Чудесное снадобье

8

За неделю перед Рождеством снег укрыл землю, засыпав сугробами окрестные дороги, и когда Сьюзан на стоянке перед Центром выбиралась из машины, под ногами раздавался морозный скрип, а изо рта валил пар.

Все мысли ее были о Кристофере. Она уже знала, что он благополучно прибыл в Лондон и звонил по этому поводу в Центр, но беседовала с ним дежурная медсестра, а информация, полученная из вторых рук, не удовлетворяла Сьюзан.

Она даже не подозревала, что ей так отчаянно захочется поговорить с ним, услышать его голос, и, узнав, что он звонил, а ее на месте не было, она испытала глубочайшее разочарование. Но потом снова взял вверх здравый смысл. Она с болезненной яркостью представляла, как он проводит с Луизой дни, а может быть — кто его знает? — и ночи, хотя от одной мысли, что эта угасшая любовь может разгореться вновь, ей становилось дурно.

Уж лучше с головой уйти в другие вещи — в приготовления к Рождеству, в работу, чем бесплодно терзать себя ревнивыми подозрениями, решила Сьюзан.

В канун праздника народ валом валил на прием, но ничего неожиданного для нее в этом не было. Всем хочется в рождественские отпуска чувствовать себя как нельзя лучше, а потому малейшее недомогание или подозрение на болезнь становились основанием для жалоб врачу и требований все хорошенько обследовать и вылечить, чтобы в дни веселья и отдыха ничто не омрачало им жизнь.

Сьюзан выслушивала пациентов с пониманием и терпением. По большому счету лишь один из пациентов в предрождественское утро вызвал у нее нешуточную озабоченность. Это был мистер Темплтон, тот, что болел бронхитом. Бледный, расстроенный, он, беспрерывно кашляя, излагал ей суть своих жалоб.

— Я откашливаюсь кровью, доктор. Все началось вчера вечером или где-то около того. Мы прогуливались с женой и собакой, и, придя домой, я уселся в кресло, да так и зашелся кашлем. Сначала я все списал на холодный воздух, но потом понял, что дело гораздо серьезнее. Сегодня утром меня даже рвало.

— А до этого вы сильно кашляли?

— У меня этот, как его, бронхоэктазис, так что я постоянно дохаю, но до сих пор не придавал таким вещам особого значения. Знаете, со временем ко всему привыкаешь. А вот что нового было — так это одышка. Везде и всюду — одышка.

Сьюзан кивнула.

— На боль жалуетесь?

Мистер Темплтон потер ладонью под пиджаком.

— Вот здесь, с левой стороны. Тупая такая боль, знаете ли.

Сьюзан вынула стетоскоп.

— Давайте, я вас послушаю. Снимите, пожалуйста, пиджак и рубашку.

Мистер Темплтон последовал ее указаниям, и через несколько минут Сьюзан констатировала:

— Легкие заложены. Скорее всего, это инфекция, и вам нужно попить антибиотики. Но для гарантии я вам выпишу направление на флюорографию. У вас есть время, чтобы съездить в больницу?

Мистер Темплтон с энтузиазмом закивал головой.

— Пожалуй. Но только так, чтобы успеть до обеда выйти на работу. Я сам себе хозяин, сам себе рабочий и не могу разбазаривать время на пустяки.

Пока он одевался, Сьюзан позвонила в отделение флюорографии, потом выдала ему направление.

— С этой бумажкой вы сможете все сделать прямо сейчас. Еще через пару дней мне станет известно о результатах, заходите, поговорим. Я уверена, что это всего лишь инфекция, и вполне хватит лечения антибиотиками, но береженого Бог бережет. Если кровохарканье не прекратится, приходите ко мне немедленно. Не запускайте болезнь.

— Будет сделано, доктор. — Подумав, мистер Темплтон добавил: — Вы считаете, это связано с работой? Я как раз сбивал штукатурку и клал кирпич. Клиенты расширяют гараж и требуют, чтобы работа была сделана как можно быстрее. Была куча мусора, конечно…

— Тучи пыли, скажите лучше. Это при вашей-то предрасположенности к легочным заболеваниям. Вы надевали респиратор, как я вам предписывала?

По виноватому лицу мистера Темплтона Сьюзан поняла, что респиратор он не надевал.

— Грешен, не делал этого, — сказал он. — Но теперь исправлюсь.

— Мне казалось, вы достаточно взрослый человек, чтобы выполнять рекомендации врача, — с досадой сказала Сьюзан. Она выписала Темплтону рецепт. Интересно, подумала она. Он когда-нибудь уделял должное внимание своему здоровью? — Обязательно пройдите флюорографию.

— Конечно, доктор.

После того как ушел последний пациент, Сьюзан быстренько навела порядок на рабочем столе и сладко потянулась. Потом протянула руку за курткой, но стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Она подняла глаза — на пороге стоял Кристофер.

— Сумасшедшее утро? — поинтересовался он с ходу.

— Ты вернулся! — воскликнула она, чувствуя, как ее захлестывает горячая волна счастья, но тут же устыдилась своей ребячьей радости. — Да, последние два дня отбою нет от пациентов.

— Не вовремя я уехал… Но ты, кажется, справлялась до сих пор? — широко улыбаясь, спросил он.

— Разумеется. Как твоя поездка? — Сьюзан никак не удавалось скрыть переполняющей ее радости.

— Более чем нормально. Есть над чем подумать, некоторые вещи вполне можно использовать и в наших условиях, — деловито ответил Кристофер.

— А Луиза? У нее тоже все в порядке? — Сьюзан с гордостью отметила, что голос у нее даже не дрогнул. — Вы, надо думать, проводили вместе свободное время?

— Судя по всему, все у нее складывается даже лучше, чем она рассчитывала, — бесстрастно произнес Кристофер.

— Ну, еще бы! — Спохватившись, что она впадает в чрезмерно саркастический тон, Сьюзан кашлянула и с прежней небрежностью продолжила: — И как же вы развлекались в свободное время? Или это слишком нескромный вопрос?

— Мы посетили пару театров, — чуть улыбнувшись, сказал Кристофер. — Я умудрился достать билеты на премьеру, правда за сумасшедшую цену. Впрочем, увиденное того стоило. В общем, отлично провели время.

— Рада за вас, — отозвалась Сьюзан, пытаясь и вправду казаться веселой под пытливым взглядом его голубых глаз. Чувствуя, что этого не получается, она круто развернулась и натянула на себя куртку.

— Что ты собираешься делать на Рождество? — спросил Кристофер. — Пойдешь к родителям?

— Да, побуду у них пару дней. А затем снова выходить на работу — надо дежурить. А какие у тебя планы? — поинтересовалась она.

— Такие же, как у тебя, один к одному. Прихвачу бабушку и рвану на побережье к родителям, — мечтательно произнес он.

— Счастливо отдохнуть, — в голосе Сьюзан прозвучали нотки разочарования.

— Взаимно, — невозмутимо подхватил Кристофер.

После этого разговора она его почти не видела. Приезжая в Центр, она узнавала, что Кристофер уехал на вызов или отбывает смену в больнице. Не успела Сьюзан оглянуться, как наступил сочельник.

Она заехала в Центр во время ланча и снова не застала Кристофера, он уехал к больному, у которого заподозрили аппендицит, и вернуться предполагал не раньше четырех часов. Сьюзан почему-то почувствовала себя обманутой, опустошенной и совершенно потерянной.

Но оказалось, он оставил ей подарок, завернутый в сверкающую рождественскую фольгу и перевязанный золотой ленточкой. Сьюзан стиснула сверточек пальцами, словно прикосновение к нему могло приблизить Кристофера. Она тоже купила ему подарок — компакт-диск с записями классической музыки — он как-то обмолвился, что предпочитает классику всему остальному.

Родительский дом встретил ее серебряным сверканием «дождя». В холле в углу стояла большая рождественская елка. Отец всегда гордился тем, что собственноручно наряжает дерево игрушками и разноцветными огнями, только на этот раз Максимилиану впервые доверено было украсить ветки мишурой, и он заливался смехом, когда колючая хвоя осыпалась на пол.

Рождественский завтрак состоял из горячих сандвичей с беконом. Взрослые еще дожевывали их, когда сгорающий от любопытства Максимилиан принялся распаковывать свои подарки. Сьюзан хлопала в ладоши и смеялась, когда сын издавал один восторженный вопль за другим, а затем, улучив момент, открыла свои подарки. В свертке, оставленном Кристофером, оказался флакон с ее любимыми духами, а в бархатной коробочке — пара изумрудных сережек в форме капелек. Ей захотелось броситься на шею Кристоферу, расцеловать его, но Кристофер был далеко, и она принялась обнимать и целовать отца.

— Какие красивые и изысканные, — сказала Виктория, рассматривая, как изумруды сверкают под лампой. — А это что, духи? Можно я подушусь ими?

Джон, посадив внука на колени, начал читать ему только что подаренную книжку. Зрение у него вполне восстановилось, и он пользовался любой возможностью, чтобы с ребячьей кичливостью продемонстрировать это.

Поймав взгляд дочери, он сказал:

— Я чувствую себя заново родившимся. Ты не поверишь, что за сильное это чувство. И вообще, нынче самое счастливое Рождество в моей жизни.

Время промелькнуло незаметно, и снова началась работа. Сьюзан с радостью окунулась в повседневную рутину, благо дел накопилось великое множество.

Снимок легких мистера Темплтона поступил сразу после праздника, и, к громадному облегчению Сьюзан, никакого намека на опухоль не обнаружилось. Речь шла, как она и предполагала, об обычной, хотя и запущенной инфекции, и выписанные лекарства должны были помочь.

Последней в очереди на прием к Сьюзан оказалась Мэнди Симпсон. По тому, как неловко она вошла, как исказилось ее лицо, когда она садилась, Сьюзан поняла, что ревматизм у нее прогрессирует.

— Вы были в больнице у ревматолога? — спросила Сьюзан, переводя взгляд на дисплей. — Каковы результаты?

— Пока не знаю, — сказала Мэнди. — Доктор Картер сказал, что о результатах можно будет говорить через одну-две недели, но он тоже подозревает ревматический артрит и прописал мне таблетки… Вот беда, название забыла… пенициллин, не пенициллин, не помню…

— Я пока еще не получила материалы из больницы, — сказала Сьюзан. — Проходит обычно немало времени, пока они кочуют из отделения в отделение, кроме того, праздники… Полагаю, он говорил вам о пеницилламине.

— Вот-вот, кажется, именно так он и говорил. Еще он сказал, что до окончательной постановки диагноза я могу выписать таблетки.

— Да, конечно, я сейчас же выпишу рецепт. Как боли, мучат вас по-прежнему или нет?

— Еще бы! Все болит. Правда, он показал мне, как накладывать шины на запястья, это великое дело! Еще он выдал специальный воротник, чтобы поддерживать шею. Если бы можно было вылечиться!..

— Мышцы коченеют?

Мэнди кивнула.

— Особенно руки, — сказала она с гримасой отвращения. — Особенно по утрам. Ну и колени, конечно, дают о себе знать, да еще как!

— Я пропишу вам свечи, — ставьте их перед сном, они помогут по утрам снять некоторые особенно болезненные симптомы, — сказала Сьюзан. — Кроме того, принимайте индометацин в капсулах, это поможет вам чувствовать себя лучше в течение дня. Таблетки, которые прописал вам доктор Картер, лечат болезнь в корне. Мы получали с их помощью положительные результаты, но, разумеется, лечение требует тщательного контроля врачей и добросовестности с вашей стороны. Вам придется регулярно сдавать анализы, и пройдет месяц-другой, прежде чем результаты станут ощутимы, но некоторое улучшение должно наступить уже вскоре.

— Будем надеяться, — сказала Мэнди. — Но я встречала многих людей, страдающих от артрита, они все так страдают, бедняги.

Сьюзан ободряюще улыбнулась.

— Не сомневаюсь, вы будете чувствовать себя лучше. Мы начали лечение вашего заболевания на ранней стадии, так что нет никаких оснований мрачно смотреть в будущее. И потом сейчас разрабатывается несколько многообещающих методик лечения этой болезни, так что не вешайте носа!

Мэнди медленно вышла из комнаты, и Сьюзан, покончив с этой мучительной беседой, торопливо прошла в регистратуру и налила себе кофе.

— Что-то ты слишком серьезная, — бросил Кристофер, войдя в комнату и беря свою чашку. — Надеюсь, дело не в том, что не удался праздник?

— Ты меня напугал! — сказала Сьюзан, уронив на стол ложку, которой она насыпала сахар. — Разве ты дежуришь сегодня?

— Пришел забрать кое-какие бумаги. Так как все-таки прошли праздники? — поинтересовался он.

— Чудесно. Всего два дня, но я здорово отдохнула, — с улыбкой отозвалась она. — Спасибо за рождественский подарок. Сережки удивительно красивы, а кроме того, ты купил мои любимые духи.

Интересно, как бы он повел себя, если бы я и в самом деле бросилась ему на шею? — подумала она. — Слава Богу, тогда его не было рядом, и я успела снова стать благоразумной.

— Я рад, что тебе понравилось. Я тоже целое утро заводил твой компакт-диск с музыкой. Все с ума сходили от восторга.

Сьюзан рассмеялась, а Кристофер спросил:

— Так почему минуту назад ты была такая серьезная?

— А-а, день был длинный. Первое дежурство после праздников как-никак, — тяжело вздохнула она.

— И это все? — настойчивее спросил он, не сводя с нее глаз.

— Ты всегда такой внимательный? — пряча глаза, задала она вопрос. — Так, на минуту упало настроение. Я только что беседовала с пациенткой — той самой, у которой обнаружился ревматический артрит. Я знаю, что ты скажешь — мол, я слишком поддаюсь эмоциям, — но факт есть факт. Не выношу, когда люди страдают у меня на глазах, и тем не менее постоянно сталкиваюсь с этим. Я понимаю, что давно пора с этим примириться, но мне не становится легче.

— Никому из нас от этого не легче. Просто кто-то умеет не показывать своих чувств, а кто-то нет, вот и все, — Кристофер налил себе кофе.

— Слава Богу, а я думала, что я одна такая, — грустно улыбнулась Сьюзан.

Откинувшись в кресло, она маленькими глотками пила кофе и наслаждалась присутствием Кристофера здесь, рядом. Высокий, широкоплечий, мужественный, он казался ей сейчас прочным и надежным, как скала в бушующем море жизни.

Она вспомнила его объятия, и на мгновение ей безумно захотелось снова пережить это чувство. Она торопливо опустила глаза в чашку.

— Какое лечение ей прописали? — спросил Кристофер.

— Лечение? — переспросила она, застигнутая врасплох.

— Я говорю про твою пациентку, — напомнил он.

— А-а… Доктор Картер велел ей принимать пеницилламин, — Сьюзан с трудом заставила себя думать о работе.

— У меня бабушка его принимает. — Кристофер поднес к губам чашку и глотнул кофе. — Ты ничем не занята в субботу? Если ты свободна, я приглашаю тебя вместе со мной навестить ее. Она живет у Роузнбай-Пул, и мы могли бы славно прогуляться по озеру. Насколько я знаю, оно уже затянулось льдом.

Сердце у Сьюзан странно застучало.

— С удовольствием, если можно взять с собой Максимилиана, — неожиданно для себя самой ответила она.

— Разумеется, я имел в виду и его. Я за вами заеду. Где-нибудь около двенадцати. По пути где-нибудь перекусим. Как твой сын относится к чипсам и гамбургерам? Не завалиться ли нам в «Макдональдс»? Я лично не поклонник этой пищи, но у нее много поклонников, особенно среди подрастающего поколения.

— Ты станешь его лучшим другом до конца дней, — улыбаясь, сказала Сьюзан.

После Рождества пациентов стало еще больше, и Сьюзан трудилась не покладая рук. Дни, оставшиеся до субботы, пролетели в мгновение ока. Кристофер, как и обещал, заехал за ними в полдень.

Они действительно отправились в «Макдональдс», где за обе щеки уплетали чипсы и гамбургеры, заедая их мороженым. В другое время Сьюзан стало бы воротить от одного слова «Макдональдс», но сегодня все было по-другому. У нее разыгрался волчий аппетит, и всю ее переполняла энергия.

— Мама, — спросил Максимилиан, глядя на нее, — у меня что, день рождения сегодня?

На Кристофере были голубые джинсы и толстый свитер под замшевой курткой, и Сьюзан про себя порадовалась, что оделась точно так же. У озера они остановились, морозный воздух разрумянил их лица, под ногами скрипел снег. Максимилиан, возбужденный и счастливый, с улюлюканьем носился по льду, а они стояли в заиндевелой рощице на берегу и смотрели на окрестные пейзажи.

— Главное, не потерять его из виду, — сказала она, и Кристофер ухмыльнулся в ответ.

— У тебя нос раскраснелся, — сообщил он, обнимая ее за плечи и свободной рукой растирая нос. — Ты не замерзла? Может быть, пора возвращаться в машину?

— Нет, мне тут нравится. Деревья голые, окоченевшие, краски вроде бы умерли, но до чего же красиво!

— Это точно, — улыбнулся Кристофер.

Он привлек ее ближе, и она прижалась щекой к его куртке, спрятавшись от ледяного ветра за его могучими плечами. Давно уже она не чувствовала себя такой защищенной, давно у нее не было так спокойно и мирно на душе, как сейчас, в плену его рук.

— Думаю, пора трогаться дальше, — сказал он неохотно через какое-то время. — Максимилиан как раз бежит к машине, и бабушка, наверное, заждалась нас.

Шарлотта Лезерт оказалась именно такой, какой ее и представляла по рассказам Кристофера Сьюзан. Легкая, как пушинка, худая, кожа да кости, неумолчная, как сверчок. Она носила короткую стрижку «под мальчика», для большего удобства, как она выразилась, и этот белый пушок смягчал угловатость ее худого лица.

— Мне так не терпелось познакомиться с вами, — сказала она, приглашая Сьюзан в уютную гостиную. — Вы в Центре всего несколько месяцев, так ведь? Как вы устроились и как вообще у вас дела? Ума не приложу, почему Кристофер так долго тянул и не познакомил нас раньше.

Она строго посмотрела на внука сияющими голубыми глазами, и Кристофер невинно заморгал, скорчив виноватую физиономию. Впрочем, ему это не вполне удалось.

— Спасибо за такое внимание, — сказала Сьюзан. — Я освоилась, мне все помогают как могут. Работы, конечно, по горло и больше, а у Кристофера еще и больница. Думаю, в этом причина того, почему он не представил меня вам раньше. Но он много рассказывал о вас. Он говорил, что вы всегда в движении, всегда при деле…

— Жизнь коротка, а хочется успеть как можно больше, девочка моя. Я, между прочим, делаю много вещей для благотворительных распродаж, насколько позволяют руки. Я обожаю вязать и шить, а людям всегда нравилась и будет нравиться ручная работа. Кроме того, благодаря этому я могу постоянно общаться с людьми. А когда ты занят, у тебя нет времени на то, чтобы оглядываться назад и жалеть о прошлом. Кристофер об этом знает, а если не знает, то теперь будет знать. — Взгляд ее перебежал на внука. — А вот ему не грех немного угомониться, обзавестись женой. Самое время.

Интересно, подумала Сьюзан в смятении, это она про меня или про Луизу? Если верить Шарон, Кристофер и Луиза отлично смотрелись вместе, так отчего, собственно, им не возобновить роман?

Настроение у нее резко испортилось, но она попыталась перебороть его, помогая Шарлотте накрывать чай с восхитительным фруктовым кексом, хотя Сьюзан еще не успела проголодаться после ланча.

Зато Максимилиан набросился на еду с жадностью тигренка, выковыривая изюм и складывая его горкой на тарелке.

— Вам не нравятся кексы, молодой человек? — приподняла бровь Шарлотта.

— Нравятся. Но я откладываю еду для Бенджи, — пояснил малыш, деловито запихивая изюм в карманы своих брюк, к тихому ужасу Сьюзан и к явному веселью Кристофера.

— Ага, тогда все в порядке, — сказала Шарлотта. — А для тебя я отрежу еще кусочек, хорошо? А еще один мы отложим для твоего Бенджи. Кстати, кто он — собака?

— Разумеется, нет, — возмущенно ответил Максимилиан. — Доги не едят изюма, разве вы не знаете? — Он повернулся к матери. — Она что, ничего не знает, мама?

Кристофер, не выдержав, расхохотался, и тут же, как синхронный переводчик, начал пояснять ситуацию слегка озадаченной Шарлотте.

Сьюзан смотрела, как он отрезает Максимилиану здоровенный кусок кекса, и чувствовала, как тает от нежности к этому большому и такому чуткому, такому заботливому мужчине. Кристофер явно симпатизировал ее сыну — гораздо больше, чем некогда Колин. У Кристофера находилось для Максимилиана и время, и внимание, и ласка. В горле у нее запершило, а к глазам подступили слезы. Максимилиану нужен был отец, мужчина, постоянно присутствующий в его жизни, и она теперь ясно это поняла. Как она ни старалась, стать для него всем она не сумела, и хотя она делала все, что в ее силах, Максимилиану не хватало мужского влияния.

Ее вдруг охватили сомнения. Однажды в жизни она уже совершила ошибку, так, может, не стоит больше полагаться на чувства, на интуицию? Что бы ни ожидало ее в будущем, она должна семь раз отмерить, прежде чем сделать выбор, иначе могла попасть из огня да в полымя, обрекая сына на новые страдания.

Впрочем, из Кристофера наверняка должен был выйти отличный отец, а если немного пофантазировать, то без труда можно было разглядеть в нем чудесного супруга.

На губах у нее появилась мечтательная улыбка, но Шарлотта с шумом закрыла жестяную коробку с куском кекса для Бенджи, и Сьюзан, вздрогнув, поняла, что Кристофер с любопытством смотрит на нее. Покраснев, она отвернулась и отругала себя за неуместные фантазии. Она нравилась Кристоферу, и он более чем ясно дал понять, что желает куда большего, чем дружеские отношения. Называя вещи своими именами, он желает наслаждаться ею целиком, видеть ее в своей постели, но с ее стороны было бы неосторожностью признаться в том, что она понимает его намерения, разве не так?

В конце концов, ему нравится и Луиза, и он с удовольствием проводит свой досуг с ней, так ведь? Он же сам в этом признался, а значит говорить больше не о чем.