Цыганская кровь

1

Тори уставилась на мужчину, возникшего на пороге ее дома. Он был в темных слаксах, подчеркивавших стройность его фигуры, кремовой рубашке с расстегнутым воротом и желтом спортивном пиджаке. На вид ему было лет тридцать пять. Опершись о дверной косяк, незнакомец стоял, слегка отвернув голову и глядя в голубое осеннее небо, на фоне которого эффектно вырисовывался его красивый профиль. Он был высокого роста, с густыми медно-рыжими волосами и необычными зелеными глазами.

Она никогда его раньше не видела.

— Выходи за меня, и я увезу тебя в далекие края! — бодро произнес незнакомец.

Только этого ей и не хватало сейчас, в столь неудачно начавшееся утро. Измученная бессонной ночью, Тори через силу попыталась представить себе, как она выглядит и как он ужаснется, когда повернется к ней и увидит перед собой незнакомую женщину, да еще в таком виде. На ней был старый купальный халат, стоптанные тапочки, на мокрых волосах — тюрбан из полотенца. В левой руке она держала кофейник, шнур которого волочился по полу.

— Готова выйти хоть за первого встречного, если он сообразит, куда я задевала кофе, — произнесла она.

Мужчина резко повернулся и, взглянув ей в лицо, отпрянул от неожиданности.

— Кто вы такая, черт побери?

— Меня зовут Тори, — вежливо ответила она.

— А где же Анжела?

— Если вы имеете в виду ту леди, что жила здесь раньше, то она уехала. Сожалею, что именно мне выпало сообщить вам об этом, но у нее медовый месяц. Кажется, она проводит его на Бермудах.

— Как они посмели! Жениться в мое отсутствие! — Его возмущение было очевидным, но непонятным для нее.

— Не кажется ли вам, что это обычно касается только двоих — жениха и невесты?

— Да, но и еще одного замечательного человека. Черт! Почему они мне ничего не сообщили?

— Ничего не могу вам на это ответить.

Он замолчал, опустив голову, но вдруг заметил кофейник в ее руке и оживился:

— О, что я вижу! Кофе? Спасибо, я бы не отказался.

Тори машинально отступила назад, и он вошел в дом. Она подумала, что надо вызвать полицию, но телефон еще не успели подключить, к тому же в мужчине не было ничего угрожающего.

Она тяжело вздохнула и закрыла за ним дверь.

Он уверенно направился на кухню — очевидно, ему приходилось бывать здесь раньше. Лавируя между не распакованными ящиками и коробками, он продолжал говорить все тем же жалобно-негодующим тоном, нимало не смущаясь, что его слушателем был совершенно незнакомый человек.

— Они могли бы меня разыскать. Ведь не на Луне же я был, а на земле, хоть и в пустыне. Разве я виноват в том, что шейху понадобился еще один самолет, а посол поднял шум? Разве я виноват, что буквально всем потребовалось покинуть Ближний Восток в один и тот же день, и мне пришлось лететь зайцем на военном самолете, перевозившем молоко? Или в том, что по прибытии на последний аэродром, уже в Вашингтоне, все захотели улететь в тот же день, и мне пришлось одолжить самолет у Боба? Скажите, в чем я виноват?

Это прямое обращение к ней вывело Тори из полузабытья, и она попыталась вдуматься в то, что он сказал.

— Д-да… нет, конечно, вы ни в чем не виноваты. Да и кому бы пришло в голову обвинять вас в чем-то? — Она взмахнула рукой и только тогда почувствовала, что все еще держит в руке пустой кофейник. — В-вот… ну как я приготовлю кофе без зерен?

Он взял у нее кофейник и стал наполнять его водой, продолжив с мрачным видом:

— И достанется же мне от Филиппа! Я его знаю.

— Филипп? — Это имя о чем-то напомнило ей. — Это муж Анжелы?

— Совершенно верно, к тому же он мой брат. — Говоря это, он сунул руку в стоявший рядом какой-то ящик и, словно по мановению волшебной палочки, вынул оттуда банку кофе.

— Вот ваш кофе. Что ж, теперь вам придется выйти за меня замуж.

— Но вы же не сделали мне предложения, — возразила она. — Его манера без конца менять тему начинала ее забавлять.

— Хорошо, я исправлюсь и сейчас же сделаю это. Прошу вас, будьте моей женой.

— Нет-нет, благодарю. Я не привыкла выходить замуж за незнакомых мужчин. — Облокотившись на кухонный столик, она с улыбкой наблюдала, как он помешивает ложечкой кофе. Ей вдруг стало очень весело. — А что, вы часто делали предложение невесте своего брата, или решились только сегодня? — насмешливо спросила она.

— Часто. Так уж сложилось. Начиная с того дня, как я впервые ее увидел. Я сказал тогда Анжеле, что, если Филипп еще не опередил меня, я предложу ей выйти за меня замуж. Она ответила, что это не должно меня останавливать, и я сделал ей предложение. Она его отвергла, но сказала, что это для меня полезная практика. Вот я и продолжаю делать ей предложения. Я и сюда пришел с одним из очередных творчески продуманных предложений, — закончил он самодовольным тоном.

— Н-но… как бы поделикатнее выразиться… ваш брат не возражает против таких экспериментов?

— Конечно же, нет. Анжела никогда его не оставит. И он сказал однажды, что, если бы я вздумал похитить Анжелу и умчать ее с собой в ночь, он бы пристрелил меня как бешеную собаку. Да, вот такое джентльменское предупреждение.

Тори старалась уследить за ходом мысли своего собеседника, но ничего не могла понять. Одно лишь было ясно: она на удивление спокойно воспринимала своего незваного гостя. Возможно, просто потому, что не выспалась.

— Если Филипп — ваш брат, то вас, наверное, зовут Йорк.

— Девон Йорк, — уточнил он. — А вас — Тори?

— Тори Майклз.

— Ну вот и познакомились. Кстати, какого цвета ваши волосы?

До нее не сразу дошел его неожиданный вопрос, она молча наблюдала, как он расставляет чашки — и где только он их разыскал?

— Что? Мои волосы?

— Просто я вижу фиолетовое полотенце у вас на голове, а какого цвета ваши волосы — не видно, — извиняющимся тоном объяснил он.

— Фиолетовое? Почему фиолетовое? — пробормотала Тори, смутно припоминая события этого невероятно сумбурного утра. Да… Она действительно полезла в ящик с полотенцами и достала одно из них, наверное, действительно оно было фиолетовым.

— Какие же они у вас? Черные? — пытался он угадать.

— Да-да, черные… Кстати, у вашего брата темные волосы, — неожиданно вырвалось у нее.

— Да, совершенно верно. И у моей сестры тоже. Но у нас в роду был рыжеволосый шотландец и, вероятно, именно во мне проявились его гены. Атавизм — так, кажется, это называется. А какие у вас глаза? Серые? Зеленые?

— Обычно они серые, — сказала она рассеянно, потому что в ту минуту представила себе высокого темноволосого Филиппа и жизнерадостную брюнетку Анжелу. Они казались очень влюбленными друг в друга… Кажется, он что-то сказал о генах. Что это с ней, в самом деле?

— Сколько вам лет?

— Двадцать семь. Это что, допрос? — оборвав себя на полуслове, резко спросила Тори.

— Но я же пью ваш кофе.

— Пока еще нет, и потом — что из этого?

— Должен же я хоть что-нибудь знать о женщине, у которой пью кофе, да еще делаю ей предложение.

За всю свою жизнь Тори не слышала ничего подобного и решила промолчать. Неожиданно он засмеялся, и смех его был таким обезоруживающе искренним, что у нее отчего-то перехватило дыхание. Внутренний голос недовольно говорил ей, что не следовало открывать ему дверь.

— Что, не везет вам с самого утра? — весело спросил он.

Неожиданно Тори охватило постепенно нараставшее в ней все утро чувство обиды и жалости к самой себе. Она забыла, что перед ней чужой человек, ей захотелось поделиться с ним, и она начала свою маленькую повесть об утренних несчастьях. Сначала она говорила, словно через силу, но постепенно перестала сдерживать себя и уже не могла остановиться.

— Прошлой ночью мне пришлось спать на полу, на матраце, ведь я добралась сюда только к полуночи, и оказалось, что рабочие ушли, не установив кровать, а под рукой у меня не было никакого инструмента, чтобы сделать это самой. Я долго не могла заснуть, а в семь часов зазвонил будильник, который находился в ящике у самого уха. Я вскочила как ужаленная… Во-первых, в незнакомом доме жутко одной, а кроме того, в темноте я наступила на собственную простыню и, запутавшись в ней, упала на ящик с книгами. Мне удалось выключить проклятый будильник, но больше я уже не заснула. Тогда я решила принять душ. Я повернула кран — и на меня хлынула ледяная вода, а я не люблю холодной воды. Когда я его выключила, то минут десять искала полотенце, так что я, наверное, простудилась, и теперь заболею воспалением легких. К тому же вся моя одежда еще не распакована. Мой фен для сушки волос перегорел. Из обуви я нашла только эти тапки…

— Как все это забавно…

— А на лестнице я чуть не свернула себе шею. Потом заблудилась и не могла отыскать кухню, и больно ударилась о дверь — было темно, а во всем доме не установлено ни одного выключателя, и ранним утром здесь совершеннейшая темнота. Я полчаса искала кофейник, а кофе так и не смогла найти!

На последнем слове голос Тори задрожал и оборвался. Видно было, что все эти неприятности совершенно выбили ее из колеи. Она глубоко вздохнула, но тут заметила, что он с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться.

— Да, не везет мне этим ранним утром, мистер Йорк, — с горечью заключила она.

— Девон Йорк, — вежливо поправил он ее.

Но она не обратила на это внимания и продолжала:

— Мне было так плохо, что я позволила незнакомому человеку, какому-то сумасшедшему, вероятно, отпущенному из лечебницы на выходной, войти в мой дом и нести всякий вздор: насчет его невестки, разных шейхов и послов в пустынях, насчет полета зайцем в транспортном самолете и — в довершение всего — разрешила ему варить кофе на моей кухне!

— Но вам просто необходимо выпить чашечку кофе, — пробормотал он, борясь со смехом.

— Да, но у меня нет молока. — Тори произнесла это таким тоном, словно это была последняя капля, переполнившая чашу ее терпения. — А я ненавижу черный кофе!

— Мы что-нибудь придумаем. — Он подал ей свой белоснежный носовой платок. — Вот, возьмите.

Тори вытерла глаза и взглянула на своего гостя.

— Я вовсе не плачу, — взяв себя в руки, сухо сказала она. — И хватит, черт побери, жалеть меня.

— Я и не думал жалеть вас. Но давайте подумаем, что тут можно сделать.

Она чувствовала себя настолько обессиленной, что не вникала в его слова и промолчала.

— Здесь два выхода: либо вы полностью доверяетесь мне и опираетесь на мое плечо, которое просто создано для несения тягот повседневной жизни, либо вы сейчас садитесь поудобнее, а я приготовлю столь необходимый для нас обоих завтрак.

— Неужели вы умеете готовить? — удивленно спросила Тори, чувствуя, что этот тип начинает ее интересовать.

— Конечно, умею.

— Надо же. — Она неожиданно икнула, но при этом так посмотрела на него, будто это сделал он, и, рассерженная, вызывающе сказала: — Не нужно мне ваше плечо.

— Я просто уничтожен. Подождите секунду. — Он исчез в направлении гостиной, но вскоре вернулся. В руках у него было мягкое и удобное, обитое бархатом кресло. Под мышкой он нес подушку. — У вас не слишком много вещей, — заметил он.

— У меня никогда раньше не было своего дома.

Тори смотрела, как он ставил кресло в углу просторной кухни.

— Здесь оно не смотрится, — сказала она.

— Мы отнесем его назад, когда закончим завтракать. Садитесь.

Тори сочла за лучшее не спорить. Она опустилась в кресло и плотно запахнула халат, вспомнив, что он держался только обтрепанным поясом, а под ним не было ничего.

Девон пододвинул ящик с надписью «Книги», положил на него подушку и вдруг, не говоря ни слова, сгреб руками ее ноги и положил их на подушку.

— Я и сама могла бы это сделать, — прошептала Тори, испугавшись интонации своего голоса.

— Доставьте мне это удовольствие. — Его слова прозвучали очень серьезно.

Потом он отошел от нее и начал искать в ящиках посуду и продукты. Тори не знала, должна ли она воспрепятствовать тому, что он хозяйничает в ее кухне, но все еще не могла прийти в себя. Для нее было так непривычно, что кто-то заботится о ней, и она не знала, хорошо ли это. Особенно предложение подставить свое плечо, на котором можно поплакать, — оно было таким заманчивым.

Это встревожило ее. Да, действительно, утро въедалось не из приятных, и предыдущие недели тоже были нелегкими. Ведь то, что она сказала Девону, было правдой: она в принципе никогда не плакала, во всяком случае, когда кто-нибудь мог это видеть. И вообще она была очень способной, разумной, знающей свое дело женщиной — по крайней мере, все так о ней говорили. «Для художницы», добавляли они при этом, что ее ужасно злило.

— Это годится вместо молока? — В руках у него были пакетики сухих сливок.

Как он смог их отыскать? — с легкой досадой подумала Тори. Может быть, он из породы людей, сделавших девизом своей жизни лозунг скаутов «Будь готов!»? После всех своих утренних потрясений она не склонна была к каким-то действиям, и активность нового знакомого раздражала ее.

— Я займусь этим сама, — ответила она ему довольно резко.

— Превосходно, — отреагировал он.

Было очевидно, что ее слова не произвели на него никакого впечатления. Он спокойно налил кофе, вежливо спросил, как она любит: с сахаром или без, и подал ей чашку. Потом спросил, как ни в чем не бывало:

— Итак, вы приехали этой ночью?

— Угу. — Тори с удовольствием отпивала из чашки бодрящий напиток и смотрела, как гость переставляет вещи, освобождая место у плиты, чтобы приготовить завтрак.

— Откуда вы приехали?

— Из Аризоны, — ответила Тори, уже начавшая привыкать к его манере задавать краткие вопросы.

— Там очень красивая природа.

— Да, очень.

— Почему же вы уехали оттуда? Или, может, я слишком любопытен?

Тори хотела было сказать, что она уехала с Запада потому, что ей надоело писать пустыню, но вместо этого предпочла ответить на его второй вопрос.

— Конечно же, вы очень любопытны. Но, вероятно, это у вас в характере.

— Похоже, вы правы. — И прежде чем она успела что-то ответить, весело продолжал: — А что вы думаете о Западной Виргинии?

Тори подумала, что любопытству этого человека нет предела, но покорно ответила:

— Там красиво. Я очень люблю горы.

— Я тоже. Вам что: яичницу, яйца всмятку или в мешочек?

— М-м, наверное, яичницу.

— Прекрасно. Как бы я ни старался, у меня всегда получается только яичница.

— Зачем же тогда спрашивать?

— Я хорошо воспитан.

Тори вздохнула и сделала еще один глоток. Она сидела в кресле и наблюдала за тем, как Девон ходит по кухне. Ее чувство формы, цвета, пластики не могло остаться безучастным к неосознанному изяществу его движений и мужественной красоте его худощавой фигуры.

Тори заставила себя отвести от него взгляд и уставилась в чашку. Нет уж! Она никогда больше не попадется в эту ловушку! Правда, два года работы над пейзажами пустыни помогли ей заживить раны, но она не хотела рисковать с таким трудом достигнутым ею покоем — и из-за какого-то портрета, тем более мужского!

Чтобы отвлечься от своих мыслей, Тори предложила:

— А теперь расскажите мне о себе. Это будет справедливо.

— Идет, — ответил он добродушным тоном. — Что бы вы хотели узнать?

— Расскажите, что хотите сами.

Девон перевернул кусочки бекона и начал разбивать над сковородой яйца.

— Ну что же… Рост, вес, номер военного билета?

— Очень остроумно, — проговорила она.

— Извините… — На мгновение он задумался, а затем, поймав на себе ее изучающий взгляд, серьезно произнес: — Мне очень хочется вам рассказать что-нибудь действительно интересное, чтобы в следующий раз вы приняли мое предложение. Что, если бы я был похож на Джеймса Бонда?

— Это не мой тип.

— Тогда, может быть, Горацио Хорнблоуэр?

— Терпеть не могу его.

— А как насчет Скарлета Пимпернелла?

— Тоже нет.

— Хитклифф?

— Слишком меланхоличен.

— Тогда остается только Дон Кихот.

Тори оторвала глаза от чашки.

— Сейчас вы действительно кое-что мне рассказали о себе. Вы либо часто смотрите старые фильмы, либо многое читаете.

Он усмехнулся.

— И то, и другое.

— И все же почему бы вам не рассказать мне, кто вы, не прибегая к героям книг и кинофильмов?

— Ну, если вы так настаиваете…

— Да, настаиваю.

— Хорошо. Только запомните, что вы сами об этом попросили.

Она вздохнула:

— Расскажите мне о себе, иначе я могу подумать, что вы — одно из видений моего кошмарного утра.

— Ладно, слушайте. Мне тридцать два года. Я холост, материально обеспечен. Ем почти все, ночью никогда не перетягиваю одеяло на себя и не отказываюсь выносить мусор. Умею застилать постель, не разбрасываю по полу своих носков и не просиживаю у телевизора за спортивными передачами. Как вам уже известно, я могу готовить и вообще не нуждаюсь в том, чтобы меня обслуживали. Кроме того, я прекрасно мою посуду. Короче, — он усмехнулся, — я превосходный кандидат в мужья.

Опершись на низкий подлокотник кресла и подперев рукой подбородок, Тори пристально смотрела на него. Потом спросила серьезным тоном:

— Тогда, черт побери, почему вы еще резвитесь на свободе?

— Сам не знаю, — ответил он с той же серьезностью. — Думаю, потому что еще не нашлось женщины, которая смогла бы оценить мои достоинства.

— Но я имела в виду совсем не то, о чем вы мне сейчас поведали.

— Просто я слишком прямо иду к своей цели.

— Боюсь, вы зря потратили на меня время.

— Неужели вы дали обет одиночества? — Он с сомнением поднял брови.

— Что-то вроде этого.

— Может быть, стоит что-нибудь изменить?

— Не надо беспокоиться, — отрезала она и, не дожидаясь его ответа, спросила как бы невзначай: — А чем вы занимаетесь? Вы ничего не сказали об этом.

Он сразу помрачнел.

— Это тайна. Предлагаю вам разгадать ее. Постарайтесь найти верный след.

Тори задумалась.

— След? Но кто и на кого здесь охотится? — спросила она вежливым тоном.

— Я — на вас. — Его слова прозвучали неожиданно тепло.