Мужество

Впервые за долгое время Сильви оробела, она, способная совершать самые дерзкие поступки. Сидя за письменным столом, на котором ничего не было, кроме блокнота, доктор Дальви молча разглядывал девушку. Взгляд поражающе острый: живые и умные глаза, цвет которых трудно было определить, настолько быстро он менялся. Казалось, доктору достаточно одного беглого взгляда, чтобы понять человека и заглянуть в его душу. Сильви казалось, словно ее просматривали насквозь. Поэтому, когда доктор заговорил, она почувствовала облегчение:

— Слушаю вас, мадемуазель.

— Доктор, я все сказала секретарше, с которой говорила по телефону неделю назад, когда договаривалась о визите.

— Это была моя ассистентка. Между назначением встречи и консультацией большая разница.

Доктор взял ручку и стал быстро делать пометки в блокноте, по мере того как задавал Сильви вопросы и получал ответы.

— Поскольку вы совершеннолетняя и не замужем, вы не нуждаетесь в чьем-либо согласии, если будет иметь место хирургическое вмешательство. Уточняю, однако, что замужняя женщина все равно имеет право оперироваться, даже если ее супруг не согласен. Но я предпочитаю иметь согласие мужа, так как в противном случае возникают разного рода сложности. Однажды один разъяренный муж чуть было не возбудил против меня уголовное дело, обвинив в том, что я изменил внешность его жены без его согласия. С тех пор я действую крайне осмотрительно. Кто вам посоветовал обратиться именно ко мне?

— По правде сказать, никто, доктор. К вам меня привела ваша репутация, — ответила Сильви.

— Вы давно задумались о том, чтобы прибегнуть к пластической хирургии?

— Не очень. Естественно, я, подобно всем другим, кого обидела природа, думала иногда об этом. Но я заблуждалась, когда считала, что могу обойтись без нее. И совсем недавно я поняла, что только опытный хирург может вернуть мне радость жизни.

— Я внимательно выслушал, мадемуазель, то, что вы мне рассказали, и склоняюсь к мысли, что я для вас что-то вроде соломинки, за которую хватается утопающий, не так ли? — Доктор вопросительно посмотрел на Сильви.

— Абсолютно верно, доктор… Умоляю вас, помогите мне! С того момента как я вошла в этот кабинет, вы все время внимательно наблюдаете за мной. Я имею основание думать, что результат наблюдений не разойдется с моими желаниями.

Доктор продолжал ее разглядывать, не отвечая. Сильви забеспокоилась:

— Ответьте, вы считаете, что сможете добиться со мной значительных результатов?

Она не просто спрашивала, она умоляла. Доктор улыбнулся:

— Сегодня хирурги могут сделать практически все… Только… Все будет зависеть от того, чего вы хотите.

— Я больше не могу на себя смотреть, доктор! Я сама себе отвратительна! Понимаете? Все надо переделывать! — воскликнула девушка.

— Все? Нет, я считаю, вы преувеличиваете… И «переделать» слишком сильно сказано! Единственно, что я и мои коллеги сможем сделать, так это изменить лицо или его отдельные части.

— Но в моем лице нет ничего красивого!

— Не преувеличивайте, мадемуазель. Прежде чем вы возненавидели свое лицо, в чем вы только что признались, прошло немало времени для того, чтобы вы заметили, что есть в вас привлекательного. Иначе вы не были бы женщиной, а импульсивность ваших слов доказывает как раз обратное. Посмотрите на свои руки, на запястья, на щиколотки… Это уже много! Хирургия не в силах придать грациозность суставам — это дает Бог. Когда рука грубая, она таковой и останется! Позволите?

Врач встал, подошел к Сильви (она по-прежнему сидела), приподнял волосы, чтобы рассмотреть затылок.

— Ваша шея — тоже удача, даже очень большая удача: у вас королевская осанка. Это основное для женщины! Не двигайтесь!

Доктор Дальви достал из кармана пиджака металлическую рулетку и стал измерять лицо девушки. Делал он это очень тщательно, записывая все цифры в блокнот. Закончив с лицом, сказал:

— Встаньте, пожалуйста. Теперь я попрошу вас раздеться, можете оставить только трусики.

Когда Сильви предстала перед доктором обнаженной, он измерил ей шею, грудь, бедра, не переставая делать записи в блокноте.

— Благодарю вас. Можете одеваться.

Сильви оделась, села на прежнее место, доктор протянул ей коробку с сигаретами:

— Вы курите?

— Иногда, — ответила девушка.

— Вероятно, когда нервничаете? Тогда выкурите сигарету: это поможет вам расслабиться. Теперь садитесь и слушайте внимательно. Я вам выскажу свое мнение совершенно искренне. Хирургия может значительно изменить ваш нос, уши, глаза, рот и грудь. Нос, поскольку его размеры не соответствуют пропорциям лица, нарушает общую гармонию. Уши слишком оттопырены, и это некрасиво, поэтому вы прячете — и правильно делаете — их под волосами. Вы никогда не носили парик? — с интересом спросил он.

— Носила, но… он мне не шел! — призналась Сильви.

— Я и не сомневался. Любой парик, самый лучший, неизбежно увеличивает объем головы, а пропорции вашей головы соответствуют туловищу. Нет ничего отвратительнее, чем большущая голова. Вы в этом сами убедились, не так ли?

— Мне помог это увидеть один мой друг, — уточнила она.

— Друг? Каким образом?

— Он сфотографировал меня в парике и без парика. Когда я увидела фотографии, где я в парике, я пришла в ужас! Я их разорвала.

— Этот друг оказал вам большую услугу. А другие фотографии, так сказать, в натуральном виде, вы сохранили? — спросил доктор.

— Они у меня дома, — ответила девушка.

— Я хотел бы посмотреть их… Не могли бы вы их принести на следующую встречу?

— Непременно, доктор.

— Продолжаю. Глаза. Когда будет закончено с носом и ушами, следует их растянуть. Подобная операция позволит сделать ваш взгляд более нежным, более женственным. Рот. Будьте любезны, откройте рот как можно шире, растяните губы в улыбке, которую мы бы назвали натянутой улыбкой. Да, так оно и есть: ваши зубы оставляют желать лучшего. Они здоровые, но неровные, а главное — нет блеска. А это важный козырь: ослепительная женская улыбка! Но это уже не моя работа, вам придется обратиться к дантисту, специализирующемуся в области эстетического протезирования. Есть прекрасные специалисты, и, благодаря трудам врачей, особенно американских, сейчас достигнуты потрясающие успехи! Думаю, что, если на передние зубы надеть коронки, они много выиграют. Таким методом особенно часто пользуются кинозвезды. Не правда ли, улыбка кинозвезды на вашем новом лице придаст вам еще больше шарма?

Сильви ответила улыбкой, пока еще настоящей.

— А вы знаете, что у вас очаровательная улыбка? — заметил доктор. — Грудь несколько великовата для женщины вашего роста и возраста… Могу ли я задать вам интимный вопрос? Вам он, безусловно, покажется нескромным, но ответ на него мне необходим. В каком возрасте вы вступили в половые отношения?

— Наверное, это очень глупо, доктор, но совсем недавно, — опустив глаза, произнесла Сильви.

— То есть? — не понял он.

— Всего несколько месяцев назад, — уточнила Сильви.

— Значит, вы оставались девственницей до двадцати пяти лет?

— Да. Глупо, правда? — улыбнулась девушка.

— Нет, мадемуазель. Наоборот, это достойно уважения, — серьезно ответил доктор. — Ваш ответ мне многое объясняет. Если бы вы имели половые сношения на протяжении нескольких лет, можно было бы объяснить чрезмерное развитие вашей груди влиянием мужских гормонов. Но раз ситуация иная, напрашивается вывод, что это связано с работой желез и элементарно лечится на ранней стадии. Но в настоящий момент целесообразно прибегнуть к хирургическому вмешательству, эффект будет наилучшим. Но данную операцию можно будет сделать лишь после курса худения. Что касается бедер, их нельзя изменить хирургическим путем, но весьма эффективен курс массажа. Вам повезло, у вас тонкие щиколотки и маленькие ступни, и, когда уйдет жир с бедер, все автоматически придет в гармонию, и ваши ноги, которые вполне пропорциональны, станут стройными. Вот, мадемуазель Марвель, все, что я могу вам сейчас сказать.

Немного помолчав, Сильви решилась.

— Доктор, вы объяснили все так подробно, означает ли это, что я могу надеяться на ваше согласие заниматься мной?

— Не буду скрывать, мадемуазель: на работу в целом, то есть на выполнение поэтапно всех необходимых операций, потребуется время, поскольку нельзя все делать сразу! Операции придется делать примерно в том порядке, которого я придерживался в этой короткой беседе. Сначала нос, потом уши, глаза, закончим грудью. Что касается зубов, это не в моей компетенции. Я думаю, зубы следует оставить на самый конец, когда вы будете проходить курс послеоперационного лечения по коррекции бедер. При условии, конечно, что вы выдержите и то и другое. Я в этом не совсем уверен.

— Вы не можете сказать, сколько примерно времени займет все это?

— Примерно столько же, сколько вынашивают ребенка: скажем, девять месяцев. Надеюсь, вы понимаете, что после каждой операции вам потребуются перерывы: швы должны срастись, а вы должны оправиться, так сказать, после операционного шока. Вы производите впечатление мужественной женщины, но все же! Речь идет не о простой подтяжке, для чего пациентка остается в клинике двадцать четыре или сорок восемь часов. Речь пойдет, я бы сказал, об основательной переделке.

— Я все очень хорошо поняла, именно по этой причине я обратилась к вам. Я знаю, вы — единственный хирург, который может все сделать с максимальной надеждой на успех, — убежденно произнесла Сильви.

— Вы действительно так мне доверяете? — улыбнулся он.

— Да, доктор.

— Это очень важно: доверие пациента. Вы заметили, я не сказал «больной», потому что вы нисколечко не больны! Женщины и мужчины, которые приходят ко мне, как правило, имеют отменное здоровье. Они хотят только изменить свои внешние недостатки, из-за которых становятся психически нездоровыми! Это ваш единственный недуг. Мы, пластические хирурги, — врачи здоровых людей. Если мы сегодня с вами примем окончательное решение, вам придется перед каждой операцией проходить медицинское обследование: я должен быть уверен, что вы в хорошей форме. В противном случае придется отложить операцию до тех пор, пока вы не восстановитесь. Начнем с общего обследования.

— Есть еще один вопрос, доктор, который мы пока не обсуждали: расходы. Какую сумму они могут, по-вашему, составить? — спросила Сильви.

— Вы задаете, мадемуазель, пожалуй, самый деликатный вопрос. Сначала ответьте откровенно: у вас есть деньги?

— Я никогда не позволила бы себе просить у вас консультации, доктор, не имея средств оплатить операции. Я не богата, но смогла скопить кое-что. Думаю, этих денег должно хватить. Во сколько примерно обойдется полный курс?

— Трудно сказать. Некоторые операции, например операции на груди, требуют более длительного пребывания в клинике. Вам следует предусмотреть и расходы на послеоперационное лечение, например электропроцедуры, чтобы избежать образования рубцов на швах, регулярный массаж, чтобы швы стали невидимыми. Та часть работы, которую проделаю я лично, а также плата за пребывание в клинике, думаю, составят около двадцати тысяч франков. Прибавьте гонорар дантисту, а насколько я знаю, он довольно высок, коронки и прочее…

— Благодарю вас, доктор, за столь полную информацию. Смею вас заверить, что у меня есть необходимая сумма. Каков порядок: должна ли я, как только решение будет принято, внести аванс? — деловито спросила Сильви.

— Милая девушка! Вы расплатитесь со мной после того, как все будет закончено и результат окажется положительным. Конечно, если к этому времени у вас возникнут финансовые затруднения, мы всегда сможем найти выход предположим, вы сможете погасить задолженность в рассрочку. Мы, врачи, обязаны проявлять понимание к тем, кто в нас нуждается. У меня к вам единственная просьба: если возможно, расплачиваться со мной наличными или чеком на предъявителя. Увы! Налоги непомерно высоки! Да, обращаю ваше внимание на следующее. Расходы за пребывание в клинике идут отдельной статьей, их пациент оплачивает в момент выхода из клиники. Вы будете находиться в клинике неоднократно, через более или менее длительные промежутки времени, в зависимости от скорости заживления швов. Да, вот еще. Вы не сможете получить компенсацию по социальному обеспечению. Пластические операции не рассматриваются нашим законодательством как необходимость.

— Я и не рассчитывала на это, доктор. Будем считать, что решение принято, — решительно сказала Сильви.

— Мадемуазель Марвель, я советую вам еще подумать. Спешить незачем.

— Нет, доктор, напротив! Свой тяжкий крест — а иначе я не могу это назвать — я несу лет двадцать… Хочется поскорее избавиться от него.

— Я понимаю. И все же прошу вас набраться терпения. Хотите, я приму вас в следующий понедельник? За это время вы сможете взвесить все за и против. И если вы не измените своего решения, я сразу же приступлю к делу.

Доктор встал, давая тем самым понять, что консультация слишком затянулась. Сильви ничего не оставалось, как сделать то же самое. Ей хотелось подольше задержаться в кабинете и говорить без конца с этим человеком; его спокойствие и здравый смысл словно бальзам успокаивали ее душевную рану.

— Бесконечно вам признательна, доктор, за то, что вы проявили столько понимания, — поблагодарила Сильви.

Доктор раскрыл свой блокнот:

— Вы сможете прийти в следующий понедельник в это же время? Для меня это самые удобные часы. Утром приема нет: у меня операции. Не забудьте принести фотографии, которые сделал ваш друг. И запомните: если вы не будете готовы к этому дню принять окончательное решение, это не имеет никакого значения! Приходите на прием даже только потому, что испытываете потребность выговориться, излить душу тому, кто очень далек от вашей личной жизни, но внушает вам доверие.

— Большое спасибо, доктор. — Сильви была очень тронута последним предложением.

— И если есть вещи, о которых вам трудно было сказать сегодня, поскольку мы встретились впервые, не раздумывайте! Мы, врачи, к которым чаще всего обращаются отчаявшиеся люди, — своего рода исповедники. С той лишь разницей, что мы всегда отпускаем грехи, стараясь принести облегчение ближнему. Приходите в понедельник и постарайтесь найти в себе силы назвать мне истинную причину, почему вы хотите «все изменить». Я знаю: главное то, что вы называете вашим уродством. Но между тем вы сами признались, что до последних месяцев мирились с ним, а решение прийти ко мне приняли недавно. Значит, есть что-то еще?

Сильви не ответила, доктор улыбнулся:

— До понедельника, в пять часов вечера.

Как только за Сильви закрылась дверь, доктор обратился к ассистентке:

— Что вы скажете об этой мадемуазель?

— Это одна из самых уродливых молодых женщин, которых я видела здесь за пять лет, что работаю с вами!

— Дорогая Элиана, вы не ошиблись. Она действительно очень некрасива! Но если бы только это!

— Что вы хотите сказать, доктор?

— Я не могу сказать почему, но уверен, что за этим некрасивым лицом скрывается еще более глубокая драма. И я спрашиваю себя: какая? Может быть, одиночество — логическое следствие физической непривлекательности? А может быть, причина в горьком любовном разочаровании?.. А почему бы эта девушка не могла влюбиться без памяти? К собственному уродству привыкаешь, оно уже не волнует, а любовное разочарование грызет, разрушает! И может толкнуть на самоубийство. Думаю, ей просто необходимо помочь. Истинная красота складывается из всего и из ничего, но она всегда естественна. Уродство можно смягчить, даже исправить скальпелем. Но красота — это свято! Нельзя посягать на совершенство. А оно может складываться из божественных недостатков! У скольких женщин, далеко не хорошеньких, есть в лице, да и в самых незначительных жестах, что-то необъяснимое, что делает их прекрасными! А сколько других, кажущихся в первое мгновение красивыми, пока молчат и сидят как статуи, становятся отвратительными, как только открывают рот и проявляют признаки жизни. Вот почему в конечном счете я не нахожу мадемуазель Марвель настолько уродливой… После того как я постепенно переделаю ей нос, уши, глаза, рот, грудь, необходимо добиться того, чтобы ее красота, спрятанная под маской уродливости, вышла наконец наружу. Но это может случиться лишь тогда, когда, преобразившись, она снова обретет уверенность в своих силах. И до тех пор, пока этого не произойдет, мы не можем считать, что добились успеха.


В понедельник, в назначенное время, Сильви вошла в кабинет врача, которого уже считала своим спасителем. Всю неделю Сильви, следуя советам хирурга, напряженно думала. Она могла заниматься этим без помех, так как других дел у нее не было. Но времени она даром не потеряла!

— Вот фотографии, доктор. — Сильви протянула ему конверт.

— Они превосходны! — воскликнул тот, рассматривая снимки. — Их сделал талантливый человек. Он, безусловно, профессионал?

— Да, он работает в журналах мод, — кивнула она.

— Можете мне оставить их на время? Они помогут нам в работе.

— «Нам»? — удивилась Сильви.

— Да, у меня есть коллега, специалист по «предоперационным макетам», как я это называю. Фотографии будут ему очень полезны. Но вернемся к вам: вы по-прежнему тверды в своем решении: да или нет?

— Я прошу вас оперировать меня, — твердо произнесла Сильви.

Доктор молча кивнул.

— А зубы? — спросил он. — Вы также намерены обратиться к дантисту?

— Конечно. Если вас не слишком затруднит, поскольку вы станете как бы руководителем моего преображения, порекомендовать мне квалифицированного дантиста, когда придет время.

— Я вас направлю к доктору Вирэ: это один из лучших стоматологов, каких я знаю. Раз вы приняли решение, не будем терять времени и сделаем ваш слепок. Я попросил скульптора задержаться.

Говоря это, доктор одновременно нажал на кнопку звонка.

— Сделать слепок? Я правильно вас поняла? — удивилась Сильви.

— Этот скульптор работает со мной многие годы. Он сделает полный слепок с вашего сегодняшнего лица и с ушей, конечно. Слепок поможет мне изучить все в целом, чтобы решить, какие модификации возможны. Второй слепок будет уже сделан с возможными изменениями. Не позднее чем через четыре-пять дней мы покажем вам оба слепка: вы сможете сравнить свое теперешнее лицо с тем, каким оно станет после операций. И главное, у вас не будет никаких разочарований и неожиданностей, когда все будет закончено. Если вам понравится слепок с исправлениями, то я сразу же примусь за работу.

— Это замечательно, доктор! — воскликнула Сильви.

В дверь вежливо постучали, вошел скульптор. Любопытный тип: лет пятидесяти, с львиной гривой, воинственными усами и «мушкой» на подбородке, что делало его похожим на денди времен Второй империи. В длинной блузе, какие обычно носят люди его профессии, чтобы уберечь одежду от гипса и глины, — в общем, он имел вид тех художников, которых уже больше не встретишь ни на Монмартре, ни на Монпарнасе.

— Месье Габриель, это мадемуазель Марвель, — представил доктор Сильви вошедшему. — Она приняла решение изменить то, что неудачно в ее лице. Вы, безусловно, заметили, о чем речь.

— Нос, глаза, уши… Мадемуазель права, доктор.

— Вся процедура займет не более тридцати пяти минут, — сказал доктор. — Когда закончите, ассистентка проводит вас ко мне. А я за это время приму другую пациентку. До встречи.


Спустя сорок пять минут Сильви снова сидела в кабинете доктора Дальви.

— Процедура была не слишком мучительной? — спросил он.

— Не могу сказать, что это было приятно, но бывает хуже! Чтобы стать красивой, надо страдать! — мужественно произнесла Сильви.

— Тысячи женщин в мире почти ежедневно часами сидят в институтах красоты с лицами, покрытыми разными мазями, чтобы вечером предстать во всем своем блеске! — улыбнулся хирург.

— У вашего скульптора очень нежные руки, сказала она.

— Я очень люблю месье Габриеля! Он умеет внушить пациентам уверенность… Он для меня неоценимый коллега: я не смог бы выполнить хорошо свою работу, если бы перед тем, как я пущу в ход свой скальпель, он не сделал слепок тех форм, которые необходимо изменить. Не могли бы вы прийти сюда в следующую пятницу в это же время, чтобы сравнить оба слепка?

— Расскажите мне, пожалуйста, как это делается? — поинтересовалась девушка.

— Очень просто, — охотно объяснял хирург. — Месье Габриель будет снимать лишний гипс до тех пор, пока не получит идеальную форму.

— А вам удастся сделать то же самое скальпелем? — спросила Сильви.

— Без сомнения, — кивнул доктор.

— Невероятно! — Девушка всплеснула руками.

— Нет, мадемуазель. Занимаясь этим многие годы, я уже рассматриваю свою работу как будничную… Возьмите направление и завтра утром натощак отправляйтесь в лабораторию, чтобы сделать различные анализы. Похоже, вы в отличной форме, но все же мне необходимо удостовериться в этом. В пятницу придете ко мне на прием. Кстати, позволю задать вам один вопрос: намерены вы поставить в известность о своих планах кого-либо из вашей семьи или друзей?

— Пока об этом знает лишь один мой друг: тот, кто сделал эти фотографии, — ответила Сильви.

— Он одобрил ваше решение?

— Его мнение не в счет, он для меня только товарищ, — произнесла Сильви, вспомнив покорного Дэдэ.

— Значит, вы идете на операции не для того, чтобы доставить ему удовольствие? — как бы невзначай спросил доктор.

— Я делаю это исключительно для собственного удовольствия! Если бы я прислушалась к его мнению, то осталась бы такой, какая есть. Он считает, что я и так очень хороша!

— Я не хочу навязывать вам свои советы, — мягко произнес хирург, — однако когда кто-то решается прибегнуть к подобным операциям, соблюдение тайны желательно… Ничего никому не говорите до тех пор, пока все не будет закончено, особенно приятельницам!

— У меня нет ни одной приятельницы! — усмехнулась Сильви. — Но если бы таковая и была, разве не она первая должна была посоветовать обратиться к вам?

— Возможно, но не наверняка! В этом кабинете побывало слишком много женщин, и я могу сказать вам с полным основанием: редко, когда женщина, имеющая подругу менее симпатичную, чем она сама, обрадуется, увидев однажды, что та вдруг превзошла ее в красоте благодаря пластической хирургии! В тот же день наступит конец дружбе, соперничество одержит верх. Теперь о вас. Я ни в коем случае не хочу на вас оказывать давление, но уверен: вы многое выигрываете, решившись на преображение. Вы в этом убедитесь, когда увидите разницу между двумя масками. Пройдите со мной, — предложил доктор.

Доктор и Сильви вошли в галерею, где стены были сплошь увешаны не картинами, а гипсовыми слепками лиц. Они висели в ряд парами, пронумерованные у основания шеи. Их было несколько сотен. Впечатляюще. Похоже на некрополь или мастерскую безумного скульптора. Белые гипсовые маски с глазами мертвецов, которым забыли закрыть веки, в упор и без всякого выражения смотрели на тех, кто их разглядывал. Сильви вздрогнула, прошептав:

— Довольно странно.

— Надеюсь, вы не испугались? В этих слепках нет ничего устрашающего, поверьте. Это маски мужчин и женщин, которых я оперировал, но далеко не всех, конечно! Многие захотели забрать свои слепки, чтобы хранить в качестве сувенира, другие — чтобы уничтожить. Последние хотели, чтобы ни малейшего следа не осталось от лица, которое у них было до операции.

— Я их понимаю! — воскликнула девушка. — Я поступлю точно так же. Я уничтожу даже фотографии. Я хочу, чтобы от моего уродства не осталось и следа! Но, доктор, маски чередуются: урод, красавец. Почему?

— До и после. Смотрите… Номера соответствуют образцам: девять и девять бис, десять и десять бис, и так далее.

— Вы хотите сказать, что, например, нос маски пятьдесят восемь бис был таким, как у маски пятьдесят восемь, что рядом? — удивленно спросила Сильви.

— Тот же самый после операции.

— Да, эта женщина миллион раз права, что переделала свой нос! — Девушка покачала головой.

— Но это слепок не с лица женщины, а с лица мужчины, — уточнил хирург.

— А семьдесят четыре — мужчина или женщина? — поинтересовалась Сильви.

— Женщина.

— С такими ушами и ртом?! — ужаснулась она.

— Увы, да! Из виденного вы можете сделать два вывода: первое, после операции эта женщина — маска семьдесят четыре бис — стала почти красавицей.

— Верно, — согласилась Сильви.

— К тому же ее уши и рот были намного хуже, чем ваши. Значит, вы уже можете представить, что мы можем сотворить из вас?

— Красавицу! Это то, чего я хочу! — Глаза Сильви осветились надеждой.

Доктор улыбнулся:

— Конечно, вы мне очень симпатичны, мадемуазель Марвель! Скажем так: мы будем стремиться подойти как можно ближе к идеалу.

— Может, я покажусь вам бестактной, но, поскольку вы сами только что сказали, что я вам симпатична, могу я задать вам один вопрос? Вы живете здесь?

— Да, это мой дом, — ответил доктор.

— Вы часто приходите в эту галерею? — продолжала расспрашивать девушка.

— Несколько раз в день, когда иду к себе, — моя квартира за дверью, вон там, в глубине. — Доктор взмахом руки показал направление.

— И… все эти маски… они на вас не действуют? — запинаясь, спросила Сильви.

— Многие из них уже стали моими добрыми друзьями… Вот эта, например, маска три со своей преображенной сестрой три бис принадлежит одной из моих первых пациенток: я оперировал ее пятнадцать лет назад. Это была очаровательная женщина. Американка. Не знаю, что с ней, где она. Но если до сих пор она не дала о себе знать, без сомнения, она удовлетворена, не так ли?

— Стоит только посмотреть на три бис. Еще бы она не была довольна! — восхищенно воскликнула Сильви.

— Я не уверен! Пациенты иногда бывают очень требовательны. Может быть, она не возвратилась, потому что осталась недовольна. Однако не подумайте, что, глядя на эти маски, я помню всех до одного! Для этого ставится номер на каждой маске: я бережно храню досье на каждого прооперированного, поэтому, чтобы вспомнить человека, мне порой приходится заглянуть в бумаги.

— Вы сохраните и мое досье?

— Это необходимо по двум причинам. Может случиться, что однажды, через годы, вы придете ко мне и скажете: «Доктор, меня больше не удовлетворяет внешний вид, какой вы мне смастерили. Хочу, чтобы вы еще кое-что переделали: например, сделайте мне покороче нос…» Прежде чем выполнить ваше желание, я изучу ваше досье, чтобы знать, возможно ли еще одно хирургическое вмешательство. Вторая гипотеза. Предположим, что вы больше не живете в Париже и даже во Франции, ко мне прийти вы не можете, но хотите сделать еще одну операцию у другого хирурга. Последний будет очень доволен, если я передам ему ваше досье, так как оно может сослужить ему хорошую службу. Я не принадлежу к числу тех врачей, которые считают, что они самые лучшие специалисты в своей области. Везде есть отличные хирурги! Наконец, я постарею, как все смертные. А когда хирург стареет, часто бывает, что руки его больше не слушаются. Чтобы умело пользоваться скальпелем, только опыта недостаточно, нужны жизненные силы. Нет незаменимых людей, всегда найдется молодой, чтобы заменить и меня. Надо учитывать также, что в наше время операционная техника меняется с потрясающей быстротой.

— Мне очень нравится, доктор, ваше понимание вещей, — глядя на него с обожанием, призналась Сильви.

— А мне импонирует ваша любознательность. До пятницы… И пожалуйста, ночью не мучайтесь от кошмарных снов из-за этой галереи масок! Они того не стоят! Уродство и чудесное преображение — это лишь непродолжительная пауза в физической и моральной эволюции человеческого существа… Только и всего!


В пятницу Сильви пришла к доктору Дальви с результатами лабораторных анализов.

— Все хорошо, — отметил доктор, просмотрев анализы. — У меня есть также время свертываемости крови. А теперь посмотрим ваши маски.

Вошли скульптор и ассистентка, неся каждый по маске. У медсестры — настоящая, у месье Габриеля — будущая.

Сильви переводила взгляд с одной на другую. Это длилось не больше минуты, но показалось, что прошла целая вечность, прежде чем глаза ее наконец остановились, словно зачарованные, на слепке, изображавшем то, чем станет ее лицо после операций. Никто не произносил ни слова; это благоговейное молчание едва слышным голосом нарушила Сильви:

— Вы совершенно уверены, доктор, что я буду похожа на… это?

— Вы уже можете считать, мадемуазель, что именно такой вы станете через несколько месяцев.

— Совершенно неважно когда! Главное, чтобы больше не видеть этот нос и уши! Вы уверены, что мой взгляд будет таким нежным? — недоверчиво спросила она.

— Еще более нежным, потому что он будет живым. Гипс не оживает. Но мы здесь не для того, чтобы выражать восторги: у вас есть критические замечания?

Сильви подошла к слепку своего будущего лица, провела пальцами по контурам, задержавшись на переносице, ноздрях укороченного и слегка вздернутого носика, мочках ушей, теперь уже изящных:

— Мне все кажется превосходным, доктор.

— Пожалуй, лучше сделать трудно, — согласился хирург.

Поколебавшись минуту, скульптур сказал:

— Хочу пожелать, чтобы мадемуазель после преображения быстро обрела то, что я называю «моральный дух» своего нового внешнего облика.

— Вы хотите сказать, месье, непоколебимый моральный дух? — уточнила Сильви. — Будьте уверены: я обрету его! Мне кажется, я уже обрела его! Вы не представляете, насколько я счастлива, когда смотрю на эту маску! Почему я не пришла к вам раньше, доктор? Когда вы назначите день операции?

— На следующей неделе, если вы не против. Как договорились, начнем с носа. В четверг, согласны?

— Разумеется, — ответила Сильви.

— Если вас это не слишком затруднит, могли бы вы прервать ваши обычные занятия на два-три дня? — спросил доктор Дальви.

— Доктор, я хочу, чтобы вы раз и навсегда знали, что отныне мое единственное занятие — стать красивой. Я уволилась с работы и ничем не буду заниматься до тех пор, пока все не увидят меня другой! Не может быть и речи о том, чтобы я разгуливала по улицам в этих ужасных повязках, как это делают некоторые женщины. Я не хочу, чтобы надо мной смеялись, показывая на меня пальцем: «Вот еще одна, которая укоротила себе нос или подтянула лицо!» Сколько времени я пробуду в клинике для первой операции? — спросила она.

— Двадцать четыре часа, если все пройдет благополучно, но так и должно быть. В четверг в девять часов утра вы придете в клинику, а в пятницу после обеда уйдете. В субботу и воскресенье вы побудете дома и хорошенько отдохнете.

— Когда вы займетесь второй операцией, моими ушами? — Сильви хотелось как-нибудь ускорить перевоплощение.

— Дней через двенадцать после первой. Но точную дату я смогу назначить лишь после того, как снимем повязку с носа и я определю его состояние.

— Все операции делаются в одной клинике? — поинтересовалась девушка.

— В одной и той же: в той, где я практикую уже многие годы. Моя ассистентка даст вам адрес. Палата для вас будет зарезервирована на четверг. Вам не стоит ни о чем беспокоиться.

— Думаю, я все поняла. До свидания, доктор. Мадемуазель, месье. — Сильви вежливо раскланялась.

Последнее обращение предназначалось скульптору, который легким поклоном головы ответил ей на прощание. Сильви не сдержалась:

— Спасибо за великолепный слепок моей будущей красоты! Доктор прав: вы — действительно большой художник.

— Не стоит преувеличивать, мадемуазель. Если бы я на самом деле был великий художник, то не сидел бы здесь.

— Месье Габриель слишком скромен, — вступился за коллегу хирург.


На другой день, около двух часов дня, Дэдэ позвонил в квартиру Сильви.

— Я только что получил твою телеграмму. Поймал такси, так как ты просила приехать срочно. Что происходит? — взволнованно спросил фотограф.

— Происходит то, что в четверг я ложусь в клинику на первую операцию, она сделает меня более привлекательной. После этой операции у меня будет самый восхитительный носик на свете, — объяснила девушка.

— Ты в этом уверена? — спросил Дэдэ.

— Уверена ли я? Я видела его вчера, мой будущий нос! — Сильви улыбнулась.

— На какой-нибудь хитрой фотографии? — предположил Дэдэ.

— Нет. Фотографические хитрости твоя стихия: ты доказал мне это, почти убедив, что я буду красивее, если сохраню свое уродство! Я видела свой нос рельефным, вылепленным на гипсовой маске; сделал его талантливый скульптор, и мой нос мне сразу понравился! Знаешь, это один из таких коротких и вздернутых носиков. Настоящий нос кинозвезды! — Девушка мечтательно закатила глаза.

— Ты уверена, что он пойдет тебе? Я нет. Сильви, ты кто угодно, но не звезда, и это счастье для тебя.

— Это твое мнение, — отмахнулась Сильви. — А для меня имеет значение только мое. Я попросила тебя прийти вовсе не для того, чтобы узнать твое мнение о том, что мне делать со своим лицом. Ты понадобишься мне в перерывах между операциями. Для изменения формы носа я буду находиться в клинике всего двадцать четыре часа. Вернусь домой в пятницу вечером. Не мог бы ты прийти ко мне в субботу утром? Мне понадобится кое-что купить, продукты например. Я твердо решила не выходить из дома между операциями. Пока я буду в клинике, тебе не придется беспокоиться, но как только я буду возвращаться домой вся в бинтах… мне нужен будет кто-либо время от времени для самого необходимого. Ты мой единственный настоящий друг, вот я и обращаюсь к тебе. Могу я рассчитывать на твою дружбу или моя просьба слишком обременительна?

Дэдэ не колебался ни секунды:

— Я никогда не оставлял в беде того, кого люблю, почему же я поступлю иначе с тобой? Обещаю: приду.

— Дай я тебя расцелую! Ты потрясающий парень, Дэдэ! — Сильви чмокнула смущенного фотографа в щеку.

— Хочешь, чтобы я проводил тебя в четверг в клинику и подождал, пока будет длиться операция? — предложил он.

Сильви протестующе замахала руками:

— С ума сошел! Во-первых, твое присутствие совершенно бесполезно; кроме того, у тебя доброе сердце, и ты будешь переживать и волноваться зря, тогда как все будет хорошо. Мне повезло: меня будет оперировать лучший специалист. Приходи проведать меня на следующий день после выписки.

— Где находится клиника? — как бы между прочим спросил он.

— Это мой секрет, — ответила девушка.

— Ты предупредила родителей? — поинтересовался Дэдэ.

— Неужели ты думаешь, их когда-либо волновала моя внешность? Им плевать! — горестно воскликнула Сильви. — Они увидят меня, как, впрочем, и все другие, лишь после того, как я стану красавицей!

— Я даже не могу послать в больницу цветы? Проснувшись, ты бы увидела их, они бы напомнили о том, что есть человек, который думает о тебе. — В голосе Дэдэ звучала нежность.

— Принесешь цветы домой, если это тебе доставит удовольствие, — резко произнесла она. — Нет! В клинике я хочу быть одна с моими мыслями о будущем… Почему ты так на меня смотришь?

— Ведь я в последний раз вижу тебя сегодня такой, какая ты мне нравишься. — Дэдэ сокрушенно вздохнул.

— А после не буду нравиться? — игриво спросила Сильви.

— Это будет другое дело.

В четверг в девять часов утра Сильви вошла в клинику. Десятью минутами позже санитарка проводила ее в комнату со стенами, выкрашенными белой эмалевой краской, — безликое помещение, где встревоженные и подавленные люди сменяют друг друга. Оставляя ее одну, санитарка сказала:

— Разденьтесь, ложитесь в постель и расслабьтесь. Доктор в операционной. Как только он закончит, я предупрежу его, что вы прибыли.

Вытянувшись на кровати, Сильви подумала о бессмысленности совета, который дала ей санитарка. Разве можно расслабиться, когда вот-вот начнется операция, от которой зависит ее счастье. Сильви не могла не вспомнить о том, кто сказал ей слова, которые она никогда не забудет: «Признаюсь, меня возбуждало заниматься любовью с девушкой, которая не очень хороша собой». О Патрисе, который открыл для нее мир любви, сам не сознавая этого, об этом роскошном и эгоистичном самце, без которого, казалось, она никогда не сможет обойтись… О том, которого она мечтала завоевать окончательно и ради которого готова была теперь выдержать все испытания, лишь бы стать желанной. Причиной, побудившей ее пойти на эти испытания, был только он, Патрис! Хотя Сильви оставила ему домашний адрес на следующий день после их первой ночи, Патрис ни разу не объявился после их разрыва. Но это не имело значения: преображенная самым чудесным образом, она сумеет завоевать его вновь, рано или поздно, он будет принадлежать ей. В мечтах Сильви уже представляла его своим мужем! Для нее их соединение начнется с мучительных страданий, но разве счастье не заслуживает, чтобы за него боролись? Сильви то и дело повторяла милое сердцу имя — Патрис, — словно черпая в нем силы, чтобы унять беспокойство, растущее по мере того, как близился первый этап ее любовной голгофы. Мужество, которое понадобилось Сильви для принятия такого важного решения, здравый ум и непоколебимая убежденность, поразившие хирурга и всех остальных, держались на волоске. Казалось, силы изменят ей, как только отворится дверь и войдут доктор Дальви и его ассистентка. Однако, увидев их, Сильви приободрилась.

Доктор в белом халате и шапочке — в таком одеянии Сильви видела его в первый раз — улыбаясь спросил:

— Итак, вы все еще верите мне?

— Все больше и больше, доктор, — ответила девушка.

— Очень хорошо, вы — сильная женщина. Сядьте, пожалуйста.

Доктор осмотрел ее, измерил кровяное давление.

— Все в порядке. Теперь ложитесь. Элиан сделает вам успокаивающий укол. Не волнуйтесь.

После укола доктор подождал несколько секунд и вышел. Ассистентка смотрела на часы, голова Сильви склонилась набок. Успокаивающее — прелюдия к общей анестезии — подействовало. Спустя минут пять в палату вошел санитар и с помощью Элиан уложил уже спящую Сильви на каталку.


Проснувшись, Сильви увидела, что находится в той же палате. Элиан сидела рядом на стуле, она улыбнулась Сильви:

— Все прошло прекрасно. Сейчас главное — не двигайтесь и не пытайтесь трогать повязку.

Бинты закрывали ей среднюю часть лица, оставляя свободными глаза и рот. Ассистентка продолжала:

— Жжение в носу, которое вы ощущаете, нормально, но это быстро пройдет. Самое неприятное — дышать через рот; представьте, что у вас жуткий насморк. Это оттого, что у вас в ноздрях тампоны.

Первое, что спросила Сильви:

— Вы думаете, что это удалось?

— Доктор Дальви никогда не портит нос! Это всем известно. И вы сами убедитесь в этом через несколько дней. А пока лежите спокойно, доктор скоро придет.

По мере того как отходил наркоз, ощущение жжения в носу становилось все сильнее. Когда хирург вошел в палату, Сильви не удержалась:

— Доктор, это становится почти невыносимо.

— Вы мужественная женщина? Да или нет? Вам дадут перед сном аспирин. Вы хорошо выспитесь, а утром уже ничего не будете чувствовать. Не волнуйтесь, если повязка будет немного давить. Это нормально: она предназначена для того, чтобы сохранить форму вашего нового носа.

— Он красивый? — с надеждой спросила девушка.

— Божественный. Вы будете им гордиться, и я тоже.

— А шрамов не останется? — волновалась Сильви.

— Не останется никаких следов, — убежденно произнес доктор.

Элиан подала Сильви стакан.

— Выпейте это медленно, — сказал доктор. — Сейчас вы заснете. Завтра ближе к полудню я зайду к вам. Сегодня вечером вам придется поголодать, но уже завтра утром вам принесут чай и печенье с маслом на завтрак. В полдень тоже получите легкую пищу. Это придаст вам силы, чтобы послезавтра, во второй половине дня, как я и говорил, вы могли покинуть клинику.

— Спасибо, доктор, — прошептала Сильви.

— Поберегите ваши «спасибо» на потом, когда все будет закончено. Спокойной ночи.


На следующий день Сильви оделась и была готова уже выйти из палаты. Вошла секретарь клиники и вежливо осведомилась:

— Добрый день, мадемуазель. Как вы себя чувствуете?

— Я была бы на седьмом небе, если бы не эта проклятая повязка, она меня так уродует, что я похожа на Франкенштейна! — Сильви мельком взглянула на себя в зеркало.

— Не забудьте, что нельзя ни в коем случае трогать повязку в течение восьми дней. Вы уже вызвали такси? — осведомилась служащая.

— Да, конечно. Оно прибудет через несколько минут, — сказала Сильви.

— Могу я вас попросить оказать любезность оплатить этот небольшой счет, включающий расходы за пребывание в клинике, они не связаны с гонораром хирурга. — Секретарь клиники положила счет на прикроватную тумбочку.

Сильви расплатилась наличными и попрощалась.

— Главное, не простудитесь, выйдя на улицу! — вежливо предупредила служащая.

Сильви совершенно не боялась холода. Единственно важно было только одно — чтобы ее никто не увидел в бинтах.

Она села в такси, закрыв лицо шарфом. Всю дорогу от клиники до дома она старалась сидеть на заднем сиденье в уголке так, чтобы шофер не мог видеть ее в зеркале.


В субботу в одиннадцать часов утра Дэдэ звонил к Сильви в квартиру. Когда он увидел ее с повязкой на лице, то на мгновение замер на пороге, не решаясь войти.

— Входи быстрее, — крикнула она. — Я не хочу, чтобы соседи увидели меня в таком виде! К счастью, возвращаясь вчера вечером домой, я никого не встретила. — Она быстро захлопнула за ним дверь.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Дэдэ, протягивая Сильви букет роз.

— Спасибо, — поблагодарила девушка. — Уже лучше.

— Было не слишком больно?

— Знаешь, под наркозом все проходит очень быстро, — ответила она.

— Когда снимут бинты?

— Дней через восемь… Представляю, что я почувствую, когда больше не увижу тот нос, который так ненавидела! — рассмеялась Сильви, направляясь на кухню с цветами и вазой в руках.

— Мне кажется, ты в хорошем настроении, — заметил Дэдэ.

— Да, так оно и есть! — крикнула Сильви из кухни.

Возвратившись в комнату, Сильви поставила вазу с цветами на журнальный столик и сказала:

— Я голодна! Купи, пожалуйста, два хороших бифштекса. Я угощаю: устроим семейный обед. Остальное у меня все есть, даже виски для тебя. Мне нельзя алкоголь, ну ничего, наверстаю потом. Ох и погуляем, когда стану красавицей.

Они пообедали. Перед уходом Дэдэ спросил:

— Ты хочешь видеть меня завтра?

— С удовольствием, но если ты не сможешь, неважно. Буду смотреть телевизор, слушать радио, музыку, читать…

— Ответь: ты не сожалеешь о том, что сделала? — Дэдэ пристально смотрел на девушку.

— Скажу тебе через восемь дней, когда снимут повязку. Знаешь, я ужасно волнуюсь! — призналась она. — Несмотря на то что меня все уверяли в клинике, я так боюсь! А вдруг полная катастрофа? Ужасно, если мой новый нос будет хуже прежнего.

Дэдэ молчал, Сильви продолжала:

— А ты будешь торжествовать, да? О Дэдэ! Временами я тебя ценю, как никого другого в мире, но иногда я тебя ненавижу! Уходи!


Прошло десять дней. Сильви снова сидела в кабинете доктора Дальви — сегодня ей должны снять повязку.

— Великий день для вас, не так ли? — Доктор был настроен очень оптимистично.

— Все зависит от того, что я увижу. Не можете представить, как я волновалась всю неделю, сидя в четырех стенах! — воскликнула Сильви.

— Я уже сейчас могу сказать, что ни вокруг глаз, ни вокруг рта у вас нет никакого внешнего отека. Пройдемте в соседний кабинет, где я делаю небольшие операции, там будет удобнее освободить вас от всего этого. — Доктор открыл дверь, пропуская Сильви вперед.

В соседнем кабинете их ждала Элиан.

— Садитесь и не шевелитесь, пока я вам не разрешу, — строго сказал хирург.

Очень ловко — Сильви даже ничего не почувствовала — доктор аккуратно снял повязку. Какое-то время, показавшееся Сильви вечностью, он молча рассматривал нос, прежде чем обратиться к ассистентке:

— Что вы об этом думаете, Элиан?

— Отлично получилось, доктор, — откликнулась та.

— Я того же мнения. Когда швы окончательно заживут, это будет шедевр. Да, мадемуазель Марвель, вы еще себя не видели, смотрите на меня удивленно и думаете: надо же, какой нахальный хирург — так гордится своей работой. А это очень просто: мы, хирурги, так же как и скульпторы, — художники! У нас просто разные инструменты: скальпель вместо резца. Ну все, ваша пытка уже достаточно долго длится.

Доктор протянул Сильви зеркало:

— Посмотрите на себя.

В первый момент Сильви смотрела удивленно, словно увидела нечто фантастическое. Но секундой позже глаза ее наполнились слезами.

— Ну, ну, голубушка! Неужто вы заплачете? — Доктор успокаивающе похлопал девушку по плечу.

— От радости, доктор… То, что вы сделали, невероятно! А вы не думаете, что теперь мой нос слишком короткий по сравнению со всем лицом? — с тревогой спросила она.

— Неужели и вы попросите меня, как одна стриптизерка, которую я принимал вчера, удлинить его? Маленький нос никогда не портил ни одну женщину… Большой тоже, но при условии, если он благородной формы и в нем есть изящество. У вашего старого носа не было, увы, ни того ни другого. Поэтому его надо забыть… По крайней мере, вы не сожалеете о сделанном? — спросил он.

— Я счастлива, доктор! — Сильви порывисто сжала руку хирурга.

— Я тоже… за вас! — улыбнулся он. — А через два месяца будет еще лучше: ваш новый нос достигнет полного совершенства. Он отвердеет. Сейчас он немного раздут: нормальное состояние после хирургического вмешательства. Вы заметили, что есть какое-то несоответствие в вашем лице. Это происходит оттого, что новый нос больше не гармонирует с вашими оттопыренными ушами и глазами. После двух операций я вам гарантирую — гармония будет полная.

— Когда вы прооперируете мне уши, доктор? — спросила Сильви.

— Я предпочел бы подождать дней пятнадцать.

— Но это не терпит отлагательств теперь, когда нос стал приемлемым! — Девушка умоляюще смотрела на хирурга.

— Приемлемым! — проворчал он. — Вы вполне могли бы сказать «интересным»! Я предлагаю сделать такой перерыв между операциями из опасения, что слишком маленький интервал между двумя послеоперационными шоками утомит вас. Но если вы настаиваете, я пойду вам навстречу: мы можем уже сейчас назначить дату следующей операции. Ваше второе пребывание в клинике не будет более длительным, чем первое: двадцать четыре часа. В этот раз повязка будет не на средней части лица, у вас будет забинтована голова, чтобы прижать уши. Можно будет подумать, что вы разбились, катаясь на горных лыжах… Хотите, мы назначим вторую операцию через две недели?

— Согласна. Мне покажется это так долго! — вздохнула Сильви.

— А пока утешайтесь, созерцая свой новый нос. И не сидите взаперти! Подышите воздухом, вам это очень полезно. Гуляйте и не думайте о том, что, еще не переделано, а то станете неврастеничкой.

— Нет, доктор, я не выйду из дома до тех пор, пока все не будет прекрасно. Сейчас, когда у меня такой прелестный нос, я не хочу, чтобы обращали внимание на мои уши! — сказала Сильви.

— Извечное женское начало! Вы все ненасытны! Нам пора расставаться, меня ждут другие пациенты.

— Я ухожу, доктор, — заторопилась Сильви. — Вы не наложите мне опять повязку?

— Ни в коем случае: ваш нос безумно хочет жить на воздухе и, главное, показать себя! — улыбнулся доктор.

— Вы тысячу раз правы! Вы уже начали изменять мою жизнь, — глядя на хирурга с обожанием, сказала Сильви.


Через пятнадцать дней в девять часов утра Сильви заняла ту же самую палату в клинике, что и в первый раз. Но теперь она нисколько не волновалась: хирург уже доказал свое мастерство. У него все получится с ушами, как и с носом.

Что произошло за две недели ожидания? Десять, двадцать раз в день она смотрела на себя в зеркало, висящее в ванной комнате. Никакого сомнения: он становился со дня на день все привлекательнее, этот короткий вздернутый носик. Это настоящий вызов всем! А ноздри! Они делали ее ужасно чувственной! Когда Сильви гордо вскидывала голову, нос придавал ее лицу очарование и соблазнительность! Не может быть, чтобы Патрис, увидев ее вновь, остался равнодушным…

Отвратительными оставались уши. Скорее бы от них избавиться! Но где запропастилась ассистентка? Почему не идет со своим шприцем, чтобы ввести наркоз? Почему ее заставляют ждать?

Наконец дверь отворилась, вошел хирург в белом халате и шапочке, за ним — Элиан со шприцем. Широко улыбаясь, доктор Дальви с восторгом смотрел на нос Сильви:

— Он восхитителен! И к тому же озорной! Признайтесь, мадемуазель Марвель, приятно иметь такой маленький носик, которым все любуются.

— Доктор, это потрясающе! — воскликнула девушка.

— В ближайшие месяцы вас будут ожидать все новые и новые потрясения. — Доктор снова измерил Сильви кровяное давление, прослушал стетоскопом. Закончив, обратился к Сильви: — По-прежнему в отличной форме! Вы когда-нибудь болеете?

— У меня была только одна болезнь, доктор, и без вас она стала бы неизлечимой: мое уродство! — грустно улыбнулась Сильви.

— Давайте больше не будем говорить об этом, прошу вас. Ложитесь и лежите спокойно. Элиан сделает вам инъекцию, и, пока вы не окажетесь на очень непродолжительное время в стране грез, я вам подробно объясню, как буду выполнять операцию на ушах, которые вас так злят. До сегодняшнего дня ваши уши занимали досадное положение по отношению к черепу, они слишком удалялись от него. Чтобы восстановить гармонию, я сделаю надрез в области заушной складки. Шов выполним, естественно, шелковыми нитками; не останется никакого следа. После операции необходимо всего несколько часов не двигаться. Вы могли бы уже сегодня вечером уехать домой, но думаю, что одна ночь в клинике вам полезна для хорошего отдыха. Вокруг головы у вас будет довольно объемистая повязка — я вам о ней уже говорил. Снять ее можно уже через сорок восемь часов. Я не увижу вас завтра, когда вы будете уходить из клиники (у меня операция в провинции). Придете ко мне послезавтра в семнадцать часов. Я сниму повязку. Никаких болезненных ощущений практически не будет. Теперь я ухожу, через несколько минут мы встретимся в операционной, но вы уже будете под наркозом. Желаю вам приятного сна, до послезавтра.

Доктор вышел, ассистентка сделала Сильви инъекцию.


Сильви проснулась, никакой боли она не испытывала, как и сказал ей доктор, только чувствовала себя одурманенной после наркоза. На следующий день Сильви покинула клинику. Ее голова была в бинтах, как и говорил доктор, но удивительно, что, когда она садилась в такси, это ее смущало гораздо меньше, чем повязка на средней части лица, которая слишком выдавала пластическую операцию. Кто мог догадаться, что бинты на ее голове — лишь временное неудобство после операции по исправлению ушей?

На следующее утро Дэдэ был уже у Сильви. Несмотря на то, что она иногда говорила ему неприятные вещи, обижала, Дэдэ оставался ей верным другом. Сильви встретила его улыбкой.

— Все прошло хорошо? — спросил он.

— Лучше нельзя. Завтра, если захочешь, я смогу продемонстрировать тебе результат, потому что сегодня после обеда мне уже снимут повязку, — сообщила Сильви.

— А она тебе даже идет! — улыбнулся он.

— Да? Но я не могу ходить в ней вечно, чтобы доставить тебе удовольствие! И потом, глупо будет прятать уши, поскольку они больше не торчат. — Сильви принесла кофейник и разлила по чашкам дымящийся напиток.

— Ты явно в лучшей форме, чем после операции носа, — заметил Дэдэ.

— Это нормально: я привыкаю к этим мероприятиям. Раз уж ты заговорил о носе, мне хотелось бы знать, что ты о нем думаешь. Две недели назад, когда сняли повязку и ты увидел в первый раз мой нос, ты ничего не сказал. Почему? — с вызовом спросила девушка.

— А что я мог сказать, когда непоправимое уже свершилось? — вздохнул Дэдэ.

— Непоправимое? Ну ты и упрямый! Значит, тебе не нравится мой новый нос? — В голосе Сильви слышалась угроза.

— Не могу сказать, что он некрасивый, нет. — Дэдэ помолчал. — В каком-то роде он, скорее, хорош… Только он банальный.

— Банальный? Но он же очарователен! — Сильви вскочила на ноги, с негодованием глядя на собеседника.

— Что значит «очаровательный»? В нем нет индивидуальности того, прежнего, вот что важно! Понимаешь, в силу своего ремесла я вижу бесконечную вереницу девушек — манекенщиц или других, — которые укоротили себе нос, как ты… Их сотни в Париже и тысячи других в мире! Перепроизводство переделанных носов! Все они похожи: чуть-чуть вздернуты, с трепещущими ноздрями, а на самом деле им не хватает той жизни, которую им дает природа… Эти носы невозможно фотографировать, потому что они безлики и неспособны выделиться из общей массы. Их не видит ни объектив, ни глаз. Искусственный нос, Сильви, для меня катастрофа!

— Я все же благодарю тебя… Меня утешает то, что это только твое мнение. Ты не представляешь, каким успехом я уже пользуюсь! — Сильви горделиво выпрямилась.

— Успехом? Вся твоя жизнь сейчас — кабинет хирурга, клиника и дом, где ты одна! Интересно, кто это мог тебя видеть? — насмешливо спросил Дэдэ.

— Во-первых, мой хирург, он понимает в этом! Он посвящает себя тому, чтобы делать людей красивыми! Его ассистентка, Элиан. Его скульптор — настоящий художник! Персонал клиники… Не далее как вчера, когда я покидала клинику, секретарь, которая занимается бухгалтерией и видела меня с моим старым носом почти месяц назад, сказала: «Как это вас изменило, мадемуазель Марвель! Было бы просто преступлением не сделать этого!» Разве это не комплимент? Тем более из уст женщины. — Сильви с обиженным видом вновь уселась в кресло.

— Женщины, которая живет за счет этих операций… Послушай: давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. А в этом вопросе мы с тобой никогда не сойдемся. Клянусь, если бы ты была моей женой, такого бы не произошло. Я никогда бы не дал своего согласия менять в твоей внешности что-либо! — сказал Дэдэ.

— Даже мои оттопыренные уши? У тебя есть фото, тебе они нравились? Милый Дэдэ, у тебя ужасно испорченный вкус… И потом, никогда и речи не шло о том, что я буду твоей женой! За кого ты меня принимаешь. Ты думаешь, ты — красавец?

— Я знаю, что некрасив, но абсолютно этого не стыжусь, — спокойно ответил он.

— И ты хотел, чтобы мы соединили наши уродства? — Сильви расхохоталась.

Дэдэ молчал.

— Можешь навсегда расстаться со своей мечтой: она никогда не осуществится. Знаешь почему? Потому что я чувствую, как становлюсь красивой!


Доктор снял повязку и, как и прежде, посадил Сильви перед зеркалом:

— Видите, ваши уши приняли нормальное положение и не бросаются в глаза. Они стали незаметны, что очень хорошо для ушей. Зато нос выиграл: смотрят только на него! Потому было так важно, чтобы операция удалась… Вы удовлетворены?

— Я в восторге, доктор! — Сильви недоверчиво смотрела на собственное отражение.

— Я пока оставлю нитки. Мы их снимем дней через двенадцать. Да их и не видно, они спрятаны за ушами. Но ни в коем случае не трогайте нитки! Умывайтесь очень осторожно. Как и после операции носа, не останется и следа от швов. Тот, кто вас не знал раньше, даже не догадается, что они были менее эстетичны.

— Доктор, когда вы подтянете мне глаза? — как всегда, стараясь ускорить события, спросила девушка.

— Дней через двенадцать после того, как сниму швы: ориентировочно через четыре недели.

— Вы все время увеличиваете промежутки между операциями, доктор, почему? — разочарованно произнесла она.

— Во время наших первых бесед я предупреждал, что для проведения различных операций по вашему преобразованию потребуется несколько месяцев. Было бы ошибкой стремиться торопить события. Все должно заживать постепенно. С носом пока все хорошо, но, повторяю, только через месяц он примет идеальную форму, — вот тогда я и займусь глазами. Не забывайте, красота глаз неразрывно связана с красотой носа, а их расположение по отношению к ушам является решающим. Заклинаю, наберитесь терпения и не теряйте веру в меня, как и прежде. Обещаю, мы все выполним, как задумано! Вы, мадемуазель, упрямы, но и я тоже.


Швы за ушами наконец сняты. Спустя две недели, уже в третий раз, Сильви отправилась в клинику. Теперь ей предстояла операция по растяжке глаз, которая отличалась от двух предыдущих. Доктор предупредил Сильви, что она проведет в клинике всего несколько часов и сможет вернуться домой сразу же после операции.

В девять часов утра Элиан встретила ее в приемной и сразу же провела в операционный зал. Доктор был уже там:

— Сегодня, мадемуазель Марвель, мы будем работать вместе… Я сделаю вам только местную анестезию примерно так, как у дантиста для удаления зуба. Вы не будете чувствовать боли, но не заснете. Это позволит нам сотрудничать. В течение всей операции ассистентка будет держать перед вами зеркало, и вы сможете следить за моей работой. Садитесь в это кресло, мы укрепим вашу голову на спинке, чтобы вы ею не двигали. Готово? Малейшее движение головой помешает мне. Теперь, Элиан, сделайте инъекцию.

Как только анестезия подействовала, доктор при помощи циркуля нанес предоперационный рисунок, чтобы оба глаза были абсолютно одинаковы после того, как их подтянут к вискам. Затем доктор сделал на каждом виске треугольный надрез. Швы выполнялись очень тонкой иглой и шелковой нитью. Никакой повязки. Вся операция заняла не более двадцати минут.

— Обратите внимание, насколько ваш взгляд стал нежнее. А все лицо значительно похорошело, и не догадаешься из-за чего. Вам нравится? — спросил он.

— Чудо, — только и смогла вымолвить Сильви.

— Теперь вы видите, что в вашем лице все сочетается гармонично: глаза, нос, уши. Остается лишь подправить зубы. Этим займется доктор Вирэ, я ему позвоню после операции на груди.

— А не стоит ли сначала закончить с лицом, доктор? — спросила девушка.

— Нет. Посещение дантиста займет немало времени, для установки коронок потребуется не один сеанс. Кроме того, я должен полностью закончить с вами месяца через два, а потом уеду в США, где прочту серию лекций: это страна, в которой чрезвычайно развита пластическая хирургия… Признайтесь, вы удивлены происшедшим изменением?

— Я сама себя не узнаю! — воскликнула Сильви.

— Это хороший признак! Те, кто вас знал раньше, увидев теперь, ни за что не догадаются, что вы лишь слегка вытянули глаза; подумают, что вы стали краситься по-другому или употребляете какой-то необыкновенный крем для ухода за кожей лица. Обратите внимание: швы почти невидимы и не оставили ни единой морщинки… Нитки я выну дней через десять, как и после операции на ушах.

— Я чувствую, как тянет на висках, — поморщилась Сильви.

— Это нормально: проходит действие местной анестезии. Сегодня вечером вас это ощущение будет еще беспокоить, но завтра все пройдет. Было бы сложнее, если бы вы были старше. Вы сможете в будущем, если будет необходимость, сделать несколько подтяжек — с определенными интервалами, конечно — после сорока лет, не раньше! А пока у вас все впереди, еще лет пятнадцать вы будете оставаться очень соблазнительной…

— Для меня слышать это очень утешительно, особенно после прошедших пятнадцати лет, когда я была некрасивой и не соблазнила ни единого человека! — рассмеялась Сильви.

— Вы абсолютно в этом уверены? — спросил доктор.

Сильви не отвечала: конечно, есть Дэдэ… Только Дэдэ!..

— А сейчас вы можете возвращаться к себе… Вот вам рецепт: принимайте антибиотики. Этого достаточно. Через двенадцать дней прошу вас ко мне в кабинет, я извлеку нитки. Я рекомендую вам заняться своими волосами, — они склеились от запекшейся крови. Парикмахер вымоет их специальным шампунем.

— Я никогда не решусь пойти в парикмахерскую в таком виде: все будут задаваться вопросом, откуда запекшаяся кровь, — сказала Сильви.

— Вот вам адрес парикмахера, к которому я всегда направляю своих клиенток, когда они покидают клинику. Позвоните ему и договоритесь, когда он вас примет; скажите, что вы от меня.


Вечером следующего дня, когда Сильви вернулась домой из парикмахерской, первое, что она сделала, — подошла к зеркалу и долго стояла, рассматривая свое отражение. Действительно, думала Сильви, хирург был сто раз прав, когда посоветовал ей обратиться к парикмахеру… Сидя под сушкой, она пришла к выводу, что ее натуральный цвет волос — темно-русый — не подходил больше к ее новому носу, новому, чуть-чуть прищуренному взгляду и ушам, которые больше не надо было прятать. Не могло быть и речи о том, чтобы снова стать платиновой блондинкой, как парик, который она носила. Этот цвет заклеймил не только Дэдэ, но и весь персонал «Мари-Каролин». К тому же она никогда больше ни за что не наденет парик! Парикмахер обратил внимание Сильви на необыкновенное качество ее волос: очень тонкие, как шелк, когда к ним прикасаешься… Тот же парикмахер посоветовал покрасить волосы в золотисто-каштановый цвет и предложил свои услуги, чтобы произвести эту метаморфозу. Сильви записалась на следующий же день. Вечером она вернется домой рыжей, но не вызывающе рыжей. Если ей захочется усилить рыжину, сделаться более пикантной и соблазнительной, она всегда сможет увеличить дозу хны и превратиться в огненно-рыжую, зажигательную. Но с этим стоило подождать до тех пор, когда она сделает операцию на груди, чтобы уменьшить ее, а рот украсят сверкающие белизной зубы, тогда можно будет для эффектности добавить нужную дозу шарма.

Сильви любовалась и восхищалась своим отражением в зеркале, и в ней росла уверенность, что она приближается к тому моменту, когда станет неотразимой для Патриса… Оставалась еще грудь. Патрис неоднократно говорил, что грудь у нее слишком большая и лишена элегантности. Это было мнение опытного любовника, а хирург своим приговором подтвердил его правильность. Грудь действительно объемистая, к тому же обвислая… Хирург своим скальпелем сотворит чудо, соски поднимутся вверх, задорно, как и нос; Сильви больше не придется стыдиться своей наготы, и она сможет носить самые соблазнительные купальники…

Ее особенно радовал послезавтрашний визит Дэдэ: как он отреагирует, увидев рыжеволосую Сильви с нежным взглядом, появившимся у нее словно по волшебству? Дэдэ не видел еще Сильви, после того как хирург подтянул ей глаза.


Дэдэ просто оторопел:

— А в этот раз что тебе сделали?

— Доктор занимался моими глазами. Хорошо? Как ты считаешь? — спросила она, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону.

— Это изменило тебя, пожалуй, больше, чем укороченный нос… изменилось выражение лица… Ты теперь не та женщина, — растерянно произнес Дэдэ.

— Именно этого я и добивалась! Ты невероятно упрям и ни за что не признаешься вслух, хотя очевидно, что это — удача, — сказала Сильви.

— Каждый раз, когда ты возвращаешься из этой проклятой клиники, у меня возникает ощущение, что я теряю тебя чуть-чуть больше. — Дэдэ продолжал удивленно разглядывать девушку.

— Но я тебе никогда не принадлежала! — фыркнула она. — Поэтому ничего особенного и не изменилось…

— Что ты еще будешь переделывать после этого? — с тревогой спросил он.

— Грудь! — сказала Сильви.

— Почему? Зачем грудь? У тебя очень красивая грудь.

— Похоже, тебе нравятся грудастые женщины? — ухмыльнулась она.

— Конечно! Если бы ты знала, как приятно смотреть на округлости, когда ты обречен в силу своего ремесла фотографировать лишь плоскогрудых, тощих девиц! — пояснил Дэдэ.

— К сожалению, у меня не только округлости, но еще и обвислость, — мрачно произнесла девушка.

— Они состряпают тебе маленькую крепкую грудь?

— Настоящую девичью грудь!.. Кстати, Дэдэ, ты ничего еще не сказал по поводу моего нового цвета волос, — как он тебе нравится? — Сильви изящным жестом поправила прическу.

— То, что с тобой произошло, так меня поразило, что я, честно говоря, не заметил, — признался он.

— Однако ты сразу раскритиковал мой блондинистый парик! — напомнила Сильви.

— Потому что это был парик… Действительно, ты изменила цвет волос.

— Тебе не кажется, что так более выразительно? — спросила Сильви.

— Мне нравились твои русые волосы. Как и все остальное в тебе, они были настоящие. У тебя нет ощущения, что ты стала чем-то вроде физического обмана?

— Не могу сказать, что это мне не нравится. Обман необходим женщине, если она хочет получить то, что желает, — ответила Сильви.

— А ты, чего ты добиваешься? — Дэдэ выжидательно смотрел на нее.

— Это касается только меня, — отрезала Сильви.

— Послушай, Сильви, ты была всегда самой правдивой, самой искренней девушкой на Земле, и может случиться так, что однажды под этой обманчивой внешностью забьется такое же фальшивое сердце. Ты не боишься?

Несколько секунд Сильви, пораженная, молча смотрела на Дэдэ, прежде чем ответить:

— Ты уверен, что хорошо знаешь меня? Так вот, ты всегда ошибался на мой счет. Да и не только ты! Все, все ошибались на счет «милой Сильви»! Если я и была со всеми любезна, мила, то только потому, что меня к этому вынуждало уродство! Это был единственный способ заставить окружающих если не любить, то хотя бы принять меня… Сейчас же, когда я стала красивой, клянусь, все изменится! Они узнают настоящую Сильви! Не знаю еще, оставлю ли я это имя, я нахожу его слащавым, оно подходит девушке мягкой, не такой, на долю которой, как мне, выпала безрадостная юность. Жизнь со своей неблагодарной внешностью закаляет, Дэдэ! Но еще растет и крепнет желание заставить других дорого заплатить за обретенную наконец красоту! Я слишком страдала, притворяясь милой… И начиная с сегодняшнего дня я стану куда больше настоящей: безжалостной с теми, кто остались некрасивыми.

— Ты имеешь в виду меня? — Дэдэ не верил своим ушам.

— Всех, потому что я стану самой красивой! Все по сравнению со мной будут выглядеть уродинами! — Сильви стукнула кулачком по журнальному столику.

— Этого именно я и боялся: преображение вскружило тебе голову! Бедная Сильви! — негромко произнес Дэдэ.

— Но это уж слишком! Я красива, а ты меня жалеешь? — Сильви всплеснула руками.

— Красива… После всего, что ты мне наговорила, я больше не хочу тебя видеть. И особенно я не хочу присутствовать на последнем акте драмы, да, да, драмы — я в этом уверен! «Постепенное исчезновение той, которая была моей мечтой». — Дэдэ встал и направился к двери.

— Ну и не приходи! — выкрикнула Сильви.

— Я так и сделаю и буду говорить себе время от времени: «Жила-была маленькая Сильви, которую злой волшебник решил сделать красивой…» Прощай. — Дэдэ закрыл за собой дверь.


«Добрый волшебник» только что закончил снимать швы, благодаря которым изменился взгляд Сильви.

— Доктор, когда вы будете оперировать мне грудь? — задала Сильви привычный вопрос.

— Сначала вам придется пройти курс лечения, чтобы похудеть. На этом рецепте я написал диету, вы должны выполнять мои предписания самым строжайшим образом. Утром — швейцарский сыр и стакан апельсинового сока, в полдень — жареное мясо, салат с лимоном (естественно, без соли), вечером — снова швейцарский сыр и апельсиновый сок. Два раза в день принимайте мочегонное — рецепт я написал. Придете ко мне через четыре недели. Раньше — бесполезно: лечение не даст нужного эффекта.

— Еще четыре недели, доктор? — воскликнула Сильви.

— Когда ваша грудь освободится от лишнего жира, тогда я смогу сделать операцию.

— Не могла бы я в это время начать заниматься зубами? — поинтересовалась девушка.

— Нет. Я предпочитаю, чтобы вы все закончили со мной. Крепитесь. Разве мы не на верном пути? Каждый раз, когда мы встречаемся, я вижу, что вы еще больше похорошели…

Сильви добросовестно выполнила все предписания врача, чтобы похудеть. Через четыре недели, это был понедельник, в девять часов утра она вошла в здание клиники в четвертый раз. Ей предстояла нелегкая операция, пожалуй, самая сложная по сравнению с теми, которые она уже перенесла. Ей предстояло пробыть в клинике в этот раз не одни сутки, а по меньшей мере восемь.

Как и прежде, доктор нанес Сильви визит в палате, чтобы послушать сердце и легкие, измерить давление. А также сделал предоперационный чертеж. Вооружившись сантиметром, он еще раз проверил расстояние между намеченными точками.

За несколько мгновений до того, как ассистентка должна была сделать Сильви инъекцию, доктор со своей неизменной улыбкой обратился к пациентке:

— Сегодня в последний раз я доставлю вам беспокойство… Дальше дело будет лишь в заживлении швов. Во всех случаях я не сниму вам швы ранее чем через две недели. Когда вы придете ко мне, я вам дам адрес массажиста, к которому вы начнете ходить через три недели… Два раза в неделю он будет делать вам массаж груди, чтобы придать ей подвижность. Он займется также швами, будет использовать специальные кремы с кортизоном и с экстрактами растений. Швы станут совсем незаметны. Но не обольщайтесь, на это потребуется пять-шесть месяцев.

— Так долго? Значит, я смогу показаться своему любовнику только через шесть месяцев? — воскликнула Сильви.

— Это уж ваше дело, моя милая. Вы должны знать, будет ли этот мужчина любить вас даже с рубцами, хоть и временными! Если этот человек по-настоящему любит вас, он не придаст значения таким деталям! Кстати, вы никогда не рассказывали о нем! Я понял из наших бесед, что вы совершенно одна, я не прав?

— То есть скорее это… — Сильви явно смутилась. — Скорее это жених!

— Жених — это другое дело… И давно вы обручены?

— Несколько месяцев. — Сильви покраснела.

— В таком случае, если у этого мужчины хватило терпения ждать все это время, то он сможет потерпеть еще… Я очень хорошо понимаю причину вашего беспокойства: вы не хотите, чтобы он увидел рубцы и догадался, что вы оперировали грудь?

— Вот именно, — негромко произнесла Сильви.

— А все остальное: нос, уши, глаза… Что он сказал, увидев, как вы изменились? — с любопытством спросил доктор.

— Пока ничего, потому что он их не видел! Я готовлю ему сюрприз. Я воспользовалась его длительным отсутствием — он сейчас за границей, — чтобы сделать все операции… Вы меня понимаете, доктор?

— Вы не поставили его в известность? — удивился тот.

— Он ни о чем не догадывается! — сказала Сильви.

— Разве это разумно? Вы не боитесь, что он передумает на вас жениться, когда увидит вас? — покачав головой, сказал доктор.

— Он будет обожать меня еще больше! — воскликнула Сильви. Он будет мне признателен за то, что я избавила его от своего присутствия, когда мое лицо и тело покрывали бинты! Женщина не имеет права подвергать таким испытаниям мужчину, которого она любит и который любит ее!

— Вы необыкновенно умны! Я знал многих мужчин, которые оставляли своих жен из-за того, что они все время лечились от воображаемых болезней. Они без конца жаловались на здоровье. Женщина, которая все время ноет, невыносима! Мы что-то заболтались. Пора заняться грудью. Ложитесь, расслабьтесь, думайте о чем-либо приятном. Элиан, можете приступать к своей работе…


Прошло восемь дней. Сильви покидала клинику с туго перевязанной грудью. Как обычно перед ее уходом, к ней в палату пришла секретарь, и Сильви вручила ей плату за пребывание в клинике. В этот раз счет намного превышал все предыдущие. Неделя в клинике плюс «операционные расходы» составили кругленькую сумму! Возможно, существует какой-то тайный закон, согласно которому взимается плата, пропорциональная страданиям пациента. Сильви думала так, поскольку в этот раз она очень сильно мучилась в первые дни после операции.

Теперь все было закончено. С чувством огромного облегчения Сильви села в такси, чтобы уехать поскорее и подальше от этой клиники, которую она больше не могла видеть. По пути домой она задавала себе вопрос, хватит ли у нее мужества вернуться туда, если понадобится новая операция. Она была по горло сыта томительным ожиданием очередной операции, больничными запахами, уколами, которые ей делала ассистентка, пробуждениями после наркоза, когда тошнота подступала к горлу, шрамами, которые так долго не проходят, нитками, которые слишком долго оставались в ее теле… Когда через неделю, не позже, хирург снимет последние швы, наступит полное освобождение! Правда, предстоят еще сеансы послеоперационного массажа и всякие другие, визиты к дантисту, но ничего, это будет не в клинике.

Войдя в квартиру, Сильви сразу же разделась, чтобы посмотреть на себя в зеркало в ванной комнате. Это зеркало стало самым надежным и самым молчаливым свидетелем ее чудесного преображения. Она увидела свою грудь, туго перевязанную эластичными бинтами; они ее так сильно стягивали, что Сильви не могла определить, стала ли ее грудь меньше. Ей не терпелось увидеть…

Неделю спустя Сильви смогла увидеть все. Доктор Дальви пригласил ее в кабинет, смежный с залом ожидания. То, что представилось ее глазам, обрадовало и обеспокоило.

— Видите, они внешне изменились! У них совсем другой вид…

Точнее сказать было нельзя. Действительно, грудь не была прежней: она утратила тяжеловесность, теперь груди торчали гордо, с задорной легкостью, что свойственно только молодому телу. Сильви не ошиблась, когда говорила Дэдэ, что у нее будет грудь молодой девушки. Имея такой носик и такую грудь, Сильви могла рассчитывать на неподдельное восхищение знатоков… Это победа! Беспокоили ее, правда, швы — у основания грудей. И хотя хирург, вновь произведя сантиметром измерения, торжествующе воскликнул: «Вот теперь расстояние между сосками точно восемнадцать сантиметров!», страх, что эти жуткие рубцы останутся навсегда, не покидал Сильви. Поэтому она спросила:

— Доктор, вы уверены, что от массажа с кортизоном или другими кремами швы исчезнут?

— Абсолютно уверен. Я повторяю: не раньше чем через пять месяцев. Кстати, это время вы будете заниматься зубами и посещать институт красоты.

— Институт красоты? — переспросила Сильви.

— Вот именно. Моя миссия хирурга закончена, теперь дело за институтами красоты. Вы неоднократно говорили, что хотите стать очень красивой женщиной, не так ли?

— Самой красивой, доктор! — кивнула она.

— Итак, вы имеете лицо и грудь, о каких мечтали. Задача теперь в том, чтобы представить их в самом выгодном свете. Специалисты из института красоты изучат ваше лицо и подберут косметику и прическу, соответствующую вашей новой внешности. В данном случае старая поговорка ошибочна, поскольку очень редко мы знаем себя достаточно хорошо, особенно что касается внешности! Целый легион женщин могли бы выглядеть почти красавицами, если бы умели правильно преподнести себя, а главное — пользоваться косметикой так, как им советуют специалисты, люди, профессия которых и состоит в том, чтобы подчеркнуть определенный тип человека. Но эти дамы не хотят никого слушать: ни косметичку, ни парикмахера, ни тем более своего мужа! Почти все убеждены, что они семи пядей во лбу и сами все знают! К счастью, за последние месяцы я убедился, что вы не принадлежите к их числу. Выслушайте меня: я дам вам несколько адресов институтов красоты, вы выберите тот, который вам понравится… Теперь о дантисте. Я знал, что увижу вас сегодня, поэтому вчера позвонил доктору Вирэ; он ждет вас в любой день, как только вы примете решение.

— Доктор, все это время вы так поддерживаете меня! — Сильви с благодарностью посмотрела на него.

— Вы не можете себе представить, мадемуазель, насколько я счастлив, когда вижу сияющие радостью лица мужчин и женщин, которых некогда привело ко мне полное отчаяние. Это самая высокая награда для меня.

— Есть и другая, на которую вы имеете право, доктор. — Сильви достала из сумочки две пачки денег и положила на стол.

— Вы хотите тотчас же рассчитаться со мной?

— Я не забыла, о чем вы меня просили, поэтому предусмотрительно принесла наличные. Я хочу заплатить все сразу. Я ужасно боюсь долгов! — сказала Сильви.

— Вы уверены, что у вас не возникнет затруднений? — спросил доктор.

— Теперь у меня не будет никаких затруднений! Благодаря вам я чувствую себя освобожденной! — воскликнула девушка.

— Я не пишу расписку, мы — друзья.

— Действительно, мы — друзья… И все же не знаю, как выразить мою благодарность, — сказала она.

— Придите ко мне через несколько месяцев, когда я вернусь из поездки в Соединенные Штаты, где надеюсь еще многому научиться у американских коллег. К этому времени доктор Вирэ закончит с вашими зубами, а вы побываете — и не раз — в институте красоты. Вы будете выглядеть потрясающе! Вы позвоните мне, и я приглашу вас на обед. Мы пойдем в какое-нибудь очень парижское и очень веселое место! Для меня будет большая честь сопровождать такую красивую женщину. До свидания, Сильви… Позволите мне вас так называть? — улыбнулся доктор.

— Вам нравится мое имя? — спросила Сильви.

— Я считаю, что оно вам все больше и больше подходит.

— А я-то собиралась сменить имя! Но теперь сохраню его в память о вас, — пообещала она.

— Чуть не забыл вернуть вам кое-что; вы, безусловно, дорожите этим: ваши фотографии.

Перед тем как вручить их Сильви, доктор просмотрел снимки в последний раз:

— Конечно, когда их сравниваешь с тем, чем вы стали сейчас…

— Не хочу даже смотреть на эти фотографии! Карикатура на меня! Дайте мне их скорее! Пусть они исчезнут навсегда. Прежняя Сильви умрет. Есть еще одна вещь, доктор: могу я попросить вас не помещать мои гипсовые маски в вашей удивительной галерее? — спросила Сильви.

— Я обещаю их уничтожить. Конечно, мне будет немного жаль: для меня это одна из моих самых больших удач… Я сохраню в сейфе под надежным замком только ваше досье. Кто знает, что может произойти! Много позже…

— Спасибо, доктор. Остается только пожелать вам счастливого путешествия…

Выйдя на улицу, Сильви достала из сумки пакет с фотографиями, спокойно разорвала каждую на мелкие кусочки и бросила в сточную канаву. Не двигаясь, она смотрела, как вода медленно уносила разорванный на мелкие клочки ее образ, до тех пор, пока они не исчезли в колодце. Исчезло последнее свидетельство ее былого уродства. Сильви продолжила свой путь с высоко поднятой головой, счастливая, освобожденная…


Сначала доктор Вирэ показался Сильви менее любезным, чем его коллега. Он выслушал Сильви и сказал:

— Садитесь, пожалуйста, в это кресло.

Он в полном молчании тщательно и долго осматривал ее зубы, время от времени делая записи в карточке, лежавшей рядом на столике.

— Простите, что заставил вас так долго сидеть с открытым ртом, — извинился доктор, закончив осмотр. — То, что вы хотите сделать, возможно, так как в целом ваши зубы в хорошем состоянии, но, конечно, их расположение оставляет желать лучшего, а эмаль лишена блеска. Работы много, а протезирование, не скрою, стоит довольно дорого.

— Доктор, у вас уже есть какие-то мысли на этот счет? — спросила Сильви.

— Сначала я составлю смету. Но предупреждаю, работа будет выполняться в несколько этапов, потребуется множество сеансов.

— Когда все будет закончено, как вы считаете? — поинтересовалась девушка.

— Если мы будем встречаться два раза в неделю, примерно месяца через три. Считаю своим долгом объяснить вам, как все будет происходить… Я прежде всего сделаю слепок верхней и нижней челюсти, затем надо удалить нервы из тех зубов, на которые мы наденем коронки. Откройте, пожалуйста, рот еще раз. Закройте, теперь постарайтесь улыбнуться естественно… Спасибо, так я и думал… Вы сказали, что хотите сделать коронки и на нижние и на верхние зубы?

— Думаю, что надо, доктор. Иначе будет не очень красиво. — Сильви вопросительно посмотрела на дантиста.

— Безусловно, — кивнул он. — Когда вы улыбаетесь, видны нижние зубы. Но не все! По моему мнению, надо поставить двадцать коронок: десять вверху и десять внизу. Остальных зубов не видно, незачем ставить коронки. Удалять нервы я могу за один сеанс только в двух зубах — значит, уже десять сеансов.

— Зачем надо удалять нервы? — поморщилась Сильви.

— Если этого не сделать, то, после того как зубы окажутся под коронкой, могут возникнуть всякие осложнения. Что вы предпочитаете: очень блестящие зубы, как у артистов кино и театра, или цвета слоновой кости, более близкого к натуральному?

— Я хочу сверкающие белизной зубы, которые создавали бы резкий контраст с ярко-красной помадой, — сказала Сильви. — Когда вы пришлете счет?

— Завтра же, — ответил он.

— Если счет будет для меня приемлемым, вы сможете сразу же заняться моим ртом? — спросила девушка.

Доктор раскрыл книгу визитов, подумал:

— В следующий вторник я могу сделать первый слепок. В дальнейшем я бы предпочел назначать вам одно и то же время, например, во вторник и пятницу в одиннадцать часов утра. Вас устроит?

— Очень хорошо: я всегда свободна. — Сильви кивнула.

— Как только ознакомитесь со счетом, позвоните мне, пожалуйста, чтобы подтвердить, что вы придете на прием. И я попрошу вас внести часть суммы в качестве аванса. Так принято, когда речь идет о значительной работе.

— Сколько я должна принести, доктор? — поинтересовалась она.

— Предположим, треть общей суммы. Когда мы выполним половину работы, вы внесете еще столько же, окончательный расчет произведем по завершении всего объема работы. Вы имеете льготы по социальному обеспечению?

— В настоящий момент нет, доктор, — ответила Сильви.

— Собственно, не имеет значения, вам бы возместили очень незначительную сумму, и то за обычное лечение зубов. Все, что касается эстетического протезирования, не оплачивается.

— Ясно. У нас не любят, когда женщина вбивает себе в голову идею стать красивой! А красота француженок, доктор, — это часть национального достояния! — сказала Сильви.

Доктор улыбнулся — первый раз за время приема:

— Очень интересная мысль, но увы, милая мадемуазель, у нее один недостаток: другие думают иначе.


Счет оказался впечатляющим: тридцать тысяч франков, то есть на миллион старых больше, чем Сильви заплатила хирургу. Каждая коронка стоит тысячу франков, а их было двадцать! Сюда же входила плата за слепки, удаление нервов, обточку и т. д. Но что делать! Если Сильви решила полностью преобразиться, надо было пойти и на это! Можно ли экономить, если речь идет об идеальной красоте? Ослепительная улыбка так важна!

Сильви позвонила доктору Вирэ и сообщила, что счет ее устраивает и что она придет во вторник и внесет треть суммы. Быстро прикинув в уме, сколько ей предстоит заплатить, в том числе за массаж и институт красоты, Сильви поняла, что у нее ничего не останется от тех денег, которые она так долго и терпеливо копила в надежде стать когда-нибудь хозяйкой магазина модной одежды. К черту сожаления! Теперь она больше не уродлива; разве Патрис не обеспечит ее полностью или хотя бы не поддержит до тех пор, пока она не найдет новое место, более подходящее для ее красоты? Почему бы ей теперь не стать манекенщицей, о чем она мечтала, когда была всего-навсего продавщицей? Разве она не может предложить за хорошую цену свой шарм и притягательность какому-нибудь магазину по продаже косметики? Дэдэ ей часто говорил: модные фото хорошо оплачиваются. Если уж будет нужда, она может обратиться к Дэдэ, — неважно, что они не виделись с тех пор, как повздорили. Сильви подумала, что отсутствие Дэдэ она совсем не ощущала: у нее было слишком много забот! Однако не сомневалась, что Дэдэ очень огорчил их разрыв.

Но сердце у Дэдэ золотое и предназначено для страдания, разве не так? Как только она поманит его пальчиком, он вернется. И поможет ей заработать на жизнь, убедив фотостудии взять ее. Разве Дэдэ не один из лучших и высокооплачиваемых фотографов? Перед ним открывались двери всех студий. Должны же друзья приносить пользу…

Но Сильви обратится к Дэдэ лишь после того, как станет спутницей Патриса. Это будет честнее с ее стороны. Не останется никакой двусмысленности: Дэдэ поймет, что его безумной мечте не осуществиться.


В четверг дантист сделал Сильви первый слепок зубов. В тот же день в пятнадцать часов она уже была у специалиста, которого ей рекомендовал доктор Дальви для послеоперационного массажа груди. Следующий день Сильви почти целиком провела в институте красоты. Его она выбрала сама. В этот день и в последующие сеансы, которые должны были сделать ее еще более красивой, Сильви узнала фантастические вещи… Например, ежегодно парфюмерная промышленность выпускает более восьмидесяти новых тонов для макияжа!

Сильви накупила всевозможных шампуней для ванн: расслабляющих, тонизирующих, для похудения… Она также принялась за лечение кожи, чтобы избавиться от угрей, используя мазь на основе морского планктона. Она, ни минуты не колеблясь, принимала ванны с порошком, приготовленным из ракушек.

Волосы она выкрасила в каштановый цвет и каждую неделю ходила к парикмахеру, который проводил ей курс лечения витамином Е, удерживающим кислород в организме.

Прошло еще три месяца… Сильви занималась строительством сверкающих зубов, сражалась со своей трудной кожей, добиваясь ее мягкости и нежности; холила свое тело, уже готовое снова отдаться в объятия любовнику… Теперь, когда она садилась в такси, за ней следовало несколько машин — мужчины буквально пускались за ней в погоню. А когда она прогуливалась пешком по Парижу, ей не давали проходу. И если, очень редко, она отваживалась зайти в кино, ей почти всегда приходилось менять место, чтобы ей не докучали. Мужчины с жадностью ловили ее взгляд, и в их глазах читалось страстное желание, приторным облаком окутывая ее! Теперь она нравилась… Сильви в этом была уверена! Ей стоило поднять мизинец, чтобы любой оказался у ее ног — и самый бедный, и самый богатый. Но Сильви строго блюла себя: ей нужен был один-единственный человек. Ни на минуту она не переставала любить его.

Наконец все коронки были поставлены, Сильви могла широко улыбаться. Она долго изучала новую улыбку, стоя часами перед зеркалом, чтобы удесятерить силу своих чар. Исчезли последние следы рубцов под грудью; она могла теперь во всей своей неотразимой наготе предстать перед любовником. Девять месяцев, отведенных магом красоты на ее преображение, истекли. И чудо свершилось! Фантастическое «свадебное путешествие» в одиночестве завершилось. Сильви чувствовала себя сильной и готовой к встрече.

Однако силы оставили ее, когда после долгих колебаний дрожащей рукой Сильви набрала номер телефона, который знала наизусть, и еле слышным голосом произнесла:

— Алло? Патрис? Это я, Сильви… Я не решалась тебя беспокоить. Очень мило то, что ты говоришь… Ты меня не совсем забыл?.. Ты не женился по крайней мере?.. Нет, я тоже не замужем… Что со мной произошло? Я сильно изменилась… Я бы хотела тебя увидеть… Может, выпьем вместе?.. Сегодня вечером? Где? У тебя? На террасе по-прежнему цветы?.. Во сколько?.. Я приду.

Загрузка...