Дай мне шанс

Глава 4

Мюррей

Как здорово, что Джессика здесь со мной, без конца смеется и улыбается. Я загипнотизировано смотрю, как она наслаждается жареным сыром, что я ей приготовил. Слушаю, как она счастливо напевает, потягивая сваренный мною кофе. Джессика привычным движением заправляет свои карамельные волосы за ухо, и я стискиваю руки в кулаки, только чтобы не сорваться и не потянуться к ней.

Просто немыслимо. И вызывает привыкание.

Джессика Браун опаснее для меня, чем любой наркотик.

— Ладно, я хочу признаться.

Каждый раз, когда моя невеста говорит, требуется мгновение, чтобы ее слова дошли до меня. Я слишком занят, слушая ее бархатный голос, следя за тем, как ее пухлые розовые губы складываются в слова, и думая о совершенно неприличных вещах.

— Мюррей.

Я встряхиваюсь, хватаясь за ручки кресла. Сейчас середина дня, и у нас горит небольшой огонь. На ковре в гостиной между нами стоит хлипкий стол, и Джессика надирает мне задницу в шашки. Она расслабилась после утреннего разговора на пляже, с удовольствием болтает, когда я погружаюсь в молчание, и подталкивает меня, если хочет, чтобы я включился в беседу.

Мне это нравится. Я не очень хорошо разбираюсь в подобных вещах без подсказки, к тому же мне приятнее слушать, как Джессика говорит.

Я прочищаю горло, потому что пропустил ее реплику.

— Признание?

Что бы она ни сделала, мне наплевать. Я все равно буду ее хотеть. Я останусь рядом с ней. И она, должно быть, чувствует мои мысли, потому что Джессика не сводит с меня широко раскрытых глаз за этими милыми маленькими очками, а потом просто хихикает.

— Успокойтесь, мистер Макгрегор. Вы не укрываете беглую преступницу.

Я ерзаю в кресле, скрипя рамой. Румянец на моих щеках становится уже привычным делом.

— Тогда все в порядке. Так в чем ты хочешь признаться?

Джессика закусывает нижнюю губу и наклоняется над игровой доской. Уголок ее рта уже скривился в улыбке, и она как будто раскрывает мне страшный секрет. Я подаюсь вперед, в груди щемит от нежности.

— Я хочу пойти посмотреть на большой фонарь.

Я хмурюсь. И это признание?

— Ладно…

Джессика вздыхает и продолжает:

— Но я очень боюсь высоты. Скалы мне не понравились, поэтому я никогда не смогу подняться на башню.

Да. Конечно, там высоко. К тому же фонарь на маяке открыт всем ветрам, а внизу бьются о скалы бурные волны. Я опускаю голову вниз, борясь с острым желанием почесать свои шрамы. Они снова зудят.

Если не трогать шрамы, не привлекать лишнего внимания, Джессика, возможно, не станет слишком сильно на них зацикливаться.

— Маяк безопасен. Там есть перила, и мы можем закрепить тебя страховочным тросом. Не волнуйся, я о тебе позабочусь. — Разве это не правда? Все, что я хочу в жизни — это держать Джессику в тепле и безопасности, ублажать ее и кормить. Я хочу радовать ее красивыми подарками и гулять по пляжу, и, боже, помоги мне, безумно хочу, чтобы она вопила, как банши, в моей постели.

Ни один мужчина никогда не испытывал меньшей тоски по женщине. Джессика — ангел, а я… ну. Это я. Выгляжу скорее как чудовище, выползшее из пучины океана, а не прекрасный принц.

— Ты обещаешь? — Голос Джессики снова звучит хрипло. Она смотрит на меня из-под опущенных ресниц и застенчиво улыбается, устроившись на ковре, а я до скрипа сжимаю подлокотники.

В груди закипает жар, а по позвоночнику пробегают мурашки. Моя кровь толчками бьет по венам. Я хочу Джессику. Черт, я так ее хочу.

Но я резко киваю, заставляя свой мозг вернуться к вопросу. Сумею ли я позаботиться о безопасности Джессики?

— Обещаю.

Джессика резко вдыхает, когда я затягиваю на ней ремни. Страховка обхватывает ее талию и плечи, и я фиксирую защитный трос между ее лопаток.

— На тебе нет страховки, — недовольно бросает она. — Теперь я единственная, кто выглядит как трусливая идиотка.

Я ухмыляюсь за ее спиной, закручивая карабин.

— Ну да. Потребуется нечто большее, чем порыв ветра, чтобы сбить меня с ног.

Полностью пристегнутая, Джессика разворачивается, все еще ворча на несправедливость ситуации. Однако замирает, пораженная моей улыбкой.

Я невольно смущаюсь. Мне не идет улыбка, и я это знаю. Мои шрамы искривляются и переплетаются, а поврежденный глаз сильно прищуривается. Совсем не то зрелище, что хотелось бы демонстрировать Джессике.

Избегая ее взгляда, я распахиваю дверь в башню.

— Идем. Наверху все выглядит лучше.

Джессика мгновение медлит, а потом проходит мимо, задевая плечом мою грудь. От этого секундного прикосновения по моей коже рассыпаются искры.

Черт, как же наверху сегодня паршиво. Промозгло, дико и ветрено, утренний солнечный свет давно скрыт густыми облаками. По щекам хлещет дождь, и я хватаюсь за поручень, следуя за Джессикой по дорожке, ведущей к башне, кончики пальцев уже онемели от холода. Она шагает впереди меня очень осторожно, раскинув руки, как канатоходец, а ее толстовка развевается на талии.

Я закрепил на Джессике страховочный трос, чтобы ей было спокойнее, но теперь радуюсь этому решению. Иначе изнывал бы от беспокойства и не отпускал ее на расстояние вытянутой руки.

— Мюррей? — Хотя она кричит, ее голос звучит тихо, уносимый ветром. Я догоняю ее в три шага и прижимаюсь к ее спине, чтобы укрыть от порывов ветра.

Джессика вцепилась в перила, сжимая их до белых костяшек. Она щурится под дождем и всматривается в море, а я хватаюсь за перекладину по обе стороны от нее. Прижимаюсь к ней вплотную. Не выпускаю из рук. Вода в море стала темнее, волны клокочут и бурлят, и не видно ни одной парящей птицы. Они прячутся в скалах, если не совсем глупы.

— Ты молодец. — Мои слова бьют прямо из груди в ее спину, и Джессика вздрагивает в ответ. Капли дождя темнеют на ее одежде, а когда Джессика поворачивает голову, они стекают по ее очкам.

— Здесь довольно страшно.

Я киваю, наклоняясь, задевая подбородком ее макушку.

— Иногда.

Она долго молчит. Я знаю, что гложет мою невесту.

— Ты можешь спросить меня об этом.

Джессика ничего не говорит, но отступает на полшага назад. Прижимается всем телом к моей груди, и хотя мне важно сохранять концентрацию, пока мы здесь, я не могу удержаться, чтобы не прижаться к ней в ответ. Не могу сдержать жар в крови и напряжение в мышцах.

Она такая маленькая по сравнению со мной. Нежная, прекрасная и идеальная, ее развевающиеся на ветру волосы щекочут мне горло.

— Мои шрамы. Ты можешь спросить о них.

Джессика крепче вцепляется в поручень, и когда начинает говорить, ее голос доносится так слабо, что я едва ее слышу.

— Что с тобой случилось, Мюррей?

— Я плавал. — Надеюсь, теперь Джессике станет легче, потому что я не свалился с башни. Никто никогда не падал с маяка. Ничего подобного — ничего такого, что могло бы случиться с ней, особенно когда я рядом. Джессика слишком умна, чтобы совершать мои ошибки.

— Мне было тринадцать, и я считал себя бесстрашным малым, понимаешь? Быстро вырос, прибавил в росте, и это вскружило мне голову. Я верил, что могу плавать в любую погоду. Думал, что я круче моря.

Господи, я уже много лет не произносил так много слов за один раз. В горле пересохло и першит, а на кончике языка привкус соли.

— Я вырос в городке неподалеку. По утрам на рассвете перед школой я часто ходил купаться. Как-то раз погода выдалась очень неспокойная, но я решил, что справлюсь. Мальчишка, что сказать…

Джессика кивает, и на несколько дюймов разводит руки в стороны, скользя по перилам, пока наши пальцы не переплетаются. Мое бешено колотящееся сердце замирает.

— Большая волна настигла меня. И швырнула на скалы. — Она сжимает своими тонкими пальцами мои, и я не могу удержаться, чтобы не добавить: — Лицом на камни.

— Как страшно. — Джессика проводит большими пальцами по моим костяшкам, и я понимаю, что это неправильно, но случившееся со мной не кажется уже таким ужасным. Не сейчас, если привело меня к этому.

— Скажу честно, Джессика. — Я говорю, прижав губы к ее волосам. — Это лицо никогда не приносило мне больших дивидендов.

Джессика смеется и толкает меня бедром, и я чувствую себя чертовски легко. Как будто мои тяжелые кости и плотная фигура в раз стали легче.

— Так что, ты собираешься взглянуть на фонарь?

Джессика поворачивается в моих руках, чтобы рассмотреть его, но я не двигаюсь с места. Я замираю и смотрю на нее, зажатую в моих руках. Она насквозь промокла и дрожит, прямо-таки вылитая утопленница, и, хотя меня это не красит, я не могу сдержать ухмылку.

— Ты промокла насквозь.

Она касается моей груди. Фланелевая рубашка на мне совсем мокрая и прилипает к телу.

— Да.

— Хочешь поскорее зайти внутрь?

Джессика передергивает плечами.

— Да.

Но я не двигаюсь, и она тоже стоит на месте, а потом тянется и проводит пальцем по моей щеке, наполовину скрытой бородой, хотя с этой стороны она покрыта шрамами. Порывы ветра как заведенные треплют нашу одежду и волосы.

— Больно? — Она поглаживает большим пальцем шрамы. Взад-вперед, прожигая на мне след.

Я отрицательно качаю головой, и это правда.

— Больше нет.

Когда Джессика поднимается на носочки, я замираю как статуя. Боюсь напугать ее, боюсь, что неправильно все понимаю. Просто боюсь. Но Джессика обхватывает меня за плечи и тянет на себя; она дергает мою рубашку, пока я не наклоняюсь ближе к ней на несколько дюймов.

Ее губы холодные. На вкус они напоминают соль, дождь и кофе, который я ей сварил, и когда ее горячий язычок касается моего, я мучительно стону.

Черт.

Стараясь не обращать внимания на вздымающийся член, я провожу рукой по ее спине, прижимаясь еще ближе. Другой рукой зарываюсь в ее мокрые волосы, поглаживая голову и откидывая ее назад, чтобы углубить поцелуй. Хочу целовать ее крепче. Буквально пировать на ее губах.

А я-то думал, что дорожка на башне маяка — самое высокое место, куда могу забраться, но вот я здесь, несусь по спирали вверх, к облакам. Я трусь об этого горячего ангелочка, зацепляясь пуговицами рубашки за лямки ее страховки.

— Джессика. — Это единственное слово, которое осталось в моей голове. Ее имя. Имя моей невесты. — Джессика.

Она стонет и снова целует меня, глубоко и долго, отстраняясь только для того, чтобы прикусить нижнюю губу. Меня никогда так не трогали, никогда так не хотели, и я не знаю, что с этим делать. Не могу мыслить здраво. Не могу ничего сделать, кроме как обнять ее и надеяться на большее.

Все закончилось слишком быстро. Я неровными шагами провожаю Джессику обратно в дом, мое сердце безостановочно колотится о грудную клетку.

Это случилось. Определенно случилось.

И я буду помнить наш поцелуй до самой смерти.