Цыганская магия

Глава 7

Летиция шла домой, и сердце ее пело. Ею овладело такое ощущение легкости и счастья, словно король, собрав все звезды с неба, осыпал ее с головы до ног. И думать ни о ком другом, кроме него, она не могла.

Однако она понимала, заметив, как злобно сверкали глаза великой герцогини, что как только король уедет, ее, Летицию, ждет тяжкая расплата за сегодняшнее счастье. Но все грядущие неприятности казались далекими и нереальными.

Дом их был совсем рядом, а потому принцесса Ольга с дочерьми пошли пешком через сад, хотя, как считала сама принцесса, было бы приличнее отъехать от дворца в карете.

— Поскольку кареты у нас нет, мама, — со смехом заметила Мари-Генриетта, — прогуляемся после бала!

Наступило молчание, и девушки подумали об одном и том же: если бы великая герцогиня хотела соблюсти приличия, она вполне могла бы послать за ними карету.

Но спускаясь по лестнице парадного входа, по обе стороны которой стояли и кланялись слуги, Летиция, переполненная счастьем, даже не заметила, что они с сестрой и матерью единственные, кто уходит с бала пешком.

Тут Мари-Генриетта взяла принцессу Ольгу за руку и сказала:

— Итак, Золушка, а это относится к каждой из нас, мама, возвращается домой, на кухню, чистить грязные горшки и сковородки!

Принцесса Ольга рассмеялась, но смех этот прозвучал невесело, и лишь войдя в свой маленький домик, она заметила Летиции:

— Я могу понять, дорогая, что ты нашла короля Виктора весьма привлекательным, но боюсь, как бы всем нам не пришлось страдать из-за вашей довольно длительной прогулки по саду.

Летиция усилием воли заставила себя вслушаться в слова матери.

— Что ты имеешь в виду, мама?

— Кузина Августина была просто в бешенстве и заявила мне: «Ваша дочь вела себя совершенно непристойным образом, Ольга! И совершила тем самым роковую ошибку. Я позабочусь о том, чтоб подобное больше никогда не повторилось».

Настала пауза. Затем Мари-Генриетта спросила:

— Как думаешь, что она замышляет? Переселить нас куда-нибудь подальше от дворца или же вовсе выгнать из Овенштадта?

— Ну не думаю, чтобы она зашла так далеко, — ответила принцесса Ольга. — Но она вполне может отобрать у нас этот дом, и хотя я… не хотела бы говорить вам об этом, но мне… страшно.

Это было совсем не похоже на мать, и Летиция порывисто обняла ее за шею.

— О, мама! Прости меня! — воскликнула она. — Знаю, я поступила необдуманно, но у меня… не было сил отказать королю.

— Понимаю тебя, дорогая, — заметила принцесса Ольга. — И однако же он вернется к себе, в Звотану, и позабудет о нас. Мы же остаемся здесь.

Секунду Летиция колебалась — стоит ли рассказывать матери о том, что задумал король.

Затем, решив, что тогда придется рассказывать все, пришла к выводу не посвящать принцессу Ольгу в свои планы.

После паузы Летиция сказала:

— Знаешь, мне все же как-то не верится, мама, что дела наши обстоят столь уж скверно. В последнее время у меня появилось ощущение, что папа видит все и оберегает нас. А кто, как не папа, может противостоять кузине Августине?

И тут девушка поняла, что нашла верные слова.

— Ты права, дорогая, — ответила мать. — Конечно, папа все видит и заботится о нас. И защитит, что бы ни случилось. И совершенно непростительно с моей стороны забыть об этом.

— Ненавижу эту Августину! — пылко воскликнула вдруг Мари-Генриетта. — Она превратила нашу жизнь в сплошное несчастье и вечно все портит! Я видела, как она вся так и перекосилась от злости, когда заметила, что молодой симпатичный принц Ивор из Саксонии пригласил меня на танец в третий раз!

Ее слова отвлекли внимание принцессы от Летиции.

— Рада, что тебе понравился Ивор, — сказала она. — Когда ваш отец был жив, мы часто виделись с его родителями. Совершенно очаровательные люди!

— Кажется, он собрался… навестить меня на следующей неделе, — застеснявшись, сказала Мари-Генриетта.

Девушка сильно покраснела, и чтобы скрыть смущение, торопливо поцеловала мать и сестру и выбежала из комнаты.

— Прошу тебя, не волнуйся так, мама! — взмолилась Летиция. — Чутье подсказывает мне, а оно меня никогда еще не подводило, ведь я цыганка, что всех нас впереди ожидает счастье… совсем рядом, где-то за углом…

Мать улыбнулась.

— Ну вот ты меня и развеселила, дорогая! Отныне буду думать только о самых приятных вещах, о том, что произошло на балу, и забуду кузину Августину, обещаю.

Они вместе поднялись наверх. Однако, войдя к себе в комнату, Летиция вдруг подумала: а не слишком ли оптимистично рассуждала она о будущем и не вселила ли несбыточные надежды в сердца своих близких?..

Но тут она вспомнила слова короля, ту сладостную дрожь, охватившую ее, когда он коснулся губами маленького шрама на запястье, и снова ощутила себя влюбленной, и любовью этой был полон весь мир.

Она опасалась, что, проснувшись, снова почувствует себя несчастной, но этого не случилось. Она открыла глаза, увидела золотистые лучи солнца, пробивавшиеся в щелку между шторами, и радость наполнила ее.

Летиция снова стала думать о короле и разглядывать крохотный шрам на руке, но тут дверь распахнулась, и в спальню ворвалась Мари-Генриетта.

— Вставай, Летиция! — крикнула она. — И поживее! Тут такое происходит!

— Что случилось? — спросила Летиция, садясь в постели.

— Поскольку король не сделал предложение Стефани, она не поедет с ним в ратушу в одной карете. Поедет в другой, с нашей мамой, и мы едем с ними!

Сердце у Летиции так и замерло от радостного предвкушения.

Король не сделал предложения Стефани и сегодня уезжает. Но она увидит его еще раз!

Кроме того, событие само по себе неслыханное — впервые со дня смерти отца им разрешено присутствовать на официальной церемонии в честь высокого гостя.

Летиция знала, как счастлива будет мать после долгих лет унижения и забвения слышать приветственные крики людей, стоящих по обе стороны дороги.

— Скорее, поторапливайся! — говорила Мари-Генриетта. И с этими словами умчалась к себе в спальню.

Летиция умылась и начала судорожно соображать, что же надеть.

Выбор был более чем скромен. Впрочем, не важно. Главное — король увидит ее!..

Наконец она остановилась на белом платье, хоть и не новом, но дорогом и некогда очень модном и красивом. Принцесса Ольга купила его дочери несколько лет назад.

За это время девушка переделала его, удлинила кружевной оборкой, отрезанной от другого платья, и украсила поясом, сделанным из шифонового шарфика матери.

Пояс был темно-розовый, и она надеялась, что он напомнит королю ее цыганский наряд — ярко-красную юбку и платок, что были на ней во время свадебной церемонии.

Торопливо она приколола к шляпке, украшенной лентами, несколько белых роз, чтоб оживить ее.

Спустившись по лестнице, Летиция увидела внизу Гертруду. В одной руке служанка держала чашку кофе, в другой — теплую булочку.

— Вы не позавтракали, ваше высочество. Надо поесть! — не допускающим возражений тоном заявила она.

— О, я вчера просто объелась! — воскликнула Летиция. — Ну ладно, так и быть, кофе выпью.

Она отпила глоток кофе и увидела, что по лестнице спускается мать.

На принцессе было лиловое платье, сшитое в свое время на смену черному траурному наряду, который она носила год после смерти мужа. До этого дня у нее так и не было случая обновить его. Ее, как и дочь, волновала мысль о том, что предстоит проехать в королевской процессии. И от этого щеки принцессы раскраснелись, глаза блестели, и выглядела она так прелестно, что Летиция порывисто воскликнула:

— Ну наконец-то, мама, ты займешь достойное место при дворе! Знаешь, мне почему-то кажется, что именно кузен Луи настоял, чтоб Стефани ехала с тобой.

— Просто уверена в этом, — ответила мать. А потом, тихонько вздохнув, добавила:

— Милый наш Луи! Знаешь, вчера он говорил, как страшно рад видеть всех нас во дворце.

— Ему не мешало бы быть построже с кузиной Августиной, тогда он радовался бы чаще! — не преминула вставить Мари-Генриетта.

Летиции не хотелось, чтоб сестра и дальше распространялась на эту уже набившую всем оскомину тему, а потому торопливо заметила:

— Идемте же во дворец. Лучше приедем раньше и подождем.

В глубине души она надеялась, что ей представится возможность перекинуться хотя бы парой слов с королем.

Пусть даже они успеют сказать друг другу всего лишь «Доброе утро!». Этого будет достаточно, чтоб заставить всю ее трепетать от восторга и вернуть чувства и ощущения, испытанные накануне.

— Перчатки при вас? — спросила принцесса. Затем, увидев, что обе девушки держат в руках по паре белых лайковых перчаток, добавила:

— Можете надеть их, пока мы будем идти через сад.

Гертруда провожала их, стоя у двери, и когда они выходили, заметила:

— Я вами очень горжусь! Честное слово!

— Как бы хотелось, чтобы и ты была с нами, Гертруда! — воскликнула Мари-Генриетта.

— Не волнуйся, — ответила Гертруда. — Я буду рядом. Буду любоваться, как вы едете в карете. И никто не отнимет у меня этого удовольствия!

Они пересекли двор, вошли в сад и через зеленые лужайки, расцвеченные пестрыми клумбами, направились к дворцу.

Они были уже на полпути, когда вдруг заметили карету с открытым верхом в сопровождении эскорта кавалеристов.

В карете сидела великая герцогиня с сыном Отто. Они направлялись в городскую ратушу, куда позже должен прибыть король.

Ни принцесса Ольга, ни ее дочери не произнесли ни слова, но подумали об одном: как это, должно быть, унизительно для великого герцога — знать, что жена с сыном заняли его законное место!

И лишь когда последние из эскорта всадники скрылись из виду, принцесса Ольга с дочерьми снова продолжили путь и вскоре дошли до дворца.

Они приблизились к ступеням, стража отсалютовала, и навстречу вышел лорд-распорядитель. Он поклонился и сказал:

— Доброе утро, ваше высочество! Мне поручено проводить вас в салон, где уже ожидают его высочество и его королевское величество.

Сердце у Летиции радостно забилось. Возможно, она не только снова увидит короля, но и сможет поговорить с ним.

Лорд-распорядитель проводил их до салона. Два лакея в напудренных париках распахнули двери.

Великий герцог и король были одни, и Летиция догадалась, что придворные и другие сопровождающие лица, которые затем присоединятся к процессии в каретах, ждут где-то рядом, в соседнем зале.

Великий герцог протянул руку принцессе со словами:

— Доброе утро, Ольга, дорогая! Уверен, вы не откажетесь от бокала шампанского, прежде чем мы выйдем к народу и начнется церемония, где все речи будут наверняка страшно длинными и скучными.

Принцесса сделала реверанс и рассмеялась.

— Стоит ли пугать его величество такой перспективой, Луи?

Она присела в реверансе перед королем, который поцеловал ей руку. Летиция поздоровалась с герцогом и подошла к королю.

Он смотрел на нее так, что у девушки не осталось сомнений — он действительно любит ее.

Она даже замешкалась на секунду и забыла сделать реверанс, потом, кое-как справившись с волнением, поздоровалась. Рука короля коснулась ее руки, и Летиция вдруг испугалась: их любовь так сильна, что не заметить этого невозможно; и мать, и великий герцог сразу все поняли.

К счастью, в этот момент в салон торопливо вошла Стефани.

— Прости, что опоздала, папа! — воскликнула она. — Но мне так не понравилось платье, которое выбрала для меня мама, что пришлось переодеваться, как только они уехали.

С этими словами она подошла к отцу, поцеловала его, и великий герцог заметил:

— Думаю, у тебя будут неприятности, когда мать заметит, что ты ослушалась ее.

— Да у меня вечно одни неприятности! — весело отмахнулась Стефани.

Затем, поздоровавшись с королем, добавила:

— Вот, к примеру, сегодня утром, ваше величество, я получила выговор за то, что вы изволили открыть бал не со мной. Думаю, вы поступили не слишком справедливо.

Король рассмеялся.

— Уверен, что вы будете прощены? Разве можно долго сердиться на такую отчаянно хорошенькую девушку?

— Сомневаюсь, что получу прощение, — ответила Стефани.

И, не ожидая ответа короля, расцеловалась с принцессой Ольгой и кузинами.

Все они прекрасно понимали, чем вызвано столь приподнятое настроение Стефани. Ведь король так и не посватался к ней.

А Стефани, в свою очередь, понимала, что мать, разрешив ей ехать в другой карете, временно признала свое поражение.

Однако это вовсе не означало, что великая герцогиня совсем отказалась от своих планов или на примете у нее нет какого-нибудь другого короля.

Как бы там ни было, но радостное настроение Стефани, похоже, передалось всем; они выпили шампанского и стояли, весело болтая о разных пустяках, чего бы никогда не осмелились сделать в присутствии великой герцогини.

Затем, сама не понимая, каким образом это получилось, Летиция оказалась у окна, рядом с королем.

Тихим, еле слышным голосом он заметил:

— Сегодня ты еще красивее, чем вчера. Я тебе снился?

— Кто же… как не ты… мог мне присниться, — шепнула девушка в ответ.

Ей едва удалось произнести эти слова — такое волнение испытывала она от одного сознания того, что король так близко, совсем рядом. А затем, подняв на него глаза, ощутила ту же восторженную дрожь, как тогда, когда губы их слились в поцелуе.

— Я люблю тебя… — шепнул король. — И клянусь небом и землей, ты будешь принадлежать только мне!

Летиция не нашла слов для ответа и просто стояла, любуясь им и словно впитывая любовь, которой светились его глаза. В этот миг двери распахнулись, вошел лорд-распорядитель и сказал великому герцогу:

— Думаю, вашему высочеству и его величеству пора отправиться в ратушу.

— О да, да, конечно, — ответил великий герцог. Он опустил бокал на столик и оглянулся, ища глазами своего высокого гостя и удивляясь, куда тот исчез. Король быстро отошел от окна.

Мужчины вышли из салона вместе, за ними следовали принцесса Ольга со Стефани, шествие замыкали Летиция с Мари-Генриеттой. Они прошли через зал, где собрались придворные, — при приближении короля все они низко поклонились.

Великий герцог с королем вышли из дворца.

Их уже ждала открытая карета.

Украшенная золотым орнаментом, она выглядела роскошно, а головы четырех впряженных лошадей венчали плюмажи из перьев.

Кучер и лакей на запятках были одеты в кремового цвета ливреи с золотыми позументами в стиле семнадцатого века, а на головах у них поверх белых париков красовались треуголки.

Это было очень впечатляющее зрелище, и Летиции вдруг захотелось, чтоб король на все это обратил внимание. Интересно, есть ли у них в Звотане равный по великолепию выезд?..

Но в тот момент, когда великий герцог жестом пригласил короля в карету, послышался цокот копыт, и через секунду на лужайку перед дворцом на всем скаку вылетел всадник.

Все обернулись, и тут Летиция узнала в офицере Кирила.

Он остановился у королевской кареты, кинув поводья подбежавшему лакею, бросился вверх, по ступенькам, к великому герцогу.

Скорость, с какой он примчался, и что-то в его поведении подсказали окружающим, что случилось экстраординарное. Все умолкли в ожидании его слов.

Кирил отдал честь великому герцогу, затем обнажил голову и произнес тихо, но отчетливо:

— Сожалею, сэр, но я принес вашему высочеству печальное известие.

— В чем дело, Кирил? — с тревогой спросил великий герцог.

— В карету, где ехали ее королевское высочество и принц Отто, бросили бомбу. Мне лишь остается выразить вашему высочеству свои глубочайшие соболезнования!

Секунду вокруг стояла мертвая тишина, затем великий герцог каким-то чужим голосом спросил:

— Они что же… погибли?

— Спасти их было невозможно, ваше высочество.

Плечи великого герцога бессильно опустились.

Затем он сказал:

— Я должен отправиться туда и посмотреть, что можно сделать.

— Думаю, что не стоит, ваше высочество, вы уж простите меня за то, что осмеливаюсь давать вам советы, — сказал Кирил. — Врачи увезли тела… ваших родных, а также других раненых и пострадавших от взрыва.

Затем после паузы он добавил:

— В городе смятение и паника. И будет лучше, если вы с его величеством останетесь здесь, пока не наведут порядок.

— Понимаю… — ответил герцог.

— Я обо всем позабочусь, ваше высочество.

Кирил отдал великому герцогу честь, сбежал вниз по ступенькам, вскочил на лошадь и ускакал. Все присутствующие словно окаменели. Принцесса Ольга первой подошла к великому герцогу со словами:

— Луи, дорогой мой, Кирил прав. Сейчас ты все равно ничем не можешь помочь, а если народ в панике, то лучше остаться здесь.

— Да, конечно, — тихо ответил великий герцог. Забыв о короле, принцесса Ольга повела его обратно во дворец. Они прошли через зал, но в салон заходить не стали, а прямиком отправились в личные апартаменты герцога, и дверь за ними затворилась.

Когда Кирил умчался, Летиция взяла Стефани за руку и проводила ее в салон. Следом шли король и Мари-Генриетта.

— Я… просто не могу… поверить, — прошептала Стефани.

— Мне очень жаль, дорогая, — сочувственно заметила Летиция.

— Бедная мама!..

Стефани не плакала, и через секунду король сказал:

— Это страшный удар для всех нас. Думаю, стоит выпить.

Усадив Стефани с Летицией на диван, Мари-Генриетта подошла к столу, за которым король разливал напитки, и прошептала:

— Я не такая лицемерка, как прочие. И не стану притворяться, что мне жаль.

— Что вы имеете в виду? — спросил король.

— Я имею в виду, — ответила Мари-Генриетта, — что теперь Стефани представляется прекрасная возможность выйти за моего брата Кирила.

— Ах вот в чем дело! — заметил король, и глаза его хитровато сощурились. — Что ж, теперь не вижу никаких препятствий к тому, чтоб он стал кронпринцем.

Мари-Генриетта уставилась на него в изумлении.

— О!.. А мне и в голову не приходило! Замечательно! Ну да, конечно же! Ведь Отто погиб!..

— Должен заметить вам, — сказал король, — что сейчас не самый подходящий момент для подобных откровений.

— О, вы бы думали и чувствовали то же самое, если б настрадались, как мы! — парировала она.

— У меня свои причины радоваться, — ответил король, — так что могу понять ваши чувства.

Мари-Генриетта подозрительно уставилась на него, а потом спросила:

— Вы что же, хотите сказать, что любите Летицию? Должна заметить, что вчера вы вели себя самым скандальным образом!

— Не только люблю, — решительно заметил король, — но и собираюсь жениться на ней!

Мари-Генриетта восхищенно вскрикнула:

— О, это просто потрясающе! Вот счастье-то!

И, привстав на цыпочки, поцеловала короля в щеку. Летиция с изумлением взирала на них с дивана.

Мари-Генриетта бросилась к сестре.

— Знаю, что говорить об этом сейчас неуместно, но у нас такая радость! — воскликнула она. — Король только что сказал, что теперь ты, Стефани, сможешь выйти за Кирила, поскольку он должен стать кронпринцем! А сам король собирается жениться на Летиции!

Настала пауза. Летиция начала было говорить:

— Ну знаешь ли, Гетти…

Но тут Стефани перебила ее.

— Это правда? — спросила она.

— Разумеется, правда!

— Я знаю, что папа… позволит мне стать женой Кирила… Потому что всегда любил его…

Тут двери в салон распахнулись, и вошла принцесса Ольга.

— Прошу прощения, ваше величество, за то, что оставила вас. Великий герцог тоже просил передать свои извинения, но в данный момент он…

— Это тяжелый удар, — сказал король, — и я бесконечно сожалею о случившемся. Могу лишь добавить, что рад, что сам великий герцог не пострадал.

— К нему прибыли люди выразить свое соболезнование, — сказала принцесса Ольга. — Однако он просил меня вернуться и немного побыть с ним. Еще раз прошу простить нас, ваше величество.

— Нет, нет, не беспокойтесь, меня тут прекрасно занимают ваши дочери и принцесса Стефани.

Только тут принцесса Ольга вспомнила о Стефани. И подошла к ней со словами:

— Девочка моя дорогая, мне страшно жаль!..

— Спасибо за сочувствие, кузина Ольга, не волнуйтесь, я в порядке, — ответила Стефани. — Я знаю, папа хочет, чтоб вы были с ним.

— Да, пойду к нему, — сказала принцесса Ольга. И, торопливо присев в реверансе перед королем, вышла.

Тут Стефани протянула руку Мари-Генриетте и сказала:

— Идем ко мне, Гетти.

Летиция поняла, что Стефани хочет поговорить с Мари-Генриеттой о своем браке с Кирилом.

У нее также промелькнула мысль о том, что теперь, когда великая герцогиня погибла, возможно, великий герцог и ее мать, эти двое одиноких людей, найдут друг в друге свое счастье.

Девушки попрощались с королем и вышли из комнаты. Летиция и король остались одни.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Затем король протянул руку и предложил:

— А не пойти ли нам в сад? Там никто не будет мешать.

Летиция вложила свою руку в его и подумала в этот момент, что чудо, казавшееся невозможным, нереальным, наконец свершилось.

Они молча прошли через стеклянные двери в сад и, не сговариваясь, свернули на тропинку, ведущую к заветному уголку, в «Сад трав».

Он был окружен красной кирпичной стеной, а в струях фонтана играли солнечные лучи, расцвечивая их миллионом искрящихся крошечных радуг.

В бассейне плавали розовые водяные лилии и золотые рыбки.

Они сели рядом на ту же скамью, что и вчера, король поднес руки Летиции к губам и заметил:

— Вот видишь, дорогая, чутье меня не подвело. Теперь мы можем пожениться!.. И если ты думаешь, что я собираюсь ждать положенный в случае траура год, то, моя милая, глубоко заблуждаешься!

Летиция еле слышно вымолвила:

— Н-не… слишком ли… ты торопишься?

— Ерунда! — ответил король. — Я всего лишь следую твоему примеру, дорогая. Буду с тем же упорством добиваться своей цели!

Он рассмеялся, а затем уже серьезнее добавил:

— Ты — прекрасный пример решимости, достойный восхищения и подражания, но, дорогая, ты не слишком годишься на роль дамы, поучающей, как вести себя и соблюдать приличия.

Летиция покраснела и потупила взор.

— Когда ты говоришь со мной вот так, — с вызовом заметила она, — я начинаю сомневаться, правильно ли ты поступил, остановив свой выбор на мне. Гожусь ли я на роль жены… и королевы…

— Какое все это имеет значение! — нетерпеливо воскликнул король. — Ты должна стать моей, и как можно быстрее, — вот что самое главное!

В голосе его появились какие-то новые, незнакомые ей нотки, и Летиция сказала:

— Я люблю тебя и, кажется, готова на все, о чем ты ни попросишь, но ты… совершенно уверен, что тебе нужна именно я?..

— Как ты можешь задавать такие глупые вопросы! — возмутился король.

— Просто я подумала, — сказала Летиция, — что после того как я помешала Стефани… выйти за тебя… и теперь, когда мать ее погибла и она может стать женой Кирила, тебе вовсе не обязательно… брать себе жену из Овенштадта.

Король рассмеялся, и смех его звучал нежно.

— Я прекрасно понимаю, в чем причина этих слов, дорогая, — ответил он. — Ты хочешь заранее защититься, предполагая, что я стану винить тебя за то, что ты обманом вынудила меня вступить в брак. Или околдовала с помощью цыган…

Он усмехнулся и добавил:

— Хотя это так и есть, но не важно, почему именно это произошло… Теперь я и помыслить не могу о том, что моей женой станет какая-то другая женщина. Так что чем скорее мы поженимся, тем лучше.

Он поднес ее руку к губам и заметил:

— Но ведь мы и так уже женаты, согласно цыганским законам, и не важно, признают их другие люди или нет. Это закон моей и твоей крови.

Произнес он эти слова очень торжественно и взволнованно, и Летиция ответила:

— Люблю тебя и за то, что ты веришь в это. Да, я согласна стать твоей женой, это единственное и самое страстное мое желание. А говорила я все это просто для того, чтоб дать тебе шанс… отказаться.

— Понимаю, — ответил король, — но он мне не нужен! Ни теперь, ни в будущем. Уж я постараюсь доказать тебе это!

Король обнял девушку и привлек к себе.

— Н-нас… могут увидеть, — прошептала Летиция.

Губы его были так близко…

— Ну и пусть! — сказал король. — Главное, убедить тебя, что отныне и навеки ты моя и только моя!..

Губы их слились, и Летиция почувствовала, как вся растворяется в этом поцелуе.

Да, она принадлежит ему, и ни один из них не мыслит своей жизни без другого.

Толпа радостно зашумела, приветственные возгласы становились все громче и громче.

Карета, в которой ехали король с Летицией, уже была засыпана цветами, которые со всех сторон бросали люди.

Сперва цветы покрывали лишь пол кареты, теперь выросла целая гора.

Говорить из-за шума было невозможно, но король крепко держал ее за руку.

Изредка помахивая людям, они снова и снова переживали тот момент, когда перед алтарем кафедрального собора священник объявил их мужем и женой.

Как это похоже на Виктора, думала Летиция, — исполнить все, что он задумал, абсолютно все.

Он просил руки Летиции и, когда его предложение было принято, убедил принцессу Ольгу в том, что свадьба должна состояться в Звотане через три месяца.

Он был столь красноречив и убедителен, что сперва принцесса Ольга, а затем и великий герцог согласились.

И вот все они приехали к королю Виктору и остановились у него во дворце, который приятно контрастировал с мрачной траурной обстановкой дома.

Впрочем, никто в Овенштадте не оплакивал особенно великую герцогиню, хотя на публике приличия, разумеется, соблюдались, а принцесса Аспазия со свойственной ей прямотой заявила Летиции:

— Да на самом деле все рады, что ее больше нет! И теперь снова счастливы и веселы, как до ее появления в Овенштадте.

Но великий герцог был просто обязан соблюдать приличия и, дав согласие на брак дочери с Кирилом, ибо теперь он являлся кронпринцем, заявил, что они должны подождать самое малое полгода, прежде чем официально объявить о своем обручении.

— Это несправедливо! — жаловалась Стефани, узнав, что Летиции позволили выйти за короля через три месяца.

— Но ведь теперь вы с Кирилом можете встречаться каждый день и проводить сколько угодно времени вместе! — возразила Летиция. — Мы же действительно с королем видимся очень редко.

Действительно, видеться часто им было невозможно, поскольку каждое прибытие короля в Овенштадт обставлялось с невероятной помпезностью. И он побывал в столице Овенштадта всего два раза и во время своего пребывания не мог оставаться с Летицией наедине.

Но однажды она с принцессой Ольгой, Кирилом и Мари-Генриеттой отправились встречать его в замок Тхор. Королю были предоставлены в замке самые лучшие апартаменты, и уж тут Летиции удалось увидеться с ним наедине в той маленькой гостиной, где он поцеловал ее в первый раз и где она едва не стала ему цыганской женой без священного благословения церкви.

— Я люблю тебя! — сказал король в первый же вечер, когда принцесса Ольга на двадцать минут разрешила им побыть наедине.

— И я… люблю тебя!.. — ответила Летиция.

— Если бы я был простым цыганом, а не королем! — заметил он. — Тогда нам бы не пришлось ждать такую чертову уйму времени! Мы бы уселись в кибитку и уехали куда глаза глядят, и я бы все дни и ночи напролет занимался с тобой любовью и рассказывал бы тебе, как много ты для меня значишь, и никто не стучался бы в дверь по миллиону раз на дню, напоминая, что мы всего лишь помолвлены!..

Летиция рассмеялась.

— Теперь уже недолго ждать, — сказала она. — И, о дорогой, милый, замечательный мой Виктор, я тоже очень хочу быть с тобой всегда и везде!

— Не знаю, что ты со мной сделала, — заметил король. — Возможно, это цыганское колдовство, но я просто не в состоянии думать ни о чем и ни о ком другом, кроме тебя.

И, коснувшись губами ее щеки, он продолжил:

— Принимаю законы, слушаю дебаты на самые серьезные темы и все время вижу перед собой твое лицо и чувствую твои губы…

Ответить Летиция не смогла, так как он принялся страстно целовать ее.

Поцелуи его были столь восхитительны, а сами они в те секунды были столь близки, что ближе, как показалось Летиции, их уже не могла сделать даже церемония в кафедральном соборе.

Теперь же, когда они ехали в карете сквозь толпы празднично одетых людей, размахивающих флагами, девушка подумала, что у нее начинается новая жизнь и что впереди ее ждет нечто уж совсем замечательное и прекрасное, чего нельзя выразить словами.

Идя по проходу под руку с Кирилом, в сопровождении Стефани и Мари-Генриетты, подружек невесты, она вознесла благодарственную молитву небесам.

Все, о чем она мечтала, свершилось. Она смогла стать женой любимого человека, брат Кирил занял место глупого и избалованного Отто и в один прекрасный день станет герцогом Овенштадтским.

Ей вспомнились слова воеводы: «Слушайся только своего сердца».

Так она и поступила, и это помогло осуществить самые заветные желания, достичь того, что казалось совершенно недоступным и недостижимым.

Карета, в которой они ехали, подъехала к городским воротам.

Кучер остановил лошадей, лакей принялся разгребать гору цветов, чтоб молодые могли выйти. И Летиция увидела, что их уже ждет фаэтон, запряженный парой великолепных коней.

Она знала, что он умчит их в летний дворец короля, где они проведут первые дни медового месяца.

А вот куда они направятся после, она не знала. Король сказал, что это секрет.

Распрощавшись с придворными, он помог ей сесть в фаэтон, затем занял место кучера. Взял в руки поводья, и, глядя на него, Летиция в который уже раз подумала: это сон.

Теперь она сколько угодно могла находиться наедине с любимым, и, уже отъезжая, король обернулся, заглянул ей в глаза, и она поняла, что и он подумал о том же.

Позади, на некотором отдалении, за ними следовал эскорт из четырех кавалеристов.

— Ничего не бойся, дорогая, — сказал король накануне вечером. — Власти уверяют меня, что человек, повинный в гибели великой герцогини и принца Отто, которого они схватили и казнили, был последним по-настоящему опасным преступником в этой части Европы.

— Ты… уверен? — взволнованно спросила Летиция.

Король пожал плечами.

— Конечно, есть и другие, — сказал он, — но именно этот негодяй преследовал меня в течение длительного времени и именно он покушался на короля Фредерика, который, к счастью, не был убит, а только ранен.

— Я всегда буду о тебе беспокоиться.

— Что ж, попросим защиты у высших колдовских сил! — улыбнулся король. — Но уверен: лучшая защита — это наша любовь. К тому же твоя ослепительная красота — куда более интересный предмет для беседы, нежели разговоры об анархистах и их безумных идеях.

На пути к кафедральному собору Летиция с радостью заметила в толпе несколько цыганских лиц и поняла, что король сдержал свое обещание.

Он подписал указ, запрещавший преследовать и изгонять цыган из страны.

«Это принесет нам удачу», — подумала она.

Король подгонял и без того бешено летящих лошадей, управляя ими с большой сноровкой, так что путь от столицы до летнего дворца занял немногим больше часа.

Дворец стоял на берегу озера. Позади высился горный хребет, служивший естественной границей между Звотаной и Овенштадтом.

Залитый ярким солнцем дом выглядел очень уютно, и Летиция, положив руку на колено короля, заметила:

— Наш первый дом…

— Да, радость моя. И обещаю, скоро мы наполним его магией нашей любви.

Девушка покраснела, уловив в его голосе неприкрытую страсть, а в глазах — огонь.

И когда они приблизились к озеру, сказала:

— Только сперва отведи меня в сад, хорошо? Я бы хотела кое-что показать тебе…

— В саду? — удивился король.

— Да.

Он не стал задавать больше вопросов, просто подхлестнул лошадей, словно торопясь поскорее достичь заветной цели.

Он заранее распорядился, чтобы слуг в доме было не больше, чем обычно.

Девушка вошла в широко распахнутые двери, и после дневной жары ее охватила приятная прохлада.

Она поднялась наверх снять дорожный костюм и шляпу. Спальня ее выглядела еще чудеснее, чем она ожидала.

Эту комнату специально готовили к ее приезду.

Голубые стены, розовые шторы на окнах, а на потолке — цветная роспись, изображающая купидонов, порхающих среди богов и богинь. Красота, словно явившаяся из сказки или прекрасного сна, а краски яркие, какие любят цыгане.

Задерживаться в спальне Летиция не стала и, сбежав вниз по лестнице, увидела, что король уже ждет ее в комнате, украшенной цветами. Широкие окна были распахнуты в благоухающий розами сад.

Он стоял у окна, и когда она подбежала, раскрыл ей навстречу объятия, притянул к себе и начал целовать — крепко, страстно, требовательно.

— Ждал и не мог дождаться дня, когда ты будешь всецело принадлежать мне!.. — прошептал король. — Но теперь мы уже дважды женаты, дорогая, и ты — моя, и всегда будешь моей!

Затем, сдерживая охватившее его желание, он сказал:

— Ты говорила, что хочешь пойти в сад?

— Да… и это… очень важно… — ответила Летиция. — Помнишь вот это?

И она показала королю то, что держала в руке. Секунду он с любопытством смотрел, потом ответил:

— Кажется, это тот самый пучок прутьев, который лежал около воеводы во время свадьбы.

— Умница, что помнишь! — воскликнула Летиция. — Он оставил их для меня в кибитке и теперь я понимаю, почему.

— Так почему?

— Ведь я никогда не думала… что мы будем вместе. А воевода… он знал, что мы станем мужем и женой… Навеки!

Видя, что король не совсем понимает ее, она добавила:

— Веточки эти сорваны с разных деревьев, и если бы он переломил их тогда, как делается во время свадьбы кальдерашей, то потом ему пришлось бы бросать их на ветер.

— Ну а дальше? — спросил король.

— А дальше он сказал бы нам, что они символизируют значение супружеского союза, — ответила Летиция. — Что ни один из нас не смеет нарушить клятву, данную другому, никогда, до самой смерти!

Король улыбнулся, и, взяв у Летиции веточки, переломил их одну за одной и бросил в сад, туда, где росли розы.

Затем обнял девушку и сказал:

— Вот теперь знаю — ты наконец поверила в то, что мы вместе. Навеки вместе, и нас связывает не только клятва, данная в церкви, но и цыганская магия.

— Я знала, что ты… поймешь.

— Понимаю… жена моя, моя… возлюбленная… — прошептал он и поцеловал ее.

Позже они ужинали при свечах, ели изумительно вкусные блюда, запивая их рубиново-красным вином, удивительно напоминающим то, которым угощали Летицию цыгане.

Отпив глоток, она поймала на себе вопросительный взгляд короля.

— Ты права! Это цыганское вино.

— Но откуда? — спросила Летиция.

— Вчера вечером во дворец приходила какая-то цыганка и оставила три бутылки вина, — сказал король. — Она сказала слугам, что это лично для меня.

Улыбнувшись, он добавил:

— А еще цыганка оставила записку.

— И что же в записке? — с любопытством спросила Летиция.

— Там написано, — тихо ответил король, — «С благословением от кальдерашей королю, который сдержал свое слово».

Летиция захлопала в ладоши.

— Это они благодарят тебя за то, что ты приютил их в Звотане!

— Да, — кивнул король. — А потом, разворачивая бутылки, я обнаружил подарок и для тебя.

— Какой?

Король достал из кармана три браслета.

Летиция так и ахнула от восхищения: каждый браслет был изукрашен искусной резьбой, в точности как те золотые кубки, что она видела у кальдерашей.

Браслеты были золотыми: один усыпан рубинами, второй — бриллиантами, третий — изумрудами.

Затем, присмотревшись к ним, она издала еще один восхищенный возглас. А король сказал:

— Я тоже заметил. Цвета флага Звотаны. Летиция надела браслеты на запястье.

— Цыгане благодарят, — сказала она, — и мне тоже хотелось бы отблагодарить их. В особенности за магию. Ведь именно она помогла мне стать твоей женой.

— Согласен, — кивнул король. — А теперь, дорогая, в знак того, что и я благодарен им, позволь показать тебе кое-что…

С этими словами он встал из-за стола и, взяв Летицию за руку, повел ее к двери. Они вышли в сад.

Эта его часть выглядела совсем по-другому — цветочные клумбы сменили ряды кустарника, над головами сплетали кроны деревья, и вся аллея выглядела таинственно в лучах заходящего солнца.

Солнце садилось за горизонт, отбрасывая последние отблески света, на небе одна за другой загорались звезды.

Скоро совсем стемнеет, подумала Летиция, и звезды усыплют все небо, как в ту ночь, когда она танцевала у костра.

В ту ночь было полнолуние, и она знала, что и сегодня луна тоже будет ярко сиять на темном бархатном небе, и это напомнит им колдовство и музыку — все, что они видели и слышали тогда на плато, у подножия горы, на которой высился замок Тхор.

Король не произносил ни слова, лишь обнял ее, и Летиция уже начала удивляться, куда это он ведет ее, когда впереди среди деревьев вдруг показался просвет.

Деревья стояли так тесно, что напоминали стену.

Между ними образовалась поляна, с которой открывался вид на озеро.

Оно было так красиво, что захватывало дух, — лучи заходящего солнца золотили его поверхность.

Затем, обернувшись, Летиция вдруг заметила на поляне сучья и поленья, подготовленные для костра.

А по другую сторону она увидела то, чего никогда не доводилось видеть прежде. И тем не менее она догадалась.

Король следил за выражением ее лица.

Затем, вопросительно подняв на него глаза, Летиция поняла, что догадка ее верна. Это была так называемая «цыганская постель» — гора цветов, которую кальдераши всегда укладывали после свадьбы.

Король обнял ее.

— Ты околдовала меня, моя маленькая цыганочка, — нежно прошептал он. — Где еще я могу овладеть тобой?..

— Но как тебе только пришла в голову такая замечательная, чудесная, восхитительная идея?.. — пробормотала она.

Король поцеловал ее еще раз и выпустил из объятий.

— Давай сперва разведем костер, — сказал он, — а потом выпьем за наше счастье цыганского вина. К тому же у меня есть для тебя еще один подарок.

— Да? — Голос Летиции звучал чуть слышно. Сердце ее сильно колотилось, так огромно было волнение, охватывающее ее в присутствии короля.

Только на этот раз оно ощущалось еще острее.

Король разжег костер. Он ожил — язычки пламени, трепеща, взмывали все выше на фоне ночной тьмы, поглотившей озеро, деревья и все вокруг.

Однако Летиция могла разглядеть предмет, который он протягивал ей. То была копия любовной чаши — кубка, из которого они пили на своей цыганской свадьбе.

Сделана она была из золота, усыпана драгоценными камнями, сверкавшими в отблесках пламени, и украшена магическими знаками.

Король наполнил кубок вином и протянул Летиции.

Затем произнес низким трепетным голосом:

— Это наша любовная чаша, моя дорогая! Мы будем пить из нее, и я даю клятву, что буду всегда любить, боготворить, оберегать тебя и что проживем мы вместе не только земную жизнь, но и целую вечность!

Слова клятвы эхом разнеслись в ночной тишине. И Летиция, поднеся кубок ко рту, отпила глоток. Король последовал ее примеру.

Поскольку цыгане подарили им пять подарков, поскольку они знали, что это число является для них магическим, каждый отпил из кубка по пять раз.

Затем король поставил кубок на землю. Пламя костра вздымалось все выше, мириады звезд блистали над головами, и он повел Летицию к усыпанной цветами постели.

Она опустилась в лепестки, сплошь устилавшие ее, а он снял с нее белую тунику и бросил рядом, на землю.

Летиция прошептала:

— Если это сон, тогда ты — мой волшебный возлюбленный, явившийся во сне. Возлюбленный, о котором я всегда мечтала, но думала, что он не существует наяву.

— А ты — моя жена, любовью к которой наполнено мое сердце, — сказал король. — И я боготворю и обожаю тебя, моя дорогая!

Губы их слились в поцелуе, а потом Летиция почувствовала, как он прикасается к ее телу, и в ней проснулись страсть и восторг, и она с тем же пылом начала отвечать на его ласки.

— Я люблю тебя… люблю!.. — шептала она. И тут ей показалось, что издали доносится пение скрипок.

Король целовал ее лицо, шею, затем губы его скользнули ниже и коснулись гладкой шелковистой кожи грудей. И Летиция поняла, что пламя страсти, охватившее их обоих, — продолжение колдовства.

И вот в отблесках костра, вздымавшихся все выше, купаясь в аромате цветов, сладком пении скрипок и свете звезд, он вознес Летицию к небесам, где правила лишь магия любви — бессмертной и вечной, как они сами.