Дерзкий поцелуй

Глава 20

Суффолк, апрель 1794 года

Лошади, галопом несущиеся по Моултон-Хит, рассекали густой туман, висящий над блестящей от росы землей. Гаррик наблюдал за их бегом в подзорную трубу.

– Великолепный вид, Ник.

Его спутник, не более пяти футов росту, и тощий, как гончая, коротко и деловито кивнул:

– Они справятся, милорд.

Гаррик вытащил Ника Каттермола из неизвестности и взвалил на него управление конюшней Армитиджей. Его вера в йоркширца была вознаграждена несколькими впечатляющими победами. Он не мог винить своего тренера за неудачи последнего сезона, когда из-за испорченного корма заболели их самые лучшие скакуны. Но ничто не могло восстановить их репутацию в кругу знатоков, кроме эффектной победы на предстоящих весенних скачках.

– Люди помнят, что нам не повезло, – вздохнул Ник. – Они не знают, что случилось. Им все равно.

– Ты выходил их, они уже здоровы. Валет выглядит особенно сильным.

– Угу, тренировать его легко, ведь он такой спокойный и степенный.

Гаррик повернулся и направил трубу на гнедую кобылу, на которой выезжал из конюшни молодой жокей.

– Вон наша Ставка. Он уже установил с ней контакт?

– Не уверен. – Ник обратился к помощнику конюха. – Удлини эти ремни. Он просто разминает ей ноги, он не скачет на ней.

Как и все жокеи Каттермола, Кон Финбар ездил без хлыста.

– В четыре года она выиграла три старта из четырех, – напомнил Ник своему хозяину. – Я хочу, чтобы она побила тот рекорд. – Он прикрыл глаза ладонью от восходящего солнца. – Ваша светлость ждет гостей? Или это шпион, посланный конкурентами?

Экипаж, ехавший по разбитой дороге, остановился неподалеку от загона.

– Дядя Барди! – Гаррик торопливо направился к нему.

Две недели назад он сбежал из Монквуд-Холла, после того как объявил об изменении своих брачных планов. Он с ужасом думал о том, что дядя снова начнет приставать к нему с расспросами – а разве можно говорить о делах в столь ранний час? Его голова все еще болела после бесконечной ночи, когда он пытался утопить свои печали в вине.

Баронет держал путь в Кембридж.

– Не мог проехать мимо Моултона и не заглянуть, Гарри. Уже вывел своих на пробежку? – заметил он, наблюдая, как лошади мчатся по белесой пустоши. – Кого ты выставишь на первых скачках в Ньюмаркете?

– Валета, Ставку и Десятку, – перечислили своих скакунов Гаррик.

– По этим именам все поймут, что владелец – ты, так же как и по бело-зеленым костюмам. Кто из жокеев поскачет на Кубок Хайда?

– Кон Финбар.

– Твой паренек-ирландец? Я думал, что ты поставишь Джорджа Гослинга. Он всегда выступал в Моултоне, еще при покойном герцоге.

– У него и так достаточно дел, – вмешался Ник Каттермол. – Впереди еще много скачек.

Баронет улыбнулся:

– Ты же мечтаешь именно об этом Кубке, так, Гарри? Если ты скажешь, что в этом году выиграешь Кубок Хайда, то я сам поставлю на тебя.

– В будущем у нас может не быть такого шанса – мне, возможно, придется продать победителей, чтобы покрыть расходы. У меня ведь нет таких бесконечных ресурсов, как у герцога Белфорда или принца Уэльского.

– Я слышал, что лорд Гросвернор уже распродает свою конюшню; мне будет жаль, если тебе придется сделать то же. На земле Моултон-Хит выросло немало крепких лошадок – многие из них стали чемпионами.

Это была неприятная тема, и Гаррику не хотелось ее развивать.

– Хочешь позавтракать со мной? – спросил он дядю. – Я встал до зари и не ел ничего, кроме крепкого кофе.

Он повел сэра Бардольфа в свое временное пристанище – ветряную мельницу, переделанную в жилой дом, – она давно служила штаб-квартирой герцогов Холфордов во время посещения конюшен.

Он смутился при виде беспорядка в гостиной.

– Я дал Карло выходной, – пояснил он.

Сапоги для верховой езды, щетка и вакса валялись на полу; на каминной полке лежал кнут. Вокруг овального стола в беспорядке стояло с полдюжины кресел красного дерева, на спинке каждого из них была нарисована картинка, изображающая скачки.

– Неплохо придумано, – восхитился сэр Бардольф. – Они новые?

– Только что доставлены из мастерской Шератона. Украшение – моя идея, и Шератон взялся за этот заказ. Здесь ты видишь всех победителей и жокеев из конюшен Армитиджей. Вот Стрела на финише в Эпсоме. И знаменитая победа в Ньюмаркете Диадемы.

Барди перевел взгляд со спинок кресел на пустой графин.

– Я беспокоюсь о тебе, Гарри. Ты очень плохо перенес свою недавнюю потерю – я говорю не о проигрыше на скачках.

– Я добьюсь ее, – заявил он храбро. – У Лавинии было достаточно времени, чтобы все обдумать. И у меня тоже. – Он упал в одно из искусно расписанных кресел. – Под давлением обстоятельств она была вынуждена полагаться на свой ум и свою находчивость. Да, она обманула меня, но граф и его адвокат просто не оставили ей выбора.

– Ты обдумал мой совет о том, чтобы постараться помириться?

Он кивнул:

– Я уже придумал, как это сделать. Лавиния забыла забрать фамильные драгоценности из сейфа Сиберри. Я поеду на остров Мэн под предлогом возвращения рубинов Баллакрейнов. Я попрошу у нее прощения за то, что разочаровал ее. Она может выйти замуж у себя дома, в присутствии своей семьи, а ты увидишь нас на весенних скачках в Суффолке.

– Я могу предложить тебе другой план. Скажи ей, что она будет жить в Монквуде. – Баронет передал ему кожаный кошель. – И передай ей вот это.

Ох, ну и тяжелый. Гаррик заглянул внутрь. Не веря своим глазам, он уставился на бриллианты.

– На тебя могли напасть разбойники! – ошеломленно произнес он.

Сэр Бардольф пожал плечами.

– В таком тихом уголке это маловероятно. Кроме того, воры потребовали бы денег, и никому из них не пришло бы в голову, что мужчина моих лет и наружности носит с собой бриллиантовое ожерелье.

И великолепное ожерелье, восхитился Гаррик. Он никогда не видел камней такого размера и чистоты.

Дядя хлопнул его по спине.

– Твоя дама заслуживает вознаграждения, если она согласится выйти замуж за парня с такой репутацией, – произнес он весело.

– Ты прав, – согласился Гаррик. – Сегодня же я отправлюсь в Лондон и заберу драгоценности у Сиберри. И, – добавил он, – наконец-то объясню Франческе, почему я не могу жениться на воспитаннице ее мужа.

На перекрестке скопились кареты – аристократы и мелкопоместное дворянство возвращались в Лондон. Главный светский сезон продолжится на Пасху и продлится до летних парламентских каникул.

Гаррик выехал из Моултона в прекрасном настроении. Дядя Барди, милый старик, облегчил ему тяжелый путь к браку. Лавиния не может отказать ему теперь, когда он способен предложить ей настоящий дом и достойную жизнь. Сейчас гораздо важнее порадовать любимую женщину, чем открыть игорный дом и унизить отца, который отказался признать своего сына. Мысленно он забил последний гвоздь в крышку гроба этого плана.

Его энтузиазм слегка поутих, когда он подумал, как кузина воспримет эту новость. Возможные возражения его брата его уже не волновали – Эдвард давно забыл о его отказе жениться на мисс Холси. Худшее, что он мог сделать, – прекратить оплачивать конюшни Армитиджа, и если такое случится, Гаррик предложит дяде стать его партнером.

В этот ясный весенний день лондонцы спешили за город и по делам. На их лицах Гаррик читал решимость воспользоваться каждой солнечной минутой.

Его прибытие на Сент-Джеймс-сквер застало его кузину врасплох. Она вскрикнула, когда он вошел в ее гостиную.

– Почему ты никогда не посылаешь писем? – недовольно спросила она.

– Потому что я редко строю планы заранее. Предупреждение лишило бы тебя возможности насладиться этим прелестным сюрпризом.

– На этой неделе у меня уже их столько было, – протянула она. – Твое возвращение – это третий. Сначала Лавиния вернулась в город, затем...

– Она здесь?!

– Да. Мистер Уэбб послал за ней, сейчас она отправилась в его контору.

Лавиния сама вернулась к нему! Обрадованный этим неожиданным подарком, Гаррик вынул кожаный мешочек.

– Ты первая увидишь чудо, которое я привез из Суффолка. – Он вынул бриллианты и помахал ими перед ее глазами.

– Боже мой, – выдохнула она. – Это, наверное, ожерелье твоей тети Анны?

– Эти бриллианты достойны королевы. Увы, Марии Антуанетте не довелось их надеть. Примерь ожерелье, кузина.

Она не смогла отказаться и обернула его вокруг своей шеи. Несколько секунд она любовалась собой в зеркале.

– Они будут смотреться еще лучше с вечерним платьем, – заявила она. – И все же я не уверена, что смогу носить такую великолепную вещь с подходящим нарядом. Но я попробую, если ты одолжишь его мне на следующий бал.

– Все зависит от того, когда он состоится. У меня есть планы на эту безделицу.

Она отвернулась от зеркала.

– В следующем месяце. Он совпадает с официальным объявлением помолвки.

– Чьей? – спросил Гаррик рассеянно.

– Это мой второй сюрприз. Уильям Шандос и Лавиния Кэшин обручены. Я выиграла наше пари, Гаррик, – хлыст с золотым наконечником останется у меня, а ты должен мне полпенса. Как я и предсказывала, она станет маркизой Ньюболд. В июне.

После первого потрясения пришло понимание того, что это крупнейшая катастрофа в его жизни. Боль в сердце была нестерпимой. И ведь подумать только – он собирался объявить о своем браке! Лавиния вернулась в Лондон, чтобы выйти замуж за маркиза. Это самое ужасное, что можно представить. Ему хотелось рвать на себе волосы, браниться и буйствовать, но он страдал молча.

– Из Нортгемптоншире приехала мать Ньюболда, чтобы с ней познакомиться, – весело объявила Фрэнсис. – Вчера, когда я ходила за покупками, он явился сюда, а когда я вернулась, дело уже было сделано. Я буду заменять ее родителей, ведь Кэшины не приедут на свадьбу. Сколько у меня будет забот! Нужно приготовить одежду невесты и позаботиться о многом другом. И я еще не решила, кто будет посаженым отцом. Наверное, Холфорд. Или ты.

– В июне я буду в Ньюмаркете, – выговорил он с трудом.

– Ну, тебе придется пропустить пару дней скачек, потому что без тебя этой свадьбы не было бы, если бы ты не попросил меня найти ей супруга.

Теперь ему стало еще хуже. Когда она вернула ему ожерелье, он подумал о том, что ему дальше с ним делать. Если бы нитка была чуть длиннее, он мог бы себя задушить.

Отчаяние часто приводило Лавинию в дом адвоката на Стенхоп-стрит, но только не сегодня. Даже угрюмый клерк не мог испортить ей настроения. Помолвка с маркизом все расставила по своим местам.

Прежде чем принять его предложение, она призналась ему в былой привязанности – не называя имени джентльмена и не сообщая деталей. В ответ он понимающе улыбнулся и заверил ее, что ей не нужно просить прощения за заблуждения юности. Затем он поцеловал ее – ласково, но неуклюже. Его восхищение ее шармом и красотой покорили ее сердце и восстановили чувство собственного достоинства, и она забыла о его богатстве. Она хотела его любить и была уверена, что когда-нибудь полюбит.

Гаррик был в Суффолке, с глаз долой – если даже не навсегда из сердца вон. Иногда она пыталась представить себе его реакцию на ее помолвку. К счастью, утешала она себя, его здесь нет, он не сможет оскорбить ее своими колкостями. После окончания скачек он, возможно, продолжит путешествия по континенту. Если ей не придется больше с ним встречаться, все будет хорошо.

Клерк прошаркал в приемную, где она ждала, и промычал, что его начальник сейчас ее примет. Ей не терпелось узнать, зачем ее вызвали. Наконец она вошла в кабинет Уэбба.

Дэниел Уэбб улыбнулся ей, как директор школы улыбается любимому ученику, который его порадовал.

– Я получил ваше послание. – Опустившись на стул возле своего стола, заваленного бумагами, он пригласил ее сесть. – Когда состоится свадьба?

– В июне – так хочет лорд Ньюболд.

– Я надеялся, что это произойдет раньше.

Она не знала, какое значение это может иметь для него. И она не хотела переносить дату.

– Я согласна с решением его светлости.

Уэбб сложил руки домиком.

– Вы интригуете меня, миледи, еще с тех пор, как ростовщик Соломон рассказал мне о мэнкском графе, увязшем в долгах, и о его прекрасной дочери. Я поспешил на Корк-стрит, чтобы посмотреть на вас, и в тот миг, когда я вас увидел, я разделил оптимизм вашего отца о том, что вас ждет блестящий брак. Я знал, что вы окажетесь для меня очень ценной находкой.

Она была сбита с толку.

– Я не понимаю?

– В тот день, как я покинул ваш дом, я сообщил торговцу шелком, что он не получит своих денег. Он поступил так, как всегда поступают торговцы, – подал жалобу на вашего отца. Были посланы бейлифы, чтобы его арестовать, я сознательно допустил ошибку во время ведения дела, и в результате его отправили в тюрьму.

Лавиния сидела на стуле не двигаясь. Доверенный советник ее отца разорил ее семью?

– Вы способствовали нашим несчастьям? По какой причине?

– Я хотел добиться над вами влияния, сделать вас моей марионеткой. Я знал, что у вас есть коллекция рубинов, поэтому я нанял тех грабителей, которые напали на карету миссис Рэдсток. Позже я посылал анонимные письма, думая, что смогу заставить вас отдать драгоценности. Моя первая ошибка, – признался он сухо.

– Но записки, которые я получила, были написаны не вашим почерком, – удивилась она.

– Почерк был мой. Вы не узнали его, потому что моей перепиской ведает Уилл, мой клерк, – у него почерк лучше. Вы отправились в Лэнгтри, и, как и ваш отец, я ожидал, что результатом этого станет помолвка. Когда я посетил вас там, я преувеличил серьезность его болезни, чтобы ускорить ваш брак. Я даже не предполагал, что вы станете торговать собой, чтобы оплатить его долги.

– Я не делала этого! – защищалась она.

– В «Отдыхе кучера» у меня сложилось совсем другое впечатление. Да, я остановился именно там, чтобы переждать буран. Вы прибыли с лордом Гарриком, и он отвел вас в комнату наверху.

– Мы убежали, чтобы пожениться.

– А я предотвратил это. – Он улыбнулся ей. – Я побудил лорда последовать за вами в тюрьму Королевского суда, где он обнаружил ужасную тайну, которую вы от него так долго скрывали. Очень удачная тактика.

Комната вокруг нее уменьшалась в размерах, а человек по другую сторону стола вырос чуть не до потолка, и теперь весьма походил на злого великана.

Она вскочила на ноги.

– Что бы вы ни хотели от меня, вы этого не получите!

– Полагаю, что получу. Садитесь, миледи, я еще не закончил. Я хочу заключить с вами сделку. Если вы откажетесь, я буду вынужден поведать лорду Ньюболду некоторые неприятные факты из вашей жизни – начиная с бедности вашего отца и его пребывания в тюрьме. После этого – о вашем свидании с любовником. Я не думаю, что маркиз одобрит ваши подвиги в постели скандально известного распутника и повесы.

– Мерзавец! – пробормотала она. Он был законченным негодяем. Ее ненависть вырвалась наружу. – Вы отвратительны! – Она бросилась к двери, но он преградил ей путь.

– Будет лучше, если вы выслушаете меня – ведь мои требования разумны. Я буду молчать – за определенную плату.

– У меня нет денег, вы это знаете лучше, чем кто-либо другой, – произнесла она горько.

– Я смогу составить ваш брачный контракт так, чтобы он был выгоден нам обоим. Но больше, чем деньги, я нуждаюсь в покровительстве лорда Ньюболда. Я мечтаю стать его главным адвокатом. И начать политическую карьеру. Он заседает в палате лордов и контролирует два города, избирающих своих членов в парламент.

– Вы сошли с ума! – процедила Лавиния презрительно.

– И это говорит будущая маркиза, – парировал он, – которая раздвинула ноги, чтобы спасти своего нищего отца от долговой тюрьмы! Вы, миледи, моя муза. – Он послал ей воздушный поцелуй.

Она не собиралась сдаваться. Она еще поборется с ним! Она не будет его марионеткой – это он станет марионеткой для нее!

– Я сделаю все, чтобы помочь вам, мистер Уэбб, но мне требуется не только ваше молчание. В мой брачный контракт вы должны включить пункт, по которому маркиз предоставит моему отцу ежегодный доход. Тысячу фунтов в год.

Он надолго замолчал, обдумывая ее предложение.

– Я постараюсь, – пробурчал он неохотно. – Но я предупреждаю вас: представитель невесты, не имеющей приданого, обладает очень малым влиянием.

Лавиния вышла из комнаты, чувствуя себя обесчещенной. Зачем она вообще покинула замок Кэшин? Благородная нищета лучше пустого триумфа ее помолвки. Помолвка больше не успокаивала ее, вся радость испарилась.

В приемной она встретила джентльмена в черной одежде.

– Что-то случилось, леди Лавиния? – Он взял ее за локоть.

Встревоженное лицо под париком из конского волоса принадлежало мистеру Шоу, юному адвокату, которого нанял Уэбб, чтобы представлять дело ее отца в суде. Решив, что он состоит в заговоре с поверенным, она вырвала руку.

– Отпустите меня!

– Какую еще подлость совершил Уэбб?

– А вы не знаете? – Она просветила его насчет плана поверенного добиться места у лорда Ньюболда. – Вы знаете, что он в сговоре с грабителями? – спросила она.

– О да. Он проводит вечера в «Ребре Адама», притоне в Тотхилл-Филдс, где собираются грабители, скупщики краденого и мошенники. Когда они неосторожны или неудачливы, чтобы попасться с поличным, он заставляет меня их защищать. Он также охотится на несостоятельных торговцев. После этого он советует им объявить о своем банкротстве и скупает их товары за полцены. Затем он продает их – с прибылью.

– Это законно?

– Это незаконно. Его интерес к делу вашего отца меня насторожил. Грабеж и шантаж, – пробормотал адвокат. – Каким превосходным политиком он станет! Когда-нибудь ему придется ответить за все – если бы я не верил в это, я не смог бы спать по ночам.

Ласковое апрельское солнце не смогло согреть Лавинию по пути к карете Рэдстока. По дороге к Сент-Джеймс-сквер она безучастно смотрела на желтые нарциссы и золотые примулы – сейчас они выглядели куда менее ярко, чем в последний раз, когда она видела их.

Суровое испытание на Стенхоп-стрит ввергло ее в панику. По крайней мере, она так считала, пока Фрэнсис радостно не объявила о том, что Гаррик вернулся из Суффолка.

Гаррик не собирался желать Лавинии счастливого будущего. У него не было ее таланта лгать.

Он как-то смог выдержать нескончаемый обед и не устроить сцену. Он заметил, что она почти ничего не ест, – даже меньше, чем он сам. Ему было бы приятно думать, что это из-за него, но она почти не смотрела в его сторону. Что-то еще стала причиной ее отчаяния, и он видел, что оно неподдельное.

Он провел полчаса в одиночестве, в компании с бутылкой бренди – ему очень хотелось осушить ее всю и успокоить страдающее сердце. Но более сильное желание – быть с его мучительницей – привело его в гостиную кузины. Фрэнсис читала газету. Лавиния смотрела в открытую книгу, лежащую у нее на коленях, как будто заучивая ее наизусть, но ни разу не перевернула страницу.

Он нарушил долгое молчание:

– А где Ксанта, ваша верная подруга?

– В замке Кэшин. Ее полюбил мэнкский кот, и теперь, в ее положении, она не может долго путешествовать.

Гаррику хотелось отвести свисающий локон с ее щеки, приложить палец к уголку чувственного рта и заставить ее улыбнуться. Он сел за карточный столик и положил на него колоду карт.

– Как насчет партии в пикет?

– Я давно не практиковалась.

– Тогда я предскажу ваше будущее. Хотите?

– Я не верю, что вы можете сделать это.

– Подойдите сюда, и я докажу вам.

Должно быть, любопытство возобладало над разумом, потому что она села за стол и стала смотреть, как он тасует карты. Он три раза снял колоду, прежде чем выложить ряд из девяти карт рубашками вниз.

Он посмотрел на карты и нахмурился.

– Если вы собираетесь предсказать чью-то смерть или еще что-то ужасное, то я не хочу это слушать.

– Нет, нет. Я не вижу знака смерти. – Он положил палец на первую карту. – Девятка бубен означает негодяя, который причинит вам много хлопот. – Он двинулся дальше и указал на следующую карту: – Дама пик означает порок и то, что на вашу добродетель посягнет красивый мужчина. Король бубен указывает на то, что он упрямый и мстительный и у него светлые волосы.

– Вы выдумываете все это, – проговорила она, в ее голосе слышалось недоверие.

Он выдержал ее осуждающий взгляд.

– Если бы это было так...

– Следующая карта – черви, она должна означать любовь, – произнесла она с надеждой.

– Девятка червей означает огромное богатство, роскошь и уважение всех, кто вас знает. К несчастью, следующая карта – девятка пик, следовательно, разочарование затмит вашу удачу. И вот десятка треф. Двойственная карта – она означает богатство из неожиданного источника и потерю друга.

Теперь она завороженно ловила каждое его слово.

– А семерка треф?

– Еще одно подтверждение блестящего будущего и счастья, – процедил он мрачно. – И в конце – двойка червей. Она предсказывает успех и счастье, но вам, возможно, придется его подождать.

– Все не так уж плохо, – вздохнула она с облегчением.

– Конечно, нет. За вашими встречами с беспокойным, похотливым, мстительным светловолосым бродягой следуют богатство и роскошь. И после легкого разочарования вы получаете еще большее богатство и достигаете абсолютного блаженства. Всем бы так везло.

Черт, черт, черт! Похоже, сам черт вселился в его карты!

– Сегодня был очень интересный и богатый событиями день, – сказала Лавиния. – Если вы оба позволите, я пойду... в свою комнату.

Ей не хотелось говорить слово «спать» в его присутствии – он мог неверно ее понять. Пульс в ее лебединой шейке бешено трепыхался; печаль туманила серебристые глаза. Гаррик понял, что окончательно сошел с ума и безнадежно в нее влюблен, если решил, что все это признаки того, что она еще не совсем для него потеряна.

Глава 21

В понедельник пасхальной недели Лавиния и ее компаньонка сопровождали маркиза на открытие отреставрированного королевского театра «Друри-Лейн». Аристократы и богатые лондонцы толпились в фойе, с нетерпением ожидая увидеть шедевр архитектора Генри Холланда. Испугавшись, что может потеряться, Лавиния схватила за руку лорда Ньюболда. Он удивленно взглянул на нее.

Она тут же придумала объяснение:

– Эти люди меня пугают.

– Большая давка, – согласился он, ведя ее к ложе.

Находясь в безопасности частной ложи, Лавиния восторгалась высоким куполом театра. Лепнина из позолоченного гипса и алый занавес служили прекрасным фоном для дамских платьев и драгоценностей, а также роскошных вечерних костюмов джентльменов.

– Это великолепие лишило тебя дара речи? – хмыкнула Фрэнсис.

– Я считаю люстры, – призналась Лавиния. – Две дюжины – пока.

– Этот зал похож на пещеру, – высказала свое мнение Фрэнсис. – Ни один актер, даже Джон Кембл или Сара Сиддонс, не сможет справиться с его размерами. Их не будет слышно.

Лавиния вспомнила о том, что говорил о великолепии «Друри-Лейн» Гаррик, знакомый с лучшими театрами Парижа, Вены и Рима.

Промолчав о ее помолвке, он вернулся в Ньюмаркет на скачки. Одна из его лошадей бежала сегодня, и Лавиния желала ему выиграть Большой приз. Она не испытывала к нему неприязни. Если он верил, что ее помолвка вызвана алчностью, пусть будет так. По крайней мере, это защитит его от злобного поверенного. Ведь если Дэниел Уэбб выполнит свою угрозу и расскажет о том, что произошло в гостинице, все самые скандальные слухи о Гаррике получат подтверждение и за ним навсегда закрепится репутация развратника.

Когда элегантная мисс Фаррен вышла на сцену, по залу пронесся благоговейный вздох. Нежным голосом она прочитала пролог, специально написанный в честь этого великого события; в нем упоминалось о новых чудесах театра. За декламацией последовало поднятие железного занавеса. Человек ударил по нему молотком, демонстрируя его прочность, и похвастался способностью занавеса не гореть в огне. Театралы приветствовали это заявление радостными возгласами и аплодисментами.

Занавес поднялся, и одобрительный шум стал громче. На одном конце сцены стояли деревья, окружавшие статую Шекспира. В другом месте самый настоящий ручей бежал среди искусственных камней и попадал в большой пруд, по которому на лодке плыл какой-то человек.

– Очаровательная картина, – прошептала Фрэнсис.

После волнующей прелюдии Лавиния ожидала чего-то необычного.

– Зачем, – спросила она своих спутников, – на сцене лежит зеленое сукно?

– Оно показывает нам, что эта пьеса – трагедия, – объяснил Ньюболд.

– Но все знают, что это «Макбет». Я видела плакаты, развешанные по всему городу, и это написано на программе, которую вы купили у девушки, торговавшей апельсинами.

– Это давняя традиция.

Раздался внезапный раскат грома, и Лавиния подпрыгнула в своем кресле. Сверкнула молния, и появились три старухи, произнесшие заклинание.

Джона Филиппа Кембла, величественного и неотразимого Макбета, дополняла его сестра, Сара Сиддонс, играющая в спектакле леди Макбет. Лавиния восхищалась королевскими манерами актрисы и ее классическим орлиным профилем. Толстые темные косы были уложены на ее голове и покрыты вуалью, которая трепетала при каждой реплике.

– Лживое лицо должно скрыть то, что знает лживое сердце! – продекламировал мистер Кембл в конце первого акта.

– Я не видела более волнующего представления, – заметила Фрэнсис в антракте. – Как жаль, что Гарри его пропустил. – Она повернулась, чтобы поболтать с подругой через перегородку между двумя ложами.

– Армитидж куда более счастлив со своими лошадьми и теми шлю... и женщинами, которые околачиваются в Ньюмаркете во время скачек.

Лавиния обмахивалась веером, чтобы охладить горящие щеки. Гаррик бегает за проститутками? Ее не должно волновать то, что он делает, ведь это неверно – и, возможно, безнравственно им увлекаться.

Изучая строгий профиль лорда Ньюболда, она снова поклялась себе забыть свое беспокойное прошлое с бывшим любовником. Этот человек станет ее мужем – в соборе Святого Георгия в июне. Хотя она точно знала, что произойдет в первую брачную ночь, и с ужасом думала о ней, несмотря на советы Кэлибрид Тир о том, как себя вести в этом случае. Важнее всего, поучала ее мэнкская колдунья, не давать маркизу повода думать, что ей это понравилось. Благородные девственницы должны забиться в угол и плакать, а затем сдаться – покорно.

– Вы позировали для портрета сегодня? – спросил Ньюболд, и она кивнула. – Надеюсь, это не так утомительно, как вы ожидали?

– Нелегко сидеть неподвижно час за часом, – призналась она. – Но мистер Хоппнер развлекает меня, рассказывая об особах королевской крови, которых он рисовал, – о принце Уэльском и принцессах.

– Я думал о том, чтобы поручить это Ромни, но он берет тридцать гиней за портрет в три четверти, и это показалось мне слишком дорого.

Она не могла понять, как такой богатый человек может спорить из-за разницы в пять гиней.

– И я не могу назвать его светским художником. Он водится с такими, как леди Гамильтон и эта Энспак.

– Но мадам маркграф тоже позирует для мистера Хоппнера. Когда я выходила из его дома, я встретила ее на улице. Она пригласила меня посетить ее летние представления.

– Надеюсь, вы отказались? Она не тот человек, с кем мы можем поддерживать отношения. Развестись с лордом Крейвеном и жить с маркграфом до брака – уже плохо. Этот чудовищный спектакль стал еще одним доказательством ее бесстыдства. В будущем вы будете слушать лучших певцов и актеров здесь, в «Друри-Лейн», в «Ковент-Гарден» и в Опере. Предосудительная мода на частные театры скоро пройдет, так же как и каприз держать собственные игорные дома.

Его критика живо напомнила ей о Гаррике и его словах насчет правил – во время этой унизительной нотации в театре Энспаков. Ей стало легче, когда Ньюболд сменил тему:

– Сегодня утром я получил любопытное сообщение от поверенного вашего отца. Я не одобряю его попытку связаться со мной лично – по поводу изменения условий нашего брачного контракта он должен был обратиться к моим адвокатам.

Дэниел Уэбб ставил свои интересы превыше всего. Можно ли доверить ему защиту интересов ее семьи? Скорее всего, ей придется позаботиться об этом самой.

– Финансы моего отца пострадали, – начала она осторожно, – из-за плохих урожаев и большого количества непроданной шерсти. Он не может дать за мной хорошее приданое.

– Моя дорогая Лавиния, размер вашего приданого не имеет никакого значения, – успокоил ее Ньюболд. – Одно из преимуществ богатства – свобода выбирать невесту за ее красоту и хорошее происхождение.

Она могла бы закончить на этом обсуждение данного вопроса. Но дочерний долг вынудил ее добавить:

– Отец хотел бы перестроить свою фабрику. Обучение в университете моего брата было отложено. И врач моей сестры настаивает на том, чтобы она посетила курорт с минеральными водами. Мистер Уэбб знает об этом и будет вести переговоры как в моих, так и в их интересах.

– Это должны решать не мы, – небрежно прервал ее Ньюболд. – Мои адвокаты, конечно, будут возражать против любой передачи имущества, ежегодной ренты или содержания родственников моей жены. Так они и должны поступать, это их долг, – добавил он, смягчаясь. – Раздавать крупные суммы денег – значит существенно уменьшить мой капитал. Я должен заботиться о своей овдовевшей матери, семерых братьях и сестрах. Но мой главный долг, как главы семьи, сохранить богатство и имущество для моего наследника. И всех будущих поколений.

Лавиния почувствовала, как кровь отливает от ее лица, и холодеют руки. Никакой передачи имущества – никакой ренты – никакого содержания! Ньюболда заботит обеспечение еще не рожденных детей и вовсе не волнуют нужды живых.

– Естественно, – продолжал он, – я разрешу вам посылать подарки родственникам по подходящим случаям – на дни рождения и на Рождество. Вы можете быть такой щедрой, как вам этого захочется.

– Ваша светлость очень добры.

Что еще она могла сказать? Если бы великолепный театр внезапно объяло пламя, она не могла быть более напугана. Его решение разрушило ее самую заветную мечту.

Ньюболд любит ее, но эта любовь не распространяется на ее семью. Гаррик содержал бы их, подумала она с грустью, даже если бы ему пришлось потратить на это последнюю гинею. Для нее он сделал бы все в то короткое славное время, когда ей принадлежала его любовь.

– Надеюсь, вы понимаете мое положение? – спокойно произнес маркиз.

– Все, что вы сказали, разумно, – ответила она с притворным хладнокровием. Что ж, это было неожиданно – и очень прискорбно.

– Ваша преданность семье делает вам честь. Но запомните – в будущем ваша преданность должна принадлежать семье Шандос и нашим интересам. Вы должны порвать с вашим островом и его жителями. Как моя маркиза, вы займете высокое положение в английском обществе, и любая, даже маленькая странность в вашем поведении вызовет ненужные толки. Которые, конечно, вас огорчат.

И его тоже – это было очевидно. Правила, подумала она уныло. Гаррик предупреждал ее.

Пьеса продолжалась. Лавиния смотрела, как леди Макбет ходит по сцене, вскрикивая и взмахивая руками. Лавиния искренне завидовала ее способности навязать другим свою волю и дать выход своему разочарованию. Декорации и мастерство режиссера ее не трогали. Ведьмы, танцующие на пустоши, роскошный пир, дымящийся котел, царственные призраки – ничто не казалось ей столь же ужасным как трагедия, которую она переживала сейчас.

Раздавленная свалившейся на нее информацией, она прошептала Фрэнсис:

– Мне нужен воздух – я выйду.

– Мне пойти с тобой?

Лавиния отказалась – ей хотелось побыть одной.

– Я ненадолго.

Она встала с места, провожаемая еще одним неодобрительным взглядом Ньюболда. Она надеялась, что он когда-нибудь избавится от этой привычки.

В фойе не было никого, за исключением двух торговок апельсинами, шепчущихся в углу. Она села в позолоченное кресло и стянула узкие лайковые перчатки. Потом скинула туфли и наклонилась, чтобы растереть пальцы на ногах. Девушки-торговки открыли рты от удивления.

Они были бы еще более удивлены, если бы узнали, что она, в атласе и кружевах, с радостью поменялась бы с ними местами. Торговать фруктами в театре гораздо лучше, чем изображать влюбленную невесту, чтобы будущий муж увеличил ее содержание.

Если она не обеспечит деньгами свою семью – они потеряют замок Кэшин.

Если она не удовлетворит Дэниела Уэбба – ее он уничтожит.

Ее душа тосковала по Гаррику. Она мечтала вновь увидеть его, оказаться в уютных объятиях любимого. Но он не может ей помочь, даже если бы захотел.

«Лживое лицо должно скрыть то, что знает лживое сердце».

Эта фраза не давала ей покоя. Она слишком часто лгала Гаррику, и он поверил, что и сердцу ее тоже нельзя доверять.

Оставив позади оживленный Ньюмаркет, карета Рэдстоков въехала в Суффолк, графство, которое Лавиния никогда не надеялась увидеть и в котором меньше всего хотела оказаться.

Она еще никогда не видела таких огромных, широких и плоских полей. Домики были покрыты соломой, стены побелены и украшены замысловатой лепниной.

– Штукатурка, вот как это называется, – объяснила ей Фрэнсис. – Слева – Моултон-Хит. Все лошади, которых ты видишь, принадлежат Гаррику. И Холфорду.

Некоторые животные шли шагом; другие бежали медленной изящной рысью. На них не было седел – их спины покрывала зеленая ткань. Молодые всадники носили кепки того же цвета с белой полосой – цвета Армитиджа, как объяснила Фрэнсис. За ними ехал мужчина на пони, выкрикивавший указания.

– Не стоит останавливаться. Гаррик – на утреннем аукционе лошадей. И я заверила Уильяма, что ты не узнаешь о грубых сторонах скачек.

Их путь в Монквуд-Холл лежал на юг, вдоль Кеннет-Ривер, туда, где начинались холмы, поросшие лесом.

– Я с детства не была на первых весенних скачках, – призналась Фрэнсис.

– Леди посещают скачки? – удивилась Лавиния.

Лорд Ньюболд отреагировал на их разговор еще одним холодным взглядом.

– Раньше бывали, в моей юности. Ты не должна беспокоиться насчет Уильяма. Он был сердит, потому что застрял в Лондоне. Днем он слушает, как адвокаты спорят о контрактах и вдовьей части наследства, а вечером страдает от скучных политических речей.

Хотя Лавинии многое нравилось в сэре Бардольфе Хайде, она струсила под его проницательным взглядом, когда он спросил о ее помолвке. Она поняла, что его племянник доверился ему, но он, конечно, не знал всех деталей той ночи в «Отдыхе кучера».

Нет, его лицо и манеры не говорили о том, что он считает ее падшей женщиной.

Фрэнсис восторженно сообщила их хозяину, что деревня такая же очаровательная, какой она помнила ее с детства, а дом – восхитительное сочетание элегантности и комфорта.

– Моя карета в вашем распоряжении – если вам захочется посмотреть, как бегают лошади Гарри. Он сейчас в Моултоне, но часто показывается здесь. Он держит здесь один из своих экипажей – для двух нет места в конюшне. Вполне возможно, сегодня он будет обедать с нами.

Но Гаррик не появился к обеду, хотя его имя часто упоминалось в разговоре – ее компаньонка и баронет обменивались историями о его юношеских проделках. Сэр Бардольф рассказал о том, как его племянник поймал свинью, намазанную жиром, на ярмарке в Бери и случайно подстрелил егеря Монквуда из лука. Фрэнсис вспоминала о первом бале Гаррика в Лэнгтри и переполохе, который он устроил, выпустив ручного кролика под ноги танцующим.

Утром леди отправились в Ньюмаркет на скачки. Баронет, информированный о планах племянника, посвятил их в некоторые детали.

– Валет будет соревноваться с другими шестилетками, и шансы в его пользу. Но все же Менестрель демонстрирует замечательную скорость, и на нем скачет умелый жокей. Госи, его жокей, потел и пил слабительное всю неделю, готовясь к соревнованиям. Он стал настоящим скелетом, его нужно привязать к седлу, чтобы его не сдуло ветром.

Большинство посетителей скачек, заметила Лавиния, составляли мужчины, многие из них толпились у доски для заключения пари. Когда начались скачки, сэр Бардольф присоединился к герцогу Холфорду у каната на финише, оставив дам в открытом экипаже. Лавиния, прищурившись, смотрела на арену. Фрэнсис вооружилась театральным биноклем.

Лошади вышли на старт, их копыта взрывали зеленую траву. Лавиния увидела зеленую шелковую рубашку и кремовый жилет Джорджа Гослинга – он стоял впереди. Радостные крики пронеслись над трибунами.

– Это Валет! – завопил краснолицый мужчина.

– Трахни его! – заревел его спутник. – Я поставил на Менестреля. Давай, здоровый ублюдок, скачи к чертям!

Лорд Ньюболд точно не одобрил бы такие высказывания, Лавиния понятия не имела, что означают эти слова, но они в точности отражали ее мятежное настроение.

– Он победит, у него получится, – пробормотала Фрэнсис. – О да – отличный забег!

Джентльмены толпой двинулись к доске, чтобы рассчитаться со своими букмекерами.

– Жаль, что я не поставила, – вздохнула Фрэнсис. – Не удивлюсь, если Гарри поставил сотню фунтов на победу.

– Тысячу, – проинформировал ее сэр Бардольф, вернувшийся к ним. – И ставки были пять к одному – он получит в пять раз больше.

«И эти деньги пришли к нему за несколько минут! « – восхитилась Лавиния.

– А сколько получает жокей?

– Три гинеи за забег, – ответил баронет. – И награду от благодарного владельца. Пойду, прослежу, чтобы старина Госи прошел взвешивание.

– Ну, Лавиния, – спросила Фрэнсис, – понравился ли тебе этот спорт королей, Хайдов и Армитиджей?

Он ей очень понравился.

На следующий день сэр Бардольф постарался, чтобы они прибыли на скачки еще раньше и смогли занять места поудобнее. Вдруг он увидел своего племянника и замахал ему, приглашая к ним подойти.

– Ты покупал лошадь на утреннем аукционе? – спросил он.

Гаррик кивнул.

– Однолетка, потомок Красавчика Неда. Ноги как у аиста. Я дал больше, чем герцог Бедфорд.

– А Ставка хорошо прошла по пустоши утром?

– Кон говорит, что она настроена бежать. Старому Таттерсоллу она точно понравилась. Но все ставят на Делию, и шансы уравниваются.

Баронет ухмыльнулся:

– День еще не кончится, когда ты выиграешь столько, что сможешь забрать ее у Гормли.

– Не знаю. Все-таки шесть побед в шести стартах...

– Значит, ей пора узнать, что значит проигрывать.

Гаррик расхохотался.

Но его смех был просто щитом, за которым он прятал страдания, терзавшие его сердце. Как долго он сможет выдержать присутствие Лавинии? Встретить ее здесь, в Ньюмаркете, – это было ему не по силам.

Он живо представил себе, как могло бы все сложиться, если бы не ее предстоящее замужество. Как его невеста, она бы разделила каждую победу, заработанную его лошадьми и жокеями. Он бы искал у нее утешения после проигрышей. Она жила бы с ним в Моултоне, стояла рядом с ним, когда он любовался своими лошадьми, скачущими утром по пустоши. И вечером она лежала бы в его постели.

Господи, как же она красива! Волосы черные как ночь, а глаза светлые как заря. И это лицо, которое он осыпал поцелуями в своих мечтах.

Нахмурившись, он отвернулся и подошел к импровизированным игровым столам – чет-нечет, фараон, кости – всем этим заправляли жулики и шулера, которые предлагали крапленые карты и утяжеленные кости доверчивым жертвам. Гаррик подошел к пестрой толпе у доски для заключения пари. Пэры и дворяне в экипажах и верхом, окруженные своими конюхами и жокеями, – все выкрикивали свои ставки букмекерам.

С деланной беспечностью он прочитал имена лошадей, написанные мелом на доске, и прикинул свои шансы. Наконец он принял решение:

– Две тысячи на Ставку. На победу.

– Угу, – подтвердил букмекер, отмечая ставку.

Сегодня Гаррик нервничал больше, чем вчера, но решил не показывать этого. Он поставил в два раза больше, чем следовало, и винил в этом Лавинию. Он хотел выиграть огромную сумму – не для того, чтобы это произвело на нее впечатление, – ведь скоро у нее будет доступ к огромному богатству Ньюболда.

– Они пошли!

Он поспешил сквозь море тел к финишному столбу, протиснувшись между двуколкой и фаэтоном, чтобы наблюдать за финишем. Он видел ложу распорядителя, маленькую деревянную хижину на колесах.

Он оглянулся на Лавинию, сидевшую в экипаже его дяди. Она смотрела в бинокль его кузины, и ее встревоженное лицо заставило его обернуться. Что происходит на поле?

Он бросился к канатам, чтобы посмотреть на приближающихся скакунов. Гнедая кобыла в его цветах была зажата со всех сторон и не могла выбраться из группы.

«Обойди их стороной, Кон! « – умолял про себя он жокея.

– Сэр, отойдите назад! – рявкнул распорядитель, размахивая кнутом. – Освободите дорогу, лошади идут!

– Боже, смотри, это серая! – удивился какой-то зритель. – Она впереди – ее теперь не догнать.

Гаррик смог представить себе эту картину, не видя ее. Крики зевак сказали ему, что результат уже предрешен.

Лидер пролетел мимо бледной тенью – теперь Делил может хвастаться семью победами в семи стартах. Ставка пришла к финишу третьей.

Руки Гаррика сжали канат, пока он не почувствовал, как грубая пенька впивается в кожу. Две тысячи проиграны за секунду. Он и не ждал, что победит во всех гонках – возможно, ему повезет завтра. Сильнее всего его огорчало то, что Лавиния стала свидетелем его поражения и ему придется увидеть ее жалость. Или еще хуже – презрение.

Глава 22

В тот вечер Гаррик ужинал в Монквуд-Холле и пересказывал дяде слухи, которые слышал на аукционе и в клубе жокеев. Фрэнсис, которая предпочитала светские новости, демонстрировала врожденную вежливость и притворялась заинтересованной. Лавиния жадно ловила каждое слово. Хотя она была новообращенной в религию скачек, ее вопросы были умными, а комментарии – уместными. Гаррик что-то бурчал ей в ответ и ненавидел себя за это.

Его родственники помешали ему сбежать из этого дома, настояв на том, чтобы он был четвертым в игре в вист. Когда тянули карты, выбирая партнеров, он вытянул Лавинию.

Он уже приготовился к тому, что ему придется демонстрировать чудеса мастерства, компенсируя ее неопытность. К его удивлению, она вспомнила приемы, которым он учил ее в Лэнгтри. Она уверенно использовал свою сильнейшую масть и так же уверенно разыгрывала козыри. Когда она сомневалась, то следовала его примеру, позволяя ему разыграть короля, даму или валета. У него было достаточно бубен, он побил противников и добился победы.

Вторая, более напряженная игра закончилась победой его дяди и кузины. Третья, решающая игра оказалась самой упорной. Козыри были трефы; у Гаррика их оказалось мало. Он сбросил свою длинную масть – снова бубны – и безуспешно. Лавиния, сбитая с толку его приемами, не знала, что ей делать. Она не смогла правильно разыграть свои карты – и проиграла.

После она попросила у него прощения, кротко взяв на себя ответственность за поражение.

– Это не первое мое поражение сегодня, – ответил он беззаботно.

– Мне так жаль, что Ставка не победила.

Гаррик пожал плечами.

– Часто отличные лошади не отличаются выносливостью. Она не смогла сдержать Делию. Молодой Кон старался от души, но не смог заставить ее показать все, на что она способна. Завтра у него получится лучше, когда он выступит на Кубок Хайда.

Ее рука исчезла в кармане муслинового платья и вынула несколько банкнот.

– Я хочу дать тебе двадцать фунтов.

– На что?

– Я хочу поставить на твою лошадь, – заявила она серьезно.

Возможно, это все ее наличные, подумал он, вспомнив о ее неспособности распоряжаться своими деньгами. Этот до смешного щедрый жест воскресил его веру в то, что она была и всегда для него будет единственной женщиной в мире.

– Ты можешь их потерять, – попытался он охладить ее пыл.

– Если ты не поставишь их за меня, я сделаю это сама, – пообещала она непреклонным тоном.

– Ну хорошо, – наконец согласился он.

Подгоняя своего жеребца на пути в Молтон, Гаррик лелеял свое разочарование, думая о темноволосой красавице, которая перевернула всю его жизнь. Неискренняя, алчная, непостоянная – он любил ее и всегда будет любить. С самого начала их знакомства она призналась ему, что мечтает заполучить богатого супруга. Ее мотивы были ему непонятны, а сейчас он и вовсе не знал, что думать. Ее отец вышел из тюрьмы, долги были оплачены, и она могла выйти замуж, за кого пожелает. Она приняла предложение Ньюболда, и не потому, что безумно была в него влюблена. Тогда почему она это сделала?

Бессонной ночью он придумывал и отвергал всевозможные варианты, как спасти ее от этой прискорбной участи.

Похитить ее, увезти за границу и жениться на ней в Гретна-Грин – это уж точно расстроит ее помолвку. Если бы он был тем мерзавцем, каким его считали, он бы сообщил Ньюболду, что будущая маркиза не так чиста, как он ожидает. Разрушить репутацию дамы – грубо и жестоко. Этот вопрос даже не стоит рассматривать. Просить помощи у кузины – тоже не годится, она вряд ли поможет ему расстроить блестящее сватовство.

Утром он приехал в Ньюмаркет со своей свитой – лошадьми, жокеями, конюхами и тренером. Он отправился прямиком в «Белый олень», где встретил Моллюска Парфитта. Разговоры в кофейне, которые он случайно подслушал, дали ему понять, что самому молодому жокею доверять не стоит. Он притворился равнодушным, но в душе его кипела ярость.

Скачки начались вскоре после полудня. Они с Эдвардом смотрели ранние заезды, пытаясь подыскать хороших животных для конюшни Армитиджей, затем пошли в собственный загон. Посетителей было мало – дурной знак.

Кривоногий конюх водил Десятку по загону. Сухопарый и нескладный, вороной конь как-то нелепо переставлял ноги.

Наблюдатель у ограды обратился к своему спутнику:

– Говорят, что, когда он бежит, он устойчивее всех.

– Но быстрый ли он? Я следую правилу «Если шаг хороший, то и галоп хороший». Я и о жокее невысокого мнения. Пойдем посмотрим на Не-говори-жене.

Ник Каттермол, услышав эти слова, поднял морщинистое лицо.

– Наверное, вы уже слышали, что говорят о нашем Коне – что он специально провалил вчерашний заезд.

– Мы слышали, – огорченно произнес Эдвард. – Как и каждый человек в Ньюмаркете.

– Ваша светлость, кое-что хорошее из этого все-таки вышло. Старина Госи, который всегда так ревновал парнишку, вдруг начал заступаться за него. Теперь он забрасывает его советами о том, как вести гонку.

Гаррик пошел к жокеям. Кон сидел на перевернутом ящике, обнимая свое седло из свиной кожи, и внимательно слушал кривоногого ветерана.

– Будь спокоен сам, – наставлял его Госи, – и твоя лошадь тоже будет спокойна. Следуй течению гонки. А когда придет время выходить вперед, делай это постепенно. Держи его под контролем, не позволяй ему бежать слишком свободно, иначе он потеряет скорость. Тебе нужно сделать поздний рывок. Поэтому когда дойдешь до уклона, скачи как можно быстрее. И никогда не оглядывайся на других – так ты выведешь лошадь из равновесия. Если уж ты хочешь посмотреть, то поверни только голову, но не все тело.

– Довольно, Госи, – прервал его Гаррик. – Кон знает повадки этого большого шаркуна лучше любого из нас. Мы должны верить, что они завтра проведут свой лучший заезд.

Паренек с ангельским личиком, одетый в белый и зеленый шелка, встал.

– Мы сделаем это, милорд. Можете рассчитывать на нас.

Прозвонил колокол.

– Пора в седло. – Ник позвал Кона.

– Вчера в пивной парни смеялись над ним, – шепнул Гаррику старый жокей. – Он воспринял это серьезнее, чем следовало бы. Слишком нервный и чувствительный к упрекам – ему нужна закалка. Но этот парень – то, что нужно, милорд, не сомневайтесь.

– Не сомневаюсь. Пойдем, Эдвард, отыщем букмекера и сделаем ставки.

Увидев ставки на Десятку, он на мгновение замер.

– Семь к одному, – повторил букмекер, даже не глядя на доску.

Игрокам не понравилась ни стать лошади, ни недавнее поражение ее жокея. Но Гаррик поставил двадцать фунтов Лавинии на свою лошадь, затем еще тысячу из своих денег. Эдвард покачал головой и не стал вообще делать ставки.

Посмотреть заезд на Кубок Хайда собрались первые лорды-конезаводчики – Дерби, Гросвернор, Бедфорд. Сэр Чарлз Банбери, верхом на красивом коне, разговаривал с Эдвардом и сэром Бардольфом. Фрэнсис и Лавиния сидели в ландо, изучая толпу в театральные бинокли. Они не были единственными дамами среди публики, но зато были самыми красивыми. Пристрастия кузины Гаррика были очевидны: ее зеленый костюм был украшен белыми лентами. На Лавинии было красное платье, которое он так хорошо знал – пожалуй, даже слишком хорошо.

Его место – у финишного столба, с другими отчаянными игроками и взволнованными владельцами.

Ник Каттермол уже был там. Прикусив губу, он пробормотал:

– Ничего не остается, только ждать. Теперь все в руках Кона и в его голове. И в копытах Десятки.

– Бубны всегда были моей счастливой мастью, – заявил Гаррик.

А бриллианты, подумал он, счастья пока не принесли. Серьги Лавиния надела только однажды, в день маскарада. Но он тогда оскорбил ее, и в гневе она бросила их в него.

Проигрыш, пытался убедить себя Гаррик, не будет для него катастрофой. Он сможет легко вернуть двадцать фунтов Лавинии. Десятка только начинает свою карьеру, и Кон Финбар – тоже. У них будут и другие возможности себя показать.

– Многообещающий старт, – вздохнул его брат. – Но им нужно пройти еще три мили.

Гаррику кто-то протянул подзорную трубу, и он приложил ее к глазу. Зеленая кепка, вороная лошадь – четвертое место. Хорошая позиция, если только они не подпустят тех, кто толпится сзади.

Кон тряхнул поводьями, и Десятка удлинила свой шаг, чтобы догнать лидеров. Вытянув шею, она легко их обогнала. Впереди него был только Не-говори-жене.

Гаррик опустил трубу. Первая пара шла рядом, когда они подошли к склону.

– Скачи, скачи! – бормотал Ник сквозь зубы. – Отпусти поводья – вот молодец! А, ты обошел их – теперь им тебя не достать!

Волнение тренера потонуло в восторженных криках. Вороной конь промчался мимо, за ним фаворит и все остальные. Как только последняя лошадь проскакала мимо финишного столба, зрители и жокеи бросились на арену.

Гаррик чуть не упал – так сильно Эдвард и Ник хлопали его по спине. Возбужденные голоса гудели вокруг, на лицах были улыбки.

Ошеломленный, он уставился на своего тренера:

– Мы победили! Клянусь Богом, мы сделали это!

До него только сейчас дошло, что Кубок Хайда вернулся в семью, которая учредила его и дала ему свое имя.

И кроме призовых денег, выигрыш по пари был огромен.

После того, как секретарь скачек подтвердил его победу, ему вручили приз. Сэр Бардольф, чье лицо порозовело от гордости и счастья, искренне поздравил племянника.

– Блестящая победа, Гарри! Твоя Десятка великолепна!

– Выведена, рождена и выращена в Моултоне! – провозгласил Гаррик. – Что делает победу еще слаще. – Он принял распухший кошель из рук дяди – пятьсот гиней приятно оттягивали руки – и отдал его Эдварду.

– И конечно, Кубок Хайда.

По жесту баронета Лавиния вышла вперед с кубком, шедевром серебряных дел мастера – такого же цвета были и ее глаза. Она передала ему кубок, их руки соприкоснулись. Он услышал редкие аплодисменты и пару выкриков.

– Чмокни леди, парень! – закричал Госи.

Он наклонился и прижался губами к ее щеке.

– На скачках мне везет больше, чем в любви, – сказал он ей тихо. – Благодарю, милая.

Она не ответила на это завуалированное проявление нежности, жестокая бессердечная маленькая ведьма! Он хотел закричать толпе, что она принадлежит ему, что она дороже для него, чем все золото мира и даже серебряный кубок.

Но он только ухмыльнулся, кивнул и обменялся остротами с друзьями. И напился так сильно, как это было возможно.

– Начало июня, – сообщил лорд Ньюболд Фрэнсис и Лавинии. – Я решил, что это самое подходящее время для церемонии бракосочетания.

– Я надеялась, что это произойдет раньше, – заметила Фрэнсис, изучая свой «Карманный справочник леди». – Через три недели! Если бы вы приобрели лицензию, вам не пришлось бы ждать так долго.

– Я был очень занят расследованием, которое начала палата лордов, Мы пытаемся выяснить, какие организации здесь, в Лондоне, занимаются подготовкой к мятежу. – Он улыбнулся Лавинии. – Я не должен рассказывать все, что мне известно. Но будьте покойны, я и другие пэры никогда не позволим анархии подняться здесь, как это было во Франции.

Лавиния ничего не имела против того, чтобы маркиз был занят своими делами. У нее хватало других проблем.

– Не забывайте о бале у королевы, – напомнила Фрэнсис. – Гарри не может сопровождать нас – его не принимают при дворе. Даже если бы это было не так, он не желает пропускать скачки в Эпсоме.

– Можете рассчитывать на меня, леди. Мне не терпится представить ее величеству будущую маркизу Ньюболд.

Он посмотрел на часы.

– Вам так не терпится вернуться в Вестминстер, в этот ваш тайный комитет? – уколола его Фрэнсис.

– Я ничего не говорил о комитете, – возразил Ньюболд, – тайном или любом другом. Ни единого слова.

– Не думайте, что я не знаю, как ведутся дела. Палата общин только что закончила свое расследование, и вы не можете отрицать, что это было проделано тайно.

Они горячо о чем-то заспорили. Лавиния смотрела на их лица, пытаясь понять, о чем они говорят.

Маркиз выпрямился во весь рост.

– Оказывается, вы стали упрямой женщиной. Когда вы были моложе, вы никогда не спорили со мной.

– Свобода слова – привилегия зрелости, – заявила Фрэнсис. – Когда я была девушкой, я скрывала свои взгляды, боясь отпугнуть неженатых джентльменов.

Он рассмеялся:

– Леди, какие вы скрытные! Моя дорогая Лавиния, вы тоже ждете свадьбы, чтобы показать свое истинное лицо?

Лавиния пыталась найти ответ – и не смогла.

– Ньюболд, это не имеет значения, – весело проговорила Фрэнсис. – Поверьте, очень скучно жить, если уже в начале брака вы все знаете о своей супруге. – Она снова взялась изучать свой альманах. – До бала королевы осталось так мало времени. Я должна напомнить Сиберри о том, чтобы он почистил мои гранаты. Лавиния, тебе тоже нужно забрать свои драгоценности.

Ньюболд откашлялся.

– Я решил приобрести подходящие драгоценности для моей невесты, – заявил он. – К сожалению, все мое время было занято расследованием мятежа.

Лавиния подняла голову:

– У меня есть рубины Баллакрейнов.

– Это собственность вашего отца, – напомнил он, – но не ваша. У вас должно быть что-то свое. Те безделушки, которые мой отец подарил матери, – это ее личная собственность, и они достанутся моим сестрам. Вы должны сказать мне точно, что бы вам хотелось получить. Это сэкономит время. – Он подошел к ней и завладел ее рукой. – Я не могу оставаться дольше, но в другой день мы продолжим этот разговор.

Она надеялась, что он поцелует ее в щеку, но, как обычно, он приложился к ее руке. Этот жест вызвал сентиментальный вздох Фрэнсис.

– Какая ты счастливая, – произнесла она, когда он ушел. – Мои дни перед свадьбой были заполнены ссорами и враждой. Моя семья предпочла Ньюболда – и он был близок к тому, чтобы сделать мне предложение, когда я влюбилась в Рэдстока. Никто не ожидал, что столь искушенный светский лев женится на дочери священника. Когда мы познакомились, его любовница только что родила ему дочь.

– Вам это было больно.

Фрэнсис кивнула:

– Очень. Но он расстался с миссис Роджерс, назначив ей пенсию. И для меня было таким облегчением рыдать у него на плече. Рэдсток использовал все свои способности к дипломатии, чтобы убедить моих родителей. Он поклялся, что будет верен мне до смерти, и, в конце концов, мне позволили выйти за него замуж. Но до той минуты, когда отец привез меня в церковь Сент-Джордж, я боялась, что церемония будет отменена.

– Что стало с дочерью вашего мужа? – спросила Лавиния.

– Рэдсток – ее опекун, и она унаследует половину его состояния.

Гаррик говорил, что все хотели, чтобы он женился на ней.

– Он послал ее в одну из лучших школ, – продолжала Фрэнсис, – и взял с собой в Неаполь. – Она понизила голос до шепота: – Мой муж, я и Холфорд считаем, что Кэролайн – самая подходящая партия для Гарри.

– Как... интересно.

И как грустно.

– Когда мы жили в Монквуде, у нас с кузеном был весьма любопытный разговор. Он заявил, что здорово изменился, когда встретил некую молодую особу. Я уверена, что он говорил о ней. До того как вернуться в Англию, он провел некоторое время в Неаполе.

Лавиния больше не могла сидеть спокойно. Она подошла к окну, выходящему на площадь.

– Какой солнечный денек! Я пойду на Бонд-стрит, к мистеру Сиберри, и заберу свои рубины.

– Не задерживайся надолго – днем у тебя примерка.

Столько примерок, позирований днем, вечеринок, опер и пьес по вечерам. Ей не терпелось стать замужней дамой. После свадьбы она и Ньюболд уедут в его поместье в Суссексе – достаточно близко к Лондону, чтобы при необходимости он мог посещать палату лордов. Ни Гаррик, ни Дэниел Уэбб не смогут проникнуть в ее убежище и нарушить ее покой.

Сегодня она получила письмо от адвоката – он похвалялся своими успехами на переговорах о ее карманных деньгах. Шандосы предложили пять сотен в год – он потребовал в два раза больше. Они сошлись на семи сотнях. Уэбб писал, что она может ожидать увеличения содержания, как только произведет на свет сына и наследника.

Племенная кобыла – вот кем она станет. О ней станут заботиться и хорошо охранять. Иногда ее будут выставлять на публичное обозрение, а затем отводить обратно в конюшню. Она знала, что хозяин ее не обидит – при условии, что она будет ему подчиняться и верно служить.

По пути в лавку ювелира она вспоминала те приключения, которые обещал ей Гаррик, – медовый месяц на вилле в Венеции, маскарады, игорные дома. Жизнь без правил, наполненная страстью.

Она объяснила похожему на сову мистеру Сиберри причину своего визита, и он живо ответил:

– Да-да, рубины, леди. Я почищу их немедленно и лично принесу на Сент-Джеймс-сквер. Позвольте, я запишу, чтобы не забыть.

Пока он был занят, Лавиния увидела открытый футляр, который он оставил на прилавке. В его специальных отделениях был полный комплект драгоценностей – ожерелье, серьги, две броши, два браслета и диадема. Все они были украшены крупными голубыми камнями и крошечными бриллиантами.

Мистер Сиберри обернулся, когда она восхищенно разглядывала драгоценности.

– Неплохая коллекция, а? Я взял их вместо уплаты. Если я не смогу продать ее целиком, то сломаю оправу и помещу сапфиры в более модную оправу. Но необходимые материалы и работа уменьшат мою прибыль.

– Сколько это стоит? – осведомилась она.

– Тысячу двести фунтов.

– Лорд Ньюболд хочет, чтобы у меня были свои драгоценности, – сказала Лавиния. – Но он может решить, что цена слишком высока.

– Он не найдет ничего лучше у мистера Ранделла, – пояснил Сиберри. – В семье Шандосов редко делают дорогие подарки – иногда табакерку или набор ложек на крестины. Но маркиз женится на молодой леди с отличным вкусом, и тут он, думаю, не поскупится, а? Если бы он стал моим постоянным покупателем, я бы снизил цену. Это будет иметь для вас значение?

– Понятия не имею, – призналась она откровенно. – Я очень плохо осведомлена насчет его финансов.

Он вынул ожерелье из футляра.

– Прямо для маркизы, разве не так? Видите, большой камень на подвеске отсоединяется. Очень элегантный размер и форма, и каждый камень сверкает синим огнем. – Он расстегнул застежку и передал ожерелье Лавинии.

Она разглядывала украшение на своей ладони, и в голове ее возник отчаянный план.

Глава 23

Если Ньюболд купит ей драгоценности, они будут ее личной собственностью.

– Эти парные броши можно носить на плече, видите? – продолжал мистер Сиберри, прикрепляя броши к платью. – Примерьте ожерелье и диадему тоже.

Она последовала его совету, затем взяла у него зеркало.

– Пожалуй, я отдам их за тысячу. Они вам очень идут.

Он так хотел продать их, что начал ей льстить. Холодные зеленовато-синие камни делали ее взгляд мертвым, а кожу – бледной. Лавинии было все равно, они нужны были не в качестве украшения. Они послужат другой, более высокой цели.

Сняв украшения, она спокойно произнесла:

– Я поговорю с лордом Ньюболдом. И я буду очень вам благодарна, если вы придержите их, пока я не узнаю его ответ.

– С удовольствием. – Он пошел открыть для нее дверь и низко поклонился, когда она выходила из лавки.

Ей нужны эти сапфиры. Если они будут у нее, то она сможет продать их по частям – или их камни и золото – и использовать вырученные деньги для своей семьи. Дэниел Уэбб обделывал грязные делишки с грабителями на дорогах, и он, возможно, знает золотых дел мастера, который вынимает камни из оправ и плавит драгоценный металл.

Как она объяснит исчезновение подарка Ньюболду? Ограблением, решила она. Уэбб может это устроить – он уже делал это раньше. Лондон кишит грабителями, и аристократы – их добыча.

Она вернулась на Сент-Джеймс-сквер и восторженно описала Фрэнсис сапфиры, которые видела в лавке мистера Сиберри. Как она и надеялась, ее компаньонка села писать просьбу лорду поспешить на Бонд-стрит.

В назначенный час портниха прибыла с платьем для приема при дворе – синей копией того белого платья, которое было на ней в ночь ее знакомства с маркизом. Несколько кружевных бабочек взяли с испорченного платья, они были пришиты к просвечивающей верхней юбке, лучшему творению мисс Фэллоуфилд.

Лавиния стояла неподвижно, пока портниха прикрепляла к рукавам кружевные манжеты, а Фрэнсис без умолку болтала о драгоценностях.

– Ты должна надеть их на бал у королевы, – говорила она. – Нет ничего лучше сапфиров. Темно-синий цвет дополнит светло-голубой лиф и нижнюю юбку.

Она заставила Лавинию пройтись по комнате и учила, как справляться с кринолином и длинным шлейфом, последним криком моды, на приеме во дворце.

Весь день и всю ночь мысли Лавинии возвращались к драгоценностям. А что, если Ньюболд посчитает цену слишком высокой? Ворочаясь в постели, она сердилась на его скупость. Все же ее внешний вид очень важен для него, и, возможно, его привлекут эти великолепные камни.

Утром она спустилась в столовую и обнаружила, что Гаррик уже сидит за столом. Лицо его кузины выражало разочарование – и неудивительно, подумала Лавиния. Он выглядел ужасно. Растрепанные волосы спадали на его болезненно покрасневшее лицо. Его галстук был плохо повязан, а сюртук украшали темные пятна.

– Леди Лавиния, – прохрипел он. – Прекрасная невеста.

– Не обращай на него внимания, – посоветовала Фрэнсис. – Он в стельку пьян.

Он поставил локоть на стол и подпер подбородок ладонью.

– Вы обе принесли мне удачу в Ньюмаркете. Обязательно приезжайте на вторые весенние скачки.

– Тебе придется обойтись без нас. Скорее всего в это время Лавиния выйдет замуж.

– Близится радостный день. – Гаррик провел рукой по лицу и поморщился, уколовшись о щетину. – Нужно побриться. Где Карло?

– В твоей комнате, распаковывает вещи.

Лавиния открыла рот.

– Он останется здесь?

– Так он сказал.

– Прервал поездку в Эпсом, – пробормотал он. – Прошлой ночью остановился у Моллюска. Пошел в игорный дом. Выиграл пять сотен – может, больше. Отпраздновал.

– Вот, возьми чашку, – проворчала Фрэнсис. – И не расплескай кофе на скатерть. – Она повернулась к Лавинии: – Я еду на Бонд-стрит, хочу посмотреть на сапфиры.

Гаррик поднял на них мутный взгляд:

– Сапфиры?

– У Сиберри. Лавиния выбрала их вчера.

– Бриллианты, вот что ей нужно. У меня есть – огромные.

– Допивай кофе, – приказала Фрэнсис. – Прошу прощения, Лавиния, что оставляю тебя с этим жалким субъектом. Я буду очень благодарна тебе, если ты нальешь ему еще кофе – я не уверена, что он справится с этим сам.

Когда они остались вдвоем, Гаррик, прищурившись, взглянул на Лавинию.

– Хочешь са-апфиров? Это можно. За поцелуй.

– Не говори глупостей. У меня нет желания тебя целовать.

– Лгунья.

Она сердито посмотрела на него.

– Назови меня еще шлюхой и обманщицей, и покончим с этим.

Он прижал пальцы ко лбу.

– Прекрати кричать, у меня болит голова.

– Голова у тебя болит от пьянства. – У нее разрывалось сердце, когда она видела его в таком состоянии, и она подумала, нет ли в этом ее вины. Да нет, заспорила Лавиния сама с собой, ее нельзя винить в том, что он не может себя контролировать.

– Я должен что-то тебе сказать – пытаюсь вспомнить. – Он нахмурился от усилия. – Точно. «Тот, кто женится ради богатства, продает свою свободу». Может, я прикажу Сиберри выгравировать это на золотом ожерелье, тогда ты будешь носить его на шее.

– Почему ты не можешь вести себя пристойно и пожелать мне счастья?

– Потому что я не желаю тебе счастья, – ответил он страстно. – Если ты выйдешь замуж за этот ходячий доход от аренды, тогда я желаю, чтобы ты была несчастной. Ты заслуживаешь этого. – Пошатнувшись, он встал со стула, опрокинув фарфоровую чашку. – Проклятие! Фрэнсис зажарит меня на медленном огне!

Она не знала, смеяться ей или плакать.

– Осторожней! – воскликнула она, когда он схватился за буфет. Она ясно представила себе, как буфет валится на него.

– Побреюсь, и сразу к Сиберри. Ты получишь отличный свадебный подарок, дорогая. На память обо мне, – добавил он шутливо.

– Вот ваши рубины, леди, я хорошо их почистил. – Ювелир передал футляр Лавинии. – И гранаты миссис Рэдсток, которые она принесла сюда сегодня утром. Я рад, что вы решили приобрести эти сапфиры, но я не могу сказать, как долго они еще останутся у меня. Потому что лорд Гаррик также желает их купить. Он не спрашивал о цене, так же как я не осведомлялся о том, кому предназначен подарок.

– Может быть, мне, – смутилась Лавиния.

Сиберри поднял седые брови, отчего стал похож на изумленную сову.

– Ну что же. Если вам действительно нужны эти драгоценности, миледи, то я смогу сделать так, чтобы вы получили их.

Теперь была ее очередь удивиться:

– Как?

– Если лорд Гаррик вернется, я сообщу ему, что драгоценности стоят всего пятьсот фунтов. И то же самое я скажу лорду Ньюболду. Каждый подумает, что это исключительно низкая цена для такого великолепного украшения. Позволив обоим сделать покупку за полцены, я получу требуемую тысячу и прибыль. А вы, леди, получите прекрасный подарок от двух джентльменов, и никто из них ни о чем не узнает.

Лавиния смотрела на него, широко распахнув глаза. В его предложении она не услышала ничего непристойного. Он говорил об этом так, как будто подобный обман был самым обычным делом.

– Но ведь кто-нибудь может узнать об этом, – потрясенно прошептала она.

– От меня – никогда. Я не новичок в этих маленьких хитростях. Например, после того как некая леди проиграла в карты ценную брошь, я изготовил похожую, со стразами, чтобы лорд ничего не узнал. Только на прошлой неделе один джентльмен приобрел два изящных золотых браслета и попросил меня послать один его невесте, а другой – танцовщице из Оперы. Я не называю имен! Я надежен и молчалив – как исповедник.

– Что, если лорд Гаррик решит купить сапфиры, а лорд Ньюболд – нет? Или наоборот?

– В этом случае я заявлю – с огромном сожалением, – что по ошибке я назвал более низкую цену. – Он весело улыбнулся. – Вы хотите эти драгоценности, так почему вы должны отказываться от них? Позвольте мне все устроить, миледи, и они будут ваши.

Змей в садах Эдема не мог быть более убедительным.

Ей нравится Ньюболд, и она любит Гаррика. Но ни один из них не был так ей предан и не зависел от нее настолько, как ее родители, Керрон и Китти. Ради них она готова рискнуть.

Стук медного дверного молотка привлек внимание Гаррика. Он осторожно перегнулся через перила. Лакей принимал очередную швею. Люди прибывали каждый час – с новыми платьями и шляпами для Лавинии, с книгами и приглашениями для Фрэнсис. Все, что угодно, кроме того, что он ждал так нетерпеливо.

– Для леди, от Сиберри. – Курьер вручил слуге плоский сверток.

– Я возьму его, Элфред, – торопливо вмешался Гаррик.

– Очень хорошо, милорд, – ответил лакей, протянув ему сверток.

Он нашел в кармане перочинный нож и, разрезав бечевку, развернул бумажную обертку и уставился на кожаный футляр.

Наверное, вчера он был пьян, или сошел с ума, или то и другое, когда вернулся в лавку ювелира.

«На память обо мне».

Слова звучали хорошо, когда он так жестко произнес их Лавинии, и позже, когда он повторил их Сиберри. Теперь их вид преследовал его.

Он поднял крышку, чтобы посмотреть на камни. В полукруг диадемы была засунута карточка, украшенная гербом – незнакомым. Перевернув ее, он обнаружил послание.

Моя дорогая Лавиния.

Мне будет очень приятно, если сегодня вечером вы наденете эти украшения на бал ее величества. Я тоже надеюсь быть там, но, вероятно, явлюсь позднее.

Ваш преданный слуга

Ньюболд.

Правильный подарок – неправильный даритель. Ювелир ошибся.

Сбитый с толку, он снова прочитал записку.

Затем он отнес футляр наверх, в спальню Лавинии. Дверь была открыта настежь, и потому он смело вошел внутрь.

В комнате кто-то был еще совсем недавно. Свечи, прикрепленные к туалетному столику, были зажжены, их огоньки трепыхались на сквозняке. Синее атласное вечернее платье, украшенное кружевными бабочками, лежало на постели. Он положил футляр рядом с ним. Потом спрятался за занавеской, чтобы посмотреть на реакцию Лавинии.

Вскоре он услышал, как она вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Она неслышно ходила от бюро до туалетного столика и обратно. Вот она сняла дневное платье и повесила его на ширму. Повернувшись к кровати, она заметила футляр, открыла его и нашла карточку Ньюболда.

Гаррик отдернул занавеску.

Испуганно охнув, она уронила футляр. Драгоценности рассыпались по полу – ожерелье, броши и браслеты.

– Ты не должен находиться здесь!

– Не бойся, я не буду тебя насиловать. – Он обошел кровать, чтобы собрать упавшие предметы. – Надень их, – попросил он. – В отличие от Ньюболда я не увижу тебя в них на балу. Давай. Для меня. – Он попытался надеть диадему с драгоценными камнями ей на голову, но она резко отбила его руку.

– Не надо, – взмолилась она.

Не обращая внимания на ее протесты, он надел на нее диадему, тяжелое ожерелье и браслеты – и, наконец, вдел серьги в мочки ее ушей. Он аккуратно прикрепил одну брошь к ее сорочке, смяв тонкую ткань.

– Разве ты не поблагодаришь меня за прекрасный подарок? Или ты приберегаешь свои благодарности для Ньюболда? Я бы хотел знать, почему его карточка была вложена в мою покупку. Скажи мне правду, Лавиния. Только правду.

– Мистер Сиберри обманул и тебя, и Ньюболда, – призналась она. Ее голос казался нежным и бесцветным. – Я позволила ему сделать это, потому что мне нужны эти сапфиры.

– Черт, ты, оказывается, самая жадная женщина на свете, которую я знал! И к тому же дьявольски расчетливая. Я заложил ради тебя собственную душу. Но моей любви тебе недостаточно; ты жаждала богатства Ньюболда. И теперь, когда ты почти получила его, ты обманула меня – ради драгоценностей, которые твой маркиз мог бы легко себе позволить. Я аплодирую твоей находчивости.

Она опустила голову.

– Я должна была сделать это, – прошептала она. – Мне не нужно ничего для себя и никогда не было нужно. Ни денег Ньюболда, ни этих ужасных сапфиров. Но я должна помочь своей семье.

Вот, подумала Лавиния, ее шанс избавиться от преследующего ее чувства вины. Он уже не сможет подумать о ней хуже, чем думает сейчас.

– Мы – нищие, все мы. Прадед отдал все свое состояние, чтобы купить себе титул. Моя бабка оставила свои деньги католическим благотворительным организациям. В наследство отец получил только поместье. Замок Кэшин – это звучит так гордо, но это просто развалины. Наши арендаторы едва могут прокормиться на своих фермах – посевы затопило водой, и так из года в год. Шерстобитная фабрика закрыта. – Испытывая стыд и облегчение, она устало опустилась на скамейку. – Теперь ты знаешь все, Гаррик. У меня нет ни гроша. И я обманщица и лгунья.

– Авантюристка, – пробурчал он. – Как и предполагала Дженни. – Он невесело рассмеялся. – Я всегда знал, что ты создана для меня.

– Столько месяцев я хотела довериться тебе, но не осмеливалась, даже когда ты просил меня выйти за тебя замуж. – Это было так давно – то время, когда он хотел взять ее в жены. Она смотрела на него через пропасть, созданную ее обманом. – Моя семья ждет, что мы с мужем будем их содержать.

– Ты отказала мне, потому что у меня не было богатства?

Она покачала головой:

– Ты узнал, что мой отец сидел в тюрьме Королевского суда, и после этого я потеряла твое доверие, твое уважение и твою любовь. Я не могла выйти за тебя, зная, как сильно ты меня презираешь. Я хотела вернуться на остров вместе с отцом. Так я и сделала. Там я работала в поле, готовила и ухаживала за скотом. Но я не могла вернуть сестре здоровье. Или дать брату университетское образование. И я была так одинока – вот почему я решила, что выйду за Ньюболда, если он сделает мне предложение. Он сделал его, как только я вернулась в Лондон. И тогда все пошло наперекосяк, потому что я обнаружила, что мистер Уэбб использует меня в своих целях.

Лавиния рассказала ему о роли поверенного в аресте ее отца и его попытке украсть рубины Баллакрейнов.

– Он нанял грабителей, которые напали на нас с твоей кузиной. Он посылал анонимные письма, требуя, чтобы я отдала ему рубины. Ты был со мной, когда я получила первое письмо.

– Ту записку, которую ты сожгла? Да, я помню – и после этого ты отдала фамильные драгоценности на хранение Сиберри?

– Чтобы ускорить мой брак с богатым и влиятельным человеком, Дэниел Уэбб приехал в Лэнгтри и объявил, что мой отец тяжело болен. Ты был тем, кто сделал мне предложение – единственное, которое я хотела услышать. В ту ночь, когда ты и я... сбежали, мистер Уэбб был в «Отдыхе кучера». Он знал, что мы провели ночь в одной комнате. Чтобы предотвратить наш брак, он послал тебя в тюрьму именно в тот день, когда мой отец вышел на свободу.

– Какой же он негодяй! – процедил Гаррик презрительно.

– Теперь он снова меня шантажирует. Если я не уговорю маркиза нанять его и помочь с политической карьерой, то он скажет ему, что ты был моим любовником. Единственное, что он для меня сделал, – попытался выторговать содержание для моего отца в брачном контракте. Но Ньюболд оказался не таким щедрым и сговорчивым, как мы надеялись. Я думала, что у меня будет счастливый брак, но он никогда не будет честным. – Она коснулась сапфира на подвеске. – Мистер Сиберри утверждал, что сможет продать драгоценности и тебе, и Ньюболду, так что каждый заплатит половину цены. Я собиралась продать эти украшения и отдать деньги семье.

По ее щекам текли слезы. Он попытался смахнуть их, но она отвернула лицо.

– И я нарушил этот план, открыв футляр. Я рад этому. Лавиния, ты любишь маркиза? Он тебя любит?

– Мне он нравится. Но я думаю, что его восхищение мной далеко превосходит его привязанность. – Она подняла взгляд на Гаррика. – Ты больше не восхищаешься мной, так?

– Не особенно, не сейчас. – Он продолжал тихо, но твердо: – Но я люблю тебя. Ничто из того, что ты сделала – или можешь сделать, не изменит этого. Ты не должна плакать, любимая. Я твой раб. Отныне и навсегда.

Он страстно притянул ее в свои объятия.

Для нее это было похоже на возвращение домой после долгой тяжелой ссылки. Она облегченно вздохнула, когда его тело, такое знакомое, крепко прижалось к ней. Желание, грубое и неукротимое, захлестнуло ее. Она задрожала.

Его рот накрыл ее губы.

– Узнаю ли я все твои секреты? Думаю, ты скрываешь еще что-то, просто чтобы подразнить меня. Или помучить.

– Я не могу вспомнить. – Ее голова кружилась, корсет казался слишком тугим и не давал дышать. Наверное, он почувствовал это, потому что его пальцы потянули за ленты, освобождая ее тело. Беззаботный, он, в самом деле, хотел овладеть ею прямо здесь и сейчас.

Он отшвырнул свой сюртук, рванул с шеи галстук.

– Горничная! – побледнела она. – Она обнаружит тебя, когда придет одевать меня для бала.

– Это все упростит, – прошептал он, тяжело дыша. – Застигнуты на месте преступления – распутник и обманщица. – Он подошел к двери и повернул ключ. – Вот теперь ты в безопасности. Но не от меня.

Он подвел ее к кровати и мстительным взмахом руки сбросил великолепное бальное платье на пол.

– Сегодня оно тебе не понадобится.

Глава 24

Умиротворение после их занятий любовью было разрушено настойчивым стуком в дверь. Лавиния в панике выкатилась из объятий Гаррика.

– Госпожа! – позвала Селеста.

Он прижал палец к губам.

– Не отвечай, – прошептал он.

– Леди Лавиния, вы здесь? – Француженка попыталась повернуть ручку. – Мой Бог! – Ее торопливые шаги затихли вдали коридора.

– Принеси мою одежду, быстро, – скомандовал Гаррик.

Лавиния вылезла из постели, подняла его рубашку, сюртук и брюки.

– Что ты собираешься делать? – испуганно спросила она.

– Прятаться, – ответил он спокойно. – Притворись больной; скажи, что у тебя ужасная слабость.

– И это действительно так, – прошипела она.

Смеясь, он откинул мокрые пряди с ее лба.

– Очень внимательно следи за тем, что говоришь. – Схватив свою одежду, он скрылся под кроватью.

Она разгладила смятые одеяла, прежде чем забраться под них. Вскоре она услышала приближающиеся голоса – Селеста привела Фрэнсис.

И принесла ключ.

Они уже открывали дверь, когда она сообразила, что на ней все еще эти проклятые сапфиры. Времени снять их уже не было, но все же она дрожащими пальцами отстегнула брошь с сорочки и бросила ее на пол.

Фрэнсис была одета для бала, на ней было лимонное атласное платье с кринолином; волосы были искусно уложены и напудрены.

– Что случилось, дорогая?

– У меня ужасная слабость. Я начала одеваться, и вдруг мне стало дурно. Я должна была полежать. – Она сделала слабую попытку подняться.

– Нет, не вставай! – замахала руками Фрэнсис.

– Но королева, бал! – Прохладная рука потрогала ее щеку; другая взяла ее запястье.

– Ты не можешь ехать. Боже, ты горишь как в огне, и у тебя бешеный пульс.

«Неудивительно, – подумала Лавиния, – если у тебя под кроватью лежит любовник». Она нервно прикусила губу, когда Селеста нагнулась, чтобы поднять с пола бальное платье – и сапфировую брошь.

– Я знаю, ты разочарована, но будут и другие королевские балы, – утешила ее Фрэнсис. Она расстегнула браслеты, осторожно сняла диадему, серьги и ожерелье и сложила все это в футляр.

– Ты ведь пойдешь, да? И передашь мои извинения лорду Ньюболду? Я хотела бы узнать, во что будут одеты ее величество и все принцессы.

– Мне неудобно покидать тебя в таком состоянии. Селеста, принеси холодный компресс и укрепляющий напиток для леди, и поскорей. – Взбив подушку, Фрэнсис спросила: – Ты, случайно, не видела моего кузена? О, прости, я тебя толкнула?

– Нет, – еле смогла вымолвить Лавиния.

– Думаю, он провел всю ночь в игорном салоне леди Бекингемшир.

Гаррик, обнаженный, лежал под кроватью и слушал озабоченные реплики кузины. Эта сцена, подумал он, достойна фарса Мольера, хотя здесь было больше отчаяния, чем веселья. Он не двигался и даже не дышал, то есть не делал ничего, что могло бы его выдать. На каркасе кровати и на полу собралась пыль, и он в ужасе подумал, что может расчихаться.

Он уже простил Лавинии все, что она сделала, после ее разрывающего душу признания. Теперь весь его гнев обратился на этого негодяя-адвоката. Он заставит Дэниела Уэбба заплатить за свой шантаж. Но шантажист, как правило, бывает опасным противником.

Несколько месяцев назад он предупредил Лавинию, что опасно играть в игры светского общества, не выучив правил.

Его мать пострадала от внебрачной связи с лордом Эвердоном. Эдвард тосковал по миссис Фаулер. А сам Гаррик был влюблен в девушку, чья свадьба должна была произойти со дня на день.

Невозможно, подумал он, вот так взять и уйти из жизни Лавинии, пока она не выполнит свой долг перед супругом и не произведет на свет наследника, – при мысли о том, что она будет спать с маркизом, его затошнило. А если у нее когда-нибудь будет ребенок от Гаррика, их ситуация вообще зайдет в тупик. Отцом будет считаться Ньюболд. Гаррик был нежеланным плодом внебрачной связи, и ему была ненавистна мысль о том, что история может повториться, что другой человек может вырастить – и презирать – его ребенка. Его любовь к Лавинии была сильна, и своих детей он будет любить так же сильно.

Он знал теперь, почему она приняла предложение Ньюболда, и понимал, как трудно расторгнуть эту помолвку. Но она должна это сделать. Необходимость постоянно обманывать скоро доведет ее до нервного срыва. Способна ли она обманывать всю жизнь? Нет. Конечно, нет.

Его кузина и горничная-француженка все еще продолжали ухаживать за мнимой больной. Он услышал знакомый звон – хрустальный графин закрыли пробкой.

– Если ты настаиваешь, я поеду на бал, – неохотно произнесла Фрэнсис. – Селеста, нам пора собираться – я не справлюсь со шляпой и шлейфом без твоей помощи. Жди меня внизу, с моей бархатной накидкой.

– Да, мадам. – Служанка вышла из комнаты.

– Как замужняя женщина, я догадываюсь о причине твоего обморока, – проговорила Фрэнсис мягко. – Часто жених и невеста бывают нетерпеливы и заходят слишком далеко. Если необходимо приблизить дату свадьбы, ты только скажи.

– О нет, – быстро ответила Лавиния, – мы были вдвоем только один раз, когда лорд Ньюболд сделал мне предложение. В твоей гостиной.

– Не обижайся, – успокоила ее Фрэнсис. – Я в ответе за тебя, поэтому я должна была спросить об этом. Я всегда считала, что Уильям не такой человек, чтобы тебя соблазнить.

Гаррик поморщился. Зато он был как раз такой человек.

– Меня ждет карета, я должна тебя покинуть. Попробуй заснуть – я прикажу не беспокоить тебя.

Гаррик не покинул своего убежища, пока Лавиния, стоя у окна, не сообщила, что карета скрылась за углом. Ее лицо больше не было румяным – оно было белое, как ее сорочка.

– Мы выпутались, – радостно объявил он.

– Как ты можешь так говорить? Я никогда не была так напугана!

Он снова потащил ее в постель.

– Что ты делаешь? – возмутилась она.

– Пользуюсь возможностью, детка. – Его рука накрыла ее грудь и ласкала, сжимая и поглаживая. Вздернув ее сорочку, он обнажил ее ноги и погладил бедра. – Я хочу тебя, Лавиния. Скажи, что ты тоже хочешь меня.

Ее глаза были огромными омутами расплавленного серебра.

– Очень, – прошептала она. – Но это неблагоразумно. И опасно.

Он снял с нее сорочку, обнажив ее белое тело, и лизнул каждый сосок.

– Мне никогда не насытиться тобой, – заявил он.

Она задрожала, когда он проник пальцами в ее мягкое и влажное лоно.

Лавиния наслаждалась. Распалясь от желания, она отвечала ему ласками и голодными поцелуями. Он ведет себя безнравственно, о, так безнравственно – трогает ее там.

И там.

Он навис над ней, прижав ее руки, разведя ее ноги в стороны, и она покорно открылась перед ним. Он вошел в нее, и она задержала дыхание в радостном предвкушении чудесного акта любви.

Она обвила его руками и ногами. Их губы сомкнулись, и их страстный шепот нарушил тишину комнаты. Его язык метался между ее губами, вторя ритмичным толчкам.

Затем это произошло – одновременный бурный финал.

– Ты моя, – произнес он, задыхаясь. – А я твой.

– И это навсегда.

– Давай убежим. В Гретну. В Венецию. В Монквуд. Куда угодно!

– В замок Кэшин?

Этот вопрос удивил даже ее саму. Какая-то сила тянула ее на остров. Она чувствовала, что должна поскорее оказаться дома, но не знала причины.

– Куда захочешь. – Он отодвинулся от нее. – Но пока я не расправлюсь с Уэббом, мы не должны поступать необдуманно.

Она улыбнулась.

– Что может быть необдуманнее того, что мы делаем? Если я завтра пойду к Уэббу и скажу ему...

– Нет, – возразил он.

– Он не осмелится причинить мне вред – он зависит от моей доброй воли.

– С моей точки зрения, все обстоит как раз наоборот. Ты не будешь встречаться с этим шантажистом.

– Но в моей власти его уничтожить, – настаивала она. – Этот адвокат, мистер Шоу, обвинил его в ужасных преступлениях.

Они продолжали спорить, пока он одевался. Гаррик был непреклонен.

– Ты даешь мне слово, что будешь держаться подальше от Уэбба?

Он был готов принять только один ответ. Поэтому она дала ему свое согласие. Гаррик задумчиво посмотрел на нее:

– У меня есть план. Слушай меня внимательно.

Глава 25

Для тайной встречи он выбрал самый скандальный притон в Тотхилл-Филдс. Пивная, где собиралось местное преступное сообщество, была переполнена. В это время года темнело поздно, и те, кто обделывал свои делишки в темноте, собрались здесь, чтобы подождать захода солнца.

Уэбб знал здесь каждого воришку, грабителя, фальшивомонетчика, каждую неряшливо одетую проститутку. Его заинтересовал высокий разбойник в маске и накидке, который сидел в темном углу. Его спутник, констебль, возможно, получал плату за молчание от владельца таверны – между некоторыми беспринципными служителями закона и всяким отребьем существовал тайный уговор.

В «Ребре Адама» посетителям подавали дешевый ром, джин и бренди. Тоннель вел в игорный зал. По всему дому были устроены тайники, в которых прятали награбленное добро. Тот, кому нужно было срочно улизнуть, мог воспользоваться окном на верхнем этаже, которое вело на крышу. Ограбления случались здесь регулярно, и не одно убийство составило дурную репутацию «Ребра Адама». Притон функционировал и как публичный дом – постель можно было снять на несколько часов или на ночь.

Грубая, сильно нарумяненная женщина вытирала стойку бара не слишком чистой тряпкой.

– Че ты пьешь сегодня? – спросила она.

– Ничего, – буркнул Уэбб. – Я жду леди.

– Ну-ну, – проворчала она в ответ. – Как обычно, поведешь ее в комнату, чтобы поразвлечься?

– Что я собираюсь с ней делать, тебя не касается.

Женщина изумленно открыла рот и выпучила красные глаза.

– Боже ж мой! Точно, леди – слишком красивая для такого, как ты.

Он обернулся. Хотя красота ее была скрыта под длинной вуалью, леди Лавиния, сразу было видно, была созданием из совсем другого мира, которое случайно забрело в этот вертеп. Каждый вор и каждая девка вычислили стоимость ее муслинового платья, лайковых перчаток и серебряных пряжек на туфлях с точностью до полупенса.

Хозяин борделя и проститутка уже отпускали на ее счет непристойности, а констебль и разбойник таращились на нее во все глаза.

Уэбб повел ее к лестнице.

– Я снял комнату, где мы сможем поговорить, не боясь, что нас услышат.

Они пошли в номер, который он знал так же хорошо, как и комнаты в своем доме. Он провел здесь бесчисленные часы, сидя в кресле и совещаясь с преступниками. Он знал каждый комок в матрасе, и знал, как он ерзает под тяжестью двух тел.

Его гостья подняла вуаль.

– Я не могла улизнуть из дома, пока миссис Рэдсток не уехала в Оперу, – пояснила она. – Уверена, что вы недоумеваете, почему я потребовала этой встречи.

Она нравилась ему именно тогда, когда нервничала. Это было доказательством его власти над ней.

– Не волнуйтесь. Если возникнет проблема, мы с ней справимся.

– Я передумала выходить замуж за маркиза Ньюболда. Я не могу сделать это, – заявила она.

– Вы выйдете за него замуж, – непреклонно ответил он. – Мне жаль, если вам неприятно становиться леди Ньюболд. Пусть вас утешат семь сотен фунтов в год на карманные расходы, мебель, драгоценности, дома, кареты и лошади, которые вы получите.

Она опустила голову.

– Вы все еще страдаете по тому игроку? – насмешливо спросил он. – Он бросил вас, как только узнал, что ваш отец – тюремная пташка. Очевидно, ваш талант к кувырканию в постели не смог заинтересовать его надолго. Возможно, я должен сообщить ему, что вы переспали с половиной мужчин в тюрьме – от мистера Боуза до тюремного надзирателя.

– Гаррик вам не поверит!

– Глупая девчонка! – разъярился он. – Я не позволю тебе испортить мне жизнь, слышишь?

– Наверное, это слышала вся таверна, – пожала она плечами. Ее спокойствие сводило его с ума. – Мистер Уэбб, вы недалеко продвинетесь в политике, если не будете контролировать свой тон и свои эмоции. Кричать – нехорошо, особенно если это леди.

Она издевается над ним, сука!

– Презирай меня сколько хочешь. Я все равно уничтожу тебя.

– Когда я расторгну помолвку, как вы сможете мне повредить? Я потеряю расположение лорда Ньюболда и дружбу миссис Рэдсток. Они и о вас будут невысокого мнения, после того как я объясню им, что вы повинны в аресте отца и наняли разбойников, чтобы нас ограбить.

– А как насчет вашей связи с лордом Гарриком? Вы, конечно, не хотите, чтобы о вашем распутстве узнал весь свет?

– Осторожней с угрозами, мистер Уэбб. Вы шантажируете меня, и я могу доказать это.

На ее невозмутимую улыбку смотреть было невыносимо. Он подошел к ней, топая по половицам.

– Какие у тебя доказательства?

– Ваши письма.

– Ты сохранила их? – потрясенно спросил он.

– Ну, признаюсь, что я сожгла первое, зато сохранила остальные. Надеюсь, вы не будете от меня требовать их вернуть, потому что я уже отдала их мистеру Шоу. Адвокату.

Ее торжествующее выражение лица не изменилось, пока он не поднял руку. Когда он ударил ее по щеке, она громко вскрикнула и закрыла лицо руками. Голова ее ударилась о стену.

Неожиданно открылась дверь высокого буфета. Оттуда вышел высокий разбойник в маске.

– Какого черта тебе здесь нужно?

– Справедливости. И пусть твоя черная душа гниет в аду!

Уэбб испуганно уставился на пистолет. Раздалась короткая вспышка, оглушительный звук выстрела, и пуля ударила в его правую руку. Он закричал от боли и грохнулся на пол.

– Ну, милорд, – огорченно произнес кто-то. – Насчет стрельбы мы не договаривались. – Из буфета вылез констебль.

– В твоем журнале происшествий тебе придется записать это как несчастный случай. – Сорвав маску, лорд Гаррик Армитидж бросился к леди Лавинии. Он отвел ее руки от лица. – Дай я посмотрю, – мягко попросил он.

Из руки Уэбба текла кровь.

– Убийство! – застонал он. – Он пытался меня убить.

– А я видел совсем другое, – не растерялся полицейский. – Он не целился тебе в грудь или в голову, так? Он целился в твою руку, которая ударила леди. То есть я хочу сказать, пистолет был направлен в ту сторону, когда он вдруг случайно разрядился. Дэниел Уэбб, я должен сообщить вам, что вы арестованы по обвинению в шантаже.

– И нападении, – добавил лорд Гаррик. – Так будет вернее.

– Если эта женщина утверждает, что я ее шантажировал, – произнес Уэбб, поморщившись, когда констебль приложил носовой платок к его ране, – то я выдвигаю контробвинение в клевете.

– Это уже не клевета, когда есть доказательства. Посмотрим, что скажет мировой судья. Вставайте, мистер Уэбб, я поведу вас в полицейский участок.

Такого просто не могло происходить с ним. В него стреляли, он ранен, арестован – что может быть хуже? Испепеляя взглядом леди Лавинию, которую теперь поддерживал ее любовник, он понял, что попал в ловушку. Она потребовала встречи и привела своих сообщников. Очень умно – но игра-то еще не закончена! Он знает закон, и много лет его практиковал и, конечно, нарушал его, когда это было ему выгодно. Но пока Уэббу удавалось ускользать от возмездия.

– Подведите подсудимого, – приказал судья.

Констебль подтолкнул к судье Дэниела Уэбба. Хирург смазал и перевязал его рану, и боль от всех этих процедур отражалась на его бледном, застывшем лице. Если бы он был другим человеком, Лавиния могла бы его пожалеть.

Зал суда был переполнен и плохо проветривался. Жара в зале стояла удушающая. После того как констебль представил краткий отчет о событиях в «Ребре Адама», Лавиния тоже дала показания. Она рассказала свою историю – и судья в своем кресле, и зрители на скамьях внимательно ее слушали.

Теперь она сидела вместе с Гарриком и мистером Шоу, с нетерпением ожидая допроса Уэбба.

– Сэр, вы слышали обвинения этих свидетелей, – заговорил мировой судья. – Как адвокат, вы знаете, что подсудимый, обвиненный в уголовном преступлении, не может отказаться давать показания. Дальнейшее расследование ваших отношений с известными разбойниками и ворами, описанных в документах, предоставленных мне мистером Шоу, я передам в Королевский суд.

Уэбб повернул голову и оглядел зал суда. Адвокат злобно на него покосился.

– По нашим законам, посылать письма с угрозами – уже преступление, – продолжал мировой судья. – Я записал показания леди Лавинии Кэшин и изучил вещественные доказательства, которые она представила. Вот письмо, которое она получила на Рождество, – на нем есть дата, но нет подписи. «Дорогая леди, вы думаете, что я забыл о вас, когда вы покинули город? Если вы не принесете ваши рубины в условленное место и время, то я заявлю во всеуслышание об аресте вашего отца и его заключении в долговую тюрьму». Эти слова написали вы?

– Я не видел их, поэтому не могу сказать.

Мировой судья передал письмо клерку, который показал его Уэббу.

– Почерк совпадает с образцом вашего почерка, предоставленного мистером Шоу. Следующий текст наверняка был продиктован вами клерку, но под ним стоит ваша подпись. – Судья провел пальцем по бумаге: – «Мне нужны деньги и работа, и если вы не предоставите их мне, все ваши секреты будут раскрыты. Ваша репутация добродетельной женщины – хотя и ложная – будет покрыта пороком. Не забывайте о том, что я был в гостинице, куда вы явились с вашим любовником, и видел, как вы вошли в его спальню. Вы заплатите за мое молчание – или пострадаете. Дэниел Уэбб, эсквайр». – Он бросил бумагу помощнику.

Во время чтения этих бесчестящих ее слов Лавиния не поднимала головы.

Все, что она старалась скрыть, теперь стало известно всем: ее отца посадили в тюрьму за долги, она рассчитывала на молчание Уэбба, а он ее шантажировал.

– Это ваша подпись, верно?

– Внешний вид может обмануть. Возможно, она была подделана.

– Раз уж мы заговорили об обмане, мне хотелось бы узнать о ваших наблюдениях в гостинице. Вы можете с уверенностью сказать, что комната, в которую вошли леди и тот джентльмен, на самом деле была спальней?

– Я полагал, что так.

– И вы угрожали леди, основываясь лишь на предположении? Что это была за комната, и что происходило или не происходило в ней, не относится к настоящему расследованию. Из показаний леди я заключаю, что вы дважды сознательно ее шантажировали. В первом случае вы нарушили закон Уолтема Блэка, по которому любой мирянин или духовное лицо, посылающие письмо без подписи с требованием денег или других ценностей, виновны в уголовном преступлении. Кроме того, вы анонимно угрожали обвинить других лиц в преступлениях – в долгах, распутстве, – чтобы вымогать у них деньги. Только за это полагается семь лет ссылки.

Дэниел Уэбб заговорил:

– Выносить приговор и назначать наказание не входит в компетенцию этого суда.

– Вы можете говорить, сэр, только когда я задаю вам вопрос, – возразил судья. – В вашем последнем письме вы предлагаете хранить секреты леди в обмен на место в доме некоего дворянина и определенное вознаграждение. Я считаю достойным порицания тот факт, что поверенный предал доверие своего клиента, как это сделали вы. Более того, констебль и лорд Гаррик Армитидж заявляют, что вы ударили эту леди. Что вы скажете в ответ на обвинение в оскорблении действием?

Уэбб поднял голову.

– Я не собирался... это не было умышленным деянием.

– Не вполне отрицание, – пробурчал мировой судья, записывая его ответ. – Дэниел Уэбб, ваше дело передается в уголовный суд. Вас поместят в тюрьму в Тотхилл-Филдс до тех пор, пока вас не переведут в суд Олд-Бейли для рассмотрения вашего дела. – Посмотрев на большие часы на стене, судья с облегчением вздохнул: – Почти восемь часов. Уже нет времени рассматривать еще одно дело. Суд объявляет перерыв до десяти часов утра.

Лавиния поднялась со стула. В тот момент, как она выйдет из этого душного, набитого людьми зала, ее жизнь круто изменится. Хотя она не знала, что ждет ее за этими дверями, она была рада тому, что вся ее ложь осталась позади.

Скоро она и Гаррик станут равными – нищие изгои, авантюристка и бродяга. Общее бесчестье укрепит их связь – или ее разрушит?

Глава 26

На следующее утро мистер Шоу, торжествуя, что преступления Уэбба удалось раскрыть, появился на Сент-Джеймс-сквер. Хмурый Селвин провел его в гардеробную Гаррика.

– Я всегда знал, что его гнусные делишки не сойдут ему с рук! – заявил адвокат. – И вчера вечером все прошло так, как я и рассчитывал. Леди Лавиния оказалась более смелой и храброй, чем я ожидал, и выглядела очень трогательно, когда давала показания. Судья, если бы это было в его власти, бросил бы Уэбба в темницу уже за то, что этот негодяй так жестоко обошелся с таким прелестным созданием.

Не обращая внимания на бритву в руках слуги, Гаррик повернулся в его сторону:

– Предупреждаю, она не появится в Олд-Бейли.

– Я и не думал, что вы позволите ей это. Ее отсутствие в уголовном суде вряд ли изменит результат. Дела о шантаже обычно заканчиваются оправдательным приговором, независимо от того, дает показания жертва или нет.

– Милорд, пора повязать галстук.

Гаррик отмахнулся от Карло.

– Вы хотите сказать, что Уэбб выйдет на свободу? – удивленно произнес он.

Глаза Шоу блеснули.

– Я сделаю все, чтобы не допустить этого. Прокурор представит его письма, а также показания леди. Вы и констебль расскажете, как он ее ударил. Даже если Уэбб ускользнет от обвинений в шантаже и оскорблении действием, он все равно погиб – его вечно хнычущий клерк может поведать о многих грязных делишках Уэбба с ворами и бандитами.

– Повесить его и то мало, такого паразита! Когда же суд?

– Завтра утром.

– Так скоро? – изумился Гаррик. – Есть ли способ сделать так чтобы имя леди Лавинии не попало в газеты?

– Сомневаюсь, – искренне признался Шоу. – Но она пострадавшая сторона, и симпатии публики будут на ее стороне. Журналисты направят свои стрелы на Уэбба. Его взлет и падение послужат примером для нравоучительной истории – умный поверенный, которого погубили амбиции. Сын актрисы – друг воров...

– Мать Уэбба была актрисой? – прервал его Гаррик.

Адвокат кивнул.

– В «Друри-Лейн». И его отец тоже был актером.

– Мой Бог, бедная миссис Уэбб!

Мать поверенного была любовницей герцога Холфорда. Если бы не она, герцогиня не изменила бы мужу с лордом Эвердоном и Гаррик не появился бы на свет.

– Жилет, милорд, – пора.

Настойчивый голос Карло вывел Гаррика из задумчивости. Он встал и вытянул руки, чтобы на него надели жилет.

Адвокат тоже встал.

– Утром я буду в конторе Уэбба и постараюсь внушить молодому Уиллу, что ему говорить в суде. Я также просмотрю остальные документы. Может быть, найду и другие обличающие его улики и передам их прокурору.

– В котором часу я должен прибыть в Олд-Бейли?

– Я сообщу вам, как только узнаю об этом.

Когда Карло закончил его одевать, Гаррик приказал ему паковать вещи для путешествия.

– Мы едем в Эпсом, на скачки? – спросил слуга.

Эпсом! А он и забыл.

– Нет, скачки отменяются, – ответил он. – Я еду в Монквуд.

В данный момент его главной заботой было удалить Лавинию из города. В Суффолке, вдали от великосветских сплетников и пронырливых журналистов, они и поженятся.

Ему нужно получить особую лицензию на брак. И посвятить Фрэнсис в свои планы. Улыбнувшись своему отражению в зеркале, он решил, что навестит заодно и лорда Эвердона. Он хотел увидеть лицо старого черта, когда его незаконнорожденный сын попросит родительского благословения. Станут ли новости о свадьбе той причиной, благодаря которой отец признает своего сына?

На левой щеке Лавинии образовался темный синяк, щека опухла и болела.

– Вам больно? – спросил маркиз.

– Лицо кажется онемевшим, – поморщилась она.

– Получить удар от собственного поверенного – это невероятно! Это случилось здесь, в этом доме?

Лавиния покачала головой:

– В грязной таверне в Тотхилл-Филдс. Но я была там не одна. Когда лорд Гаррик узнал, что меня шантажируют, он посоветовал мне обратиться к адвокату и к констеблю. Мистер Уэбб арестован и теперь в тюрьме. Его будут судить.

– Лавиния, вы должны были сказать мне об этом. Ведь я – ваш будущий муж.

– Я не могла беспокоить вас своими проблемами, – вы были заняты в своем парламентском комитете.

– Вам не следует выходить, пока синяк не сойдет, – посоветовал ей маркиз. – Фрэнсис и я будем говорить всем, что у вас то же недомогание, из-за которого вы не смогли поехать на бал ее величества. Если это необходимо, мы отложим свадьбу.

Ее изменившаяся внешность, похоже, волновала его больше, чем удар, который она получила. Но его ограниченность очень ей помогла, потому что подтвердила полное отсутствие его чувств к ней.

Она переплела пальцы рук и начала давно заготовленную речь:

– Милорд, я совершила много ошибок – больше, чем хотелось бы мне признать. Некоторые из них будут зачитаны в суде – неудачи отца, его заключение в тюрьму за долги, мое показание, а также письма, в которых мистер Уэбб обвиняет меня... в непристойном поведении.

– Моя дорогая, я понимаю ваше беспокойство. Но никто не поверит в то, что это правда, – отмахнулся он.

«Но это правда! « – закричала она про себя.

– Но это может быть правдой, – сказала она вслух.

– Моя репутация станет вашим щитом. Вы недолго жили в городе; вы не знаете, как недолговечны все подобные скандальчики.

– Лорд Гаррик все еще подвергается остракизму за то, что он совершил два года назад, – напомнила она ему.

– Лавиния, я не брошу вас. Мое чувство долга и честь не позволяют мне сделать это.

– И вам все равно, что мой отец провел почти четыре месяца в тюрьме.

– Я сожалею о том, что вы оба были обмануты его поверенным. Как только вы станете носить фамилию Шандос, вы подниметесь над любым бесчестьем, связанным с именем Кэшин.

С грустью она изучала его худое, некрасивое лицо, Он был ей симпатичен, хотя полюбить его она не могла. И поэтому ей было его жаль.

– У нас на острове есть поговорка, – проговорила она мягко, – «Не женись на женщине, если дым из трубы дома ее отца не виден с твоего двора». Наши дворы слишком далеки друг от друга. Когда мы познакомились, я понравилась вам, потому что казалась необычной. Но во время нашей помолвки вы стали считать это моим недостатком.

– Вы еще молоды, моя дорогая, и со временем мои вкусы и интересы повлияют на ваши, и вы по-другому начнете смотреть на мир.

– Мне девятнадцать лет, и мои вкусы уже давно сформировались, как и мой характер. Если вы намерены меня изменить, вы не должны на мне жениться.

– Но я должен, – упрямо заявил он.

Она отчаянно старалась выпутаться из сложного положения.

– Я не могу выйти замуж за вас. Мне очень жаль, но мои чувства принадлежат другому – тому, кто принимает меня такой, какая я есть, со всеми моими недостатками – и синяками.

У него перехватило дыхание.

– Кто он?

Она промолчала.

– Скажите мне, Лавиния, – приказал он. – Я хочу знать имя этого презренного субъекта, который осмеливается ухаживать за чужой невестой. Ну конечно, – протянул он. Постепенно до него начало доходить. – Человек без чести. Обманщик, который научил вас своим подлым трюкам. Боже милостивый, как я мог в вас так обмануться! Я видел в вас существо, абсолютно невинное, незнакомое с интригами. Я столько раз говорил Фрэнсис... – Он остановился. – Она знает? Или я последним узнаю, что вы обманывали меня с ее кузеном-распутником?

– Я не обманывала! – запротестовала она. – Мне больно разочаровывать вас, и я не желаю вас обманывать. Моим сердцем завладел другой, и он сделал мне предложение раньше вас. В тот день, когда вы сделали мне предложение, я сказала вам об этом – или, во всяком случае, пыталась сказать. Я искренне хотела вам понравиться, быть женой, которую вы хотите и заслуживаете. Но я не могу.

– Нет – и вы показали это с абсолютной ясностью. Надеюсь, вы не будете считать меня мелочным, если я потребую, чтобы вы вернули мне сапфиры?

– Слуга сейчас их принесет.

Он был слишком взбешен и оскорблен, чтобы слушать ее хорошо подготовленное извинение, и поэтому она просто протянула ему на прощание руку. Он отказался ее пожать.

Из окна спальни она смотрела, как он уходит с кожаным футляром. Не оглядываясь, он забрался в карету и навсегда исчез из ее жизни.

Как она сможет возместить убытки Гаррику? Он заплатил пять сотен фунтов за сапфиры, которые теперь принадлежат Ньюболду!

Остановившись у туалетного столика, она окунула заячью лапку в горшочек с пудрой и осторожно провела ею по щеке. Она хотела разочаровать Ньюболда, но вовсе не хотела, чтобы Гаррик снова увидел ее синяк.

– Лавиния? – Фрэнсис заглянула в комнату. – Ньюболд ушел? Тебе пришло письмо, срочное.

Лавиния увидела почерк матери, и сердце ее забилось от дурного предчувствия. «Боже, помилуй нас...» Ее пальцы застыли и окоченели; она не могла даже двигать ими.

– Пожалуйста, открой его для меня. Читай.

Фрэнсис развернула лист.

– «Моя дорогая Лон... Лун... «

– Лонду, – прошептала она.

– «Твоя сестра Китти... « О Боже, тут и в самом деле очень печальные новости. Возможно, ты сама хочешь их прочитать?

Лавиния яростно затрясла головой:

– Нет! Я не могу заставить себя читать эти строки. О, мои бедные родители. И Керрон – Китти была его двойняшкой. Они были так близки и так...

– Но она была жива, когда твоя мать написала это письмо. Слушай! «Твоя сестра опасно больна. Когда ты получишь это письмо, она уже может оказаться в царстве Божием. Вспоминай нас в своих молитвах и будь уверена, что она говорит о тебе с той же нежной любовью, какую всегда к тебе испытывала. Она просит, чтобы ты не задерживала свою свадьбу, но надеется, что в этот день ты будешь думать о ней». О, Лавиния, бедное дитя.

– Я еще не чувствую этого. Я не чувствую, что потеряла ее. – Лавиния смахнула слезы. – Пока сама не увижу, я не поверю. Когда моя мать написала это?

Фрэнсис взглянула на письмо.

– В воскресенье.

– Если есть шанс увидеть ее, прежде чем она... – Она не могла произнести ужасное слово. – Меня так тянуло домой! Теперь я знаю почему. Я должна вернуться на остров как можно скорее.

– Ньюболд даст тебе свою карету и лошадей.

– Нет, не даст, – заявила Лавиния. – Он очень недоволен мной, потому что я...

– Это ваша первая ссора? – Фрэнсис похлопала ее по руке. – Если он сердится из-за твоего появления у мирового судьи, то это ненадолго. Уверена, что, когда я сообщу ему о болезни твоей сестры, он в тот же миг полетит тебе на помощь.

– А я так же уверена в том, что он не сделает этого. Я расторгла помолвку. И он забрал у меня сапфиры.

– Лавиния!

Она знала, что еще обязана сделать. Она повернулась к своей удивленной подруге.

– Я не могу выйти замуж за него, потому что я люблю Гаррика. Вот, я сказала это. Прости, что не говорила тебе раньше, но я... впрочем, теперь это не важно, – быстро произнесла она. – Я должна уехать сегодня же. Ты знаешь расписание северных почтовых карет?

– Я никогда не путешествовала в почтовой карете, но думаю, что они отправляются каждый вечер. Мне послать слугу на Ломбард-стрит, чтобы купить тебе билет?

– Да, спасибо, – облегченно улыбнулась Лавиния. – Мне нужен один до Ливерпуля или, возможно, до Кендала. Оттуда я могу добраться до Уайтхейвена и в понедельник успеть на корабль, идущий на Мэн.

– Ты призналась Уильяму о своем... о Гарри?

– Да, – ответила она рассеянно, направляясь в гардеробную.

– Твой чудесный свадебный наряд, – скорбно покачала головой Фрэнсис. – И портрет работы Хоппнера.

Лавиния начала вынимать из шкафов платья и белье.

– Селеста может упаковать все это для тебя.

– Нет, мне нужно себя занять, иначе я буду думать и вспоминать.

Она сняла со стены акварель в раме и посмотрела на птицу, изображающую Китти. «Пожалуйста, дождись меня, – удаляла она, – я столько хочу тебе сказать. Я полюбила красивого мужчину, как ты и надеялась. И я хочу, чтобы ты узнала об этом».

Гаррик явился в особняк лорда Эвердона прямо из Докторс-Коммонс, где купил брачную лицензию. По дороге он сочинял объявление о свадьбе. «Лорд Гаррик Армитидж, владелец Монквуд-Холла и Моултон-Хита, – очень впечатляет! – женится на леди Лавинии Кэшин, дочери лорда Баллакрейна, в частной церемонии».

Он постучал тростью по двери.

– Я хочу видеть лорда Эвердона, – заявил он слуге.

– У месье есть визитка?

– Никогда не ношу их. Скажи лорду, что здесь мистер... мистер Сиберри, – нашелся Гаррик. Если он вынужден лгать, чтобы попасть в этот дом, – значит, он будет лгать.

Лакей провел его в дом, и Гаррик услышал пронзительный крик наверху лестницы. Две девочки сбежали вниз по ступенькам в холл, одна гналась за другой.

– Мари, отдай мою ленту!

У младшей, десяти – двенадцати лет, были черные волосы и милое личико – она была вылитая мать в миниатюре.

– Ты знаешь, что она – моя, и ты никогда не просила разрешения ее взять. – Старшая девочка остановилась. – Веди себя хорошо, Генриетта, у нас гость. – Высокая, худенькая, светловолосая, она напоминала... Гаррика.

Бодрые, веселые девчушки – его единокровные сестры, и он полюбил их с первого взгляда.

– Вы желаете видеть нашего папу? – спросила Генриетта. – Он работает в саду.

– Мы отведем вас к нему, – предложила Мари. Она отпустила лакея, быстро сказав ему пару слов по-французски.

– К нам редко приходят гости, – призналась Генриетта. Она шла впереди. – Я хотела уехать из школы, и вот теперь я дома, но здесь очень скучно. – Она начала теребить ленточку.

– Ты убежала из школы? – спросил он, улыбаясь. – Знаешь, и я тоже!

– Правда? – Генриетта широко распахнула глаза, отчего еще больше стала походить на него.

– Он шутит, – засмеялась Мари. – Да, месье?

– Нет, это правда. Однажды ночью я сбежал из Итона и больше туда не возвращался.

– Мои родители привезли меня домой, – призналась Генриетта, как будто стыдилась того, что ее забрали из школы. – Плату за обучение повысили, и они решили, что я уже выучила все, чему меня могли там научить. Это Мари – умная. А я – красивая.

– Ты не должна говорить так, – укорила ее Мари. – Особенно незнакомцу.

Лорд Эвердон прикреплял плющ к стеле в форме обелиска. У него был маленький сад, окруженный высокой кирпичной стеной, как обычно принято во Франции. Подстриженные дубы образовывали аллею, которая вела к маленькому летнему домику, возле которого на постаментах стояли две античные статуи.

Маленькая Генриетта бросилась к отцу:

– Папа, этот господин хочет тебя видеть. Барон обернулся.

– Мари, уведи сестру. Занимайтесь своими делами. Старшая дочь, удивленная его резкостью, покорно взяла Генриетту за руку:

– Пойдем, я заплету тебе косы. Можешь оставить себе мою ленту.

Когда они скрылись в доме, барон продолжил свое занятие.

– Я думал, что ты в Эпсоме.

– Мне льстит, что ты так хорошо знаешь мои привычки.

– Мне нечего тебе сказать.

– Я пришел сюда не для разговора. Существует обычай – сообщать родителям о предстоящей свадьбе. О, не волнуйся, я не прошу тебя на ней присутствовать. Моя невеста – леди Лавиния Кэшин.

– Никогда не слышал о такой.

– Услышишь, – пообещал Гаррик. – В настоящий момент она обручена с маркизом Ньюболдом. Но это ненадолго.

– Если ты полагаешь, что мне интересны эти детали, то ты ошибаешься, – грубо отрезал Эвердон.

– Ты уже не раз демонстрировал полное безразличие ко мне. У меня есть дядя, у него никогда не было детей, и он лучший отец для меня, чем ты когда-нибудь мог бы стать. – Попала ли стрела в цель? – Я привык к тому, что на меня не обращают внимания, сталкивают с дороги, забывают обо мне. Герцог Холфорд, как и ты, делал вид, что я не существую. Он вычеркнул меня из завещания – возможно, ты не знал об этом. Впрочем, мало кто об этом знает. С тех пор как он умер, я жил своим умом.

– Должно быть, ты смышленый парень, – хмыкнул барон. – Дорогие лошади, модная одежда, огромные ставки.

– Я перебиваюсь кое-как. Я хочу задать тебе один вопрос, после чего уйду. Ты любил мою мать?

Эвердон ответил резким смехом.

– Неужели ты считаешь себя продуктом великой страсти? У нас была маленькая грязная интрижка. Она хотела отомстить герцогу, а мне была нужна партнерша в постели.

– Ты недооцениваешь ее чувства, – тихо произнес Гаррик.

– Она сделала тебя романтиком, да? – Эвердон засунул непослушный усик плюща на место, и солнечный луч блеснул на его массивном золотом перстне с печаткой.

– Она редко называла твое имя, пока не поняла, что умирает. Мы часто сидели на балконе нашего палаццо, выходящем на канал. И она говорила и говорила. И чаще всего о тебе. – Барон поморщился. – Я никогда не мог понять, почему она постоянно о тебе думала. У тебя нет совести. И сердца – тоже. Я слышал, ты женился на своей баронессе из-за ее состояния.

Эвердон повернулся и посмотрел ему в глаза.

– Ты думаешь, я мог бы изменить свою жизнь, избавиться от губительных привычек ради женщины, на которой женился по расчету? – К этому откровению он добавил и другое: – Я не заслуживаю такого подарка судьбы, как Сюзанна и наши дочери...

– А я – твое проклятие, – закончил его мысль Гаррик. – Ошибка. Нежелательное напоминание о пьяных ночах и проигрышах. И об одной грязной интрижке с несчастной герцогиней. – Он покачал головой. – Если бы у меня был сын, я бы хотел, чтобы Лавиния знала о нем, и чтобы он стал братом нашим детям. – Он улыбнулся. – Я понял, что Мари – моя сестра, как только увидел ее. А у твоей малышки Генриетты моя безрассудность – тебе нужно присматривать за ней.

– Ты недостоин даже произносить их имена! – взревел Эвердон. – Уходи, оставь нас в покое!

– Я закончил, – заявил Гаррик. – Я сказал Лавинии, что ты – мой отец, и теперь ты знаешь, что она будет моей женой. Возможно, мы проведем остаток года в Венеции, хотя, уверен, в конце концов, мы поселимся в Суффолке. Тебе наплевать на то, что мы будем делать, и я говорю тебе это просто затем, чтобы ты не боялся снова встретить меня в «Уайтсе» или где-то еще. Прощайте, милорд.

Должен ли он протянуть руку? Лучше не связываться, решил он. Хотя бы в этот раз он вел себя разумно и с достоинством.

Барон не признает его за сына. Пришло время принять это как факт и попытаться о нем забыть. В конце концов, теперь он завоевал любовь Лавинии, и вскоре он получит ее саму.

Он завидовал силе и прочности ее связи с семьей. Кэшины могут огорчиться, что ее мужем станет он, а не Ньюболд, но он надеялся, что, в конце концов, они его признают. А уж он позаботится, чтобы они не переживали из-за этого брака. Часть денег, которые его лошади выиграли в Эпсоме, он привезет на остров Мэн. После того как он вручил пятьсот фунтов Сиберри, у него оставалось немного денег, но он поправит положение за карточным столом.

Затем, в одну секунду, в его голове возникла идея. Он остановился.

Прохожий, шедший позади, налетел на него.

– Сэр, вы пьяны? – сурово спросил он.

– Пока нет. Но куда же пойти? – думал он вслух. – В притон – не хочу; картам там нельзя доверять, они, скорее всего темные.

– Это ваш мозг темный, – проворчал прохожий. – Разговаривать с самим собой – это прямая дорога в ад.

– Возможно, – ответил Гаррик, ничуть не обиженный. – Но, сумасшедший я или нет, мне еще рано отправляться в ад. Я должен навестить леди Бекингемшир.

Глава 27

– Вам сдавать, милорд.

Гаррик потребовал новую колоду, и леди Бекингемшир, чье пышное тело было затянуто в красно-коричневый атлас, сама принесла ему карты.

– Хочешь выпить чего-нибудь освежающего? Бокал холодного шампанского или того итальянского вина, которое тебе так нравится?

– Сегодня Армитидж пьет эль Адама, – сострил его противник. – Скажи, вода приносит тебе удачу?

– Можно сказать и так. – Гаррик сегодня избегал алкогольных напитков, потому что ему было необходимо сохранить ясность мысли.

Его стратегия была проста. Он решил играть только с теми джентльменами, которые могут позволить себе проигрыш и немедленно заплатить по векселям. Они не всегда были сильными соперниками, но сегодня вечером он не мог жаловаться на судьбу и постоянно выигрывал.

Выигрыши его росли, а вокруг стола стали собираться любопытные зрители. Они даже заключали пари на результат каждой партии. Сам Гаррик легко выиграл тысячу фунтов, поставив на то, что выиграет три игры подряд.

Он больше верил в теорию вероятностей, чем в обычную удачу, которой лучше не доверять. Знание этой теории помогало ему справиться с плохими картами и использовать слабости его соперников. Это был не спорт и не приятное времяпрепровождение. Это была серьезная работа. Каждая из тридцати двух карт в игре могла либо увеличить его выигрыш, либо его разорить.

Сэр Реджи сдавал, пока у каждого игрока не оказалось по дюжине карт. Он положил оставшиеся восемь на стол «рубашками» вверх; ими они будут заменять сброшенные карты.

Он разобрал и сосчитал свои карты.

– Сброс на карт-бланш.

Внимательно изучив карты, сэр Реджи сбросил три из них, по условиям игры он мог это сделать.

Гаррик показал свои карты и сбросил их, взяв две нужной для него масти.

– Пять карт.

– Ровно, – подтвердил сэр Реджи.

– Сорок восемь очков.

– Хорошо.

Он начал называть свои комбинации карт, от самой сильной до самой слабой, и обнаружил, что они, скорее всего, выиграют.

– Кварта до валета.

– Хорошо.

– Малая терция.

– Ровно.

Затем они стали играть на очки. Сначала Гаррик сбрасывал свои слабые масти и придерживал пики. Ему понадобилось все его искусство, чтобы выиграть, – это была самая упорная его победа сегодня.

– Что, Редж, задал Гарри трепку? – спросил Моллюск Парфитт.

– Нет, – ответил сэр Реджи, двигая столбик с пятьюдесятью гинеями по зеленому сукну. – Может, тебе стоит попробовать?

– Гарри это может не понравиться. Я слишком хорошо знаю его уловки.

– Ты так думаешь? – Ответ Гаррика был рассчитан на то, чтобы завлечь своего богатого друга в игру. – До сих пор я настаивал на ставках в пятьдесят гиней. Но для тебя я готов играть по сотне.

– Слишком дорого для меня, – заметил один из зрителей.

– Как давно ты уже здесь? – спросил Моллюск, занимая кресло, которое покинул побежденный баронет.

– Не знаю, – промычал Гаррик, переставляя столбики монет. – Пришел сюда днем, и леди Бек не хотела пускать меня так рано. Поэтому я предложил ей сыграть. – Он улыбнулся своему другу. – Выиграл у нее сотню фунтов, пока слуги готовили салон к вечеру. Мы пили чай, потом еще играли. Она даже позволила мне поставить свечи во все подсвечники и канделябры – и я их зажег.

– Новые карты! – крикнул Моллюск официанту. – И стакан кларета. Понюшку табаку, Гарри? – Он поставил серебряную табакерку на стол.

– Спасибо, нет.

Стиль игры Моллюска и его талант распалили Гаррика. Он проиграл первую партию, но проиграл достойно. Его приятель, ободренный тем, что преуспел там, где Другие потерпели неудачу, повысил ставку.

Прошло несколько часов. Перетасовать, снять, перетасовать, раздать. Они объявляли очки и комбинации карт, брали взятки, обменивались векселями. Гаррик начал выигрывать раз за разом и увидел отчаяние в глазах Моллюска.

Он много ночей провел за игорным столом, но еще никогда его так не волновал результат. На этот раз он рисковал ради Лавинии и их общего будущего.

Столбики гиней и долговые расписки покрывали его часть стола, где почти не осталось свободного места для игры. Он не мог оценить размер своего богатства – оно увеличивалось слишком быстро. Его лицо было неподвижным и непроницаемым, как камень. Он играл очень аккуратно, сберегая лучшие карты до того момента, когда они принесут ему наибольшую удачу. Разъяренный проигрышами, Моллюск совсем потерял осторожность.

Постепенно Гаррик заметил, что вокруг них собралась довольно большая аудитория. Леди Бекингемшир сидела в кресле, обмахивая веером полное лицо и грудь; ее муж стоял рядом с ее креслом. Гости обвиняли их в том, что они устроили игорный дом на аристократической Сент-Джеймс-сквер. Поговаривали, что леди спит, положив под подушку мушкетон и пару пистолетов, чтобы охранять свой банк.

В этот раз даже популярный стол для игры в фараон был покинут. Измученный крупье метал карты для пары игроков, но его взгляд часто обращался к столику, где играли в пикет.

Между партиями лакей заменил догоравшие свечи.

– Сколько уже играет Армитидж?

– По-моему, почти десять часов.

– Ставлю тысячу фунтов на то, что он продержится двенадцать, – заявил молодой герцог, у которого было огромное состояние.

– Идет! – закричал целый хор голосов, и леди Бекингемшир, переваливаясь как утка, пошла за своей книжечкой для записи ставок.

– Если я помогу вам выиграть тысячу, – сказал Гаррик, – вы сможете занять место Моллюска.

– Я занял бы его хоть сейчас, если он мне позволит.

– Конечно, пожалуйста, – устало произнес Моллюск. После того как Гаррик выиграл у герцога две тысячи фунтов, на него налетели другие претенденты. Игроки тянули жребий за привилегию сесть за один с ним стол.

Когда свет нового дня пробился через занавески, Гаррик обнаружил, что жутко голоден. Он смутно помнил, что съел немного ветчины и несколько фруктовых пирожных, чтобы восстановить силы, и регулярно освобождал себя от выпитой воды. Когда он выиграл жалкую сотню фунтов у весьма нетрезвого полковника Джорджа Хангера, он потребовал еды. Леди Бек, чей салон в этом сезоне еще никогда не был так полон, приказала подать ему все, что он пожелает.

– Горячий кофе, холодный ростбиф. Немного хлеба и масла.

Пока он ел, его бдительные компаньоны говорили о нем вполголоса. Использованные карты лежали у его ног грудами, и пол был усеян карточками для ведения счета.

– Он сосчитал свой выигрыш? – спросил кто-то.

Гаррик не делал этого, но предполагал, что выиграл много тысяч. Его шея одеревенела, и спина болела от долгого сидения за столом, но он считал, что сможет играть еще несколько часов.

Он потер щетину, выросшую за долгую ночь.

– Мне нужно побриться. – Он взглянул на сонную хозяйку. – Я продолжу играть, миледи, но сначала мне нужно помыться и сменить белье. Пошлите кого-нибудь в дом моей кузины за моим слугой – пусть принесет мыло, бритву и чистую рубашку.

Ожидая прибытия Карло, он шагал взад-вперед по салону, чтобы размять ноги. Когда пришел итальянец, служанка принесла таз с теплой водой и груду полотенец.

Другие игроки изучали каждое движение и слово Гаррика, как будто искали секрет его невиданной удачи и выдающейся выносливости.

– Он жил на континенте, – говорил Моллюск, – где прославился своим талантом. Потом вернулся в Англию, чтобы удивить нас всех. – Он поднял бокал. – За Гарри!

– Да, за Гарри!

– Отличная работа, Армитидж!

Толпа то обступала его стол плотным кольцом, то растекалась по залу. Должно быть, уходящие игроки рассказали о его подвиге, потому что прибывающие уже знали о нем.

– Милорд, – прошептал Карло, закончив свою работу. – Есть что-то, что я должен вам сказать. И срочно. Очень плохие новости.

– Я не хочу слушать, – отмахнулся Гаррик, покачав головой. – Я должен сконцентрироваться на игре. Сообщи моей кузине, что меня нельзя беспокоить ни по какому поводу. – Его слуга попытался что-то возразить. – Мне нет дела до этих новостей. Мне слишком важно выиграть! – в ярости рявкнул Гаррик.

Он продолжил игру. Знакомые и незнакомые люди прибывали в дом Бекингемширов, чтобы на него поглазеть. Его внимание привлекли шепот и неуклюжий реверанс леди, и он, нахмурившись, посмотрел в ту сторону.

В комнату ворвался принц Уэльский, рядом с ним стояли полковник Хангер и мистер Фокс.

– Нет, нет, Армитидж, не вставай, – приказал наследник трона. – В этих обстоятельствах я не настаиваю на церемониях – это может повлиять на твою чудесную игру. О ней уже говорит весь город!

– О, сэр! – защебетала леди Бек. – Это величайшее событие нынешнего сезона – да и любого другого. Никто из нас не ложился спать. Те, кто напился, успели протрезветь – и снова напиться!

Гаррик пригласил принца сыграть, зная, что в случае победы он вряд ли получит свой выигрыш сразу. Его королевское высочество задолжал уже сотни тысяч фунтов – архитекторам, художникам, меблировщикам, портным и торговцам.

– Пожалуй, мне стоит принять участие в этом историческом событии, – весело заявил молодой принц. – Уверен, я сыграю лучше тебя, Джорджи! – шутливо обратился он к полковнику.

Невероятно, подумал Гаррик – он внезапно превратился из лондонского парии в сенсацию Лондона. Принц, решит он, будет его последним противником. Высчитывать вероятности и вести счет он уже устал, и его энтузиазм начал слабеть.

И кстати, вспомнил он, в доме его кузины что-то случилось.

Принц Уэльский не собирался проигрывать – он приехал к леди Бек, чтобы победить чемпиона. Его мясистое лицо выразило детскую обиду, когда Гаррик быстро выиграл у него несколько взяток.

Принц хлопнул по столу восьмеркой червей и заявил:

– Я думал, ты бросил посещать игорные дома, Эвердон. Пришел испытать свое умение против этого парня? Черт меня побери, да он просто колдун!

Взяв взятку, Гаррик посмотрел на отца и произнес холодно, чеканя слова:

– Говорят, что детям дьявола дьявольски везет.

С той же холодной невозмутимостью, с какой он расправлялся с аристократами и простолюдинами, он победил члена королевской семьи. Но теперь он не мог бросить игру, и не имело значения, насколько он был готов к этому. На него смотрел барон, и он должен был выиграть.

Принц отдал ему свою долговую расписку и пошел поговорить с лордом Бекингемширом.

– Что привело тебя в это гнездо порока? – спросил Гаррик барона.

– Интерес, – ответил Эвердон, завладевая пустым креслом.

– Ты хочешь бросить мне вызов? Ведь ты поклялся никогда больше не играть в карты.

– Но ты же хочешь, чтобы я нарушил свою клятву, разве нет?

Он хочет? Да, конечно – его главным желанием было увидеть осунувшееся, костлявое лицо отца именно за игровым столом.

Одним движением он смел карты со стола:

– Новую колоду!

– Я сыграю только одну сдачу, – твердо заявил барон. – Я не ставлю на кон деньги. Только это. – Он снял с пальца золотой перстень с печаткой и положил его на сукно.

Гаррик поставил два столбика гиней, хотя перстень стоил гораздо меньше. Сиберри не дал бы за него больше двадцати фунтов, подумал он с сарказмом.

Большинство игроков теперь окружили принца. Ни один из тех, кто остался у стола, не расценивал шансы Эвердона как высокие.

– Ты помнишь свою последнюю игру? – спросил Гаррик, открывая колоду.

– Отлично помню. А, ты сдаешь. Мне повезло – я уже давно не практиковался.

Блеф! Насколько было известно Гаррику, Эвердон и его жена каждый вечер играли в пикет у себя дома.

Ни Гаррик, ни барон не могли объявить карт-бланш. Как сдающий карты, он мог сбросить только три карты; из нерозданных он взял бубновую восьмерку, которая была нужна ему для дальнейшей игры. Его пульс задергался, пока он ждал, что объявит Эвердон.

– Четыре карты.

– Сколько всего?

– Тридцать четыре очка.

Значит, у него комбинация из десятки, девятки, восьмерки и семерки.

– Плохо, – ответил Гаррик, с трудом скрывая торжество.

Лучшей комбинацией барона оказалась большая терция – туз, король, дама, – которая стоила всего три очка. Гаррик получил восемнадцать очков. Его карты были невероятно, фантастически сильны – игра, которую он надеялся выиграть мастерством, была решена простым везением при раскладе.

Они продолжили игру. Гаррик взял восемь взяток, Эвердон – четыре.

Гаррик победил, и довольно уверенно. Он побил своего отца.

Эвердон передал ему золотой перстень:

– Он твой.

– Я дам тебе шанс его отыграть.

– Нет, оставь его себе, – попросил барон. Его карие глаза со значением посмотрели на Гаррика. – Я получил его от моего отца.

Гаррик взял перстень и надел на палец. Перстень подошел идеально.

– Сколько ты выиграл?

– Понятия не имею, – пожал Гаррик плечами. – Думаю, достаточно. – Он поднялся с кресла. – Я закончил, – заявил он.

Головы повернулись в его сторону.

– Что ты говоришь, Армитидж? – спросил принц. – Больше не играешь?

– Зачем ему? – засмеялся Моллюск. – Гарри, может, помочь тебе сосчитать выигрыш?

– Честно, я и в самом деле закончил – навсегда, – уточнил Гаррик. – До тех пор, пока жив, я не буду играть в карты. Клянусь памятью моей матери. – Он перекрестился и добавил: – Упокой Господь ее душу.

– Аминь, – тихо сказал барон.

Гаррик собрал клочки бумаги. Черт, сколько же у него было противников? Он старательно подводил итог – пять тысяч, восемьсот, шесть тысяч, тринадцать тысяч...

– Тысяча двести гиней наличными, – сообщил Моллюск.

– Всего двадцать шесть тысяч.

– Смотри, ты не заметил вексель от его королевского высочества. Двести пятьдесят.

Гаррик ухмыльнулся:

– Леди Бек, вы должны одолжить мне свой мушкетон и пистолеты. Это будет катастрофа, если меня ограбят по дороге в дом моей кузины!

– Здесь всего лишь пара шагов, – заметила она, подавив зевоту.

– Мы проводим тебя, – предложил принц. – Пойдемте, Хангер, Парфитт. Мы будем эскортировать лорда Гаррика, самого выдающегося игрока Британии.

– Бывшего игрока, – поправил Гаррик, набивая карманы сюртука векселями и гинеями.

Конечно, Лавиния, как и весь Лондон, знает, где и как он провел всю эту ночь и утро. Он был разочарован тем, что она не машет ему из окна и не ждет у входа, – ему необходим был свидетель его триумфального возвращения домой.

Селвин впустил его в дом. Он прервал поток поздравлений дворецкого:

– Где леди?

– Мадам в своей гостиной с...

Он не услышал остального и бросился по лестнице, прыгая через ступеньки.

– Франческа, Лавиния!

В гостиной он обнаружил троих, но среди них не было той, которую он жаждал увидеть.

– Гарри, – выдохнула кузина с облегчением. – Наконец-то!

– Эдвард, я не знал, что ты в городе! Мистер Шоу! – Он ударил себя кулаком по лбу. – Бог мой, я ведь должен был свидетельствовать в Олд-Бейли! Вот что хотел сказать Карло, когда он... о, мне очень жаль. Я совсем забыл об этом.

– Мистер Уэбб осужден, милорд, – объявил адвокат. – Его приговорили к ссылке, и он проведет четырнадцать лет в исправительной колонии в Новом Южном Уэльсе.

– Тогда почему у вас такие мрачные лица? – Он подошел к кузине, вытащил ее из кресла и попытался закружить по комнате.

– Гарри, не надо! У меня плохое настроение, и у тебя будет такое же, когда ты услышишь то, что мы хотим тебе сказать.

– Вы ждете, что мне будет жаль этого негодяя, эту грязь?

– Это о Лавинии.

Он перестал резвиться.

– Где она, черт возьми?

– Ей пришло срочное письмо. Ее сестра заболела, она может не выжить. Вчера в восемь часов вечера Лавиния уехала из Лондона в Ливерпуль на ночной почтовой карете.

Об этом, конечно, и пытался сказать ему Карло. Мистер Шоу собрал свои бумаги.

– Я прибыл в неподходящий момент. Я просто хотел проинформировать вас, лорд, и леди Лавинию о приговоре, вынесенном Уэббу. Я буду рад обсудить с вами подробности в удобное для вас время.

– Вот. – Гаррик протянул ему пригоршню гиней. – Раздайте их на Флит-стрит, среди печатников. Уговорите их не упоминать имя леди в своих проклятых газетах.

– Я сделаю все, что смогу. – Адвокат поклонился герцогу и Фрэнсис Рэдсток и вышел.

– Я еду за Лавинией, – объявил Гаррик.

– Что? – взорвался его брат.

– Почему? – спросила кузина.

– Потому что она в беде, и я ей нужен.

– Гарри, ты трезв? – осведомилась Фрэнсис.

– Трезв как судья. Ньюболд не поехал с ней, ведь так?

– Нет. Она расторгла помолвку.

– Хорошая девочка, – заметил он вполголоса.

– Гарри, ты не можешь помчаться за этой девчонкой, – твердо произнес Эдвард. – А как же скачки в Эпсоме? И в Ньюмаркете?

– Ты не беспокоился о том, что я пропущу скачки в Эпсоме и Ньюмаркете, когда приказал мне уехать на континент, разве не так? Когда я бросил Серену Холси, ты избавился от меня – ради собственного спокойствия. Теперь, когда я еду по своей воле, ты требуешь, чтобы я остался. Прости, но я не могу. Я потерял мать, и я знаю, как несчастна и напугана сейчас Лавиния.

– Гарри, – вставила Фрэнсис, – она сказала, что не может выйти замуж за Уильяма из-за тебя. Ты тоже ее любишь?

– Больше жизни, больше чести – и больше моей семьи.

– И все это время ты позволял мне думать, что ты ненавидишь ее? Лучше бы ты не обманывал меня.

Он увидел боль в глазах кузины, и это задело его за живое.

– Да, так было бы лучше. Я желал Лавинию с того дня, как впервые встретил ее, а в Лэнгтри я узнал, что она испытывает те же чувства ко мне. Но тогда ты уже толкала ее в объятия Ньюболда, а затем Эдвард намекнул, что я должен жениться на Кэролайн Роджерс. Поэтому Лавиния и я собирались сбежать, но нам помешал этот проклятый Уэбб. Когда я узнал, что ее отец сидит в тюрьме, я нагрубил ей, и, прежде чем я успел с ней помириться, она уехала из Лондона. Вернувшись, она приняла предложение Ньюболда. Я был расстроен и рассержен – почти все время пил и ругал ее на чем свет стоит. Я мало сделал для того, чтобы продемонстрировать свои достоинства, – признал он. – Она гораздо лучше знает о моих недостатках. Неудивительно, что она предпочла богатство такому бродяге, как я. – Он криво усмехнулся. – Теперь у нее будет и то и другое.

– Сколько ты выиграл? – спросил Эдвард, протягивая ему какие-то бумаги. – Все утро люди приносят сюда банковские чеки.

– Двадцать шесть тысяч.

Фрэнсис прижала руку к горлу:

– О, Гарри!

Гаррик взглянул на часы.

– У меня нет времени рассказывать эту историю. Я не смогу догнать Лавинию, даже если отправлюсь на самой быстрой почтовой карете. Из какого порта она отплывает?

– Из Уайтхейвена, – сказала его кузина. – Она надеялась успеть в понедельник на корабль.

Он взял ее за руку и поцеловал в напудренную щеку.

– Я прощен, Франческа?

– Твое счастье – вот что важнее всего.

– Не мое – Лавинии, – поправил он кузину. – Карло будет сопровождать меня только на первом этапе; потом я отошлю его в Суффолк. Дядя Барди знает все, вот почему он отдал мне бриллиантовое ожерелье тети Анны – он хотел, чтобы оно было у невесты. Где же лицензия? Мне нельзя ее забыть. – Его карманы оттопыривались от выигрышей. Наконец он нашел бумагу, основательно измятую.

– Гарри, – торопливо заговорила Фрэнсис, – Лавиния оставила здесь свой брачный наряд. Возьми его с собой, это будет мой подарок – так ты сэкономишь, тебе не придется заказывать все заново.

– Я могу себе это позволить. – Он повернулся к брату: – Пошли мне отчет из Эпсома. Но если кто-то захочет купить моих лошадей, скажи, что я решил их не продавать.

Черт, как здорово быть богатым!

Штиль вынудил Лавинию провести ночь, в оживленном Уайтхейвене. Она сняла комнату в гостинице «Глобус». Путешествие было трудным и утомительным, потому что на каждой остановке кучер давал пассажирам всего полчаса на то, чтобы отдохнуть и подкрепиться. Наконец она смогла найти свободное время, чтобы пришить оборку на нижней юбке, которую порвала где-то между Литчфилдом и Ливерпулем.

– Миледи, – позвал ее хозяин гостиницы, – к вам посетитель.

Курьер из замка? Она встала, готовясь к худшему, и тут дверь распахнулась.

– Гаррик! – Она не могла сказать больше ничего, потому что он обнял ее так крепко, что чуть не выдавил весь воздух из ее легких.

– Любимая, – прошептал он, уткнувшись лицом в ее шею. – Я даже не мечтал найти тебя здесь.

– Корабль не смог отплыть. – Она погладила его плечи, грудь. – Я не ожидала, что ты последуешь за мной.

– Разве я мог поступить иначе, услышав новости о твоей сестре? Я так волновался...

– Никто здесь, в городе, не слышал о... о потерях в замке Кэшин, – произнесла она. – Рыбацкие и торговые суда постоянно ходят в Дуглас и Рэмзи, так что если бы случилось что-то ужасное, об этом стало бы известно, а потому я не теряю надежды.

Он коснулся ее щеки.

– Твой синяк проходит. Но ты выглядишь изможденной.

– И ты тоже.

Его глаза были темнее ночи и волосы давно не чесанные.

– Не могу вспомнить, когда я в последний раз спал в постели, – признался он. – Не в ту ночь, когда ты уехала из Лондона, и не после.

– Тебе нужно поесть.

– И помыться.

Пока Гаррик ел, он рассказал ей то, что узнал о суде над Дэниелом Уэббом.

– Его должны были повесить за все преступления, которые он совершил, но суд отнесся к нему снисходительно и подарил ему жизнь. Он останется в тюрьме, пока его не отправят в Новый Южный Уэльс.

Горничная принесла небольшую ванну и затем бегала взад-вперед с ведрами горячей воды, чтобы ее наполнить. Житель Мэна из Пила, сказала она, только что зашел в пивную. Лавиния бросилась вниз, чтобы найти его и узнать последние новости. Она вернулась в тот момент, когда Гаррик выходил из ванны, и протянула ему полотенце.

– Находиться в обществе обнаженного мужчины – разве тебя не волнует, что подумает горничная? Эти люди, должно быть, неплохо знают тебя.

– Да, но они не будут шантажировать меня, как Уэбб. Кроме того, ничто не может повредить моей репутации больше, чем участие в уголовном деле и расторжение помолвки с лордом Ньюболдом. Я никогда не смогу показаться в Лондоне.

– Возможно, не в этом году, – протянул он. – Но со временем свежие скандалы становятся старыми и неинтересными. Прежде чем покинуть город, я совершил нечто, что превзошло все твои подвиги, поэтому сейчас лондонцы говорят обо мне.

– Что же это такое? – спросила она подозрительно.

Он покачал головой:

– Я слишком устал, чтобы рассказывать тебе сейчас – или делать что-то другое. Идем в постель, любимая.

Лавиния с удовольствием сбросила одежду и юркнула под одеяло.

Глава 28

Лавинию разбудили крики чаек, и сначала она подумала, что вернулась домой. Но, повернув голову, она увидела Гаррика.

– Ты здесь, прошептала она сонно, прижавшись к широкой груди и поглаживая его по бедру, по гладкой тугой коже.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, дорогая, мне придется показать тебе, почему я гнался за тобой через всю Англию. – Он повернулся, чтобы посмотреть на нее. – Что ты делаешь со мной?.. Я чувствую... – Он резко вздохнул. – Черт, где ты была раньше?

– Сейчас я здесь, и это все, что имеет значение, – ответила она, прижимаясь к нему.

Он крепко поцеловал ее. Их жаждущие тела слились. Он разбудил в ней желание, доведя до экстаза, а потом входил в нее, все снова и снова.

Она смотрела в его глаза; ее губы раскрылись. Она не в силах была выразить все, что чувствовала, хотела и на что надеялась. Затем страсть захлестнула ее, и ее восторженный крик разнесся по их спальне.

Ее успокаивали эти резкие переходы от отчаяния до наслаждения и экстаза. Его любовь помогала ей справиться с тревогами. Его любовь залечивала раны, полученные ею в эти последние, бурные дни в Лондоне. И даже отодвинула куда-то далеко ее страхи о будущем.

Он прижал ее к себе.

– Я вынесу все, что бы ни произошло, – поклялась она. – Пусть случится то, что должно случиться.

Он поцеловал ее в лоб и отбросил одеяла в сторону.

– Я выясню, когда начнется прилив, и позабочусь о том, чтобы наш багаж отнесли в док.

Гаррик вернулся с хорошими новостями и целой охапкой газет.

– Мы уезжаем в течение часа. Что у тебя в корзинке?

– Хлеб и сыр – хотя едва ли ты захочешь их, если на море будет волнение. Даже в хорошую погоду переход на остров может занять целый день, иногда и больше.

Они взошли на судно. Лавиния осталась в каюте в отличие от других пассажиров, скопившихся у поручней, чтобы в последний раз взглянуть на Англию. Гаррик протянул ей лондонскую газету, вышедшую несколько дней назад, а себе оставил ливерпульскую.

Она сжала его руку.

– Гаррик, эта заметка наверняка об Уэббе, я уверена. «Самый подлый адвокат, который обманул молодую леди из высшего общества, проведет четырнадцать лет среди грабителей и убийц». – Она подняла на него взгляд. – Здесь не называется его имя – или мое.

– И хорошо. Я сказал Шоу, что не хочу, чтобы упоминали твое имя. Если мне когда-нибудь понадобится адвокат, то это будет он.

– Лучше, чтобы тебе не понадобился адвокат, – вздохнула Лавиния.

Судно вышло в открытое море, и тут началась качка. Лавинию вовсе не заботило это, она открыла ридикюль и достала колоду карт.

– Где ты их взяла? – удивился Гаррик.

– Их отдал мне пассажир почтовой кареты, когда сошел в Уоррингтоне. Я подумала, что могла бы разложить пасьянс, но, если хочешь, мы можем сыграть в пикет.

– Сейчас я хотел бы почитать.

Когда-нибудь ему придется сказать ей, что он никогда не будет играть в карты, а еще о том, что он выиграл целое состояние. Но говорить об этом сейчас было бы неуместно – ведь у нее в данный момент есть более важные заботы. И о свадьбе говорить пока рано – их прибытие в замок Кэшин может совпасть с похоронами.

Просматривая газету, он смотрел, как она тасует колоду. Она погрузилась в пасьянс, сдвинув от напряжения брови, когда раскладывала карты. Эта неожиданная страсть к картам именно теперь, когда он от них отказался, заставила его пожалеть о тех уроках, которые он давал ей в Лэнгтри.

Он предложил ей пойти подышать свежим воздухом на верхней палубе, и Лавиния закуталась в теплую коричневую шаль. Она казалась копией тех шалей женщин Мэна, которые собрались в другом конце палубы и болтали о чем-то на родном языке.

Гаррик и Лавиния долго смотрели на дельфинов, резвящихся в теплых волнах моря. Он поднял руку, чтобы закрыть глаза от солнца, и она заметила у него на пальце перстень.

– Раньше ты его не носил.

– Я получил его после того, как ты уехала из Лондона. От моего отца. Он поставил его на кон в карточной игре, но мне хочется думать, что он просто хотел отдать его мне. – Он сунул руку в карман сюртука и достал экземпляр «Правил карточных игр Хойла». – Отчасти в результате влияния лорда Эвердона я покончил с карьерой игрока. Я собираюсь стать высоконравственным джентльменом, как та твоя бабушка, которая не позволяла держать в доме карты. – Ветер растрепал ее черные волосы, и он поймал одну прядь. – Я не хочу проводить большую часть жизни, уставившись на кучу червей, бубен, треф и пик. Ведь есть более интересные занятия.

Как ты думаешь, эти моряки будут шокированы, если я тебя поцелую?

– Я не возражаю. – Она соблазнительно улыбнулась. Он быстро ее поцеловал. – А что насчет твоих лошадей? – спросила она.

– Их я оставлю. О них временно позаботится Ник Каттермол.

– На ту сумму, в которую я тебе обошлась, ты мог бы купить породистого скакуна, – задумчиво произнесла она. – Триста фунтов, чтобы вызволить отца из тюрьмы. Пятьсот за эти ужасные сапфиры. И теперь они у Ньюболда.

– Это и к лучшему, – весело ответил Гаррик. – Они совсем тебе не подходят. Тебе нужны бриллианты, и ничего больше.

– У меня не будет балов при дворе, – грустно заметила она. – Но это все равно.

Он взглянул на потрепанную книгу в кожаном переплете.

– Мне не жаль расстаться и с ней. Больше она мне не понадобится.

Он бросил книгу в море. Какое-то время она держалась на воде, подпрыгивая на волнах, но струя из-под кильватера увлекла ее в глубину, и скоро она скрылась из виду.

– Вон мыс Моголд, – взволнованно заговорила Лавиния. – А вон замок Кэшин, рядом с утесами.

Она с любовью смотрела на знакомые холмы, и особенно на самый высокий из них – величественный Снейфелл. Пока судно медленно шло на юг, огибая фьорды, она называла Гаррику каждую бухту и каждую скалу. Порт-Моар, где рыбаки ждали летнего возвращения сельди. Гобной-Гарвейн со старинным фортом. Берег, покрытый галькой в Порт-Корнаа, и долина, где река прокладывала себе путь к отцовской заброшенной фабрике.

Гаррик, восхищенный огромным заливом Дугласа, сравнил его с Неапольским заливом. Рядом со скалой Святой Марии виднелся вход в узкую гавань – отвесные скалы высились по обеим ее сторонам.

– Плавать здесь опасно, – объяснила Лавиния, – особенно ночью. Эта развалившаяся башня и ее фонарь – все, что осталось от старого маяка Дугласа. Он был уничтожен штормом почти восемь лет назад. И тогда весь рыболовный флот выбросило на скалы. Много людей погибло, многие семьи умерли с голоду.

– Почему же его не восстановили?

– Потому что правительство Британии неохотно тратит доходы, которые получает от острова. Герцог Этолл мог бы их убедить, но его мало волнуют наши интересы. На Мэне ты скоро узнаешь, как мало мы любим англичан и нашего губернатора.

После того как был брошен якорь, на борт поднялись два таможенника для досмотра багажа. Лавиния обрадовалась, увидев почтмейстера – он издавал «Мэнкс меркъюри» и потому был надежным источником местных новостей. Все жители острова ездили в Дуглас за почтой и снабжали его последними сплетнями.

– Граф не появлялся в городе уже две недели, – сообщил он Лавинии. – Его ждет письмо из Ливерпуля.

От его доверенного лица, предположила Лавиния, или от его банкира.

Она выразила желание как можно скорее попасть домой.

– Я сообщу таможенникам о ваших чрезвычайных обстоятельствах, – пообещал он. – Могу ли я сделать для вас что-то еще?

– Нам нужна карета и валюта Мэна, чтобы оплатить проезд.

Никто не осматривал багаж Лавинии или Гаррика. Их проводили на паром прежде других пассажиров. Почтмейстер встретил их на пирсе с экипажем и лошадьми.

Пока они ехали по кривым улочкам, Гаррик считал монеты, которые Лавиния получила в обмен на его английские деньги.

– Ты дала ему фунт, верно? Он переплатил, дал кучеру три шиллинга и шесть пенсов лишних.

– Он не ошибся. У нас в шиллинге четырнадцать пенсов, а не двенадцать. И фунт Мэна равен семнадцати шиллингам и полупенсу в английских деньгах.

– Мне уже нравится этот твой остров. Моих денег здесь хватит надолго.

Темнота и плохие дороги не позволяли двигаться быстро, хотя от Дугласа до замка было всего несколько миль. Лавинию трясло от страха при виде каждого знакомого ориентира; ее пальцы нервно мяли письмо из Ливерпуля. Ее сестры, такой тихой и милой, уже может не быть в живых, и хотя ее разум пытался принять этот факт, ее ноющее сердце не было готово к потере.

– Мост Лакеи, – прошептала она и посмотрела на Гаррика: – Мне страшно.

– Я знаю.

– Китти такая милая, добрая, талантливая. Я хотела, чтобы она увидела Лондон, носила красивые платья, ходила в театры и на концерты. – Она опустила голову. – Это все делала я – и даже не наслаждалась ими. И я опозорена без надежды на искупление.

– Нет, это не так, – возразил он. – Отдай-ка мне это письмо, прежде чем ты разорвешь его в клочья.

Перед деревней Доон кучер свернул с главной дороги на проселок, такой узкий, что экипаж едва помещался на нем. Он был неровный, и бесконечные ямы и кочки усилили беспокойство Лавинии. Гаррик крепко обнял ее.

– Боай-Феа, – сказала она, когда они переехали еще один мост. Из окон «Места для отдыха» струился теплый свет. – Дом Эллин Фейл, которая берет книги у Керрона и читает их своей слепой бабушке.

Наконец она увидела замок, его зубчатые стены и башни возвышались над окрестностями. Подъездная аллея была из камня, бока экипажа терлись о разросшиеся кусты вереска и утесника.

– Дай кучеру шиллинг, – шепнула она Гаррику, когда они остановились.

Она выскочила из кареты и побежала к двери – закрыто. Задыхаясь и плача, она забарабанила по ней кулаком.

За дверью послышался хриплый мужской голос:

– Кто там?

– Керрон! – крикнула она.

– Это ты, Лонду? – Он отодвинул засов, и дверь распахнулась. – Какое счастье!

– Китти... О, скажи, неужели я опоздала?

– Она сейчас спит. – Брат выглянул в темноту. – Кто это с тобой?

– Лорд Гаррик Армитидж, – произнесла она, нетерпеливо взбегая по лестнице.

Она тихо вошла в комнату сестры и подошла к ее кровати. Каштановые волосы Китти были острижены, а ее лицо выглядело маленьким, бледным и измученным. Ее ресницы дрогнули, и она приоткрыла глаза.

– Мама?

– Это я, Лонду.

– Ох, – вздохнула Китти.

– Я не хотела тебя будить, – призналась Лавиния. – Спи.

– Зажги свет – я хочу тебя видеть. Почему ты вернулась? – спросила Китти слабым голосом.

– Чтобы быть с тобой. – Но была еще одна причина: – Англия не место для меня.

Ее сестра начала торопливо заправлять локоны под белый чепчик. Проследив за ее взглядом, Лавиния повернулась к двери.

– Это твой маркиз? – спросила Китти.

– Я – Гаррик Армитидж.

Он подошел к ее постели, и Китти протянула ему руку:

– Арли.

– Что она сказала? – спросил Гаррик у Лавинии.

– Орел.

– Имя для тебя, – слабо пояснила Китти. – Сестра потом объяснит.

– Отец называет нас своей птичьей стаей. Китти – Дрин, пеночка. Керр – Ширра, сокол. Я – Лонду.

– Певчий дрозд, – прошептала ее сестра.

– Больше никаких разговоров. Тебе нужно отдыхать. – Лавиния наклонилась, чтобы поцеловать ее бледную щеку, затем повела Гаррика в длинный коридор, где их уже ждали ее брат и родители.

Он смотрел, как леди Баллакрейн обнимает свою дочь. У нее такие же серебристые глаза, удивился он, и такая же молочно-белая кожа.

– Милое дитя, – говорила она, – прости, что напугала тебя. Я послала письмо, когда мы опасались худшего, но потом у нее жар прошел.

– Я чувствовала, что что-то случилось, еще до того как узнала, – объяснила Лавиния родителям. – И в Лондоне все пошло плохо – мистер Уэбб оказался мерзавцем, а я разорвала помолвку с лордом Ньюболдом, – Она не смогла больше сдерживать слезы.

– Если ты не отдохнешь, то тоже заболеешь, – произнесла леди Баллакрейн. Потом обратилась к Гаррику: – Лорд Гаррик, мой сын проводит вас в гостевую спальню. Я прошу прощения за ее скромность – вы видите, мы в замке Кэшин живем не в роскоши.

– Путешествуя по Италии, – улыбнулся он, – я спал в монастырях, на конюшнях и даже в оливковой роще. – Ваша спальня меня не оскорбит, мадам.

– Италия? – не поверил Керрон. – Вы должны рассказать мне об этом.

Читая письмо, которое отдал ему Гаррик, лорд Баллакрейн нахмурился.

– Условия неплохие, – пробурчал он. – Лучше, чем мы ожидали.

– От Стэндиша? – спросил Керр.

Граф кивнул.

– Он хочет поскорее получить ответ. Через две недели он будет здесь.

Гаррик не вмешивался в дела семьи Кэшин и терпеливо ждал, пока кто-нибудь вспомнит о его присутствии.

Брат Лавинии запустил руку в темные волосы.

– Лучше ему не вынуждать нас уехать немедленно. Мы не тронемся с места, пока Китти нельзя будет перевезти.

– Он всегда был бессердечным человеком, и я не думаю, что деньги его изменили.

Молодой лорд обратил горящий взгляд на Гаррика.

– Джентльмен из Ливерпуля хочет купить наш замок. Лонду вернулась как раз к нашему переезду.

Глава 29

Вчера, в Англии, капитал Гаррика составлял двадцать шесть тысяч двести пятьдесят фунтов. А сегодня утром, просто из-за особенностей географии, его богатство превысило тридцать тысяч.

Он раздвинул плотную пыльную парчу, занавешивавшую окно, – он хотел снова увидеть эффектные холмы, которыми любовался с палубы корабля. К сожалению, вид на них закрывали низкие рваные облака, и ему пришлось довольствоваться истоптанным лугом и отарами худых овец.

К нему не пришел слуга, чтобы его обслужить. Он сам умылся и побрился, используя ледяную воду в раковине. Он надел простой сюртук и кожаные штаны для верховой езды, полагая, что обычная одежда вполне подойдет для гостя в разваливающемся мэнкском замке.

Радостный девичий смех привлек его в комнату Китти. Лавиния сидела на кровати, держа на коленях Ксанту. Она смеялась, глядя на четырех котят, комично ковыляющих по лоскутному одеялу сестры.

Какая-то девочка подхватила тех, которые подобрались слишком близко к краю постели. Она посмотрела на Гаррика ярко-зелеными глазами и подарила ему обворожительную улыбку. На ней было простое шерстяное крестьянское платье. Каштановая коса свисала до пояса.

– Входи и познакомься с Эллин Фейл, это наша соседка, – позвала его Лавиния. – Мы предложили ей выбрать одного из котят Ксанты. – Слезы прошлой ночи были забыты, и она казалась абсолютно счастливой.

Он погладил настороженную кошку-мать по круглой голове.

– Малышка, ты увеличила популяцию бесхвостых кошек.

Самый маленький котенок прыгнул к Эллин, и она взяла его на руки.

– Вот этот.

– Ты уверена, что хочешь взять самого маленького? – спросила Лавиния. – У других лучше окрас, а эта пятнистая.

– Я назову ее Пятнышко. – Девочка прижала к себе крохотного зверька. – Когда ее отлучат от матери?

– Через пару недель, – ответила Китти слабым голосом. – Но ты можешь навещать ее сколько захочешь.

Эллин лучилась от счастья.

– Моя собственная кошка! Когда-нибудь у меня будет и щенок.

– А потом ты захочешь ягненка и жеребенка тоже, – засмеялась Лавиния. Она отдала Ксанту сестре. – Я должна позаботиться о нашем госте – он еще не завтракал.

На лестнице Гаррик обнял ее за талию и заставил остановиться. Он оглядел ее простое шерстяное платье и длинный передник. Это была совсем другая Лавиния, и она очаровывала его не меньше, чем одетая в шелка и атлас. Прежде чем он смог доказать это поцелуем, она ускользнула от него и побежала вниз по лестнице.

В просторной кухне пахло горящим торфом; главное место здесь занимал огромный каменный очаг.

– В каждом доме, большом или малом, есть подобный очаг, – сообщила ему Лавиния.

Кухарка месила тесто на столе рядом с очагом. После того как Лавиния ей что-то сказала на мэнкском диалекте, она оставила тесто и положила горку овсяных лепешек на тарелку. Лавиния заварила чай.

– Джонни готовит для нас, а ее дочь – наша служанка. Их мужья ухаживают за лошадьми и овцами, работают на ферме и ловят рыбу.

– S’goanta‘nskeddan ее у trat’ayn, – мрачно заметила Джонни.

– Она говорит, сельди теперь мало. Джонни, это лорд Гаррик Армитидж из Лондона, поэтому ты должна в его присутствии говорить по-английски.

– Твой отец искал тебя.

Лавиния повернулась к Гаррику:

– Я повидаюсь с отцом, а потом мы сможем поехать в Порт-Моар посмотреть тюленей.

Прежде чем отправиться в восточную башню к отцу, она зашла в свою комнату, чтобы забрать футляр с драгоценностями.

Отец сидел за большим столом, разбирая бумаги.

Он закрыл папку.

– Как твоя сестра сегодня себя чувствует? – спросил он.

– Она спокойна, – ответила Лавиния, – и настроение у нее хорошее.

– Доктор Кристиан сомневается, что она поправится полностью, ее сердце и легкие очень слабые. Она говорила тебе что-нибудь о «Вересковой горе»?

Заброшенная ферма, куда возил ее Керрон.

– Нет, – ответила она.

– Скоро она станет нашим домом, Лонду.

– Ты бросаешь замок? – Это казалось невозможным.

– На это есть много причин. Так будет лучше для Китти – воздух на холме гораздо суше, чем здесь, у моря. И твоя мать говорит, что ей хочется дом поменьше, но с большим садом.

– Когда ты решил это?

– После возвращения из Англии. Керрон и я начали изучать возможность производить льняную ткань вместо шерстяной. Я написал своему доверенному лицу в Ливерпуле с просьбой найти инвесторов. Он предложил мне обратиться к одному фабриканту, уроженцу Мэна, который собирался вернуться на остров. Он очень богат. Он не хочет быть нашим партнером, но мечтает жить в нашем замке, и щедро заплатит за него. Договор об аренде мы заключим на семь лет, и я сохраняю свое баронство.

– Но я была помолвлена с лордом Ньюболдом, – растерянно проговорила она. – Ты должен был знать, что мы не позволим тебе отдать замок.

– Мне невыносима мысль, что я буду полностью зависеть от своего зятя. Тебе нет нужды жалеть о том, что ты бросила своего маркиза, Лонду. Уверен, тебе будет без него лучше.

– Уж ему точно без меня будет лучше, – пробурчала она. Лавиния положила на стол кожаный футляр. – Мне больше не понадобятся рубины, поэтому я возвращаю их тебе.

– Так ты смогла их вернуть?

– Довольно легко. Я отправилась к мистеру Сиберри, который... – Она прервалась, вспомнив, что отец ничего не знает. – После того как мистер Уэбб пытался украсть их у меня, я отнесла их на хранение ювелиру. Как ты думаешь, что я с ними сделала?

– Продала их или заложила, чтобы оплатить мои долги.

– Но ты не велел мне делать это. – Она не была готова к такому высказыванию.

– Ты заявила, что я не одобрю твой поступок, и естественно, я подумал... – Его глаза впились в нее: – Ну-ка, признавайся, где ты достала триста фунтов?

– Мне дал их лорд... – Она запнулась. – Их дал мне один знакомый джентльмен.

– В долг?

– Не совсем. Ведь он сам предложил их мне. Но я думаю, что это его подарок.

– Лонду, – мрачно проговорил барон, – ни один человек в здравом уме не даст триста фунтов красивой женщине, если только у него нет определенных намерений.

– Все было не так... здесь ты ошибся. У него были честные намерения, но мы не знали, что мистер Уэбб шпионил за нами, и... – Она замолчала, чтобы не проговориться.

Отец помолчал, размышляя над словами, а потом сжал седеющую голову.

– Ох, Лонду, твоя добродетель в отличие от рубинов невозместима – и бесконечно более драгоценна.

Его слова пронзили ее сердце. К ее огромному сожалению, она не могла опровергнуть их. Она не могла вернуть назад свою невинность. Она переспала с Гарриком, уверенная, что они скоро поженятся. Признание не оправдает ее, потому что вскоре после той ночи она приняла от Гаррика деньги, которые до сих пор ему не вернула. Она и сейчас не была его женой, и даже не была с ним помолвлена. Этот факт был ее позором.

Страдания отца вызвали у нее слезы. Именно теперь, когда она должна была стать для него утешением, она добавила ему забот. Закрытие фабрики, болезнь Китти, сдача замка в аренду – это было больше, чем может пережить человек за столь короткое время. А теперь еще и это – ее позор и стыд.

– Этот негодяй Уэбб! Он бросил меня в тюрьму, да еще и пытался нас обокрасть. И это вынуждало тебя поступиться девичьей честью! Что им двигало?

– Алчность. Амбиции. Он уверял, что продвинется вверх благодаря моему браку с лордом Ньюболдом.

Барон встал из-за стола и подошел к окну, из которого первый граф Баллакрейн наблюдал за возвращением своих судов с контрабандным товаром.

– Я не упрекаю тебя, дочка. Как я могу тебя обвинять, если я сам был причиной твоих поступков – и они меня спасли? Я буду молиться о том, чтобы ты не пострадала больше, чем уже пострадала.

Она еле сдерживала слезы.

– Я не хочу, чтобы мама, Керрон и Китти узнали об этом. Они не смогут понять, ведь они не видели эту тюрьму. И незнакомы с Уэббом.

– А лорд Гаррик? Если ты любишь его, а он – тебя, то ты не должна скрывать от него правду.

– Он знает обо мне все, – заявила Лавиния. – У меня нет от него секретов. И никогда не будет.

Проведя больше недели среди связанных тесными узами Кэшинов, Гаррик стал невольным свидетелем их радости и огорчения. Они не сдерживали свои эмоции, они говорили так свободно и откровенно, что он только поражался, как Лавинии удалось стать такой искусной обманщицей. И она должна была ужасно скучать в Лондоне, ведь здесь она постоянно была чем-то занята: помогала Джонни на кухне, полола сорняки в саду ее матери, шила рубашки для отца и брата, ухаживала за больной сестрой.

Если сегодня он сделает ей предложение, размышлял он, чистя стойла, они позовут викария Каббона их обвенчать. Гаррик хотел, чтобы семья взяла счастливые воспоминания из этого дома и перенесла их в новый дом. И после долгой отсрочки ему не терпелось заявить о своих правах на невесту.

Он расчесывал гриву Фаннага, когда в конюшню вошел граф.

– Лорд Гаррик, положите гребень, – сурово произнес он. – Почетный гость, работающий конюхом, – это неприлично.

– Мне это нравится, – пожал плечами Гаррик, не прерывая своего занятия. – У меня есть свои лошади, и часто я сам ухаживаю за ними.

Лорд Баллакрейн казался чем-то взволнованными.

– Я хочу обсудить с вами дело личного характера. Это касается моей дочери Лавинии. И этого распутного мерзавца лорда Ньюболда.

Гаррик поднял голову, взглянув на графа поверх широкой спины пони.

– Должен признать, что я не состою в друзьях благородного маркиза, но никогда не слышал, чтобы о нем говорили подобные слова.

– Вам не нужно притворяться – мне все известно! Я прекрасно знаю, что его репутация благородного человека – сплошной обман. Он соблазнил мою дочь.

– Что?

– Она не назвала его имени. Но кто еще мог позволить себе подарить ей триста фунтов? Даже если он предложил ей выйти за него замуж, это не оправдывает его поступков.

– Мой Бог, – пробормотал Гаррик – от изумления он не знал, что сказать. Наконец он взял себя в руки. Он обошел пони и повернулся к встревоженному отцу. – Ньюболд и пальцем не тронул Лавинию. И поверьте мне, она использовала не его деньги, чтобы вызволить вас из тюрьмы.

– Тогда скажите, от кого она их получила?

– От меня. Но это произошло не так, как вы думаете, – добавил он быстро, потому что граф, насупившись, шагнул к нему. – Мы были почти женаты – и были бы женаты сейчас, если бы не этот ваш проклятый поверенный! Если бы она сразу призналась мне, что он ее шантажирует, я бы сам разобрался с ним и избавил нас всех от этого унизительного суда.

Граф сжал кулаки.

– В настоящий момент мне все равно, что произошло в Лондоне и почему, – процедил он. – Я думаю только о Лонду. Мужчина, лишивший невинности женщину с Мэна, должен предстать перед судом. Предупреждаю вас, наш закон очень суров.

Гаррик почувствовал, как у него подкосились ноги. Он подумал о том, какое жуткое наказание его ждет. Плаха? Виселица? Или что-то другое?

Он внимательно слушал, как лорд Баллакрейн цитирует подходящий к случаю – и кровожадный – закон. Когда он закончил, в конюшню зашел его сын.

– Едешь кататься? – спросил Гаррик – он был рад неожиданному появлению Керра и отчаянно хотел ускользнуть от праведного гнева барона.

– Нет, – ответил Керрон. – Я еду в Дрейм-Фроай чинить крышу – она пропускает воду как рыбацкая сеть. Хочешь вместе со мной прибивать шифер? Я заверил Лонду, что не позволю сломать тебе шею.

Гаррик, который только что узнал, что его шея и так уже в опасности, не мог придумать повода для отказа. Он помог Керру нагрузить тележку, а затем вывел из стойла пони. Они поехали по неровному, петляющему проселку. Гаррик рассказал о Риме и Неаполе.

– У меня есть мечта – когда-нибудь пройти по дорогам, по которым ходил Вергилий, – вздохнул юноша. – И увидеть города, построенные Александром Македонским.

– Ты сделаешь это.

Керр, захлебываясь от волнения, продолжал:

– Я бы почел за счастье, если бы мне удалось добраться хотя бы до Кембриджа.

– Ты и это сделаешь, – заверил его Гаррик.

На невысоком холме, рядом с морем, стояли дом, конюшня, коровник и свинарник – и все они были построены из серого камня. Гаррик уже был на этой ферме – здесь вскоре будут жить Кэшины – и догадался, почему они выбрали именно ее. Снаружи их замок производил грандиозное впечатление, но был очень неуютным внутри.

Гаррик таскал связки шифера на крышу, а Керр его прибивал. Во время работы они говорили только по необходимости, но когда они решили передохнуть и подкрепиться, они вернулись к теме, интересовавшей обоих, – к Италии.

– Дом в Венеции? – вздохнул Керр, не веря, что такое бывает на свете, – Почему ты уехал оттуда? Если бы я мог жить за границей... – Он замолчал и указал на фигуры вдали: – Смотри – Эллин Фейл и Кэлибрид Тиар, наши арендаторы. Они часто собирают здесь лечебные травы.

– Молодая Эллин живет поблизости, так?

– В Боай-Феа, рядом с фабрикой.

– Думаю, ей будет проще брать у тебя книги, когда вы переедете. Она очень любит читать.

Керрон улыбнулся:

– В следующий раз я дам ей «Энеиду». Это займет ее надолго. Хотя, наверное, это вызовет скуку у ее слепой бабки.

Неужели Керр не замечает, что эта красивая девочка его боготворит? Ее тяга к знаниям была искренней, в этом нет сомнений. Но Гаррик предположил, что ее стремление узнать побольше продиктовано желанием понравиться сыну графа. Однако Керр горел желанием покинуть остров – и всегда хотел, по словам Лавинии. Беспокойная душа, подумал Гаррик, такой же бродяга, как и он сам.

– Вон Лонду, – сказал юноша, – скачет к нам.

Гаррик сразу отбросил свои размышления о Керре и Эллин, увидев фигурку, пересекающую торфяники. Он вскочил на ноги и стряхнул крошки с одежды.

– Где моя куртка?

– Кажется, ты оставил ее в траве, – ответил Керр.

– Ты не против, если я уйду?

– Конечно, иди! Я сам закончу.

Фаннаг уверенно нес Лавинию по холмам и по каменистым бродам. Ее мысли обращались к тому дню, когда она ехала этой дорогой, еще до первой поездки в Англию. Она вспомнила, что холм был покрыт лиловым вереском, а на ней была старая куртка для верховой езды и грубая шерстяная юбка.

Сегодня все холмы зеленели и ярко распустились цветы. На ней был костюм для верховой езды из тонкой красной ткани. Но теперь, как и тогда, все ее мысли были о замужестве. Если она не добудет мужа, причем скоро, это сведет в могилу ее отца.

– Лавиния, Лавиния, подожди!

Она повернулась в седле и увидела Гаррика, который, перепрыгнув через каменную стену, продирался сквозь кусты. Какое ужасное событие заставило его мчаться к ней, не разбирая дороги? Керр упал с крыши и разбил голову? Китти стало хуже?

Она спешилась и бросилась ему навстречу.

– Что случилось? – закричала она, побледнев.

– Моя жизнь в опасности, – выдохнул он. – Ты должна спасти меня. Я отплачу тебе за это, клянусь. Отдам часть своего богатства, всех лошадей, каких захочешь, мое палаццо в Венеции...

– О чем ты говоришь? Если ты опять напился...

– Не пил ни капли. – Он схватил ее за руки. – Помнишь, я говорил о том, что играл в пикет с лордом Эвердоном у леди Бекингемшир, и о моей клятве бросить играть в карты? Я кое-что скрыл от тебя. В ту ночь я выиграл много денег – двадцать шесть тысяч фунтов. Больше тридцати тысяч в деньгах Мэна.

– Ох, Гаррик!

Он помрачнел.

– Ты не выглядишь очень обрадованной.

– Потому что ты утаил это от меня. Я надеялась, что мы всегда будем честны друг с другом.

– Начиная с этого момента, – пообещал он. – Лавиния, ты должна выйти за меня замуж.

– Да, я знаю. Оглашение в церкви за три недели до свадьбы, – рассеянно произнесла она. – А тогда уже все будут знать, что я...

– Вот особая лицензия. – Он помахал перед ней документом. – Мы не должны ждать – мы можем пожениться хоть сегодня. И я собираюсь тебе доказать, что я больше не тот обманщик, бродяга и игрок, каким был, когда мы познакомились.

Его дикий взгляд, всклокоченные волосы, одежда работника – он совсем не был похож на щеголеватого незнакомца, который заговорил с ней на лондонской улице, а потом ее поцеловал.

– Тебе не нужно ничего доказывать мне, Гаррик.

– Может, я не так богат, как лорд Ньюболд, но я могу вложить деньги в ткацкую фабрику твоего отца, оплатить учение и путешествия Керра, послать Китти на лечебный курорт. Я хочу вам помочь. Пока я не приехал на ваш остров, я не знал, что это такое – быть членом семьи. Радость и чувство покоя были мне неведомы, пока я не встретил тебя. Помнишь это? – Он показал серьги, которые подарил ей в «Отдыхе кучера».

– Конечно, помню, – ответила она, думая о том, когда же он закончит свою пылкую речь, чтобы она могла рассказать свои новости.

– У меня есть еще кое-что для тебя, дорогая малышка.

Увидев, что он достал из кармана, она охнула: в его руке искрилась всеми цветами радуги длинная нитка крупных бриллиантов.

– Я охочусь за богатством, – напомнила она ему, когда он надел сверкающий подарок на ее шею. – Все скажут, что я вышла за тебя, потому что ты внезапно разбогател. Или потому, что я...

– Причина, по которой ты выходишь за меня, – отчеканил он как мог убедительно, – в том, чтобы сохранить мне жизнь. Твой отец говорит, что по законам Мэна обесчещенная девственница может наказать соблазнителя одним из трех способов. Меч – чтобы отрубить ему голову. Веревка – чтобы его повесить. Или обручальное кольцо. Лавиния, ты держишь мою жалкую, недостойную жизнь в своих руках. Что меня ждет?

– Кольцо. И скорая свадьба. – Она покраснела и добавила: – Я думаю, что у меня будет от тебя ребенок.

– Не может быть! – восхитился он. – Я скоро стану отцом?

– Я еще не совсем уверена, – пока не уверена.

Его пальцы быстро побежали по ее красной куртке, расстегивая крошечные пуговицы.

– Перестань дергаться, – нетерпеливо произнес он.

– Что ты делаешь?

– Пользуюсь моментом, – ответил он бесстыдно, лукаво улыбнувшись. – Есть способ сделать твои подозрения реальным фактом.

Облегчение, любовь и счастье вырвались наружу смехом. Он уложил ее на траву и цветы и заглушил ее смех жадными, отчаянными поцелуями.