Глава 2

Я рылась в мусорной корзине.

Вообще-то, я бы никогда не полезла под стол в кабинете Дэлла перерывать ведро, но полчаса назад позвонил Стив, сообщил, что в семь часов вечера моему суженному предстоит идти к Начальнику в кабинет «на ковер», и тогда под хвост мне попала вожжа.

«Там его сожрут».

Сейчас почти два – до семи еще пять часов. И за эти пять часов я вполне могу или раздобыть доказательства того, что Дэлл оказался невменяем на тренировке не по собственной воле, или хотя бы попытаться их раздобыть. В любом случае, не позже шести я окажусь в Реакторе с «фонариком», а там хоть трава не расти.

Итак, мусорное ведро…

Его выносили не часто, потому что мусор в офисе скапливался медленно – кое-какие порванные документы, утратившие ценность деловые письма, обрывки шпагата. Здесь-то я и рассчитывала найти упаковку от «подарка» мнимого Рэя, чтобы отыскать адрес отправителя.

Что я собиралась делать с адресом? Потом!

И да, плотный картон, все еще хранивший форму небольшой шкатулки, я действительно нашла.

Понятное дело, без адреса – «балда он, что ли, светиться?»

Приклеенный кусочек белой бумаги в виде прямоугольника и напечатанный на принтере текст «От Рэя».

И ни тебе номера дома получателя, вообще ни слова больше.

«Значит, принесли курьером».


Дальше я морщила в раздумьях лоб уже в гостиной.

«Дэлл не усомнился в том, что эта «игрушка» действительно от Рэя по двум причинам: а) в нашей компании действительно существовал Рэй Ханте, и б) он действительно мог прислать подобный подарок, потому как часто бывал в экспедициях».

На нашей последней встрече отряда Тами рассказывала о том, как они с Хантером отыскали клад со старинными вещами. Даже часть из них вручила девчонкам в качестве подарков – колечки, брошки, заколки. У меня тоже лежал ее презент – инкрустированная зелеными камнями маленькая птичка – я собиралась когда-нибудь приколоть ее на пальто или берет. Да и сам Хантер намекал на удивительные находки…

«Потому Дэлл принял коробку».

Однако некий пройдоха использовал имя нашего картографа, чтобы подсунуть подрывнику Комиссии опасную вещицу. Зачем – месть? Ладно, это дело второе. А первое – узнать, как зовут гада.

Кому звонить – Логану? Нет. Тот не откажет, но сначала примется поднимать данные с камер, выяснять, кем был курьер, затем, где этот курьер сейчас, после, кем был нанят… Хорошо, если бедняга все расскажет сразу, плохо, если его придется «раскалывать». Сама я этого не умею, поэтому придется звонить Маку, например, долго все объяснять… А время – деньги. И потому – своими силами.


Бернарда однажды рассказывала об Информаторах – выпытывала детали у Дрейка. Говорила, что это действительно живущие в параллельном, но пересекающемся с нашим миром люди, которые «не совсем люди». Вроде как они – сгустки чистой информации, умеющие принимать вполне себе плотный человеческий облик, а доступ к данным имеют, потому что всегда находятся «в каждом существующем моменте сейчас».

Признаюсь, я мало поняла про «сейчас», но много про то, что они непостижимым образом все знают.

И, значит, имя отправителя тоже.


Сокровенную копилку трясти не хотелось, но пришлось. Нет, моя копился являлась самой обыкновенной банковской карточкой, а не свиньей с пятаками, просто выписана она была на мое имя и деньги туда поступали не Дэлловы, а «личные». Их я зарабатывала, тестируя на быстроту вскрытия магнитные замки, которые мне время от времени присылал старина Чак. Ему как лучшему замочных дел мастеру различные компании постоянно отправляли прототипы новых устройств, и когда Нортону не хватало времени разбираться самому, он пересылал их на меня. Платил по триста баксов за вскрытый замок. Не густо, но личные деньги на то и личные, что пахнут по-другому.

Конечно, потратить их мне хотелось не так – купить на Новый Год всем отличных подарков. Дэллу самый дорогой и красивый (жаль, что я пока еще не придумала, какой), остальным попроще, но тоже душевных. Моих шести тысяч вполне бы на это хватило. Однако чуяло мое сердце, что совсем скоро с банковского счета на меня будут смотреть унылые нули.

«Хорошо, если этого хватит».

Конечно, была и другая кредитка – та, которую выдал Дэлл. На ней всегда лежала внушительная сумма денег, но тратила я эти деньги по большей части на продукты. Редко на одежду или обувь, которая нуждалась в замене, и никогда на красивые «одноразовые» вещи «на выход в свет» – дорогие и по большей части бесполезные. Во-первых, мой ум никогда не разлагался от экстаза при виде красивой шмотки, а во-вторых, эти самые шмотки мне бесконечно слал с показов Саймон, неизвестно с чего решивший, что «замужняя дама» просто обязана покорять своего мужчину уникальными нарядами.

Но сейчас не об этом.

Информаторы. Звонок. Время уходит.


– Добрый день.

В трубке молчали после короткого «Алло». Мы давно уже не искали их номера, знали – достаточно лишь активировать телефон поднятием трубки (или нажатием звездочки), а дальше проси: «Желаю поговорить с Информатором».

Меня внимательно слушали, хоть и не отвечали. И от тишины на том конце почему-то боязно.

Пришлось прочистить горло.

– Скажите, сколько мне будет стоить информация о том, кто именно прислал Дэллу Одриарду посылку «от Рэя» и по какому адресу этот человек проживает?

Что ж, вопрос я задала предельно точно.

И почти не удивилась, когда мне озвучили сумму в пять тысяч девятьсот долларов.

Черт, сволочи. Лишили меня удовольствия покупать в этом году подарки, дочиста вылизали «копилку». Ну, нет, оставили на апельсиновый кофе…

…«с голым задом на лавке»

– Вас устраивает сумма?

Меня? Нет.

Но она устраивала их, и потому пришлось буркнуть:

– Да. Говорите, я записываю.

* * *

И да, я туда поехала. Наверное, очень глупо и совершенно недальновидно, но другого плана в запасе все равно не было.

Я не боец. Но у меня есть телефон с функцией диктофона, которая активируется нажатием двух боковых кнопок (удобно, не нужно доставать сотовый из сумки), а так же Игла – электрошокер, врученный Дэллом в незапамятные времена. К слову, этот шокер мастерил он сам, и потому мощность его была почти в два раза выше обычного.

Так себе набор, но его вполне может хватить, если действовать правильно.

«Правильно – это как?»

«Нужно было прихватить с собой Мака. Или Халка. Или Дэйна… Хоть кого-нибудь…»

Такси несло меня к западной окраине, а я сидела на заднем сиденье с поджатыми губами и думала о том, что давно не испытывала этого чувства – гуляющего по телу страха, смешанного с адреналином. С тех самых пор, как перестала вскрывать замки для Тони. Тогда я точно так же, как сейчас, умела собираться, фокусироваться и «прыгать». Тогда меня некому было спасать, и все же я выживала.

Смогу и сейчас.

Мне предстоит разговор – если хозяин окажется в квартире. Это не смертельно.

Или же обыск – если хозяина в квартире не окажется.

Благо, запертые двери в виде препятствия для меня перестали существовать давным-давно.


Квартира была очень странной – двухкомнатной, расположенной на верхнем этаже четырехэтажного дома. Для того чтобы определить, что внутри никого, я использовала старый, как мир, метод – позвонила в дверь и быстро спустилась на пару лестничных пролетов. Если откроют, бесшумно удалюсь, выйду во двор, продумаю диалог, возможно, прикинусь кем-нибудь. Кем? Пока не знаю…

Но прикидываться не пришлось – никто не открыл.

И тогда замок пришлось «взломать».


Я прикрыла за собой дверь, не запирая – на случай быстрого отхода.

И почти сразу уловила стойкий и тяжелых запах химикатов, расставленных в различных бутылках на столе. Тяжелые портьеры задернуты; огромная, выключенная в этот момент лампа нависала над парой десятков склянок с прозрачными жидкостями, а также над пакетами с порошками.

«Тут живет сумасшедший химик».

Да, точно… Аммиак, селитра, марганец, жидкое топливо – я прекрасно знала эти вещества. Те самые, используемые для изготовления взрывчатки в домашних условиях. «Значит, не химик, а террорист по имени Курт Виннигот» – этим именем назвали отправителя посылки информаторы.

Вот те раз…

Обе комнаты похожи на хлев – захламлены так, что ступать только с осторожностью. В спальне не было кровати, только грязный матрас на полу, на чумазую подушку вообще смотреть не хотелось.

Я вернулась в гостиную. Итак, что я ищу? Все, что смогу найти. Хотя того, что я к этому моменту увидела, было достаточным поводом для того, чтобы пригласить сюда парочку представителей Комиссии. Они бы сочли это зрелище интересным.


Взрывчатка – взрывчаткой (кстати, изготовитель ее не был особенно умен, о чем свидетельствовали многочисленные оплавленные места на столе), но заинтересовало меня другое – книга. Очень старая, если не сказать «древняя», лежащая на тумбе у стены. Я бы прошла мимо нее, но мое внимание зацепил текст на незнакомом языке и еще множество вставленных между страницами закладок, торчащих белыми замусоленными язычками.

Было видно, что этим раритетом хозяин квартиры пользовался часто, о чем свидетельствовала стоящая рядом настольная лампа и придвинутый табурет. Я открыла ее даже не из любопытства, но по привычке ничего не упускать из вида.

И подвисла.

Плотные белые хрустящие страницы, тончайше выполненные рисунки незнакомых предметов, рядом описание на чужой речи – не то руны, не то магические заклинания. В последние я не особенно верила – все же не тот век, да и мир не тот, – но зачастую находились те, кто в чужую магию верил безоговорочно. Похоже, Курт был из числа последних.

«Здесь действительно живет сбрендивший человек».

«Нужно торопиться, – подстегивала я себя, – время на исходе, а я так и не нашла доказательств того, что Виннигот причастен к истории с Дэллом. Хорошо бы отыскать что-то неоспоримое».

И я нашла.

Перелистнула очередную страницу и замерла на вдохе, глядя на искусную книжную иллюстрацию – на меня смотрел тот самый чертов «фонарик».

Так, книгу с собой, других доказательств не нужно…

Я заторопилась на выход, но в этот момент дверь с лестничной площадки толкнули.

И в квартиру вошел тот, встречи с кем я пыталась избежать.


Если раньше мысли о его сумасбродности являлись чем-то эфемерным, то теперь они обрели вещественные доказательства в виде нездорово блестящих глаз и широкой, совершенно неуместной в данных обстоятельствах улыбке.

Курт довольно щерился. Он оказался очень худым и невысоким, в очках, за стеклами которых его глаза казались маленькими. Но взгляд пугал. Несмотря на то, что застукал «вора» в своей квартире, Виннигот не просто не испугался – кажется, обрадовался.

– А кто это у нас тут?

Одной рукой я прижимала к груди книгу, второй судорожно шарила в кармане, включая диктофон. В конце концов, я тоже готовилась к встрече. В моем теле бесновался страх такой силы, что грозил испарить остатки самообладания, но я напряглась – не сейчас. Сейчас нужно выбить пришедшего из колеи, а я для этого лучше использовать правду – ту, к которой он не готов.

– Зачем Вы прислали моему другу… это?

Диктофон уже включен – я распахнула книгу в том месте, которое предварительно заложила пальцем.

Виннигот неторопливо отложил пакеты, которые принес с улицы, и закрыл за собой дверь. Кажется, он был уверен, что уйти мне теперь не удастся.


– Твоему другу? Как интересно…

«Хорошо, что я заранее перевернула кольцо с инициалами», – Курт рассматривал золотой ободок на моем пальце, прищурившись.

Он был из породы людей, начисто потерявших страх, и потому казался мне опасным вдвойне. Такие вечно желают изменить устройство мира, учинить переворот или хотя бы апокалипсис местного масштаба. Им позарез требуется доказать верность собственных пресловутых идей, причем любыми методами.

Маньяк – вот какое слово ему подходило. Передо мной стоял типичный, одержимый скрытой манией величия царек. А царьки имеют одну слабость – они любят о себе говорить.

Он не считал меня опасной (очень на руку), и потому сделал два шага вглубь комнаты, осклабился еще больше, когда почувствовал, что я боюсь, остановился.

– Хочешь узнать про Цэллэ? Почему бы и нет…

Цэллэ – название фонарика?

– Видишь ли, я его просил, по-хорошему просил – мне всего-то требовалось три специфических взрывных устройства с дистанционным управлением. И я много заплатил информаторам, чтобы выяснить данные о лучшем подрывнике Уровней. А он отказал. Вот незадача, да?

Кажется, он до сих пор удивлялся этому отказу – по крайней мере, до сих пор выглядел озадаченным, мол, как можно было мне отказать?

«Да уж. Еще всяким придуркам Дэлл бомбы не мастерил».

– Пришлось отправить ему эту штучку, – Виннигот рассмеялся, – да не смотри ты волком… Прекрасная, между прочим, вещица – жаль, от нее не выздоравливают. Знаешь, сколько я ее на черных рынках искал? Ведь сейчас таких не достать. Хочешь спросить про стоимость?

Мне было плевать на стоимость. В тот момент я жалела, что оставила свой двадцать второй калибр дома – после слов «от нее не выздоравливают» у Курта имелся огромный шанс оказаться трупом уже в следующую секунду.

Но мне приходилось стоять и слушать (может, он ошибается), потому что важный разговор писал диктофон.

– … дело ведь не в деньгах, она воистину бесценна – продавец так и сказал. Подкинь врагу, подожди пару недель, а потом проси все, что хочешь. И ведь твой дружок теперь не откажет. Знаешь, почему? Потому что Цэллэ разлагает человека изнутри, рушит все эти честные идиотские принципы… Уникальная вещица, правда?

И он весело, как если бы прострелил чужого и яркого воздушного змея, расхохотался.

«Тварь, ты бы им себе в глаза посветил».

Наверное, доброй я не выглядела. Да и данных на диктофоне уже достаточно.

Изменение в моем настроении он почуял. И потому шагнул вперед, дернул меня за руку, насильно разжал пальцы. И удовлетворенно кивнул, когда разглядел символику Дэлла Одриарда на кольце.

– Какая птичка к нам залетела: не подружка – жена! Я рад! Знаешь, а ведь скажи я ему, что ты у меня, ждать больше не придется – выполнит все мои заказы, как миленький…

«Да ты бы полег под невидимым взглядом Аллертона уже через час», но я не стала сотрясать воздух словами. Бесстрашные идиоты замечательны верой в собственную неуязвимость, вот только эта «вера» в данную минуту стала помощником мне, а не ему.

Руку свою из чужих пальцев я выдернула так, будто ее жгло.

А после моментально приставила к чужому телу «Иглу» – тело Курта Виннигота затряслось, как сломанная надувная кукла; запахло жженой плотью.


Прежде чем прыгнуть в такси, я пробежала добрый квартал – все боялась, что за мной гонятся.

«Кто гонится-то?!»

Но паника взяла свое – она не позволяла здравому смыслу включиться, а ведь, когда Виннигот рухнул на пол, я проверила его пульс – прослушивался, а после по зрачкам убедилась, что он в глубокой отключке.

И все равно семенила почти бегом, то и дело оборачиваясь.

Диктофон со мной, книга со мной; времени, чтобы добраться до Дрейка, достаточно.

В желтую машину с шашечками на борту я впрыгнула шумно и нервно. Тут же скомандовала:

– В Реактор!

И разозлилась, когда в салоне повисла долгая тишина, – машина не двигалась с места.

– Почему стоим?

Таксист, довольно молодой парень, похожий на студента, интеллигентно прочистил горло.

– Простите, Вы не могли бы назвать адрес?

А? Черт… Здание Комиссии невидимо для обычных жителей, и уж тем более они не называют его «Реактором».

Я комкано извинилась. А после продиктовала название улицы и номер дома, от которого до офиса Комиссии пешком всего двести пятьдесят метров.

Машина вывернула от обочины.

* * *

(Jesse Cook – Wisdom of a Thousand Years)


«… Пришлось отправить ему эту штучку. Да не смотри ты волком… Прекрасная, между прочим, вещица – жаль, от нее не выздоравливают. Знаешь, сколько я ее на черных рынках искал? Ведь сейчас таких не достать…»

До этой фразы Дрейк слушал диктофонную запись молча – пристально смотрел на мой телефон, откуда глухо, но разборчиво доносился голос Виннигота, – а после вдруг ударил по столу кулаком так сильно и резко, что на металлической поверхности образовалась внушительная вмятина.

Я подпрыгнула на стуле и внутренне содрогнулась. Вновь тошнило от смысла слов «от нее не выздоравливают», но еще больше пугал флер, который теперь исходил от человека в серебристой форме.

– Я думал, мы заткнули все дыры. Ан-нет, пара черных рынков сохранилась.

Дальше он слушал, разглядывая «фонарик», за которым мне пришлось вернуться уже почти от Реактора – в такси вспомнила, что забыла взять его с собой.

– Дерьмовая штука, – покачалась голова и поджались губы. Дрейк хмыкнул и посмотрел взглядом, который распластал меня по стене, как колесо дорожного катка. – Как ты сумела избежать ее воздействия?

Он и сейчас держал его в руках, время от времени рассматривая тот самый противный живой луч, на который я косилась с крайней опаской. Всякий раз, стоило хоть самому мелкому фотону достигнуть сетчатки моих глаз, натужно дребезжала «решетка».

– Мне Халк помог.

– Халк?

– Случайно. Он как-то был у нас в гостях, понял, что мое… эмоциональное состояние оставляет желать лучшего, предложить установить некий «каркас стабильности».

– Вовремя.

Начальник никогда не был «легким» человеком, но теперь он и вовсе ощущался свинцовым облаком. Сидел молча, размышлял – запись кончилась, и думы на его лице отражались напряженные.

– Забавно было бы, покажи ты Рэю не фото с телефона, но Цэллэ.

Противное слово.

«И он тоже сошел бы с ума?» И я, наверное. Если бы ни Халк…

Тишина все длилась, длилась и длилась – Дрейк будто оказался в другом измерении, где время не идет, а мне было все дискомфортнее. Подтачивали мысли о том, что на том самом рынке могли найтись еще несколько таких Цэллэ – кому в руки (глаза) попадут они?

– Этот Виннигот ведь расскажет Вам, где взял ее?

Прерывать мысли Дрейка – не самая лучшая идея, но фраза просто сорвалась с языка. Нервы.

– Виннигот мертв, – донеслось в ответ.

– Что?

– Ты убила его.

– Я?… Я его не убивала!

И опять эти глаза – два листа холодного металла.

– Думаешь, я не отправил запрос привести его сразу же, как только ты назвала имя? Отправил. Мои люди использовали быстрый портал – мгновенный путь до указанного адреса, – но его тело уже начало остывать…

– Как же так? Я ведь проверила пульс…

Мой голос внезапно охрип – я убила этого человека? Я не хотела, Создатель свидетель, только убрала его с дороги, чтобы выйти из квартиры.

– Пульс-то ты проверила, да. Он бился еще примерно минуту, потому что твоя «Игла» повредила чип в кардиостимуляторе.

И тогда все мои слова кончились, как и мысли. Черт… я не знала… Кто бы мог подумать? Операция на сердце…

– Меня накажут?

Кажется, я встряла еще быстрее Дэлла – знала же, что не нужно туда идти самой. Погеройствовала.

Смешно, если ссылка на этот раз предстоит мне – Дрейк, конечно, по-человечески меня поймет, но он любит демонстрировать остальным, что закон преступать нельзя.

Наверное, я сильно побледнела, потому что Начальник смягчился.

– Нет, тебя не накажут. Во-первых, ты действовала с целью самозащиты, во-вторых, пыталась спасти мне сотрудника, а я, знаешь ли, не люблю их терять.

Гора с плеч. Всего за несколько секунд с меня сошло семь потов; до сих пор ходуном ходило в груди испуганное сердце.

– Я не хотела…

– Я знаю. Рынки мы все равно найдем – люди уже работают, – но у нас теперь другая проблема – Дэлл.

И Дрейк неприязненно взглянул на фонарик.


– Это… лечится?

Вот и задала самый страшный вопрос, не удержалась.

– Само? Нет.

Чтобы получить хоть какие-то пояснения, я была готова ждать час-два-три. Лишь бы Дрейк что-нибудь придумал, лишь бы отыскал выход.

– Видишь ли, – донеслось глухо, – это очень древняя Урмонская магия, ворожба – как они сами ее называют. Для того чтобы изготовить такой «фонарик», используется страдающий дух умирающего человека…

Ужас какой.

– Урмоны – это в другом мире?

– Да. Я заткнул все дырки, ведущие оттуда, очень давно – терпеть не могу такую дрянь на Уровнях, – но пара их «подарков» здесь осталась. К сожалению. А к сожалению, потому что Урмоны – очень злой и умелый в темном колдовстве народ, – недобрая усмешка. – Не повезет этому продавцу, ведь он, как ты видишь, не просто продал Цэллэ, но так же инструкцию к ней. И еще предупредил Виннигота о том, чтобы тот ни в коем случае не включал «фонарик» сам.

– Но ее же не прочитать?

– Все можно прочитать при желании. Особенно, если уметь входить в транс. Или заплатить информаторам за прочтение определенной главы. Кстати, адрес Виннигота ты получила у них же?

– Да.

– Мы возместим убытки. И кстати, ты молодец, что заметила неладное, – обычно Цэллэ работает очень тихо и постепенно – медленно и болезненно раскалывает человеческую личность на части. Очень неприятный процесс. Ощущается так, как будто в тебе стало два «я», и ты больше не знаешь, какой из них настоящий…

«Вот почему Дэлл начал казаться чужим. Не он – но дух… И Тайра…»

Да, Тайра умница. Жаль, что я забила тревогу слишком поздно.

А взгляд Дрейка казался двумя бритвенными лезвиями. Меня прошибал озноб, когда я думала о том, что чья-то жизнь сегодня – того самого продавца с рынка – круто изменится в худшую сторону. Возможно, прервется. Вот такой вот он – наш Бог. Не бородатый дедушка на облаке, но спокойный внешне мужчина без возраста, которому стоит лишь щелкнуть пальцами. Не щелкнуть даже – подумать…

– Скажите, но это хоть как-нибудь… лечится?

– Я должен подумать. Ты говоришь, Дэлл часто пьет?

– Часто.

– Так он пытается расслабиться, заглушить незнакомые эмоции. Но не понимает, что расслабляться ему сейчас нельзя – процесс ускоряется. Чем счастливее человек, кстати, тем легче он поддается воздействию Цэллэ, а Дэлл в последнее время был счастлив.

«Я тоже».

– Значит… ему нужно напрячься?

– Верно.

– Выкинуть из дома всю выпивку?

– Не поможет.

В этот момент дверь в кабинет Дрейка приоткрылась и в нее заглянул тот, о ком мы только что говорили. Увидев меня, напрягся, а Дрейк коротко и жестко бросил:

– Закрой с той стороны!

Дверь тут же захлопнулась.

«Мы просидели здесь до семи? Или он пришел раньше?» Сложно определить ход часов в месте, где нет ни циферблатов, ни окон.

– В общем, так, – подвел итог Начальник. – Не говори ему пока ни слова, ясно?

– Да.

– А мне надо подумать.

– Конечно…

Я хотела спросить: «Вы ведь дадите мне знать?», – и сразу же уловила ответ еще в воздухе: «Дам». И еще то, что «думать» нам теперь придется тяжело и много.

Кабинет Дрейк покинул первым, на стоящего в коридоре Дэлла даже не взглянул. Бросил: «Свободны оба» – и зашагал прочь.

* * *

(Анна Плетнёва «Винтаж» – Балерина)


– С каких пор ты…

Таким тоном со мной давно не разговаривали – неприязненным, сухим и хлестким. И я знала, что именно он хотел сказать «стелешься за меня перед Начальником?»

Сидящий рядом Дэлл был цел, трезв и зол, как алкоголик, которого принудительно «промыли». Наверное, он готовился к худшему, дергался… Да еще это Цэллэ.

Я молчала. Мы сидели в неофаре, собирались ехать домой. Давно стемнело; горели по периметру парковки фонари, блестел под ними снег.

Что я могу сказать? Что я за него «не лезла?» Лезла. И даже не имела права объяснить, почему.

– Думаешь, я сам за себя уже не способен постоять? Что я настолько морально разложился, что не готов отвечать за свои ошибки?

«Не за свои. А этого придурка – Виннигота».

Я смотрела в сторону – шишки летели точно мне в лоб; с натужным скрипом раз в полминуты проезжались по ветровому стеклу щетки, равнодушно сметали налипшие снежинки.

– Знаешь, не ожидал от тебя – вперед меня побежала. Не нужна мне такая помощь, поняла? Я сам.

Конечно, сам.

Приходилось напоминать себе, что я разговариваю не с Дэллом, но с кем-то еще. И у этого кого-то сегодня был тяжелый день – сначала рана на тренировке, затем лечение. Неизвестно, сколько боли он пережил и сколько еще приготовился пережить.

– Поехали домой, – попросила тихо.

Сбоку невесело хмыкнули. Ему было тяжело, ему было плохо, я чувствовала, а помочь не умела.

– Все хорошо, – прошептала, глядя перед собой. Если не сейчас, то все равно когда-нибудь будет.

– Сколько терпения. Ах, да, ты ведь считаешь меня больным, а с больными принято возиться.

Я заиндевела и окончательно замкнулась в себе.

Заскрипели по снегу шины, когда машина тронулась. Больше мы не говорили. И я знала, что никакие его слова сейчас не должны меня царапать, но они царапнули.

* * *

(Sia – I’m alive)


Более других мне в нашей кухне нравилось место напротив окна – туда можно было придвинуть стул, водрузить на стол чашку горячего чая и смотреть, как снаружи неслышно опускается снег.

Вот и теперь.

Снега в этом году было столько, что снегоуборочная техника работала круглосуточно. Спрашивается – зачем? Комиссии стоило только чихнуть, и снега бы выпадало ровно столько, чтобы не вяз транспорт, но их то ли не заботили выходки раскрепощенной на самоуправство красавицы-погоды, то ли нравилось слушать скрежет ковшей ночами по мерзлому асфальту.

К слову сказать, этим вечером я быстро сообразила, что одним только чаем мне не обойтись – поднялась, достала из шкафа вино, вытащила штопором пробку, плеснула в бокал, уселась на место. Помощь Халка, конечно, бесценна, но сегодня одной только «решетки» мне не хватало – нервы расшатались до критичной отметки…

Вошел в кухню Дэлл, не проронил ни слова, приготовил себе кофе, вышел.

Тихо.

И я вдруг ощутила себя, как когда-то – чужой. Как в те самые дни, когда шантажом заполучила его кольцо, и хозяин дома только и делал, что ждал, когда же я выметусь наружу.

Незаметно подкралась и обняла грусть.

Когда-то давно он, выпив, признался мне в том, что в прошлом совершил ошибку – точнее, ряд ошибок, приведших к плачевному результату, который после пришлось исправлять Бернарде[2]. Он думал, что я не помню, потому никогда не вдавался в подробности. Но я помнила. Обе ветки – и ту, где, растеряв все силы на безответную любовь, я дожидалась прихода Баала, и ту, где этого никогда не случилось. Бернарда, конечно, старалась повернуть время вспять, и она сумела сделать главное – дать нам второй шанс, – но она все-таки не Дрейк, и моя память не заменилась, как ей следовало бы.

Ничего, шрамы заросли.

А теперь вот снова ныло сердце, как в те дни, когда в этом доме я была последней, кого желали видеть.

Ту полосу мы пережили – переживем и эту.

Конечно.

Только пока тошно, и я пила. Потому что не хотела никого убивать – это противно быть виновником чьей-то смерти, противно, когда тебе высказывают почем зря, противно не уметь ничего объяснить и исправить.

Какое-то время я сидела без мыслей, ощущала, как меня вновь держит «решетка». Халк умница, молодец, наверное, Шерин с ним очень легко. А если тяжело, он всегда может поставить ей такой же «каркас стабильности», – подумав об этом, я пьяно хмыкнула; заканчивался второй бокал.

Однажды он уже мне очень помог – наш сенсор. Помнится, в одну из вечеринок я призналась ему в том, что мне одиноко без старых друзей с Тринадцатого, которых я не забыла – не забыла, впрочем закономерно: оказывается, все, кто «якшался» с отрядом, автоматически приобретали расширенную память – так было нужно.

Но мои друзья забыли меня.

После того вечера Халк, ни слова мне не говоря, самостоятельно вычислил, что и Чак, и Саймон, уже успешно обосновались на Четырнадцатом, а после «случайно» попался им на пути – взглянул в глаза – одному в очереди в супермаркете, второму в баре, – и они мне позвонили с разницей в несколько дней. Саймону потребовалось больше времени, чтобы отыскать телефонную базу.

Моей радости не было предела. Наш сенсор «заставил» их обо мне вспомнить – аккуратно и ненавязчиво. А вместе с воспоминаниями о рыжей Меган им вспомнились и их бывшие профессии; издержки «производства» – после усмехался Конрад. Так или иначе, Саймон снова шил наряды и слал их мне, а Нортон успешно чинил и тестировал замки – куда более прибыльно, нежели на Тринадцатом.

А у меня снова были старинные друзья.

Вот только земля вновь неустойчиво юлила под подошвами и ежесекундно грозила из-под них выскользнуть.

Надо поспать – решила я, когда осушила половину третьего бокала. Алкоголь сделал свое дело – тяжелые эмоции отступили, – зато вокруг начали плавать стены.

«Перебрала».

До спальни на втором этаже я добралась, всего два раза споткнувшись.

Свет не горел – Дэлл уже спал, устал. Я осторожно, стараясь не шуршать одеждой, разделась, забралась под одеяло.

И тут же почувствовала, как меня притянула к себе горячая рук, а – жест, который он совершил, не проснувшись.

Я растрогалась до слез. И земля временно вернулась под ноги.

* * *

Телефон на тумбе вибрировал и оттого ездил по поверхности. Я спросонья подумала – мой, – но Дэлл уже потянулся за своим. Около пяти утра; темень непроглядная.

– Да… Слушаю.

Его вызывали в штаб – где-то случилось неладное. Мне он объяснил мало – мол, собирают всех срочно, а ты спи.

Я едва не выкрикнула – ну, куда ты пойдешь в таком состоянии? Но вовремя прикусила язык. Если Дрейк решил, что Дэлл обязан участвовать в боевых действиях, несмотря на «недуг», то кто я такая, чтобы спорить?

Спорить, однако, хотелось.

И беспокойно задремать после того, как внизу захлопнулась дверь, мне удалось лишь спустя пятьдесят долгих минут, во время которых я вздыхала и переворачивалась с боку на бок.

* * *

(Veigar Margeirsson – Mythical Hero)


Конференцию в «Лайне» мы организовали в полдень – отрядные девчонки всегда так делали. Когда «наших» вызывали посреди ночи в Реактор, мы звонили друг другу, собирались и складывали по частям всю разрозненную информацию, которая имелась у нас в наличии – это помогало понять общую картину.

– Кто знает, куда вызвали? – спросила Ани-Ра из окошка, которое располагалось на экране моего ноутбука в правом верхнем углу.

– На Тринадцатый вроде, – пояснила Лайза из левого нижнего, поджав губы. – А всех забрали?

– Дэйна – да.

– Рена – да.

– Халка тоже.

– Стив ушел.

– Дэлла – да, – кивнула я, когда остальные отозвались.

Оказалось, что на Тринадцатый, в некий Мирстон, стянули всех без исключения, включая Эвертона, Хантера и Бойда. Значит – дело дрянь, и, значит, надолго.

«Как же так, – переживала я, – ведь он болеет. А его на передовую…»

И совершенно не помогали мысли о том, что Дрейк умнее меня.

Окончательно понять происходящее помогла Бернарда, которая успела тряхнуть Начальника на предмет информации этим утром, – сказала, что в Мирстоне прозвучал взрыв, сработала заложенная в офисном здании бомба. И, вроде как, нашли еще множество устройств – нашим предстояло обезвредить, отыскать концы, кого-то зачистить, кого-то доставить в Реактор.

– Ясно, – качнула головой Ани, – булки сегодня не пеку.

– Придется заняться уборкой.

– Обед то ли готовить, то ли нет…

Мы всегда переживали за них, хоть и заталкивали это чувство туда, откуда оно не мешало жить. Боялись, что кого-то ранят, покалечат – о самом дурном не хотелось и думать. И потому искали себе отвлекающие занятия. А после радовались возвращению любимых, как радуются пришедшим с затяжной войны. И пусть наши «войны» были короткими, они все равно заставляли нас нервничать, а после – при новой встрече – ощущать мир ярким, целым и опять радостным. Нет, нашим отношениям не грозила пресность – не та профессия у мужчин.

«Отбой» я нажала одной из последних – слушала чужие обсуждения, пыталась отвлечься. Когда последняя из оставшихся – Тайра – сказала «пока», я выключила «Лайн» и целую минуту кусала губы. Чем заняться, чтобы унять ненужное волнение?

Ах, да, вчера Чак прислал два новых замка – вот ими и займусь.


Но я не дошла до кабинете – в кармане ожил сотовый.

– Собирайся, – не здороваясь, приказал голос Дрейка, – снаружи тебя ждет машина. Увидимся в Реакторе.

Вот и «починили» мы новые замки.


Еще один зимний день, состоящий из всех оттенков белого и серого – белое внизу, серое наверху. Облака такие же низкие и тяжелые, как мое настроение; на сердце камень. Водитель за рулем неразговорчивый, как мраморный атлант, окаменевший еще пару тысяч лет назад – разве что глаза внимательные, живые.

«Хорошо бы, если бы Дрейк сказал, что все отлично, и он нашел решение. Все оказалось просто…»

Только Дрейк так не скажет. Если бы все просто, он бы даже не звонил – просто «починил бы Дэлла», а после сообщил об этом «задним числом».

Нет, шестым чувством я знала, все гораздо сложнее, чем и мне, и ему казалось с самого начала. Осталось только выяснить, насколько.

* * *

(Cristina Aguilera – Hurt)


Этот кабинет успел опостылеть мне еще вчера. Нет бы мы прошли туда, где высокие окна, пара мягких кресел, стакан чистой воды или сока на столе, ободряющие тона стен. Так нет же – здесь все для максимальной концентрации, чтобы лишнее не отвлекало.

«Угу, пустотой тюремной камеры давило на голову».

В этом смысле я их не понимала – Комиссионеров. Если есть у вас возможность обеспечить себя максимальным комфортом, почему не сделать? Я и сама успела пожить в нищенских условиях с минимальными удобствами, но так и не нашла прелести в подобном существовании. Хотя, они не люди, а я мыслю как человек – есть ли смысл сравнивать?

– У меня было время ночью, я тут посидел, порассматривал эту штуку – выяснил, что «наша» материя и их сильно отличаются. Очень сильно, я бы сказал. Я это к тому, что воздействовать на психику Дэлла самостоятельно я не возьмусь, – велик риск нежелательных последствий: как только я касаюсь этого «духа», он моментально становится агрессивным и очень разрушительным. Собственно, как любой, кто хочет выжить…

«Он что, всю ночь не спал, рассматривал Цэллэ? Нет, еще командовал «войсками» в Мирстоне». Вот уж у кого сорок восемь часов в сутках.

– Ты меня слушаешь?

Я слушала. Только слышать не особенно желала – мне бы пару приятных новостей, а не очередное объяснение о том, что ничего не получается. На деле мне просто было страшно. И потому я спросила прямо:

– А хорошие новости есть?

– Есть, – отозвался Начальник, но глаза его оставались холодными, как у инопланетного питона. – Вы – люди – очень эмоциональны, и это может сыграть нам на руку.

Я не стала открывать рот – знала, что он продолжит. Если Дрейк начал тему «вы – люди», то, скорее всего, что-то пояснит. Так и случилось.

– Если бы вы понимали, как именно управлять эмоциями, Цэллэ не имело бы возможности причинить вам никакого вреда, но вы не умеете. До сих пор думаете, что эмоции управляют вами. Все равно, что самолет, который верит, что кнопки на приборной панели нажимаются самопроизвольно или по велению некоей «судьбы».

На этот раз пауза длилась дольше и под взглядом серо-голубых глаз я ощущала себя, как низшая форма жизни, – тот самый придурковатый самолет.

– А в чем же заключается хорошая новость?

– В том, что достигая критической отметки боли, вы умеете активировать все заложенные в вас изначально ресурсы.

– Простите, не понимаю. Можете пояснить… попроще?

– Куда уж проще… – Дрейк не то вздохнул, не то хмыкнул. – Давай совсем просто: если Дэллу причинить достаточное количество боли, он задействует внутренний резерв, соберется воедино со своим «Я» – ах, да, ты же просила «попроще»… в общем, моментально исцелится.

– Достаточное количество… боли?

– Да, боли.

Я, кажется, отупела. Точно, он же еще вчера говорил об этом, только я ввиду волнений сосредотачивалась на другом.

– Значит, его придется… резать? Или бить током? Пытать?

Думать об этом – все равно, что пытаться проглотить ком навоза – страшно, противно и тошнит.

– Если бы все было так просто, то Дэлл бы исцелился еще вчера после травмы, полученной на тренировке. Там он достаточно сильно пропорол себе грудную клетку.

Мне сделалось совсем дурно – не зря Лагерфельд умолчал о подробностях.

– Но вы же сказали про боль…

– Да. Но не про физическую – эмоциональную.

– Значит, Дэллу нужно причинить эмоциональную боль?

– Начинаешь соображать, – Дрейк даже обрадовался. Настолько, насколько можно обрадоваться в подобной ситуации.


– Итак, давай думать вместе, – теперь он сидел по обратную сторону стола, как экзаменатор, и пальцы его рук стояли треугольным «домиком». – Кто способен причинить нам наибольшую боль?

«Нам» – понятное дело, не Комиссионерам.

– Люди, которых мы любим, – отозвалась я глухо.

– А кого любит Дэлл?

– Меня.

Ежу понятно. А на сердце все мрачнее от дурных предчувствий.

– Молодец. Значит, основную роль в его «выздоровлении» придется исполнить тебе.

Кажется, я проходила этот экзамен на «отлично», вот только радости совершенно не ощущала. Все-таки лучше бы этим утром Дрейк просто сообщил: «Я нашел выход, и уже все хорошо». Но мне не повезло.

– Я должна сделать ему больно?

– Да, должна.

– Как именно?

В эту сторону мои мысли отказывались двигаться, напоминая проржавевший тепловоз – мне бы впасть в кому… На этот раз интуиция меня не подвела – точнее, она никогда не подводила, просто в этот раз я отлично почувствовала, что лучше в кому, чем слушать то, что предложит Дрейк:

– Лучше всего действует в этом плане на человека смерть.

– Я должна умереть?

У меня пересохло в горле.

«Умереть?» И почему-то страшил не сам процесс, но то, что случится с Дэллом после.

– Понятное дело, не по-настоящему, – утешил сидящий напротив человек, – мы все инсценируем.

Инсценируют всё? Как меня, например, разорвет бомбой? Они предоставят Дэллу мои останки, он их даже опознает – возможности Комиссии воистину безграничны. Меня будут хоронить всем отрядом – девчонки в черном со слезами на лицах, мужчины каменные, как изваяния – держись, друг… А я бы удержалась? Если бы Дэлла мне принесли по частям в «коробке»? Наверное, я бы пережила похороны, венки и пожатия чужих пальцев. Но не дальше.

И потому сейчас не могла даже говорить.

– Так я и думал, – Начальник, кажется, смотрел по моему лицу скучнейший и предсказуемый фильм. – Не нравится?

Не нравится? Я не смогу так. Не смогу… Даже зная, что все «для пользы», для выздоровления. Но меня бы это убило.

Начальник мрачнел все больше с каждой секундой.

– Знаешь, я почему-то предполагал такую твою реакцию.

Я сидела, бледная и немая, как моль.

– Ладно, – согласился со скрипом, – тогда другой вариант: измена. Она бьет почти так же сильно, как смерть.

Измена – лучше. То была совершенно идиотская мысль, но после вереницы тех кадров, которые только что пронеслись в моей голове, она принесла иррациональное облегчение. Если бы Дэлл мне изменил, мое сердце осталось бы «покалеченным», но ум бы тешился надеждой на то, что он – тот, кого я люблю, – счастлив. Не со мной, так с кем-то. Таким образом можно, если ни жить, то существовать.

– Ты же понимаешь, что это временно? Что после я собственноручно расскажу ему, в какую «игру» нам пришлось играть? И отбелю тебя полностью в его глазах. Понимаешь?

– Да, понимаю.

Но так же я понимала другое – после этого нам очень долго придется возвращаться к счастливой жизни. Если это будет вообще возможно.

– Меган, не драматизируй! – Дрейк начал злиться. – Все ваши шрамы залижут специалисты по вмешательству в память.

«Все, да не все». Иногда память ведет себя прихотливо – я об этом знала.

– В конце концов, ты хочешь, чтобы он выжил?!

Этот вопрос мне задали с таким лицом, что я поняла: приговор уже подписан.


Мне все никак не удавалось впустить это в голову – «мне придется изменить Дэллу?». И пусть я буду знать, что все «понарошку», а он? Через что ему придется пройти?

– Меланхолия потом! – приказали жестко.

Да, мы еще не обговорили детали.

– Что? С его другом? – спросила я, охрипнув. – Ведь нужно как больнее…

С Реном? С Маком? Чтобы потом Лайза сошла с ума от горя? Она не рухнет внешне, но внутренне…

– Не нужно. Я найду стороннего человека. Сам.

Хоть капля облегчения в океане этого безумия.

«Хорошо, что не с Маком…»

Решетка Халка сейчас работала, как анестетик, – кажется, она обезболила мои мозги до предела и теперь пыталась нажать кнопку «Выкл». Но в комнате сидел Дрейк, и его взгляд питал даже то, что выключено.

– Дэлл… должен будет… застать нас… в спальне?

Я говорила об этом, как о чужом сценарии, в который мне не придется вникать. Ощущение, что это случится со мной, вероятно, нахлынет позже.

– Можно не в спальне. Создатель, какие же вы… нежные.

Кажется, у него зубы ломило при виде моей зависимости от эмоций.

– Ладно, – рыкнул он, наконец, – фотографии. Мы просто вышлем ему фото, на которых ты с другим. Но смягчать дальше не имеет смысла, поняла?

Я кивнула.

Итак, человека он найдет, фотографа тоже. Вот только смогу ли я убедительно сыграть женщину, которая любит другого? Или же легко и беззаботно предается чужим ласкам? Тут мне точно нужна будет таблетка «экстази» или очередная помощь Халка…

– Никто не должен знать!

Я и забыла, что мое лицо – открытая книга.

– Никто. От этого зависит правдоподобность «игры». Если Дэлл или кто-то другой не поверит – все зря.

Ну да, конечно – все должны поверить, что я – предатель.

– Конечно…

Перед уходом я проиграла последний бой – спросила: «А нельзя ли просто кого-нибудь отправить в тот мир, где готовили Цэллэ? За противоядием…»

И получила по полной. О том, что на Дрейке, как и на других представителях Комиссии, держится столько, сколько я не представляю, что свободных людей в отряде нет, потому что «Мирстон» (и неизвестно сколько это продлится), что времени в обрез…

Ну да, мне Дэлла «предать» быстрее.

– И не вздумай привлекать к этому Бернарду, – напоследок выстрелили мне злой фразой в спину.

«Бернарду?»

При чем здесь Бернарда?

Кажется, Дрейк видел мои мысли наперед – о том, что, может, она, могла бы прыгнуть туда, где есть еще один такой Цэллэ, а оттуда в мир, где его делали…

Да, я могла о чем-то подобном подумать.

Но мне только что засадили болт в позвоночник, надели невидимые наручники на руки и отправили прочь, сообщив, что, как только фотограф будет готов, мне позвонят.

* * *

Мне отчаянно хотелось излить кому-нибудь душу. Бывают такие моменты, когда попросту необходимо, чтобы рядом был тот, в чье плечо можно уткнуться и завывать, размазывая тушь по щекам, что «они – уроды, что жизнь несправедлива, что я так больше не могу…»

Могу или нет – меня не спрашивали.

А вот общаться с друзьями запретили. Точнее, я все еще могла с ними говорить на сторонние темы, но в чем смысл жаловаться на погоду, когда хочется о сокровенном? Да и стоит ли, если скоро у меня не будет друзей? Снова только Чак и Саймон, но к ним с этим не пойдешь…

Понимая, что попала в ловушку (не думать не могу, думать не хочу), я вернулась домой и сразу же отправилась в ванную комнату – туда, где находилась аптечка.

Одна таблетка Дитрина-М и пара глотков спиртного – убойное химическое сочетание, погружающее человека в беспробудный сон на сутки – именно то, что сейчас нужно. Хуже, чем кома, но лучше, чем похожее на пытку бодрствование. Дэлл вернется не скоро, Дрейк, если нужно, разбудит, а мой собственный мозг – пока худший враг.

Бросая в стакан таблетку, я наблюдала за тем, как дрожат мои руки – кто научил меня этому трюку со сном? Кто-то из прошлой жизни, где, вероятно, было еще хуже, чем в сегодняшнем дне. Главное успеть отключиться, не задавшись вопросом о том, действительно ли я собираюсь вляпаться в худший в жизни план.

Вино я вливала в глотку, закашливаясь.

А после, ощущая странный холод в конечностях, поднялась наверх, наспех разделась и нырнула под одеяло. Мобильник положила рядом на тумбу – будет звонить, я не услышу.

Все, меня нет.

* * *

К ночи мой сон сделался менее плотным, более беспокойным.

Кажется, приходил Дэлл – кто-то качал своим весом кровать и тянул на себя одеяло. А после обнимал.

Просто снилось? Я так и не узнала, потому что не вынырнула из дремы.

А утром обнаружила, что нахожусь одна. И что на тумбе давно, судя по количеству пропущенных вызовов, звонит мобильник.

– Алло?

Хорошо, что я успела ответить до того, как Начальник решил объявиться здесь собственной персоной, используя портал.

* * *

(Linkin Park – Waiting For The End)


Просторная квартира – новая, с модным дизайнерским интерьером и зверски огромной кроватью в спальне. Мои волосы от взгляда на нее стояли дыбом. Как и от факта того, что меня зачем-то профессионально гримировали, поили казенным кофе и вообще готовили к «выходу», как модель на подиум.

Апартаменты запружены народом: косметолог, стилист, уборщица, несколько представителей Комиссии во главе с Дрейком, кто-то незнакомый – не то фотограф, не то осветитель (хотя фототехники я пока так и не увидела) – на последнего я старалась смотреть, как можно меньше – вдруг это он?

Меня в восьмой раз причесывали; хотелось выть в голос. Зачем этот маскарад? Казалось, что с минуты на минуту начнется съемка очередной серии порнофильма. И скорее бы уже все закончилось…

Но настоящая оторопь меня взяла, когда состоялось знакомство с моим новым «любовником» – им оказался высокий, очень крепкий мужчина-шатен с красивыми голубыми глазами и очень жестким, хищным лицом. Его мне представил сам Дрейк:

– Меган, знакомься, это Кайд, уровень Семнадцать, отряд Макса Кардо.

Бернарда рассказывала нам когда-то, что, начиная с пятнадцатого и по двадцать пятый включительно, уровни контролировал другой «спецотряд» – довольно малочисленный. Вот, как говорится, и встретились.

– Кайд, дотронься до Меган, – жестко скомандовали человеку, одетому в плащ поверх темной, очень тонкой водолазки, и тот моментально протянул ко мне руку. Результатом стал мой инстинктивный шаг назад. Прямо в руки незнакомого представителя Комиссии.

– Так я и думал, – недовольно покачал головой Дрейк. – Кайд, выпей кофе, мы поработаем. Крэм?

Это уже другому своему помощнику.

– Заблокируй ей воспоминания о Дэлле…

Тому, кто стоял сзади, пришлось меня держать силой, потому что в этот момент я начала брыкаться. Ровно до того момента, пока Начальник не рыкнул: «Всего на час!»

И глаза того, кто подошел и встал напротив, полыхнули белым.


Он сделал все болезненно, не как Халк, а когда закончил (я поняла это лишь потому, что держащие меня руки разжались), мир еще пару минут оставался алым.

Изверги…

– Приходи в себя, – посоветовал Дрейк мне, пытающейся нащупать ближайшую опору, а после, вероятно, тоже удалился пить кофе.


Я сидела на полу у стены.

Тут на меня не наступали, не окликали и не дергали.

И впервые за долгое время, несмотря на временную слепоту, я ощущала себя странно – я была просто Меган. Не чья-то, сама своя, сама для себя. Мои воспоминания не тормошили мысли о том, что в жизни есть кто-то важный – важнее меня. Мое сердце билось ровно, и это не имело отношения к пульсу – так, как сейчас, я не чувствовала себя давно. Вроде бы центром собственной Вселенной, и в то же время немного непривычно, пусто.

А после, когда мир начал приобретать знакомые очертания, кто-то подошел и протянул мне руку, помогая встать.


– Ты в порядке?

Кайд.

То, как он произнес эту фразу, заставило меня размякнуть; одновременно с его словами нас окружил невидимый, но непроницаемый купол, отгородивший нас от мира.

«Ты в порядке?» – просто слова, но сказанные так, будто он тысячелетиями искал меня одну, тратя на эту единственную задачу столетие за столетием. Шел через горы, сражался в битвах за мою честь, оставлял за спиной замки, покидал одну вселенную за другой. И вот мы встретились – он и я, части одного целого, каждую жизнь ищущие только друг друга.

Тогда я не заметила ни того, что это гипноз, ни слов Дрейка: «Отлично, начали! Добавляй нежности».

Он смотрел на меня, как на самого дорогого человека в мире. Такому не говорят даже «люблю», ради него просто живут и дышат. И на меня никто до этого так не смотрел.

– Все будет хорошо.

Прошептал этот незнакомый и одновременно очень знакомый мужчина мягко – его глаза чуть заметно искрились – мне казалось это нормальным. Это любовь, что ведет нас друг к другу сквозь время и расстояние, я всегда ищу эти глаза, даже если забываю об этом.

– Будет? – спросила я тихо.

Хотелось плакать. Наконец-то все будет в порядке, все хорошо, все закончилось. Он здесь. И отступили прочь давящие на сознание горы, соскользнули с плеч каменные плиты, тихой дымкой растворилась печаль. Он пришел… Хорошо. Почему так долго?

– Где ты был?

Внутри ровная гладь безмятежности, щемящая нежность, гигантское облегчение – такое сильное, что хотелось опуститься на пол безвольным кулем и плакать, пока не выйдет наружу все скопленное за годы горе.

– Я здесь.

Кажется, сбоку резанула светом пространство вспышка фотокамеры – как раз тогда, когда моей щеки коснулись теплые пальцы, – я не обратила на нее ровным счетом никакого внимания.

– Пойдем?


Я сидела на краешке кровати, смотрела на Кайда и не могла понять – как я могла его забыть? Но он даже не выказывал недовольства – знал, что идти ко мне придется долго, что мою память пересекут другие люди, что вспыхнут дни, погаснут ночи – много ночей. И сейчас была одна из них – за окном темно, в комнате пусто. Когда успело стемнеть?

Что-то дернулось в моем сознании, когда издалека, будто из другой реальности прозвучал царапнувший до боли от того, что был знакомым, голос: «Наращивай страсть».

Но мне не удалось отвлечься – мое внимание цепко и мягко держал Кайд. Красивый, чуть усталый, так долго идущий мне навстречу. Где он был, в каких краях терялся, у скольких костров коротал часы ночами? Мне о многом нужно его расспросить, так много рассказать… И на языке лишь один вопрос:

– Ты останешься?

Наверное, ему вскоре пора. Но у нас есть еще бесценные пять минут, а, может, сутки… Как хорошо, что он здесь.

– Я скучал…

Атмосфера изменилась, стоило фразе слететь с губ.


Его глаза – голубые, с едва незаметными искорками, бегущими по радужке, – завораживающее зрелище. Секунда, вторая, третья – чем дольше я в них смотрела, тем ярче понимала, что хочу его. Мне томно, жарко, почти невозможно оставаться вдали; нужно срочно преодолеть расстояние.

«Включай», – произнес кто-то из соседней галактики, будто режиссер фильма.

И неуловимо, будто невидимый прожектор, вспыхнуло внутри меня желание такой силы, что начала плавиться постель.

«Я хочу его… Эти губы, поцеловать эту шею, чтобы меня коснулись…»

Откуда-то я знала, что Кайд не просто коснется – он умеет давать совершенно другое – наслаждение, не имеющее границ. Физические действия не важны – он войдет в меня, будет двигаться, выйдет, но все это будет только началом настоящего соития – такому нет названия, это действо невозможно обозначить словом. Все будет бесконечно долго; процесс запущен…

А в голубых глазах насмешка и улыбка – не торопись, можешь сгореть.

Да, где-то рядом боль – он слишком силен, – но моего разума больше нет.

«Поехали», – дал отмашку невидимый человек.

И меня поцеловали. А после повалили на кровать, расстегивая блузку.

Лже-ночь полыхала вспышками невидимых фотокамер.

* * *

(Laleh – Here I Go Again)


То был контраст, сравнимый с впиванием в тело многочисленных жал, от которых невозможно скрыться. Там было жарко, там была любовь – здесь холодно, совершенно другие чувства.

Морок отпустил примерно час спустя. Вернулась прежняя память, чувства, состояния. Прежние, но гораздо хуже – я вела себя, как шлюха. Наверное, от того, чтобы встать, пойти в аптеку, купить яду и принять его, меня удерживало лишь то, что мы с Кайдом не переспали. Чертов Кайд – наваждение, гипнотезер бездушный. Я ведь ему поверила и даже не заметила, как изменилась, – все гладко.

А внутри противно.

Мы не спали – он трогал меня, целовал, а я его в ответ…

Мне было стыдно перед людьми, которые на это смотрели, перед Дрейком, перед Дэллом, но больше всего перед собой – вот так становятся подстилками. И чувства не важны: подошли, отключили прежнюю память, включили новую, как лампочку.

Снаружи во дворе постепенно темнело – наверное, уже четыре.

Я сбежала оттуда сразу, как только отыскала свою одежду.

«Именно так деградируют. Теряют личность, не помнят, кто ты есть на самом деле. И где же он – хваленый стержень, истинные приоритеты?»

Я проиграла самой себе по всем фронтам. Неизвестно, чем все закончится, но любить себя мне теперь будет сложнее. Больше не грела мысль, что все во благо; на губах до сих пор привкус Кайда.

Я надеялась, что никогда в жизни больше не встречу его – человека, согласившегося помочь.

«Конечно, куда с ним было тягаться Маку или Рену, которые никогда не специализировались на иллюзиях, но лишь на истинных чувствах? С ними бы мы взаимно отступили друг от друга прочь».

И ничего бы не вышло.

Зато отлично вышло с этим «помогателем».

Когда рядом опустился Дрейк, я не видела – Начальник умел быть тихим и «незаметным» при желании, это я узнала наверняка.

И не стала спрашивать: «Как все прошло?» – для меня оно прошло хуже некуда.

Он молчал, я тоже. Однако в какой-то момент встал поперек горла, как рыбная кость, злой вопрос:

– Что, вот так просто? Со всеми?

«Как с марионетками?»

Он понял.

– Просто, – качнул головой, – когда есть на то добровольное согласие.

Я стала себе дважды противнее.

– Против воли такие методы никто и никогда не применяет.

Верилось с трудом.

– Ты как? – спросил он почти с сочувствием. И я не стала говорить, что мне бы яду. Но и «хорошо» вытолкнуть не смогла. Потому что я даже не «нормально».

– Что дальше?

Снаружи холодно, внутри холодно. Мне до сих пор казалось, что недавно аккуратно и с вазелином изнасиловали мою «добрую» волю. И нет с собой ни Дитрина, ни алкоголя.

– Дальше я выдам тебе ключи от квартиры, в которой ты побудешь, пока мы ждем результатов. Подготовим фотографии, вышлем, зафиксируем уровень боли. В общем, по плану.

На чужой двор, который я запомню навсегда, я смотрела пустыми глазами.

А перед внутренним взором медленно и неотвратимо расползался ядерный гриб.

* * *

Эта квартира не шла ни в какое сравнение с предыдущей – маленькая, тесная, безликая. Зачем Комиссионеры придержали ее для себя, не стоило даже вопрошать – все одно пальцем в небо. Здесь было много пыли и настолько пустой холодильник, насколько он никогда не был даже в моей коморке в Соларе, – девственно-чистый.

Меня спасала только решетка Халка. Я сидела на диване, поджав ноги, мерзла и представляла, что нахожусь по одну ее сторону, а все гадкие мысли и чувства по другую. И что они никак не могут до меня добраться – только агрессивный стук с обратной стороны – бам-бам-бам. Такой слышится, когда орудием из бревна атакуют вражеские ворота.

Надо просто пережить это время. Минута за минутой. Как-нибудь…

Очень гадко. Если бы на «фотосессии» мне оставили меня – МЕНЯ, а не чье-то сознание, я бы знала, что сопротивлялась хотя бы изнутри, что была против. Но Дрейк выбрал путь наименьшего сопротивления и максимально достоверных эмоций на моем лице – он ведь не мог рисковать.

Но почему-то совсем не думал о том, что рискует другим – моими чувствами, например. Но они же не в счет. Почему я никогда ни для кого не в счет?

Решетка дрожала так, будто на нее наваливались голодные зомби всей толпой – мозг, нам нужен твой мозг…

Бесконечно сильно хотелось, чтобы кто-то обнял. Маленькая Меган сидела внутри меня такая же одинокая – понимала, что у меня нет сил даже на нее.

«Он уже их увидел?»

Самая разрушительная для нервов мысль.

У меня тряслись руки, как у невротика, – хотелось выпить.

Я еще раз проверила холодильник, затем все шкафы, после чего убедилась, что на потенциальных алкоголиков это место не рассчитано.

И тогда принялась одеваться.


Супермаркет находился недалеко – я шагала к нему, втянув голову в плечи. Везде гирлянды, благостные лица прохожих, а мне казалось, что каждый из нас окружен коконом – своим собственным миром. У одних он счастливый, наполненный предвкушением скорого празднования, выбором подарков, мыслями о чудесах. Вокруг меня же шагал мир синеватый, сумеречный и холодный – тот, в котором прошла атомная война. И она еще не закончилась. Осколки надежд, кровавые ошметки чувств, обнаженные скелеты-нервы, камни печали.

А что, если я потеряла Дэлла навсегда? Что, если я теперь одинокая и бездомная, совсем как раньше?

И что, если он не придет с боев еще сутки или двое – как мне держаться? Дитрин нельзя – его не принимают двое суток подряд, а на собственных нервах я, если и уеду далеко, то только в психушку. Спасибо Халку за подарок – жаль, что он не подозревает о том, как сильно помогает мне даже теперь.

В магазине я скидывала продукты в корзину, почти не глядя – банку соленых огурцов, ананасовые кольца в сиропе, хлеб, колбасу, водку. Последнюю я ненавидела, но шампанским празднуют, а мне праздновать нечего. Мне только поминать. И чтобы подействовало сразу и наверняка.

На кассе мне предложили коробку шоколадных конфет со скидкой – с яркой упаковки с блестками на меня смотрел веселый подмигивающий старец в красной шапке.

Я любила шоколад, но сейчас покачала головой – конфеты пахли праздником.

Мой мир пах тленом и гарью.


На решетке и водке, отупевшая от борьбы с собственной болью, я продержалась до половины восьмого вечера.

Он их уже увидел?

Уже увидел?

Мне никогда не было так страшно, как теперь. Дрейк, конечно же, позаботится о том, чтобы Дэлл вернулся сегодня домой – отзовет его с любого задания. Значит, это случится в любую минуту. И хотелось срочно бежать домой, чтобы изъять конверт, потому что еще не поздно, потому что еще все хорошо (последние секунды), потому что все еще можно изменить. Зачем я согласилась на абсурд?

Может, правда, домой? К черту Дрейков метод – мы найдем выход. Вместе, как-нибудь…

А после ожил лежащий на столе телефон – звонил Мак Аллертон.


«Сейчас он скажет, что Дэлла ранили, что он у Стива. И, значит, у меня есть время…»

Не знаю, откуда взялась эта надежда, но я совершенно иррационально обрадовалась ей, как фениксу.

Пусть его ранили – его вылечат. А я заберу фото, я скажу Дрейку «нет», и все отныне, наконец-то, пойдет хорошо. Я забуду, что была дурой, сумею закопать вкус измены поглубже, а когда все наладится…

– Меган?

От того, как именно прозвучало это слово, что-то внутри меня упало. Что-то тяжелое.

– Да?

Тишина. Дебильный стук моего сердца.

Эта гребаная тишина длилась столько, что меня успело затошнить.

– Я был с ним, – гробовым голосом произнес Мак, – когда он нашел этот конверт у дверей. Я был там…

«Лучше бы меня изъяли из этой реальности прямо сейчас».

Наверное, так умирают при жизни – от собственного ужаса. Я будто вместе с Аллертоном вдруг увидела, как Дэлл открывает дверь – впускает в дом клуб морозного воздуха, – удивленно оглядывает пустую подъездную дорожку, как натыкается взглядом на конверт, поднимает его. Наверно, его лицо стало серым… Наверное, он удивлялся, почему до сих пор не разжимаются пальцы, зачем он до сих пор смотрит и не может оторваться – ведь самые ужасные зрелища обладают завораживающей силой.

– Я не знаю, зачем ты это сделала с ним…

«С нами. Со всем отрядом».

– … но у тебя получилось. Больно.

Всхлипывая, я выронила телефон. Тут же судорожно сгребла его назад, сбросила звонок – тыкала в кнопку с красным кружком так яростно, будто она была кусающей меня змеей. А еще через пару секунд отключила сотовый совсем.


Его пришлось включить – таков был приказ Дрейка.

Я пила водку – один глоток, еще, еще. Как сумасшедшая жевала огурцы и понимала, что меня сейчас стошнит. Если стошнит, я выпью еще и снова. Буду пить до тех пор, пока водка не впитается в меня, если не через желудок, то хоть через что-нибудь.

Я превратилась в кусок спрессованного страха. В человека, в которого только что попало несколько снарядов – наверное, кишки порваны, – но сейчас нельзя чувствовать.

* * *

– Он едет к тебе… – на том конце Дрейк, – все прошло хорошо, но не совсем…

Я была пьянее самой себя в худшие времена. Тяжелая, неповоротливая, неспособная соображать.

«Как можно сейчас использовать слово «хорошо»»?

– Мы получили восемьдесят шесть процентов из нужных девяноста пяти. Минимум.

«Сто – смерть» – он говорил раньше. Да, нам нужно всего девяносто пять. Всего… мудак.

– Ты должна усилить его боль, поняла? Это в твоих интересах.

И он отключился.

В моих интересах… В моих… Почему в моих?

Кто, в жопу, так решил?

Дэлл едет ко мне.

Едет.

Ко мне.

Пусть он сделает мне контрольный в голову.

* * *

Я никогда не видела его таким – странно безжизненным. Он стоял на пороге, смотрел тяжело и грустно, склонив голову на бок.

«Как будто ему повредило шею…»

И не стал проходить вглубь помещения – не желал встречи с «любовником»?

Он был разрушен – я начала плакать до того, как осознала это. Дэлл не злился, не ругался – он просто стоял и чего-то ждал. Не знаю, чего. А после попросил:

– Пойдем… домой.

Он звал меня домой. Не хотел верить в предательство или осознанно выбрал в него не верить. Он хотел меня. Любил меня и хотел продолжать любить.

А я не могла.

Я должна была сделать ему больно. И это все равно, что обрушить кирпич на голову тому, кто уже на последнем издыхании. И никакая водка не помогла мне заглушить боль – по моим щекам градом лились слезы.

А в руках все те самые фотографии… Я впервые увидела их вживую, и мне хватило самой верхней, где чужая рука на моей обнаженной груди, а на лице блаженство. И будто черная пелена опустилась на мозг – на себя.

Он понял, куда я смотрю. И странным тихим голосом произнес:

– Я не верю. Это монтаж…

А в глазах вопрос – ведь монтаж? Скажи, что страшная сказка – вовсе не страшная. Он, как мальчишка, готов был верить любому моему объяснению, лишь бы не жуткой отторгающей правде.

– Ты ведь с ним не была…

Но я была. И сейчас должна была предать себя и Дэлла еще раз. Себя, нас, отряд… не предать только Дрейка. И вдруг захотелось заорать: «Это монтаж! Это его идиотский план, я бы никогда, я так сильно тебя люблю…»

И тогда бы Дрейк покачал головой – разве я для себя старался? Чтобы он жил. А что делаешь ты?

А мне нельзя любить и нельзя говорить хорошее.

– Я с ним была.

Хотелось навсегда онеметь после этих слов.

Дэлл смотрел на меня без осуждения, но с глубокой тоской. И вдруг стало понятно, что это именно он бы прошел ради меня через столетия и вселенные, это он бы пропах звездами и пылью дальних дорог, лишь бы мы однажды встретились.

И тогда я сломалась – закричала, забилась в истерике. И из меня исторгалось одно-единственное слово – НЕНАВИЖУ! Себя, Дрейка, эту ситуацию – ненавижу жизнь за то, что она подставила меня под такое. Ненавижу себя за то, что бью, когда не хочу, за малодушие, за нежелание делать больно, когда надо. Ненавижу…

А когда я сумела оторвать руки от мокрого лица, уже сидя на полу, то увидела, что Дэлл ушел.

Только открытая дверь, а за ней никого.

Я успела добраться до окна как раз вовремя, чтобы увидеть, как от подъезда внизу отъезжает автомобиль Мака.

И тогда согнулась пополам от плача.

Мы рыдали вместе – я и маленькая Меган.

* * *

Дрейк пришел полчаса спустя – мои глаза так опухли, что я почти ничего не видела.

– Девяносто один процент – мы почти у цели.

Он почти у цели. А мне уже почему-то все равно – я достигла ста.

– Ладно, я не думал, что это понадобится, но раз так…

Начальник сидел в кресле и задумчиво барабанил пальцами по подлокотнику. Я впервые видела его мрачным и где-то далеко – в месте, которое еще чувствовало, – радовалась этому.

– Добивать придется всем арсеналом: сообщим, что ты подсела на наркотики, а до этого жила с ним из-за денег, что торговала его взрывчаткой…

Это бред. Я больше не могла и не хотела этого слушать – может быть, я просто Меган, но у меня еще осталась гордость. Совсем чуть-чуть. И один процент не преданной души.

Один. Но он есть.

– Нет.

– Что?

Кажется, сидящий в кресле человек не ожидал, что его прервут.

– Все остальное – без меня.

Я буду искать свой метод помочь Дэллу. Даже если поздно, даже если после успешного исхода (если таковой возможен) меня никогда не примут обратно. Терять уже нечего.

– Без тебя?

На меня смотрели странно.

Что, я предатель еще для одного человека – для Дрейка? Одним больше, одним меньше. Кто вообще решил, что мы должны кого-то слушать, пусть даже почти всесильного дядьку? Надоело. То ли водка сделала свое дело, то ли боль, то ли я «исцелилась», потому что достигла собственного дна.

– Должен быть другой путь ему помочь.

Я сказала это тихо, никого не пытаясь убедить. Не будет искать он, буду я.

Начальник поджал губы. Долго молчал, удивленный и раздосадованный, – как же, его гениальный план потерпел крах, почти воплотившись. Но меня с места больше никто не сдвинет.

– Вышла из игры, значит. Пожалела собственных нервов?

Нет, собственных нервов мне не жаль, как ни странно – их мотали на все лады, живых уже не осталось.

– Ладно, – Дрейк смотрел на меня тяжело – мол, опять я должен всех вас выпутывать один. Будто это я подкинула Дэллу Цэллэ, будто это все из-за меня. – Я положу его пока в крио-сон…

Что-то слабо дернулось внутри меня.

– Это остановит…

Прервали меня жестко.

– Не остановит. Чуть замедлит физические процессы, но сознание в сон поместить нельзя, а разрушается именно оно.

И опять этот взгляд, как будто я пролила в ароматную кашу банку чернил.

Да, Меган всегда и во всем виновата.

– Буду думать, что делать, когда «Мирстон» закончится.

Дрейк поднялся.

Остановился уже у двери, спросил:

– Что я буду должен ему сказать?

Насчет чего? И когда? Перед тем, как положить Дэлла в сон или после пробуждения?

Я смотрела ровно – больше не намеревалась отводить взгляд от кого бы то ни было.

– Скажите ему то, что хотели с самого начала. Что я умерла.

Загрузка...