купить. Клянусь, я ее съем! — проклинаю себя за то, что отказалась от сахарной ваты, в очередной раз объявив ему, что я не ем сахар и слежу за фигурой.

Дровосек меня не слышит, отрывая от земли тащит меня, не переставая смеяться и звать меня трусихой.

— Я в туалет хочу, — выдаю я, когда до жуткой башни остается не больше десяти метров.

— Правда хочешь?

— Ты издеваешься?

— Нет, просто если ты собираешься так отсрочить прыжок, то у тебя ничего не выйдет, — крепко держит меня за руку. — Не бойся, это не парашют. Мы не полетим до земли.

— Я буду кричать!

— Обязательно будешь! Тебе понравится, я тебя уверяю, — делает ещё несколько шагов. Семеню следом за ним. — Мы же вместе прыгнем. Я делал это не меньше сотни раз.

— С кем?

Дровосек не понимающе моргает.

— С кем ты прыгал?

— Аааа… Один. У меня друг тут работает. Сегодня его смена.

— Точно один?

— Разве можно ревновать к прошлому? — смеется.

— Я не ревную, просто пытаюсь оттянуть время.

— Я так и понял, — его шаги ускоряются. Хныча плетусь следом за ним.

— Как это будет? Кирилл, я жить хочу. Ну пожалуйста, — пытаюсь выдавить слезу, но ничего не выходит мы уже поднимаемся на первый пролет.

— Первый уровень всего двадцать пять метров. Второй раз можно будет попробовать пятьдесят.

Одинокая слеза все же скатывается по щеке.

— Я уверена, что мне не понравится.

— Я уверен, что ты захочешь еще.

Я дура? Совсем бестолковая, глупая идиотка, позволяющая облачить себя в страховочные ремни. Почему-то сейчас плакать стыдно. Это очень странно, но мне не хочется капризничать перед другом Дровосека. Его кажется зовут Максим. Я пропустила мимо ушей эту информацию. Мне страшно и холодно. Хоть день сегодня ясный и солнечный. Ему все равно не жить, даже если мы останемся живы. Я прикончу его.

Бах! Бах! Бах… Сердце грохочет. Пульс пробивает виски. Я вся покрыта липким потом, он наверняка пропитал ткань моего боди насквозь. Почему-то становится душно, ноги подкашиваются сами собой. Дровосек придерживает меня за плечи.

— Слушай, что говорит инструктор.

А? Что? Кто-то, что-то говорит? Язык прилипает к небу, во рту сухо как в Сахаре. Шмыгаю носом, переводя взгляд с расплывающегося лица Дровосека на такое же не ясное лицо инструктора.

— Кир, ты уверен? — произносит кто-то, где-то далеко за пределами моего сознания. — По-моему твоя девушка не в восторге от этой идеи.

— Все нормально, — так же далеко и с эхом звучит голос Кирилла. — Алика, обними меня руками и ногами, — подсаживает меня к себе на бедра, отрывая мои босые ватные ноги от резинового покрытия площадки. Послушно выполняю его просьбу. Всеми силами стискивая его шею, переплетаю ноги за его спиной.

— Тшшш… Полегче, ты меня задушишь! — смеется.

— Я тебя убью, — шепчу я онемевшими губами, делаю глубокий вдох.

— Готова?

Отрицательно качаю головой вероятно теряя сознание.

Дровосек прижимается своими губами к моим пересохшим губам и падает назад увлекая меня в невесомость свободного парения. Крик рождающийся в груди оглушает, рассекаемый нами воздух рвет мои волосы. Его дыхание обжигает мою шею, мы словно сиамские близнецы, сросшиеся воедино болтаемся вниз головой, раскачиваясь на тросах.

— Придурок!! — пытаюсь боднуть его головой, осознавая, что все уже закончилось. Закончилось, так быстро, что я и понять толком ничего не успела. — Все понятно! — киваю тяжелой головой. Нас уже поднимают.

— Что тебе понятно? — смеется Дровосек.

— Это все только ради того, чтобы облапать меня, да? — одна его рука, крепко прижата к моим ягодицам, вторая обвивает мою спину под лопатками.

— Мне убрать руки? — смеется он.

— Только попробуй!

— Еще хочешь?

— Нет!

— Точно?

— Ну если только один разочек.

Дровосек смеется мне в шею.

— Я же говорил.

— Я все равно тебя потом убью.

— Хорошо, — целует меня подтягиваясь на перекладине, перемещая нас из положения вниз головой. Поднимаемся обратно на площадку.

Глава 17

— Может откапиталить получится? — смотрю на понурое лицо отца, вытирая руки о ветошь.

— Не, Кирюх… Блок шатуном пробило. Гидроудар, это полный пи…ц, я же тебе сразу сказал, — произносит он, прикуривая сигарету.

Это полная жопа. Очко гигантских размеров, в котором мне еще не удавалось побывать до сегодняшнего дня. Я ведь чувствовал, что вляпаюсь в какое-нибудь дерьмище. Иногда нужно прислушиваться к собственным ощущениям. Я мог бы сейчас целовать нежные губы Алики и трогать ее ох…ю троечку, а не вот это все. Все моя гребаная жадность. Заработал, твою мать!

— Можно бэушный движок посмотреть, — докурив сигарету, отец тушит ее о камень и бросает в урну.

— Бл…ть! Это же полтос не меньше.

— Ну, где-то так, — кивает он, открывая приложение. — Я поищу, а ты пойди поешь. Голодный ведь.

— Ага… — хлопаю капотом, набирая Тимура.

Я грязный как черт и злой как собака. Ранним утром мне прилетел очень выгодный заказ и хоть на дальняки я стараюсь сейчас не ездить, все больше кручусь в городе, здесь не устоял. Пацаны платили очень щедро. Триста километров туда и столько же обратно. Делов то… на полдня не больше. Поездка на турбазу, обойдется мне теперь не то что в плюс, а охренеть в какой минус. А если учесть стоимость эвакуатора. То вообще, пи…ц!

— Ты уже вернулся? — судя по сопению в трубку, Тимур снова дрыхнет. Во жизнь у человека…

— Ага, — зевает, — пару часов назад.

— И как?

— Как всегда… — Как всегда, это значит, Тимур забрал призовое место. — Бедный Буцефал, уже еле тягает мою тушу, — смеется, — вот думаю, может мне выездкой заняться. Твоя красотка как обычно, всех сделала.

В горле скапливается ком, приходится приложить усилие, чтобы проглотить его и продолжить ровным голосом:

— На нее даже не смотри, — говорю, а у самого подрагивает веко. Она больше не моя, да и не принадлежала мне никогда.

— Не переживай! Я себе фриза присматриваю. Меня девочки не интересуют, это ты с капризными фифами ладишь. Мне как-то проще с пацанами, — смеется. — У тебя случилось что-то?

— Случилось. Движок положил.

— Помощь нужна?

— Какая? — ржу, вытягивая зубами сигарету из пачки.

— Ну моральная, — отвечает Тимур посмеиваясь — Ты же меня знаешь, я в железяках не шарю.

— С железякой я сам разберусь. Я по другому поводу звоню. Я тебе сейчас бабла скину, ты можешь цветы купить и Алике передать.

— Ну, в принципе могу… А курьер чё, не справится?

— Справится. Но мне нужно, чтобы ты посмотрел, сильно она расстроена или не очень.

— Боюсь, что здесь я пас. Как по мне, так у нее постоянно недовольная моська.

— Ну глянь, по-братски, а?

— Хорошо, посмотрю.

Тимур скидывает мне фотки букетов. Психует, а мне все не то. В итоге присылает мне дубовый банный веник и пишет, что если я не решу, что тащить своей фифе в ближайшие пять минут, то он купит его.

«Красные розы, штук двадцать пять и медведя белого», — пишу допивая чай и закидываю грязную посуду в мойку. Слышу недовольный писк Олеськи:

— Только попробуй не помыть за собой посуду! — игнорю ее недовольство. Что мне еще сделать? Пол помыть и шмотки постирать. Ухожу на улицу. — Кирилл!! — вопит она, но мне все равно, у меня есть проблема посерьезней.

Мы не виделись четыре дня. И хоть она упорно не хотела признаваться, что скучает. Я чувствовал, что это не так. Об этом свидетельствовало все: голос, интонации, смех не такой звонкий и заразительный, как тогда, когда она рядом со мной. Я влип в эту девчонку и теперь думаю о ней днем и ночью. Теперь мне нужно много денег, гораздо больше, чем я зарабатывал до встречи с ней. Раньше я работал, чтобы моей семье было проще справляться с трудностями, сейчас готов пахать в два раза больше, лишь бы видеть ее красивые глаза и улыбку, которую она дарит только мне.

«Пойдет?» — Тимур присылает мне фото довольно объемного букета из ярко красных роз. То, что надо, они не бордовые, а именно красные, такие не могут ей не понравиться. Рядом с букетом, небольшой белый медвежонок.

«Может поменяем на анаконду? Там была. Красивая такая, двухметровая. Я готов доплатить», — угорает Тимур. Пишу ему, чтобы сразу перезвонил мне, после того как увидит ее.

Она расстроилась, когда я сообщил ей, что и сегодня тоже увидеться не получится. Я бы очень хотел, но без тачки мне нельзя. Если я не починю ее сегодня, край завтра. То наши встречи и вовсе могут прекратиться. Мало того, что мне нужно работать, так еще, мне нужно на чем-то к ней добираться. Кошусь на грязный кроссовый мотоцикл, который не успел привести в порядок с последнего выезда. Никак руки не дойдут. Когда отец мне его подарил, я с него буквально пылинки сдувал, мыл его, натирал… А сейчас он тупо стоит и подпирает стену в гараже. Не до него мне…

Алика присылает мне «Спасибо» и целую вереницу поцелуев, а следом несколько селфи с букетом и медведем в обнимку.

«Ничего, что снова розы?» — пишу ей, улыбаясь рассматриваю ее фотки.

«Эти очень даже ничего. Надеюсь, их выбирал ты?»

«Нет, попросил Тимура взять первый попавшийся букет…», — печатаю параллельно принимая звонок от Тима.

— Обычное у нее настроение. Не плачет, не страдает. Она намылилась куда-то походу.

— С чего ты взял?

— Ну, явно не спать она собирается, чувствуется по ее поведению.

— Ладно. Спасибо. Я твой должник.

«Чем заниматься собираешься?» — пишу ей, снова поглядывая на мотоцикл.

«Спать скоро лягу. Ты чинишь машину или балду гоняешь?»

«Чиню.»

«Завтра приедешь?»

«А ты по мне скучаешь?»

«Нет, конечно.»

«Так может мне не торопиться тогда, подождать, пока ты соскучишься?»

«Чини давай! Только время тратишь!»

Поджав губы слежу за тем как она строчит следующее сообщение. Долго пишет. Да, неужели… Улыбаюсь, как дебил.

«Спасибо за цветы, они очень красивые.» — прилетает от нее с чередой алых отпечатков губ. И все? Ну ладно. Так тоже не плохо.

Убираю телефон в карман. Нужно снимать движок. Отец уже договорился с кем-то, вот-вот должны привезти бэушный. Прощайте отложенные бабки.

Телефон вздрагивает в кармане несколько раз. Неохота вытаскивать его грязными руками. Через время вздрагивает еще и еще. Алика, редко начинает диалог первой. К тому же она знает, что я занят. Как я и думал, сообщения от Тимура. Несколько текстовых, которые мне не сразу удается прочесть, а потом фото. От которого у меня падает челюсть и подскакивает пульс.

Глава 18

Получается я зря готовилась. До последнего надеялась, что он отложит свои дела и приедет. Ну хотя бы на часок. Провожу пальцами по нежным лепесткам. Очень красивые, жаль, что передал через Тимура. Даже себе признаться трудно, но я по нему скучаю. Наши встречи все сложней скрывать от папы. Сочиняю, что цветы мне шлет тайный поклонник, а вечерами я гуляю с Крис. Пришлось сказать, что мы помирились.

Хорошо, что папа все время в разъездах, вот и сегодня его нет. Были мысли рискнуть и пригласить его домой. Думаю, Дровосек вряд ли был бы против такой перспективы. Моя комната или заднее сидение его машины. По-моему, выбор очевиден.

Каждый раз я говорю себе, что это перебор. Что нельзя позволять тискать себя как какую-то девку в старой разваливающейся машине где-то на краю города или, что еще хуже в лесу или в поле. Но стоит ему появиться на горизонте или написать: «Буду через пятнадцать минут». Я уже готова ехать с ним куда угодно и на чем угодно. Лишь бы побыть рядом с ним. Лишь бы его губы не переставали меня целовать, а руки гладить и сжимать мое тело. Лишь бы вдыхать его аромат и скользить ладонями по короткостриженому затылку. Я страшно боюсь потерять над собой контроль и позволить ему перейти грань. Не так я представляла свой первый раз. Точно не в машине. Но то, что он случится с Дровосеком, сомнений уже не осталось. Поражаюсь его порядочности на самом деле, он столько раз зацеловывал меня до потери контроля, но ни разу не воспользовался ситуацией. Просто потому, что я попросила его не спешить.

Можно сказать, что моя жизнь наладилась. Папа больше не жадничает, деньги перестали быть для меня проблемой. Подумываю попросить у него машину. Но подожду еще немного. Наверное, нужно хотя бы поступить для начала. Пусть он порадуется. Никогда мне не понять его бзика по поводу высшего образования. Но спорить не хочется, проще делать вид, что я взялась за голову, чем испытывать на себе все прелести нищенского существования, которые он демонстрировал мне совсем недавно.

А вот мама все молчит. Я слежу за ее жизнью по сториз. Немного обидно, что она вычеркнула меня из своей жизни как ненужный элемент, но Дровосек своим появлением без труда заместил те потребности в живом общении, в котором я нуждалась ранее. Обещал, что познакомит меня со своей лошадью, как только она вернется с международных соревнований. Не хочу обижать его, поэтому пока молчу. Но по факту, мне не очень то бы этого хотелось. Я боюсь крупных животных. Лошадь это ведь не кролик и не котенок. Как по мне, я проживу и без этого знакомства.

На автомате листаю ленты соцсетей. Моя цветущая мама в белом бикини и с бокалом в руке, загорает лежа на шезлонге у бассейна. У нее по новому подколоны губы, верхняя губа теперь более выразительная, волосы стали на пару оттенков светлее, глаз за темными очками не видно. А мне бы очень хотелось заглянуть в ее глаза… Задержав взгляд на первом фото, остальные пролистываю не цепляясь взглядом за детали. Все они постановочные, выверенные до сантиметра позы. Наряды, собранные стилистами, всегда идеальная укладка. Где бы она не была, чтобы она не делала, на всех фото она как пластиковая кукла. Кукла, живущая в свое удовольствие.

У Насти сегодня день рождения. Наше общение оборвалось мгновенно, стоило мне только объявить, что я уезжаю к отцу. Никто не сожалел и не говорил, что будет скучать, не надеялся, что это временно. Меня просто забыли. Они продолжают жить той же жизнью, что и жили, но уже без меня. Девчонки сейчас в клубе, танцуют и веселятся. Такие же красивые и беззаботные. Фотографируются и выкладывают видео.

Продолжаю листать ленту дальше. Замираю на секунду… Кристина. Она в "Саламандре" висит на своем Артурчике, к которому приревновала меня и бросила на произвол судьбы в чужом загородном доме в сосновом бору. Листаю дальше. Вокруг нее те же лица. А я не публиковала ничего с того самого дня…

Когда только приехала, некоторое время еще пыталась создавать иллюзию беззаботной жизни. Хотелось показать всем, что у меня и здесь все отлично. Что жизнь столичная и жизнь периферийная мало отличается друг от друга, если у тебя есть деньги. Хватило меня не на долго. Без папиных траншей весь лоск сполз с меня как дешёвый лак с ногтей, заставив меня смешаться с серой массой.

Откидываю телефон на подушку. Поворачиваюсь на бок и крепко обнимаю медвежонка. Надо же, такая мелочь, а как приятно. Утыкаюсь носом в пушистый плюш. Снова протягиваю руку к телефону. Дровосек больше не появлялся в сети. Пишу ему сообщение. Стираю и снова пишу. Наконец отправляю:

«Я сейчас такая красивая. Жаль, что ты не видишь.»

Когда заявился Тимур, я как раз закончила с макияжем и прической. Я все еще надеялась, что он передумает и не променяет встречу со мной на какую-то железяку. Распахиваю шкаф и достаю платье. Неужели я зря старалась? Снова заглядываю в телефон. Мое сообщение так и висит непрочитанным. Ну и ладно. Разве я обязана сидеть теперь дома и ждать его у окошка? Не обязана. Пусть чинит свою машину, а я немного развеюсь.

Такси подвозит меня прямо до входа. Сегодня я уверена в себе как никогда. Выгляжу я шикарно. Не сомневаюсь, что сейчас соберу вереницу восхищенных взглядов. Надеюсь Кристина еще здесь. С удовольствием побешу ее. Осталось выцепить взглядом Артура, поймать его на крючок не составит труда. Как давно я не танцевала. Я не знаю сколько прошло времени, двадцать минут, полчаса или час. Музыка проникает сквозь меня, выпитая Маргарита немного туманит разум. То, что на меня пялится не одна пара глаз нисколько не смущает, а наоборот добавляет азарта, до тех пор, пока я не встречаюсь глазами с тем, с кем не планировала сегодня встречаться. Тимур прожигает меня удивленным взглядом. В его глазах красными буквами мигает вопрос: «Какого хрена ты здесь забыла?» Как на зло в этот самый момент, рядом со мной возникает мужик. Кладет руку мне на талию, шепчет что-то на ухо. Сбрасываю его потную тяжелую ладонь, отстраняюсь.

— Я не одна, — шиплю на него сквозь зубы.

Но лысый амбал, меня не слышит. Обхватывает рукой мою талию и прижимается сзади. От паники перехватывает дыхание. Впиваюсь ногтями в его предплечье. Пульс грохочет в висках, ищу глазами Тимура. Но натыкаюсь глазами на Крис. Она сидит за баром, смеется. Стреляя в меня своим фирменным взглядом, салютует мне бокалом. Отталкиваю от себя огромное потное тело. Никому вокруг до меня нет дела. Музыка грохочет, свет мигает. Атмосфера вокруг вмиг перестает быть волшебной. Я словно в тисках. Душно, жарко и больно. Амбал стискивает мое запястье, продолжает что-то говорить мне на ухо. Не разбираю ни единого слова. В голове противный писк. Отвратительный запах перегара, которым он дышит в мое лицо порождает тошноту в горле. Пытаюсь выпутаться из его захвата, кричу:

— Отвали!! Отстань от меня!!!

Тимур отрывает от меня это тело в тот момент, когда, оно присасывается своими жирными вонючими губами к моей шее. Слезы брызгают из глаз. Отвращение топит. Одной рукой в панике вытираю шею, другой зажимаю ладонью рот. Сорвавшись с места бегу в туалет. Слезы застилают глаза. Расталкиваю людей, ноги подгибаются. Не хочу оборачиваться назад. Тимур с ним разберется. Надеюсь ему не достанется слишком сильно. Мужик просто огромный.

Мою руки в ледяной воде и растираю ладонями шею. Брызгаю на лицо, стараясь угомонить грохочущий пульс, глубоко вдыхаю и выдыхаю. Домой. Срочно домой. Телефон выскальзывает из мокрых рук и летит на пол плашмя приземляясь экраном о плитку. Дрожащими пальцами скольжу по экрану, дисплей разбит. Телефон звонит, но дисплей погас, и я не могу принять вызов. Зажимаю боковые кнопки, но он не оживает, а выключается полностью. Прислоняюсь спиной к холодной каменной тумбе. Выйти не решаюсь, мысленно считаю прикидывая время. Примерно минут через пять высовываю голову за дверь. Тим стоит в коридоре подпирает спиной стену. Громко разговаривает с кем-то по телефону.

Трогаю его плечо. Он оборачивается. Прожигает меня презрительным взглядом.

— Доплясалась? — выплёвывает раздраженно.

— Вызови мне пожалуйста такси, — произношу тихо и опускаю взгляд.

— Нихера себе! Алика и пожалуйста! Что случилось? — произносит с психом.

— Тимур, не говори ему.

— Прости… уже. Тычет мне в лицо фото сделанное им, когда я только-только зашла в клуб.

— Ты давно меня заметил? — толкаю его в плечо.

— Пару часов назад.

— И сразу ему сказал, да?

— Конечно!

Еще раз толкаю его.

— Вызови мне такси!

— Твое такси уже приехало.

Мне нужно срочно уехать, нужно домой. Подняться на этаж, замкнуть за собой дверь, стянуть с себя эту гадкую тряпку, которую лапали мерзкие потные ручищи. Смыть его дыхание, стереть жесткой мочалкой засос, синей отметиной отпечатавшийся на коже. Виски пульсируют, глаза горят от соли. Тимур ловит меня за руку не позволяя сбежать. Продолжает смотреть на меня осуждающим взглядом.

— Мало тебе приключений? — перехватив мое предплечье, ведёт меня через зал, как преступницу.

— Отвяжись от меня! — отрываю его ладонь, глотая ртом свежий воздух.

— Это вместо спасибо? — кидает недовольно.

— Спасибо! — потираю ладонью руку и встречаюсь взглядом с Дровосеком.

Его глаза не смеются и не улыбаются как обычно. Не лицо, а непробиваемая каменная маска. Он стоит опираясь на раму легкого мотоцикла. Серая футболка в пятнах, на бедра повязана клетчатая фланелевая рубашка. Затертые джинсы, потрепанные кеды. Отпружинив от мотоцикла он направляется к нам. В панике озираюсь по сторонам. Упираюсь взглядом в компанию Крис. Они курят на улице, заинтересованно поглядывая в нашу сторону.

Что он сейчас скажет? Как будет себя вести? Сердце подскакивает к горлу. А что я, собственно говоря, сделала? Ничего… и оправдываться не собираюсь.

— Что ты здесь делаешь? — начинаю разговор первой. — По-моему ты был очень занят! — перекидываю волосы через плечо, прикрывая хвостом место, к которому присосался тот упырь.

Он оценивающе меряет меня взглядом с головы до ног.

— Пи…ц! — произносит сквозь зубы поворачивая голову в сторону. — Надеюсь ты хотя бы в трусах? — развязывает рукава рубашки, связанные узлом на бедрах. Бросает ее мне. — Поехали…

Удивительной способностью обладает мой слух. В клубе я не слышала, что сипел тот мужик мне прямо в ухо. Зато сейчас слышу, как Кристина в полголоса переговаривается и Миленой в десяти метрах от нас.

— Это ее парень? — удивленно и со смешком в голосе.

— Не знаю, скорее всего.

— Да ладно! — подключается третий голос, смеются.

— Идемте, — это уже Руслан или Артур.

— Да, подожди ты! — снова Кристина.

От его рубашки разит машинным маслом, бросаю взгляд на грязный мотоцикл, стоящий в нескольких метрах от нас. Протягиваю ему его клетчатую вонючую тряпку. Он продолжает смотреть на меня.

— Повяжи на талии. Как ты собираешься ехать?

— Я никуда с тобой не поеду.

Его бровь снова изгибается, взгляд становится вопросительным.

— Поехали, — перехватывает меня за руку и застывает на месте прожигая взглядом мою шею. Сглатывает. — Это что за х…я!? — отбрасывает мои волосы в сторону.

Бью его по ладони.

— Алика! — трясет меня за плечо! — Это что такое?

Отталкиваю его от себя, косясь в сторону притихшей компании.

— Не трогай меня!

— Тебя сегодня уже достаточно потрогали!?

— Да кто ты такой? Посмотри на себя! И посмотри на меня! Кто ты? С чего ты взял, что я стану перед тобой отчитываться!? Не смей прикасаться ко мне! — перехожу практически на визг.

Он отшатывается от меня как от прокаженной.

— Отвези ее домой! — кидает Тимуру, стоящему неподалеку, разворачивается и уходит. Тим подталкивает меня к парковке.

— Ну и сука же ты, — цедит мне в спину.

Проношусь мимо глумящегося взгляда Крис, дергаю дверцу первого попавшегося такси. Тимур не останавливает меня. Обходит машину и садится рядом с водителем. Называет наш адрес. Машина трогается с места, а меня прорывает, рыдаю зажимая ладонью рот. Крепко стискиваю разбившийся телефон в ладони и ненавижу себя.

Это конец. Он больше не приедет.

Глава 19

— Ну, чего ты выделываешься? — перехватив за уздечку Чику пытаюсь погладить ее морду. Она задирает ее, не позволяя коснуться носа.

— А ты как хотел? Брошенные женщины они такие… — перекинув руки через ограждение манежа говорит Тимур.

Запрыгиваю в седло одновременно здороваясь с Егором. Он кивает мне в ответ и отвешивает подзатыльник Тимуру. Тот втягивает голову в плечи, матерится себе под нос.

— Ты где опять шлялся, паскуда?

— Да здесь я был. Где мне еще быть?

— Ты долго еще собираешься под юбку к Ленке лазить? — недовольно произносит Егор в полголоса.

Слегка сжимаю бока Чики шенкелями, направляю ее в противоположный конец манежа. Она делает несколько шагов и останавливается. Вот упрямая. За спиной раздается перепалка между Тимуром и братом. Ложусь ей на шею, спрашиваю:

— Что опять не так? — она и ухом не ведет засранка. Стоит как вкопанная.

Она ведет себя так с тех пор, как я оставил ее. Передал другому наезднику и ушел. Чика тяжело переживала мой уход. Пару месяцев отказывалась от тренировок. Я всерьез начал опасаться, что она и вовсе выйдет из строя. И все мои труды пойдут насмарку. Это было бы очень обидно. Она умная и перспективная. Нынешнего наездника слушается, даже берет призовые места на конкурсах, а на меня теперь в большой обиде.

Мы были вместе пять лет. Она изначально была очень вредной и своенравной. Такой противной, что ее чуть было не забраковали. Я попросил тренера, дать мне месяц на налаживание контакта с ней. Иван Борисович, махнул рукой и сказал: «Делай, что хочешь!» Я таскал ей самые сладкие яблоки, украдкой кормил рафинадом. Чистил ее, больше чем того требует стандартный уход за лошадью. А еще водил на озеро. Она обожает плавать. И чуть что, требует водные процедуры. Ее первоначальная кличка Черника сама собой трансформировалась в Чику и прилипла к ней навсегда. В ее паспорте числится развернутое имя, но в жизни она даже не откликается на него. Чика продолжает стоять как застывшее изваяние. Сильнее сдавливаю ее бока… ноль на массу. Спрыгиваю на землю, отворачиваюсь от нее.

— Да, ну тебя… — собираюсь уйти, но в этот момент ощущаю ее морду, тычущуюся мне в плечо и легкий укус. Оборачиваюсь. Чика смотрит мне в глаза, раздувает ноздри. Уши плотно прижаты к голове. Верхняя губа подрагивает. — Вот что тебе нужно? Что!? — не выдерживаю я. — Не могу я приходить чаще. Понимаешь!?

Вот, как ей объяснить, что каждый приход сюда. Это лишний скачок кортизола в моей крови.

— Думаешь мне просто!?

— Вот иди и жри теперь свои фаршированные перцы! — кричит Егор. — Я что нянька за тобой с ложкой бегать? — Смеюсь утыкаясь носом в влажный мягкий нос Чики. Она издает легкое протяжное ржание, перебирает передними копытами, утаптывает песок. Снова запрыгиваю на нее. Запускаю в легкий галоп, делая круг по манежу. Останавливаю около смеющегося Тимура.

— Что ты ей там нашептал? — продолжает смеяться.

— Я сказал жри иди! — орет Егор с крыльца. — Бл…ть! Вся квартира, вся машина и весь кабинет… все провонял!

— Что это с ним?

— Да ничего. Попросил Ульку приготовить фаршированный болгарский перец. А он его ненавидит. Чуть не блюет от запаха. Она вчера огромную кастрюлю наварила, а я домой ночевать не пришел. Я забыл если честно. Ни за что не пропустил бы ужин, если бы знал, что Улька расстаралась.

— Тимур, твою мать! Я его сейчас выброшу!

— Пойдем, — зовет меня с собой. — Я тебе выброшу! Ульяна тебе голову откусит если узнает, — произносит Тимур косясь на брата. Передаю повод Илье заходящему в манеж. Я прервал их тренировку. — И ничего он не воняет, — бормочет себе под нос Тимур. На самом деле я тоже никакого запаха не чувствую.

— Все, идите уже отсюда! — отмахивается от нас Егор, залипая взглядом в мониторе.

— Я на выходные кукурузы вареной у нее попрошу, — произносит Тим и не дожидаясь реакции брата, захлопывает за нами дверь.

— А кукуруза ему чем не угодила?

— Та же херня, что и перец, — смеется Тимур, шагая в направлении столовой.

Новая буфетчица подогревает в микроволновке перец, раскладывает его на тарелки. Наливает нам чай.

Тим улыбается, разглядывая пышные формы молоденькой девчонки. Подмигивает ей, вздыхает.

— А теть Оля куда делась?

— На больничном, внучку за себя отправила, видишь. Катюх, а ты чего не в школе?

Девчонка цокает, ее щеки заливает румянец.

— Я школу в прошлом году окончила, Тимур. Тебе, по-моему, это прекрасно известно, — улыбается и отворачивается.

— Смотри, хорошая девчонка, — шепчет мне Тим, проживав первую порцию фарша с рисом. — Нахера тебе эта гадючка сдалась? Ну и что, что сиськи классные. У Катьки вон смотри, в два раза больше.

— А че сам с Катькой не замутишь? Блин, вкусный перец. Чего Егор Саныч выделывается?

— Да, ну его. У него, наверное, уже старческое… Я с малолетками не связываюсь. За ней же ухаживать придется. А я не любитель этих уси-пуси. Да еще бабушка ее хай поднимет. Вдруг она меня соблазнит, а я с собой не справлюсь и че потом? Жениться? Я знаешь ли, ближайшие пятнадцать лет не планирую. Это ты у нас с телками нянчишься. Точнее с кобылами.

— Больше не нянчусь ни с телками, ни с кобылами, сам же видишь.

— Хочешь сказать, что с Аликой все? — громко отпивает чай из кружки.

— Наверное, — пожимаю плечами, а у самого мотор стучать быстрей начинает, тарахтит как заведенный. Прошла ровно неделя. Первые пару дней вообще тоска была, хоть на стену лезь, сейчас чуть попустило. Так и пройдет, главное не пересечься с ней ни где. — Ты видишь ее?

— Бывает… вчера утром видел. В такси садилась, на работу, наверное, ехала. Ее батя Егорке хвастался, что она работать в отделе маркетинга начала. Этот мне сразу вывалил гору претензий, по поводу моего разгильдяйства. Еще Алику мне в пример не ставили, — закатывает глаза.

— Может еще чайку? — рядом со столом возникает габаритная фигура Кати.

Отрицательно качаю головой. Тим тоже отказывается. Девчонка продолжает крутиться поблизости, то и дело стреляет взглядом в Тимура.

— Ты смотри, она на тебя глаз положила… Ты б один в столовку не ходил.

— А думаешь, чего я с собой тебя притащил? От того что щедрый такой? Ошибаешься… Кать, спасибо! — кивает ей поднимаясь из-за стола. Забирает тарелки и кружки, несет на кухню. Катя отвлекается от пейзажа за окном и чешет следом за ним. Нагоняет его в дверном проеме. Тим втянув живот пытается протиснуться мимо девушки. Она забирает из его рук грязную посуду.

— Я сама уберу.

— Катюха, ты прелесть, — выдаёт Тимур, выходя обратно в столовую. — Счастья тебе огромного и жениха богатого! — кивает мне на выход.

Говорю спасибо Кате и иду обратно к манежу.

Глава 20

Не позвонил, не написал и не приехал больше… На самом деле первые дни я и не хотела этого. Не знаю, как смотреть теперь в его глаза. Брошенные на эмоциях слова, не перестают вертеться в моей голове. Я не хотела его обижать, но время, к сожалению, не повернуть вспять.

Отвратительная гематома, оставленная губами того урода на моей шее, не давала мне забыть тот кошмарный вечер. И как бы я не маскировала этот синяк, я не хотела встречаться с Дровосеком с глазу на глаз, пока он полностью не исчезнет.

Я очень тоскую по нему. То и дело пересматриваю наши немногочисленные совместные фото и плачу. Почти все время плачу. Папа, переживает за меня. Каждый вечер допытывается и допрашивает меня. А я не могу ему рассказать. Не могу признаться в том, что так сильно обидела человека в которого… влюблена.

Да, наверное, так и есть, я влюбилась в Дровосека. Внутри все горит и скукоживается. Моя пластиковая душонка сжимается как целлофановый пакет намотанный на палку и сунутый в горящий костер. Сердце болит и ноет. Все валится из рук. Я ненавижу себя за эту слабость. Ненавижу себя за малодушие и гордыню. Но я не умею просить прощения и не знаю, как все исправить.

Каждый день пересматриваю его страницу в ВК. На ней ни так много информации, и она перестала обновляться в октябре прошлого года. По моим предположениям с того момента как дядя Слава попал в аварию. На фотографиях в профиле он совсем мальчишка. Совсем не похожий на себя нынешнего. Слежу за тем как часто он появляется в сети. И каждый раз, когда вижу зеленый огонек, заношу палец над дисплеем, но написать ничего не решаюсь. Наверное, я жду от него первого шага. Это глупо конечно, но я все еще надеюсь на то, что он окажется взрослее и мудрее меня и сам начнет диалог.

На исходе третьей недели нашего обоюдного молчания. Я все-таки не выдержала. Написала ему короткое «Прости меня». Но до этого плеснула себе в стакан немного папиного рома, полбутылки которого нашла в одном из шкафчиков кухонного гарнитура. От того, что сообщение моментально оказалось прочитанным, меня бросило в жар, а потом резко окатило ледяным душем. Он вышел из сети, ничего не ответив мне. Посмотрел и просто вышел! Никакой реакции… Ничего!

На то, чтобы написать второе сообщение мне понадобилось еще минут двадцать. Все это время голова гудела, откуда то взявшаяся обида закипала во мне как котел с густым ведьмовским варевом, булькающим и лопающимся зелеными пузырями. Он меня проигнорировал! Просто проигнорировал!

Стакан с крепким алкоголем продолжал стоять на столе так и не тронутым. Какие глупости. К чему все это? Уже было собралась вылить его в раковину, но передумала. Отодвинула в сторону. От скрежета стекла о поверхность столешницы вздрогнула, поморщилась и быстро набрала:

«Нам нужно поговорить», — застыла в ожидании на долгие полчаса, за это время искусав себе щеки и изжевав губы. И снова две галочки окрашены в синий цвет и тишина.

Время тянется медленно как липкий противный слайм. Из головы не идет та унизительная сцена. Она оказалась унизительной как для него, так и для меня тоже. Неужели он этого так и не понял?

Может он уже и думать обо мне забыл, а я тут убиваюсь. Может он во всю гуляет и веселится, пока я солю слезами подушку и не решаюсь выбросить совсем засохший букет красных роз.

Закусив нижнюю губу, шмыгаю носом и снова захожу в мессенджер. Я так соскучилась… Слезы чертят горячие дорожки по моим щекам, катятся по шее убегая за ворот футболки.

Последняя попытка. Если ничего не ответит, то больше писать не буду. Вычеркну его из своей жизни. Утром нацеплю на лицо довольную улыбку и шагну в новый день.

«Ты можешь приехать?» — продолжает висеть не прочитанным, пока я умываюсь холодной водой и леплю гелиевые лепестки под отекшие нижние веки.

Писать не буду, а вот звонить… Звонить, это ведь не писать.

Подношу телефон к уху. На втором гудке звонок обрывается. В недоумении смотрю на дисплей нового телефона. Сглатываю вязкую слюну. Он сбросил вызов!?

Звоню снова. Ситуация повторяется. На третьем сброшенном звонке опрокидываю в себя стакан с обжигающим алкоголем. Закашливаюсь. Обожжённый пищевод горит, из глаз брызгают слезы. По венам растекается навязчивое тепло.

Да, пошел ты, обиженка! Придурок, ненавижу тебя! Разворачиваюсь на пятках и широкими шагами иду к себе в комнату. Нашла из-за кого страдать! Да у меня таких десять будет! Нет сто! Тысяча таких же Алёш будут сворачивать шеи глядя на меня, а мне будет все равно. Задыхаюсь, заваливаясь в разобранную смятую постель. Не нужны мне другие Алёши, этот нужен… А я ему похоже не нужна. Горько, больно, обидно, тяжело и невыносимо трудно думать о том, что я ему больше не нравлюсь. Значит все, что было между нами, было ложью…

Папа приедет только послезавтра. От одиночества хочется лезть на стену. Утыкаюсь лицом в подушку. Я одна, совершенно одна… Перевернувшись на спину смотрю в потолок. От рома кружится голова. Наверное, потому что я толком ничего не ела сегодня. Сползаю с кровати и бреду к холодильнику. В нем полно еды, часть из которой я приготовила сама… для папы, но внеплановая командировка заставила его уехать сегодня рано утром, поэтому все это, скорее всего, придется выбросить. Хлопаю дверцей, к горлу подкатывает тошнота. Не есть я хочу, а поговорить с кем-нибудь. Лучше всего с ним, но ему я больше не нужна.

Голова кружится и мутится. Хочется на воздух. Просто пройтись по улице. Немного прогуляться. Как есть, не переодеваясь и даже не причёсываясь, застегиваю трикотажную домашнюю кофту, накидываю капюшон и сую ноги в выменянные на туфли, Олеськины кроксы. Засовываю телефон в карман свободных трикотажных брюк и выползаю в подъезд.

На улице свежо. Прохладный ветерок обдувает мои от чего-то горящие щеки. Голова продолжает кружиться. Смотрю вперед, обнимаю себя руками. Медленно иду по улице, огибая наш двор, захожу во двор старой девятиэтажки. Именно здесь я собиралась кинуть Дровосека, не заплатив за проезд. Ноги сами привели меня в это место.

Густые сумерки опускаются на город. Качаюсь на скрипучей качели, искоса поглядывая на мальчишек, сидящих на лавочке, вдвоем играющих в какую-то игру на одном телефоне. Мимо пролетает девочка на самокате. Несколько молодых мамаш, пытаются увести орущих и упирающихся малышей из песочницы.

— Тиша! Тиша! Где ты есть, бессовестный!? — кричит пожилая женщина с балкона.

— Да, чего ты орешь? Сдох твой Тиша в прошлом месяце! — отвечает ей сварливый голос этажом выше.

Лавируя между припаркованных машин курьер на велосипеде с желтым коробом за плечами проносится мимо.

Мужчина и женщина громко ругаясь идут к подъезду. Мужчина несет два тяжелых пакета с логотипом «Пятерочки».

Поворачиваю голову в другую сторону. Пара. Парень и девушка медленно идут через двор держась за руки. Останавливаются около подъезда. Целуются…

— Лика, домой немедленно! — вздрагиваю и чуть было не подрываюсь с места от крика женщины, роющейся в сумке в поисках ключей. Мужчина кряхтит и бухтит себе под нос ругательства, устав держать тяжелую ношу. Один из пакетов опускает на землю. Девочка, недавно пролетевшая мимо меня на самокате, подъезжает к ним.

— Ты возьмешь, па? — пытается всучить отцу еще и самокат в довесок к пакетам. Недовольный мужик тихо возмущается. Подхватывает одной рукой оба пакета, другой цепляет самокат, шагает через порог следом за женой и дочкой.

Постепенно люди вокруг испаряются. Спустя какие-то полчаса, я остаюсь совершенно одна. Только я и противный скрип ржавого метала. Поднявшийся ветерок шевелит мои волосы, выбившиеся из-под капюшона. Телефон в кармане вздрагивает. Наверное, это он! Спешно вытаскиваю телефон, смотрю на дисплей… Папа.

— Да, — прочищаю горло.

— Дочь, у тебя все в порядке?

— Конечно.

— Точно?

— Да, все хорошо.

— Ты дома?

Застываю на мгновенье. Шелест шин проезжающей машины, выдает меня.

— В магазин вышла.

— Будь осторожней, поздно уже или ты не одна?

— Одна. Я уже иду домой. Не волнуйся, — стараюсь говорить бодрым веселым голосом.

— Дочь, я скорее всего задержусь до вторника.

— Хорошо.

Папа говорит еще что-то, слушаю его в пол-уха параллельно прислушиваясь к странному писку, доносящемуся с другого края детской площадки. Только обойдя игровое пространство, понимаю, что писк исходит от мусорных баков. Может это галлюцинации? Может это алкоголь, бродящий по моим венам и кружащий неясную голову подкидывает мне какие-то ведения. Развернувшись, решительным шагом направилась к выходу. Писк остается позади, мои шаги становятся шире и решительней. Завернув за угол, практически перехожу на бег.

Никого там нет. Еще не хватало по помойкам лазить. Убеждаю себя, спеша к дому. Останавливаюсь около подъезда стою с минуту. Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и быстрым шагом иду обратно.

Худющий, страшненький котенок замотанный в пакет, каким-то чудом прогрыз дыру в плотном полиэтилене и тем самым спас себе жизнь, не задохнулся. Пакет лежал практически на самом дне мусорного бака и шевелился. Подсвечивая себе телефоном, сходя с ума от отвращения и подступающей тошноты, я перевесилась через борт вонючего контейнера и вытащила его. Котенок громко пронзительно мяукает, а я прижимаю его тщедушненькое тельце к груди и реву. Сижу на грязном асфальте около помойки и рыдаю, позабыв об отвращении и брезгливости. Утерев рукавом кофты бегущие слезы и сопли снова набираю Дровосека. Если он сейчас не возьмет трубку, больше ему не позвоню.

— Что ты хотела? — зло, с совершенно не свойственной ему грубостью в голосе произнес он.

— У меня тут проблема… — слегка опешив от резкого вопроса, проблеяла я.

— Ноготь сломала? — короткая пауза. — Папа гулять не пускает или не покупает тебе новую сумку? — так же нервно. Молчу не в силах выдавить ни слова пока он продолжает. — Какие у тебя могут быть проблемы, Алика!?

— Почему ты не ответил мне сразу?

— Я работаю, — фактически сквозь зубы. — Не ответил, потому что занят!

— Ну и работай дальше, раз такой занятой! — сбросила вызов и тут же пожалела об этом.

Вот дура… Зачем отключилась? Нужно было попытаться поговорить. От того что услышала его голос сердце затрепетало. От грубых интонаций, снова засвербело в носу и запекло в районе солнечного сплетения. Крепче прижала пищащий комочек к себе, плотнее запахивая кофту. Погладила котика пальцем между ушей, еще раз оценив его страшненький внешний вид.

— Назову тебя Кириллом. Отмою, откормлю и будешь самым красивым, — пробормотала себе под нос, поднимаясь с земли.

Откормить похоже проблемой не будет. Котенок вылакал полное блюдце молока прежде чем я решилась на водные процедуры. А вот отмыть, пока под вопросом… Завтра нужно будет свозить его к ветеринару. Мой волонтерский настрой, уже начал потихоньку рассеиваться, и я вполне оценила степень проблем, которые организовала сама себе, своим не побоюсь этого слова героическим поступком. Никогда, ни за что и ни за какую награду, я не стала бы шариться по помойке будь я в трезвом уме и твердой памяти.

— Ну что, Кирюша, пошли купаться?

Собрав всю волю в кулак подхватила блохастика под теперь уже круглый животик. Кирилл протяжно замурчал. Совершенно по-детски сморщил мордочку. Растопырил лапы выпустив острые коготки.

— Ничего не знаю, в таком виде ты у меня не останешься, — еще раз брезгливо осмотрела котенка.

Вероятно, в пакете до него побывало что-то липкое и скорее всего сладкое. Шерсть слиплась, на боках и вовсе казалась какой-то облезшей. Удерживая котенка одной рукой, второй распахнула дверь ванной. И тут начался настоящий ад. От шума воды бегущей из-под крана волосы на загривке Кирилла встали дыбом. Заорав диким голосом и растопырив лапы он ни в какую не хотел даже близко приближаться к воде.

— Так не пойдет! — пыталась убедить его, подсовывая трепыхающееся тельце под струю теплой воды.

Кот вцепился когтями мне в руку. Ахнув от боли, попыталась оторвать его цепкие когти от руки, но сделала только хуже, к когтям присоединились зубы. От жуткой боли потемнело в глазах, резкой волной подкатила тошнота. Нащупав ручку распахнула дверь и выскочила из ванной. Котенок спрыгнул с моей руки и буксуя по скользкому полу унесся в распахнутую дверь моей комнаты, оставляя за собой мокрые следы.

Трель дверного звонка, немного отвлекла от острой пульсирующей боли. Не заглядывая в глазок, приоткрыла дверь напоровшись на темные равнодушные глаза Тимура.

— Чего тебе? — выдала резко.

— Это тебе чего?

— В смысле?

— Что случилось у тебя: поджар, потоп, проводку коротнуло?

— Тебе заняться больше не чем?

— Да походу не чем, раз стою сейчас здесь и выясняю все ли у тебя в порядке.

— Это он попросил?

— Нет, я посол доброй воли. Что это у тебя? — кивнул на мое расцарапанное предплечье, убрала руку за спину.

— Передай, ему что все у меня отлично. Пусть работает дальше и не отвлекается по пустякам.

— Ладно, как знаешь, — пожав плечами Тим отступил от двери. Не закрыв до конца дверь прислушалась к отдаляющимся шагам соседа.

— Да, дома она! — послышался его раздраженый голос. — Что с ней может случиться! — прозвучало совсем далеко.

Повернула ключ в замочной скважине, поджав губы чтобы не разулыбаться как дурочка. Жаль, что сам не приехал, но и так хорошо. Волнуется за меня. Переживает…

— Кирюша, я все-таки тебя искупаю, вылезай из-под кровати.

Глава 21

То, что телефонного общения у нас не сложится стало ясно на следующий день. Мое утреннее одинокое «Привет» осталось таким же проигнорированным, как и прошлые сообщения. Утром я оценила степень своего безрассудства и ни раз отругала себя за вчерашнее приключение, подарившее мне новую проблему. С одной стороны, это мне совершенно не нравилось, но с другой, у меня теперь появились дела. Ведь ответственность за маленькую жизнь переложить теперь не на кого. Я сама организовала себе настоящий квест с записью в ветеринарную клинику и походом на работу, которую никто не отменял. Приправив все это переживаниями по поводу того, оставит ли этот мелкий засранец хоть сантиметр пола в моей комнате не помеченным.

Как я буду приучать его к лотку? Чем буду кормить? Справлюсь ли я с такой ответственность? Как папа отнесется к моей находке? В голове кружился рой мыслей по чуть-чуть тесня Дровосека. Нет, не задвигая его на второй план, а всего лишь потеснив немного. Дав мне возможность слегка вздохнуть и занять себя еще чем-нибудь кроме бесконечных дум самобичевания.

Как следует проблевавшись от маленьких подарков, оставленных Кирюшей за пять часов моего отсутствия, я погрузила этого гаденыша в переноску заказанную прямо на работу. Вызвала такси и повезла ребенка к врачу лечить его: блох, глистов и возможный лишай красующийся на его облезлых боках.

Несмотря на его совершенно непрезентабельный внешний вид, котик был очень милым. Настолько милым, что оказался кошечкой, слегка истощенной, но вполне здоровой. Пришлось переименовать его в Киру, немного расстроилась по этому поводу. В детстве я всегда мечтала стать мамой сына, а придется удочерять девчонку.

Папа воспринял нового члена семьи не очень радостно, особенно после того, когда Кира напрудила лужу в его ботинок. Но в целом и в общем, их знакомство прошло довольно сносно, а через пару дней Кира и вовсе спала свернувшись калачиком на его животе, пока я во всю разрабатывала план действий по захвату внимания Дровосека. Мне на помощь пришла Олеська. Это было, конечно, не совсем честно использовать ребенка в своих корыстных целях, но другого выхода у меня не было. Дровосек продолжал игнорировать меня, это было обидно, но не на столько, чтобы сдаться и перечеркнуть все, что было между нами.

Олеся в отличие от своего братца вела очень активную жизнь в социальных сетях. На ее странице в ВК было полно фото и записей с конкурсов и выступлений. Буквально позавчера она приехала из Минска, призером соревнований к сожалению, не стала, но была полна впечатлений от конкурса, которыми во всю делилась с друзьями, публикуя все новую и новую информацию об этом событии.

Не удержалась и написала ей. Естественно, восхитилась ее талантом и заявила, что жюри конкурса судило совершенно не объективно и именно ей и ее партнеру следовало бы стоять на пьедестале почета. Олеся охотно со мной согласилась.

Как бы между прочим, поинтересовалась делами ее семьи. Бабушка как обычно занята огородом, мама несколько дней назад повезла отца на очередную операцию, Кирилл сопроводил их до клиники, но вчера вечером вернулся.

Кое-как дождавшись окончания своего короткого рабочего дня я примчалась домой. Покормила ребенка. Поплакала над очередной кучкой, оставленной мне в подарок в прихожей, убрала ее, поклявшись себе никогда больше не заводить домашних животных. Приняла душ. Заплела косу, которая на мой взгляд придавала мне вид милый и довольно раскаявшийся. По новой накрасилась. Переложила маффины, купленные в кондитерской неподалеку от дома, из фирменной упаковки в пластиковый контейнер. Сунула в рюкзак розовую плюшевую косметичку, плотно набитую косметикой, предназначавшейся сестре Дровосека в подарок.

Топ, джинсовые шорты, рубашка, прикрывающая мои разодранные когтями Киры руки. Обувь не самая изящная, зато удобная. Только бы он был дома, а если нет, то буду ждать пока не явится. Не думаю, что бабушка Аня укажет мне на дверь или на калитку. Ей я почему-то решила признаться, что приехала мириться, но почему поссорились, пожалуй, говорить не буду. Не к чему ей знать эти подробности. Может удастся перетянуть ее на свою сторону и заполучить союзника в ее лице. Никуда он от меня не денется!

* * *

Приподнявшись на носочки заглядываю во двор, заметно преобразившийся с моего весеннего визита сюда. Во дворе и тогда было довольно зелено, а сейчас эта зелень стала будто бы пышнее и объемнее. Кустарники и деревья живой изгородью прикрывают задний двор, не позволяя заглянуть вглубь двора. Свободное пространства перед крыльцом дома, плотно засажено цветами и разделено пополам широкой бетонной дорожкой. Машины не видно.

По примеру Кирилла, отворившего однажды мне эту калитку, нащупываю небольшой крючок со внутренней стороны и откидываю его, делая осторожный шаг во двор. Кот лежащий поперек дорожки увидев меня перекатывается на другой бок и задрав ногу начинает вылизываться. Смотрю на это зрелище и прихожу к выводу, что все-таки хорошо, что Кира девочка. Обхожу Ваську и ступаю на крыльцо, услышав громкий протяжный лай доносящийся с заднего двора. Черная дворняга по кличке Балу и в прошлый раз слегка облаял меня, но сделал это настолько лениво, что я даже позабыть успела, о том, что во дворе все же присутствует собака, благо привязанная. Слышу шаркающие шаги и какое-то бормотание, доносящееся с обратной стороны дома. Застываю на первой ступеньке, не решаясь двигаться дальше.

— Таня, ты что ли? — слышу голос бабушки Ани. — Не собрала еще, не успела! Сейчас Олеську заставлю, — бабушка Аня выглядывает из-за угла дома. Удивленно на меня смотрит.

— Здравствуйте, — улыбаюсь ей, спускаясь обратно с крыльца, делаю шаг к ней навстречу.

— Здравствуй, Алика! — тепло приветствует меня бабушка.

— Привет! — Олеська высовывается из окна перевешиваясь через подоконник. Она заговорщицки мне подмигивает и стрельнув взглядом в мой рюкзак произносит: — Привезла?

— Ага, — скидываю лямку с плеча и достаю косметичку из рюкзака, протягиваю ей.

Глаза Олеськи загораются, она расстегивает пузатую сумочку и заглядывает внутрь, блаженно растягивая губы в широкой улыбке, шепчет с придыханием:

— Это все мне!? Честно, честно?

Я киваю ей улыбнувшись и перевожу взгляд на бабушку, выпрямившуюся и словно привставшую на цыпочки от любопытства.

— Что там у вас? — обращается к Олесе.

— Подарок. Жаль, что до отъезда не успела, — бросает взгляд на меня. — Я бы всех там затмила, — перебирает флаконы и тюбики.

— Это к чаю, — протягиваю пакет с маффинами бабушке.

— Сама испекла? — разглядывает прозрачный контейнер.

— Ага, — опустив взгляд произношу я, радуясь в душе, что не купила торт или чизкейк как планировала изначально.

Маффины выглядят довольно примитивно и вполне сойдут за домашнюю выпечку.

— А Кирюши нет дома, — поднимает взгляд на меня.

— А я знаю, — в носу начинает щипать и я невольно шмыгаю носом, смотрю на доброе лицо бабушки и опускаю взгляд.

— Поссорились, что ли? — подперев поясницу рукой, бабушка шаркающей походкой подходит к окну, протягивает пакет Олесе. — На кухню отнеси и пояс с собачьей шерстью мне вынеси. Девчонка тут же скрывается из виду.

— Немножко, — признаюсь я, не поднимая взгляда.

— То-то я смотрю, он как бирюк в последнее время. Зыркает на всех глазюками злющими, как подменили его.

— Это я виновата, — состряпав максимально раскаявшиеся выражение лица винюсь перед бабушкой. Слезы выдавливать нет необходимости. Они уже во всю щекочут нос. Крупные капельки собираются в уголках глаз и скатываются по щекам сами собой.

— Ну полно тебе… полно, — приобняв меня за плечи, бабушка притягивает меня к своей широкой груди, поглаживает теплой ладонью между лопаток. — Милые бранятся только тешатся. Помиритесь. Дело молодое, — продолжает наглаживать мою спину.

Утыкаюсь носом в пестрый трикотажный халат. Он пахнет лавандой, фруктовым кусковым мылом, зажаркой для супа, корицей и кофе и еще много чем, но самое главное он пахнет добром и заботой.

— Позвонила! — звонко кричит Олеська, выскакивая на крыльцо, сует ноги в шлепанцы и спускается по ступенькам, протягивает бабушке шерстяной пояс. — Я сказала ему, что у нас кран на кухне сорвало. Сейчас примчится как миленький! — улыбается.

— Это еще зачем? Он и так на обед приезжает, — бабушка осуждающе качает головой.

— А так еще быстрее приедет!

— Брехушка, клубнику иди собирай!

— Ну ба… мне тренироваться надо!

— Вот лентяйка! — замахиваясь поясом возмущается бабушка. — Быстро на огород.

— А давайте я вам помогу! — неожиданно для себя возникаю между ними.

Бабушка молча поднимается по ступенькам и скрывается за занавеской, прикрывающей вход в дом, через минуту выносит две связки лукошек. В каждой, штук по пятнадцать не меньше.

— Обувку тебе другую надо, — смотрит на мои сандалии.

— Да ладно, не обязательно.

Тяжело наклонившись, вытаскивает из стеллажа примостившегося в уголочке пару розовых галош. В точно такою же пару, только сиреневого цвета, обута и сама бабушка Аня.

— Велики будут, но ничего, сейчас носки принесу.

— Да не надо!

— Надо, — коротко отрезает бабушка и снова скрывается за занавеской.

«Подумаешь, пособирать клубнику», думала я пока Олеська не привела меня на задний двор. Действительно, что здесь может быть сложного? Ничего. Наклоняешься, отрываешь ягодку и бросаешь ее в лукошко. Я сразу решила, что буду собирать клубнику максимально соблазнительно, ибо Дровосек может заявиться в любой момент. В итоге через двадцать минут моего стояния кверху попой я поняла, что это совершенно не удобно. Поэтому подражая Олеське, присев на корточки, начала передвигаться по клубничному ряду гусиным шагом.

— Она же грязная! Ты что? — наблюдаю за тем как Олеся бросает в рот одну ягодку за другой.

— Дождиком помытая самая вкусная. Попробуй! — протягивает мне маленькую клубничку и сует прямо в рот. Перехватываю ягодку за хвостик.

— И правда вкусная, — прожевываю сладкую клубничку.

— Она не вся такая. Смотри, я тебя научу. У бабушки тут много сортов намешено. Но вкусная не вся. Вот эта будет кислой, — демонстрирует мне здоровенную клубничину плоской овальной формы. — Эта тоже так себе, — срывает ровненькую продолговатую ягоду, похожую на мини морковь, — она грубая и сухая, но хорошо лежит. Эта водянистая и безвкусная, — срывает еще одну крупную ягоду. — А вот самая вкусная, эта, — срывает маленькую кругленькую клубничку, точно такую же, как и та, которую скормила мне минутой ранее. — Она на маленький ананасик похожа, видишь, — вертит ягоду перед моим носом. А потом закидывает ее себе в рот, — пережёвывает, — а если помыть уже не такая вкусная почему-то, — пожимает плечами.

Клубничные ряды кажутся бесконечными. Солнце жарит нещадно, заставляя меня то накидывать рубашку на плечи, то снимать ее. Прошло уже не меньше полутора часов, а он все не едет. Олеся проворно, скачет от кустика к кустику, когда я уже еле спину разгибаю, ведь на корточках сидеть оказывается тоже не удобно.

— Зачем вам так много клубники? — спрашиваю Олесю, утерев со лба пот и сдув выбившуюся прядь волос, падающую на глаза.

— На продажу, — произносит Олеся пожав плечами. — Бабушка каждый год клубнику продает, у нее уже клиенты в очереди стоят. Она же у нас не пестицидная, натуральная, — снова забрасывает в рот клубничину, а меня уже мутит от нее.

— А Кирилл точно приедет?

— Конечно, — я ему сказала, что пол кухни залило, — хихикает.

— А почему так долго едет?

— Ну он же работает, не высадит же он клиента посреди дороги.

— Да вы ж мои помощницы! — слышу голос бабушки Ани за спиной, и начинаю активнее обрывать куст. — Что бы я без вас делала! И без меня, смотрю справились…

— Чуть-чуть осталось, ба, — произносит Олеська веселым голосом.

— Устали?

— Нет, — почему-то произношу я и улыбаюсь бабушке.

— Ну тогда еще жуков колорадских пособираете, сейчас ведра и веники принесу.

Олеся театрально завывает, простирая руки к небу:

— Только ни это! За что? — продолжает подвывать.

— А зачем их собирать? И почему веником? — смотрю на хнычущую девчонку, предвкушая далеко не самое приятное занятие.

— Вот так берешь, подставляешь ведро под куст и хлопаешь по ботве веником. Фу! Бе… — кривится изображая рвотные позывы Олеська.

Боже… Лучше бы я собрала еще одну плантацию клубники.

— Ба, давай мы лучше вишню оборвём?

— Потом и вишню оборвете! — кричит бабушка активно рыхля тяпкой какие-то посадки.

Нужно было приезжать ближе к вечеру. Вскрикнув, подпрыгиваю на месте стряхивая белого полосатого жука, ползущего по моей коленке. Неподалеку раздается звук двигателя. Шестое чувство подсказывает мне, что это он. Машу веником, тихонечко взвизгивая.

— Алика! Ты их просто с куста смахиваешь. Они же с земли снова поднимутся и продолжат грызть ботву, в ведро надо, — показывает мне Олеся нехитрую манипуляцию, а я во всю верчу головой в поисках Дровосека.

— Приехал, да? — шепчу девчонке и тут же скидываю рубашку.

— Ты чего?

— Жарко. Куда ее теперь деть? — продолжаю вертеть головой.

— А ты на бедра повяжи, — подсказывает Олеся.

— Да конечно, нет уж… — швыряю ее на невысокий заборчик, отделяющей картофельные ряды от остального огорода, она приземляется рядом на траву.

Бабушка, напевая себе под нос песни своей молодости, бросает на меня взгляд, не переставая размахивать тяпкой.

— Обгоришь! Прикрой плечи!

— Все нормально! — кричу ей, размахивая веником, наконец встречаясь глазами с Кириллом, стоящим за невысокой изгородью.

Он смотрит прямо на меня. Нервно улыбаюсь ему в ответ, взмахиваю ладонью и взвизгиваю сбрасывая с ноги очередное насекомое. На сей раз розовая личинка, она еще противнее чем жук. Он перевешивается через заборчик и поднимает мою рубашку. Вешает на торчащий колышек.

— Какими судьбами? — растягивает губы в ехидной улыбке.

— Да, вот, Олесю решила поздравить.

— Поздравить с чем? — перебивает меня.

— С тем, что… Что она молодец. Ведь умница, правда ведь. Поехала в чужой город. В другую страну! — тычу указательным пальцем вверх, — так блистательно выступила.

Олеся, стоящая рядом, цветет и пахнет, слегка размахивая веником из стороны в сторону.

Поправляю волосы нервно сбрасывая целую колонию насекомых, перебравшихся с картофельной ботвы на мои ноги. Ну и мерзость…

— Явился, голубчик! — кричит бабушка Аня с другого конца огорода. Шаркающей походкой направляется к нам. — С краном все в порядке, это Олеся начудила.

— Да, понял уже.

— Алика такая молодец! Что бы я сегодня без нее делала! — всплеснув руками произносит бабушка, повторяя мои недавние дифирамбы в адрес Олеси. — Ты это, бросай веник, Олеся сама здесь управится.

— Ну, бабушка! — пищит Олеся.

А я вздыхаю, предвкушая долгожданную свободу.

— Они вишню пусть оборвут, — произносит бабушка глядя на внучку.

— Я тоже с ними!

— Жуков собирай, я сказала!

— Мне некогда, ба! — тут начинает выпендриваться Кирилл. — Сальник подтекает, надо посмотреть.

Бабушка закатывает глаза.

— Идите уже! — машет на него. — Девка тут выглядывает его два часа. Наденет кофтенку, снимет. То так встанет, то эдак, — демонстрирует позы, которые я принимала, пока собирала клубнику.

Становится жутко стыдно и неудобно. Ощущаю, как лицо и шея идут красными пятнами.

— В одном исподнем тут шастает, — не унимается бабушка.

— Она всегда в исподнем шастает, — хмыкает Кирилл.

Бабушка цокает и качает головой.

— А ты будто не рад этому! — уперев руки в бока, говорит бабушка. — Идите, на пирог хотя бы вишни нарвите. А потом смотри свои сальники, пока Алика печь будет.

Кирилл прыскает смехом отворачиваясь. Становится совсем неприятно. Переминаюсь с ноги на ногу. Обида подкатывает к горлу. Ну и что, что я и правда печь пироги не умею, зачем так явно насмехаться над этим.

— Ты чего скалишься!? Скалится он! Вон кексов напекла и пирог испечет. Пойдем, все покажу тебе и расскажу.

— Я тоже пирог печь хочу! — вопит Олеська, топая ногой.

— Жуков собирай! — приказывает ей бабушка и кряхтя выбирается на дорожку обходя высокие кусты помидоров.

Наклонив ветку, Дровосек лениво обрывает вишню. Следуя его примеру срываю вишенки и бросаю их в чашку стоящую на табуретке.

— Не злись на меня… — произношу смотря себе под ноги. — Я не хотела так говорить и обижать тебя не хотела. И вообще это все глупое стечение обстоятельств! — вскидываю на него взгляд.

Он смотрит равнодушно мимо меня.

— Ну, Кирилл! Ты все время занят! Все время работаешь! Я тебя так ждала, а ты не приехал!

— Не понимаю к чему ты это говоришь?

— Я хочу, чтобы ты меня простил.

— За что?

— Ну, Кир… — я уже готова разрыдаться, слезы стоят совсем близко и вот-вот брызнут наружу.

— Алика, я всегда буду занят, и почти все время буду работать. Я не могу по-другому. У меня нет времени на развлечения. Почти нет…

Вздыхаю. И все-таки всхлипываю.

— Ну вот, довел все-таки девку до слез, — из неоткуда появляется бабушка, подхватив меня под локоть тащит к дому. — Иди чини свой тарантас. Ну его… Пойдем пирог печь. Все они такие, деточка. И дед его мне все нервы вытрепал пока не помер, и Славка такой же подарочек по молодости был… Чего тебе надо!? Красивая, ладная девка! Сама приехала, а он стоит с кисляком на морде! Будешь так себя вести, сам своего петушка приголубливать будешь!

Выкатив глаза из орбит, застываю на месте. Кирилл начинает ржать как конь. А бабушка плюётся и шипит на него.

— Чай не маленький уже! Тьфу на тебя!

Перебираю вишню пока бабушка сеет муку в широкий таз. Тяжело передвигаясь по кухне, заглядывает в холодильник.

— Умаялась я сегодня, — жалуется мне. — Я пока тесто сделаю, ты начинку подготовь.

— А как ее готовить?

— Сахаром ягоды пересыпь, — ставит передо мной мерный стакан и мешочек сахара. — Потом немного кукурузного крахмала туда. Немного на огне проварим, и начинка готова. Крахмал сделает сок густым, и он не будет вытекать.

Слушаю бабушку, наблюдая за ее действиями. Она подробно рассказывает мне рецепт теста, наглядно демонстрируя мне приготовление пирога. Она не расспрашивает меня о нашей ссоре с Кириллом, за что я ей очень благодарна. Не думаю, что она встала бы на мою сторону, знай истинную причину нашего конфликта.

Оставив тесто подходить, бабушка Аня накрывает чашку полотенцем и выпроваживает меня за дверь, всучив в руку здоровую кружку чая.

— Он в гараже, если что. Не обедал сегодня. Хоть кексик ему свой отнеси пока, — бабушка заботливо выкладывает на тарелку несколько маффинов. — А ты потом чай попьешь, когда вернешься, — кивает мне с доброй улыбкой.

Увидев мои ноги Дровосек выбирается из-под машины. Смотрит на меня лежа на бетонном полу, улыбается. Он похоже специально напялил на себя все самое страшное и грязное.

— Тебе тут бабушка передала, — ставлю на верстак тарелку и кружку.

— Угу, спасибо, — собирается лезть обратно.

— Кирилл! — топаю ногой в огромной галоше. — Давай, поговорим!

— Давай, — встает в полный рост передо мной.

Его древесный аромат, который свел меня с ума однажды совсем не уловим, от Дровосека пахнет мазутом и машинным маслом, но это совершенно не отталкивает меня, скорее наоборот заставляет сделать шаг к нему ближе.

— Вот здесь болит, — беру его ладонь и укладываю ее себе на левую грудь, закусываю нижнюю губу, смотрю в глаза.

— Сильно болит? — сжимает ладонь.

— Очень, — встав на носочки обвиваю его шею правой рукой, левой ныряю под майку, провожу пальцами по влажной спине.

— И что мы будем с этим делать? — спрашивает практически касаясь своими губами моих.

— Лечить, — целую его медленно и осторожно, пока не ощущаю легкий укус и обжигающий шлепок по заднице.

Глава 22

— Ауч! Ай! Хватит! Прекрати!

За первым шлепком следует второй, а за ним и третий. Я вскрикиваю, но все равно не спешу выпутываться из объятий Дровосека. Впиваюсь ногтями в его спину и прохожусь ими вдоль позвоночника. Он продолжает пожирать мои губы, с жаром отвечаю на его поцелуи. Его дыхание рваное и частое. Проворные и наглые руки гладят мои плечи, спину, бедра, сжимают ягодицы. Ощущаю спиной прохладную шершавую поверхность стены. Влажные поцелуи на шее и горячее дыхание. Земля уходит из-под ног. Голова идет кругом.

— А что это вы тут делаете? — звонкий голос Олеськи бьет по барабанным перепонкам.

Кирилл слегка отстраняется от меня, прикрывая мой растрепанный внешний вид, становится передо мной, плечом опираясь на стену.

— Чай пьем… — почесав затылок, произносит он слегка охрипшим голосом, глядя на сестру.

Поправляю сползшие бретели топа, прикладываю ладони к горящим щекам.

— Ага… Чай! Будто я не вижу…

— Олеся, скройся отсюда, — перебивает ее Кирилл, искоса поглядывая на меня. — Все в порядке? — шепчет мне.

— Угу, — обмахиваясь ладонями, пытаюсь прийти в себя.

— Какой же ты вредный! — обиженно выдает Олеся. — А это я, между прочим, вас помирила!

— Иди! Иди уже…

— Вот так и делай добро людям, — бормочет себе под нос девочка выходя из гаража.

— Продолжим? — поворачивается и снова прижимает меня к стенке. — Я так скучал… — подсаживает меня на деревянный верстак.

— Я тоже… Ау! Ай! — вскрикиваю я, ощущая, как в буквальном смысле, сажусь в лужу. Кружка с чаем переворачивается и разливается по поверхности верстака, насквозь промочив мои шорты. Кир тут же подхватывает меня под бедра.

— Обожглась? — смотрит испугано.

— Нет. Он уже не горячий… — смотрю на него сверху вниз. — Ты ведь не выбросил мою юбку?

— Как я мог, — улыбается.

— Значит мне есть, во что теперь переодеться.

— Выбросил.

— Кирилл! — шлёпаю его по плечу.

* * *

Я такая дурочка… Мне хорошо, как никогда. Наблюдаю за тем как Дровосек крутит гайки. Сижу на корточках около приподнятой на импровизированной эстакаде машины. Подаю ему ключи. Мы неплохо сработались. Оказывается, я не такая уж и бестолочь и вполне могла бы подработать помощником механика в случае чего.

На мне его шорты и футболка, на ногах розовые галоши. Видела бы сейчас меня мама, у нее случился бы сердечный приступ. Шлепаю по предплечью отгоняя очередного комара, пытающегося попить моей крови.

— Долго еще? Меня уже загрызли эти твари. Тебя что, не кусают? — шлепаю по ноге, потом ловлю ладонью пищащее насекомое около шеи.

Спасая меня от комаров, Дровосек снял с себя футболку и отдал мне. Не знаю, что он пытается сделать, соблазнить меня или это просто забота, но я глаз от него оторвать не могу.

— Почти закончил. Еще пять минут, — произносит он, продолжая шатать что-то под машиной.

— Блин! — все-таки пришлепываю комара на бедре, потираю место укуса. — Гад какой!

— Гадина!

— Что?

— Не гад, а гадина, — улыбается Дровосек.

— Почему это?

— А ты не знаешь? — высовывается из под машины. — Кровь пьют только особи женского пола. Она им необходима для синтеза белков яйцеклеток. Самцы к крови безразличны, они питаются нектаром и пыльцой растений. Да и хоботок самца, вряд ли проколет кожу, он для этого не приспособлен.

— Да, что ты говоришь!

— Серьезно, — смеется, — а ты не знала?

— Вот это точно самец! — прихлопываю комара, примостившегося прямо на груди и норовящего проколоть еще и плотную трикотажную ткань.

— А ты почему раздетый? — голос Олеси звучит позади меня.

— Я одетый! — Кирилл выбирается из-под машины демонстрируя ей рабочие камуфляжные брюки.

— А сверху?

— Олеся, чего тебе!? — нервно.

— Вот, — протягивает мне мой рюкзак. — Телефон звонил уже несколько раз. Бабушка сказала, отнести тебе.

С ощущением тревоги, копошусь в рюкзаке в поисках телефона. Он вздрагивает в руке входящим сообщением.

— Отец? — интересуется Кирилл.

Замираю на несколько секунд глядя на дисплей телефона.

— Что-то случилось? — снова подает голос Кир.

— Мама в Москве, — шепчу себе под нос, ощущая, как горло перехватывает спазм.

— Она же в Америке.

— Ну да… Должна быть, — отчего то губы немеют, в висках начинает стучать кровь. — Она хочет, чтобы я приехала к ней, пока она в России, — пробегаюсь глазами по сообщению, параллельно комментируя его.

— Ты поедешь?

— Ну конечно, — прикладываю телефон к уху, перезванивая маме. Занято.

Мама приехала. Быть не может! Я так соскучилась. Мысленно подсчитываю количество месяцев, которые мы не виделись. Десять. Десять месяцев назад мама уехала в Штаты, уверенная в том, что я взрослая и самостоятельная. Оставила меня поступать и учиться, устраивать свою жизнь. В общем распоряжаться ей на свое усмотрение. Ведь я совершеннолетняя, а значит взрослая. Так она считает.

Перезваниваю снова. Линия занята. Пробегаюсь взглядом по нахмурившемуся лицу Дровосека.

— И что ей нужно?

— В смысле?

— Ну раз приехала, значит что-то нужно ей.

— С чего ты взял? Может она соскучилась по мне.

— Может и соскучилась, — пожимает плечами.

Смотрю на него и жалею о том, что несколько раз пожаловалась ему на то, что мама, не выходит со мной на связь. Мне было так обидно и досадно. А на контрасте с тем, как его близкие волновались о нем, когда мы гуляли ночами во время папиных командировок, я и вовсе выглядела сиротой. Кирилла раздражали звонки матери. Хотя она просто деликатно интересовалась, все ли с ним в порядке, объясняя свое волнение тем что он все-таки за рулем. А в дороге всякое может случиться. Понимая, что она имеет в виду аварию, случившуюся с дядей Славой, он менял тон, обещая брать трубку и не игнорировать ее звонки.

— Конечно соскучилась, мама ведь все-таки, — Дровосек улыбается, поддевая кончик моего сникшего носа пальцем.

— Руки грязные! — морщусь я, когда он сгребает меня в охапку. — Отвезешь меня домой?

— А надо? — чмокает меня в нос. — Оставайся сегодня у нас, отец же все равно в разъездах.

— У меня ребенок, Кир, — тяжело вздохнув, произношу я.

— Точно. Как я мог забыть. Ты нас познакомишь? — улыбается хитро.

— Ты напрашиваешься ко мне в гости?

— Может быть.

— Нет, я тебя боюсь, — улыбаюсь.

— Не бойся, — смеется уткнувшись носом мне в шею.

— Ладно, поехали.

— Как быстро ты согласилась.

— Она, наверное, загадила всю квартиру.

— Воооот, а была бы она котом, а не кошкой…

— То питалась бы нектаром и какала бы фиалками, как комарик.

— В точку.

— Ты за ней уберешь? — смотрю в глаза с надеждой.

— Это твоя дочь!

— Все понятно, — разочарованно поджимаю губы. — Как делать детей, так вместе, а как подгузник поменять…

Дровосек смеется мне в ухо, продолжая меня обнимать.

— Лик… — А когда?

— Что, когда?

— Когда мы потренируемся делать детей?

— У меня уже есть ребенок. С меня пока достаточно. И вообще он и твой тоже. Если бы ты сразу ответил на мое сообщение, я не поперлась бы пьяная в соседний двор, лазать по мусорным бакам, — шлепаю его по плечу.

Дровосек тяжело вздыхает.

Конец первой части.

Загрузка...