– Это каким же ветром вас снова принесло, мистер Джонс? Я-то была уверена, что час назад мы виделись здесь в последний раз!
– Я тоже так думал!
– Значит, ваша лошадь все еще хромает?
– К сожалению. Я решил не испытывать судьбу.
– Что ж, вы оба можете оставаться здесь сколько потребуется. Я даже приказала Онести застелить вашу постель чистым бельем.
Взгляд Джесса скользнул по Онести. Перешагнув порог, он вошел в игорный зал и еще раз посмотрел на очаровательную служанку. Та некоторое время не обращала на него никакого внимания. Она сидела, не поднимая головы, опустив на колени руки со сцепленными пальцами, и о чем-то думала. О чем? Выражение ее лица несколько озадачило Джесса. Рада ли Онести его возвращению или же, наоборот, молится о том, чтобы он поскорее убрался отсюда?
– Онести, положи, пожалуйста, на тарелку несколько бисквитов для мистера Джонса, – сказала Скарлет. – Я уверена, что он не прочь подкрепиться после упорных ночных трудов.
Онести, покраснев, сорвалась со стула и бросилась в кухню, как будто только и ждала предлога, чтобы убежать из игорного зала.
– Итак, как долго вы намерены пробыть у нас? – спросила Роуз, указывая Джессу на стул, где только что сидела Онести.
– Трудно сказать. Во всяком случае, мне надо срочно послать телеграмму с просьбой прислать денег, ибо мой карман опустел. Мне даже нечем будет расплатиться, если я останусь у вас хотя бы еще на один день.
– Послать телеграмму? Боюсь, это будет не так легко сделать. Отделение телеграфа вместе с главной гостиницей закрылось полгода назад, а почтовое сгорело дотла в прошлом, когда его владелец Скитер Мэлоун вздумал самолично проверить качество пороха, купленного им для своего ружья.
Джесс прикусил нижнюю губу. Ничего себе ситуация! Лошадь захромала... В кармане – не больше двух долларов... Послать телеграмму с просьбой выслать еще – невозможно! А при установленных Роуз ценах его наличности хватит лишь на оплату двух дней пребывания в ее гостинице. После чего у Джесса не останется вообще ни цента. Конечно, если Скарлет согласится, он мог бы жить здесь в долг. Но гордость никогда бы не позволила ему пользоваться милостыней...
– Тогда мне просто придется найти временную работу, – сказал он. – У меня есть опыт обращения с лошадьми и другими домашними животными. Думаю, эти руки чего-то да стоят!
– Не сомневаюсь, – ухмыльнулась Роуз. – Однако здесь трудно найти место даже с вашими способностями и опытом.
– А в вашем хозяйстве? Может быть, я буду вам полезен?
– Сожалею, дорогой! На меня уже работает больше рабочих рук, чем имеется мест. Трудную работу помогают делать дядюшки, когда спускаются с гор. С ежедневной же рутиной вполне успешно справляется Онести.
Плечи Джесса тяжело опустились. Что оставалось делать? Устроиться на ночлег прямо у входной двери? Подобный опыт у него уже был. Но сейчас погода портилась. К тому же мягкая, уютная постель наверху так и звала к себе. О служанке Джесс пока заставлял себя не думать. В конце концов, он ведь остался в этом доме отнюдь не из-за нее.
И тем не менее. Онести напомнила о себе, появившись в дверях. Подойдя к столу, она поставила перед Джессом чашку кофе и тарелку с бутербродами. При взгляде на все это он вдруг почувствовал, что по-настоящему голоден. Он не мог вспомнить, когда в последний раз ел.
– Я буду наверху, Роуз, – сказала Онести хозяйке. – Позовите, если понадоблюсь!
Прежде чем Джесс успел что-либо сообразить, девушка исчезла на втором этаже.
– Просто не представляю, чем вам помочь, – сказала Скарлет с некоторым состраданием. – В принципе все, что можно было сделать в доме, уже сделано.
Она неуверенно огляделась по сторонам.
– Разве что... Разве что вон то пианино...
Джесс проследил за взглядом хозяйки и увидел в дальнем углу зала покрытый толстым слоем пыли музыкальный инструмент. Через проломленную внизу доску проглядывали дека и струны.
– Вы хотите, чтобы я его куда-нибудь передвинул? – осведомился Джесс.
– Нет. Скажите, а вы не играете на рояле?
– На рояле?
– Да. Видите ли, в залах игорных домов обычно играет музыка. Вот я и хотела бы найти сносного тапера. Умей вы прилично играть, могли бы занять это место.
В памяти Джесса возникли картины далекой молодости. Тогда он действительно немало времени проводил за роялем. И даже играл сонаты Моцарта. Однако это было так давно!
– Я умел играть, – неуверенно ответил он. – Но прошло уже пятнадцать лет, если не больше, с тех пор как в последний раз садился за инструмент.
– Но все же не забыли, как нажимать на клавиши?
– Наверное, еще не забыл.
Джесс положил вилку на стол. У него почему-то сразу пропал аппетит.
– Но ведь это действительно было так давно! – почти со страхом сказал он.
– Давайте попробуем, в состоянии ли вы выжать хоть что-нибудь путное из этой старой развалины. Если да, то можно будет договориться о вашей работе тапером.
– Пусть будет так...
Добежав до своей комнаты, Онести закрыла за собой дверь и, прижавшись к ней спиной, долго не могла отдышаться. Ее сердце бешено колотилось. Руки дрожали. О Боже! Когда Роуз предложила ей молиться о чуде, она, конечно, не имела в виду Джесса! Почему все-таки он вернулся? Было очевидно, что он не хотел задерживаться в Ласт-Хоупе. А если все же – да?..
Онести принялась ходить по комнате. Право же, она не думала, что когда-нибудь снова увидит этого человека! А может, он ожидал от нее новых наслаждений?.. Если хотел...
Черт побери! Одна мысль о нем заставляла Онести краснеть! Хорошо, пусть этой ночью ей удалось перехитрить Джесса. Но повторить подобный опыт вряд ли возможно... А если он задержится здесь еще какое-то время? Что делать тогда?
Он может раскрыть ее обман. Понять, что напрасно заплатил три доллара. Как быть? Как Джесс поведет себя? Мужчины терпеть не могут, когда их дурачат! Некоторые расценивают подобные шутки как самое большое оскорбление. И порой так распаляются, что могут пойти даже на убийство...
Взвинтив себя этими мыслями, Онести решительно подошла к стоявшему в углу небольшому шкафчику и извлекла оттуда дорожный саквояж, повидавший за свою жизнь, наверное, куда больше, нежели Гулливер. Она слишком надолго задержалась в Ласт-Хоупе. Пора отправляться дальше – искать «плывущие камни». Пусть ей не удалось найти помощника и защитника. Что ж, придется управляться одной...
Онести бросила саквояж на кровать, вытряхнула из него свои вещи и принялась их перебирать, думая при этом, как объяснит свой неожиданный и поспешный отъезд. Как-никак она покидала приютившую ее женщину в очень трудный для той момент. И поэтому чувствовала себя виноватой перед Скарлет Роуз.
Но как иначе могла она поступить? Почти три недели, проведенные в Ласт-Хоупе, ни на шаг не приблизили ее к достижению заветной цели – разгадке тайны, завещанной отцом на смертном одре. Прятаться здесь вечно она не может!..
Онести пошарила в шкафчике, проверяя, не забыла ли чего. Неожиданно ее рука нащупала что-то мягкое и аккуратно свернутое. Это оказался тот самый красный костюм, в котором она была накануне. Ей показалось, что он пахнет мылом и... мужским телом. Запах, который мог принадлежать только одному человеку. Онести вновь ощутила тепло его рук, заключавших ее в объятия, и прикосновение мужской плоти...
К горлу подкатил комок. Ей вдруг безумно захотелось снова очутиться в постели вместе с Джессом...
Что же делать? Да просто отдаться первому встречному мужчине! И сразу станет легче! Разве не здравая мысль?!
Ну нет уж! Пока она сумела выстоять! И если бы когда-нибудь все же отдалась мужчине – именно «если бы», а не на самом деле, – то исключительно тому, кто наденет ей на палец обручальное кольцо, а не просто положит пару монет на ладонь!
Онести чуть было не рассмеялась. И впрямь сложилась весьма пикантная ситуация. Ведь, по сути дела, она разыгрывала перед хозяйкой роль опытной шлюхи и при этом беспокоилась о том, как бы не потерять девственность до свадьбы! Хотя это отнюдь не означало, что ей не терпелось поскорее выйти замуж только для того, чтобы называться замужней дамой.
В принципе Онести могла бы принадлежать мужчине и до свадьбы. Но только в том случае, если он будет благородным, честным, смелым и верным другом. Человеком, которому она могла бы всецело доверять, зная, что он никогда не причинит ей боли и не использует в каких-то своих интересах. Человеком, который сможет заставить ее сердце прыгать от радости, а душу – петь!
Именно таким был отец Онести...
Она уложила в сумку оставшуюся одежду и уже собиралась завязать тесемки, когда неожиданно услышала нежные звуки музыки, доносившиеся с первого этажа.
Что это? Кто-то играет на пианино? Черт побери, кто бы это мог быть?
В недоумении сдвинув брови, Онести выскользнула из комнаты и сбежала по ступенькам в холл.
За роялем сидел широкоплечий блондин с золотыми, как у ангела, волосами.
Джесс? Не может быть!
Онести в изумлении застыла посреди зала и широко раскрытыми глазами смотрела на пальцы Джесса, которые бегали по клавишам. А когда она вслушалась в мелодию, то невольно воскликнула про себя: «Да это же «Лорена»! Одна из любимейших песенок Дьюса!»
Онести невольно закрыла глаза. Перед ней ожили картины недалекого прошлого. Вот они с отцом несутся на красивых сильных конях по бесконечным прериям... Вот на склоне горы разводят мангал, чтобы жарить каштаны... А вот она лежит в постели. За окном холодный дождливый ноябрь. Но в доме тепло. Напевая ласковую колыбельную песню, над ней склонился отец... Ту самую, которую сейчас играет Джесс:
Сто месяцев прошло с тех пор, Лорена!
С тех пор как я держал твою ладонь в своей.
И чувствовал твой частый пульс, Лорена!
Хотя биенье моего и было во сто крат сильней!
Онести не обратила внимания на замедление темпа песенки. Но заметила, что Джесс время от времени искоса поглядывает на нее...
Наконец их глаза встретились. Это произошло в тот момент, когда Онести непроизвольно стала напевать эту песенку. Слезливую песенку о влюбленном, принесшем свою любовь в жертву долгу.
Онести несколько секунд смотрела в глаза Джесса. Неожиданно ей показалось, что в них мелькнуло гаденькое и похотливое выражение... Как будто он намеревался снова начать ее соблазнять...
Последняя нота уже давно отзвучала, а Онести и Джесс продолжали смотреть друг на друга.
– Боже мой, я никогда не слышала ничего подобного! – прервала их тишину Скарлет. По ее щекам текли слезы. – Онести, почему ты скрывала, что умеешь так божественно петь?!
Роуз вытерла глаза, помолчала несколько секунд и сказала уже совсем другим тоном:
– Вот оно что! Решение всех проблем само плывет мне в руки!
«Каких проблем? – спросила себя Онести. – И какое решение?»
– Вы сказали, что намерены задержаться здесь? Вопрос адресовался-Джессу.
– Да.
– Надолго?
– Еще не знаю. Все зависит о того, как скоро заживет нога у лошади. Возможно – на пару дней. Может быть – на неделю. А что?
– Ничего. Просто у нас остается очень мало времени.
– Для чего? – включилась в разговор Онести.
– Для репетиций, конечно!
Джесс с удивлением посмотрел на Скарлет:
– Для репетиций? Что вы имеете в виду?
– Я хотела бы, чтобы в эту субботу вы выступили перед пассажирами дилижанса Дуранго – Денвер.
В помещении воцарилось молчание. Онести некоторое время попеременно смотрела то на Роуз, то на Джесса.
– Это несерьезно, Скарлет! – наконец выдавила она из себя.
– Напротив. Это так же серьезно, как снежный буран в зимнюю пору, – возразила Роуз. – Услышав твое пение и игру Джесса, пассажиры дилижанса выстроятся вдоль всей улицы, умоляя нас взять у них деньги!
У Онести глаза полезли на лоб. Как?! Ей выступать вместе с Джессом?! Да еще перед публикой?!
– Господь с вами, Скарлет! – воскликнул мужчина. – Одно дело – играть и петь для вас. А другое – перед сборищем совершенно незнакомых людей!
– Извините, Джесс! Ведь вы сказали мне, что нуждаетесь в заработке. Вот я вам и предлагаю вполне реальный вариант.
– Но я не имел в виду ничего подобного!
– Возможно. Но вы же говорите, что не сможете уехать отсюда, пока лошадь не выздоровеет. Ведь так?
– Так.
– Тогда в чем дело? Вы же ничего не теряете!
– А Онести? Разве она когда-нибудь пела перед толпой? Выступая на улице в такой холод, можно легко лишиться голоса!
Онести слушала этот разговор и не знала, смеяться ей или плакать – как относиться к попыткам Джесса помочь ей. Ведь он и понятия не имел о том, сколько раз ей приходилось петь на званых ужинах у Дьюса... Но после той страшной ночи, которая перевернула ее жизнь, она замолкла и, как ей казалось, навсегда...
– Это Онести-то не сможет петь перед толпой?! – возмутилась Скарлет. – Да она просто рождена для сцены!
Роуз вплотную подошла к девушке и заключила ее ладони в свои.
– Онести, ты ведь знаешь, в каком я сейчас трудном положении, не правда ли? И если мне не удастся каким-нибудь способом привлечь внимание к своему заведению и получить финансовую поддержку, то «Скарлет Роуз» грозит неминуемое банкротство! Я не прошу у тебя невозможного. Всего лишь один вечер! Обещаю вам обоим десять процентов от выручки.
Онести смотрела в умоляющие глаза хозяйки и чувствовала, что не сможет ей отказать. Она подумала также об упакованной сумке, ожидавшей ее наверху, о жалких двенадцати долларах в кошельке и протертой чуть ли не до дыр карте, в которой, возможно, заключалась разгадка к завещанному отцом секрету. И все-таки больше всего в тот момент она думала о Роуз. О женщине, которая в ночной час открыла ей дверь, не спросив, кто она и откуда пришла...
– Хорошо, – сдалась Онести и тяжело вздохнула. – Я попробую.
Роуз сжала ее руки и улыбнулась благодарной улыбкой. После чего с надеждой посмотрела на Джесса:
– Ну а вы?
Джесс ответил не сразу. Скарлет продолжала смотреть на него умоляющим взглядом. И мужское сердце не выдержало.
– Но если я буду весь вечер только нажимать на клавиши, то кто станет следить за тем, чтобы ваши клиенты не напились и не стали хулиганить? – шутливым тоном спросил он.
– Ничего! Мы с Онести сумеем их утихомирить. Ваше дело – обеспечить нас музыкой!
Джесс повернулся к Онести и некоторое время молча смотрел на нее. Она не могла понять, о чем он думал, но по сумрачному лицу догадалась – его мысли витали где-то далеко.
Выдержав долгую паузу, Джесс тяжело вздохнул:
– Я согласен. Не сомневаюсь, что посетители этого заведения останутся довольны...