7

После ухода Гордона мир показался Агнес серым и пустым. И хотя меньше всего на свете она стремилась увидеться с ним, вопрос о том, почему он так спешно вернулся из Японии, не давал ей покоя.

Когда он сделал ей предложение, она втайне уверила себя в том, что даже если между ними не может быть любви, то искренняя и чистосердечная дружба и взаимопонимание все же возможны. Агнес грезила о тихих вечерах, когда он, возвратись домой, будет делиться с ней своими проблемами и, возможно, даже спрашивать у нее совета.

Теперь она поняла, как жестоко ошибалась. Гордон не собирался посвящать ее в свои дела, для этого ему вполне хватало секретарши.

Агнес сжала пальцами виски. Боже, как она кривила душой, бросая Гордону в лицо, что ее не волнуют его отношения с Лорой, как сожалела она теперь об этих неосторожно вырвавшихся словах! Он согласился с тем, что их союз должен казаться всем браком по любви, но как убедить окружающих в этом, если он и секретарша будут и дальше, не таясь, демонстрировать свои особые отношения?

Но с другой стороны — этот жадный поцелуй… эта пьянящая страсть… Неужели это была лишь искусная игра?

Агнес стало дурно, и она поспешно встала. Ей вдруг пришло в голову, что менее чем через полмесяца комната, в которой она жила с детских лет, перестанет быть ее спальней и после ремонта перейдет к кому-нибудь другому, возможно — той же самой Лоре, если та будет ночевать здесь. Сама же Агнес переберется вместе с Гордоном в хозяйские апартаменты и будет спать с ним в громадной старинной кровати, которую графы Рокуэллы делили с женами со времен правления Карла II.

И уж конечно, Агнес будет далеко не первым представителем рода, вступившим в брак по расчету, став жертвой и заложницей своего происхождения. Более того, среди сильных мира сего это было обычным явлением.

Так почему все в ней восставало против шага, который для многих, если не для большинства, показался бы разумным и освященным традицией? Почему ей так хотелось хлопнуть дверью и раз и навсегда заявить «нет»?

Может быть, все дело в ней самой. В том, что она не верит, что Гордон женился бы на ней, если бы она была не леди Рокуэлл с родословной, титулом и историей, уходящей корнями в прошлые века, а обычной, ничем не примечательной Агнес Смит.

По большому счету Агнес следовало из гордости разорвать помолвку с Гордоном, но она знала, что неспособна на такой шаг, потому что слишком любит этого человека. Именно это и приводило ее в ужас, потому что ей предстояло найти в себе силы нести крест неразделенной любви до конца жизни.

Зная Гордона, она почти не сомневалась, что он не станет специально причинять ей боль, не того склада и не того масштаба он был человек. Но существовал другой, главный, источник такой боли — она сама со своей безответной любовью. Он разделит с ней постель, но лишь из стремления заполучить наследника, из чувства долга, из желания уверить окружающих, что в их семье все в порядке. Но к ней самой он был абсолютно равнодушен. Ведь даже делая ей предложение, он ничем не продемонстрировал, что хочет ей помочь, что ему близки и понятны ее заботы, не проявил ни внимания, ни чуткости.

Да и вряд ли она поверила бы ему. Вот ситуация так ситуация — Гордон, разыгрывающий из себя влюбленного кавалера. Агнес, наверное, пришлось бы тоже сделать вид, что она ему верит…

А как же ее гордость и твердость? Нет, остается одно: работа, работа и еще раз работа! Вот единственное спасение от всех проблем!

В маленькой прохладной столовой, примыкавшей к хозяйским комнатам, миссис Хокс оставила ужин, но Агнес, и раньше не отличавшаяся хорошим аппетитом, практически не притронулась к еде. Она рассеянно смотрела на обшарпанные панели, прикидывая, как лучше отремонтировать эту комнату.

Так и не доев ужин, Агнес поставила тарелки на поднос и сама отнесла его на кухню, такую же старомодную и неприветливую, как и весь дом, хотя миссис Хокс и говорила в утешение Агнес, что с удовольствием готовит на этой допотопной плите, поскольку, дескать, выросла с ней.

У экономки был выходной, и Агнес сама вымыла посуду, методично вытерла все и разложила по местам. В планах реконструкции усадьбы стояла, помимо прочего, покупка мойки и нового холодильника. Нынешний был куплен с рук лет пять назад, когда Агнес убедила деда, что ей надо где-то хранить фрукты и овощи, выращенные на маленьком приусадебном огороде.

Вся обстановка кухни состояла из массивного дубового кухонного шкафа, на полках которого размещался фарфор и стекло. Что касается продуктов, то они хранились в кладовой, на полках. Агнес подозревала, что если порыться там, то можно найти банки с вареньем и соленьями, оставшиеся еще от тетки. К каждой них была аккуратно прикреплена бирочка с названием продукта, годом и месяцем изготовления. Миссис Хокс и сейчас частенько варила джем и мармелад, но когда речь заходила о свежих фруктах, большой и вместительный холодильник был просто незаменим.

Сойдя с коврика на каменные плиты кухни, Агнес поежилась. Если хватит денег от продажи сервиза, она позаботится найти более практичное и теплое покрытие для пола. Миссис Хокс не становилась моложе, и было бы нечестно и дальше требовать от нее, чтобы она работала в таких, мягко говоря, некомфортных условиях.

Остановившись на минуту, Агнес закрыла глаза и представила себе светлую просторную кухню, оборудованную по последнему слову техники, с множеством шкафов и буфетов, большим столом, за которым так удобно играть детям, пока мать готовит обед или ужин.

Дети… Их с Гордоном дети… У Агнес сладко заныло все тело, так ей захотелось, чтобы эта мечта сбылась. Она будет любить их, но не удушающей любовью жены, неинтересной собственному мужу. Они вырастут внутренне свободными, способными самостоятельно принимать решения и не попадать в ловушки вроде той, в которую угодила их мать… Гордон говорил о частной закрытой школе, о пансионе для детей аристократов. Но может быть, Агнес удастся доказать ему, что такие заведения — не лучшее место для развития ребенка, если, конечно, ты желаешь ему счастья…

Агнес пришла в возбуждение. Столько вопросов, которые им придется обсуждать и решать, а она почти ничего не знает о нем, не имеет представления о его привычках и пристрастиях, о том, что он любит на обед, какие книги и газеты предпочитает…

Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Стентон, скорее всего, спал, и она поспешила к выходу.

На пороге стоял Гордон.

Он хмуро оглядел Агнес, и она сообразила, что так и осталась в рабочей одежде. Гордон, напротив, переоделся в джинсы, клетчатую рубашку и кожаную куртку.

Он вошел в дом и вместе с ним вплыл запах осеннего дымка и первого мороза. Закрывая дверь, Агнес посмотрела на двор в поисках машины, на которой он приехал, но ничего не увидела.

— Я пришел пешком, — криво усмехнувшись, пояснил Гордон. — После многочасового перелета через океан хочется немного размяться.

Она закрыла дверь, повернулась и чуть не столкнулась с ним. Гордон стоял возвышаясь над ней, как башня.

Агнес вдруг поняла: либо сейчас, либо никогда. Набрав в легкие воздуха, она зажмурила глаза и выпалила:

— Извини, Гордон, но я должна сказать тебе… В общем, я не могу быть твоей женой. Ничего не получится. Мы слишком плохо знаем друг друга, мне не по душе некоторые вещи, например, твоя секретарша, и я…

— Агнес! — возвысил он голос, обрывая ее. — Что с тобой? Ты словно в истерике. Если тебе так хочется поговорить со мной, пройдем куда-нибудь, где нас никто не услышит.

Она послушно кивнула и двинулась в сторону библиотеки, но Гордон остановил ее:

— А что, разве наша гостиная не окончена?

— Наша гостиная? — не сразу поняла его Агнес.

— Та, что рядом с графской спальней.

— Гостиная… Еще нет… Не совсем, — запинаясь, ответила она.

— Ничего страшного, пройдем туда, — сказал он. — Там мы начали сегодня разговор, там его и закончим.

Агнес решила, что он обвиняет ее, и запальчиво возразила:

— Это твоя секретарша прервала наш разговор, а я тут ни при чем!

— Я тебя ни в чем не виню, — удивился Гордон. — Не обращай на Лору внимания. Она никак не может привыкнуть к мысли, что я скоро буду женатым мужчиной… — Итак, — продолжил он, когда они оказались в хозяйской спальне, — ты не хочешь выходить за меня замуж. Из ревности к Лоре или из-за собственной любви к Ламберту?

— При чем тут Рональд? — широко раскрыла глаза Агнес. — Он всего лишь один из служащих поместья, и если мы были друзьями с детства, то это ничего не меняет в моем отношении к нему.

— Итак, Рональда ты не любишь!

— Совершенно верно.

— А кого ты любишь? Не хочешь же ты сказать, что любишь меня?

Агнес онемела. Гордон попал в самую точку.

— Молчишь? — угрюмо сказал он. — Твое молчание красноречивей всяких слов, Агнес!

— Гордон, ну зачем так! — вздохнула она. — Зачем ты все переворачиваешь с ног на голову?

— Я переворачиваю? — в бешенстве спросил он. — Не ты ли пять минут назад сказала, что не желаешь выходить за меня замуж? Что же мне остается предположить, как не то, что ты решила вернуться к своему сердечному дружку, махнув рукой на поместье и обещания, данные деду?

— Гордон!

— А может быть, в тебе говорит страх девственницы, робеющей перед решающим шагом? — продолжал Гордон, не слушая ее. — Почему ты так изменилась в лице? Думаешь, трудно догадаться? Что ж, если тебе это поможет, я готов лечь с тобой в постель немедленно — и тогда ты забудешь обо всех своих сомнениях, включая этого несчастного Ламберта!

Его голос звучал хрипло и жарко, гипнотизируя ее. Сердце у Агнес часто забилось, по жилам пробежал огонь.

— И не бойся, что я возьму тебя силой, — бормотал он, не отрывая взгляда от ее рта, и губы Агнес, к ее изумлению и досаде, с готовностью приоткрылись. — Я просто хочу помочь тебе принять то, от чего уже нельзя уйти. Я не зверь, не чудовище и остановлюсь сразу, как только ты попросишь. Но если ты познаешь это, тебе будет легче, гораздо легче…

Он был совсем рядом, и когда Агнес подняла глаза и увидела его над собой, под ногами у нее поплыла земля, столько страсти и решительности она прочла в его золотистых глазах. Он был словно хищник, настигший свою жертву.

— Нам суждено стать мужем и женой, — шептал он, — и тебе лучше знать, что такое мужчина, чтобы не бояться будущего, от которого все равно не уйти…

Агнес встрепенулась, уловив в его тоне насмешку, и хрипло возразила:

— Гордон, мне двадцать четыре года, и я уже не ребенок.

— Уже не ребенок, — тихо согласился он, — но еще не женщина. И это вижу не только я, но и окружающие, которые спрашивают себя: отчего она так скованно ведет себя в присутствии жениха? Уж не потому ли, что они женятся исключительно из соображений материальной выгоды?

Агнес хотела сказать, что понятие «женщина» не сводится к одному только наличию или отсутствию сексуального опыта, но ей было нечего возразить на другие его аргументы, и она смолчала.

— Так может быть, — продолжал Гордон, — нам стоит поближе познакомиться друг с другом, лучше понять друг друга?

— Гордон, — жалобно откликнулась Агнес, — когда я говорила о том, что плохо знаю тебя, я вовсе не имела в виду секс! — На самом деле, она и это имела в виду, но сейчас ей было не до логики. — А если бы я действительно захотела выяснить, каков ты в постели, — расхрабрившись, сказала девушка, — я бы давно могла это сделать, не так ли? На худой конец, я всегда могла бы получить справку по этому вопросу у твоей секретарши!

Только когда глаза его блеснули яростью, она сообразила, что играет с огнем.

— Дурочка!.. — закричал он, крепко встряхнув ее за плечи. — Запомни раз и навсегда: Лора не была и не может быть моей любовницей!

— Не понимаю почему, — с притворной покорностью произнесла Агнес, — но дело не в этом. Почему ты раньше не сказал мне этого? Почему позволял ей обращаться со мной, как с бедной родственницей? Почему ни разу не поставил ее на место в моем присутствии?

— Для начала, ты ни о чем меня не спрашивала, — хмуро напомнил Гордон. — А что касается ее поведения… Со временем ты все поймешь…

— Со временем… Боюсь, этого времени не будет. Когда я соглашалась выйти за тебя замуж, то совершенно не подумала о том…

— …что тебе придется спать со своим мужем? — саркастически поинтересовался Гордон. — Обрадовалась, что можно не ломать голову над тем, как спасти Спрингхолл? Поздно, Агнес, время колебаний прошло. Ничто на свете не заставит меня отменить нашу свадьбу, запомни это!..

— Завтра же объявлю о разрыве помолвки и отмене свадьбы…

— Ты этого не сделаешь! — негромко сказал Гордон.

— Почему же? — вызывающе спросила Агнес и тут же, увидев, как он движется к ней, все поняла. — Гордон, не надо!..

— Думаю, если первый ребенок появится чуть раньше срока, это не испортит его родословной… если, конечно, ты не захочешь рожать его вне брака…

— Пожалуйста… Я сделаю все, что ты захочешь…

— Ты это уже обещала, но отреклась от своих слов. Теперь мне нужны более веские гарантии…

Подойдя вплотную, он начал медленно раздевать ее. Агнес не сопротивлялась, все силы ее уходили на то, чтобы противостоять дикому страху, овладевшему ею. Если Гордон ожидал, что она будет кричать или умолять о пощаде, то он ошибся: в ней не было ничего, кроме оцепенелой покорности…

Первая ночь с Гордоном представлялась Агнес совсем иной: мерцающие огоньки свеч, легкое опьянение от шампанского, свадебные одежды, медленно ниспадающие на пол…

Действительность же оказалась шокирующей и оскорбительной. Она — в рабочей одежде, заляпанной краской и штукатуркой, он — скорее насильник и хищник, чем жених. Она не испытывала сейчас и сотой доли того сладостного возбуждения, которое пережила днем, — ни наслаждения, ни предвкушения блаженной развязки, только глубочайшее потрясение и подступающие к глазам слезы жалости к своей судьбе.

Устремив немигающий взгляд в потолок, Агнес молча покорилась своей участи. Вдруг она почувствовала, что Гордон накрыл ее одеялом.

— Боишься, Агнес? — спросил он тихо. — Зря. Я не намерен брать тебя силой и вообще не собираюсь причинять тебе боль. Просто я хочу, чтобы ты поняла: я вовсе не хочу терять тебя, кто бы ни был тому причиной — Лора, Ламберт или кто-то другой…

Не хочет терять ее?.. Он, наверное, хотел сказать, что не хочет терять титул?

Агнес вдруг обнаружила, что он не держит ее и она могла бы свободно уйти, если бы… если бы не подкашивались ноги, если бы не смешанная с истомой слабость, охватившая все ее тело.

Она знала, что Гордон, совершенно голый, лежит рядом, но упорно смотрела в сторону, как бы не замечая его.

— Стыдишься взглянуть на раздетого мужчину, Агнес? — со смешком спросил он. — Поистине пуританская скромность. Трудно поверить, что в Англии еще остались такие девушки. Собственно, с девушками в Англии вообще плохо.

Агнес, вспыхнув, повернула голову, чтобы ответить резкостью, но не смогла вымолвить ни слова. Перед ее глазами было обнаженное тело Гордона: сильное, мужественное, бронзово-загорелое, с рельефными, мощно играющими под кожей мускулами. Она и не представляла себе, как он красив. Только сейчас она уловила чистый, свежий запах мыла, за которым ощущался тонкий мускусный аромат мужчины, обостряющий ощущение близости, тревожный и сексуальный, пробуждающий в каждой клеточке ее тела благоговейный трепет.

Гордон наклонился к ней так близко, что можно было разглядеть маленький белый шрам на его верхней губе.

— Не бойся, — прошептал он успокаивающе. — Я ничего плохого тебе не сделаю, просто хочу, чтобы ты поняла: я тебя не отпущу никогда и ни при каких обстоятельствах.

Агнес, пытаясь унять стук сердца, раздумывала над тем, не сказать ли Гордону правду. Она стала сомневаться, что сможет жить с ним, страдая от неразделенной любви. Но, встретив его твердый и, как ей показалось, безжалостный взгляд, она передумала откровенничать. Тяжело было любить его без взаимности, но еще страшнее было бы признаться ему. Ведь, узнав о ее любви, он получит над ней неограниченную власть.

Что же за страсть владеет им, страсть, выжигающая в душе всякую способность к состраданию и сочувствию, не говоря уже о чем-то большем? — спросила себя Агнес.

И сама же себе ответила: честолюбие! Честолюбие и уязвленная гордость выходца из бедных кварталов Плимута!

Самое удивительное, что именно эта страсть в свое время руководила ее предками. Они сражались и убивали, гибли во имя чести и предавали, трудились и рожали наследников, — и все для того, чтобы имя их, пройдя через столетия, осталось на скрижалях человеческой памяти.

Возможно, это были ложные цели, но и она, Агнес, человек другого времени и иной традиции, с детства впитала идеи преемственности рода и фамилии. Ее отличало только одно: она готова была пожертвовать вековой славой предков, титулом, имением, самой собой ради любви Гордона!

Она очнулась от задумчивости, почувствовав на своем плече его осторожный поцелуй.

— Тебя колотит, как в ознобе, — пробормотал он тихо и отбросил прядь с ее лица. — Ты меня боишься?

Агнес промолчала. Странно, но страх покинул ее.

Гордон коснулся губами ее стройной, белоснежной шеи.

— Как ты похудела! — прошептал он еле слышно и, как показалось Агнес, — с сожалением.

Удивившись тому, что Гордон заметил изменения в ее внешности, она украдкой подняла глаза и вздрогнула, увидев в его взгляде нежность.

— Я совершенно не собирался спешить, Агнес, — сказал он мягко. — Но кто его знает, может быть, это даже и к лучшему. Мы дали друг другу слово, от будущего нам не уйти, так зачем убегать от него? Неужели тебе и вправду вбили в голову, что секс — это грех?

Агнес почувствовала себя задетой.

— Ты мог бы обойтись и без насмешек, Гордон, — с болью в голосе произнесла она. — Возможно, мне не хватает опыта интимной близости, но это не значит, что я не понимаю, что секс — одна из самых больших радостей человеческой жизни.

— Если так, почему ты не стремилась к этой радости прикоснуться?

— Не знаю, — беспомощно пожала плечами Агнес. — А ты предпочел бы, чтобы твоя жена не была девственницей?

— Агнес!.. — угрожающе возвысил голос Гордон.

— Вот видишь!.. Возможно, я просто не встретила того, кто пробудил бы во мне женщину. И если…

Она не успела закончить, потому что губы Гордона пленили ее рот. Руки его ласкали тело Агнес с такой жадностью и искушенностью, что оно судорожно изогнулось в предвкушении наслаждения. Надо было отогнать от себя эту волну чувств, но вспыхнувшую страсть не так-то просто оказалось заглушить.

Гордон, оторвавшись от ее губ, нежно провел по ним пальцем. Агнес издала слабый стон, и, словно бы только и ожидая этого, Гордон припал к ней всем телом, хрипло бормоча ее имя, снова и снова целуя ее губы, веки, шею, плечи.

Агнес казалось, что она сходит с ума. Где ее сдержанность, решимость оставаться холодной как лед, ничем не выдавая своих чувств Гордону?

Она все еще мелко дрожала, опасаясь, что в следующий момент он оттолкнет ее, продемонстрировав, чего стоит ее аристократическая холодная сдержанность. Но Гордон, казалось, был захвачен страстью не меньше ее, и рука его, скользнув ниже, уже ласкала ее грудь.

— Я хочу тебя, Агнес! — хрипло пробормотал Гордон.

Он придвинулся ближе, и Агнес получила осязаемое и убедительное свидетельство его возбуждения, но почему-то вместо испуга ощутила сладостное томление и гордость оттого, что своей женственностью смогла пробудить в нем столь неукротимое желание.

Соски ее грудей напряглись и заныли, огонь пробежал по жилам, тело таяло от страсти.

— Гордон, ну же!.. — умоляюще простонала она.

Агнес сама была потрясена своей реакцией. Она готовилась к тому, что будет желать его, но не с такой исступленностью, когда гордость и самоуважение отброшены в сторону и одного прикосновения достаточно, чтобы она принадлежала ему целиком и немедленно!

— Тсс! — прошептал он. — Все в порядке. Не спеши!

Мужчина, лежащий рядом с ней, не имел, казалось, ничего общего с тем Гордоном, которого Агнес знала раньше, — жестким, холодным, бесчувственным дельцом, не способным ни к жалости, ни тем более к нежности и ласке.

— Ничего не бойся, — пробормотал он. — Я просто хочу увидеть тебя такой, какая ты есть!

Он осторожно отодвинул одеяло, и слабый молодой месяц, пробившись сквозь темноту, озарил хрупкое тело девушки загадочным серебристым светом. Агнес не узнавала себя: она с удивлением открыла, что у нее удивительно тонкая и изящная талия, крутые бедра, полные и соблазнительные груди…

А рядом смугло переливалось бронзой мужественное, сильное тело Гордона. Агнес, не отрываясь, смотрела на него, любуясь могучим разворотом плеч, гладкой твердостью ягодиц, силой и мощью бедер.

Губы Гордона медленно опустились к розовому соску, венчавшему ее грудь.

— Боже, Агнес! — пробормотал он, и она, должно быть, вскрикнула от острого наслаждения, потому что Гордон напрягся и накрыл грудь рукой, словно сдерживая себя.

Лоб Агнес покрылся бисерными капельками пота, глаза ошеломленно округлились.

— Я никогда не чувствовала ничего подобного, — хрипло призналась она, дрожа всем телом и больше всего боясь, что Гордон остановится, пощадит ее в тот момент, когда она меньше всего этого желала.

И, словно читая ее мысли, он порывисто прижал ее к себе, так что девушка невольно вскрикнула от боли.

— Не бойся, Агнес, ничего не бойся! — прошептал он, медленно отпустил ее и чуть отодвинулся в сторону.

Она чуть не вскрикнула от острого разочарования и протеста. Он не желает ее! Он больше не хочет заниматься с ней любовью!

И почти тут же Гордон поймал ее груди и принялся ласкать их губами, сначала нежно, потом все более и более жадно. Агнес выгнулась, по-кошачьи впилась ногтями в его плечи, царапая их и постанывая от наслаждения. Она ничего не видела и не слышала, чувствуя только, как губы Гордона мучают соски ее грудей, а пальцы лихорадочно ласкают самые сокровенные уголки ее тела.

И лишь когда он, перекатившись, оказался под ней и, чуть приподняв ее за талию, начал медленно опускать вниз, навстречу своей восставшей плоти, она краем сознания вернулась в реальность и невольно напряглась.

— Не бойся, Агнес, — хрипло сказал он. — Просто так ты сможешь чувствовать, видеть и контролировать все, что происходит между нами.

В самых необузданных мечтах Агнес не могла вообразить, что ее расставание с девственностью будет происходить именно так, что она вознесется над ним, глядя в его лицо и ощущая, как плоть его медленно проникает в нее.

И вдруг она закричала от острой боли, но звук этот был заглушён губами Гордона. Он целовал и ласкал ее так, словно знал, когда боль исчезнет. Рукой придерживая ее бедра, он помогал ей приноровиться к ритму собственного тела.

Внутри ее вспыхнула неизведанная острая страсть, неодолимое стремление к неведомой цели, и все ее тело задрожало от неистового желания достигнуть вершины наслаждения.

— Чуть помедленнее, Агнес, чуть помедленнее! — хрипло выкрикнул Гордон.

Удивительно, но он был прав. Когда она позволила своему телу следовать ритму, заданному Гордоном, то ощутила, как волнами набегает на нее наслаждение, как оно нарастает, погружая ее в безумный водоворот…

Агнес оторвалась от Гордона, тяжело дыша и ощущая, как стихает внутри нее пульсация плоти Гордона. А что, если я уже забеременела? — промелькнуло у нее в голове, но мысль эта показалась ей несущественной в сравнении с тем блаженством, которое она только что открыла для себя.

Испытала бы она что-либо подобное, если бы не любила Гордона? Вряд ли!

От этой мысли Агнес мгновенно пришла в себя. Она почувствовала, как Гордон шевельнулся и, повернувшись, увидела, что он одевается.

Ну, конечно! Теперь, когда он добился своего, нет смысла оставаться с ней, обиженно подумала она. Он привык к другим женщинам, страстным и искушенным. Агнес не раз слышала, что опытные мужчины не очень-то охотно занимаются любовью с девственницами.

Гордон уже наполовину оделся. Что ж, у нее есть своя гордость!.. Но едва Агнес шевельнулась, как он, быстро накинув на себя рубашку, закутал ее в одеяло и подхватил на руки.

— Гордон, что ты делаешь? — пролепетала она.

— Собираюсь отнести тебя в твою спальню, — сообщил он. — Утром миссис Хокс придет будить тебя, так пусть она обнаружит свою хозяйку на привычном месте.

— Но я и сама могла бы дойти, — резонно возразила Агнес.

— Верно, — улыбнулся Гордон, и она с трудом удержалась от того, чтобы не коснуться рукой его губ. — Но поскольку жить с тобой до свадьбы не позволяют обычаи, позволь мне хотя бы такую вольность.

Агнес невольно оглянулась на кровать, и он успокоил ее:

— Не волнуйся. Я обо всем позабочусь перед тем, как уйти.

Легко, словно перышко, Гордон поднял ее на второй этаж, но, войдя в спальню, нахмурился.

— Здесь сыро, как в погребе! — заметил он резко.

— Тетушка Джулия считала, что в спальнях отопление ни к чему, — вздохнула Агнес. Она ожидала прощального поцелуя, но Гордон разочаровал ее. Быстро выпрямившись, он сказал:

— Теперь уж ты от меня не уйдешь! Считай, что сегодня мы подписали брачный контракт.

И, мягко прикоснувшись губами к ее животу, он вышел из комнаты.

Агнес так и заснула, закутанная в одеяло. Разбудил ее яркий солнечный свет, и, взглянув на часы, она поняла, что миссис Хокс снова не разбудила ее.

Вообще-то, Агнес должна была рассердиться, но ее занимали совершенно другие мысли и ощущения.

Никогда прежде она не спала в кровати нагишом, никогда прежде поутру не обнаруживала на теле следов бурной ночи, никогда не испытывала такой блаженной усталости и насыщения.

Она не спеша, со вкусом приняла душ, медленно вытерла тело и высушила полотенцем волосы, долго одевалась перед зеркалом и все это время думала о Гордоне и о том, как они снова будут заниматься любовью.

Сердце у нее пело, а в душе расцветала надежда, что, может быть, не все так безнадежно и наслаждение, которое они дарят друг другу в постели, однажды перерастет в любовь.

А почему бы, собственно, и нет?

Загрузка...