Цветные бусы мечтаний

1

Этой ночи, казалось, не будет конца. Когда она начиналась, Кэтлин сидела на полу у кровати, не желая тревожить сон Эм Джи. Она выключила магнитофон, предпочитая слушать отдаленный рокот океана. И просто смотрела на изможденное лицо раненого, освещенное лунным светом, и думала о том, как очутилась здесь.

Когда ночь была уже на исходе, девушка опиралась спиной об изголовье, держала в объятиях человека, похитившего ее днем раньше. У него начался бред. Кэтлин не знала, было ли тому причиной виски, раны или крайняя усталость, но его мозг продолжал работать и во сне.

Эм Джи метался, порываясь бежать за кем-то, кого здесь не было, а однажды, когда ей показалось, что он наконец-то успокоился, простонал имя — Мария.

Он боролся с путами сна, а затем задыхался от боли, не оставлявшей его даже по ту сторону сознания. Что-то бормотал и ругался — сначала по-английски, затем по-испански. Требовал, умолял и наконец попытался сорвать бинты. Но тут вмешалась Кэтлин.

— Эм Джи, успокойтесь, — умоляла она, держа его вырывающиеся, беспокойные руки, гладя сильные, мозолистые пальцы, пытаясь унять их дрожь. — Тс-с-с… — тихонько шептала она, устроившись на краешке кровати.

Покрывало поднималось и опускалось в такт его прерывистому дыханию. Порой голова Эм Джи напряженно замирала на подушке, как будто он хотел кого-то разглядеть там, в дебрях горячечных видений. Кэтлин придвинулась к нему ближе.

— Все в порядке, — успокаивала она, приложив тыльную сторону ладони к пылающей щеке раненого.

— Мария? — В его голосе слышалась мольба, обращенная к призраку. У Кэтлин побежали по спине мурашки. — Пожалуйста, не надо… Ради Бога, не надо…

— Все хорошо, — снова и снова повторяла девушка.

Но Эм Джи не слышал ее. Казалось, он внимал словам неведомой ей Марии. И они причиняли ему большее страдание, чем физическая боль.

Кэтлин пыталась справиться с подступающими слезами: она словно растворялась в мучениях этого человека, не зная, как облегчить их. Чувствуя такое одиночество, какого никогда не предполагала увидеть в этих отчаянных глазах, и мечтая хоть чем-нибудь помочь ему.

В конце концов она обняла его так, как ей хотелось это сделать весь вечер. Нежно прижала лицо Эм Джи к своей груди, обвила руками и укрылась с ним одним одеялом.

Усталость навалилась на девушку, опутала невидимыми нитями. Воспоминания двух последних дней теснились у нее в мозгу, от виски налились тяжестью ноги и смыкались глаза. Казалось, что она должна была погрузиться в забытье, более глубокое, чем сон Эм Джи, но не могла себе этого позволить. Снова и снова она поднимала словно налитые свинцом веки, чтобы в очередной раз убедиться, что он дышит, хотя и так чувствовала всем своим телом слабое шевеление. Снова и снова девушка проверяла, не кровоточит ли рана, не вспотел ли он, хотя и так ощущала сухость его кожи. Она хотела, чтобы Эм Джи наконец успокоился.

Хотела смотреть на него. Просто смотреть.

Пока Кэтлин не встретила М. Дж. Тобина, ее жизнь была разложена по полочкам. Неторопливо текущая, подчиненная заранее составленному распорядку, тщательно соблюдаемому графику. Как будто секрет жизни состоит в размеренности и аккуратности…

Осмотрительная. Если бы кто-нибудь захотел охарактеризовать ее одним словом, он выбрал бы именно этот эпитет. С того самого дня, как она осталась со строгой бабушкой, у которой было достаточно денег, чтобы обеспечить внучке то будущее, какое она пожелает, Кэтлин выбрала наиболее разумное: жизнь, заполненную работой, и карьеру, сделать которую ей было вполне по силам. Будущее, которое не могло быть нарушено по чьей-либо прихоти.

Даже ее решение стать общественным защитником было принято по зрелому размышлению. Она рассматривала эту должность как ее личный вклад в служение обществу, но ради нее не поступилась ни одной из своих привычек и занимала этот пост лишь до тех пор, пока не почувствовала, что он начинает тяготить ее. Через четыре дня после этого момента она приняла предложение стать младшим компаньоном в фирме «Брайан, Томсон и Питри». Все это время она добиралась на работу на автобусе, пользовалась канатной дорогой, чтобы съездить позавтракать, и всегда придерживалась того образа жизни, который был принят Сан-Франциско.

Конечно, за исключением тех дней, когда она украдкой выбиралась на пляж.

И хотя эти поездки не слишком нарушали устоявшийся ход ее жизни, они в то же время давали ей видимость свободы, избавления от [условностей, иллюзию готовности к неожиданностям, из которых и состоит настоящая жизнь. Даже когда пред ней бушевал Тихий океан, за спиной вздымались горы, а в лицо дул ветер, Кэтлин и тогда не мечтала о приключениях. О славе. О сильной страсти, которая могла бы изменить все. Такая страсть — путь к одиночеству и потерям. А потерь она боялась больше всего на свете.

Вот тогда-то она и остановила свой выбор на Алексе, который мог стать ей удобным, надежным и верным мужем. На «Алексе, который стремился как можно выше подняться по служебной лестнице и который поклялся, что никогда не допустит, чтобы ее кто-нибудь обидел.

На Алексе, который обещал помочь ей, а вместо этого подослал убийц.

И вот теперь Кэтлин сидела в ночи, слушала, как под скалой шумит прибой, и обнимала раненого мужчину. И вместо того чтобы беспокоиться о работе, о бабушке или собственной жизни, она думала только о нем. О его жизненной силе и притягательности, об остром уме и гипнотизирующих глазах. Думала о ранимости, которая порой мелькала в глубине его аквамариновых глаз, словно песчаное дно сквозь толщу воды. Думала о том, что никогда в жизни не встречала человека, похожего на него, и что ей здесь, рядом с ним, совсем не место.

Она думала о том, что никогда не подозревала, как судорожно бьется сердце, когда в кровь поступает адреналин, как потеют ладони, когда внутри все дрожит от предчувствия опасности. Ее жизни никогда ничего не угрожало. Пока она не встретила М. Дж. Тобина.

Теперь же ей было очень страшно.

Лишь несколько дней провела она с Эм Джи, но этого ей хватило, чтобы перестать быть прежней. Хотела она того или нет. Теперь она знала о жизни гораздо больше и могла понять, каким образом люди, впервые столкнувшиеся с опасностью, привыкают к ней, как к наркотику. И — черт побери! — именно он заставил ее понять это.

Он был первым, ради кого она забыла приличиях.

Нет, Господь не допустит, чтобы она влюбилась! И какое имеет значение то, что она ждет, когда этот человек откроет глаза, что ее порой внезапно охватывает желание испытать на себе всю силу его страсти, разделить его радость и принять на себя его боль?

Однако каждый раз, когда он начинал бредить или стонать, когда вздрагивал от ноющих телесных или душевных ран, она чувствовала, словно в ее сердце поворачивается нож. Кэтлин сидела одна-одинешенька в темноте, держала в объятиях почти незнакомого ей мужчину и ни за что на свете не дала бы ему уйти.

Ночь прошла ужасно. Он догадался об этом по солоноватому привкусу во рту и по тому, как раскалывалась голова. Каждый раз, когда он пытался вздохнуть поглубже, бок прожигало каленым железом, а желудок сводили спазмы.

Он чувствовал себя чертовски скверно. И все же гораздо лучше, чем тогда, когда впервые переступил порог этого дома.

Солнце стояло уже высоко. Сквозь опущенные веки пробивался горячий солнечный свет. Где-то вдалеке бился о скалы прибой, его равномерный шум напоминал приглушенное рычание льва. Дом был наполнен тишиной. Тишиной и легким дыханием.

Эм Джи ощущал необыкновенное спокойствие. И защищенность. Ему было тепло и уютно. Кто-то бережно поддерживал его голову, щека лежала на чем-то мягком. Чем бы это ни оказалось впоследствии, пахло оно женщиной — смешанным ароматом мыла и чистого тела. Чудесный букет. Оно было живым — у самого его уха билось человеческое сердце.

Он не знал, что и думать. Последнее, что Эм Джи помнил, это взрыв боли в боку, к которому прикоснулась проклятая кочерга. И пепельно-серое лицо потрясенной Кэтлин, сделавшей это. Затем последовал калейдоскоп обрывков старых снов и старых воспоминаний, переплетавшихся в одурманенном мозгу.

Он помнил тихий голос и нежные пальцы на своей щеке. Но забытье было слишком глубоким, чтобы ответить…

Кэтлин, хрупкая, нежная Кэтлин с железной волей на себе вытащила его из-под пуль убийц и все время, пока они угоняли одну машину за другой и прорывались сквозь оцепления, помогала держаться ему на ногах. Кэтлин, и не подозревавшая о своем мужестве. С огромными тревожными глазами и острым как бритва язычком. Его голова покоилась на груди девушки, от которой он никак не мог ожидать помощи.

Он хотел удивить ее. Убедить, что Майкл Джордж Тобин не хлюпик, что пули от него отскакивают, как от стенки горох. Что он супермен, жующий железные опилки и выплевывающий гвозди. Он собирался открыть глаза, улыбнуться и сказать что-нибудь остроумное.

Однако тело ему не подчинилось.

Глаза словно залепили пластилином. Во рту пересохло. Горло забила наждачная бумага. Руки и ноги отказывались ему повиноваться. Наконец ему удалось открыть глаза, когда они понемногу привыкли к свету, включился мозг.

Она спала сидя. Голова запрокинулась на подушки, подложенные под спину, волосы ниспадали, как занавес, сотканный из золотых нитей, кожа молочно белела. Было заметно, что она плакала. Глаза опухли от слез, на лице застыла тревога. Девушка крепко обнимала его, как будто боялась, что Тобин исчезнет, настоит ей только разжать руки. Эм Джи чувствовал силу ее объятий, тепло ее ног и восхитительный изгиб ее живота, к которому прижималось его бедро. И страстное желание не двигаться наполнило все его существо.

Желание никогда не отрывать взгляда от ее лица, никогда не забывать о страхе в ее глазах, терпении, заботе и поддержке, которыми она так щедро одарила его.

Эм Джи прекрасно понимал, что все его надежды напрасны, что она оказалась рядом только из жалости. Что ж, ему все равно. Дареному коню в зубы не смотрят.

Как будто уловив его мысли, Кэтлин открыла невероятно голубые глаза и нахмурилась, увидев, что ее рассматривают. — Эм Джи? А кто же еще, хотел сказать он, но на это не было сил. Он оказался способен только на слабую усмешку.

Это не успокоило ее. Вместо того чтобы тоже улыбнуться, она еще больше забеспокоилась, хотя это казалось невозможным. И слегка пошевелилась, чем причинила ему невыносимую боль. Эм Джи не мог произнести ни слова, его хватило лишь на стон.

Ее поднятая рука тут же замерла, а другая все еще продолжала крепко обнимать его. Девушка хотела что-то сказать, но тоже не смогла вымолвить ни слова. Язык ее не слушался. Наконец Кэтлин положила прохладную руку ему на лоб, и Эм Джи едва не лишился чувств.

— Боже мой, — сказала она, нахмурившись и широко раскрыв глаза. — Лоб ужасно горячий!

— Нормальный…

Наверное, первое слово, которое Тобину удалось вытолкнуть из пересохшего горла, открыло дорогу другим. Сначала он напугал ее до смерти, а потом рассердил, хотя совсем не хотел этого.

— Пить!

— Пить? — переспросила она, разозлившись по-настоящему. — Мы выпили все накануне.

На сей раз ему удалось-таки улыбнуться.

— Просто воды.

Кэтлин облегченно вздохнула. Хотя, чтобы выполнить его просьбу, ей пришлось бы подняться. А Эм Джи этого совершенно не хотелось. И не только потому, что он наконец-то обрел лучшее в мире ложе. Он оберегал себя от лишних толчков.

Но Кэтлин даже не двинулась с места. По крайней мере, не встала с кровати. Просто перегнулась через край и достала стакан с какой-то жидкостью. И улыбнулась. Эм Джи согласился бы лежать так всю жизнь. Лежать, видеть ее улыбку и умереть счастливым человеком. Ради этого он готов был смириться с парой приступов головной боли.

— Я знала, что рано или поздно вам понадобится аспирин, — сказала она. — Больно, да?

Бесполезно было отрицать очевидное.

— Ох, да…

Она чуть-чуть приподняла ему голову и поднесла к губам стакан. Теперь дело было за ним. Он залпом выпил содержимое.

Затем Тобин попытался оценить тяжесть своего состояния. Сильное кровотечение, контузия и инородное тело внутри, под пятым ребром. Его лихорадило, мучила жажда — классические симптомы потери крови и упадка сил. Тошнота и что-то неладное с головой. Если попробовать подняться, она наверняка будет кружиться. Состояние неприятное, но для жизни опасности не представляет. Рана на голове — просто царапина. Пуля, попавшая в грудь, очевидно, скользнула по ребрам и не задела плевру: дышал он свободно. Все это означало, что ему, сукиному сыну, опять крупно повезло. Не совсем здоров, но жив. Через несколько дней все заживет.

Смочив пересохшее горло, он почувствовал себя значительно лучше.

— Уже наступило завтра? — спросил он, прикрыв глаза: дневной свет был слишком резким для него.

— Ну если только я не проспала целые сутки, — заявила девушка. — Но судя по тому, как мне паршиво, могу вас заверить, что за это время похмелье пройти не успело.

Эм Джи снова открыл глаза. Теперь на его лице читалась досада, смешанная с беспокойством.

— Похмелье? — осторожно переспросил он. — И что же вы делали? Я плохо помню, что было вчера вечером.

Она скорчила сердитую гримасу.

— Боролась с вами. Пила виски, чтобы набраться храбрости и…

— …Совершить свое грязное дело, — докончил он.

Она ответила слабой улыбкой.

— Что-то вроде этого.

Эм Джи кивнул бы, если бы голова чуть лучше держалась на плечах. Поэтому он ограничился тем, что положил правую ладонь на ее руку.

— Вы не думали, что способны на такое, правда?

— Нет, никогда, — с искренним удивлением подтвердила Кэтлин.

На этот раз он все же кивнул и нашел слова, чтобы ободрить ее.

— Вы чертовски храбрая женщина, советник. Я знаю агентов полиции, которые на вашем месте спасовали бы.

Казалось, эти слова доставили ей огромную радость. В первый раз за все время их знакомства Эм Джи увидел, как ее бледные щеки окрасил слабый румянец. Но это не означало легкой победы.

— Прекрасно, — сухо произнесла она. — Думаю, что этот подвиг украсит мое последнее слово в суде.

Тобин исхитрился хмыкнуть и не умереть при этом.

— Если вас лишат диплома, мы сможем работать вместе.

Но Кэтлин уже вернулась к более насущным заботам: лоб ее наморщился, глаза потускнели.

— Может, мне тоже выпить аспирина?

Эм Джи улыбнулся.

— Есть идея получше. Помогите-ка мне встать.

Почему-то эти слова заставили ее застыть на месте. Он почувствовал это всем своим существом. Хотелось бы знать почему. Что до Тобина, то он был бы счастлив лежать так до самой смерти — лет пятьдесят или около того. Эм Джи не мог припомнить, испытывал ли он хоть раз в жизни такое сильное желание принадлежать другому человеку. Он словно нашел свой родной дом. Словно все это время ее руки ждали его, а он бродил и бродил по свету, ища их…

Правда, это совсем не значило, что и Кэтлин была того же мнения. Если у нее есть хоть капля здравого смысла, она должна бежать от него на край света. Поэтому он оставлял за ней право на отступление.

Она явно не собиралась помогать ему подняться.

— Вы уверены? — странно тихим голосом спросила она. Девушка не смотрела ему в глаза, всецело поглощенная созерцанием повязки на его груди. — Вы ведь еще… Я имею в виду…

— Я знаю, как выглядят люди на смертном одре, — пришел ей на выручку Эм Джи, расхрабрившись после ее явного нежелания встать с постели, словно последний дурак. — Через пару дней я буду как огурчик. Со мной и не такое бывало.

Почему-то при этих словах лицо Кэтлин приняло самое суровое выражение, какое ему приходилось видеть. Она раскраснелась и стала втрое красивее.

— Надеюсь, — промолвила девушка, не сводя с него взгляда. Эм Джи также не отрывался от ее полыхавших синим пламенем глаз, пока всерьез не испугался, что может ослепнуть, как человек, слишком долго смотрящий на солнце. — Глядя на вас, трудно понять, почему вы все еще живы.

Эм Джи привычно усмехнулся.

— Видели бы вы меня без штанов…

Она сухо улыбнулась в ответ.

— Уже видела. Что за шрам у вас на бедре? Он еще хуже, чем тот, что на груди.

Теперь пришла очередь покраснеть Эм Джи. Он вовсе не был уверен, что хотел бы всецело оказаться в ее власти. Тобин чуть дрыгнул ногой, чтобы убедиться, что на нем действительно нет джинсов. Так оно и оказалось.

— Воспользовались моим беспомощным состоянием? — укоризненно спросил он.

Кэтлин не стала его разубеждать.

— Можете быть уверены, теперь у вас нет секретов, о которых я бы не знала. Удивительно, как вы до сих пор не умерли. Какая у вас медицинская страховка?

Он только чуть развел руками.

— Работа такая. Это входит в правила игры.

Это расстроило ее больше, чем он ожидал. Она снова отвернулась и, кажется, собралась заплакать. Эм Джи поднес руку к ее щеке, сам не зная зачем. Он только хотел утешить ее, но встретил неожиданное сопротивление.

— Не надо, — тихо сказала Кэтлин, опустив голову. Она вдруг отстранилась, голос ее стал чужим. — Я, пожалуй, схожу вам еще за аспирином.

И Эм Джи понял, что сказал что-то не то. Все разом изменилось. Исчезла ощущавшаяся им близость, пропало тепло. Она собиралась уйти, а он хотел удержать ее, но знал, что теперь это не в его власти.

Поэтому он решил отступить сам и сделать хорошую мину при плохой игре.

— Лечите аспирином свое похмелье, — непринужденно заявил он. — А мне дайте коробку с гримом.

Кэтлин с сомнением посмотрела на него.

— Еще один парик? — спросила она. — Разве сейчас это поможет?

Эм Джи широко улыбнулся, испытывая безумное желание поцеловать ее.

— В этой маленькой коробке есть не только «пудра и духи». Там моя аптечка.

Девушка нарочито равнодушно пожала течами. Но за этим кажущимся безразличием скрывалось двойственное чувство…

— Ничего удивительного…

Когда она начала подниматься, то постаралась проделать это предельно осторожно. Все завертелось перед глазами Эм Джи, желудок свело от боли, перехватило дыхание, однако Кэтлин сумела переложить его на подушки и потихоньку встала на ноги.

— Кэтлин…

Она обернулась, положив руку на бедро, на котором только что покоилась его многострадальная спина.

Эм Джи знал, что больше ему ничего не остается. Только не знал почему.

— Спасибо. За все.

Должно быть, девушка по глазам поняла, что он говорит искренне, потому что опять густо покраснела и опустила голову.

Пышные, мягкие волосы упали, скрыв ее лицо.

— Знаете, мы должны подумать, что делать дальше…

— Когда-то я неплохо знал фортификацию.

Она просто кивнула и вышла из комнаты.

Оставшись один, Тобин воспользовался возможностью и выглянул в открытое окно, откуда открывался захватывающий вид. Прибой пенился, разбиваясь о скалы внизу. В обе стороны тянулось бесконечное калифорнийское побережье. Да, по всем статьям вид на миллион долларов. Но для Эм Джи он не представлял ни малейшего интереса. Его внимание больше привлекала дверь спальни, слух ловил звуки осторожных шагов. Что сделать, чтобы изменить ситуацию? Надо постараться понравиться Кэтлин, заставить ее доверять ему. Разрушить стену, которой она себя окружила.

Впрочем, возможно, не стоило и пытаться. Намеренно или ненамеренно, но она достаточно ясно давала понять, что ей с ним не по пути. И виной здесь был не только ужас, который ей пришлось пережить, не только смертельная усталость и полная неопределенность их положения. Она не принимала того, что воплощал собой Эм Джи. Старая, привычная боль стояла в ее глазах, и эта же боль сковывала все порывы ее души.

Отец. Однажды она рассказывала о нем. Говорила, что Тобин напоминает его. А сквозившее в ее взгляде отчаяние подсказало ему и все остальное: «Вы похожи на него, а это хуже всего на свете».

Ее отец был искателем острых ощущений, адреналин в крови был для него наркотиком. Как и для Эм Джи. Он не смог избежать притягательности риска и в конце концов погиб. Ту же тягу к опасности видела в Тобине и Мария. Она пыталась спасти его от него самого, а когда из этого ничего не вышло, предпочла уйти, чтобы не мучиться понапрасну. Это случилось давно. Очень давно. Возможно, Кэтлин увидела в нем то же самое. Она уже однажды испытала на себе, что значит любовь такого человека, и не хотела повтора. Отсюда следовало только одно: он должен вести себя по-джентльменски, пока не доставит ее целой и невредимой обратно в Сан-Франциско, А посему нечего ждать ее возвращения в комнату, словно явления Ангела Господня.

Все это значило, что не имеет смысла влюбляться в женщину, которая никогда не позволит себе ответить ему взаимностью.

Но было уже поздно.

Перед тем как вернуться в спальню, Кэтлин тщательно умылась, а затем уложила волосы в ее любимый банальный пучок. Сигнал. Знак всем безмозглым болванам там, в комнате, что время безрассудства прошло. Она снова взяла себя в руки.

Разве могла она предположить, что этот безмозглый болван думает только о том, как бы вынуть из ее волос все шпильки?

— Вы всюду таскаете с собой эту штуку? — спросила она, кладя на кровать ярко-желтую коробку.

Эм Джи открыл ее и стал что-то искать внутри.

— Всюду. Эта малышка не раз выручала меня из беды… Ага, вот оно!

Против воли Кэтлин нагнулась и заглянула в нее.

— Наркотики? — спросила она. Он возмущенно поднял брови.

— Я думал, мы с этим покончили. Смутившись, девушка развела руками.

— Я не это имела в виду. Думала… ну, может быть, что-то болеутоляющее. Вы сказали, будто здесь есть все, что вам нужно.

— Это правда, — ответил он, доставая два пузырька с таблетками. — Антибиотики и препарат железа.

Она не очень-то поверила, но спорить не стала, просто потянулась, выхватила пузырьки у него из рук… и разинула рот.

— О Боже! Так оно и есть…

Эм Джи хмыкнул и тут же прижал локоть к сразу занывшему боку.

— А вы что думали? Что там морфий?

Кэтлин вспыхнула, как маленькая девочка, и ему захотелось обнять ее.

— Не знаю. Странно… Ну, я имею в виду, кто же носит с собой антибиотики на всякий случай?

Он улыбнулся во весь рот.

— Наверное, тот, у кого столько же шрамов, сколько у меня.

— Ну а как же вы боретесь с болью?

Тобин пожал плечами.

— Дырок от пуль во мне достаточно… — И тут его словно обожгло. То, что М. Дж. Тобин лишь сейчас вспомнил о существеннейшей детали своего плана, лишний раз доказывало, что ему повредили голову. — Пистолет, — тревожно произнес он, оглядываясь вокруг, будто оружие и в самом деле могло лежать на покрывале. — Черт возьми, что я сделал с пистолетом?

Она перестала быть похожей на маленькую девочку, неожиданно превратившись в уверенную в себе женщину. Он не мог оторвать глаз от ее торжествующей улыбки, в которой ясно читалось упоение властью.

— Я все думала, когда же вы наконец о нем вспомните.

Но Эм Джи было не до смеха.

— Едва ли я смог бы держать вас в заложницах без пистолета. Ну и где же он?

Она вздернула бровь и бросила на Тобина высокомерный взгляд.

— Теперь вы сможете называть меня заложницей лишь тогда, когда я окажусь дома.

Эм Джи нахмурился.

— Только под дулом пистолета. Ну же. Кэтлин, это ведь не…

Она предупреждающе подняла руку.

— Думаю, вы достаточно умны, чтобы не говорить глупостей. Я сама знаю, что это не игрушка. Вам известно, что мой отец был военным и все его друзья были военными, и он брал меня вместе с другими детьми на учения…

— Значит, я теперь нахожусь во власти Бонни Паркер[1]?

— Мне больше нравится чувствовать себя Энни Окли[2].

— Так где же он?

— В ящике стола в холле. На случай нежданных гостей.

Эм Джи не знал, какое чувство сильнее: ярость из-за того, что Кэтлин слишком много на себя берет, или искреннее изумление ее способностью сохранять ясную голову. Адвокат без водительских прав и снайпер в придачу… Разве не удивительно?

Впрочем, она не переставала его поражать с тех пор, как вошла в комнату для свиданий полицейского участка. Почему же сейчас должно быть по-другому?

— А по сусекам вы не догадались поскрести?

Она ответила ему сияющей улыбкой.

— Я уже три раза поела… Конечно, я все тщательно записала, чтобы потом возместить Стернам затраты.

— Хозяевам?

Она кивнула.

— Их зовут Мартин и Дафна. Если судить по содержимому книжного шкафа, они владеют в Лос-Анджелесе фирмой по продаже импортных автомобилей. Похоже, эта пара частенько приезжает сюда, поскольку в холодильнике куча продуктов и ничего пока не испортилось.

— А мясо?

— Не поняла…

— Мясо в холодильнике есть? Лучше всего сочный, толстый бифштекс…

Эти слова заставили ее нахмуриться.

— Куете железо, пока горячо?

Он ничуть не обиделся.

— Мне нужно побыстрее встать на ноги. А в мясе много белка, железа и всяких других полезных веществ. И еще мне потребуется как можно больше жидкости: супы, соки, минеральная вода и так далее. И углеводы. Их много в печеном тесте.

Кэтлин скрестила руки на груди и посмотрела на него исподлобья.

— Значит, я из заложницы превратилась в официантку грилль-бара?

— Я щедро даю на чай.

Она фыркнула.

— Единственные чаевые, которые мне от вас нужны, это возвращение домой в целости и сохранности. Не могу поверить, что вы голодны.

— А я и не голоден. Впрочем, у меня нет времени играть в слова.

Кэтлин покачала головой.

— Ладно. Но должна вам сказать, что вы возвели процесс выздоровления в ранг науки.

— Приходится, — резко ответил Эм Джи. — Это случается со мной в шестой раз.

Ее лицо затуманилось и напряглось. Эм Джи сделал это умышленно, проверяя силу ее сопротивления. Расчет Тобина оказался безошибочным, но это его нисколько не порадовало. Вполне нормальная реакция на мужчину, который всю жизнь ходит по лезвию бритвы. Инстинктивное отторжение. Кэтлин останется с ним до тех пор, пока он не вздумает нарушить приличия. До тех пор пока она будет уверена, что сможет вернуться к прежней жизни, ничуть при этом не изменившись.

Но она уже изменилась, и Эм Джи чувствовал, что виной тому был именно он. Поэтому предпочел вернуться к своей «шкатулке с сюрпризами».

— Тут есть кое-что и для вас, — намекнул он.

Тобин не был уверен, но ему показалось, что ее поза стала более непринужденной.

— Спасибо. Я не нуждаюсь в железе.

Эм Джи вынул маленькую бутылочку.

— Краска для волос…

Это вызвало у нее неожиданно бурную реакцию. Можно было подумать, что он предложил ей раздеться догола и прогуляться в таком виде по мосту Золотых Ворот.

— Что?!

— Послушайте, вы забыли, что мы всполошили весь курятник? Ваши волосы слишком заметны. Теперь у каждого калифорнийского полицейского есть описание ваших примет. Нужно от них избавиться.

Она машинально поднесла руки к волосам, словно Тобин собирался сию же секунду остричь их.

— Но я не крашусь.

— Да это же просто ополаскиватель. Он смоется через несколько… гм… дней.

Однако Кэтлин это не слишком убедило.

— Несколько дней?

Эм Джи попытался улыбнуться.

— О'кей. Через несколько недель. Всего несколько недель. Самые надежные гарантии.

— От кого?

Он перестал улыбаться.

— Бемби Ли Уолтер. Модный салон. Завивка и окраска волос. Мавами, штат Аризона.

С минуту Кэтлин смотрела на него, словно готова была поверить, а затем запрокинула голову и расхохоталась. Потом опустилась на кровать и долго смеялась, вытирая набежавшие слезы. Эм Джи не мог понять, хорошо это Или плохо.

Наконец девушка поднялась на ноги. На него она не смотрела. Просто вышла из комнаты, смеясь, покачивая головой и приговаривая;

— Так вот на что идут мои налоги…

Оставшись один, Эм Джи надеялся, что она вскоре перестанет смеяться и принесет ему бифштекс. Нужно как можно скорее восстановить силы, иначе, он проторчит здесь достаточно долго, чтобы всерьез влюбиться в эту женщину, и не позволит ей уйти, что бы она сама об этом ни думала.

2

Кэтлин не забыла о бифштексе. Войдя на сверкающую белизной кухню, она вынула из холодильника два больших куска мяса и бросила их на сковородку. Потом поставила на плиту чайник и загрузила в стиральную машину кое-что из одежды.

Все удобства. Удобства чужого дома.

Это не имело значения. Она все равно не могла чувствовать себя спокойно наедине с М. Дж. Тобином, расположившимся в спальне хозяев. Вольно или невольно — девушка сама этого не знала — он выводил ее из равновесия. То она вела себя, как взбесившаяся мартовская кошка, то была на редкость рассудительна. То полна сострадания, то безжалостна. То смеялась, то раздражалась, то выходила из себя, то плакала…

Больше всего ей хотелось свернуться калачиком на постели рядом с Эм Джи и смеяться его шуткам. Это было бы так чудесно. Так естественно… Тобин зажег в ее душе искорку радости, по которой она тосковала так давно, что уже и не рассчитывала на ее приход. Безотчетная нежность и странная жажда сильного чувства разгорались в ней при виде тонких морщинок, лучиками расходившихся, от уголков его глаз каждый раз, когда он смеялся. Кэтлин хотелось, чтобы он дразнил ее, мучил и восхищался ею.

Хотелось набраться смелости и испытать судьбу…

Но у нее не было этой смелости. Ни капли.

Той смелости, которая обычно ведет к катастрофе и крушению иллюзий. Кэтлин нужно было как можно быстрее помочь Эм Джи встать на ноги и покинуть этот дом — чудесное уединенное место, где мир ограничивался пространством бухты, где слышался неумолкающий, убаюкивающий шум прибоя. Нужно было сбросить с себя наваждение вольного океана, ревущего ветра и обещания, горевшего в глазах Майкла Джорджа Тобина.

Надо просто решиться и уйти, думала она без всякой логики. Взять машину, уехать и не возвращаться. Идти пешком, если придется. Он выживет и переживет. Как-нибудь выкарабкается. Сам говорил, что это ему не впервой. Ей за ним не угнаться. Не только общение с ним, а просто его присутствие рядом потихоньку убивало ее самое, каким-то непостижимым образом заставляло меняться, причем перемены происходили исподволь, словно художник наносил на холст едва различимые мазки, чуть углубляя цвет или форму, а в результате пейзаж начинал выглядеть совсем по-другому…

Впрочем, все это чушь. Черт побери, ей следовало бы бежать отсюда при первой возможности.

А тем временем Кэтлин трижды пропустила одежду через стиральную машину, чтобы избавиться от пятен крови. Джинсовый костюм Эм Джи от Армани был безнадежно испорчен так же, как и ее собственный, поэтому она положила их в пластиковую сумку, чтобы забрать с собой при отъезде. Затем вымыла клеенку, сварила картошку, обложила ею бифштексы, полила маслом и заварила чай. При этом она непрерывно грызла все, что попадалось ей под руку. Это помогало сосредоточиться. Мозг ее работал четко и ясно. Но когда она, закончив дела, вернулась в спальню предупредить Эм Джи, что еда готова, тот снова спал. И все ее благие намерения тут же пошли прахом.

Она не могла уехать. Не могла бросить его одного без защиты.

Он был измучен. И не только физически. Лицо его изрезали глубокие морщины, оставленные болью и страданием. Слишком глубокие, чтобы разгладиться во сне. Он был загнан в угол ложью, предательством, людскими пороками, с которыми ему пришлось столкнуться. Вынужден жить с тяжелыми воспоминаниями о собственных утратах и тех преступлениях, свидетелем которых он являлся. Нести какое-то тяжкое бремя, связанное с именем Марии, кем бы ни была эта женщина.

Несколько мгновений Кэтлин стояла в две-прижав руку к груди, словно пытаясь унять сердцебиение. И смотрела, просто смотрела на Эм Джи, видя, что его волосы утратили блеск, щеки ввалились, что лежит он в неестественной позе, боясь пошевелиться и вызвать очередной приступ боли.

Она вновь ощутила тяжесть тела, лежавшего совсем недавно в ее объятиях, и ту радость, которую испытывала всякий раз, когда ей удавалось нащупать его пульс.

Волнующую, необъяснимую радость при виде улыбки Эм Джи, проснувшегося и обнаружившего, что она лежит рядом…

Опасные воспоминания, напрасные эмоции! Но они не исчезали, напротив, разгорались все ярче угрожая выйти из-под контроля. Нашептывая обещания, ни одному из которых не суждено было сбыться.

Так простояла Кэтлин несколько минут, потом подошла и поправила одеяло бережно укрыв им спящего. Она подняла коробку с гримом и положила на тумбочку из тикового дерева Нагнулась и осторожно, боясь разбудить, убрала прядь волос, упавшую ему на глаза.

Побережье окутал туман. Стонали морские чайки, кричали бакланы. Прибой беспокойно бился о скалы. Но девушка не замечала этого. Она видела только непосильную тяжесть, которую жизнь взвалила на плечи одного человека. Этого было достаточно чтобы заставить мужчину заплакать. Этого было достаточно, чтобы заставить женщину полюбить.

— Будь ты проклят, — прошептала она, тяжело вздохнув. — Будь ты проклят за то, что вошел в мою жизнь…

А затем она покинула спальню, так и не увидев, что Эм Джи открыл глаза.

— Где вы взяли грибы?

— Это же просто консервы.

Эм Джи мечтательно улыбнулся.

— После того как месяц добываешь себе еду в мусорных бачках, к консервам начинаешь относиться с большим уважением.

Кэтлин отложила нож и вилку.

— Вы что, правда копались в бачках для мусора?

Занятый дымящейся на тарелке едой, Эм Джи только махнул рукой.

— От людей не укроется, если ты единственный во всем парке будешь сидеть с пакетом от Макдональдса.

Опять выглянуло солнце. Под его лучами засверкала вода, по небу поплыли легкие золотистые облака. Картина, о которой можно только мечтать. Но Кэтлин не обратила на нее никакого внимания.

— Почему?

Он удивленно поднял глаза.

— Я думал, это и так ясно. Потому что больше ни у кого такого пакета не было бы.

Она метнула на Тобина сердитый взгляд.

— Я не о том. Почему именно вы каждой бочке затычка? Стал бы этим заниматься кто-нибудь другой?

— Наверное, нет. Похоже, сейчас редко даже у кого из наших можно встретить убежденность в собственной правоте.

— А как же ваши другие маски и обличья? Например, Билл Питерсон. Неужели вы так вживаетесь в образ, что практически сливаетесь со своим героем?

— Каждой клеточкой. Клиент должен доверять тебе больше, чем родной матери, иначе пиши пропало. Билл представляется дизайнером и меняет имена, как перчатки. У него есть яхта, жена, любовница и домашняя игуана по кличке Сай.

Эм Джи отрезал очередной кусок сочного бифштекса и с видимым удовольствием отправил его вслед за предыдущими, чем посрамил отличный аппетит своей собеседницы. Он уже выпил почти полчайника чаю. Девушка видела, как к нему возвращается былая энергия. Это изумляло ее. И слегка расстраивало.

— А Майкл Тобин? — спросила она. — Кто он такой?

На секунду ей показалось, что Эм Джи готов ответить. Он нахмурился, глаза его потемнели, движения слегка замедлились. Но внезапно он посмотрел на нее и усмехнулся.

— Это было так давно, что я уже и не помню, — отшутился он.

У Кэтлин больно сжалось сердце.

И тут с девушкой во второй раз случилось такое, чего с ней никогда не бывало прежде: она забыла о еде.

— Расскажите мне о нем, — настойчиво попросила она.

Эм Джи поднял бровь.

— Я ведь уже рассказывал. Разве вы не помните? Мать, детство, Техас…

— Ну а взрослый Эм Джи? Наверное, у вас есть что-то, кроме коробки с гримом и кассет Джимми Дина?

— Не так уж много. Я почти все время на заданиях.

— А когда нет? Куда вы идете?

Еще одна пауза. Выражение его глаз изменилось, словно облака набежали на солнце, освещавшее голубую воду бухты. Затем последовало пожатие плеч, и он снова принялся за еду.

— На новое задание.

Кэтлин поняла, что толку не добиться. Надо было убрать тарелку с его колен, уйти на кухню и оставить Эм Джи в покое. Ещё нужно поймать программу новостей и выяснить, насколько успешно идет великая охота на М. Дж. Тобина.

Но она этого не сделала. Хотя прекрасно понимала, что отрезает себе путь к отступлению.

— А ваш дом? Где он?

— Вы читали мое досье.

— Но там указан только адрес. Часто вы там бываете, или это просто явочная квартира, вроде дома бабушки Чанг?

— Зачем вам это нужно? — спросил он, в то время как в его глазах явно читалось предостережение.

Настала очередь Кэтлин пожимать плечами.

— Ну, я не знаю… — неуверенно начала она, убирая ноги под табурет, который поставила рядом с кроватью. — Просто не могу себе представить, как вы живете. Как можно вживаться в каждую роль и считать, что это совершенно нормально. Разве у вас нет места, где можно было бы укрыться? Нет человека, с которым можно было бы поделиться наболевшим? Чего-то такого, что позволяет ощутить…

Он понял ее мысль.

— Стабильность?

Кэтлин мгновенно ощетинилась, уловив в его тоне нотку сарказма.

— Да, черт возьми! Стабильность! Почему вы произносите это слово так, будто оно означает пожизненное заключение?

— Потому что для меня так оно и есть. Что за удовольствие вставать утром с постели и знать заранее, что случится дальше?

— Удовольствие? — воскликнула пораженная девушка, считавшая, что достаточно изучила его. — Вы называете удовольствием жизнь, которую вели последний месяц?

В его глазах опять вспыхнул вызов.

— Посмотрите вокруг, Кэтлин! Вспомните о людях, с которыми я встречался. Ведь я бы никогда не узнал их, если бы не ночевал на скамейке в парке у Гражданского центра.

Она не могла удержаться, чтобы не сморщить брезгливо нос.

— Знаете, я как-нибудь обойдусь без этого.

— Сноб…

Девушка от неожиданности застыла на месте.

— Я не сноб! Иначе не проработала бы три года общественным защитником! Да будет вам это известно!

— Держу пари, вы никогда не ели со своими клиентами за одним столом.

На этот раз Кэтлин знала, что ответить.

— Большинство моих клиентов составляли преступники. Общение с ними было для меня тяжелым бременем.

— Ладно, не переживайте так. Я ведь тоже повидал на своем веку немало нечестных юристов.

Этой темы она предпочла бы сейчас не касаться. Девушка опустила голову и занялась едой. Алекс. Милый, надежный, веселый Алекс, который ни за что бы не сознался, что подослал в Чайна-таун убийц.

— Это не ваша вина, — попытался утешить ее Эм Джи таким тоном, словно был убежден в обратном.

Кэтлин подняла глаза, вновь почувствовав себя не в своей тарелке.

— Нет, именно моя. Возможно, это было худшее решение за всю мою карьеру.

— Не-а. Самым худшим было откликнуться на просьбу Тома Брайана и взяться за мою защиту.

Тут ей захотелось сказать очень многое. Хотелось запротестовать, успокоить, поддержать его. Но она ограничилась тем, что спросила:

— Кого же я защищаю, Эм Джи?

Его руки застыли на коленях. Тарелка к этому времени почти опустела.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду то, что совершенно не знаю вас. Что вам нравится? Чего вы боитесь? К чему стремитесь? О чем мечтаете? Кого любите?

Казалось, он перестал дышать. Кэтлин собрала все свое мужество и в упор посмотрела в его изменчивые, словно ждущие чего-то глаза. Он ответил ей таким же прямым взглядом. И она снова почувствовала, что в глубине этих аквамариновых глаз притаилась боль и смертельная усталость.

— Рок-н-ролл, — наконец неожиданно мягко сказал он. — Хорошее виски, старые автомобили фирмы «Got» и игуану по кличке Сай.

На лице девушки отразилось неподдельное удивление. Эм Джи улыбнулся, как мальчишка.

— Ладно, так и быть. Я немного приврал насчет Сая. Игуана была моя.

— У вас есть игуана?

— И не простая, а боевая. Никто не может войти в дверь, если Сай поблизости.

— Но кто же присматривает за ней в ваше отсутствие?

— Бабушка Чанг… конечно, если она еще не бросила его в печку.

Кэтлин тряхнула головой. Она была смущена.

— Значит, люди действительно доверяют вам?

— Слепо.

— А стоит ли? — с вызовом спросила она. И Эм Джи понял, что Кэтлин не шутит.

Впрочем, как и он.

— Да.

Услышав его ответ, она почувствовала где-то глубоко в душе сладкую боль, вспыхивающую и гаснущую, как огонек свечи на ветру. Девушка упивалась удивительной теплотой и серьезностью, наполнявшей его глаза. В голосе Тобина слышалась нотка мольбы, и это заставило Кэтлин сойти с сооруженного много лет назад пьедестала, на котором она так долго пребывала в гордом одиночестве. Она чувствовала, что этот шаг ведет ее в пропасть. Но не могла, не хотела остановиться.

С ее губ рвался вопрос. Она готова была рискнуть всем и вызвать из подсознания воспоминания, которые наполняли кошмаром его сны. Сердце изнывало от желания сделать это. Кэтлин затаила дыхание.

Но ей не хватило смелости. Не хватило уверенности в себе. Она была слишком выбита из колеи, чтобы решиться на такое. Хотелось знать. Но задать вопрос было чересчур страшно.

Поэтому она предпочла вернуться к трапезе и в первый раз в жизни пожалела, что мало похожа на своего отца.

— «…В настоящее время поиски Тобина и его заложницы продолжаются. К этой работе подключилось ФБР, и захват террориста — вопрос ближайших часов».

Эм Джи попросил выключить звук и удовлетворенно кивнул.

— Они потеряли след.

Кэтлин подняла голову и недоуменно посмотрела на него.

— О чем вы говорите? Теперь они и ФБР привлекли…

— Это означает только одно: как и было задумано, они нашли машину. И сейчас ищут нас во всех аэропортах. Черт возьми, похоже, теперь каждая стюардесса будет носить в лифчике рацию.

Девушка взглянула на мрачное лицо диктора, а затем на Эм Джи.

— Возможно, вы правы.

Он изобразил самую бодрую из своих улыбок.

— Положитесь на меня. Услышанное заставило ее скорчить гримасу.

— О да. Все зашло слишком далеко…

Он должен был вести себя совершенно иначе. Но в эту минуту Эм Джи мог думать только об одном: как бы заставить ее распустить волосы. Он готов был поклясться, что с каждым мгновением пучок Кэтлин становился чуточку туже, словно она собиралась с силами, чтобы перейти в атаку.

Черт возьми, ему никак не удавалось выкинуть эту мысль из головы…

Неисправим. Вот что сказала бы об этом его мама. Честно говоря, она именно это и говорила. И не раз. Что ж, матушка Марджори Тобин, вы были правы.

— Чему вы улыбаетесь? — настороженно спросила Кэтлин.

— Вспоминаю бифштекс. Он буквально воскресил меня, — поспешил успокоить ее Эм Джи.

Однако это ее ничуть не смягчило.

— Ну на меня он так не подействовал. Я просто валюсь с ног.

— Вам ведь не удалось подремать днем. Не то что мне.

— В отличие от вас я не ранена. Может, стоит принять аспирин или еще что-нибудь?

— Да у меня ничего не болит.

— Черта с два не болит…

Эм Джи срочно стал придумывать, что бы такое сказать, лишь бы продолжить этот спор. Ее глаза сверкали, она очаровательно скрестила на груди руки, словно Тобин был несносным мальчишкой, а ей приходилось призывать на помощь все свое терпение, чтобы сладить с ним.

Эйфория выздоравливающего. Должно быть, все дело в этом. Обрадовался, что остался жив, что все части тела ему подчиняются. В противном случае легкомысленные мечтания привели бы его к полному изнеможению.

Он продолжал блаженно улыбаться.

А она все больше хмурилась.

— Это что, ваша обычная реакция на огнестрельные раны?

— Вовсе нет.

Ведь никогда прежде рядом с ним не было Кэтлин. Не звучал прелестный голос, полный бурных эмоций. И никогда им так не командовали.

Эйфория внезапно исчезла, уступив место чувству, которого — Эм Джи был в этом уверен — Кэтлин Эрроу не испытывала ни разу за всю свою короткую жизнь. Сильное, властное желание горячей волной разлилось по его телу, отозвавшись внутри такой болью, по сравнению с которой боль от раны на голове была сущим пустяком. И в боку тоже. Гораздо сильнее.

Он впервые почувствовал эту боль еще тогда, когда девушка наклонилась, чтобы поправить ему волосы. Уловил смятение в ее глазах. Услышал сострадание в голосе, проклинавшем то мгновение, когда их судьбы переплелись. Тобин знал, что она чувствовала. Если он не выберется отсюда в самое ближайшее время, это плохо кончится. Такого с ним не случалось уже лет десять. Того и гляди увлечешься и окончательно потеряешь голову. Глупо ожидать многого. Эта святая невинность без водительских прав, но зато с огромными голубыми глазами может разбить вдребезги всю его жизнь.

— Вы больше не улыбаетесь, — уличила она его. И, хотя тон девушки был резким, Эм Джи вдруг увидел, каким доверчивым и беззащитным стал ее взгляд.

Он отвернулся к окну, за которым раскинулась безбрежная морская гладь. Величие одиночества. Лишь стая пеликанов покачивалась на волнах неподалеку. Солнце золотило облака и разбрасывало зайчики по всему океану. Но это не помогло ему. Он все еще хотел ее. Он уже забыл, как это бывает.

— Мне нужно встать, — сказал он. Совсем не то, что ожидала услышать Кэтлин. Несколько секунд она просидела молча, пытаясь понять, зачем ему это понадобилось. Но так и не поняла.

— Не надо…

Тут Эм Джи не выдержал и улыбнулся.

— Да нет, надо, — заверил он ее, скрывая свои муки за беспечной улыбкой.

Несколько мгновений она недоумевающе смотрела на него. Наконец до нее дошло, и девушка покрылась обворожительным нежно-розовым румянцем.

— Ох…

У Эм Джи чесались руки от стремления вытащить шпильки из этого отвратительного пучка. Стоило ей наклонить голову, и он умирал от желания вновь увидеть водопад золотых волос, струящихся вдоль шеи, похожей на стебель гвоздики.

— То-то, что ох… — отозвался он, осторожно ставя на тумбочку пустую тарелку. — Сиделка вы, конечно, замечательная, но есть кое-что, чего вы за меня не сделаете. Кстати, это прекрасно. Верный признак близкого выздоровления.

Кэтлин боролась с улыбкой.

— Если только вы не упадете навзничь по пути в ванную.

Эм Джи выпрямился и метнул оскорбленный взгляд.

— Я еще никогда не падал навзничь, — заверил он ее. — Разве что по собственной воле.

Бороться с собой было бесполезно. В глазах Кэтлин искрился смех.

— Еще бы! Очень полезный талант.

— Прекрасно снимает напряжение, — кивнул он. — Ну, а Майк-больной пользовался этим для правдоподобия.

— Майк-больной?

— Моя последняя роль. Если бы у него было удостоверение личности, в нем значилось бы: «Майкл Янг. Бывший разведчик. Отставной сержант. Совершенно ненормален».

— Довольно близко к оригиналу, а?

Эм Джи скорчил жалостную мину.

— Так вы поможете мне или нет?

Взгляд Кэтлин скользнул по его обнаженной груди.

— Вы уверены, что это необходимо?

— Не мочиться же мне в постель. Я этого давно не делаю.

Но это не рассеяло ее сомнений.

— Я все равно встану, нравится вам это или нет, — сказал он. — Меня нужно только немножко поддержать по дороге в ванную. С остальным я справлюсь сам. Ах да, я был бы очень признателен, если бы вы захватили мою зубную щетку. Думаю, вам будет приятно не меньше, чем мне.

Забавно. Смущенный взгляд Кэтлин заставил сжаться его сердце. Эм Джи ощущал тепло, словно девушка не просто смотрела, а прикасалась к нему. Он больше не мог этого вынести.

— Наверное, вы захотите надеть джинсы? — наконец сказала она, машинально облизывая нижнюю губу. Это едва не довело Эм Джи до обморока.

— He я их снимал, — напомнил он, стараясь не смотреть на эти влекущие влажные губы. Иначе он точно упал бы навзничь, не успев спустить ноги с кровати.

Она тут же принялась оправдываться.

— Они были в крови. Их все равно нельзя было носить.

— Трусы тоже были в крови. Но их вы не сняли.

Это заставило ее опустить голову.

— Я достану из рюкзака другие.

— Буду весьма признателен. — Эм Джи медленно откинул одеяло и свесил ноги с кровати. — А теперь дайте руку.

Казалось, Кэтлин требовалось убедить себя, прежде чем принять решение. Наконец она отставила тарелку и встала. Очень маленькая, очень тоненькая, разительно отличающаяся от высокого и мускулистого Тобина. Это немало позабавило бы Эм Джи, не знай он, что через пару секунд ему будет на редкость плохо.

— Так вы уверены? — переспросила Кэтлин, не скрывая беспокойства.

— Как дважды два, — широко улыбнулся он, перемещаясь ближе к краю. Острая боль тут же пронзила его бок.

Девушка придвинулась к нему. Эм Джи ощутил прикосновение ее руки и покрылся холодным потом. Как он ненавидел этот запах, запах лежачего больного. Он чувствовал себя старой, драной половой тряпкой, что было еще противнее. Но хуже всего было то, что он и выглядел ничуть не лучше, судя по тому, с каким сомнением Кэтлин взирала на его действия.

— Все в порядке, — процедил он сквозь стиснутые зубы, прежде чем девушка успела возразить.

Эм Джи взял ее за руку, подтянулся и встал. Затем просто постоял минуту-другую, пока его ноги сами решали, двигаться им или нет. Но тут поднял мятеж съеденный им бифштекс. И все это время Кэтлин не сводила с него своих огромных глаз, чем только подливала масла в огонь.

— Кстати, — с трудом выдавил он, — надеюсь, у них есть душ? Мне надо хорошенько помыться.

— Но это невозможно…

Эм Джи не удостоил ее ответом и попытался выставить вперед одну ногу. Девушка обхватила рукой его здоровый бок, но при этом ее волосы оказались слишком близко от лица Тобина. Он ощущал их слабый таинственный запах, напоминающий, о ветре и мерцании воды в лунном свете. И хотя все его внимание было сосредоточено на двери ванной, Эм Джи чувствовал, что лоб ее наморщился от напряжения и беспокойства. Ясно как день: ей меньше всего на свете хотелось тащить на себе полуголого мужчину. Однако она не сказала ни слова.

Боже, как бы он мог любить ее…

— Будь я проклят!

Ванная была размером с его комнату в Чайна-тауне. Сауна, солярий, а зелени больше, чем во всей южной Калифорнии. Образец разврата.

— Так и тянет устроить здесь какое-нибудь представление, — заметил он.

Кэтлин встрепенулась, словно птичка.

— Что?

Он удивленно покачал головой.

— Вы что, забыли, как я прожил этот месяц?

— Вы правы. Совсем забыла. И не хочу вспоминать. И в этом представлении участвовать не собираюсь. Раз уж вы добрались сюда, мне здесь больше делать нечего.

Эм Джи, слегка улыбаясь, повернулся к ней.

— Вы уверены? Черт побери, да тут семь или восемь разных ванн! Только подумайте, как здесь можно порезвиться…

Ее ответная улыбка была холодна как лед.

— Очевидно, ваше легкомыслие вызвано большой потерей крови. Еще одно подобное предложение, и я немедленно уйду отсюда.

Она и так достаточно для него сделала. А когда Эм Джи потребовалась помощь, чтобы включить душ, Кэтлин сделала и это. Но, конечно, стоило ему дотронуться до резинки трусов, как она вылетела за дверь быстрее лани. Или разведенной жены.

Он чувствовал себя лучше. Не так чтобы очень, но вполне сносно. Во всяком случае, ему хватило сил простоять под струей теплой воды, смыть с себя пот и кровь и при этом не протянуть ноги. После душа у него прибавилось оптимизма. Когда Эм Джи снова позвал Кэтлин, он ощущал себя совсем другим человеком.

И все было бы замечательно, если бы, едва взглянув на него, она не прыснула со смеху.

Тобин нахмурился.

— Мне кажется, я неплохо выгляжу.

— У вас вся голова в мыле…

Надо было срочно придумать что-нибудь.

— Оно попадает в рану и кусается.

Это рассмешило ее еще больше.

— Боже, вы ведете себя, как ребенок! Сядьте на край ванны, я помогу.

Ему и в голову не приходило, чем обернется это безобидное предложение. Разве мог он представить, что на свете нет ничего более сладострастного, чем прикосновение женских рук к волосам мужчины. Он забыл о том, как жестоко подавлял свои чувства в течение последних недель, сознательно притупляя их, чтобы не так страдать от подлости, предательства, бездомности и беспросветного отчаяния. Безжалостно заглушая в себе все нормальные человеческие инстинкты, приучая тело стойко переносить лишения. А теперь к ним добавились и раны.

Он понял это лишь тогда, когда Кэтлин помогла ему сесть на край ванны и завернула в толстое, пушистое полотенце. Когда руки, нежные, словно руки матери, запрокинули ему голову и стали поливать ее из душа так, чтобы вода не попадала на тело. Когда она наклонилась и прижалась к нему, запустила пальцы в волосы, с невыразимой осторожностью касаясь его раненой головы.

Эм Джи закрыл глаза, стараясь сдержать стон острого наслаждения. Дрожь пронзала его. Влечение, вспыхнувшее в нем при звуке ее смеха, вырвалось на свободу и превратилось в неистовое желание. Надо было это предвидеть. Тело отвечало на каждое ее прикосновение, на ласковый голос, говоривший, что она была права, что рану следовало бы зашить, потому что она опять начинает кровоточить…

Проклятие, он ничего не мог с собой поделать.

— Ну вот, — сказала она, досуха вытерев его волосы. — Теперь вставайте.

Он тонул в ощущениях, отчаявшись справиться со своими взбунтовавшимися чувствами. Зная, что уже слишком поздно.

— Эм Джи…

Ее лицо было рядом, голос дрожал от неподдельного сочувствия.

— Я говорила, что вам не следовало вставать…

Он дотянулся до ее руки.

— Все в порядке. Подождите… минутку.

У него поплыло перед глазами. От лица отхлынула кровь. Самое неподходящее время для того, чтобы проверять физиологические возможности своего организма. Когда организм теряет много крови, к нему надо относиться бережно и не забивать голову фривольными мыслями. Однако его телу было наплевать на доводы рассудка.

Черт побери, может, он и справился бы с собой, но в этот момент Кэтлин вплотную приблизилась к нему.

— Вы и вправду очень бледны, — сказала она, опускаясь на колени, беря его за руку и подпирая плечом, чтобы он не соскользнул с края глубокой ванны. Не заметив, что прижимается к нему всем телом. Позволяя ему ощутить аромат ее волос и музыку полного участия голоса. Смертельное оружие…

На этот раз он не сумел сдержать стон. Эм Джи открыл глаза и впервые увидел так близко от себя бездонные испуганные очи, полные тревоги, страха и сострадания. А за этой взрывчатой смесью пряталась неуверенность в себе.

Ну что ж, если ему суждено умереть, то он сам выберет себе вид казни.

Эм Джи потянулся и крепко прижал ее к себе. Прежде чем Кэтлин успела шевельнуться, он поцеловал ее.

3

И сразу же отпрянул.

— Эм Джи!

Кэтлин почувствовала, как его тело безвольно обмякло и голова откинулась назад, и ее охватила паника. От неожиданной страстности поцелуя бешено заколотилось сердце. Она ощутила вкус мятной зубной пасты и губ изголодавшегося по ласке одинокого мужчины. Нельзя было не признать этого.

И еще. Ее еще никогда так не целовали. И никогда она не оставалась в ванной с полуголым мужчиной, которого сейчас держала в объятиях. И не знала, что делать.

Надо положить его на пол. Так говорится во всех инструкциях по оказанию первой помощи. Может быть, прикосновение к холодному кафелю приведет его в чувство. Или брызнуть ему в лицо водой и одним махом решить все проблемы?

Она бы так и поступила, если бы не заострившиеся черты его лица.

Наверное, ничего страшного с ним не произошло. Просто он выбрал неподходящий момент для проявления своих чувств. Еще бы! Если даже у нее пульс бьется, как сумасшедший, — а она ведь не была ранена и не истекала кровью, — то можно представить, что он сделал со своим сердцем!

Никогда бы она не поверила, что сможет вытащить из ванны и уложить на пол такого огромного детину, как Эм Джи, не нанеся ему черепно-мозговой травмы. Но она смогла. А когда он наконец распростерся на кафельном полу, Кэтлин посмотрела на бледное лицо и обнаженную грудь, к которой ужасно хотелось прижаться, и… шлепнула его по щеке.

— Один крошечный поцелуй, — пробормотал он, не открывая глаз.

Отходя на цыпочках к двери ванной, девушка возмущенно воскликнула:

— Скажите спасибо, что не утонули? Вы в порядке?

— Подождите минуточку…

— Надо было бы отхлестать вас по щекам. Это отвратительно!

Право же, он улыбался, несмотря на то, что был бледен как смерть, лежал с закрытыми глазами, а на его голове зияла ужасная рана.

— Это прекрасно…

— Прекрасно? — быстро переспросила она, не успев подумать. — Прекрасно?!

Только когда Эм Джи открыл глаза, девушка поняла свою ошибку. Тон у нее был не оскорбленный, а скорее удивленный. Она гордо выпрямилась, подбоченилась, открыла рот, но после всего случившегося не могла выдавить из себя ни слова.

— Пожалуй, ради этого стоило получить пулю. Вы не согласны? — спросил Тобин, неподвижно лежа на полу.

Шесть с половиной футов мускулов, шрамов и сухожилий. Эта проклятая татуировка как символ всего запретного. Пугающая и притягательная одновременно мужественность. Насмешливые глаза. И чертовски милая ямочка на щеке, появляющаяся всякий раз, когда он принимался дразнить ее. Ей хотелось плакать.

— Раз так, можете добираться до кровати как угодно, хоть ползком. Мне все равно, — выпалила она, безуспешно пытаясь подавить чувство жалости к нему и усмирить разыгравшуюся в ее душе бурю.

Круто повернувшись, она направилась двери.

— О'кей, — легко согласился Эм Джи. Девушка остановилась… и повернула назад.

— Нет, вы не сможете, — произнесла она с несчастным видом.

Эм Джи уже сидел, опершись на правую руку и смиренно опустив голову.

— Нет, — настаивал он. — Я должен отвечать за свои поступки. Небольшое умерщвление плоти ради спасения души…

Кэтлин посмотрела на него сверху вниз и сердито спросила:

— Вы бредите?

Он внимательно взглянул на нее и усмехнулся.

— Сестра Роч часто говорила, что когда-нибудь я окажусь в таком положении.

Она подняла бровь.

— Лежа полуголым в ванной? Эм Джи фыркнул.

— Страдающим за свои грехи. Думаю, она имела в виду адское пламя и запах серы. В следующий раз, когда я буду в Сан-Антонио, непременно скажу ей, что хорошая пуля и плохой уход вполне заменяют муки геенны огненной.

Кэтлин покачала головой и нагнулась, чтобы помочь ему.

— Вы и впрямь бредите.

— Брежу любовью, — прокомментировал он, пытаясь подняться. Но чересчур спокойный тон выдал Тобина: ему было очень больно.

Она снова обхватила Эм. Джи за талию, изо всех сил стараясь не обращать внимания на тепло и ошеломляющую мужественность его тела. Тем более что эта мужественность была почти полностью обнажена.

— Прекратите, — предупредила она. — Я в любую минуту могу уйти и бросить вас одного.

Наконец они оказались в спальне. На горизонте костром горел закат. Эм Джи повернулся и несколько мгновений задумчиво разглядывал девушку.

— Почему же вы до сих пор не сделали этого? — спросил он.

Кэтлин полюбовалась видом безбрежного моря, а потом попыталась дотащить Эм Джи до постели.

— Наверное, потому что я идиотка…

Они добрались до кровати, и Тобин очень осторожно опустился на ее край.

— Нет, — возразил он, сопротивляясь попыткам уложить его. Глаза его при этом стали очень серьезными. — Я настаиваю на ответе. Почему вы не ушли, когда вам предоставилась такая возможность? Черт побери, я не мог бы остановить вас…

Кэтлин все еще не решалась посмотреть ему в лицо. Она не доверяла ни себе, ни этим изменчивым и манящим, как море, глазам. Поэтому неопределенно пожала плечами.

— Я неисправимо сентиментальна, — с натугой промолвила она. — Как-то раз я прославилась на весь город тем, что остановила движение на скоростном шоссе, чтобы спасти раненую собаку.

Он нашел ее руку и нежно провел пальцем по маленькой ладони. Этот жест выражал не желание, а признательность.

— Адвокат-филантроп, да?

— Ну да. Неспособный обидеть бессловесную тварь.

Кэтлин посмотрела на него и тут же поняла, что вновь совершила ошибку. Его глаза. Ох уж эти глаза! Такие ласковые, такие яркие и чертовски соблазнительные. Видящие ее насквозь. Светящаяся в них молчаливая благодарность была красноречивее всяких слов. Сердце больше не принадлежало ей. Эм Джи покорил его своей улыбкой уголком рта и простым прикосновением руки.

И тут он рассмеялся, как будто до тысячной доли секунды рассчитал, сколько она сможет выдержать эту сладкую пытку.

— А что будет, если эта бессловесная тварь помешает вам пообедать?

К горлу подступили слезы благодарности за то, что он так хорошо понял ее. Опять слезы. Со дня их первой встречи она только и делает, что плачет. Хладнокровие, жесткость, сила — абсолютно чуждые ей качества. То, что она напрочь отвергла еще в семь лет. Странно, но сейчас именно они привлекали ее. Так же, как и насмешка, светящаяся в глазах цвета морской волны.

— Вам следует хорошенько помнить об этом, — посоветовала она, с трудом улыбаясь и высвобождая руку. — Если вдруг в кладовой кончатся продукты, я могу приготовить из вас жаркое.

Эм Джи покачал головой.

— Ничего не выйдет. Мясо чересчур жесткое. На меня слишком долго охотились.

Кэтлин ничего не могла с собой поделать. Прекрасно понимая, чем все это может кончиться, и постоянно помня предостережения своей суровой бабушки, она все же не могла отвести от него взгляда. Теперь она смотрела на него другими глазами. Эм Джи был просто неотразим. Стройное, сильное, неотвратимо влекущее тело. Все в шрамах и от того еще более интригующее и таинственное.

Девушка бросила на Тобина еще один быстрый взгляд и почувствовала, что ее лицо заливает краска. Она смущенно вспомнила о том, как касалась этого тела с плоским животом и крепкими, упругими бедрами, когда стягивала с него джинсы. Было ясно как день: М. Дж. Тобина никогда не воспитывала строгая чопорная бабушка, иначе он не позволил бы себе предстать перед женщиной в таком виде. Кэтлин содрогнулась при мысли о том, что они могли бы поменяться местами, и тогда бы он смотрел на нее, почти обнаженную, со всеми ее прелестями, выставленными на показ всему миру.

Однако весь мир был здесь абсолютно ни при чем. В настоящий момент он делился для нее на две части. Одна — М. Дж. Тобин, другая — все остальное человечество. Она дрожала, думая только о нем. О его глазах, жадно смотрящих на нее. О его губах…

Кэтлин отпрянула так стремительно, что чуть не опрокинула табурет. Меньше всего ей хотелось, чтобы Эм Джи догадался, о чем она думает. Надо было что-то сказать. Девушка ломала голову, подыскивая какую-нибудь безопасную тему для разговора, а заодно и способ держаться подальше, когда будет устраивать его на ночь.

Эм Джи взглянул на кровать, и его брови поползли вверх.

— Чистые простыни… — Он поднял глаза. — Вы сменили белье?

Она с трудом сдержала вздох облегчения.

— Нет ничего хуже, чем после ванны ложиться в грязную постель.

Его улыбка заставила Кэтлин смешаться.

— Бессловесная тварь благодарит вас, — сказал он.

К тому времени, как она заново перевязала Эм Джи и благополучно уложила его в кровать, она совершенно точно знала, что была права. Ей следовало бежать отсюда при первой же возможности. Но она знала и то, что теперь слишком поздно. Каким-то непостижимым образом боги, которые там, на небесах, распоряжаются судьбами людей и определяют, кому быть счастливым, а кому нет, сговорились запереть ее в чужом доме над океаном с мужчиной, в которого ей суждено было влюбиться. С мужчиной, настолько опасным, что она напрочь лишилась сна. Настолько сильным, что он был способен разбить ее жизнь. Настолько притягательным, что она была не в силах оторваться от него.

Она, всегда так здраво рассуждавшая Кэтлин Эрроу.

Разумная Кэтлин Эрроу, исключившая всякие неожиданности из своей жизни с тех пор, как осталась одна. Рассудительная Кэтлин Эрроу, любящая комфорт и стабильность, и поэтому избравшая себе соответствующие карьеру и окружение. Кэтлин Эрроу, которая не t стала бы слишком противиться, если бы Алекс вдруг сделал ей предложение, потому что это был бы очень удобный и вполне подходящий брак.

Кэтлин Эрроу, привыкшая контролировать каждый свой шаг, не позволяющая никому и ничему разрушить ее планы, ее будущее, ее тщательно построенную спокойную жизнь.

И вот эта жизнь готова была рухнуть. И, кажется, Кэтлин не в силах помешать этому.

Похоже, хотя бы некоторое время они могли чувствовать себя в безопасности. Огромный мир за стенами дома существовал только в телевизионных новостях, и все приключившееся с ней и Эм Джи могло присниться лишь в кошмарном сне.

На следующий день спустился туман, скрывший и солнце, и океан, над которым нависала большая двухступенчатая терраса. Реальность перестала существовать. Если бы Кэтлин умела фантазировать, то могла бы представить себе, что этот чудесный дом принадлежит им и что снаружи нет ничего, кроме дикого пейзажа, океана и морских котиков, громко трубящих на скалах. Что они с Эм Джи знают друг друга уже целую вечность, что они коллеги, спорящие о последних законопроектах и обсуждающие прецеденты. Поздние обеды, пробежки в парке Золотых Ворот ранним утром и редкие поездки вдвоем на побережье…

Но с тех пор как Кэтлин стала жить с бабушкой, она не играла в куклы. У нее не было на них времени, поэтому она и не научилась уходить в мир мечты, где все было именно так, как ей бы хотелось. Глядя в широкие, светлые окна, она твердо знала, что даже у океана есть предел, что свободная стихия не безбрежна. И что Эм Джи изо всех сил пытается избежать неизбежного.

Весь следующий день она вела себя как ни в чем не бывало. Они вместе ели, болтали, поддразнивали друг друга, и она не лезла к нему в душу. Оба старались не повторить вчерашней ошибки. Эм Джи — потому что больше не хотел терять сознание, а Кэтлин — потому что не могла позволить себе даже вспомнить о том упоительном поцелуе.

Они разговаривали, читали, просто сидели молча или делали один-два круга по гостиной, чтобы Тобин мог размять ноги. А сразу после захода солнца легли спать и провели ночь, глядя в потолок и напряженно вслушиваясь в тишину.

— Так вот каково здесь, на воле…

Кэтлин, пристроившаяся на краю террасы, как морская птица перед дальним перелетом, быстро обернулась. И Эм Джи, прекрасно понимая, чем ему это грозит, все-таки не мог отвести от нее глаз.

Два дня он боролся с собой и соблюдал дистанцию. Ради спокойствия, легкости и непринужденности. Силы начали возвращаться к нему. Сначала очень медленно, потом все быстрее и быстрее, и наконец сегодня это стало видно невооруженным глазом. Постепенно оживали руки, ноги, и душа, и ум. Теперь его не пронзала боль при каждом неосторожном движении, а аппетит вырос так, что ради спокойствия Кэтлин уже не приходилось притворяться, будто он обожает бифштексы.

Вплоть до этого мгновения Эм Джи пытался побороть влечение. Он безжалостно подавлял малейшие признаки возбуждения при виде девушки, проходящей мимо в огромных не по росту джинсах, при прикосновении ее рук, меняющих бинты. Однажды он проснулся и увидел ее спящей. Кэтлин свернулась калачиком в большом кресле с высокой спинкой, поджав под себя ноги. Ее пучок готов был вот-вот развалиться.

Оставалось вытащить одну-две шпильки…

Он и не мечтал о том, чтобы распустить ее волосы, почувствовать в руках их мягкую тяжесть, пропустить сквозь пальцы, как золото, зарыться в них лицом.

А сейчас не надо было и мечтать. Вот они перед ним — освобожденные, струящиеся по спине. Слепящие, как солнце в полдень, развевающиеся на ветру, словно стремящиеся улететь. Притягивающие. Искушающие. Эм Джи справился с головокружением и медленно пересек террасу.

— Вы же без рубашки, — мягко заметила Кэтлин.

Она спрятала руки в карманы пушистого купального халата, позаимствованного у хозяев. Полчаса назад Эм Джи прислушивался к звуку льющейся воды, как голодный прислушивается к шипению и шкворчанию жарящегося на вертеле мяса. И старался не думать о девушке, стоящей под душем, о том, как вода стекает с ее тела медленными чувственными струями. Голова закинута, шея и грудь покрыты жемчужными каплями… Он очень старался.

— А вы без обуви, — парировал Тобин, стараясь сохранить спокойствие, и встал рядом.

Уже давно Эм Джи ни к кому не прикасался. Да ему и не хотелось. Он забыл, как это больно. Ему казалось, что он отбивает чечетку на раскаленных углях и не знает, как остановиться.

— Здесь тепло. И я решила немного походить босиком.

— Почему вы выключили моего Джимми? — спросил он, чувствуя, что ему не хватает мужества взглянуть ей в глаза и увидеть в них отчуждение.

— Вы же спали. Я подумала, что из-за этого шума вам могут присниться кошмары.

У Эм Джи от возмущения глаза полезли на лоб.

— Это совсем не шум! Джимми Дин — классик.

Кэтлин рассмеялась и слегка расслабилась.

— Когда он поет, кажется, что у него в носу застряла воздушная кукуруза и он хочет высморкаться. И играет он вовсе не на гитаре, а на живом коте. Не понимаю, как вы можете это слушать.

— К сожалению, я редко могу позволить себе такую роскошь. А какую музыку любите вы?

— Музыку? — переспросила удивленная Кэтлин. — Не знаю. Никогда над этим не задумывалась.

На сей раз Эм Джи поразился совершенно искренне.

— Никогда не задумывались? Бросьте, вы шутите. Музыка так же важна, как… как…

— Как виски и сигареты?

Он поборол желание дернуть ее за нос.

— Сноб.

— Если это означает, что мне можно не восхищаться Джимми Дином, то я согласна.

— Вы и вправду никогда не слушаете музыку? Даже эстраду?

Кэтлин пожала плечами. Она стояла совершенно неподвижно, слегка наклонив голову.

— Кажется, у меня на это никогда не хватало времени.

— Найдите время. — Он погрозил ей пальцем. — Надо немного расширить свой кругозор, советник. Не упускайте шанса. Сами удивитесь, как вам это понравится. Стоит только попробовать.

Она нахмурилась.

— Мне придется начать с мистера Дина?

— Да все равно с кого.

Слегка смущенная, она вздернула подбородок.

— Неужели это так серьезно?

— «Жизнь — это пир, а множество бедняг меж тем околевает с голодухи», — процитировал он. — «Книга откровений», лучшее создание Дениса Мура. Она лежит у меня дома на кровати, зачитанная до дыр.

— Могу себе представить.

— Рано или поздно судьба постарается вернуть тебе то, чего лишила, — сказал он. По крайней мере, так всегда говорила моя милая старая мама. Я много раз пробовал принять ее точку зрения. Особенно в такие дни, как сегодня.

Внизу под ними жизнь шла своим чередом. Накатывались и разбивались о скалы волны. Птицы описывали стремительные круги в лучах неяркого солнца. Где-то неподалеку ворчал занятый обедом морской котик. Необычно теплый ветер разгонял туман, остатки которого клочьями повисали на прибрежных соснах. Сверху, со стороны скоростного шоссе, доносился монотонный гул машин. Распущенные волосы девушки прихотливо трепал бриз, а она стояла на самом краешке земли и во все глаза смотрела на Эм Джи. Океан ничуть не интересовал ее.

— Сколько мы еще здесь пробудем? — неожиданно спросила она.

Эм Джи постарался не выдать своего разочарования. С минуту он любовался пейзажем, а потом пожал плечами.

— Наверное, еще один день. Возможно, после этого они решат, что я направился домой.

Взгляд Кэтлин скользнул мимо него на скалы, вечно воюющие с прибоем, а потом вернулся обратно.

— Еще один день, — задумчиво повторила она.

Эм Джи обернулся к ней.

— Мне очень жаль, — сказал они засунул большие пальцы в петли на поясе джинсов, пытаясь не дать воли рукам. — Я знаю, вам не терпится побыстрее вернуться домой.

И снова она удивила его, ожидавшего подтверждения своей правоты. Может быть, даже слез. Вместо этого она рассеянно улыбнулась и повела худенькими плечами.

— Бедная бабушка, — промолвила девушка. — Последнее время я о ней и не вспоминала.

Эм Джи оперся о кедровые перила.

— Держу пари, у нее все о'кей.

Казалось, Кэтлин, глубоко погруженная в свои мысли, не расслышала его слов.

— Она столько пережила… Я терпеть не могу оставлять ее одну, не сказав ни слова. Как сейчас.

Ее глаза скользнули по его лицу, в них читалась немая мольба. Больше всего на свете Эм Джи хотелось помочь ей. Он знал, как девушка была привязана к старушке, и не пожалел бы ничего, чтобы успокоить ее.

— Мне бы очень хотелось сказать вам «да», — просто проговорил он.

— Я бы поговорила очень быстро, чтобы не успели засечь номер, — возразила она, пытаясь казаться спокойной.

Но Эм Джи отрицательно покачал головой.

— Этого было бы достаточно, чтобы определить район. Они поняли бы, что мы рядом. И догадались, куда мы направимся.

К счастью, последние слова привлекли внимание Кэтлин, и она требовательно спросила:

— А куда мы направляемся? Думаю, я имею право знать это.

Эм Джи с тоской подумал о том, что кончились сигареты. Ему до зарезу хотелось курить.

— Да, — подтвердил он. — Вы действительно имеете такое право. Мы едем в Сан-Луис-Обиспо. Если у той женщины осталась хоть капля здравого смысла, она сейчас со всеми козырями на руках прячется на окраине этого городка. Предполагалось, что она будет сидеть там до упора, пока я не приду и не скажу, что делать дальше. — Он тяжело вздохнул и пожал плечами. — Вот для чего я встречался с Питом. У меня наконец появились фотографии всех, кто входил и выходил через черный ход приюта, и тех грузовиков, что прибывали от Руиса. Стоит проверить по картотеке, и я сразу узнаю, с кем из правительства штата связан Руис, кто работает на «Патерсон Корнсолидэйтед» и кому платят за то, чтобы власти смотрели в другую сторону. Мы собирались сравнить нашу информацию и встретиться с моим другом из ФБР.

С минуту девушка обдумывала услышанное.

— Итак, Руис ввозит наркотики, предназначенные для всего Тихоокеанского побережья, через Сан-Франциско. Город лежит в стороне от обычных маршрутов, и поэтому здесь нет такой слежки. Все тот же Руис связан со строительной фирмой, которая оборудовала склады в приютах для бездомных. Через эти склады и распространяются наркотики. А в правительстве есть люди, которым платят за защиту и покровительство.

— Готовая аннотация романа для «Ридерс Дайджест», — восхитился Эм Джи. — Ага, все верно.

— А где фотографии или пленки? — спросила она. — Вас же обыскали при задержании.

Он скорчил гримасу.

— Ну, это не самое сложное в моей профессии. Не волнуйтесь. Пленок при мне не было.

Кэтлин обернулась, бросила взгляд на открытую дверь спальни и слегка улыбнулась.

— Коробка с гримом?

Тобин, как обычно, усмехнулся.

— В тюбиках из-под крема для бритья можно прятать не только наркотики.

Девушка только покачала головой.

— Не могу представить, что могла бы жить такой жизнью.

Эм Джи срочно понадобились сигареты. И он две недели назад не мог представить, как можно жить другой жизнью. Вечная спешка, работы выше головы, и нет времени ни печалиться о прошлом, ни строить планы на будущее. Постоянное хождение по краю пропасти, подстерегающие на каждом шагу опасности. Ветер в лицо, и кровь, быстро бегущая по жилам. Адреналин, более пагубный, чем крэк, и смертельно опасный для мужчин, которые не привыкли дрожать за свою шкуру.

Но теперь все запуталось. Звезды, по которым он прокладывал свой жизненный путь, вдруг поменялись местами. Злые ветры судьбы подули в другую сторону. Веселое безразличие, с которым он относился к своей жизни, вдруг исчезло, и Эм Джи серьезно забеспокоился. Очень серьезно.

— А какая жизнь у вас? — спросил он, придвигаясь чуть ближе. Солнце уже заходило, ветер стал холодным.

При этих словах она вздрогнула. Голова ее была опущена. Волосы развевались по ветру. Они отливали чистым золотом и вызывали все то же неотвязное желание прикоснуться к ним. Эм Джи покрепче уцепился руками за перила, зная, что стоит ему поддаться искушению, и он пропал. Пропал окончательно и бесповоротно. Тогда он запустит пальцы в густые мягкие пряди, вопьется в ее нежные губы и стиснет в объятиях хрупкое и такое желанное тело…

Он хотел ее. Настоящая боль пронзала его при воспоминании о том, как он обнимал ее. Тело его томилось, испытывая упоительный восторг от мимолетного прикосновения к ней два дня назад. Голова Тобина кружилась, он чувствовал себя совершенно разбитым от внезапно вернувшегося, казалось, давно забытого желания.

— Кэтлин…

Девушка не подняла глаза, но улыбнулась.

— Совсем не похожая на вашу, — призналась она и, повернувшись лицом к океану, положила руки на перила. В ее глазах отражалось заходящее солнце.

— Расскажите мне.

Она тряхнула головой, волосы рассыпались у нее по плечам, что только, усилило желание Эм Джи.

— Пожалуй, не стоит.

Он придвинулся еще ближе.

— Почему? Обо мне вы знаете все. Мама, дом, игуана. У вас есть какое-нибудь домашнее животное?

Она усмехнулась уголком рта.

— Рептилий не держим.

— А кого тогда? Птиц? Рыб?

— Кота. Здоровенного кота по кличке Раста. Он достался мне от одного из сослуживцев.

— И где же он живет?

— Дома.

Эм Джи выдавил из себя кривую усмешку, стараясь не показать досады. В вырезе купального халата виднелась молочно-белая шея, дразнившая своей недосягаемостью. У него поднималось давление, а она была вызывающе спокойна. Долгое терпение Тобина подходило к концу.

— А где ваш дом? Естественно, не в Чайна-тауне.

Еще одна улыбка, на этот раз мягче, печальнее.

— Я живу у бабушки. На Ноб-Хилле.

Она не впервые удивляла Эм Джи. Но сейчас он был изумлен чрезвычайно.

— На Ноб-Хилле? — эхом повторил он. — В одном из этих огромных старых мавзолеев?

— И притом в одном из самых огромных.

— Так вы богаты?

— Бабушка богата. Просто до неприличия. Ведь моя мать — урожденная Лаундер. Аристократка, леди года и все такое прочее. Папа называл ее «мой нежный цветок». Он был сыном водителя грузовика и пошел в армию, чтобы научиться летать. Они познакомились у общих друзей и через три недели поженились.

Эм Джи отчетливо видел, что творилось в душе у девушки, пока она все это рассказывала. Защитная реакция, ставшая за долгие годы привычкой. Кэтлин замерла, вытянувшись в струнку, высоко подняла подбородок, руки положила на перила, как будто стояла на кафедре проповедника. Только глаза выдавали ее — огромные озера, полные горечи и неуверенности в себе. Женщина-ребенок, пережившая такие потери, о которых Эм Джи мог только догадываться. Тобин узнал, что такое ад, будучи уже взрослым. Зрелым мужчиной, способным отвечать за свои поступки, имея за плечами выстраданные представления о том, что такое вина и совесть.

Но где было набраться такого опыта семилетней девочке, оставшейся на попечении мало ей знакомой богатой леди, которой отныне предстояло вести Кэтлин по жизни? Впрочем, едва ли ей пригодился бы этот опыт…

— Значит, вы до сих пор живете с бабушкой в Ноб-Хилле, работаете в красивом здании в деловом центре и встречаетесь с прокурором?

— Я встречалась с прокурором, — мягко поправила она. — Это было…

— Что было?

Она сбилась и пожала плечами.

— Ну все такое… День туда, день сюда, ленчи в Чайна-тауне по вторникам и пятницам, раз в месяц поездки на побережье, чтобы походить босиком по воде…

— Что еще?

Впервые Кэтлин отважилась поднять глаза.

— Что вы имеете в виду?

Эм Джи лихорадочно искал способ преодолеть возведенные ею барьеры.

— Что еще вы делали?

Опять пожатие плеч.

— Ничего особенного. Иногда театр, кино. Обеды с друзьями. Я много читаю.

— Не сомневаюсь.

— Как вас прикажете понимать?

Ему очень хотелось заставить ее улыбнуться.

— Что ж, если у вас не хватает смелости выбрать себе другую жизнь, чтение — лучшее, что может ее заменить.

Ее худенькие плечи гордо распрямились.

— Ну если вы считаете, что я много потеряла в жизни, потому что не одеваюсь, как дешевая юристка с конским хвостом на затылке, и не выгуливаю ящерицу, то тогда вы, конечно, правы.

Эм Джи не оставалось ничего другого, как улыбнуться и бросить ей вызов. Резкий ветер стих, и вечер неожиданно стал теплым и мягким. Располагающим к разговору по душам.

— И вы умираете от желания вернуться ко всему этому? — насмешливо спросил он.

Кэтлин открыла рот, готовясь возразить… Согласиться… Сделать выговор… Он следил за тем, как эти намерения поочередно сменяли друг друга. Видел он и прядь волос, щекочущих ее шею, которую так хотелось накрутить на палец.

— Нет, — наконец призналась она. Плечи ее слегка опустились, глаза расширились, словно она сама себе удивлялась. — Не умираю.

Он вдруг понял, что стоит совсем рядом. Как это произошло? Эм Джи смотрел на девушку сверху вниз, и его пальцы сводило судорогой от неимоверных усилий, которыми он заставлял их оставаться на месте.

— Так в чем же дело? — все еще улыбаясь, проникновенно спросил он.

Казалось, она вот-вот заплачет. Девушка глубоко вздохнула и напряглась всем телом.

— Ничего не выйдет, — сказала она, глядя на закат.

— Что? — тихо переспросил Эм Джи. — Что не выйдет?

Кэтлин повернулась к нему. Солнце расстелило на поверхности океана блестящее, переливающееся покрывало и вызолотило ее волосы, что заставило Эм Джи испытать боль — почти такую же сильную, как боль от наполнявшего ее глаза страдания.

— Именно это погубило мою мать. Она верила отцу, когда тот говорил ей, что можно жить одним днем. Что жизнь — это приключение, которым надо насладиться до конца. Умирая в тридцать лет, она поняла, что отец был не прав. Такая жизнь убила ее. Когда отец погиб, то взял с собой и ее. Она продержалась лишь два месяца, угасая с каждым днем, смотря в стену и плача, плача, плача… Ожидая, когда же наконец она снова окажется с ним.

— И оставит вас.

— Да! — Слезы сделали ее глаза невыносимо голубыми. У Тобина упало сердце.

— Черт побери, ваш отец был законченным эгоистом! Он жил только для того, чтобы летать, а на все остальное плевал. Он не имел ничего против смерти под обломками горящего самолета и знать не хотел, что кого-то это может не устраивать.

Эм Джи больше не мог этого вынести. Он осторожно положил руку на плечо девушки, наклонился к ней, предлагая остатки нежности, которая сохранилась в нем вопреки всей его несладкой жизни. Он был готов на все, лишь бы утешить ее.

— А может быть, он хотел только одного: чтобы ваша мать любила жизнь так же, как он…

Ослепшая от слез Кэтлин помотала головой.

— У нее не было на это сил. Она не была создана для такой жизни. И он должен был это понимать.

— А вы, Кэтлин? — не удержался он, пытаясь заставить ее поднять небесно-голубые глаза и не дать ей отвести их в сторону. — Разве вы не достаточно сильная?

Она не отвела взгляда, но и не сдалась, продолжая защищать крепость, возведенную много лет назад. Не видя и не слыша то, что могло нарушить созданный ее мир. Эм Джи сомневался, что это поможет. Ее глаза все еще были полны горя, страха, неуверенности. Она переводила взгляд с его лица на мерно вздымающиеся волны океана и обратно. Прямо под террасой пеликаны ныряли за мелкой рыбешкой. Вздыхали сосны, а где-то на горизонте неслась по волнам скорлупка надутого ветром паруса. Эм Джи ждал.

— Не знаю, — наконец произнесла она. Голова ее снова опустилась, плечи поникли. — Еще не знаю.

Он взял ее за подбородок, заставив поднять голову, и вытер слезы с ее щек.

— Советник, признаете ли вы меня опытным экспертом и свидетелем, заслуживающим доверия? — спросил он.

Кэтлин была готова улыбнуться.

— Экспертом по другому образу жизни? Подозреваю, что я еще никогда не встречала человека, чья жизнь так бы отличалась от моей, как ваша.

Он не позволил ей ускользнуть, взглядом приковав к себе.

— А я никогда не встречал человека более сильного.

Из ее глаз продолжали струиться слезы, говорившие об отчаянной борьбе, которую Кэтлин вела в одиночку. Эм Джи тщательно вытирал каждую из них, словно совершая ритуал и мечтая, чтобы эти слезы принадлежали ему. Слишком знакомо было Тобину это зрелище, чтобы относиться к нему спокойно.

— Но ведь это очень опасно, — прерывисто прошептала Кэтлин.

Эм Джи улыбнулся. Ослепительно, широко, чарующе, как мог только он.

— А если бы ваш отец торговал обувью и погиб под колесами троллейбуса, пережила бы это ваша мать?

Лицо девушки исказила гримаса отчаяния, давняя боль смешалась с новой, только что пришедшей.

— Тогда бы она любила его меньше…

И тут Эм Джи, у которого уже давно выработался иммунитет к боли, трагедиям и катастрофам, который не мог припомнить, когда в последний раз его посещала надежда, почувствовал себя так, словно его ударили под дых. У него подогнулись колени и потемнело в глазах, но это не имело никакого отношения к его ранам. Во всяком случае, к физическим.

Она не просто так рассказывала ему о матери. Старая история, старая горечь. Она говорила о том, чего боялась сама. Не о том, что она ощутила вкус свободы и приключений. Не о том, что потерпела крах ее налаженная, скучная жизнь. Не о неуверенности в будущем.

Она говорила о нем. О нем самом.

Это читалось в ее глазах, в глубине которых светилось былое страдание и потрясение от новых открытий. Не только страх, но и что-то невыразимо нежное. Настолько робкое и хрупкое, что Эм Джи хотелось спрятать это в ладонях и защитить от гибели. Прижать к себе и укрыть от всего мира.

Надежда. Эм Джи не думал, что после того дня в Техасе она когда-нибудь вернется к нему.

Зависимость. Жертвенность. Любовь.

О Боже, как это могло случиться? Разве можно было после стольких лет рассчитывать на такой подарок? Разве он заслужил, чтобы из-за него плакала прекрасная, сильная женщина? И разве он выживет, если это только что родившееся чувство умрет прежде, чем они успеют дать ему окрепнуть?

Ведь у них совсем не осталось времени. Завтра они уедут. Снова пустятся в бегство, оглядываясь через плечо, снова будут вырываться из сетей обмана и предательства. Вновь вернутся в реальный мир, который предъявит Кэтлин Эрроу суровый счет за заботу о преступнике.

Эм Джи, сцепив зубы, боролся с отчаянием. Он принудил себя к молчанию, спокойствию и ответил тем, что стоило дороже всех цветистых фраз на свете. Он поднес ладони к волосам Кэтлин, посмотрел ей в глаза и улыбнулся. Эта улыбка была предназначена только ей, ей одной. Наконец-то его руки прикоснулись к этому шелковистому сокровищу, которое девушка так тщательно скрывала от всех. Теперь она была у него в плену. Он заставил ее поднять голову. Тревожные, вопрошающие глаза, потрясающе нежная кожа, чувственный, дразнящий рот, лишившие его сна и покоя…

Ветер тихонько раскачивал верхушки деревьев, подбадривающе шелестя листвой. Кричали чайки. Огненные языки заката лизали поверхность воды, пламя которого отражалось в очах Кэтлин. Это было последнее, что видел Эм Джи перед тем, как закрыл глаза и поцеловал ее.

Он ожидал отпора. Сопротивления. Вместо этого его губы беспрепятственно достигли соленых от слез губ, а руки обвили талию. Он беззастенчиво прильнул к нежному, полному тайны податливому рту и устремился внутрь, как в улей, полный сладкого меда.

И внезапно замер, почувствовав, что ему отвечают. Его с головой накрыло ощущение умиротворенности и разделенного желания. Упоительная музыка зазвучала в его мозгу, словно вокруг зазвенели тысячи колокольчиков. Он справился с секундной слабостью, высвободил пальцы из волос девушки и начал ласкать ее лицо, шею, плечи. Тело Кэтлин напряглось и прижалось к нему. Ободренный этим движением, Эм Джи скользнул ладонью под пушистый махровый халат, чтобы насладиться ее теплой, упругой грудью. Соски ее затвердели и набухли от желания. И он застонал от первобытного, дикарского наслаждения, не обращая внимания на головокружение, на то, что внутри разливается жгучий жидкий огонь. Сердце остановилось от прикосновения к этому обольстительному, волшебному телу.

Не отрываясь от ее рта, ни на секунду не выпуская девушку из объятий, он опустил одну руку и развязал пояс халата. Под халатом на ней были надеты только узкие трусики. Теперь их тела разделяло лишь несколько слоев ткани.

От воды потянуло холодом. Эм Джи крепче стиснул сладкое, безумно сладкое тело Кэтлин и замер на месте.

— Я хочу, — прошептала она, когда он наконец оторвался от ее губ и прижался щекой к ее макушке. — Я…

Руки Эм Джи помимо воли скользнули по ее телу вниз, к талии и крутым бедрам.

— Я тоже, девочка, верь мне.

Она еще сильнее приникла к нему. Эм Джи старался не обращать внимания на требования своего измученного тела. Он осторожно втянул носом воздух и выдохнул через рот, полагая, что это единственный способ справиться с возбуждением.

Кэтлин подняла голову.

— Тогда пойдем…

Эм Джи наконец открыл глаза и грустно улыбнулся.

— Я и так делаю все, что могу, — признался он. — Но боюсь, эти объятия могут закончиться для меня плачевно.

Мгновение она смотрела на него. Ее глаза под полуприкрытыми веками хранили томное выражение, и это мучило его сильнее, чем прикосновение упругих сосков к его обнаженной груди. Потом включилось сознание и пришла догадка. Удивление сменилось огорчением. И вдруг она улыбнулась.

— Так вот почему позавчера ты упал в ванной…

Эм Джи дернул ее за нос.

— Я знал, чем мне это грозит, но не смог вовремя остановиться. Когда мы выберемся из этой передряги, ты еще раз помоешь мне голову, чтобы я насладился по-настоящему. Ладно? Она прижалась щекой к его груди.

— Только если ты сделаешь то же самое. Он застонал.

— Перестань. Ты не представляешь, какие фантазии рождаются у меня в голове.

Она обольстительно улыбнулась. Именно так, должно быть, улыбалась Далила перед тем, как поднесла ножницы к шевелюре бедняги Самсона.

— Что ж, мы еще вернемся к этой теме. Я запомню, что когда мне предоставился редкий шанс, ты сказал «нет».

Эм Джи покачал головой.

— Я вовсе не сказал «нет». От таких предложений не отказываются.

Выражение ее глаз снова изменилось. Внезапно она потеряла уверенность в себе и стала похожа на маленькую девочку, которая никогда не умела пользоваться предоставившимся ей шансом.

— Правда?

Тобин взял ее за подбородок и провел пальцем по щеке.

— Милая… Я всегда выполняю свои обещания. Тем более такие.

Что-то промелькнуло в ее глазах, словно их яркую голубизну накрыла тень пролетевшего мимо ворона. Кэтлин опустила голову, обняла его и снова прижалась щекой к его груди. Он слышал, как часто бьется ее сердце, видел, как она пытается справиться с собой. В ее молчании было что-то настораживающее. И когда она открыла рот, у Эм Джи от тягостного предчувствия заныло сердце.

— Ничего из этого не выйдет, — тихо, не поднимая глаз, сказала она. — Правда?

4

— Что ты имеешь в виду? — спросил Эм Джи, уже зная ответ.

Он крепко обнял ее, слово хотел удержать навсегда. Хотя понимал, что это невозможно. Как бы отчаянно он ни желал этого. Потому что она была права.

Кэтлин не двигалась. Теплая, живая, она спрятала голову на его груди, обвила его руками… Господи, как хорошо. Словно оазис в безбрежной, безлюдной пустыне…

— Я хочу тебя, — хрипло, прерывисто шептала девушка. — Я чувствую… — Она потрясла головой, как бы подыскивая слова. Прикосновение шелковистых волос к коже было мучительным. — Но это невозможно. Все невозможно. Сейчас мы с тобой вдвоем. Мы можем быть кем угодно и махнуть на все рукой. Я могу хотеть тебя и не бояться последствий.

Эм Джи выпрямился и заставил ее поднять лицо.

— Последствий?

В который раз он подумал, что скорее умер бы, чем причинил ей вред. И ненавидел себя за то, что не мог унять боль, наполнявшую ее глаза. Но если он позволит ей разделить с ним судьбу, рано или поздно все кончится тем же — ее глаза наполнятся все той же болью.

А вдруг? Вдруг остался еще один шанс? Еще один?

— Пойдем-ка, — распорядился он, не давая девушке опомниться. — Сядем и разопьем бутылочку.

Кэтлин ответила не сразу. Множество противоречивых чувств промелькнули в ее больших выразительных глазах. Они были так печальны, что Тобин отвернулся, лишь бы не видеть их. Но перед тем он на секунду задержался, чтобы завязать пояс ее купального халата. Только бы Кэтлин не заметила, как дрожат у него руки… Потом он повел девушку в дом, подальше от разыгравшегося ветра.

Стерны наверняка будут вне себя, обнаружив недостачу их лучших вин. Но Эм Джи это ничуть не беспокоило. Он наполнил два бокала старым бренди. Кэтлин устроилась на диване. Она поджала под себя ноги, волосы упали ей на лицо. Полуженщина, полуребенок. У Эм Джи сжалось сердце. Он хотел слишком многого, но хорошо знал, чем все кончится, и не мог с этим смириться.

Правда, у них есть еще время.

Несколько минут они сидели молча, смакуя бренди и следя за тем, как садится солнце. Такой чудесный закат — приятное дополнение к мирной идиллии. Прекрасная женщина, прекрасный дом, прекрасный день.

Еще одна глава в книге иллюзий Майкла Джорджа Тобина.

— В этом есть что-то ирреальное, — печально произнесла девушка, повернувшись к нему. Последний луч коснулся ее волос, и они засветились, словно фосфоресцирующий след на поверхности моря, залитого лунным светом. Она обвела рукой то, что их окружало. — Здесь ведь все возможно, правда?

Эм Джи не сразу нашел слова, чтобы возразить.

— Думаешь, стоит нам выйти отсюда и все изменится?

Кэтлин посмотрела в глаза Эм Джи, и тот оценил ее смелость.

— А ты как думаешь?

— Почему обязательно изменится? А вдруг нет?

— Потому что это не мы. Здесь для нас… остановилось время, когда нет ни прошлого, ни будущего. Здесь я не могу поверить, что полиция целого штата гонится за нами. Не могу вспомнить, что делала утром того дня, когда встретила тебя. Как будто до этого ничего не существовало.

— Неужели это так плохо?

Она издала короткий испуганный смешок.

— Зато я помню, что делал ты, когда мы познакомились. И что делала я. Эм Джи, я не тот человек, чтобы действовать под влиянием минутного настроения. С тех пор как мне исполнилось семь лет. Мне слишком нужны стабильность, уверенность в завтрашнем дне. А тебе спокойная жизнь так же чужда, как мне — бесконечная погоня.

— Ты в этом уверена?

— А разве ты сможешь успокоиться? Разве сможешь бросить эту проклятую, волнующую кровь работу только потому, что я так жить не могу?

Эм Джи горел в адском пламени. Что-то изнутри душило его. Откуда она знала это? Как сумела найти его самое уязвимое место?

Мария не имела ничего общего с Кэтлин. Но вдруг перед Эм Джи возникло ее лицо, и ему захотелось бежать из этого прекрасного дома на край земли… Вычеркнуть его из памяти.

И все же он продолжал надеяться, что на этот раз все будет по-другому.

Кэтлин ждала ответа. Не того, что он дал раньше. Но даже сейчас он не был уверен, что в состоянии дать его. Не знал, хватит ли у него сил бросить прежнюю жизнь, как бы он ни устал от нее. Ничего другого он не умел.

— А если бы я попробовал?

У Кэтлин расширились глаза, в которых блестели непролитые слезы.

— Не знаю, вправе ли я просить тебя об этом. И не знаю, сумела бы сама измениться ради тебя.

— А ты не слишком торопишься? — спросил Эм Джи, стараясь найти причину для отсрочки. Пытаясь покончить с воспоминаниями, которые, оказывается, и не думали умирать. — Придется еще через многое пройти, прежде чем мы сможем назвать наши отношения хотя бы нормальными.

Она посмотрела на бокал, словно в нем был не бренди, а эликсир мудрости. Ответы на все вопросы.

— Я не умею ловить свой шанс, Эм Джи. И тут он рассмеялся.

— А что же ты все это время делала, девочка?

Она как будто очнулась. Глаза ее потемнели от гнева.

— Я еще не выжила из ума и помню, что ничего не ловила. И никого. Это ты все время тащишь меня за собой…

Эм Джи поднял бровь.

— Разве я запихнул в машину раненого преступника и увез его в неизвестном направлении? А потом тебе не раз предоставлялась возможность уйти!

Кэтлин поднялась и подошла к окну.

— Просто я не могла оставить тебя одного. Это было бы жестоко.

— Жестоко? — переспросил он. — Я ведь похитил тебя. Под дулом пистолета. В твоем лучшем костюме. Ты имела полное право сбежать.

Минута прошла в молчании. Она не отвечала, просто стояла у окна, вертела в руках бокал и смотрела на темнеющее море.

— Как тебя угораздило стать общественным защитником? — неожиданно спросил Эм Джи, словно забыв, что уже задавал этот вопрос.

Кэтлин обернулась, но лицо ее осталось в тени.

— При чем тут это? Он пожал плечами.

— Речь шла о шансах. Ты принадлежишь к элите Сан-Франциско. Могла бы выбрать себе любую фирму в городе. Почему ты этого не сделала?

— Я же говорила. Идеализм.

— А почему ушла?

Она застыла, пальцы крепко сжали бокал.

— Я… получила более интересное предложение.

— Тебе больше нравится заниматься делами о наследстве и авторских правах?

— Это солидная фирма…

— Значит, нравится?

— Нет! — вырвалось у Кэтлин, удивившейся собственной пылкости. — Но так спокойнее. Это…

— Предсказуемее. Удобнее. Стабильнее.

— Да, — ответила она на этот раз без особых эмоций, переходя к обороне. Сердито и с бесполезным вызовом.

Эм Джи наконец встал с дивана и подошел к ней. Его приближение заставило девушку испуганно сжаться. Но причиной этого были не его внушительный рост и вес. М. Дж. Тобин видел ее насквозь. Она до ужаса боялась принять решение. Воспользоваться Шансом.

Кэтлин и представления не имела о том, что он тоже безумно боялся. Боялся упустить шанс изменить свою жизнь.

— Ты не то, что твоя мать, — мягко сказал он, стараясь не спугнуть ее. — Не приписывай себе ее качеств.

Кэтлин выпрямилась, подняла голову.

— Ты хочешь сказать, следует жить так, будто каждый день на земле последний?

— Я хочу сказать, если ты так и не воспользуешься шансом, который дает жизнь, то в один прекрасный день проснешься старухой, которой не о чем вспомнить. Одинокой. Как твоя бабушка. — Он махнул рукой на все свои страхи и прикоснулся к ней. Приложил ладонь к ее щеке, погрузился в нежную голубизну ее глаз. — Попытайся, Кэтлин, — умоляюще произнес он. — Только попытайся.

Эм Джи не знал, на что надеялся. Он больше не мог ограничиваться мечтами. Он все понимал, однако задержал дыхание в ожидании ответа. Пока она не взяла его за руку и не сжала ее в своих ладонях.

— Ты поможешь мне? — спросила она.

В его улыбке отразились все утраченные иллюзии.

— Я надеялся, что ты именно так и ответишь.

На этот раз поцелуй вместил в себя всю нежность, какую мужчина способен испытывать к женщине. Он взял ее лицо в ладони, запрокинул и припал к нему, чувствуя на губах девушки вкус бренди, ощущая, как сильно и радостно забилось ее сердце. И тут он дозволил первой робкой надежде затеплиться в его душе.

М. Дж. Тобин обязан был думать о том, что ждет их за тяжелой дубовой дверью. Надо было психологически подготовиться к тому, что будет после этой сумасшедшей гонки, которая, как ни крути, должна была чем-то закончиться. От этого зависела его жизнь.

Он должен был рассказать ей правду о себе. О том, кому Кэтлин соглашается доверить свою жизнь. О том, что у него общего с ее отцом. Должен был подготовить девушку к тому, что ее ждет, если она согласится довериться ему.

Должен был, но… В этот закатный час, когда мир напоминал о себе только шумом прибоя, стоя рядом с прильнувшей к его груди Кэтлин, он позволил себе предаться мечтам и поверить, что поступает правильно. Что можно не считаться ни с прошлым, которое живет в его ночных кошмарах, ни с будущим, которое покрыто мраком неизвестности. Что у него есть право хотя бы раз в жизни почувствовать себя счастливым. И что он может научить быть счастливой Кэтлин.

— Ты уверен, что пора уезжать? — спросила девушка, обводя взглядом комнаты со сводчатыми потолками, освещенные ярким утренним светом.

Прошел еще один день и еще одна ночь, добавив к их отношениям нечто новое. Непринужденность. Оба понимали, что это иллюзия, но держались за нее, как утопающий за соломинку. Они шутили, поддразнивали друг друга, смеялись и даже предприняли рискованную вылазку на скалы, чтобы полюбоваться резвившимися среди камней выдрами. И делали вид, будто верят, что все будет в порядке.

Кэтлин удивлялась собственному легкомыслию, ранее ей совершенно не свойственному. Это началось еще в тот момент, когда она вышла на террасу, зная, что под халатом на ней почти ничего нет, молясь про себя, чтобы Эм Джи подошел поближе. Приходя в ужас при мысли о том, что он может прикоснуться к ней, и страстно желая этого. Искушая себя его улыбкой как запретным плодом и теряя остатки душевного равновесия с каждой вспышкой радостного волнения.

Радость. Восторг. Отчаяние. Эмоции, которых она себе не позволяла раньше. Сильные чувства, которым не доверяла. Бурные воды, которых она касалась лишь кончиками пальцев. Греховные соблазны, заставляющие забыть о рассудительности, осмотрительности и осторожности.

И вот они уезжают. Укладывают вещи, прибирают дом, готовятся к следующему этапу их рискованного путешествия.

Но она не могла просто взять и уехать. Ею вдруг овладел приступ отчаяния. Нелепого страха, что они могли быть счастливы только здесь, в этом доме, где им мешало лишь море, что только здесь, где родилось их взаимное чувство, не будет препятствий, которые каждый из них воздвиг на пути к простым словам «я люблю тебя».

Но за порогом этого дома их ожидали… драконы. Бросающий в дрожь стрекот вертолетов, вой полицейских сирен и вооруженные до зубов тайные агенты, собирающиеся отнять у Эм Джи свободу и жизнь. Разрушить покой, который они только-только обрели в объятиях друг друга. А тут еще эта таинственная Мария… Что она значила для Тобина? Это предстояло выяснить. Пока что Кэтлин не набралась мужества посмотреть правде в глаза. Спросить. Попытаться понять причину боли, переполнявшей душу Эм Джи и проникающей в его сны.

Роясь в своей «шкатулке с сюрпризами», Тобин даже не потрудился поднять глаз.

— У нас очень мало времени, милая. Ты же знаешь. Ну-ка, надень вот это. В джинсах Дафны Стерн, голубом лифе, да еще с татуировкой на груди ты будешь выглядеть, словно только что приехала из Лос-Анджелеса.

Никогда в жизни Кэтлин не испытывала полета фантазии. Однако сейчас ее воображение разыгралось. Как только они переступят порог этого дома, покидая его, она уже не сможет познать, что такое любовь Эм Джи. Никогда не почувствует обжигающего вкуса его поцелуев, острого наслаждения, пронзающего тело.

Девушка смотрела на короткий черный парик в руках Эм Джи и пыталась сосредоточиться на том, что ей предстояло сделать. В кого превратиться.

— Как ты себя чувствуешь? — неожиданно спросила она.

Тобин ответил не сразу, и девушка бросила на него встревоженный взгляд.

— Нормально я себя чувствую. А что?

И вдруг Кэтлин увидела себя со стороны. Как она ломает пальцы, то и дело поглядывая на стеклянные панели, обрамляющие входную дверь, словно с минуты на минуту ожидает появления патрульной машины.

— Я…

— Ты не поведешь машину, — ничего не поняв, сказал он. — Не для того я избежал смерти от пуль убийц, чтобы погибнуть, рухнув со скалы.

Она порывисто обернулось. Непривычно распущенные волосы щекотали ей шею. Это Эм Джи настоял, чтобы она не закалывала их в пучок. Он без конца трогал их, будто хотел убедиться, что они настоящие.

— Это глупо… — начала она, чувствуя, как увядает ее решимость.

Он отложил парик и взял ее за руки.

— Что такое? Ну же, девочка! Ты ведь не собираешься целый день прижиматься к моей груди, правда?

Эти слова рассмешили ее. Потому что именно этого она и хотела. Кэтлин не привыкла поддаваться порывам чувств. Она не была импульсивна и не знала, насколько упоительно бывает желание очертя голову броситься в омут. Ее сердце бешено колотилось, ладони стали влажными и холодными. Все внутри сжималось от страха и возбуждения.

— Мы не можем уехать просто так, — умоляюще произнесла она, поднимая глаза на Эм Джи, кладя ладони ему на грудь. На сильную, теплую грудь, на которой так недавно лежала ее голова.

Он недоуменно нахмурился и обхватил ее запястья.

— Милая, все будет в порядке. Поверь, когда я нарисую у тебя на груди цветок, а ты наденешь парик, тебя никто не узнает. Даже собственная бабушка.

Кэтлин покачала головой, не в силах вымолвить ни слова.

Теперь Эм Джи не на шутку встревожился.

— В чем дело?

Снова слезы. Они душили ее, жгли веки, мешали видеть его глаза, обольстительные и нежные, как море. И все же она силилась улыбнуться.

— Просто я не могу… Не могу уехать. Хочу, чтобы ты любил меня. Всего один раз. Это все, что я прошу.

Кэтлин поняла, что больше никогда не увидит на лице Эм Джи такого изумления. Он превратился в статую. Прирос к полу.

— Кэтлин…

Она смогла лишь прошептать:

— Пожалуйста…

Наградой ей стала улыбка — одна из тех чудеснейших улыбок Эм Джи, когда от его глаз разбегались лучистые морщинки, а на щеке рождалась прелестная ямочка. Он поднес к губам ее руку и поцеловал ладонь.

— Ты убьешь меня.

И Кэтлин поняла, что тоже улыбается ему, а изнутри рвется долго таимое головокружительное ожидание.

— Ага, — ответила она задыхаясь. — Но ты умрешь улыбаясь.

Он не отрывал от девушки глаз с расширившимися зрачками и ласково гладил пальцами нежную кожу ее запястий.

— Боюсь, что не смогу отнести тебя в спальню.

Она хихикнула, приходя в неистовство от обещания, горящего в глазах Эм Джи.

— Хочешь, чтобы я тебя отнесла?

Он не ответил, просто привлек ее к себе одной рукой и поцеловал. Вторая рука, зажатая их телами, ощущала биение обоих сердец. Поцелуй был долгим, его губы — требовательными и страстными. Кэтлин задохнулась от этого поцелуя, ее голова откинулась так, что волосы рассыпались по плечам, щеки согревало его дыхание, соски налились, отвечая на его прикосновения. Сердце готово было выскочить наружу.

Наконец Эм Джи поднял голову и посмотрел на девушку. Его глаза смеялись..

— Ну что ж, кажется, я не рухну по дороге в спальню. А ты уверена, что хочешь именно туда?

Откуда-то из водоворота вызванного им желания Кэтлин ухитрилась выудить ответ.

— О да, — прошептала она, проводя языком по пухлой нижней губе и жадно ловя ответную улыбку. — Только туда.

Так они и сделали. Не разжимая рук, они вернулись в спальню, где провели вместе столько времени, где мир сужался до размеров уютного гнездышка, полного ожиданий и сюрпризов. Где — Кэтлин была в этом уверена — таилось множество удивительных открытий и сказочных чудес.

Но прежде чем лечь в постель, Тобин достал из своей чудесной коробки пакетик из фольги.

Кэтлин засмеялась.

— Какая досада!

Эм Джи только усмехнулся.

— Я же говорил. Здесь есть все, что мне нужно.

Расстегивая верхнюю пуговицу хлопчатобумажной рубашки, взятой из гардероба Стернов; Кэтлин подняла бровь.

— И часто тебе приходится пользоваться этим!

Эм Джи положил свою находку на тумбочку и избавил девушку от необходимости возиться с пуговицами.

— Это лежит здесь со времени Кеннеди и уже успело покрыться пылью. Довольна?

Кэтлин почувствовала прикосновение его пальцев к своей коже и улыбнулась.

— Да, — сказала она, глядя Тобину в глаза. — Очень довольна.

Девушка не могла понять, что доставляет ей большее наслаждение — когда Эм Джи расстегивает на ней одежду или когда трогает ее волосы. Она и не подозревала, как восхитительно следить за пламенем, которое разгорается в глазах Эм Джи, перебирающего густые пряди ее волос — сокровища, так долго скрываемого от людских взоров, а потом без раздумий врученного Тобину. Ее охватил озноб, тело содрогалось от наслаждения. Он легко опрокинул ее на спину и начал медленно раздевать, лаская руками, губами, взглядом. И минуты превратились в вечность, когда он бесконечно нежно и терпеливо открывал слишком долго запертую дверь и позволял войти наслаждению. Когда он наконец освободил Кэтлин от оков предначертанной ей судьбы.

Его руки заставили девушку испытать блаженство столь острое, что Кэтлин всхлипнула. Страстные, умелые губы вынуждали гореть кожу. Ее сердце стучало, как паровой молот, в жажде новых открытий.

При взгляде на его грудь, шею, широченные плечи, великолепные густые волосы почему вспоминались контрабандисты. Необыкновенные мужчины, жившие по собственным законам и предоставляющие другим право соблюдать условности. Мужчины, отличавшиеся силой и дерзостью. Очарованием висельников.

Она принялась неумело расстегивать пуговицы и наткнулась на бинты. Едва обратив на них внимание, стала ласково перебирать кудрявые волосы, выбивающиеся из-под повязки, изнывая от томления при виде его плоского живота, испытывая мучительное желание рывком стянуть с него джинсы. Стоило лишь подцепить ногтем тугую молнию и заставить его застонать от наслаждения.

Теперь он лежал на спине, весь в испарине, напрягшись. В глазах, полуприкрытых тяжелыми веками, горело нестерпимое желание. Она склонилась над ним — рубашка расстегнута, лифчик врезался в грудь, взятые взаймы чужие джинсы кажутся мучительно тесными. Стоило нагнуться, чтобы поцеловать его, как Кэтлин оказалась под ним, придавленная тяжелым телом, и увидела прямо над собой жадный рот, оскаленный в чувственной улыбке. Эм Джи целовал ее разметавшиеся по шее, лицу, груди волосы, изводил медленными прикосновениями, пока она сама не изогнулась навстречу и не притянула его к себе, требуя действий.

И он откликнулся. Нежно прижал к себе, охватил ладонями ее груди и принялся мучить соски, зажав их указательными и большими пальцами, а потом приник к ним губами. Заставляя ее извиваться под ним, дробя ее тело на миллион кусочков, сгорающих от желания в разожженном им пламени.

Она потянулась к Эм Джи, умирая от желания ласкать его. Но Тобин перехватил ее руки.

— Еще рано, — сдавленно прошептал он. — Я не смогу долго… выдержать. Не торопи меня.

Но она уже была не властна над свои телом. Ей хотелось протестовать под воздействием безумного желания овладеть им Он становилось все сильнее и сильнее хотелось раскрыть все его секреты, познать все тайны его тела, о которых мечтала. Заставить его издавать хриплые стоны, от которых бы ходуном ходила его грудь и вздрагивало тело. Кэтлин изнемогала от нетерпения.

— Что… — умоляла она. — Что мне сделать?

Глаза Эм Джи блестели от возбуждения ямочка на щеке подрагивала.

— Милая, да ты и так делаешь то что нужно. Поверь мне.

Эти слова вызвали новый поток огня, разливающегося по ее жилам, приникающего глубоко в чрево, добирающегося до самой поясницы. Этот огонь сжигал ее, бросал в дрожь от него перехватывало дыхание и останавливалось сердце.

Его глаза. Лаковые, сверкающие, искушающие. Лучащиеся счастьем, которое невозможно было не разделить. Зеленовато-голубые как огоньки в самой глубине пламени, беззвучно пылающего и сжигающего дотла. Сокрушающие откровенным желанием. Его руки сильные, умелые, требовательные. Избавляющие от одежды и условностей. Возбуждающие вызывающие сладкую истому, дразнящие и ласкающие тело, пробуждая его к жизни я тут же отнимая ее. Обещающие наслаждение, ввергающие в безумство и заставляющие содрогаться.

Кэтлин чувствовала, как преграды, возведенные годами сдержанности, падают под прикосновениями этих рук. Она слышала музыку новой жизни, поднимающуюся из глубины ее души радость и, не задумываясь, возвращала эту радость ему. Все страхи разочаровать его исчезли с первым ее вздохом. Она всхлипывала от ощущения сопричастности чуду, от восторга и разгорающегося с каждой минутой желания.

— Скорее, — задыхаясь произнесла девушка, впиваясь ногтями в его спину. — Пожалуйста, скорее…

— Сейчас, — пообещал он, прервав ее мольбу поцелуем.

Его язык, пальцы, тело, прикасаясь к Кэтлин, раздували из пламени ее желаний огромный, все разрушающий пожар. Она задыхалась и вскрикивала от изумления, замирая и содрогаясь в мучительном экстазе.

— Сейчас, милая, — снова прошептал он ей в шею. — Сейчас.

Казалось, прошли считанные секунды, и вдруг Кэтлин захватил бешеный водоворот света, звуков и неизведанных ранее чувств, в который заманил ее Эм Джи. Он слился с ней воедино, его тело стало ее телом, а на его лице заиграла улыбка победителя. Он вел себя так, словно все знал заранее. Словно она не могла ничем удивить его.

Руки Тобина направляли ее, губы успокаивали и убеждали. И когда она была готова, он вошел в нее.

Ее пронзила вспышка боли, подобная молнии. Разрубила пополам, свела судорогой пальцы, вжала голову в подушку, заставила широко раскрыть глаза и рот в немом изумлении. Боли, такой же удивительной, как и наслаждение, вдруг превратившейся в ощущение тепла и уверенности, что это именно то, для чего она родилась. Эм Джи обнимал девушку, стараясь, чтобы ей не было больно. Его глаза были нежны, как зарождающееся утро, движения медленны и легки, хотя тело напряглось от бешеного усилия.

Но она не хотела медленных и легких движений. Она хотела его целиком. Хотела, чтобы он проник как можно глубже и навсегда остался ее частью. Она подняла руки, видя, что Эм Джи сдерживает себя, стремясь доставить ей наслаждение. Улыбнулась, как опытная соблазнительница. А потом запустила пальцы ему в волосы, обхватила его голову и прижала к себе, и настала очередь Тобина познать, для чего он появился на свет.

Он заполнил ее горячо, больно и сладко, подняв огненный вихрь. Головокружительная радость принесла с собой и слезы, и смех, и вырвавшийся у него стон. Прошептав «Кэтлин…», он наконец затих в ее объятиях.

Девушка крепко прижалась к нему, чувствуя, как остывают их блестящие от пота тела, как тишина наполняется шумом моря.

Убаюкивающим и обещающим, что с этого мгновения все будет хорошо. Что они выйдут из этого ужаса невредимыми и вернутся к морю, чтобы вновь пережить то, что нашли здесь. Даже слезы, которые сейчас катились по ее щекам и терялись в спутанных волосах.

— Ты еще жив? — спросила Кэтлин немного погодя, когда они лежали рядом, не размыкая объятий.

Эм Джи хмыкнул.

— Ладно, утром я с тобой за все рассчитаюсь.

— Утром я приготовлю тебе огромный бифштекс, чтобы компенсировать потерю сил.

Он снова запустил пальцы в ее волосы. Сейчас девушка и сама не понимала, что заставляло ее закалывать их. Она закрыла глаза и положила руку ему на грудь, чтобы чувствовать, как успокаивается его сердце.

— Как ты догадался?

Эм Джи сделал чуть заметное движение, словно намеревался взглянуть на ее макушку, в то время как Кэтлин удобно устроилась на его плече.

— Что ты была… неопытна?

Она не сумела сдержать блаженную улыбку.

— Это называется «девственница». Не волнуйся. Это не оскорбляет меня. Хотя, кажется, я осталась последней девушкой во всей Северной Америке.

— Почему?

— Теперь и сама не знаю.

Он фыркнул. А она подумала о том как восхитительно прикасаться щекой к его плечу. И о том, что она никогда не испытала бы этого, если бы не была столь бесстыдна. Но сейчас это ровным счетом ничего не значило. Тело наполняла истома при воспоминании о том, как он слился с ней в единое целое. Никогда в жизни не испытывала она такого сладостного удовлетворения.

— Это немного необычно для женщины твоего возраста.

Кэтлин слегка приподнялась, нарочно проведя сосками по его обнаженной груди.

— Я уверена, что ты в этом специалист.

Эм Джи состроил гримасу.

— Уже нет. Со времен Кеннеди.

Сейчас он был красив какой-то дикой красотой. Его темные волосы разметались по белоснежной наволочке, повязка слегка сбилась глаза были дерзкими и усталыми одновременно. Обольстительный. Он воплощал в себе все то, чего Кэтлин боялась долгие годы, спрятавшись за стрельчатой дверью старинного особняка и строгим деловым костюмом.

Она взъерошила ему волосы, думая о том, что ей никогда в жизни не хотелось поступить так с Алексом. А если бы и решилась, тут же спросила она себя, чем бы все это кончилось? И тихонько рассмеялась.

— Я еще не встречала человека, который заставил бы меня отклониться от плана — туманно объяснила она.

Эм Джи изумился.

— Ты считаешь это отклонением от плана?

— Бабушка бы сказала, что это ужасная глупость.

— Мерзкая старая крыса… Кэтлин шутливо шлепнула его.

— Ты возьмешь свои слова назад, как только познакомишься с ней.

— Так ты собиралась всю жизнь прожить Девственницей и Адвокатом с большой буквы?

Эти слова заставили ее улыбнуться.

— Ну нет. Только до тех пор, пока не появился бы мистер Подходящая партия и не предоставил мне шанс иметь двух мальчиков, двух девочек и собаку породы голден ретривер.

На его щеке появилась ямочка.

— Хочешь двух мальчиков, двух девочек и голден ретривера? Так в чем проблема?

Кэтлин нахмурилась.

— Поздновато для подкупа. Кроме того, это я соблазнила тебя.

— В таком случае, как ты собираешься восстановить мою поруганную честь?

— Не думаю, что это возможно.

Она поудобнее устроилась в его объятиях и задумчиво посмотрела в окно, из которого открывался чудесный, ежеминутно меняющийся вид.

— Нам надо собираться и уезжать? Тобин погладил ее по волосам.

— Как раз об этом я и говорил, когда ты набросилась на меня.

— Мне не хочется уезжать отсюда. Никогда.

Кэтлин щекой почувствовала, что он улыбается.

— Тогда тебе придется объясняться со Стернами.

— Странно, что этого до сих пор не случилось. Как ты думаешь, почему они не приехали на уик-энд?

— Может быть, им здесь не нравится так, как нам.

— Тогда я попрошу бабушку купить этот дом.

— А она сможет?

— Купить его? Конечно. Только вот захочет ли? Наверное, такого не случится до самой моей смерти. Чтобы не испортить меня. Она не устает повторять, что собирается оставить все свои деньги дому ветеранов сцены или еще какому-то заведению в этом роде, чтобы у меня и мысли не было, что я могу рассчитывать на них. Моя бабушка из тех, кто привык сам зашнуровывать себе ботинки.

— И тебе тоже?

— Бабушка-то? Боже, конечно нет.

Эм Джи немного помолчал, перебирая ее волосы.

— Ты и правда такая богатая?

— Правда.

— Слуги и все такое?

— Совсем не «все такое». Бабушка приучила меня обходиться без слуг. Это входило в ее систему воспитания. У нас есть только Декстер, единственный помощник по дому. Мне кажется, он был всегда, как и наш дом. А почему ты спрашиваешь?

— Не знаю. По-моему, до сих пор я ни разу не встречал богатого человека, который мне понравился. Если хорошенько вспомнить, то каждое знакомство с богачом заканчивалось тем, что я его арестовывал за торговлю наркотиками.

— Тебе нужно поближе пообщаться с другими богачами.

Он усмехнулся.

— Похоже, как раз этим я сейчас и занимаюсь.

— А твои богачи, они действительно живут так, как показано во всех этих криминальных сериалах? — поинтересовалась она.

Эм Джи ответил ей, не в силах скрыть своего недоумения.

— Что за-любопытство? Разве ты живешь по-другому?

— Никогда я не жила так, как они. Это не по-христиански. Все дело в том, что когда имеешь много денег, можно позволить себе быть просто самим собой. И никому ничего не надо доказывать.

— Снова из репертуара бабушки. Кэтлин кивнула.

— Да. Она одна из последних великих шотландских миллионеров.

Тобин только помотал головой.

— Черт побери… Может, в конце концов она мне понравится.

— Надеюсь, не только для виду и из корыстных намерений.

Он придвинулся ближе, наслаждаясь словесной игрой.

— Там посмотрим.

— Если бы у тебя было много денег, что бы ты с ними сделал?

— Для начала купил бы обалденный музыкальный центр и все записи Джимми Дина.

Она мечтательно улыбнулась.

— А потом?

Эм Джи надолго задумался, поглаживая ее волосы. Его движения были нежны и бережны.

— Не знаю, — наконец признался он. — Несколько раз бывало так, что мне хотелось все оставить, вернуться и закончить университет.

— Закончить? — переспросила она и вспомнила бледную татуировку на его руке. — Ты что, бросил университет и пошел служить на флот?

— Да. После первого курса медицинского был флот, а потом Агентство по борьбе с наркотиками.

Эти слова заставили Кэтлин запрокинуть голову и внимательно вглядеться в его смеющиеся глаза.

— Медицинский факультет? — удивленно протянула она. — Ты собирался стать врачом?

— Должно быть, меня всегда привлекали вопросы жизни и смерти. А кончил я игрушками вроде пистолетов и подслушивающих устройств.

Кэтлин серьезно посмотрела на него.

— Ну что ж, ты не можешь отрицать, что медицинская подготовка, пусть и начальная, тебе пригодилась.

Она положила голову ему на плечо, рука спокойно лежала у него на животе. Как много она теперь знала о его теле и как мало о нем самом. Кэтлин понимала, что должна спросить его. Не обращая внимания на его добродушное подшучивание, должна задать действительно важные вопросы. Должна узнать, как он представляет свое будущее, о чем мечтает, на что надеется. Должна раз и навсегда выяснить, что привело его в полицию.

Но если она решится на это, то скорее всего получит не слишком приятные ответы. А ей хотелось просто лежать в его объятиях и наслаждаться восхитительной новизной ощущений. Так что все остальное пусть подождет, когда они вернутся.

Если бы только не это имя, вырвавшееся во сне. Таимое столь глубоко, что Эм Джи никогда не разрешал себе произнести его при дневном свете.

— Эм Джи… — позвала она, закрывая глаза. Заранее зная, что делает глупость.

— Да?

— Кто такая Мария?

Кэтлин почувствовала, как он замер. Отдалился. Ушел в себя, хотя продолжал держать ее в объятиях. Господи… Лучше бы ей не открывать рта. Однако она ждала, не позволяя Эм Джи отодвинуться. Ждала, затаив дыхание.

— Мария была моей женой, — просто сказал он.

И снова в его словах послышался отголосок старой боли, напоминание о прошлой беде.

— Вы развелись? — на всякий случай спросила Кэтлин, чтобы навсегда покончить в этим вопросом.

— Нет, — отозвался Эм Джи. — Она умерла.

Кэтлин старалась побороть отчаяние, прозвучавшее в этих двух словах. Она подняла голову, надеясь успокоить его. Заполнить страшную пустоту, которая скрывалась за этой простой констатацией факта. Она видела, что Тобин смотрит в потолок, но видит совсем другое, что-то очень далекое. То, что погасило огонь жизни в этих прекрасных аквамариновых глазах. Девушка потянулась к нему.

И тут раздался звонок.

Кэтлин испуганно вскочила. Эм Джи тоже поднялся, но не так быстро.

— Проклятье, — проворчал он, хватаясь за бок. — Слишком много физических упражнений.

Девушка уже почти натянула на себя джинсы и лиф, когда звонок прозвучал во второй раз.

— Что будем делать?

Тобин не выглядел очень обеспокоенным, чего нельзя было сказать о Кэтлин.

— Зависит от того, кто там за дверью.

Девушка бросилась в холл, чтобы сквозь стеклянную панель разглядеть звонившего человека. Затем без сил прислонилась к стене и, широко раскрыв полные ужаса глаза, простонала:

— Там полицейский…

5

— Что мне делать? — еле выговорила Кэтлин.

— Открывать дверь.

— Но нас схватят!

— А кто ты? — спросил ее Эм Джи, стараясь своим вопросом привести ее в чувство.

Арестантка, в панике подумала она. За дверью стоял полицейский, очки с зеркальными стеклами делали его похожим на насекомое. Ядовитое насекомое, принявшее боевую стойку. На бедре у него был пистолет. Здоровенный пистолет.

Девушка наконец приладила парик и перевела дух.

— Дафна Стерн.

— А я?

— Мой отец Пол, — минуту спустя вежливо ответила она патрульному на вопрос о том, кто еще находится в доме. — Мне предстоит ненадолго уехать, поэтому я прилетела из Сан-Франциско, чтобы повидаться с ним. Ну, а папа заодно решил посмотреть наш новый дом. Пришлось взять машину напрокат. Отец не так уж часто сам садится за руль.

Она обрадовалась тому, что молоденький полицейский не сводил глаз с ее груди. Может быть, цветок, который Эм Джи успел нарисовать на ней, отвлечет внимание копа от кое-как нахлобученного парика.

— А можно на него взглянуть, — спросил полицейский. — Я хотел бы удостовериться, что вы… гм… в порядке. Мы прочесываем все побережье.

— Па! — позвала девушка, надеясь, что коп не обратит внимания на истерическую нотку в ее голосе. — Ты уже встал?

— Я говорил тебе, дорогая, что рано или поздно они заявятся к нам, — донесся из гостиной голос. Недовольный голос, старческий и надтреснутый.

Кэтлин обернулась и испытала очередное потрясение. Вылитый Пол Тэрстон. И дело было совсем не в парике и бледности. Жесты. Выцветшие, слезящиеся глаза, сползшие на нос очки и тронутые кариесом зубы. Возрастные пигментные пятна на чуть подрагивающих руках. Если бы она не знала правды, то сама приняла бы его за благородного отца из какой-нибудь классической пьесы.

По-стариковски шаркая ногами, он выкатился в холл так, словно не мог справиться с инерцией, и подскочил вплотную к полицейскому.

— Ну что, все еще не поймали этого беглого убийцу, а? — визгливо хихикнул он.

— Нет, сэр, — робко ответил полицейский. — Мы проверяем все дома вдоль прибрежного шоссе, чтобы удостовериться, что он не прячется где-нибудь неподалеку. Вы не заметили здесь ничего подозрительного? Может, каких-нибудь посторонних людей?

— Видел кучу нетерпеливых водителей, молодой человек, — заявил Эм Джи, подкрепляя свои слова саркастическим смешком. — По дороге сюда, когда мы остановились, нас чуть не сбросили с моста. Я вас спрашиваю, неужели нельзя подождать, пока старик немного полюбуется окрестностями? Может быть, в последний раз…

— Тем оно и кончится, если ты будешь сам водить машину, — вставила немного успокоившаяся Кэтлин. Чем вызвала неподдельное удивление на лице Тобина. Это только подстегнуло ее. Девушка обернулась к сконфуженному полицейскому. — Хоть вы ему скажите, что в семьдесят лет не следует самому садиться за руль. Я пытаюсь образумить его, но все бесполезно. Ему непременно нужно подвергать себя опасности там, где на сотни миль нет ни одной живой души.

— Пожалуй, действительно имеет смысл позволить дочери отвезти вас назад, — смущенно проговорил полицейский. — Мэм, может, вы позволите мне для очистки совести осмотреть дом?

Кэтлин замешкалась с ответом. Ее мучила боязнь разоблачения. Хотелось посмотреть на Эм Джи и увидеть его реакцию. От страха и возбуждения у нее перехватило дыхание.

— Конечно, — сказала она, молясь, чтобы все прошло благополучно.

Ее молитва была услышана. Удостоверившись, что в доме нет вооруженных мерзавцев, держащих под прицелом несчастных хозяев, юный полисмен поспешил поскорее ретироваться. Эм Джи едва дождался, когда патрульная машина покинет стоянку, и сразу принялся за дело.

— Значит, на сотни миль нет ни одной живой души? — довольно посмеиваясь, спросил он ее, вынимая изо рта фальшивые зубы и поворачиваясь к дверям гостиной.

Кэтлин зашлась от нервного хохота.

— Не знаю, что на меня нашло. — Теперь, когда дверь за полицейским захлопнулась, сердце неистово заколотилось в груди. Она подумала, что сию минуту упадет в обморок, но не могла перестать смеяться. — Теперь мы в безопасности?

— По крайней мере, на какое-то время. Все будет передано по рации, а юный полицейский заслужит поощрение. Если, конечно, они не позвонят настоящей Дафне Стерн и та не ответит, что ее папашу зовут Ролф и что он умер лет десять назад… Ладно, пошутили и хватит. Пора уезжать.

Кэтлин хотелось поговорить еще о том, как они одурачили недогадливого полицейского, хотелось дать выход напряжению, от которого все еще дрожали руки. Но когда она обернулась к Эм Джи, тот набирал номер.

— Кому ты звонишь?

— Моему другу. Еще я хочу удостовериться, что полицейский действительно уехал, а затем отнести в машину вещи.

— А где пистолет?

Не отрывая от уха трубку, он молча приподнял просторный свитер, надетый поверх фланелевой клетчатой рубашки. Пистолет был заткнут за пояс на спине, которую, как уверял Эм Джи, никогда не обыскивают. Девушка тут же успокоилась. Можно было не тратить время понапрасну.

— Джин? — отрывисто бросил он. — Вентура. Перезвоню в три.

И повесил трубку.

И тут же снова набрал номер. Он говорил сжато, лаконично, как все служители закона, которых Кэтлин знала.

— Хорошо. Скоро увидимся. Спасибо. До встречи, дружище.

Девушка подождала, пока он закончит.

— Зачем тебе понадобилось звонить?

Он успокоил ее.

— Это парень, о котором я тебе рассказывал. Я не собирался звонить ему. Разве что из подъезда его дома. Но сейчас все изменилось, и я решил перестраховаться. В Лос-Анджелесе у нас будет мало времени, поэтому я попросил его встретить нас. Тогда мы сможем передать ему наше барахло, а сами укроемся у него в полицейском участке во избежание… сюрпризов.

Кэтлин задрожала всем телом.

— Ему можно доверять?

— Можно. Это тот самый Джин Гарет, который первым обнаружил преступные связи «Патерсон Консолидэйтед».

— А кто такой Вентура?

— Не кто, а что. Название места, где мы участвовали в одной сложной операции, связанной с отмыванием денег. Никто не предупредил нас, что агенты ФБР тоже следили за этими же людьми. Мы столкнулись в самый неподходящий момент — при отходе. Кончилось тем, что мне пришлось на себе вытаскивать его из-под огня.

Еще немного — и от обилия информации об Эм Джи у нее голова пойдет кругом и она, чего доброго, потеряет сознание. С трудом переведя дух и благоразумно решив сменить тему, Кэтлин укоризненно проговорила:

— Ты хоть понимаешь, сколько уголовных преступлений на моем счету?

Она подумала, что Эм Джи посмеется над ее слабым протестом. Однако он подошел и крепко обнял ее.

— Ах, не беспокойся об этом, — стал успокаивать он, гладя девушку по спине и прижимаясь щекой к ее щеке… — Мы найдем еще одного адвоката-филантропа, который добьется, что тебя обвинят в должностном проступке при смягчающих вину обстоятельствах и приговорят к общественным работам.

Девушка не могла не засмеяться. Хотела бы она, чтобы все было так просто.

— Тогда к Тому Брайану лучше не обращаться.

Она прильнула к Эм Джи, зная, что подходят к концу последние минуты, проведенные ими наедине. Пора выходить наружу, навстречу враждебному миру. Кэтлин чувствовала биение его сердца, прикасаясь к его сильной груди, невыразимую нежность ласкавшей ее руки. Если бы это было все, что можно ждать от таких мужчин, как М. Дж. Тобин, она бы давно влюбилась в него без памяти… Ах, эта улыбка и обворожительная ямочка на щеке, волшебство прикосновений, горящие страстью глаза…

— Как бы мне хотелось оставить тебя здесь… — очень тихо произнес он.

Кэтлин выпрямилась так стремительно, что чуть не выбила ему зубы.

— Думаешь, я смогу ждать тут, умирая от неизвестности? — с вызовом спросила она.

Тобин снова улыбнулся. Но на сей раз его улыбка была совсем другой. Печальной и неуверенной. Словно что-то внутри него умерло. И все же он провел кончиком пальца по ее щеке.

— Я бы никогда не осмелился подвергнуть тебя опасности. Тем более такой серьезной. Раньше я управлял событиями. И собирался расстаться с тобой, прежде чем станет по-настоящему жарко. Но если я поступлю так сейчас, то твоя жизнь окажется под угрозой. Они отыщут тебя.

— Я не осталась бы здесь, даже если бы ты приковал меня к дивану, — заверила она. — С тебя ни на минуту нельзя спускать глаз, иначе жди беды.

Она хотела облегчить ему бремя ответственности за ее жизнь, переведя разговор на более шутливый манер, но получилось наоборот.

— Извини меня, — просто сказал он. — Я не думал, что так все обернется.

Могильным холодом повеяло от его слов. Она и сама не думала, что так получится. И все равно ей не хотелось расставаться с ним. Пока еще не хотелось.

— Ты действительно не желал этого? — спросила она. — А ведь все было так хорошо…

Эм Джи секунду смотрел на нее, словно мечтал навсегда запомнить каждую черточку ее лица.

— Я не должен был влюбляться в тебя. Это все осложнило.

Кэтлин затаила дыхание. Надо было что-то сказать. Что-то сказать… Согласиться, запротестовать, задать вопрос. Но она не могла. Только глядела на него и боролась со слезами, нестерпимо щипавшими веки.

И даже тут он умудрился улыбнуться.

— Ага, — сказал он, словно подслушав ее мысли. — Знаю. Это еще одна из тех «приятных неожиданностей», которые я тебе доставил. Пора ехать, детка.

Но прежде чем они вышли из дома, Эм Джи еще раз наклонился к девушке. А она поднялась на цыпочки и обвила руками его шею. Кэтлин с отчаянной жадностью встретила его поцелуй, со страстью, которую дотоле не знала. И тут, ощущая прикосновение его рук и губ, она поняла, что прежняя жизнь кончилась. Что бы с ней ни случилось, отныне мир будет иным, потому что она узнала М. Дж. Тобина. Вот только к добру или к худу…

— Еще одно, — сказал Эм Джи, гладя прижавшуюся к его груди голову девушки. — Джин собирается встретиться с твоей бабушкой. Он сообщит ей, что у тебя все в порядке.

Кэтлин подняла голову и благодарно посмотрела на Тобина.

— А это не повредит ему? — тихо спросила она.

Ответом была одна из фирменных улыбок Эм Джи.

— Не беспокойся. Джин умеет виртуозно уходить от слежки. А сейчас поехали, «дочка». Давай распугаем дичь в местах, где на сотни миль нет ни одной живой души.

И тут он снова превратился в семидесятилетнего Пола Тэрстона. Но Кэтлин остановила его, схватив за руку. И в последний раз поцеловала его. Теперь уже в щеку.

— Спасибо, Эм Джи.

У пожилого человека была улыбка мальчишки.

— Как ты думаешь, этот старый ворчун не будет на меня сердиться?

Приятно было снова оказаться за рулем машины. Править. Двигаться. Верх блаженства. Правда, Эм Джи предпочел бы с ветерком мчаться по скоростному шоссе, ощущая мощь послушного мотора. Вместо этого он ехал в солидном седане с опущенными стеклами. Пусть так: главное, он все-таки движется. Приближается к концу кошмара. Ему надо найти и предъявить доказательства своей невиновности.

Но он знал, что юридического оправдания ему будет недостаточно. Пит мертв. Но в Агентстве были и другие люди, чьи имена могли всплыть наружу. Так или иначе, все решится в Лос-Анджелесе. Картина была слишком ясна. Он не испытывал никакого доверия к своим тамошним коллегам. И все же он добьется своего. Взорвет этот преступный трест.

И отомстит Руису.

Ему пришлось застрелить напарника. И влюбиться в собственную заложницу.

Эм Джи не хотелось думать о том, что бы он делал, если бы не встретил Кэтлин. Наверное, тогда его жизнь окончательно и бесповоротно превратилась бы в пепел. Ни прошлого, ни будущего. Ничего, к чему хотелось бы вернуться. Или стремиться.

Вероятно, он получил бы моральное удовлетворение от собственной правоты. От того, что ему удалось разрушить одну из самых законспирированных преступных сетей на всем Тихоокеанском побережье. Но память о предательстве Пита, толкнувшего его на страшную, неслыханную авантюру, не вытравить ничем. Отныне его вера в правосудие и законность подорваны навсегда.

Его окружали призраки.

Однако сейчас у него появился шанс. Он помнил о щедром даре Кэтлин. О волшебных днях, когда им казалось, что мир ограничился стенами великолепного дома на берегу океана. О кратких, сладостно-горьких минутах, проведенных в ее объятиях. Временами Эм Джи начинало казаться, что из этого что-нибудь получится. Что ему не придется провести остаток жизни, страдая от одиночества и ночных кошмаров.

Он непременно расскажет ей все. И про Марию тоже. Выложит свое прошлое и скажет: решай.

Но Тобин предвидел, чем все это может кончиться. Она сразу узнает ему цену и стремглав убежит, бросив его валяться в пыли.

Пока рано. Не теперь, когда его руки еще помнят ее тело, а в ушах звучит удивленный стон. Не теперь, когда он наконец познал, что значит полностью забыть себя и раствориться в другом человеке. Когда у него выросли крылья за спиной и появилась надежда управиться с собственной жизнью.

Управиться с жизнями их обоих… Тем более что он сейчас как раз за рулем.

Раскинувшаяся перед ними картина захватывала дух, за каждым поворотом открывался новый поразительный вид. День был как по заказу. Над берегом реяли сотни чаек, пеликанов и бакланов. Их пронзительный хор заглушал рокот океана. С запада на восток бежали облака, тени от них скользили по поверхности воды. Ветер пах морской солью. Ах, как чудесно было бы провести такой день с Кэтлин, останавливаясь в каждом живописном уголке, беспечно бродя по берегу или прогуливаясь вдоль ручья в Национальном парке Джулии Пфейффер, где огромные деревья заслоняют солнечный свет и ледяной горный поток срывается с отвесной скалы. Уединенность, романтика, величественность…

В другой раз. Все в другой раз. Сегодня их ждет городок, где в каньоне Дьявола, у самого края океана, ютится атомная электростанция и где рядом с полем для гольфа стоит маленький особнячок, по которому расхаживает осведомительница Эм Джи.

— Может, поставить кассету? — предложила Кэтлин.

Эм Джи удивленно уставился на нее.

— Что?

Девушка пожала плечами.

— Кассету с музыкой. Вполне подходящее время.

— Хочешь послушать моего Дина?

Она видела, как на судорожно вцепившихся в руль руках Эм Джи побелели костяшки, на скулах проступили желваки, а глаза рыскали по сторонам, словно с, минуты на минуту его ждал неприятный сюрприз.

— Почему бы и нет? — ответила она вопросом на вопрос. — Ты же сам говорил, что мне надо расширять кругозор.

Она добилась-таки своего. Ему пришлось усмехнуться.

— В сумке.

Кэтлин перегнулась к заднему сиденью и подтащила к себе рюкзак, надеясь на чудо. На то, что ее уловка позволит расслабиться неожиданно напрягшемуся Эм Джи.

Приближающаяся опасность была здесь ни при чем. Девушка несколько дней провела бок о бок с Эм Джи, спасаясь от погони, а он вел себя так, словно это была прогулка по Диснейленду. Мурлыкал какую-то мелодию, когда надо было сосредоточиться, был бодрым и собранным. А теперь снова барабанил пальцами по рулю, хмурился и молчал. Видимо, что-то было не так.

Он не просто возвращался к своей работе. На сей раз он возвращался к ней вместе с Кэтлин. Оставалось только сожалеть, что они полюбили друг друга в самый неподходящий момент. Однако она ни о чем ни жалела. Впрочем, как и он. Кэтлин была уверена в этом.

Но за последние часы Тобин сильно изменился. Всегдашнее спокойствие неожиданно сменилось взвинченностью. В его поведении чувствовался какой-то диссонанс, как в звуке слишком сильно натянутой струны. Словно сбилась настройка. Почему-то Кэтлин вспомнилась неуверенная, слегка покачивающаяся походка беременных женщин, еще не привыкших к дополнительной ноше. Вот и она стала для Эм Джи непривычным бременем и заставила его потерять душевное равновесие.

Не следовало ложиться с ним в постель. Не следовало так резко и быстро менять ситуацию. Тем более тогда, когда Эм Джи требовались все его силы — и физические, и душевные. И все равно она ни в чем не раскаивалась. Разве что в эгоизме. И недальновидности.

Она не могла забыть его прикосновения, его улыбку, его глаза, такие живые, такие выразительные. Его руки, такие нежные, когда он касался ее волос или опирался на ее плечо. Терпение, мудрость и чувство юмора, с которыми он учил ее тому, как должны относиться друг к другу влюбленные.

Кэтлин закрыла глаза и приказала себе забыть обо всем. О том горестном разочаровании, которое она испытала, когда поняла, как хорошо им могло бы быть вдвоем. Она задержала дыхание, стараясь сохранить ясность мысли и гоня прочь воспоминания. Настало время действовать. Добиваться своего. Спасти эти последние минуты, которые осталось им пробыть вместе, не дать печальным размышлениям омрачить их. Надо найти эти дурацкие кассеты.

Обнаружив их под кучей маек, трусов и рубашек и вытащив наружу, девушка залилась хохотом.

— Ах ты, жулик! — воскликнула она, рассматривая свою добычу!

Эм Джи бросил на нее растерянный взгляд.

— Жулик? Ты о чем?

— Значит, рок-н-ролл, да? — произнесла она тоном обвинителя, предъявляющем суду вещественные доказательства. Дай Бог, чтобы это помогло ему отвлечься… — Интересно, что за рок-группа играет Моцарта? Или Пуччини с Вагнером?

Ее усилия были вознаграждены. Слабая тень фирменной улыбки вновь скользнула по губам Эм Джи.

— Я не говорил, что слушаю только рок-н-ролл.

— Но это же опера.

— Не будьте таким ортодоксом, советник. Музыка — это целый мир, который вам только предстоит освоить.

Кэтлин принялась перебирать кассеты. Там было все — от Баха до Брубека. Затем она бросила взгляд на разворачивающуюся перед ними грандиозную панораму побережья.

— Да ты настоящий знаток. Как, по-твоему, какая музыка больше всего подходит к данному моменту?

— Тема из оперетты Карла Целлера «Продавец птиц».

Девушка нахмурилась.

— Ты забыл, где мы находимся. Давай представим себе, что мы едем в гости к Дафне и Мартину. Что лучше всего подходит к путешествию по Тихоокеанской магистрали?

Эм Джи бросил на Кэтлин быстрый взгляд, смысла которого она не поняла. Внимательно глядя вперед, он задумался над ответом.

— Девятая симфония Бетховена. «Полет валькирии» Вагнера. Или «Море» Дебюсси.

— Впечатляюще, — согласилась она. — К сожалению, этих записей здесь нет.

— Тогда Вульф. «Рожденная свободной».

Она ехала в сером четырехдверном седане. Эм Джи представлял из себя семидесятилетнего старика, но это не помешало им включить стереомагнитофон на полную громкость и огласить шоссе мощными аккордами тяжелого рока. Кэтлин познакомилась не только со Степпенвульфом, но и с братьями Конрад, и Элтоном Джоном. И была вынуждена признать, что в этом что-то есть. Музыка заряжала, поднимала настроение, а когда наконец Эм Джи начал подпевать хрипловатым баритоном, еще более сексуальным, чем его улыбка, Кэтлин, которая раньше только удивилась бы, теперь была просто покорена.

Чтобы окончательно добить ее, Эм Джи поставил кассету с «Кармен» и спел все арии из этой оперы. Вернее, подпел исполнителям. Кэтлин едва не забыла, что это не увеселительная прогулка на побережье. Едва не поверила в счастливую любовь и светлое будущее.

Но этого не случилось. Спустя мгновение она протянула руку и положила ее на плечо Эм Джи, пытаясь представить, как они смотрятся со стороны. Солидный седан, а в нем она, одетая, как панк, и седовласый мужчина лет на пятьдесят старше ее. Интересно, что было бы, если бы они в таком виде вошли в парадную дверь дома на Ноб-Хилле.

«Хелло, бабушка, — сказала бы она. — Это Эм Джи. Я выхожу за него замуж».

Ей хотелось смеяться и плакать. Только теперь она поняла, что нескольких дней, проведенных наедине с М. Дж. Тобиным, хватило, чтобы заставить ее мечтать об этом. О том, на что она никогда не решится.

Ей хотелось попросить Эм Джи остановиться и повернуть назад. Избежать неминуемого. Она вдруг испугалась. Не того, что им предстояло сейчас, а более отдаленного будущего. Будущего, которое ожидало их после оправдания Эм Джи.

Девушка посмотрела на оживившееся лицо своего спутника, захваченного музыкой. Они мчались на юг, к золотым прибрежным равнинам, а слева одна за другой мелькали вершины Береговых хребтов. Глаза его блуждали по сторонам, пальцы его правой руки переплелись с пальцами ее левой, и Кэтлин поняла, что никогда ей не встречался более темпераментный, более энергичный человек. И более сложный. В нем было как бы несколько слоев, и ей не хватало смелости добраться до сердцевины и изгнать оттуда поселившихся там демонов.

Ничего, пусть только закончится их короткое путешествие…

Нужно подождать. Лишь бы она ошиблась, лишь бы их связь не оборвалась, едва они вернутся к нормальной жизни…

Она будет молиться о спасении, ибо опасность угрожает не только их жизням, но и их будущему.

— Ты действительно умеешь стрелять?

Девушка не отрываясь смотрела на тщательно ухоженные участки вокруг чистеньких особняков, пытаясь угадать, который из них тот, что им нужен. Однако повсюду росли одинаковые сосны, повсюду были разбиты одинаковые газоны с роскошной когда-то, а сейчас изрядно пожелтевшей травой. Все побережье страдало от засухи. Только обрамленное живой изгородью из олеандров поле для гольфа казалось на этом фоне ярким изумрудным пятном. Вокруг не было ни души. Даже машины не ездили по этому расположенному у подножия холма городку. Правда, был самый разгар рабочего дня. А люди, жившие в этих особняках, зарабатывали деньги в других местах.

— Я в жизни никого не обманывала и никому не угрожала, — по инерции ответила Кэтлин, а затем нахмурилась. — До тех пор, пока не встретилась с тобой.

Она надеялась вызвать у Эм Джи улыбку, но он не обратил на ее слова никакого внимания. Машина медленно ехала по извилистой улице, петляющей между полем для гольфа и бухтой, его глаза пристально смотрели по сторонам.

— Дай рюкзак, — сказал он.

Девушка подчинилась. Они подъехали к стоянке у шестого ряда одинаковых домиков, покрытых белой штукатуркой. Припарковали машину, и Тобин дернул молнию на рюкзаке сбоку.

— Полуавтоматический подойдет?

— Я стреляла из всего, даже из базуки.

Он посмотрел на нее искоса. Кэтлин пожала плечами.

— Друзья отца не очень-то умели обращаться с маленькими детьми.

Тогда он передал девушке девятимиллиметровый браунинг с двумя дополнительными обоймами, две обоймы к «тридцать восьмому», закрыл рюкзак и сунул его на место. Снял парик, очки и фальшивые зубы. Стер грим полотенцем. Все это было проделано со сжатыми губами и сосредоточенным видом, который выдавал внутреннее напряжение.

Его взгляд уперся в закрытые двери одного из домов.

— Пожалуй, лучше взять тебя с собой, — наконец проговорил он, — чем оставлять в машине. По крайней мере, так я смогу присмотреть за тобой. О'кей?

— Я же сказала, что умею стрелять, — возразила она.

Эм Джи круто обернулся.

— Ты никогда не стреляла в человека. Делай то, что тебе говорят, и никуда не суйся. Пистолет у тебя в руках — только для отвода глаз. Ты поняла?

Кэтлин молча кивнула. И вдруг ее обуял страх. Время стремительно уходило. Она должна сказать ему все. Должна набраться храбрости. Во что бы то ни стало.

Тобин посмотрел на часы. Кивнул самому себе. Вытащил «тридцать восьмой» и проверил обойму. Затем повернулся к девушке, и тут взгляд его смягчился.

— О Господи, как бы я хотел, чтобы ты была далеко отсюда…

Он мог и не говорить этого. Его взгляд был красноречивее всяких слов. Эм Джи был выбит из колеи: здесь ему не мог помочь прежний опыт.

— Но ведь это невозможно, — ответила Кэтлин, стараясь, чтобы голос ее звучал убедительно. Мысль о том, что ей придется ждать в машине, пока он будет рисковать жизнью, бросала ее в дрожь. — Может, стоит дождаться твоего друга?

Он отрицательно покачал головой.

— Мне нужны эти сведения сейчас. Потом я позабочусь о твоей безопасности.

— Эм Джи…

— Что?

Сердце заныло от тревожного предчувствия. Перехватило дыхание. Она не могла больше терпеть. Попытка промолчать оказалась тщетной.

— Я люблю тебя. Будь осторожен.

Эм Джи в последний раз наградил ее улыбкой — такой же чудесной, как раньше, но хранившей отпечаток тяжелых раздумий последних дней. Дальнее эхо тех чувств, которым сейчас не было места. Опасность была слишком близка. Ответственность за двоих не то, что ответственность за себя одного.

Внезапно в мозгу Кэтлин возник другой голос. Дрожащий от слез детский дискант, пытающийся приказывать. Изо всех сил старающийся казаться смелым и взрослым и сделать так, чтобы мама больше не плакала.

— Будь осторожен, — наставляла она, тыча пальцем отцу в грудь, словно тот был не капитаном военно-морской авиации, а непослушным мальчишкой-сорванцом. — Мы с мамочкой будем ждать, когда ты вернешься домой.

Его объятия. Его улыбка. Она снова увидела ее впервые за долгие годы. Яркая, белозубая улыбка уверенного в себе человека.

— Можешь быть спокойна, малышка, — услышала она тогда в ответ.

Но Кэтлин, на которой уже тогда лежала забота о хрупкой, болезненной матери, упрямо качала головой.

— Я серьезно, — настаивала она и впервые в жизни набралась смелости, чтобы повторить ему слова бабушки. — Ты должен помнить, что у тебя есть мы.

Но он не послушался. И не вернулся домой, хотя Кэтлин каждый день ждала, что вот-вот хлопнет тяжелая парадная дверь. Даже когда пришли чужие люди и заставили маму плакать, она продолжала верить, что отец понял, как важно быть осторожным.

Неужели он так и не осознал, какая на нем лежит ответственность? Ответственность не только за собственную жизнь, но и за жизнь жены и дочери? Неужели ее слова не открыли отцу глаза, не заставили отказаться от страшной свободы одинокого волка? А вдруг все было наоборот? Напоминание дочери о долге перед семьей лишило его мужества, без которого иногда выжить нельзя?

Кэтлин захотелось взять свои слова назад. Избавить Эм Джи от тяжкого бремени своей любви, когда его жизнь и без того висит на волоске.

— Не волнуйся, — успокоил ее Тобин, ласково касаясь щеки девушки. Однако выражение его лица было слишком напряженным, слишком встревоженным. — Еще немного, и все кончится.

Борясь со страхом, Кэтлин улыбнулась ему. А он наклонился и поцеловал ее с таким видом, будто проводил до подъезда и прощается с ней до утра. И вышел из машины, Кэтлин пошла следом, вознося молитву Господу, в которого перестала верить в семь лет.

В соснах щебетали птицы. Где-то шипела и посвистывала дождевальная установка. Со стороны моря дул прохладный ветер. Вдруг-теплый солнечный зайчик упал на плечо Кэтлин и согрел его. На поле для игры в гольф появились четыре человека. Они засмеялись, когда один из них оступился и угодил ногой в лунку. Девушка спрятала пистолет под куртку и пошла по тротуару вслед за Эм Джи.

Тот остановился у дверей одного из белых домиков, нажал на кнопку звонка и стал ждать.

— Как она оказалась здесь? — спросила Кэтлин, тревожно оглядывая соседние участки.

Душа у нее ушла в пятки. — Кто тут живет? Еще один друг?

Эм Джи тихонько привлек ее к себе, подальше от глаз прохожих.

— Нет. Я сам.

Когда же он перестанет удивлять ее?

— У тебя есть собственный дом?

Тобин пожал плечами, едва обратив внимание на ее слова.

— Хорошее вложение денег. И удобное место на случай, если надо принять гостей. Вообще-то он оформлен на имя моего отца. Просто на всякий случай.

Кэтлин вздохнула.

— Конечно…

Он позвонил снова.

— Дулу… Эй, детка, это Майк!

— Майк? — эхом повторила девушка, недоуменно подняв брови. — Детка?

Он не ответил, занятый дверью. Удостоверившись, что она заперта, Тобин спрятал пистолет и вынул кожаный футляр с набором отмычек.

Ну что ж, по крайней мере, хоть это вторжение нельзя рассматривать как взлом и проникновение в чужую собственность, грустно подумала Кэтлин, вытирая о джинсы вспотевшие ладони.

— Не спускай глаз с улицы, — велел он. — Особенно следи за простыми седанами с антенной.

— А как я отличу друзей от врагов?

— Друзья крикнут: «ФБР»!

Замок щелкнул, и Эм Джи распахнул дверь, надавив на нее ладонью. Он спрятал отмычки, вновь вынул пистолет, оттолкнул девушку вправо и рванулся вперед.

— О Боже…

Кэтлин не могла ждать. Вслед за Эм Джи она устремилась в гостиную и застыла на месте, увидев распростертое на полу тело.

— Это…

Он вздохнул.

— Моя свидетельница.

6

Кэтлин не могла оторвать глаз от окоченевшего трупа полуодетой женщины, над которым склонился Тобин.

— Что случилось? — прошептала она.

Он резко обернулся, словно забыв, что девушка вошла следом за ним. Присутствие близкого ему человека заставило его мгновенно прийти в себя. Эм Джи выпрямился и обвел глазами комнату.

— Похоже, смертельная доза наркотика, — сказал он, избегая смотреть в лицо Кэтлин, потом бросил взгляд на окна и закрыл дверь. — В вене еще торчит игла.

Девушка боролась с дрожью. Красивая была женщина, подумала она. Пышногрудая блондинка с матово-белой кожей, на которой кое-где уже проступали трупные пятна.

— Сколько времени она пробыла здесь? — спросила Кэтлин. — Может, ее отравили?

Эм Джи наконец повернулся к ней. Лицо его было озабоченно.

— Хотел бы я сам это знать. Надо проверить дом. Оставайся здесь и не спускай глаз с окон и дверей.

Кэтлин попыталась справиться с голосом.

— А если кто-нибудь войдет?

— Стреляй в него.

Он хотел уйти, но она остановила его.

— Эм Джи, я должна тебе кое-что сказать.

Он ждал.

Кэтлин судорожно вздохнула.

— Помощник из меня никудышный. Ты опять прав, я не смогу выстрелить в человека.

Она знала, что была обязана предупредить его. Эм Джи не мог рассчитывать на нее. Надеяться на это было глупо. И все же мысль о том, что она стала ему обузой, наполнила девушку стыдом и болью. В его глазах промелькнуло беспокойство. И страх. Впервые за все время их знакомства.

Страх. Она никогда не замечала его у Эм Джи. Гнев — да. Печаль, радость, возбуждение, вызов. Холодную решимость и твердокаменную целеустремленность. Но ни капли страха.

Она прекрасно понимала, что Эм Джи боится не за себя. Это невозможно. Не такой он человек. И все же это был страх — правда, не тот, от которого замедляются движения и ум заходит за разум. Да, у Эм Джи Тобина могли дрожать коленки, но в глазах его бушевал неукротимый огонь. Так было и сейчас.

— О'кей, советник, — успокоил он ее, изобразив слабое подобие прежней улыбки. — Я позабочусь об этом. Если увидишь кого-нибудь, зажмурься и нажми на спусковой крючок. Так ты ни в кого не попадешь, и совесть твоя будет чиста.

Кэтлин облегченно кивнула.

— Это я сумею.

Он быстро поцеловал ее, что ободрило и прибавило сил им обоим. Когда Эм Джи двинулся внутрь дома, Кэтлин осталась ждать у окна. Она не хотела, чтобы Тобин видел ее слезы.

Эм Джи никогда еще не оказывался в подобной переделке. Раньше он всего лишь удивился бы такому обороту событий. Пару раз ему приходилось терять свидетелей и осведомителей. Участие штатских в серьезных операциях осложняло дело и затрудняло отход. С некоторых пор гибель ни в чем не повинных добровольных помощников оставляла его равнодушным.

Но здесь все было по-другому.

У Эм Джи все сжималось внутри и волосы на затылке вставали дыбом. В доме пахло чужим, и виновата в этом была совсем не Лулу.

Он сам поселил ее здесь, набил кладовую всем, что только продавалось в местных продуктовых магазинах, подключился к кабельному телевидению и выписал «Инкуайерер», обеспечив Лулу два ее любимых развлечения. Короче, ни в чем ей не отказывал. А она, в свою очередь, была слишком умна, чтобы не высовывать нос на улицу, тем более в незнакомом городке.

Впрочем, сейчас его волновала совсем не участь Лулу. Та знала, на что шла. Она слишком долго играла в рискованные игры.

Но Кэтлин Эрроу не имела к этому ни малейшего отношения. Она была щенком, вылезшим на скоростное шоссе, по которому бешено мчались машины.

До Эм Джи дошло, что он весь в поту. В холодном поту. Он с трудом справлялся с желанием вернуться в гостиную, чтобы удостовериться, что Кэтлин по-прежнему там, живая и невредимая, пока не осмотрел другие помещения в доме.

О Господи, если с ней что-нибудь случится, он не переживет этого.

Неужели злой рок опять преследует его?

Нет, только не Кэтлин!

— Что-нибудь нашел? — шепотом спросила девушка, словно они стояли посреди церкви.

Эм Джи осторожно опустился на колени и заглянул под кровать в спальне.

— Ничего.

Он знал, что ищет, хотя свидетельница была мертва. Лулу рассказала ему, когда он звонил два дня назад, предупреждая о своем приезде. Два дня назад, когда она ни на что не жаловалась, кроме скуки. Вот только куда она это спрятала? Внезапно ему захотелось поскорее найти улику и убраться отсюда к чертовой матери, несмотря на назначенную встречу с Джином Гаретом. Он думал только об одном: нужно побыстрее увезти Кэтлин в безопасное место.

— Мне нравится здесь, — излишне жизнерадостно заявила девушка, словно у ее ног не лежало никакого трупа. — Ты сдаешь особняк или используешь его только для встреч с осведомителями?

Удивленный Эм Джи подавил желание рассмеяться.

— Обычно здесь живет один мой друг.

— Друг? Тот самый мастер по части устраивания побегов?

Несмотря на все старания, ему пришлось улыбнуться.

— Честно говоря, да, — ответил он, копаясь в ящиках письменного стола.

В воздухе повисла напряженная пауза.

— Не морочь мне голову…

— Я был бы очень благодарен, если бы ты нигде не упоминала об этом. Если дело дойдет до суда, его вряд ли выпустят под залог.

Возмущенная Кэтлин устремилась к двери спальни, бросив по дороге:

— Неужели ты можешь подвергнуть этого человека риску сесть в тюрьму?

Тобин выпрямился.

— Это было всего один раз, — заверил он. — Обычно он колесит по всей стране, торгуя вычислительной техникой.

— А сейчас? — требовательно спросила девушка. — Пока ты… — Она не докончила фразу и только указала на пол гостиной, где лежал труп. — Где он был в этот раз?

— Снова уехал. Ты никому не скажешь, правда?

Девушка оскорбленно вскинула бровь, покачала головой и снова вернулась в гостиную.

— С какой стати я буду об этом говорить?

Он улыбнулся, однако это ничуть не уменьшило чувства приближающейся катастрофы. Ему не раз доводилось участвовать в рукопашных схватках, и похоже было, что сейчас не миновать чего-то в этом роде. Он нутром чуял: пора уносить ноги. Однако надо было во что бы то ни стало раздобыть улику, которая помогла бы ему оправдаться, иначе все его усилия пойдут прахом. Его и Кэтлин.

Он втянул ее в аферу. В аферу, где от него ничего не зависело, и эта мысль жгла ему душу. Внутренний голос настойчиво шептал ему, что надо немедленно убрать девушку из этого дома, а потом вернуться и довести дело до конца.

— Между прочим, я проголодалась, — донеслось из гостиной.

Это заставило его усмехнуться. Настроение чуть поднялось. Он вынул голову из шкафа, выпрямился, бросил прощальный взгляд на окно спальни и вышел в гостиную.

— Пошли, — скомандовал он. — Мы уходим.

У Кэтлин загорелись глаза.

— Нашел?

— Нет. У нас нет времени. Я должен отвезти тебя в безопасное место. Потом вернусь.

— Не позволю, — поистине с королевским высокомерием произнесла она и сурово добавила. — Раз мы уже здесь, найдем то, ради чего приехали.

— Нет, милая. Здесь пахнет жареным, а я не могу допустить, чтобы тебя подстрелили.

— Ну что ж, я тоже не хочу, чтобы ты снова залил меня кровью. — Ее голос звучал очень решительно, но глаза были полны слез. — Скажи, что ты ищешь. Я помогу.

Эм Джи придвинулся к ней.

— Нет. Говорят тебе, мы уходим.

Она отпрянула от него, крепко прижав к боку пистолет.

— Черт побери, Эм Джи, не трать время. Ищи свои улики. У меня уже мурашки бегают по спине.

— Куда твоим мурашкам до моих, — ответил он, хватая девушку за руку. — Вот поэтому я и хочу увезти тебя.

Кэтлин попыталась вырваться.

— Говори сейчас же, что мы разыскиваем! Пожалуйста. Я не брошу тебя одного.

Эм Джи дернул ее за запястье.

— Проклятая девчонка, у меня в руках пистолет! Хочешь, чтобы я пустил его в ход?

Она на секунду замешкалась, но затем на ее губах заиграла злая усмешка.

— Что ж, давай. Я все равно не двинусь с места. А теперь хватит попусту тратить время.

Тобин подумал было взвалить ее на плечо, но вовремя спохватился. С таким грузом ему не пробежать и десяти футов.

— Библия, — прорычал он, отпуская девушку. — Мне нужна библия.

Не сказав ни слова, Кэтлин принялась переворачивать вверх ногами всю мебель в гостиной. Он невольно залюбовался ее ловкими движениями, ладным телом, ногами в обуви не по размеру. Перед ним была крошечная светлокожая брюнетка с короткой стрижкой, цветком на груди и дерзкими голубыми глазами. Прекрасная женщина, обладавшая такой смелостью, о которой Эм Джи и не подозревал.

Он должен был бы радоваться тому, что Кэтлин не хочет покидать его. Но это ни капельки его не радовало. Наоборот, с каждой минутой становилось все хуже… Он вернулся в спальню и снова принялся за поиски.

Она лежала в ванной, среди груды старых газет. Словно ее читали от скуки. Эм Джи трясущимися руками схватил книгу в черном переплете и раскрыл ее. Под твердой обложкой в углублении из вырезанных страниц лежали две аудиокассеты. Сунув изрядно потрепанный том за пазуху, Тобин вышел из ванной.

— Кэтлин, я нашел, — бросил он. — Идем скорее.

Она перестала осматривать заднюю сторону отодвинутого от стены дивана и выпрямилась. У ее ног на полу валялся браунинг. Эм Джи заметил, что она накрыла лицо Лулу своей курткой с пестрой эмблемой известной баскетбольной команды, а сама осталась в джинсах и лифе. В другое время он не преминул бы сказать, как ему нравится этот причудливый наряд. Но сейчас у него на уме было только одно: какая она маленькая. И очень хрупкая…

— Подними пистолет! — крикнул он, выхватывая из кармана свой собственный.

Если бы это были полицейские, они обязательно постучали бы в дверь. Предупредили. Может быть, включили сирену. Но ничего этого не было. Просто под мощными ударами затрещала кухонная дверь.

Эм Джи инстинктивно бросился к Кэтлин. Она вскрикнула от испуга прежде, чем поняла, что случилось. Может быть, звук выстрелов из автоматического оружия ей был знаком меньше, чем Тобину. Зато она хорошо знала звон бьющегося стекла.

Этого было достаточно, чтобы сжаться в комок в объятиях Эм Джи. Поднимать пистолет слишком поздно, подумала она. А тем временем Тобин вместе с ней уже откатился к стене. С единственной мыслью скорее спрятать ее за диван. Какое-никакое, а все же укрытие. Он даже не успел почувствовать боль от падения на раненый бок.

До сих пор никто не мог застать его врасплох. Не то что сейчас. Даже неделю назад он за версту почуял бы этих молодчиков, подкравшихся к особняку, пока он искал свои кассеты. Но дни, проведенные в доме на скалах, изменили его. Он отвык думать о главном.

— За диван! — прошипел он, толкая девушку перед собой, одновременно уворачиваясь от пуль, продырявивших обшивку над его головой, и пытаясь не обращать внимания на звон в ушах и выброс адреналина в кровь, от которого мелкой дрожью задрожало его тело.

Кэтлин поползла вперед. Эм Джи перевернул стол, чтобы создать дополнительное препятствие для нападавших, и тут впервые увидел своих противников. Их было двое. Спецназовцы, одетые в голубую форму. Оба были застегнуты на все пуговицы и тщательно выбриты. Один светлокожий блондин, другой негр. Настоящие красавчики с плаката, рекламирущего службу в полиции.

— Ну-ну, — протянул Эм Джи, зная, что у него не хватит патронов, чтобы противостоять их огневой мощи, и мечтая дотянуться до браунинга, лежащего всего в нескольких футах от него. Нечего и мечтать о том, чтобы дать Кэтлин возможность бежать. — Никак, мои старые приятели с площади у Гражданского центра… Что, мальчики, прихватили с собой еще одно вещественное доказательство?

Он подкрепил свои слова парой метких выстрелов, которые искрошили посуду, но и заставили непрошеных гостей укрыться за буфетом, отделявшим гостиную от кухни. Стук сердца громом отдавался в ушах Тобина. Ему хотелось заглянуть за диван и удостовериться, что с девушкой все в порядке. А еще лучше было бы улучить момент, вытолкнуть ее в дверь и приказать бежать во всю мочь. Но он не был уверен, что снаружи не ждет засада. Эти парни были вполне способны на такое.

— Наслаждаешься отпуском? — в свою очередь крикнул негр, всаживая в стену пулю за пулей. — Мы давно тебя выследили, но не торопились брать. Решили дать тебе время исправиться.

— Выследили меня? — откликнулся он. — Да вы не выследите и собственную задницу! Кто меня выдал?

Только не Джин. Не может быть… Не сейчас, когда Эм Джи рассказал ему все о Кэтлин и тем самым доверил жизнь девушки.

— Пит раскопал это место перед тем, как ты сделал из него национального героя. Вот начальство и велело пошарить по соседству.

— И вам понадобилось пять дней, чтобы выполнить указание?

Последовала небольшая пауза, а потом снова загремели выстрелы.

— Он не сказал, где лежит его архив. Потребовалось время, чтобы отыскать его.

Удивительно. Пит пытался как-то защитить его от других. А потом сам вытащил пистолет и не моргнув глазом шагнул в туман…

— Подкрепление неподалеку, — подал голос блондин. — Слушай, отдай библию и мотай отсюда.

— А если я это сделаю, — спросил Тобин, — вы в благодарность отпустите советника?

— Естественно.

Непринужденный тон блондина говорил сам за себя. Они с Кэтлин сваляли дурака. Черта с два она выйдет из этого дома живой. Придется сдерживать их, пока не послышится шум винтов вертолета.

— Кстати, Тобин, — жизнерадостно вставил негр, — я малость разочарован. О тебе ходило столько легенд… Не думал, что ты попадешься в такую простую ловушку.

Эм Джи и сам так не думал…

— Скажи спасибо, что я избавил вас от лишней работы и сам нашел кассеты.

Все стало на свои места. Они убрали его свидетельницу, но записи так и не нашли. Что ж, требовалась лишь пара «жучков» и немного терпения. Они дождались Эм Джи, зная, что рано или поздно тот должен прийти сюда. И собрались схватить его сразу после того, как он найдет свои кассеты.

— Эм Джи…

Он обернулся, чтобы заставить ее замолчать. Этого было достаточно. Шесть пуль вонзились в стену над его головой. Эм Джи извернулся ужом и с силой оттолкнул Кэтлин в не слишком надежное укрытие. Он надеялся. Он молился.

Чернокожий агент — стройный, ловкий, с фигурой спринтера — метнулся в сторону и укрылся за креслом, в то время как напарник разряжал в них с Кэтлин обойму за обоймой.

Эм Джи вывернул руку, тщательно прицелился и дважды нажал на спусковой крючок. Послышался удар пули о тело и удивленный вскрик. Тобин не обращал внимания на собственный бок, отчаянно сопротивляющийся такой нагрузке.

— Нужно достать пистолет! — раздался голос у него за спиной. — Я хочу помочь!

Он лежал в трех футах в стороне от опрокинутого стола. И на эти же три фута ближе к обезумевшему от боли и злости федеральному агенту с пулей в голени и запасной обоймой в кармане. Но Эм Джи знал, что времени у них почти не осталось. Знал, что нужно во что бы то ни стало спасти девушку. Он перезарядил пистолет. Щелчок раздался на всю комнату.

— Держи, — сказал он и протянул ей свой «тридцать восьмой». — Я пошел за браунингом.

— Нет…

— Стреляй! — скомандовал он, ложась на живот и дюйм за дюймом оползая стол. — Целься прямо между его поросячьих глаз!

Она послушалась. Раздался град выстрелов. Хлопки «тридцать восьмого» казались неестественно громкими по сравнению с сухим пощелкиванием двух «мак-10», которыми были вооружены агенты. Это подействовало. Оба на секунду опустили головы. Эм Джи еще раз оглянулся, убеждаясь, что Кэтлин за крепким старым диваном с вылезшими наружу внутренностями ничего не грозит.

— Палец вперед, потом назад, — проинструктировал он.

Она сосредоточенно нахмурилась и выстрелила снова.

— Я знаю, как это делается.

— За тобой должок, Тобин! — крикнул агент за буфетом и выразил свои чувства, разрядив в них еще одну обойму. Теперь во всем доме Эм Джи не осталось ни одной целой лампочки. Стоял адский шум. В ушах звенело. Живот свело от непривычного страха.

Он участвовал в десятках подобных перестрелок. И почти всегда смеялся: ему нравился вкус опасности. На сей раз во рту было кисло. Теперь все было по-другому. Он ненавидел стрельбу. Ему хотелось только одного: оказаться как можно дальше отсюда в объятиях Кэтлин и сделать вид, что остального мира со всеми его мнимыми и реальными ценностями просто не существует. Только океан и закаты. Этого было бы более чем достаточно.

У Кэтлин кончились патроны как раз в тот момент, когда Эм Джи схватил браунинг. Оба агента подняли головы, и он успел всадить пулю в негра, полностью выведя его из игры. Затем перекатился через спину и взял на прицел кухню. Снаружи раздался гул вертолетных винтов, но Эм Джи его не услышал.

— Ложись, Кэтлин, — крикнул он, не оглядываясь, и пополз в сторону коридора, чтобы занять новую огневую позицию. — У тебя больше нет шансов, — уведомил он соперника. — Мы остались один на один. Можешь считать себя покойником.

— Как бы не так! — раздалось в ответ. — Слышишь «вертячку»? Это твой билет на шесть футов под землю, Тобин! Живо гони кассеты и уматывай, пока я не разозлился и не ухлопал твою подружку.

Теперь и Эм Джи услышал шум винтов. Совсем рядом стрекотал мотор вертолета. Наверное, он садился на ближайшую лужайку с аккуратно подстриженной травой. Что ж, предстояло только выяснить, свои это или чужие. И существовал только один способ сделать это.

— Кэтлин, ложись! — снова скомандовал он. Она не ответила.

Эм Джи обернулся, оценивая позицию противника и опрометью кинулся к дивану.

— Кэтлин!

Она вскочила, словно подброшенная пружиной.

— Не смей так пугать меня! — набросился он на девушку. — А теперь…

— Берегись! — крикнула она, глядя ему за спину.

Стоявший на коленях Эм Джи стремительно обернулся, Два выстрела слились в один. Агент промахнулся. Эм Джи — нет. Блондин рухнул навзничь.

На кафельном полу кухни остался лежать «мак» — безвредный, словно детская игрушка. Тобин шатаясь встал на ноги. Рубашка снова была в крови, бок горел огнем, но он не обращал на это внимания. Перепрыгнув через стол, он подобрал пистолет негра и бросился на кухню.

Теперь у него было два пистолета и ни одного врага внутри дома. Входная дверь кухни была распахнута настежь, и на лужайке неподалеку стоял вертолет. Это могло быть и очень хорошо, и очень плохо. Эм Джи развернулся и побежал к Кэтлин.

Она сидела справа от дивана, привалившись спиной к стене. Какое у нее удивленное лицо, успел подумать Эм Джи.

— Кэтлин, — окликнул он, замедляя шаг. Девушка все еще сжимала рукоятку пустого пистолета, но ее опущенная рука плетью висела вдоль туловища. Из-под сползшего на сторону дурацкого черного парика выбивались светлые волосы. Эм Джи подошел ближе, но она даже не шелохнулась.

— Кэтлин…

И тут он увидел пятно. Темное пятно на ярко-голубом лифе. Смерть собрала в этом проклятом доме обильную жатву.

На секунду Тобину почудилось, что он видит кошмарный сон. Ноги не держали его… Сердце замерло. В беззвучной муке открылся рот.

— О Боже… — прошептал он, бросая пистолеты на пол и опускаясь на колени. — О нет, пожалуйста…

Она приподняла веки, словно не понимая, что случилось с ее телом, и задумчиво спросила:

— Такое чувство, словно ты украл машину, правда?

Может быть, он ошибся? Может, на ней его кровь? Раненые так не выглядят. В сердце Эм Джи мгновенно вспыхнула надежда, и он забыл обо всем на свете.

Дрожащими пальцами Тобин приподнял лиф. Вот оно, маленькое отверстие под диафрагмой. Смертельная рана.

— Что я наделал? — воскликнул он, пораженный ужасом.

На него нахлынул поток страшных воспоминаний. Дикое бешенство и бессилие. Вина. Он не имел права испытывать другие чувства. Он — мертвец, обрекающий на гибель всех, кого полюбит. Черное, бездонное отчаяние охватило его. Казалось, стоит еще чуть-чуть потерпеть, и все изменится. Он готов был стать другим человеком. Но это была ошибка. И расплатилась за нее Кэтлин.

— Это не ты… Ты стрелял в них, — постаралась успокоить его Кэтлин, не трогаясь с места. Глаза ее тускнели, дыхание прерывалось. — Ох, Эм Джи… не нравится мне это…

Послышались тяжелые торопливые шаги. Беглая стрельба снаружи. Ему было все равно. Он сорвал с себя рубашку, обнял девушку, осторожно положил к себе на колени и снял парик. Наружу хлынули золотые локоны. Кэтлин не сводила с него глаз, из которых медленно исчезала жизнь.

— ФБР, отдел по борьбе с дезертирами! — раздалось у входной двери. — Открывайте.

Эм Джи не ответил. Он и не должен был этого делать.

— Вот и все, — шепнул он Кэтлин, прижимая рубашку к ране, из которой ключом била кровь. — Сейчас зажмем. Потерпи немного. Это прилетел Джин. Сейчас мы отвезем тебя в травматологический центр, а там тебя быстро заштопают. Только не истеки кровью.

Она слабо улыбнулась.

— Кочерга не понадобится?

— Нет, девочка. Для тебя найдется что-нибудь получше.

Дверь у него за спиной с треском распахнулась, и в комнату ввалилось полдюжины мужчин. Во главе с Джином Гаретом. Он склонился над Эм Джи, держащим в объятиях Кэтлин.

— Нужно немедленно увезти ее отсюда, — вместо приветствия сказал Тобин. — Радируй в травматологический центр, что потребуется реанимация.

— Может, вызвать «скорую»? — предложил Гарет.

— Нет времени. У нее давление не больше восьмидесяти.

— А как с уликой?

— Плевать на улику, Джин. Помоги мне только увезти ее отсюда.

— Эм Джи… — прошептала девушка, когда он попытался встать, не выпуская ее из рук. — Я очень люблю тебя.

— И я тоже, милая.

— Дай ее мне, — вмешался Джин. — Тебе тяжело.

Но Эм Джи не удостоил его ответом. Он вышел из дома, держа Кэтлин в объятиях.

— Эм Джи…

Он с трудом слышал ее голос из-за воя приближающихся сирен, свиста вертолетного винта и криков собравшихся на лужайке людей.

— Что, Кэтлин?

Девушка устремила на него широко открытые, печальные глаза. Ее лицо совсем побелело.

— Мне жаль, что у тебя так вышло с Марией…

Эм Джи показалось, что он не переживет этого. Что-то дрогнуло внутри. То, чему не следовало давать воли.

— Спасибо, радость моя. А теперь помолчи. Сейчас нас немного потрясет.

Она умолкла. Эм Джи так и не выпустил ее из рук, пока вертолет не опустился на крышу травмцентра.

7

Кэтлин не знала, что и думать. Прошло две недели с тех пор, как она очнулась в палате интенсивной терапии Западного медицинского центра. И примерно три недели с того дня, как ее ранили. Точнее она сказать не могла. Как и не могла вспомнить события тех страшных дней. В памяти остались смутные обрывки видений и снов. Голоса и движения. Люди, которым нечего было делать в палате интенсивной терапии, входили и выходили оттуда так же, как врачи и медсестры.

Остальное время было заполнено медленным отступлением боли, постепенным возвращением сил, слишком ярким светом ламп и неукоснительно соблюдавшимися процедурами. И визитами полиции. Ее официально представили Джину Гарету, а затем начались вопросы. Прокурор штата, федеральный прокурор, местные детективы Сан-Луис-Обиспо… Ее охраняли, подбадривали и поздравляли. А она все это время искала знакомое лицо и не находила его.

И вот настал момент, когда Кэтлин Эрроу переступила порог огромного зала с высоким потолком, где она в восемь лет начинала учиться игре на фортепьяно и где наряженная в кринолин, чинно скрестив лодыжки, присутствовала на приемах, которые устраивала ее бабушка. Звук ее шагов гулко раздавался в тишине пустого дома, которую теперь время от времени нарушал звон и грохот электрических гитар.

Бабушка не протестовала против ее нового увлечения. Сказать по правде, она вообще ничего не говорила, если не считать случая с фотографией в газете, поместившей рассказ о приключениях ее внучки. Старушке сильно Полегчало, когда она увидела, что «смешная штуковина», которая была нарисована на груди Кэтлин, не попала в кадр. Однако она не отходила от нее ни на шаг ни в больнице, ни после возвращения домой. Безмолвно появлялась в дверях, стояла на страже, когда у девушки брали интервью газетчики или донимали расспросами полицейские. А поздно ночью, надеясь, что внучка не услышит скрипа половиц, кралась к дверям ее спальни, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке. Вспыхивала, как маков цвет, когда Кэтлин обнимала ее за шею и умоляла простить за то, что не могла позвонить раньше.

Кэтлин знала, что бабушка переживает, и не могла винить ее за это. Вернувшись домой, девушка четыре дня проплакала навзрыд. Доктора уверяли, что это нормальная реакция организма на тяжелую травму. Ведь Кэтлин почти сорок восемь часов провела между жизнью и смертью и имела право пролить одну-две слезинки по этому поводу.

Друзья с работы на все лады обсуждали новость о том, что Алекс по горло занят собственной защитой, поскольку ему предъявили обвинение в пособничестве убийцам. Декстер сказал, что Кэтлин нужно больше бывать на солнце, и пытался уговорить ее почаще выходить в садик, разбитый на крыше дома, откуда открывался великолепный вид на Сан-Франциско. Девушка и в самом деле частенько сиживала там вместе с необычно возбужденным Растом и любовалась панорамой города.

Но Кэтлин лучше всех знала, что может ей помочь.

Она гуляла, отдыхала, время от времени плакала и гоняла Декстера по музыкальным магазинам в поисках новых записей — от Генделя до группы «Куин». И, конечно, Джимми Дина. Она заставила бабушку взять ее с собой на кладбище, впервые за двадцать лет побывала на могиле человека, которому отказалась сказать последнее «прости», и попросила у него прощения.

А потом сидела с котом на коленях, думая о том, как одна неделя изменила всю ее жизнь, и безутешно плакала.

Все стало другим — от ежедневного восхода солнца до планов на будущее. Душераздирающе новым, словно ей снова исполнилось семь лет и не было того страшного утра, когда она очнулась совсем одна. Девушка знала, что мир остался тем же, что и был. Изменилась она сама. Оттого и все вокруг стало казаться новым, свежим, живым и неотразимым. Захватывающим дух.

Поэтому она и плакала.

Эм Джи был прав. Он научил ее видеть окружающую ее красоту, но не захотел любоваться ею вместе с Кэтлин.

А она не могла попросить его вернуться.

Не могла снова рисковать его жизнью. Это было видно по его поведению в тот жуткий день. Зловещая замедленность движений, рассеянность. Неведомое прежде чувство ответственности за чужую жизнь.

Она знала, что Эм Джи был в своем деле лучшим из лучших, что он выбрал эту профессию, потому что она позволяла ему ходить по краю головокружительной пропасти. Жить полной жизнью. Атаковать. Бросать вызов. Парить в таких высях, о существовании которых знали немногие.

Кэтлин чувствовала это. Увлекающийся, стремительный, заставивший ее мозг работать вдвое быстрее, насытивший окружающий мир красками, звуками, запахами… При одном воспоминании об этом ее пронзала острая боль.

Она убедилась в этом на собственном опыте, когда они с Эм Джи отбивали нападение. Опьяняющее, возбуждающее, радостное чувство.

Теперь она понимала, что испытывал отец на высоте в тридцать тысяч футов. Понимала, что ощущала мать, просто смотревшая в его небесно-голубые глаза. Понимала, что такое настоящая жизнь. Она бы тоже могла так жить. Если бы рядом был Эм Джи.

Но Эм Джи нужна была свобода. Он ни за что не согласился бы жить с женщиной, которая каждый день перед уходом твердила бы: «Будь осторожен». Настанет день, когда это выбило бы его из колеи. Должно быть, он в конце концов понял это, потому что не появлялся с тех пор, как на руках вынес Кэтлин из того ужасного дома — Кэтлин…

Девушка отвела взгляд от написанного маслом портрета матери, висевшего над камином, и обернулась. В дверях стояла бабушка. Еще одна «маленькая женщина» с пышными седыми волосами, одетая в безукоризненно сшитое платье. Глаза Юджинии Маргарет Лаундер подозрительно блестели. И хоть невозможно было представить себе эту чопорную леди теребящей нить жемчуга на шее или лацкан жакета от Энн Фишер, Кэтлин безошибочно чувствовала, что бабушка взволнована. Юджиния Маргарет стиснула руки. Почему-то девушке подумалось о том, каким точным был грим Эм Джи. Руки пожилой леди были усеяны такой же «стариковской гречкой», как и руки Пола Тэрстона.

— Что, бабушка? — она улыбнулась, хотя Юджиния Маргарет прекрасно видела ее припухшие глаза.

— Дорогая, к тебе пришел гость. Ты примешь его?

От внезапно вспыхнувшей надежды дрогнуло сердце. Она тоже сжала руки, пытаясь успокоиться.

— Да, конечно.

Выражение лица бабушки слегка смягчилось. Она коротко кивнула.

— Это Том Брайан, — уронила Юджиния Маргарет, усаживаясь на диван в глубине гостиной.

Девушка застыла на месте. Глупое, напрасное ожидание. Естественно, это не мог быть Эм Джи. А если бы это и был он, ей пришлось бы выпроводить его и предоставить возможность жить собственной жизнью.

Если бы это был он…

Том Брайан — славный малый. Высокий, лысоватый, с глубоко посаженными карими глазами и длинными пальцами. Они познакомились на одном из вечеров, который устраивала бабушка. Он понравился Кэтлин с первого взгляда. Брайан посылал в больницу цветы и уверял Юджинию Маргарет, что девушка может отдыхать столько, сколько захочет: торопить с возвращением на службу ее не будут. Он ни словом не обмолвился об Эм Джи, хотя Кэтлин знала, что Брайан был одним из тех, кто помогал ему пробираться через минное поле, ожидавшее его по возвращении из «подполья».

Кэтлин предполагала, что Том явился с простым визитом вежливости, учитывая влияние, которым все еще пользовалась бабушка в их кругах. Но она ошиблась.

В глазах Тома Брайана читались замешательство и некоторая растерянность.

— Хвала небесам, — промолвил он. — Я с трудом узнал тебя!

Кэтлин привыкла к этим словам. Их говорил каждый, кто навещал ее.

— За это время немудрено измениться, — ответила она, борясь с желанием заколоть в привычный пучок распущенные по спине волосы.

— Чудесно. Ты просто восхитительна! — Брайан двинулся навстречу с распростертыми объятиями. — Я так рад видеть тебя живой и здоровой!

— Дай Бог тебе такого здоровья, — язвительно вставила Юджиния Маргарет. — Ведь это именно ты втравил ее в эту историю.

Кэтлин вмешалась прежде, чем Том успел вставить слово.

— Он и представления не имел, чем все это может кончиться, — заверила она, здороваясь с Брайаном. — Да и никто не имел.

— Это… — В первый раз со времени их знакомства и совместной работы Кэтлин видела, что старший компаньон фирмы «Брайан, Томсон и Питри» с трудом находит слова. Наконец Том откашлялся с таким видом, словно ему предстояло решить трудную задачу. — Я вылетел в ту же минуту, как только услышал о случившемся. Прости меня, Кэтлин. Я очень виноват перед тобой.

И все же он пришел не за этим. Девушка ощущала это всей кожей. Откуда взялась такая восприимчивость? И зачем она ей теперь? Вот раньше была бы к месту…

— Единственно, кто пострадал по-настоящему, — просто ответила она, в последний раз сжимая руки, перед тем как опустить их вниз, — это те, кого разоблачил Эм Джи…

Юджиния Маргарет гневно выпрямилась.

— Этот человек…

Кэтлин обернулась к ней.

— Этот человек спас мне жизнь, — заявила она и увидела, что глаза бабушки расширились от изумления. — За ним гнались, едва не убили. Только потому, что он пытался вывести кучку мерзавцев на чистую воду. Я не хочу слышать о нем ни одного плохого слова.

Наступило неловкое молчание. Пожилая дама вспыхнула и часто-часто заморгала. В воздухе запахло грозой. Кэтлин не стала дожидаться, пока она разразится, а повернулась к боссу и наконец поняла, зачем он пришел.

— Как раз о Эм Джи и пойдет речь, — сказал он.

Она попыталась подавить взрыв эмоций. Старая неопределенность, новый страх — все смешалось в страстной надежде на то, чему не было места в ее жизни.

— Может быть, присядешь? — спросила она.

Они устроились напротив друг друга в уютных кожаных креслах бабушкиного кабинета. Перед Брайаном стояла рюмка коньяка, а себе Кэтлин налила на два пальца старого доброго «Джеймсона».

— Виски? — ахнула Юджиния Маргарет.

— Виски, — спокойно подтвердила ее внучка и обратилась к Тому: — Так что там с Эм Джи?

Босс поставил рюмку на ручку кресла и с любопытством посмотрел на девушку.

— Кэтлин, ты что-нибудь слышала о нем?

Девушка невольно вздрогнула. Должно быть, на ее лице отразилось изумление. Это не укрылось от Тома. Он покачал головой и нахмурился.

— Вижу, что нет. Я начинаю серьезно беспокоиться.

— Беспокоиться? — спросила Кэтлин, сжав пальцами бокал. — Почему? Какие-нибудь неприятности с судом? Или с работой?

— Кэтлин, успокойся, — предупредила ее бабушка, видя, как та наклонилась вперед.

На какой-то момент лицо Тома приобрело загадочное выражение. Он сделал глоток из рюмки, словно это могло помочь ему сделать какое-то важное заявление.

— Значит, ты так ничего о нем и не слышала.

— А что я должна была слышать?

— Он исчез. Послал в Агентство по борьбе с наркотиками заявление об отставке, съехал с лос-анджелесской квартиры и растворился в воздухе. Здешние следователи просто вне себя. Эм Джи — главный свидетель обвинения. Коллеги по Агентству утверждают, что никогда прежде не видели его в таком состоянии. А последним человеком, которого он посетил перед исчезновением, как мы установили, была ты.

Эти слова заставили девушку остолбенеть.

— Я? — озадаченно спросила она. — Но он ни разу не приходил ко мне.

Теперь удивился Том.

— Да приходил же! — горячо воскликнул он. — В палату интенсивной терапии. Я слышал, что перед самым исчезновением его пришлось выставлять оттуда буквально силой. Разве ты не помнишь?

В поисках ответа Кэтлин оглянулась на бабушку. Правда, она уже догадывалась, что ничего приятного не услышит.

— Бабушка…

Юджиния Маргарет Лаундер выпрямилась в полный рост и посмотрела на внучку так, словно та все еще была несмышленышем, нуждавшимся в строгой опеке.

— Тебе вовсе не обязательно было это знать, — строго сказала она. — У тебя и так хватало забот. Надо было собрать все силы, чтобы выжить после этого страшного нападения. А такой человек…

Лицо бабушки исказилось от волнения.

— Девочка, пожалуйста… Ты еще слишком слаба для таких переживаний. Ну, Том, ты ответишь за это!

— Ты встретила его… — медленно начала Кэтлин. Мир внезапно встал с головы на ноги. То, что она воспринимала как радужные мечтания, оказалось явью. Эм Джи держит ее за руку, что-то напевая ей, и его слезы падают на ее руку, зажатую в его ладонях… — Ты встретила его и запретила приходить ко мне.

— Конечно, запретила. Верх неприличия, никакого уважения к правилам этикета. Как смели сестры позволить ему заявляться в палату в любое время дня и ночи и часами просиживать у твоей постели? Я просто не могла позволить этого.

— Ты узнала его, — объявила Кэтлин. Ей больше не хотелось плакать. Внезапно она ощутила прилив новых сил. Пришло понимание. Ясность. — Ты догадалась, что он собой представляет, верно?

Том ошеломленно крутил головой из стороны в сторону, не понимая ни слова. Впрочем, это не имело значения. Юджиния Маргарет, во всяком случае, прекрасно знала, о чем шла речь. Слова Кэтлин заставили ее побледнеть.

— Да, — с трудом прошептала она. — Я видела, кто он такой. Он сделал бы с тобой то же, что твой отец сделал с…

Кэтлин не верила этому. Она рассмеялась. Свобода! Наконец-то она освободилась от сомнений и детских страхов. С бокалом в руках она устремилась к бабушке.

— Дорогая, разве ты не поняла? — нежно спросила она, обнимая дрожащую старушку. — Я ведь совсем не то, что мама. На этот раз все будет в порядке.

И Юджиния Маргарет, которая никогда не позволяла себе распускаться, крепко прижалась к внучке.

— Ты уходишь к нему, да?

Девушка отстранилась и поглядела в лицо женщины, которая так много для нее значила.

— Я хочу помочь ему. Не знаю, бабушка, смогу ли я остаться с ним. Может, я недостаточно хороша для Эм Джи. Но что бы ни было, я не позволю ему запереть себя в четырех стенах!

Пожилая дама объяснилась внучке в любви на привычном ей языке.

— Недостаточно хороша для него? — возмутилась она. — Какая чушь!

Кэтлин поцеловала ее.

— Все будет хорошо. Обещаю. — Затем она повернулась к Тому. — Кто-нибудь ездил к нему в Чайна-таун?

Брайан утвердительно кивнул.

— Да. Но его там нет.

— А с миссис Чанг разговаривал? У нее лавка на первом этаже.

Том кивнул опять.

— Она ничего не знает.

Кэтлин понимающе улыбнулась. Впервые после выздоровления.

— Ты отвезешь меня к ней?

— Девочка моя! — запротестовала бабушка. — Ты же только что из больницы!

— Я сильнее, чем ты думаешь. По крайней мере, так говорил Эм Джи. Поехали, Том. Надо найти его. Кстати, я забыла спросить. Ты-то откуда его знаешь?

Том взял ее руку и повел к двери.

— Разве я не рассказывал? Как-то в Лос-Анджелесе я купил у человека по имени Билли Рой Трамбел старый автомобиль марки «GTO». Говорили, что он отличный механик. И он действительно знал свое дело. Позднее мы встретились снова, когда он раскрыл подпольную лабораторию по изготовлению наркотиков. — Брайан пожал плечами и криво, улыбнулся. — Он единственный человек, которому я до сих пор позволяю ездить на этой машине.

Кэтлин не могла справиться со смехом, который пришел на смену нескончаемым слезам.

— Еще бы!

В крошечном переулке в Чайна-тауне ничего не изменилось. Только воображение Кэтлин было виновато в том, что ей почудилось пятно на том месте тротуара, куда капала кровь Эм Джи. Вдохнув смесь экзотических запахов, девушка вновь ощутила прилив аппетита, казалось, безвозвратно потерянного вместе с изрядной порцией крови.

Бабушка Чанг, как всегда, стояла за прилавком. Кэтлин и не сомневалась, что будет по-другому. Она попросила своего спутника подождать в машине, прекрасно помня слова Эм Джи «о другом мире», и то, каким любящим взглядом окинула своего постояльца бабушка Чанг при первой их встрече.

— Миссис Чанг, — осторожно начала она, поздоровавшись с маленькой женщиной. — Мне нужна ваша помощь. Пожалуйста. Это касается Эм Джи.

Внутренне Кэтлин была готова к отказу или чему-то в этом роде — ссылке на незнание языка, например. Она знала, что бабушка Чанг играла для Тобина роль полицейского оцепления, и Кэтлин готовилась прорвать его. К крайнему изумлению девушки, крошечная, сморщенная старушка лишь бегло глянула в окно и радостно заулыбалась Кэтлин.

— Я удивилась и обрадовалась, когда ты вошла, — сказала она по-английски.

Кэтлин с облегчением перевела дух. Впервые с тех пор, как переступила порог лавки.

— Мне только что передали, что он нуждается в помощи. С ним все в порядке?

Старушка коротко мотнула головой.

— Нет. Правда, сейчас лучше.

— Где он?

И бабушка Чанг, которая стойко выдерживала расспросы полицейских, федеральных следователей и распространителей наркотиков, без лишних слов повела девушку к черному входу. Они миновали два дома. Вошли в третий, где преодолели один пролет узких, шатких ступенек. Шелушащаяся краска на стенах, шум многонаселенного жилища. Затем еще один крутой подъем в темноту. И старушка постучала в дверь и попросила разрешения войти. С бешено бьющимся сердцем Кэтлин переживала взрыв китайской скороговорки, думая о том, следовало ли ей приходить сюда. Наверное, у Эм Джи были чертовски веские причины так обидеться на весь свет. И все же он не бросил ее в больнице. За это известие можно было отдать что угодно.

Очевидно, недовольное ворчание, раздавшееся в ответ на ее просьбу, явилось для бабушки Чанг неожиданностью. Она рассердилась, но царивший в коридоре мрак мешал разобрать выражение ее лица. На секунду старушка задумалась, пытаясь разобраться в интонациях отвечавшего ей голоса, затем кивнула сама себе, видимо, приняв решение, и полезла в карман за ключом. Быстро щелкнул замок, дверь со скрипом распахнулась и на миг ослепшую от яркого света девушку втолкнули в комнату.

Она тут же пошла в лобовую атаку.

— Что стряслось, Тобин?

Когда глаза привыкли к свету, Кэтлин огляделась и остолбенела.

То, что она увидела всего в нескольких шагах от себя, заставило ее стремительно опуститься на колени. Похоже, Эм Джи даже не заметил ее появления. Он навзничь лежал на стоявшей в углу старой коричневой кушетке. Около свесившейся ноги стояла почти пустая бутылка и переполненная окурками пепельница. В комнате стоял смрад. Эм Джи оброс щетиной, потрепанная форменная куртка Агентства по борьбе с наркотиками требовала стирки как минимум неделю назад. Глубокая рана на голове была наконец зашита. От нее остался лишь воспаленный рубец.

— Ты что, снова ушел в подполье? — спросила Кэтлин, пытаясь улыбнуться. Еще немного, и ее самое захлестнуло бы наполнявшее комнату отчаяние.

Эм Джи медленно поднял голову. Глаза его были пустыми и безжизненными.

— Что ты здесь делаешь?

— Похоже, снова спасаю твою задницу.

Это заставило его приподняться.

— Уходи, Кэтлин. Тебе здесь совершенно нечего делать.

Девушка присела на кушетку.

— То же самое сказала мне бабушка. Я слышала, вы познакомились.

У него вырвался хриплый смешок.

— О да! Она явно не собирается приглашать меня на твой день рождения.

— А если это сделаю я?

Тут он спустил ноги на пол и сел более или менее прямо.

— Девочка, шла бы ты домой. Ей-Богу, ты здесь лишняя…

Кэтлин медленно поднялась.

— Тебе следовало бы поменьше двигаться, — возразила она. — Когда я заботилась о твоих ранах, ты был в лучшем состоянии.

Он резко обернулся. И Кэтлин впервые с того момента, как вошла в комнату, увидела, сколько страдания накопилось в этих прекрасных зелено-голубых глазах. Она поняла, Тобин действительно был готов выставить ее вон. И в то же время она больше не сомневалась: Эм Джи действительно сидел у ее постели. Это измученное лицо отчаявшегося человека не привиделось ей.

— Ты был там, — с изумлением и благоговейным восторгом вымолвила она.

Эм Джи не мог смотреть ей в лицо. Он встал, подошел к окну и пятерней пригладил волосы.

— У них было все необходимое для прижигания. Я мог оказать только моральную поддержку.

— Тебя прогнала бабушка?

Это вызвало у него улыбку, ту самую роковую печальную улыбку, от которой у Кэтлин вновь заныло сердце.

— Нет. Я сам себя прогнал.

Девушка шагнула ему навстречу.

— Почему? Я в чем-то виновата?

Эм Джи ошеломленно уставился на нее. Злой. Напряженный. Хрупкий, как перекаленный металл.

— Черт побери, как тебе это пришло в голову?

Она слегка улыбнулась.

— Потому что ушел, ничего не объяснив. Я знаю, ты не мог сразу вернуться к своей работе, потому что волновался обо мне. Я знаю, тебе необходимо делать то, что ты делаешь, чтобы считать себя личностью. Отсюда следует вывод: ты решил держаться от меня подальше, чтобы снова не попасть впросак.

— Я успешно справлялся со своей работой только потому, что меня не интересовала собственная жизнь, — с вызовом и в то же время смущенно ответил он. — А кончилось тем, что чуть не убили тебя, а не меня.

У Кэтлин перехватило дыхание.

— Что ты хочешь сказать?

Он снова улыбнулся, но это не успокоило, а напротив, испугало девушку еще больше. Она никогда не видела такой горькой, такой ожесточенной улыбки.

— Я хочу сказать, что ушел от тебя ради тебя самой. Я хуже отравы, девочка. Дешевый эгоист с тягой к самоубийству, не способный ударить палец о палец ради тех, кто его любит, и имеющий наглость требовать от других, чтобы они жили по его законам.

— Кто тебе это сказал? — спросила она. — Бабушка?

— Нет, — резко бросил Тобин. Глаза его помертвели. Казалось, из него вынули стержень. — Мария. Моя жена.

В его словах прозвучала такая боль, что Кэтлин затрясло.

— Прости меня, Эм Джи. Я не думаю, что она была права.

— Не думаешь? Ну что ж, придется рассказать тебе конец истории.

— Нет, если ты не… Он покачал головой.

— Приготовься выслушать. Это следовало сделать с самого начала. Тогда тебе не пришлось бы взбираться по этим ступенькам. Ты бы сразу поняла, что представляет собой Майкл Джордж Тобин.

— Эм Джи…

Он возвышался над ней, как башня. В глазах полыхал холодный огонь, на сжатых кулаках побелели суставы.

— Раз и навсегда покончим с этим. Ты услышишь все.

Она попыталась справиться с ознобом.

— Может быть, сядем? — растерянно спросила девушка. — Я…

Он мог быть вдребезги пьян. Мог испытывать страх и отчаяние. Но тем не менее Эм Джи рванулся к Кэтлин, прежде чем она успела договорить, бережно взял ее за руку и усадил.

— Со мной все в порядке, — успокоила его Кэтлин. — Кстати, я до сих пор не могу понять, как ты ухитрился справиться с ними, будучи дважды ранен?

— Практика…

Девушке хотелось нарушить гнетущую атмосферу комнаты. Может быть, засмеяться… Эм Джи испугал ее. Он придвинул кресло и сел рядом. Когда Кэтлин хотела положить ладонь на его руку, он отпрянул. Она не отступила. Но даже когда кисть Эм Джи оказалась зажатой между ее ладоней, он все равно остался бесконечно далеким.

— Эм Джи…

Наконец он посмотрел на нее, и Кэтлин увидела, что в его взгляде не осталось ничего человеческого. Глаза горели диким, маниакальным пламенем падающей звезды. Когда она осознала это, у нее исчезла последняя надежда. Но вдруг в его глазах, мертвых, как выжженная пустошь, возникла новая боль. И это было так страшно, что она сжалась в комок и приготовилась к худшему.

— Мы с Марией полюбили друг друга на первом курсе, — начал он, уставясь на сплетенные пальцы их рук. Голос его был таким хриплым и прерывистым, что Кэтлин поначалу с трудом разбирала слова. — Она была первой девушкой, которую я поцеловал. Первой, с кем… — Он пожал плечами, на которые навалилась огромная невидимая тяжесть. — Я любил ее так, что невозможно описать. Ты знаешь, что такое парень из старого доброго Техаса? Он не объясняется в любви, а, увидев приглянувшуюся ему девушку, женится на ней. Проходит какое-то время, и у них появляется куча ребятишек, которых он возит к своей маме каждое Рождество. Вот мы и поженились, и у нас родилась Люси.

Кэтлин чувствовала, что у него дрожат руки, видела блестевшие в глазах слезы и не могла поверить этому. Готова ли она выслушать его рассказ? Хватит ли у нее сил? Но она продолжала крепко сжимать его руку.

— Я всегда был сорвиголовой, — продолжал Тобин, полностью уйдя в себя. Глаза его потускнели, голос звучал безжизненно. — Горячим, нетерпеливым и упрямым. Мне взбрело в голову бросить учебу и пойти в армию. Так я и сделал. Когда я вернулся с флота, меня потянуло на службу в полицию. Хотелось кое-чему научиться. Да и по душе была мне такая работа. Погони, схватки. Одним словом, опасность. Прошло какое-то время, и Мария с Люси отошли для меня на второй план. Мне слишком нравилось выделять адреналин.

Какие-то зловещие и очень знакомые воспоминания зашевелились у Кэтлин в груди. Она уже знала подобную историю. Старая песня на новый лад.

Наконец Эм Джи подошел к концу своего повествования, к тому, что мучило его долгие годы. И девушка поняла, какой пустыней стала его душа.

— Мария пыталась уйти от меня. Говорила, что я убиваю себя и она не может этого выдержать. — Он крепко стиснул веки и с силой сжал Кэтлин руку. — В то время я раскрыл одну очень опасную шайку колумбийцев, и они поклялись отомстить. Их угрозы не очень заботили меня. Я чувствовал себя бессмертным. По правде говоря, на одной из встреч я швырнул им это в лицо. Но они придумали кое-что получше. Я сам посадил Люси в эту машину. Помахал им обеим рукой, потому что надеялся, что Мария съездит к матери и, как обычно, вернется. Не насовсем… не насовсем… — Он отвернулся и шепотом закончил: — Когда Мария включила зажигание, машина взорвалась.

Кэтлин судорожно пыталась проглотить шершавый комок, застрявший в горле. Никакими словами нельзя было помочь этому горю. Никаким сочувствием, никакой поддержкой, никаким утешением. Она снова упустила свой шанс. Эм Джи сам вынес себе беспощадный приговор, не подлежащий обжалованию.

— Я убил их, — просто и безнадежно сказал он. — Но у меня не хватило решимости рассказать тебе об этом, потому что я надеялся, что на сей раз все сложится по-другому. Но ничего не вышло. Я не хочу причинять тебе боль. Это больше не повторится. — Он высвободил руку и резко поднялся. Подошел к окну и выглянул на улицу, ничего не видя перед собой. — Иди домой, Кэтлин. Тут для тебя ничего нет.

8

Кэтлин не могла говорить. На всем свете не существовало таких слов, которыми можно было уменьшить скорбь и самоосуждение, звучавшие в голосе Эм Джи. Она не могла ни поддержать, ни успокоить его. С тех пор как у него на глазах погибла его семья, это никому не было под силу. Да словами тут и не поможешь. Она страдала из-за того душевно ранимого молодого человека, который не ценил своих сокровищ и в одночасье лишился их. И из-за него теперешнего, который даже много лет спустя расплачивался за это самой страшной на свете ценой.

Эм Джи был так же одинок, как и ее бабушка. Он безмолвно нес свою тяжелую ношу, скрывая ее с помощью неиссякаемого юмора и отчаянной бравады. Кэтлин не могла этого вынести. Она не могла позволить Эм Джи винить себя за это, что на самом деле было его бедой.

— Ты бросил работу, — мягко спросила она, поднимаясь с кушетки. — Почему?

Он пожал плечами.

— Давно надо было уйти. Но по-настоящему я понял это только тогда, когда увидел тебя лежащей на кровати, среди всей этой медицинской аппаратуры. Пит был прав. Я зашел слишком далеко. Когда я захватил тебя, то не думал о последствиях. А теперь буду помнить об этом до конца своих дней.

— Ну а система распространения наркотиков, которую ты раскрыл в одиночку, рискуя жизнью? Разве она не стоила этого?

Он поднял на девушку измученные глаза.

— Конечно нет. Неужели ты еще не поняла? В мире нет ничего, что стоило бы твоей жизни. Я понял это, когда ты умирала у меня на руках.

Неимоверным усилием воли Кэтлин заставила себя улыбнуться.

— Кое-что все-таки есть, — возразила она. — Знаешь, что я сделала в первый же день, когда меня выписали из больницы?

— Кэтлин…

— Пошла и купила «самый обалденный музыкальный центр», какой смогла найти. А еще массу дисков, несколько дюжин. С тех пор этот «огромный старый мавзолей» полон музыки. Я заказала буклет Стенфордского университета, чтобы узнать, нельзя ли брать уроки сценического мастерства. Когда я была девчонкой, мне очень хотелось играть на сцене, но это как-то не вязалось с моим образом жизни. Если бы меня не похитил сумасшедший в гороховом пальто, у которого живет домашняя игуана, мне никогда не пришло бы в голову сделать это.

— Но ведь ты чуть не умерла, — заметил он.

— Это неважно, — заверила она, подходя вплотную к Эм Джи и отчаянно мечтая разделить с ним радость новых открытий, снова вовлечь в ту жизнь, которой он когда-то так щедро поделился с ней. — Я жила. Я испытала на себе лучшие и худшие стороны жизни и поняла, что это совсем не так страшно, как мне казалось. По правде говоря, это было чудесно. Как глоток крепкого виски, обжигающего горло.

— Это не изменит меня.

— А кто ты такой? — требовательно спросила она. — Человек, совершивший ошибку? Ну что ж, мне неприятно огорчать вас, мистер, но в этом смысле вы далеко не одиноки. В городе полно людей, похожих на вас. — Девушка улыбнулась, встревоженная, взволнованная, желающая только одного — заставить его понять то, что неожиданно поняла она сама. — И все же они совсем не такие. Не у многих есть любимая ящерица.

Наступила гнетущая пауза. Молчание висело в воздухе, как тонкая пыль.

— Была любимая ящерица.

Кэтлин не знала, смеяться ей или плакать.

— О нет! — простонала девушка. — Она не могла…

Эм Джи провел рукой по волосам.

— Нет. Бабушка Чанг отдала ее на время своему внуку. Но его невозможно уговорить расстаться с ней.

— Это очень плохо, — согласилась девушка. — Мне так хотелось познакомиться с Саем.

Опять молчание. Тобин целую вечность смотрел в окно.

— Ты действительно купила центр?

Снова эта глупая, безумная надежда, словно у нее внутри кипел сосуд с жидкостью, готовый вот-вот взорваться. Кэтлин даже не заметила, что прижала руку к груди, будто хотела предотвратить катастрофу.

— Я признаю, что Джимми Дин очень хорош, когда играет с «Крейзи», — сказала она, боясь дышать. — Но больше всего мне нравится то, что он делает с «Буффало Спрингфилд».

Эм Джи крепко зажмурился, словно ему было больно смотреть на свет. Это было чересчур.

— Пожалуйста, Кэтлин, перестань. Ты не представляешь, как мне было трудно уйти от тебя.

И тогда она сделала то, за что ее сурово осудил бы лечащий врач. Не говоря уже о бабушке. Она схватила Эм Джи за плечи и развернула его лицом к себе.

— Ох!

На его лице появилось испуганное выражение. Кэтлин отмахнулась.

— Со мной все в порядке. Когда мне больно, я так и говорю. А ты не думаешь, что перед уходом имело смысл поговорить со мной?

Она видела, что в его глазах, полных горечи и самоуничижения, разгорается крохотная искорка надежды, ищущей путь наружу. Такая же слабая, как когда-то горела и в ней.

— Ты же собиралась держаться подальше от меня. Сама говорила.

Она боролась со старыми воспоминаниями, еще более старыми привычками и вспомнила недавние уроки.

— Это потому, что я боялась за тебя. И не хотела, чтобы ты чем-то жертвовал ради меня. Боялась быть камнем у тебя на шее.

Девушка совсем сбила его с толку.

— Камнем? Каким камнем?

Она ухитрилась слегка усмехнуться.

— Я ведь много читала. Кто-то сказал, что мужчинам, прошедшим войну, не для чего жить. Что бремя любви другого человека делает людей уязвимыми. Заставляет их отодвигаться на безопасное расстояние. Может быть, именно это и убило моего отца. Теперь не узнать. Но я видела, как тебя изменила наша любовь. Как она подействовала на твою реакцию. Ты ведь не мог защищаться, как раньше. Я не хотела, чтобы с тобой произошло то же, что с моим отцом.

— Этого не случилось бы. Я куда хуже отношусь к любимым женщинам, чем к себе.

Она решилась.

— А меня ты любишь?

Он ответил не сразу. Чудилось, что его глаза источают тот нежный зеленый свет, который казался ей столь притягательным. Наконец Эм Джи сжал ладонями ее лицо и заглянул в глаза с такой обезоруживающей искренностью, что у Кэтлин защемило сердце.

— Я люблю тебя, — сказал он. Просто и прямо, как будто это была единственная истина, которую он знал в своей жестокой и беспокойной жизни и которая одна могла сокрушить его.

Именно в это мгновение Кэтлин окончательно поняла, что ничего другого для нее не существует. Ни условностей, ни безопасности, ни душевного равновесия. Потому что только в глазах Эм Джи она обретала новый мир, только его голос говорил ей, что чудеса возможны. Он поразил, околдовал и поработил ее. И даже сейчас, когда ее сердце разрывалось при виде его безнадежно тоскливых глаз, она сознавала, что никогда раньше не испытывала такой сладкой боли.

На горе или на радость, слепо или с открытыми глазами, но она любила его. Зная, что это — безумие, и все же идя наперекор здравому смыслу. Неистово, страстно. Как собственница. И что бы ни принесла ей эта любовь — муки, страдание, даже смерть, — девушка знала, что не сможет отвернуться от нее. От него. Если бы вдруг злой рок вынудил ее уйти и оставить его одного со страшным горем в глазах, она не пережила бы этого.

Ни слова не говоря, Кэтлин протянула руки, как только что сделал Эм Джи, повернула его лицо к себе, увидела кипящие в его глазах злые слезы и улыбнулась так открыто, как подсказывало ей бьющееся по-новому сердце.

— Я тоже люблю тебя, Майкл Джордж Тобин. И что же мы будем делать?

Он вздрогнул от этого прикосновения и от неожиданно прозвучавших слов. Глаза его были прикрыты, лицо словно окаменело. Девушка затаила дыхание.

— Кэтлин, мы не можем… Ты не можешь, — поправился он. — Я не подхожу тебе.

— Чудесно подходишь.

— Я…

— Эм Джи, — мягко сказала она, не отпуская его и стараясь не растревожить старую боль, которую он носил в себе. — Марии и Люси давно нет на свете. Пусть покоятся с миром.

Он открыл, глаза. Кэтлин бесстрашно встретила этот взгляд, уверенная, что не ее слова стали причиной бушевавшей в нем бури. Желая только одного: чтобы он наконец перестал осуждать себя.

— Как я могу быть уверен, что с тобой ничего не случится?

— А что со мной может случиться? Когда все кончится, ты собираешься вернуться в Агентство по борьбе с наркотиками?

— Не знаю. Я вообще не знаю, что мне теперь делать.

— Возьми меня с собой, — попросила она. — Куда бы ты ни пошел. Чем бы ни занялся.

— А если я решу вернуться в Агентство?

— Тогда возвращайся.

Она прилагала неимоверные усилия, чтобы голос ее не дрожал от слез, и смотрела ему в лицо с упрямым небритым подбородком. Лежащие на ее плечах руки слегка дрожали.

— Ты объяснил мне самое важное, Эм Джи. Я не похожа на свою мать. Я сильнее ее. — Она улыбнулась, шепча про себя молитву. — Как ни странно, я поняла, что могу выдержать что угодно и при этом не потерять чувство юмора. — Что-то блеснуло в его глазах.

— Можешь, да? И что же тут смешного?

— Выражение лица бабушки, когда мы войдем в этот громадный дом и я скажу ей, что выхожу за тебя замуж.

Его бровь взлетела вверх.

— Я еще не делал тебе предложения.

Она прижалась к его груди.

— Всему свое время, Эм Джи.

Нежно, как мать, укладывающая в колыбель ребенка, он привлек Кэтлин к себе и прижался щекой к ее макушке.

— Боже мой, милая, ты серьезно? Ты действительно хочешь испытать судьбу?

Она положила голову ему на грудь, обняла за талию и мысленно поблагодарила всех богов, каких знала, за то, что они помогли ей вновь отыскать путь к сердцу Эм Джи.

— Кто-то однажды сказал, что я должна расширить свой кругозор. Вот я и подумала, что замужество — самый приятный способ сделать это.

Они стояли обнявшись. Двое уцелевших в трудной и опасной борьбе и хорошо знавших цену жизни. Слезы Кэтлин капали на рубашку Эм Джи, а его слезы стекали по щеке.

Он выпрямился, приподнял ее лицо за подбородок и уставился в него голодными глазами.

— Тогда осталась только одна вещь, которую нам предстоит сделать, — с видом заговорщика сказал он.

— Что же это? — спросила она, чувствуя, что жидкость, кипящая внутри нее, наконец вырвалась на свободу и разлилась по жилам.

Тобин улыбнулся, и Кэтлин подумала, что можно влюбиться в человека за одну улыбку.

— Сходить к твоей бабушке.

Она дерзко улыбнулась.

— Только после того, как ты примешь душ.

— Не бойся опасностей, — посоветовал он и дернул Кэтлин за нос. — Пусть она увидит меня таким, какой я есть.

Так они и сделали. А когда бабушка пережила это, они сообщили ей хорошую новость.