Цитадель "Вихрь"

Мысль 19

С минуту Капитан и наставники смотрят друг на друга молча. В ярких зеленых глазах начальника виден хорошо скрываемый гнев. Отсутствие бровей, ресниц и волос делает его похожим на потустороннее существо. В детстве меня пугали тем, что такие живут за Гранью, но теперь я знаю: и здесь, и там — обыкновенные люди, которые настраивают новые поколения против друг друга, и ненависть растет в геометрической прогрессии.

Капитан молча выводит на экран планшета мои поддельные справки. Один за другим снимает слои фотошопа, и вот сквозь мое имя проглядывает имя брата, год меняется на другой, а я закрываю лицо руками, чтобы не видеть этого позора. Но позор проникает под кожу раскаленными иглами, и мне дорогого стоит сдержаться и стоять на месте. Я уже готова расплакаться, но вдруг чувствую, как чьи-то теплые руки осторожно и в то же время твердо берут за плечи и разворачивают к выходу. Открыв глаза, сквозь туман непрошеных слез вижу темно-зеленую форменную рубашку, шеврон Цитадели, черные кудри Фауста.

Он молча выводит меня из кабинета, с помощью встроенного в стену пульта выдвигает откидной стул и усаживает, как маленькую, не снимая ладони с моего плеча. От этого мне теплее и спокойнее, хотя наставник не менее хмур и напряжен, я знаю — с ними нечего бояться. Он и сам садится напротив, из несессера достает флягу, предлагает мне воды. Становится легче. Вспоминаю, что обещала кому-то там, на небесах, быть сильной и никогда не сдаваться. Не время плакать и опускать руки. Даже если очень хочется.

— Меня выгонят, да?

Фауст щурится, наклонив голову набок — совсем как птица, которая раздумывает, клюнуть или улететь. По индикаторам пробегают красные искры, как будто бесконечная загрузка. Наставник молчит, и мне невыносимо ждать.

— Все может быть, — наконец отвечает он, и никакого облегчения эти слова не приносят. — Ты подделала документы. Это статья.

— Но я же никому не навредила!

— Намеренный вред себе — тоже проступок. Государство заботится о нас, и мы не должны ему мешать.

Я снова сжимаю кулаки до боли, до красных отпечатков от ногтей, но на этот раз молчу, потому что Фауст прав, прав как всегда. Государство отвечает за всех и каждого в отдельности, поэтому мы не имеем права, грубо говоря, не беречь себя и мешать это делать другим. Но провести полжизни в лечебном центре — это выше моих сил! Пусть лучше меня ждет гибель в перестрелке или на задании, как брата, как ту красивую девушку — жену Ветра, как многих служащих Цитадели, тех, кто не боится смотреть в лицо как жизни, так и смерти.

— Вы меня осуждаете? — глупый вопрос, но не могу его не задать. Фауст, обычно улыбчивый балагур с лукавым взглядом, сегодня странно молчит и хмурится.

— Что? Осуждаю? — он вдруг вскидывается, хмурится, трет переносицу, будто задумался. — Нет. Зачем? Это твоя жизнь и твой выбор. Наша задача — помочь тебе стать человеком и хорошим служащим для Государства, какой бы выбор ты ни сделала относительно себя. Я думаю, тебя не выгонят. Обойдется выговором, штрафом и повышенным наблюдением, — сцепив руки замком на коленях, он доверительно наклоняется ко мне и добавляет полушепотом: — У нас с базы выгоняли только один раз, и проступок был куда серьезнее.

Тягостное безмолвие коридора на четвертом этаже нарушает пиликанье связного браслета. Фауст активирует дисплей, тряхнув рукой, и хотя текст сообщения мне видится зеркально, прочитать не составляет труда.

“Отведи Тишу в жилой блок, пусть соберет вещи. Ждите в атриуме” — мгновенное сообщение от Ветра. К горлу в очередной раз подбирается колючий комок, но я гордо поднимаю голову, чтобы самой себе казаться сильнее. Пожалуй, они все-таки меня не оставят здесь. Иначе зачем собирать вещи и спускаться на первый этаж?

— Пойдем, — Фауст поднимается первым, и я обреченно плетусь за ним, не глядя по сторонам.

С базой придется попрощаться, впрочем, как и с Цитаделью, и с мечтой, ради которой я пришла сюда. Конечно, я заранее понимала все риски, но терять все, когда приближаешься на шаг к цели — особенно больно. Как говорится, чем выше летаешь, тем больнее падать. Погруженная в невеселые мысли, я не сразу замечаю, что база гудит, словно растревоженный муравейник: новички и старшекурсники пробегают мимо с вещами, огромными рюкзаками, кто-то тепло одетый, кто-то встрепанный и все еще в новогоднем наряде. На лестнице к Фаусту подлетает его отрядник, тот самый, что на вечере нарядился в робота.

— А одежду запасную брать? Мы надолго?

— Бери, — кивает наставник. — Пусть лучше будет лишнее, чем не найдется нужного.

Паренек благодарит и уносится со скоростью света, а я соображаю, что “собрать вещи” относилось не только ко мне. Может быть, и не выгонят…

— Беги, собирайся, — Фауст хлопает меня по плечу, подталкивая в сторону комнат. — Не забудь теплые и удобные вещи, гаджеты, зарядки, несессер.

Собирать мне почти нечего: так и не надеясь привыкнуть к базе за месяц, я не сильно все раскладывала. Замечаю, что Сойкины полки, ящики и постель уже пусты. А на моей лежит помятая гифография, где Ветер целует в щеку жену и они вместе машут в кадр. И рядом — записка, нацарапанная наспех торопливым почерком моей соседки: “Если это правда, я буду скучать. Прости, что мы так и не стали подругами”.

Прячу записку, а губы невольно растягиваются в улыбке. Да, мы никогда не стремились подружиться, но особых ссор у нас не было. То ли потому что я слишком нелюдимая, то ли Сойка просто не опускалась до оскорблений, наше общение складывалось в основном по делу и не так уж и часто переходило на повышенные тона. Конечно, я очень скучаю по Даше и нашей дружбе, мне больше некому довериться так же, как ей, не с кем поговорить по душам. Но здесь, в стенах базы, не время думать о дружбе, о любви, о чувствах. Правильно сказал Капитан: наша единая и общая цель — защищать Государство, а в общем всегда стирается личное. В Цитадели нет одного конкретного “я”, есть только “мы”, сильные, упорные и целеустремленные.

Вот только ломать себя во благо общества порой оказывается очень больно.

С тяжелым рюкзаком за плечами я спускаюсь на первый этаж. Сирена стала привычным фоновым шумом: ребята разговаривают, кричат и шумят громче, чем она. Ни одно табло в общем зале больше не показывает ни время, ни дату, только одно слово мигает тревожным красным: “Эвакуация”. А вот и мой отряд: сбились в стайку, молча вглядываются в темноту за окнами, искрящуюся золотыми брызгами. Что это?..

— Тиша! Ну наконец-то! — со спины на меня налетает Сойка, чуть не сбивая с ног. Она уже переоделась: сменила клетчатое зеленое платье на форму Цитадели и теплую пуховку. И я вдруг замечаю, что мы крепко сжимаем друг друга в объятиях, а у меня на ресницах почему-то горячо. — Мы боялись… Мы думали…

— Да ладно, так и скажи, — я шутливо толкаю ее в плечо. — И спасибо за записку. Думаю, у нас еще есть время это исправить.

Моя соседка краснеет, но улыбается. Мне приятно видеть ее искренность, пусть даже в таких тревожных условиях. А еще я понимаю, что устала — устала от бесконечной лжи, от масок, которые мы каждый день надеваем даже друг перед другом, от уходов от честного ответа, от молчания вместо простых и правильных слов.

Старшие отряды вместе с наставниками уже начинают выходить из шлюзов, протискиваясь сквозь толпу с огромными рюкзаками и извиняясь раньше, чем успеют наступить на ногу. Сквозь тонированные окна можно разглядеть яркие золотистые вспышки, а сквозь сирену слышится приглушенный шум двигателей. В полутьме, мигающей красным и рассыпающейся искрами, я отыскиваю руку Варяга и неожиданно крепко сжимаю. Его теплая ладонь осторожно и бережно накрывает мою.

Я тихонько придвигаюсь ближе. Мы все, как один, смотрим на мигающие табло и в минуту опасности чувствуем себя одной большой семьей, как никогда. И пусть мне ничто не заменит ушедших родных, в душе больше нет той жгучей пустоты, которая вытягивает жизнь из сердца. Я знаю: все мы люди, у всех нас есть право на ошибку, но мы готовы нести за них ответственность и исправлять. Мои поддельные справки не навредили никому, кроме меня самой, и я сделаю все, чтобы диагноз не повторился. И запоздало понимаю, что ребята действительно испугались за меня тогда, в зале, и хотели только добра.

Север подходит с другой стороны, по-братски хлопает по плечу и заглядывает в лицо. Его яркие голубые глаза как будто слегка погасли от огорчения.

— Прости меня, Тиш. Не сердись. Я просто обязан беречь наш отряд.

— Я понимаю, — киваю и даже пытаюсь улыбнуться. — Не переживай. Обошлось.

А сирена воет с новой силой, сияние за окнами становится все ярче, и я уже с беспокойством оглядываюсь по сторонам, потому что ни Ветра, ни даже Мелиссы или Фауста в фойе нет.

Капитан знает, что, стоит снять яркие цветные линзы и ненадолго прикрыть глаза, как на месте старшего наставника, тренера и инженера-программиста Ветра он снова увидит двадцатитрехлетнего, совсем зеленого мальчишку с горящими глазами, который только пришел на базу. Нынешний Ветер совсем не эмоционален и предельно спокоен, но Капитан невольно видит его насквозь и понимает, что, если бы не многолетняя привычка к холодности, он бы не сдержался.

Ветер стоит напротив стола начальника, скрестив руки на груди и опустив голову, как будто это он провинился, а не его воспитанница, которая и на базу чудом попала, оказавшись в последней строке рейтинга. Капитан изначально не хотел ее брать, просматривая резюме, а затем знакомясь с ней во время краткого собеседования: девчонка показалась слишком оптимистичной, слишком сильно настроенной на какую-то собственную цель. Ее азарт ему не понравился, но отказать участнице, прошедшей все испытания и чудом попавшей в итоговый список, по правилам он не мог. Наблюдая за Тишиной в дальнейшем, он делал выводы один за другим: эта девчонка пришла в Цитадель не ради службы, не ради признания. Она слишком привязана к прошлому, хоть и пытается так отчаянно оставить его за стенами базы. Она очень нуждается в коллективе, хоть и выглядит одиночкой: неизвестно, что осталось у нее позади, но так, как она, к людям тянутся только те, кто долго не имел возможности с ними общаться. И, наконец, несмотря на свою среднюю физическую подготовку и не такие уж фантастические способности, она вполне эрудирована, самостоятельна и ответственна… Как оказалось, совсем нет.

И теперь, когда эту цепочку не остановить, когда Грань окончательно трещит по швам и объявлена всеобщая срочная эвакуация и аэромобили уже ждут на взлетной полосе, когда просто взять и бросить девчонку здесь не представляется возможным, открывается такая неудобная правда. И наставник девчонки, некогда сам полный огня и амбиций, стоит перед начальником, готовый оправдываться за свою незадачливую воспитанницу. Он устал, он ранен — едва держится на ногах, а сквозь темную зеленую ткань рубашки проступает кровавое пятно, — но за девчонку будет стоять до последнего. Капитан не может не замечать, что между ними сложились необычные отношения. Их нельзя назвать близкими или романтическими, нет, — скорее, она подсознательно ищет в нем отца, а он в ней — дочь. Уделяет ей внимание, подолгу разговаривает, хоть и не отличается общительностью, иногда помогает на тренировках.

Капитан знает о его прошлом, знает, что Ветер много лет собирал себя по осколкам, чтобы стать новым человеком, и понимает, что любое напоминание о жизни, оставшейся за стенами Цитадели, может его изменить. И вот появляется эта девчонка, которая так похожа на его погибшую жену, и наставник становится для нее больше, чем учителем и тренером. Он сам позволяет себе стать ее другом и подпускает неожиданно близко, хотя понимает, что его руководство отрядом продлится всего полгода. Есть ли смысл так привязываться к случайному человеку?

Есть, отвечает Капитан сам себе. И думает, что эта девушка — не случайный человек в жизни наставника. Возможно, их дружба пойдет на пользу обоим, да и ее способности впоследствии помогут всей Цитадели, если грамотно их развить. Гуманитарии ведь тоже люди, только из другого измерения. Их работа — беречь этот самый мир, который техники порой случайно ломают. И при всем желании оставить девчонку на базе Капитан не может не сомневаться. Что будет, если ее болезнь проявит себя, если произойдет рецидив? Он не понаслышке знает о лучевой болезни и ее последствиях. Девушку жаль, но можно ли пойти против системы, скрыв тайну и понадеявшись на собственные силы?

Об этом в который раз твердит и Ветер, хмурясь и глядя куда угодно, только не в глаза начальнику базы. Он убеждает, что в Цитадели работают первоклассные специалисты, что они смогут поставить Тишину на ноги за гораздо более короткий срок и в гораздо более хороших условиях, чем медики в лечебном центре. Да и ни к чему девушке в восемнадцать лет ставить крест на собственной жизни, ведь бывали случаи, когда последние симптомы болезни казались рецидивом. Однако то, что они часто проявляются, и то, что Тишина сознательно подделала медицинскую карточку, не играет на руку.

— Если она умрет, это будет на твоей совести, и там, наверху, виновным за этот проступок будут считать именно тебя. Тебе потом сидеть в изоляторе, а не ей, понимаешь ты или нет, — Капитан ходит из угла в угол, меряет кабинет шагами. Прошло только семь минут, но так медленно, будто целая вечность. — Не факт, что мы сможем ее вылечить, потому что она сама никогда не признается в своей болезни!

— Мелисса и Скала узнали симптомы, — глухо отвечает Ветер, по-прежнему глядя в пол. Он выглядит напряженным, от чего уголок губ нервно дергается. — Да и вам, Капитан, они хорошо известны. Объективно у нас есть причина выгнать ее с базы. Но сейчас мы не можем этого сделать. Или вы предлагаете бросить ее здесь, сейчас, когда физически нельзя оставаться на базе?

— Это единственное, что меня останавливает от кардинальных мер!

Ветер глубоко вздыхает. На мгновение сжимает виски двумя пальцами, а потом тихо произносит:

— Я готов взять за нее ответственность.

— Ты и так за нее отвечаешь, герой!

— Вы не поняли, — в голосе наставника звенят стальные нотки. — Я готов поручиться, что она выживет и станет одним из лучших сотрудников. Я лично, — его сухая жилистая ладонь мягко захлопывает крышку планшета, — позабочусь о ней. И если ей снова понадобится лечение, то смогу обеспечить.

Да… Обжегшись однажды, он стал осторожен, даже слишком. Когда так нелепо погибла Юля, Капитан готов был его выгнать к черту: справедливости ради, Ветер и сам страшно винил себя, но все казалось, что он недостаточно наказан жизнью. Совершенно неопытный мальчишка взял на себя руководство отрядом и на первом же задании потерял такого хорошего, сильного члена команды. С тех пор начальник недолюбливал и Ветра, и его напарника Фауста, некогда такого же амбициозного и рвущегося в бой, и хотя время показало, кем стали прежние ребята-новички, давняя ссора, как старый нарыв, засела глубоко в сердце. Уже пятнадцать лет Ветер служил не только инженером-техником, но и наставником, и за это время в его отрядах не погиб никто. Он потерял своего родного человека, но сумел уберечь других. И наверняка сумеет еще не раз.

— Откуда такое рвение? — по привычке скептически хмыкнув, Капитан приглаживает лысину. Ветер, наконец, поднимает голову, и взгляд его серых глаз на удивление тверд и спокоен.

— Просто я ее дядя.