Цвет вечности

5.Тень цмока

Отойдя от гигантского дракона на несколько шагов, я развернулась обратно к вольерам. И сразу услышала звук, похожий на схлопывание, засасывание в вакуум, словно обратный свист пули, возвращающейся в ствол ружья. И снова обернулась.

Передо мной стоял мужчина, тридцати – тридцати двух лет. У него были темные волосы, гладко выбритый подбородок. Он был одет в светлую футболку, джинсы и черный пиджак. На ногах – такого же тона тёмные туфли. А на вырезе футболки блестели зацепленные за дужку солнечные очки. Его вид всего на секунду ввел меня в заблуждение, но видимая мной непринужденная улыбка резко сменилась неочевидным недружелюбным оскалом.

Моё тело словно само крутанулось в сторону дома и я молча двинулась к нему, и мужчина пошел за мной.

Главный вход располагался ближе всего, но я сознательно миновала его и поспешила к заднему. Открыв дверь, прошла внутрь, быстро сняла засушенную веточку зверобоя, закрепленную над порогом. И… протянула ему. Дракон всё ещё стоял на улице. Приняв её из моих рук, он беспрепятственно прошёл внутрь дома. Затем я закрыла дверь и забрала траву-оберег, чтобы повесить обратно.

Он положил ключ от автомобиля и мобильный телефон на тумбочку при входе. Положил прямо рядом с фотографиями нашей семьи в рамках. На одной из них запечатлён он с моими родителями. Не снимая своих сверкающих ботинок и, хорошо зная дорогу, он самостоятельно двинулся в направлении в кухни.

Ян Сапковский. Наш сосед из Новой Жизни, близкий друг моей семьи. Больше моей мамы. Я знаю его с детства, можно сказать с пелёнок. Где-то у меня есть фотография, где он держит меня маленькую на руках.

Ян Сапковский. Дракон из древних легенд, в которые я верила с самого раннего детства. Легенд, которые никогда не были вымыслом. Легенд, которые всегда были реальной частью нашей жизни. Слишком реальной частью.

Он садится за стол с откидывается на спинку стула. И спрашивает, когда приедут родители. Я рассказываю ему о похоронах.

Некоторое время он был в отъезде, и мы не рассчитывали увидеть его раньше дня моего рождения. Завтрашнего дня. Однако, он вернулся сегодня. Или что-то заставило его вернуться. Что-то, из-за чего он был сейчас зол. Возможно, это что-то, было моей ошибкой…

Когда я думаю об этом, перед моими глазами снова проносится вчерашний закат, озеро, костер и танец…

Ян живёт в Новой Жизни, недалеко от дома Вероники. И вернувшись, первым делом, заглянул к нам – кажется, у него не оставалось выбора. И теперь он рассчитывал увидеть мою мать, конечно же.

Что бы пожаловаться на меня?

На самом деле, когда я была маленькой, мы с Яном проводили довольно много времени вместе и были в некоторой степени близки. В какой-то момент я даже считала его своим лучшим другом. Рассказывала ему обо всем. Он водил меня на реку купаться. Теперь, когда я выросла – мы заметно отдалились, и он занял покровительственную позицию как будто моего старшего брата или даже дяди. Этакого наставника. И мы немного утратили нашу эмоциональную связь. Теперь он учил меня жизни и даже помогал маме меня воспитывать. Возможно, небезосновательно.

Я осторожно начинаю с ним болтать, пытаясь сбить градус напряжения между нами и заодно, уклониться от ответственности за свой небольшой вчерашний проступок. В этот момент влетает Кинли и садится на спинку стула и начинает шипеть, глядя на Яна. И так как он видит, что я иду к плите, прогонять его уже бесполезно. Ян с оскалом смотрит на него.

Отворачиваюсь, не вмешиваясь в их взаимную антипатию, и начинаю разогревать сковороду и готовить яичницу. Так ведь задабривают древних напыщенных существ? Рассказываю, стараясь сделать как можно более непринужденный тон, о своих новостях – о поступлении в университет, о том, как сдала экзамены, о выпускном. И нахожу в себе смелость легко упрекнуть его в том, что Ян его пропустил.

Он говорит, высокомерно и снисходительно:

– Я смотрел твои сторис: этого было недостаточно?

С моих губ срывается обиженное ворчание. Мы не переписывались. Он пропал и долго не появлялся; впервые так долго. Мне было, что ему предъявить. Мне и моим родителям. Мама считала его почти что членом семьи – и его долгое отсутствие огорчало нас всех.

Я подаю яичницу на стол. И собираюсь позавтракать вместе с ним. Не забываю выложить и порцию Кинли в его миску на полу.

И пока я это делаю, Ян вдруг спрашивает:

– Солёная?!

И тут я понимаю, что посолила. ЯИЧНИЦУ.

– Ты серьёзно? Хочешь, чтобы я сжёг твой дом? – пугающе ровным тоном вопрошает он.

Выпрямляюсь в полный рост, отвлекаясь от миски Кинли, хмурю брови и будто ещё раз вспоминаю, кто он такой на самом деле.

Ян Сапковский – дракон, древнее бессмертное существо, наделенное магией, сидел у меня на кухне и желал просто уплетать свою яичницу. У него была годовая подписка на нетфликс и последний айфон. И всё, что внешне напоминало мне о том, что он не такой, как мы, что он дракон – это его ультрамариновые глаза, сейчас, при мне, когда мы были одни и нас не видели другие люди – цвета вечной драконьей жизни. Цвета вечности. И это был недобрый взгляд.

Я осмотрелась по кухне. Задержала внимание на вещах, которые я люблю, вспомнила о своём гардеробе, который ещё не перевезла в новую квартиру. И представила, как всё это горит ярким пламенем. И родители обвинят не его, а меня.

– Я забыла, – говорю я, бурча себе под нос.

– Ты проявила неуважение к дракону, – сказал он, и показательно уточнил: – Дважды. За примерно каких-то двенадцать часов.

Из-за этих его несправедливых обвинений я тоже начинаю закипать. Но не подаю виду, желая всё же помириться с ним сегодня. Ссора – это не то, чего бы я хотела после нескольких месяцев перерыва.

– Можно сделать мне поблажку за столько лет дружбы? – спрашиваю я.

Но он остается непоколебимым. Выражение его лица ясно дает понять, что он оскорблен моей просьбой.

– При чем здесь ЭТО, – возмущается он. – Я ДРАКОН.

Да уж, спеси у него не отнять. Всё как в старых сказаниях: драконы – те еще высокомерные ископаемые создания.

И он плавно, насколько это возможно, с моей подачи, превращается в то самое древнее существо, в этого мифологического дракона, которые только и знали, что принимать поклонения и пожертвования от людей.

Ненавижу, когда он таким становится.

– Я посолила ее машинально, – бурчу я.

Обиженная на него или уже на себя – точно не знаю, но я разворачиваясь к плите и начинаю готовить новую порцию, уже без соли.

Через расстояние чувствую, как он недоволен. Однако, не собираюсь так просто сдаваться. Я собираюсь победить.

Пока жарится яичница, подхожу к нему ближе, сажусь за стол и говорю, глядя ему в глаза, совершенно милым тоном, словно мне снова лет пять: