Цвет диких роз

Глава 3

Мэриголд стояла у плиты и, закрыв глаза, пела в импровизированный микрофон, которым служила деревянная ложка. Джон скользнул взглядом по ее слишком короткому белому махровому халату, по длинным голым ногам, пушистым розовым шлепанцам… и вытянул шею. Черт побери, у шлепанцев в виде поросят были очень правдоподобные свинячьи пятачки и совсем не поросячьи улыбки. Он не поверил своим глазам.

Его взгляд скользнул вверх по прелестным ногам, задержавшись на середине бедер, где едва сходились полы халата. Под ним виднелась полосатая куртка от мужской пижамы, которая явно была ей велика. Интересно, чья это пижама? Джон скрипнул зубами, ему незачем это знать.

Песня закончилась. Мэриголд прекратила свои подвывания и низко поклонилась, ее волосы коснулись немыслимых шлепанцев.

— Спасибо. Благодарю вас. — Она выпрямилась, открыла глаза и увидела его. — Ой! — Щеки у нее порозовели, отчего Мэриголд еще больше похорошела. — Я слышала шум воды и думала, вы еще… — Она нервно рассмеялась и поплотнее запахнула халат.

Джон поскреб подбородок и смущенно наклонил голову. После некоторого молчания девушка откинула упавшую на лицо прядь и сказала:

— Садитесь, я принесу вам завтрак.

Голос прозвучал неуверенно, и Джон понял, что она смущена не меньше, чем он.

— Вы не должны… — Он умолк и откашлялся. — В смысле, я не ожидал, что вы так рано встанете, чтобы приготовить мне завтрак.

Подавив желание сбежать, Джон сел. Проклятие, он взрослый мужчина, и это его кухня.

Мэриголд поставила на стол миску с чем-то напоминавшим кашу и быстро отошла. Серая, комковатая, со множеством черных точек овсянка пахла горелым, и он сморщил нос, однако вовремя удержался, чтобы не оттолкнуть от себя это варево.

— Спасибо. — Вряд ли она услышала его из-за оравшего радио.

Мэриголд бухнула перед ним тарелку с тостами и стакан молока, потом снова отскочила в сторону, оставив после себя облачко быстро исчезающего аромата. Джон удивился, что смог уловить такой нежный и сексуальный аромат, несмотря на едкий запах подгоревшей каши.

Он поерзал на стуле, но еще не осознал направление своих мыслей, как она поставила кружку дымящегося кофе и, словно норовистая кобылка, метнулась в сторону. Джон сидел, глядя на еду, которую не в состоянии был есть, потом его взгляд снова устремился на Мэриголд.

Она стояла у раковины, смотрела в окно, покусывая нижнюю губу и обхватив себя руками. Он чувствовал ее нервозность и невольно задал себе вопрос: смущена ли она тем, что он застал ее за пением, или же они оба теряют присутствие духа, когда находятся рядом? Эта мысль потрясла Джона, но его сердце вдруг смягчилось. Из-за того, что Мэриголд испытывает неудобство, решил он.

Девушка обернулась, поймав его пристальный взгляд.

— Садитесь. — Он указал ей на стул.

Как назло голос у него слегка охрип. На самом деле он не хотел, чтобы Мэриголд приближалась к нему, просто ей… ему… им нужно расслабиться.

Она помедлила, все еще покусывая губу, и Джон засмотрелся на ее рот. Губы у нее цвета диких роз, которые росли вдоль изгороди. Непрошеная мысль повергла его в изумление, он оторвал взгляд от ее губ и снова посмотрел ей в глаза.

Несколько секунд они разглядывали друг друга, и мгновения эти явно затянулись. Джон приказал себе отвести взгляд, но не смог. И все же атмосфера слегка изменилась, напряжение ослабело.

Наконец Мэриголд пошла к столу, неся еще одну кружку, и он выдохнул, осознав, что все это время сдерживал дыхание. Она села напротив, обхватив ладонями свою кружку и застенчиво улыбаясь.

По спине у него побежали мурашки, и Джон опустил глаза.

Вид каши сразу отрезвил его. Черт побери, может, улучить момент и вывалить кашу вон, пока она не видит? Он украдкой посмотрел на девушку.

Мэриголд, внимательно изучавшая его, подняла темные брови.

— Вы будете есть?

Джон снова уставился в тарелку. И снова горелый запах оскорбил его обоняние. Отказаться было бы грубостью, особенно после того, как она встала с утра пораньше, чтобы приготовить ему завтрак. Он чувствовал себя обязанным и не хотел еще больше смущать ее. Но сможет ли? Взяв ложку, Джон опять перевел взгляд на девушку, которая не сводила с него глаз, полных надежды.

— А вы сами разве не будете есть? — спросил он.

— Нет-нет. Я никогда не завтракаю, — ответила Мэриголд, подперев подбородок рукой. ~ Приступайте, не стесняйтесь.

Джон вспомнил о своем решении поладить с этой женщиной, тем не менее, когда он запускал ложку в кашу, его терзали дурные предчувствия. Отринув все мысли, он отправил стряпню в рот.

Горячая. Жуткая на вкус. Джон постарался не передернуться и быстренько начал жевать, надеясь, что его чувства не отразились на лице.

— Вы работаете в ресторане? — прохрипел он, усилием воли изгнав из голоса всякое удивление. Вообще-то ему это безразлично. Просто интересно, как ее до сих пор не выгнали с работы, если она всегда готовит подобным образом.

— Вкусно? — Она как будто изумилась, видимо, не поняв его. — Никак не могла справиться с комками.

И не только с комками. Джон заставил себя кивнуть в ответ, потом, стараясь не моргнуть, отправил в рот вторую ложку каши, проглотил. Быстро.

Мэриголд наклонила голову, закусив нижнюю губу. Порозовевшие щеки свидетельствовали о том, что она довольна, поскольку ему понравилась ее стряпня. Чтобы смыть едкий привкус во рту, Джой сделал большой глоток кофе, который оказался крепким и на удивление хорошим. Он с облегчением глотнул еще.

— Возьмите тост. — Она подтолкнула к нему тарелку. Радуясь возможности избежать овсянки, Джон взял. В отличие от вчерашних этот удался на славу, в меру поджаренный, не слишком пропитанный.

— Вкусно, — искренне похвалил он.

Мэриголд засияла, а он, в свою очередь, с удивлением почувствовал, как угасает его раздражение. Теперь девушка смотрела на него открыто. Ее немигающий взгляд начал его нервировать, и Джон схватил еще один тост.

— Бабушка говорила, что ваша семья держит ресторан, — сказал он первое, что пришло в голову.

— Да. Я там распорядительница.

— И не готовите?

Она покачала головой.

Он все понял. Это объясняет, почему Мэриголд все еще работает.

— В нем заняты все восемь человек.

— Восемь? — переспросил он.

— Да. Три мои сестры, два брата, мама и папа. Я младшая. Иногда в «Горячей тамале» бывает очень жарко.

— В «Горячей тамале»?

— Так называется ресторан. Тамале — это мексиканская кукурузная каша с мясом и красным перцем.

— А-а… — Он заерзал на стуле, чувствуя, что краснеет, — И ваша бабушка, подруга бабули, тоже в нем работает?

— Нет, абуэлита в ресторане не работает. У нее небольшая компания по производству соусов. Тот соус, который вы попробовали вчера…

Джон хотел бы скрыть досаду по поводу вчерашнего происшествия, но не смог.

— Как я могу забыть? — с неудовольствием вставил он.

Улыбнувшись ему, Мэриголд еще больше порозовела.

— В сентябре абуэлита передает мне руководство компанией. Для меня большая честь унаследовать ее дело. — Она вздернула подбородок, глаза у нее блестели.

— Почему из шести детей повезло именно вам? — Джон был заинтригован.

— По-моему, она меня жалеет. На самом деле в ресторане я не на своем месте. Мне до смерти скучно там работать, а мама грозится сделать меня помощницей повара. — Девушка состроила нарочито жалобную гримаску.

— Но разве вам не придется готовить, когда вы будете во главе бабушкиной компании? — Он удивил сам себя, задавая столько вопросов, но его разобрало любопытство.

— Это не совсем готовка, — усмехнулась Мэриголд. — Кроме того, мне нравится вести дела «Соуса Ренаты». Я помогала абуэлите с бумажной работой, когда требовалось. Уезжая с вашей бабушкой отдохнуть, она всегда просила меня приглядеть за компанией. — Она сделала неопределенный жест рукой. — Мы очень хорошо понимаем друг друга.

Отодвинув миску с кашей, Джон взял очередной тост.

— И еще, — со смехом продолжила Мэриголд, — абуэлита, видимо, жалеет меня потому, что моя семья всегда указывает, как мне будет лучше. К счастью, мой переход в «Соус Ренаты» пойдет на пользу всем.

Может, ее семья втайне рада освободиться от нее, подумал Джон, задаваясь вопросом, помогла ли она хоть однажды в ресторане на кухне. Но ему Мэриголд готовила всего два раза, и он не мог судить, возможно, она замечательная повариха. Джон улыбнулся, почему-то он в этом сомневался. Тем не менее ее семье наверняка будет не хватать непоседливой девушки, она говорила, что семья у них дружная. Он ощутил легкий укол зависти.

— Мне не терпится доказать своим, как хорошо я могу справляться с делами. Жду не дождусь возвращения в Калгари, чтобы начать…

Ждет не дождется возвращения в город. Как часто Фрэнсис произносила именно эти слова? Голос Мэриголд отошел на второй план, разбудив неприятные воспоминания о его браке. Сколько раз он пренебрегал работой на ферме, чтобы отвезти Фрэнсис в город? Он хотел, чтобы она была счастлива, и всегда шел на уступки, когда мог. Он вспомнил шикарные рестораны, по которым она его водила, оперу, даже показы мод. Ему пришлось отложить покупку новой жатки, потому что Фрэнсис захотела новый автомобиль. И не просто автомобиль, а экстравагантную спортивную машину, абсолютно не приспособленную к сельским дорогам. Он хотел, чтобы их брак удался, но она все равно от него ушла. Каким же дураком он был. Теперь это уже не повторится.

— Джон?

— М-м? — буркнул он, кладя тост.

Улыбка Мэриголд погасла, и он понял, что снова груб, хотя решил быть вежливым, однако воспоминания о бывшей жене мгновенно испортили ему настроение.

— Я… э… спросила, есть ли у вас близкие родственники?

Еще один больной вопрос.

— Нет.

Джон отодвинул миску с кашей и встал. Лучше уйти, пока ее вопросы окончательно не выведут его из себя. Он просто не готов к разговору о некоторых вещах.

— Я что-то не так сказала?

— Мне пора браться за работу.

Джон решительно направился на веранду. Мэриголд последовала за ним, и он почувствовал тот же слабый летучий аромат. Почему этот запах так действует на него? И вообще, какого дьявола она стоит так близко? Он не мог взять в толк, почему ее присутствие заставляет его вспоминать неудавшуюся женитьбу, ведь он считал, что эти воспоминания давным-давно похоронены. Джон хотел было обернуться и сказать, чтобы она оставила его в покое, но вместо этого сунул ноги в ботинки, нахлобучил кепку и, не завязав шнурки, затопал к двери.

— Подождите.

Тихий женственный голос пронзил его, еще больше разбередив глубокие раны, которые, как ему казалось, он залечил, и вытащив на свет все старые обиды.

— Что? — рявкнул он.

— Я хочу пойти с вами. Куры… Бабушка говорит, что они тоже моя обязанность… надо, чтобы вы показали мне, где лежит корм.

— Сегодня я сам покормлю их и дам воды. — Он развернулся, чтобы уйти.

— Пожалуйста, разрешите мне. Я хочу.

— Даю вам пять минут, — процедил Джон, и дверь за ним с грохотом захлопнулась.

В амбаре Мэриголд смотрела, как он наполняет ведро куриным кормом. Мягкий человек, с которым она пила кофе, исчез, снова превратившись в брюзгу. Странно, что заставило его так перемениться?

— Насыпайте им ведро раз в день, — пробормотал Джон. — И наливайте свежей воды.

Не глядя, идет ли за ним Мэриголд, он вышел и направился в курятник.

Девушка пожала плечами и с трудом зашлепала следом: ей пришлось надеть резиновые сапоги Джона, которые были слишком для нее велики. Июльское утро выдалось тихим, но прохладным, и Мэриголд поежилась в своем легком свитерке. Почему она не взяла куртку? Обхватив себя руками, девушка подняла глаза к небу и сразу забыла о том, что ей холодно. Расцвеченное первыми лучами солнца, небо переливалось всеми оттенками сиреневого и розового.

— Какое прекрасное утро! — с наслаждением вздохнула Мэриголд, оглядываясь вокруг. — Знаете, в деревне, где взгляду не мешают дома, мир кажется гораздо больше. И намного красивее. Вы так не считаете? — Ее взгляд задержался на спине Джона, который не только не обернулся, но даже не ответил на ее замечание.

Наверняка он не всегда такой угрюмый. Мэриголд показала спине язык. Повеселев, она улыбнулась и снова оглядела сельский пейзаж — холмы, покрытые лугами, и пасущийся чуть дальше впереди скот. Мягкий свет превратил утреннюю сцену как бы в иллюстрацию с книжной страницы.

Мэриголд опять глубоко вдохнула свежий деревенский воздух, потом, закинув голову, начала следить за парящим в вышине ястребом и врезалась в крепкую стену мускулистого тела.

— Ой!

Джон остановился, чтобы открыть куриный загон, а она не заметила. Смущенно засмеявшись, она извинилась.

Тут он все же посмотрел на нее, и у Мэриголд засосало под ложечкой. Выражение его лица было непроницаемо, когда он скользнул взглядом по ее мягкому свитеру из белого мохера и черным леггинсам, затем несколько мгновений рассматривал свои сапоги на ее ногах. Встретив его свирепый взгляд, Мэриголд подняла брови в ожидании словесного взрыва. Но не дождалась.

Джон отвернулся и бедром толкнул калитку.

— Закройте за собой, — только и сказал он. Бабушка предупредила ее, что с утра Джон бывает не в духе, но сегодня Мэриголд заметила в нем и кое-что еще. Может, из-за того, что он застал ее за пением и смутился не меньше, чем она. Во всяком случае, за завтраком Джон был застенчив и мягок, и таким он Мэриголд понравился.

Она украдкой рассматривала его. Джон напоминал ей большого игрушечного медведя. По поводу ее стряпни, которая в лучшем случае была так себе, он не сказал ни одного резкого слова, и — подумать только! — никак не прокомментировал ее ужасающее пение. Он даже честно пытался вести беседу, а когда она почувствовала себя с ним почти свободно, вдруг замкнулся.

И ей по-прежнему хотелось выяснить почему. Его грубость нисколько ее не отпугнула, напротив, заинтриговала.

Джон открыл курятник. Выбравшиеся наружу белые обитатели толклись у них под ногами, но Мэриголд снова принялась изучать хозяина. А он довольно симпатичный, жаль только, что ни разу ей не улыбнулся.

Не подозревая о ее мыслях, Джон рассыпал вокруг корм, и она обратила внимание на его руки: сильные, загорелые, покрытые темными волосками. А ладони наверняка мозолистые, подумала Мэриголд, и, возможно, теплые. От этой мысли ее неожиданно бросило в жар.

Он совсем не походил на фермера. Своей мрачной красотой и постоянной тенью щетины на загорелом лице он скорее напоминал неотразимого пирата, бороздившего океан.

Мэриголд подавила нервный смешок: у нее явно разыгралось воображение. Но кем бы он ни был, эти бархатные карие глаза могли укротить любую женщину, если бы он захотел. И даже если бы не хотел.

— Вопросов нет? — Он поднял глаза и увидел, что она его рассматривает.

— Э… нет.

Он не отвел взгляд, на мгновение задержавшись на ее губах, и у Мэриголд на секунду замерло сердце.

Господи, пульс бешеный, в желудке спазм. Ей, в конце концов, может понравиться, как он скользит по ней взглядом — смущенно, но жадно. Впрочем, у нее такое ощущение, что Джон Гудинг не из тех, с кем можно завести легкомысленный роман. Судя по рассказам бабушки и ее собственным наблюдениям, он приверженец традиций.

И в его жизни была женщина. Жена, Фрэнсис. Что же у них случитесь, почему она бросила Джона? Он все еще любит ее? Может, он поехал за ней, а она его отвергла? Но что бы там ни произошло, наверняка это было трагично. По ее мнению, Джон был не из тех мужчин, кто отпустит женщину, которая для него что-то значит. Если он хочет женщину, то хочет ее тело и душу. Без остатка. И не надолго, а навсегда.

Мэриголд начала было размышлять о том, каково это, когда тебя вот так хотят, но тут же выкинула никчемную мысль из головы. Она здесь для того, чтобы помочь подруге своей абуэлиты, а не затем, чтобы влюбляться. Решительно напомнив себе, что она все равно через несколько недель уедет в город, Мэриголд отвернулась от горячего взгляда Джона.

Вернувшись после уборки сена, он поставил грузовик перед домом, выключил мотор и несколько минут слушал радио, пока не осознал, что оттягивает встречу с Мэриголд. С ее стряпней, быстро поправил себя Джон.

Он так замотался, что пропустил ленч, и теперь, проработав в поле весь день, был настолько голоден, что даже при мысли о еде, приготовленной Мэриголд, ощутил, как его рот наполнился слюной. Джон пригладил ладонью волосы и надел кепку.

Ступеньки, ведущие к двери старого дома, показались ему круче обычного, но ведь и день был не из легких. Дважды ломался пресс-подборщик, жара, влажность. Бесконечный день.

Когда Джон вошел в дом, от запахов еды у него журчало в животе. Появилась надежда. Чем так вкусно пахнет? Сегодня его не выведет из равновесия даже смущающее присутствие Мэриголд. Он слишком устал. И проголодался.

Взявшись за дверную ручку, Джон услышал ее смех, доносившийся из кухни, и замер. Она смеялась так же, как сегодня утром, когда он застал ее поющей, хотя Мэриголд была в явном замешательстве. Он не мог понять ни ее жизнелюбия, ни беспечного отношения к жизни.

Он сел на скамейку, чтобы расшнуровать ботинки, когда на террасу выскочила Мэриголд.

— Привет. Мы слышали, что вы подъехали. Как прошел день?

— Отлично… — Джон выпрямился и у него пересохло во рту. Эта женщина вообще не имеет нормальной одежды? Он уставился на нее, не в силах отвести глаз.

Топ в красно-белую клетку обтягивал роскошные формы, и его взгляд устремился к глубокому V-образному вырезу. На все тело материала, видимо, не хватило, голый живот блестел от пота. Только усилием воли Джон удержался, чтобы не дотронуться до этой кожи и не проверить, такая ли она нежная и влажная на ощупь, как на вид. Он с трудом проглотил комок в горле и перевел взгляд на столь же обтягивающие брючки от талии до колен. Вторая кожа, которая ничего не скрывает.

Встревоженный своими мыслями, он быстро поднял глаза. Волосы Мэриголд опять собрала в небрежный узел, несколько прядей выбились, прилипнув к влажной шее, что свидетельствовало о напряженном труде у горячей плиты.

Девушка обмахивалась журналом, явно не подозревая о его реакции.

— Жарко, правда?

— Вкусно пахнет, — выпалил он, чтобы отвлечься. — Что на ужин?

— На ужин? Ах да… никаких проблем. — И она удалилась в кухню.

Услышав быстрый шепот, Джон не мог сдержать улыбки. Они с бабулей определенно вступили в сговор, превратив приготовление ужина в приключение. Он даже обрадовался приезду Мэриголд… хотя бы ради бабушки.

Она снова появилась, когда он стягивал ботинки.

— Идите примите душ, а к вашему приходу ужин будет на столе. — Мэриголд словно задыхалась и слегка нервничала.

Странно. Впрочем, Джон не стал забивать себе этим голову и отправился в ванную.

— И все? Маисовые лепешки с соусом? — удивленно спросил он десять минут спустя, окинув кухню взглядом в поисках другой еды.

— Джон, что за манера так разговаривать с Мэриголд?

— Это новый рецепт, не слишком острый. Думаю, вам понравится. Вы попробуйте, — настаивала стряпуха, округлив голубые глаза.

— Спасибо, не хочу. — На него мгновенно навалились голод и усталость.

— О, Джон, простите меня. — Она присела на корточки рядом с его стулом. — Мы с бабушкой так заболтались, что совсем забыли про ужин.

— А я сегодня и не обедал. — Он совсем приуныл.

— Бедный вы, бедный, — прошептала Мэриголд.

— Сам виноват, что не пообедал. О чем ты думал? Почему не приехал? — Бабушка смотрела то на него, то на Мэриголд.

Он не позволил себе даже представить, о чем могла подумать старая женщина.

— Ой, я чувствую себя ужасно. — Мэриголд положила ладонь ему на плечо. — Джон, что мне для вас сделать, чтобы загладить свою вину?

Ее прикосновение заставило его забыть о пристальном взгляде бабушки, о голоде, во всяком случае, о еде, о том, что он разозлен. И устал. Внезапно ему на ум пришло несколько идей, как она могла бы загладить перед ним свою вину. Он всем существом чувствовал нежное давление ее пальцев на его плечо.

— Я не нужна вам здесь, Джон, — сказала она. — Кто вам нужен, так это жена.

— Жена! — вскричала бабушка.

Жена?! Нет, ему нужно только сохранить в порядке свою жизнь, голову и разум здесь, на ферме, подальше от этой дикой, непредсказуемой особы.

— Я должна сказать вам кое-что важное. — Мэриголд серьезно прижала ладонь к сердцу. — Клянусь, пока я тут, я приложу все усилия, чтобы трижды в день как следует кормить вас. Я выполню обещание или умру, — мелодраматично закончила она.

— Ты это сделаешь, а я, вероятно, умру, — пробормотал Джон.

Но вместо того чтобы рассердиться на его замечание, Мэриголд засмеялась. К ней присоединилась, хлопая в ладоши, бабуля, Джон посмотрел сначала на одну, потом на другую и покачал головой. Не поймешь этих женщин.

— Стряпня — меньшее, что я могу сделать, — поддразнила Мэриголд. — В конце концов, я здесь для того, чтобы исполнять ваши желания.

Джон уронил голову на руки. Исполнять его желания. Знала бы она.

Явно подзадоренная своим заявлением, Мэриголд под руководством бабушки приготовила в микроволновой печке картофель, поджарила фунт бекона и разогрела жестянку фасоли. Джон съел все, не чувствуя вкуса, и скрылся в своем кабинете.

Вскоре Мэриголд с бабулей расположились в гостиной за стеной его кабинета. И хотя он старался сосредоточиться на документах, однако невольно прислушивался к тому, что происходило в соседней комнате.

Он слышал, как Мэриголд помогает бабушке усесться, подвигает ей скамеечку под ноги, подкладывает подушки. Слышал, как она спрашивает у бабушки, какую программу та хочет посмотреть, затем до него донесся ее безудержный смех: они смотрели комедию. Шлепанье ее босых ног на кухню и обратно; Мэриголд принесла чай, поп-корн, снова чай. Наконец сдавшись, Джон уронил голову на руки. Он просто не мог сосредоточиться на проклятых счетах.

Мэриголд. Он не в состоянии изгнать девушку из своих мыслей. Убирая днем сено, он видел не спрессованные брикеты, а ее длинные ноги, туфли на высоких каблуках, очертания ее груди под мягким белым свитером, который был на ней утром, Он вспоминал, как по спине у него пробежал холодок, когда он увидел ее в своих резиновых сапогах.

Присутствие Мэриголд всколыхнуло в нем самые разные мысли. О Фрэнсис, о его холостяцкой жизни и воздержании, о том, о чем он старался не думать многие годы. И чтобы еще больше все усложнить, он признавал, что находит Мэриголд привлекательной.

Привлекательной! Не то слово. Никогда он не думал столько о женщине, и за ужином, почувствовав на плече ее руку, он был поражен мощью своего желания. С того момента его неотступно преследовал заманчивый образ — Мэриголд в его объятиях.

Он первым отметил, что между ними нет ничего общего, так же как не было ничего общего между ним и Фрэнсис. Но физическое влечение было сильным. Мэриголд притягательная женщина, а он мужчина из плоти и крови…

Хотя нет смысла думать об этом. Она ясно дала понять, что вернется в город, он же был фермером до мозга костей. Чтобы справиться с физическим влечением, нужно держаться от нее подальше. Он будет вежлив, не станет обращать внимания на ее выходки (а только Богу известно, что еще она может учудить), и таким образом докажет себе, что его чувства преходящи. Она ничем не отличается от женщин, которых он встречал после Фрэнсис.

Преисполненный решимости, Джон присоединился к бабушке и Мэриголд, чтобы посмотреть выпуск новостей. Он полчаса таращился на экран, затем пожелал дамам спокойной ночи и направился, в свою комнату.

Только лежа в постели и глядя в потолок, он вдруг осознал, что ничего не видел по телевизору. Зато помнил каждое движение и каждое слово, сказанное Мэриголд Родригес о ее семье и насыщенной жизни в Калгари.