Что случилось с Олечкой под новогодней ёлочкой

Глава 4

На следующий день на работу я опоздала. Пришлось писать объяснительную. Но так как реальную причину написать я не могла, пришлось выкручиваться, расписывая, какие загруженные с утра пораньше дороги. И какая давка образуется в метро. Признаться, хотелось рассказать о Гоше. Ведь именно он послужил причиной тому, что я проспала. Так измоталась за прошедший вечер, что не услышала будильника. Даже с десятого раза. И Зефир никак не мог добудиться до хозяйки.

— И что же ты такого делала в ночи, что опоздала? — положив немалый бюст на столешницу, подалась вперед Анфиса. Ей сегодня повезло, она пришла раньше меня на работу. Вот теперь сидела и гордилась этим фактом, произошедшим впервые за год.

— Есть готовила, — почему-то этой девице не хотелось сообщать о Гошике. Устроит допрос. А мне работать надо.

— Всю ночь? — блондинка не спешила верить моим словам.

— Не всю, конечно, — тут ни словом не солгала. — Но легла поздно.

Дальше я пошла относить объяснительную, и разговор сам собой сошел на «нет». Не сказала бы, что расстроилась из-за этого. Начальник не стал распинать меня, просто просмотрел бумагу и указал рукой на дверь. Отлично. Хоть что-то хорошее за начало дня со мной произошло. Босс не стал допытываться и удовлетворился стандартному объяснению любого из опоздавших: пробки, толкучка, машина заглохла и так далее.

Во время обеда мне опять позвонил Георгий. Записала его номер в телефон под именем «Заноза», так что теперь точно знала, кто тревожит мой покой и отрывает от трапезы. Было огромное желание не брать трубку. Не проводить пальцем по зеленой кнопке. Было. Но почему-то я сделала наоборот. Возможно, это было связано с тем, что я была уверенна — продолжит терроризировать мой аппарат. А может с тем, что я, не один год учась в одном классе с этим, не сомневалась — будет ждать в подъезде. И смысла затягивать с возвращением домой нет. Из-за этого будет плохо лишь одному мужчине — Зефиру. У пусть мужчиной он считался не полноценным (грешна, кастрировала, когда этот безобразник приставал к соседском мопсу… йорку… немецкой овчарке). Мужчина же? Рефлексы остались.

— Да, — ответив на звонок, проворчала. Благо, сегодня за столом сидела одна, и столовая была полупустой.

— Каравайчик! — послышался в трубке бодрый голос пожарного. — Слушай, а ты конину любишь?

— Чего? — я чуть не поперхнулась чаем.

— Понятно, — тут же сообразил парень. — Рустам! Откладывай! Моя не ест!

— Какая нежная! — послышался грубоватый голос с резким акцентом. — Свежая! Себе возьми!

— Так я тоже не ем! — откликнулся Филимонов.

— Тьфу, — обиженно произнес незнакомый мне Рустам. — Деликатес!

— Жди сегодня к девяти, — уже обращаясь ко мне, сообщил Гошик и повесил трубку.

Он часто вводил меня в ступор. Что в школе, что сейчас. Я сидела, все так же прижимая телефон к уху, и слушала гудки. Представляла, как выгляжу со стороны. Взгляд напуганный, очки съехали на кончик носа, губы плотно сжаты. Суп в тарелке стынет. Мимо проходят люди, а я все сижу, сижу, сижу… И не понимаю, что ему нужно? И ведь не отвечает, паразит такой. А я всю голову сломала, с чем связано его странное внимание. Странное, потому что я не верила Гоше. И когда он про детей от него говорил, и когда сообщал, что соскучился, и когда… Да там еще много «когда» было.

Как бы выпытать у него правду? Я постоянно чувствовала какой-то подвох. Или просто не могла поверить, что он увидел во мне девушку. Значит, для того, чтобы заинтересовать понравившегося парня, я должна была в свое время сесть на диету? Еще чего. Одно дело, когда ты совершаешь сей подвиг для себя. Потому что это, в первую очередь, нужно тебе самой. А совсем другое, ради кого-то. А что он потом сделает? Отблагодарит? Как? Ерунда.

На удивление на работе я задержалась сегодня всего на час. Но за елкой вновь не пошла. Подумала о несчастном, скулящем в квартире Зефире, и заторопилась в сторону метро. Будет ли Георгий вновь стоять и ждать моего прихода? Будто ему больше делать нечего. И на пожарной станции работы мало. Как же. Если у меня ни с того, ни с сего елка загорелась, то, получается, сейчас вызовов должно быть на порядок больше. Да и помню я, о чем тогда пожарные говорили.

На улице бушевала метель. Обычно ближе к Новому году погода наоборот затихала, а тут что-то решила разгуляться. Что было непривычно и странно. Где эти противные лужи под ногами? Голая земля? Грусть от того, что нет снега. И обычно всегда, именно с тридцать первого на первое начинал идти этот самый долгожданный снег. Вот в чем заключалось первое волшебство нового года. А сейчас… такие сугробы, что скоро припаркованные у обочины машины по крышу заметет. И гололедица пугала. С ней даже соль не могла справиться. Как итог, я поскользнулась и плюхнулась на попу прямо у метро. Проходящий мимо мужчина помог подняться. Поблагодарив его, стала отряхиваться, радуясь тому, что довольно длинный зеленый пуховик смягчил мое падение. Пока сметала руками налипший сероватый снег, очки чуть было не упали, как всегда съехав на кончик носа. Поправляя их задела шапку. Чуть было не потеряла и ее. Будто сглазили. Шла себе спокойно, никому не мешала, а тут… Все разом навалилось. Включая осознание, что я еду домой. А там ожидает Гошик.

В состоянии полной обреченности я доползла до дома и поднялась на родной третий этаж. И встретила там того, кого надеялась больше никогда в этой и в последующих жизнях не увидеть.

— Чего хмурая такая, каравайчик? — спросил пожарный, складывая руки на груди. — Я голодный. Пес тоже — открывай.

И только после этих его слов заметила, что в углу стоят три сумки с продуктами. Перевела удивленный взгляд на Георгия, не веря своим глазам. Он что… действительно купил еду? Обычную, реальную еду? Не из магазина приколов?

— Выкатятся, — шепнул Гоша, продолжая радостно на меня взирать.

— Кто? — проворчала, останавливаясь возле двери.

— Глаза, — поспешил пояснить парень. — Если пытаешься скопировать взгляд своего питомца, не получится. А вот косоглазие можно заработать. Хотя… — молодой человек в задумчивости посмотрел на потолок, почесал подбородок. — Хотя ты мне и косоглазая нравиться будешь.

— Уже одно то, что по твоим словам я тебе нравлюсь, звучит пугающе, — сказала и вставила ключ в замочную скважину.

— Нет, ты не каравайчик, — продолжил болтать однокашник за моей спиной. — Ты ледышка. Но я знаю один очень интересный способ, который поможет тебе оттаять, — а это он произнес уже на ухо. — И вспотеть…

Фыркнув, мотнула головой и, кажется, попала Филимонову помпоном по носу. А вот пусть знает, что даже моя шапка против его посягательств на честь хозяйки!

Войдя в прихожую, не успела стянуть с себя головной убор, как Зефир, еле удерживаясь на кривых лапках, домчался до коридора и буквально взлетел на руки Гошки. А мне, между прочим, он никогда так не радовался. В общем, я буду повторяться, если вновь вспомню, как пекинес реагирует на этого парня. Может уйти и оставить влюбленных наедине? А что, видно ведь, как они тянутся друг к другу. Тьфу. Самой стало тошно от таких странных мыслей. Ужас. Точно заработалась. Вот и лезет в голову всякий бред. Не отдам этому извращенцу своего любимца. Это я сейчас про Зефира, если что.

Вскоре я осталась в прихожей одна. Мужчины пошли на кухню, разбирать пакеты. Причем я с трудом представляла себе, как пес собирался помогать парню. Просто видела по его преданному взгляду, что очень хочет угодить.

— Любимая, а где у тебя сахар хранится? — послышался голос Георгия.

Любимая?! Все! Не могу больше! Сколько можно!

Быстро раздевшись, пошла на разборки. И так и замерла на пороге, в очередной раз за сегодняшний день удивившись. На кухне начиналась бурная деятельность. Гошка вовсю орудовал ножом, нарезая колбасу. Не большими кусками, как в рекламе, в которой папа все может (в том числе и рубить колбасные изделия будто топором), а аккуратными кружочками. Сыр уже был порезан и разложен на тарелке. Зефир довольно облизывался у ног пожарного. Глаза этого гремлина стали еще больше, чем были. И что-то подсказывало, что такими огромными они стали из-за неслыханной щедрости моего бывшего одноклассника. Не мог подождать, пока я положу ему в миску паштет.

— Филимонов, ты издеваешься?! — Какой раз за прошедшие пару дней я задаю ему этот вопрос?

— Ты о чем? — этот нахал бросил быстрый взгляд через плечо, а затем продолжил нарезать теперь уже хлеб.

— Какая я тебе любимая! — выпалила, с силой сжимая руки в кулаки.

— Аппетитная, — смотря на хлебобулочное изделие, ответил этот…

— Филимонов! — взревела.

— Правильно, — как ни в чем небывало, произнес он, — пора привыкать к этой фамилии. Твоя, кстати, мне никогда не нравилась. Селезнева. Ну что это за фамилия такая?

— Нормальная! — выпалила, чувствуя, что еще немного и наброшусь на него. Только перед этим стащу со стола что-нибудь увесистое и очень травмоопасное.

— Тяф, — явно не согласился с моими словами лохматый предатель.

— А твоего мнения никто не спрашивал! — повысила голос на пекинеса.

Тот лишь фыркнул и повернулся ко мне пушистой попой.

— Нет, ну согласись, — все так же продолжая хозяйничать на моей кухне, продолжил чесать языком Гоша. — Любимая звучит лучше, чем каравайчик. Второй вариант вызывает гастрономический аппетит, а первый… физический голод.

Впервые за последние несколько дней, рада, то до этого момента он называл меня караваем.

— Хватит издеваться! — Я подошла ближе к столу, отобрала у молодого человека нож и бросила его в раковину. — Зачем ты каждый день сюда приходишь? Звонишь… Для чего? Что тебе от меня надо?!

— Тепла и ласки, — с непробиваемым спокойствием ответил Филимонов. Еще и губы растянул в улыбке, показывая ровные белые зубы. Неужели, перестал курить? Да быть того не может! Помню, дымил как паровоз возле школы и не заботился о том, весна на дворе или зима. Выбегал впереди всех, даже куртку не набрасывал.

— А если честно? — тяжело вздохнув, вновь спросила. Шутки шутками, только и дальше быть в неизвестности я не собиралась. — С какой такой стати я тебе понадобилась? Что, девушки внимание обращать перестали? Понял, что теряешь свои позиции Казановы и решил проверить, клюну ли на тебя я? И…

— Ну, раньше, для того, чтобы ты «клюнула» мне было достаточно улыбнуться, — невозмутимо перебил Гоша. — Но знаешь что…

— Что? — теперь уже я перебивала. — Если ты и был мне когда-то симпатичен, то очень короткий промежуток времени. — А чего скрывать? Подумаешь, он мне нравился. Так столько лет прошло.

— Три года, — огорошил пожарный.

— Кхе… — подавилась следующей гневной речью.

Откуда узнал? Кто рассказал?! Я ни с кем об этом не говорила! Даже мама была не в курсе!

Неужели мои чувства никогда не являлись для него секретом? Он знал… Знал, и при этом продолжал надо мной издеваться! Смеяться, понимая (очень на это надеюсь) каково мне из-за его колких фраз и противного издевающегося смеха. Смеха, который я так часто слышала. И не было в нем доброты. Лишь издевка. Гошику доставляло удовольствие изводить меня. Называть толстым караваем. Шаром, который с каждым днем становился, по мнению таких как он, все больше. И вот сейчас он спокойно дает понять, что все это время был в курсе моей симпатии. И неужели думает, что я до сих пор питаю к нему какие-то нежные чувства? Три раза ха! Пусть не очень уверенных, но…

— Не уходи от ответа, — разумно решила сделать вид, что мне таки да, абсолютно все равно на его осведомленность.

— Сама посуди, каравайчик, — продолжая хозяйничать на моей кухне, стал говорить Георгий. — Мы уже не школьники. Да и ты… — он оценивающе заскользил по мне взглядом, — стала не столь аппетитной. Но это не важно, — вернулся к нарезке теперь уже овощей молодой человек. — Мы не дети, понимаешь? Если постоянно оглядываться на прошлое, оно утянет с головой. И ничего, кроме воспоминаний не останется. Вот ты помнишь, кем я хотел стать, после окончания школы?

Я как раз присела на табуретку и во все глаза взирала на Филимонова, когда он задал этот вопрос. Помню ли я? Конечно помню. Будучи влюбленной как последняя идиотка, я старалась разузнать об объекте своей любви как можно больше. В то время, когда все млели от солиста группы «Руки вверх» и мечтали выйти замуж за Сашу Асташонка из другого бойсбэнда «Корни», я радовалась лишь тому, что Гоша учится со мной в одном классе.

— Ты хотел стать актером, — наконец, произнесла, прогнав накатившие воспоминания.

— Глупое желание не находишь? — хмыкнул пожарный, и, отрезав крупную дольку огурца, стал аппетитно ей хрумкать. И так сразу есть захотелось, что я не удержалась и стащила с тарелки кусок сыра.

— Нормально желание, — прожевав, ответила. И потянулась уже за колбасой.

— Аф? — напомнил о себе Зефир. Пришлось брать и на его долю.

— Нет, — не согласился со мной Гоша. — Чем я могу помочь, играя роль? Кому? И зачем мне это? После школы я действительно попробовал поступить в соответствующий ВУЗ. Чего уж там… поступил.

А вот в этом я не сомневалась. Актер из этого хитреца был отменный. И не поймешь: когда он говорит серьезно, а когда шутит. Вот помню, как-то в школе он по приколу выкрикнул в коридоре, что любит меня. Тогда все смеялись, улюлюкали, показывали в мою сторону пальцем. Девчонки изображали страдания. А он стоял с таким выражением лица, что я бы может, глупая школьница, и поверила. Не знай его достаточно хорошо, чтобы не воспринять его слова всерьез.

— И что произошло потом? — Мне действительно стало интересно. Всегда любопытно узнать, как сложилась жизнь у тех, с кем ты проучился не один год.

— А потом я подал документы в совершенно другое место, — охотно продолжил свой рассказ однокашник. — И тоже смог пройти. Как умудрился, ума не приложу. Тогда и понял, что для меня важнее: прыгать по сцене, играя роль какого-нибудь шута или посвятить жизнь более ответственной работе.

— Актером быть тоже сложно, — решила встать на защиту творческой профессии.

— Возможно, для кого-то, — не стал спорить Гошик. — Но не для меня.

— И зачем ты мне об этом рассказываешь? — задала очередной вопрос и утащила уже два куска сыра и один колбасы.

— Чайник поставишь? — не торопясь продолжить щекотливую тему, проговорил пожарный.

Молча встала, проверила количество воды в чайнике и нажала на кнопку. Нам хватит. Потом вернулась к столу и присела на нагретое место. Пекинес пытался занять его, но я легко сбросила его передние лапы с края сидушки. Еще чего. Знаю я, на что он целит свой лупоглазый взгляд. На колбасу. А вот не дам ему паштет. Пусть знает, как куски у хозяйки вымогать.

— Ты опять пытаешься уйти от ответа, — проворчала, внимательно следя за действиями незваного (или уже званного?) гостя.

— А что ответить? — пожал плечами тот. — Именно тогда я и понял, что не стоит гнаться за тем, что нужно другим. Вот хотели родители, чтобы я, сын театрального деятеля и актрисы, стал актером. А я стал пожарным. Знаешь, какой скандал был? А у меня будто от сердца отлегло. Я даже ни с кем из школы не общаюсь. Они писали, звонили. А мне все это без надобности стало.

Неожиданное откровение. Потому что о компании Гоши я тоже знала достаточно хорошо. Славка, Санек, Федька, Гришка и Никола — вот эти пять парней были закадычными друзьями Георгия. Во всем поддерживали друг друга. Помогали… Неужели, он перестал с ними общаться?

— Быть того не может, — я не могла поверить в последние слова пожарного.

— Может, — спокойно произнес он и, собрав со стола грязную посуду, пошел к раковине.

— Я потом помою, — спохватилась я и тоже встала, чтобы разлить по чашкам чай.

Гошка не стал спорить и отошел к столу. Устроился на табуретке, ближайшей к той, на которой я сидела, и стал собирать себе бутерброд. Вскоре и я присоединилась к парню, ставя перед ним чашку с горячим напитком. На этот раз положила три ложки сахара. И не стала издеваться над однокашником — заварила ему черный чай.

— А помнишь, как я тебе в любви признался?

Я чуть было не поперхнулась своим чаем, услышав этот вопрос. А уж когда до меня дошел смысл… Я ведь только-только вспоминала об этом моменте. Солгать или нет? Если скажу, что помню, он может подумать, что я по-прежнему к нему неравнодушна. А если обману… Совесть загрызет.

— Было не смешно. Шутка, если честно получилась так себе, — рискнула сказать правду.

— А что если это была не шутка? — огорошил Гоша.

Честно, вот тут я подумала, что ослышалась. Поэтому не спешила отвечать на вопрос. Просто засунула в рот очередной кусок сыра и стала тщательно его прожевывать. По-хорошему, надо было помыть руки, но из-за Гошки я напрочь про это забыла. Ладно, если что, накуплю себе активированного угля. Продезинфицируюсь вся, как следует. А сейчас просто хотелось есть и не думать. Ни о чем и ни о ком.

— Будешь делать вид, что ослышалась? — улыбка с лица парня пропала. Сейчас он смотрел на меня серьезно и напряженно.

Значит, не показалось. И вопрос действительно был задан. И что теперь делать? Верить этому хитрецу не собиралась. Да, мы уже давно не школьники, а вполне взрослые люди. Только… слишком глубоки раны от обиды. Слишком сильна была любовь к тому, кто в свое время считал, что в праве гнобить другого человека. Девушку. Пусть ее никто и не считает за таковую. Каравай, шарик на ножках…

— Ты вновь решил пошутить, — не смотря на своего собеседника, пробормотала. — Как я должна отреагировать на эти слова? Очередной прикол? Вновь не смешной.

— Да не шучу я! — вспылил Георгий и стукнул кулаком по столешнице.

Я вздрогнула, посмотрела на скатерть, которая осталась гладкой и чистой. Словно по ней только что не треснули со всей силы. Зефирчик заскулил и забился под мою табуретку. А Гоша… Соскочив с места, поспешил в коридор. Я не пыталась его остановить. Потому что пребывала в таком шоке и неверии, что при большом желании не смогла бы пошевелиться. Щелчок, дверь открылась, потом тихо закрылась. Еще один щелчок…

— Тяа-а-а-а-аф! — жалобно провыл пекинес и помчался в прихожую.

А я… взяла с тарелки колбасу и стала медленно ее смаковать. Что только что произошло? Кто бы еще объяснил… Ясно одно — завтра пожарного можно не ждать. Надо было его сразу вывести на откровенный разговор. Тогда можно было избежать многих ошибок. Одно непонятно — почему я не испытываю облегчения? Вместо этого, в душе поселилась тоска. Словно я на время перенеслась в прошлое. В день, когда подколки одноклассников были особенно обидны. А смех Гошика раздирал душу на мелкие кусочки.

Четырнадцатое февраля. Ни для кого не секрет, для чего был придуман этот праздник. Счастливицы получали от поклонников валентинки, такие неудачницы, как я — тычки в спину и едкое «Такой толстухе напишет только Колобок». А я и не ждала никаких посланий. И тем страннее было оное получить. Симпатичная открытка в форме сердечка и выведенные знакомым почерком слова «Я люблю тебя». Поверила ли я им? Нет. От них просто стало еще обиднее. Потому что написано было почерком Филимонова. И когда я положила его открытку к нему на парту перед началом урока, он демонстративно медленно взял сердечко в руки и так же медленно разорвал на две половинки. Класс смеялся, на губах Гоши застыла улыбка. Я не могла понять, какой она была. Просто смотрела на цветной картон, что валялся у моих ног. Будто чье-то разбитое сердце. Вокруг все так же смеялись одноклассники. Улюлюкали, бросали колкости. С трудом удерживала себя в руках, чтобы не расплакаться. Выдержала тот день и лишь дома, закрыв дверь своей комнаты, смогла дать волю чувствам. Потом, когда мама заснула, вышла, добрела до кухни и, опустившись на стул, просто смотрела в окно, наблюдая за медленно кружащим за стеклом снегом. Февраль в тот год был снежным, холодным и ярким. Словно город решил обезуметь и понавешать повсюду разноцветные сердечки.

Сейчас был не февраль. Да и я уже давно не являлась пухленькой школьницей, на которой форма смотрелась, как на бегемоте платье. Нелепо и безвкусно. Скоро Новый год. Еще несколько дней и за окном, где сейчас, к слову сказать, вовсю бушевала метель, будет разноситься звук разрываемых в небе фейерверков. Народ, согревшись шампанским или чем покрепче, не заботясь о том, что маленькие дети в это время спят, начнут голосить, выкрикивая «Ура!!!» или «С Новым годом!!!».

Столько лет прошло, а в эту самую минуту, сидя в одиночестве на кухне, я не могла четко сказать, что испытываю к Гоше. Поначалу, как только услышала его «Каравай? Шарик на ножках, это ты что ли?», была уверенна — будет продолжать издеваться, огрею сковородкой по голове. Но потом его «Каравай», сменилось «Каравайчиком». И даже подколки стали не такими обидными. Он шутил, пытался вывести меня на эмоции. Однако, прошлой обиды и боли я не испытывала. Иногда было смешно, иногда душу заполняла злость, из-за его безграничной наглости. А сейчас… Я просто сидела и понятия не имела: придет он еще хотя бы раз или нет?

— Тяф! — недовольно произнес Зефир и ударил лапой по своей пустой миске.

— Тебе колбасы что ли мало было? — хмуро взирая на своего домашнего любимца, проворчала.

— Фр, — последовал ответ.

Пришлось вставать с табуретки и идти к холодильнику. Взгляд невольно задержался на не до конца разобранных сумках. Надо будет посмотреть, что Георгий там купил и… написать хотя бы «Спасибо». Все-таки он не должен был тратиться.

Наполнив миску пекинеса паштетом, выбросила жестяную банку в мусорное ведро, помыла, наконец, руки и пошла смотреть, что там Филимонов принес.

— Торт «Сказка»? — проговорила, с неверием смотря на сладость. Еще со школы это было мое любимое кондитерское изделие. Недорогое, но очень вкусное.

Чуть было не села мимо табуретки. Откуда Гошик знал об этом? И… Поставив торт на стол, полезла вновь изучать содержимое первого пакета. Докторская колбаса, сыр Масдам, помидоры черри… Все что я любила. Но как?! В те далекие времена, когда наш класс устраивал посиделки в школе, я почти ничего не ела. Сложно есть, когда вокруг все только и ждут, когда ты положишь лишнюю крошку в рот, чтобы еще раз напомнить, что ты жирная корова. На выпускном, каюсь, дала слабину и съела… Да, тот самый торт «сказка», бутерброд с докторской колбасой и сыром. А сверху водрузила несколько помидорок. Неужели он это видел? И запомнил… Зачем? Я и так старалась выкрасть момент, чтобы никто не заметил. Следил что ли? Зачем? Ай, повторяюсь…

Настроение упало ниже плинтуса. Плинтуса соседей с первого этажа. Можно было позвонить Георгию и потребовать объяснений. Только вот… чего я этим добьюсь? Он явно на что-то разозлился. Или обиделся.

Сложно понять этих мужчин. Они все обвиняют женщин, что мы, якобы, не можем нормально сказать, что нам надо. Создаем лишние сложности. А сами-то чем лучше? Вот если взять Гошика… Он вроде и дал понять, что тогда, признание в любви, возможно (это слово подчеркнуть три раза) было произнесено от чистого сердца. И он действительно испытывал ко мне какие-то там чувства. Только вот… как в это поверить, если вспомнить все его колкие слова, обидные поступки, странные действия? Для чего он тогда написал валентинку? А потом порвал ее. Как я, девочка-изгой, должна была на нее отреагировать? Даже если хоть на секунду представить, что написанное в ней было правдой.

Покормив пекинеса, посмотрела на часы и прикинула, хватит ли у меня сил на прогулку с псом. Было уже ближе к одиннадцати, но держать Зефира все время дома тоже не дело. Зачахнет еще. У него и так сегодня стресс случился. От него любовь всей жизни ушла.

Разобрав до конца сумки, в которых оказалось много вкусной и полезной еды, поторопилась в коридор, одновременно с этим похлопывая себя по бедру, давая тем самым понять своему любимцу, что мы идем гулять. Зефир дураком не был и тут же просек, что хозяйка планирует сделать. И… заторопился под стол. Все ясно. Этот предатель не хочет идти на улицу и морозить лапы. Но я была неумолима и, вернувшись, встала на карачки и полезла под стол. Схватила пекинеса за шкирку и выволокла наружу. Меня наградили руганью и цапнули за палец. Ничего, не в первый раз. Взяв Зефира на руки, пошла надевать на него ошейник. Зверь вырывался, рычал, кусался. Только вот все его укусы были не то чтобы болезненными. Клычки у моего песика так себе: кривые, мелкие и местами с камнем. Все никак не дойду до ветеринара, чтобы он помог решить эту проблему.

— Р-р-р-р-р-р, — продолжал рычать Зефирчик, сидя у входной двери.

Ошейник я благополучно нацепила на тощую шейку, поводок пристегнула. А им, в свою очередь, обвязала дверную ручку. Чтобы этот лохматый вредина не вздумал прятаться от меня по всей квартире. Быстро одевшись все в тот же зеленый пуховик, натянула на ноги сапоги и, схватив с тумбочки розовые шарф с шапкой, заторопилась на выход. Телефон, перед тем, как одеваться, вместе с ключами положила в карман верхней одежды.

Шапку с шарфом надевала уже на улице. И это было то еще зрелище. Очки постоянно норовили упасть в снег. Пекинес пытался вырваться и скрыться в подъезде. Как? Понятия не имею. Но он так отчаянно рвался в сторону ступеней, с которых я только-только спустилась…

Вскоре Зефир бросил это бесполезное дело и шел рядом со мной смирный и покорный своей судьбе, которая так жестоко с ним обошлась. Когда убедилась, что пес больше не предпринимает попыток сбежать, отстегнула поводок, выпуская собаку на волю. И тут у моего питомца проснулись первобытные инстинкты. Он помчался вдоль дороги, смешно перебирая лапками. Лохматые уши развивались. На рыжеватую шерсть падал тусклый свет от фонарей. А там, где-то вдалеке, виднелся силуэт совсем другой собаки. Только спустя примерно полминуты, когда я подошла ближе, поняла, что это огромная овчарка. Кобель. К которому мой пекинес бессовестно приставал, пытаясь устроиться на его лапе.

— Кхем, — неподалеку стоял немного озадаченный мужчина средних лет. В его правой руке был сжат широкий прочный поводок. — Даже не знаю, оттаскивать Рольфа или нет.

— Бесполезно, — вздохнула. — Мой не отстанет. Если только ваш Рольф не укусит его за хвост. Тогда, может быть, Зефир не будет испытывать судьбу дважды.

Я честно пыталась отловить этого маленького извращенца. Но он ловко увиливал. Вырывался из рук и мчался на встречу со своей новой любовью — Рольфом. Который, после четвертой попытки Зефира облепить его лапу, не выдержал и так сиганул от хозяина, что тот еле удержался на ногах. И то благодаря лишь забору, за который успел ухватиться рукой.

— Больше никогда не выпущу тебя с поводка, — ворчала, защелкивая на его шее замочек. — Ты зачем к другим собакам пристаешь? А? Отвечай!

— Рауф? — непонимающе воззрился на меня Зефир.

— Вот все вы мужики, одинаковые, — пробормотала, выпрямляясь, — делаете всякие глупости и считаете, что это нормально. А от вас потом вон… — кивок в сторону дороги, по которой шли овчарка и ее хозяин. Быстро так шли. Торопились. — Даже большие и грозные сбегают.

— Аф, — безразлично произнес пес.

И перед кем я тут распинаюсь? Этого только могила исправит. Так и будет ко всем подряд собакам приставать.

Мы уже подходили к дому, когда я увидела на детской площадке парня в знакомой куртке. Он сидел на скамейке, устроив локти на бедрах, и курил. Хм, что-то я не чувствовала от него запаха табака. Недавно купил?

— А-а-а-а-аф!!! — радостно заверещал Зефир и помчался к своей очередной любви.

— Куда! — воскликнула, от неожиданности выпустив поводок из руки. — Стой!

Стоять на месте не стала. Почти сразу сорвалась с места и побежала за собакой, ловко перепрыгивая через забор. А что? Не привыкать.

— Аф! — добежав до своей цели, пролаял пекинес и, быстро-быстро завиляв хвостом, подпрыгнул, упираясь передними лапами о правое колено Георгия.

Я оказалась у скамейки чуть позже. Запыхавшаяся, скорее всего, раскрасневшаяся и слепая. Потому что от моего частого дыхания и пыхтения, стекла очков запотели. Пришлось их снимать и протирать краем шарфа.

— Каравайчик? — сделал вид, что удивился, увидев меня, Гошка. — Ты чего так поздно и не дома?

— Собаку выгуливаю, — кивок головы в сторону предателя. — А ты чего еще здесь?

— Ничего, — не стал отвечать на вопрос парень. — Иди домой, время уже. Тебе спать пора.

Пора-то пора, только…

— Гош… — я почувствовала, что краснею. И теперь уже не от беготни, а от смущения. Вот он, объект моих детских страданий, сидит напротив, смотрит снизу вверх, затягивается сигаретой, выпуская через нос сизый дым. Возможно, это и послужило последним толчком для того, чтобы я задала волнующий сейчас мою душу вопрос: — А ты тогда зачем мне валентинку написал? А потом порвал.

— А зачем я тебе при всех в любви признался, — он опять не стал отвечать на вопрос. — Зачем, когда Пашка из параллельного класса назвал тебя толстой тварью, якобы случайно огрел его рюкзаком по голове. Потом забил стрелку. Только ты об этом не знала. Зачем, в девятом классе, когда ты чуть было не свалилась с лестницы, поддержал тебя за руку. А когда у тебя стащили домашку по инглишу, подрался на глазах у всех с Николой. И у того, будто случайно, оказалась твоя тетрадка. А когда…

— Хватит! — перебила пожарного. — Ты не ответил на вопрос. А я тоже могу кое-что тебе сказать, — было неловко, но и молчать более не имело смысла. — Почему, когда я просто проходила мимо, в спину мне летели оскорбления. И их чаще всех произносил ты. Почему, когда кто-то придумывал новое обидное стихотворение о толстом каравае, ты смеялся громче всех? Еще и поддерживал такую инициативу. А когда на выпускном Серега по приколу решил пригласить меня на танец, ты сказал, что если он это сделает, то… — и тут я осеклась. Посмотрела испугано на Филимонова. И два шага назад сделала.

— То я что, Селезнева? — попытался поторопить с ответом молодой человек.

— Ничего, — пробормотала, потупив взгляд.

— То я ему сказал, чтобы не смел трогать тебя своими оковалками, — докончил за меня Гошик. — Потому что с такой, как ты, будет танцевать…

— Лишь идиот, — тут я не удержалась и горько вздохнула.

— Так я и был идиотом, Каравайчик, — на губах парня появилась уже привычная улыбка. Только на этот раз она не была веселой, а наоборот, грустной.

— Мне все кажется, что ты надо мной издеваешься, — печально проговорила.

— Аф, — с упреком тявкнул Зефир. Он устроился на скамейке рядом с продолжающим затягиваться сигаретой Гошей.

— Я не идеален, — в последний раз выпустив дым и отбросив окурок в сторону, сказал однокашник. — А в школе не блистал умом. Но в кое-чем я был честен. Только тебе такая честность была не нужна. Ты принимала ее за очередное издевательство.

— Потому что это не могло быть правдой, — я с силой сжала кулаки. Пальцы враз заледенели, и я почти их не чувствовала. Надо было прихватить с собой варежки.

— Сам в этом виноват, — покачал головой пожарный. — Ладно, — сказав это, он встал со скамейки. — Поздно уже. А ты, судя по красному носу — замерзла.

— Мы не договорили! — запротестовала. Это он что, снова собирается сбежать?

— Аф? — также недовольно гавкнул пекинес.

— Ну, тогда послезавтра продолжим, — делая шаг в мою сторону, проговорил Филимонов.

— Почему послезавтра? — настороженно переспросила, и не думая отступать.

— Потому что с утра я заступаю на дежурство, — пояснил молодой человек. И сделал еще один небольшой шажок.

— Понятно…

Странно, но стало жаль. Кто бы сказал мне еще пару дней назад, что я буду грустить из-за Гошки и скучать по этому хаму, огрела бы чем-нибудь тяжелым. А сейчас… понятия не имела, как на него реагировать. И как ему верить. Он так часто изводил меня в школе. Прикалывался, грубил. Разбивая о свои слова мои чувства, которые я так долго берегла ото всех. Скрывала. А оказалось… объект моей симпатии обо всем знал.

— Эй, — позвал пожарный, касаясь пальцами моего подбородка. Сама не заметила, как понуро опустила голову и пропустила момент, когда Георгий подошел совсем близко. — Ты чего, Каравайчик, уже по мне скучаешь?

И голос у него такой вкрадчивый был. Чувственный. Что я окончательно растерялась и не заметила, когда его губы коснулись моих. Всего на секунду. Легко и практически неощутимо. Но этого хватило, чтобы по телу пробежала дрожь. За которой сразу последовал жар. Что расползался от моих пылающих щек.

— Ты что… — я опешила от такого поступка бывшего одноклассника.

— Я ловлю момент.

Теперь уже Гоша улыбался весело. Так, как улыбался всегда. И смотрел с хитринкой. Словно задумал какую-то каверзу.

— Ты чего на меня так смотришь? — пробормотала и натянула шарф до самого носа. Очки тут же запотели и пришлось приспустить вязанное изделие.

— Как «так»? — продолжая растягивать губы в улыбке, вопросил парень, склоняя голову чуть набок.

— Хитро.

— Каравайчик, чего ты насупилась, как ежик? — в голосе моего собеседника послышалась… теплота? Ничего себе, открытие. — Я, конечно, могу попробовать пробиться через колючки, чтобы прикоснуться к теплому мягкому животику, но давай отбросим в сторону столь изощренные предварительные ласки и просто попробуем наладить отношения?

Пора привыкать ничему не удивляться. По крайней мере, если это касается Георгия. Неужели я действительно для него интересна, как девушка? И, погодите… он что, меня поцеловал?! И осознание этого дошло лишь сейчас. Ничего себе…

Округлившимися глазами смотря на пожарного, потянулась рукой к губам. Я сплю. Точно, сплю. А ветер такой холодный и морозит кожу, потому что я по дурости забыла закрыть окно на кухне. И сейчас я проснусь. Пойму, что столь странное поведение Гоши лишь мираж. И… расстроюсь. Вот странность. Надо бы радоваться, а мне от чего-то стало грустно.

— Иди домой.

Пока я стояла и продолжала хлопать глазами, меня аккуратно подтолкнули в сторону подъезда.

— И Зефира забирай. Вон, — кивок на крутящегося возле моих ног пса. — Он уже одну лапу поджимает.

Охнув, подхватила пекинеса на руки и прижала к груди. Бедное животное.

И я уже сделала где-то пять шагов в сторону дома, когда спохватилась и, обернувшись, позвала Гошика, который все так же продолжал стоять у скамейки.

— Чего, Каравайчик? — спросил парень, засовывая руки в карманы куртки.

— Спасибо! — поблагодарила его и заспешила к подъезду.

— Не за что, — послышался за спиной тихий голос.