Девочка бандита (СИ)

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

— Вот такие дела, — Михаил Потапович, врач-травматолог поправил на большом носу очки.

Вздохнул, посмотрел на меня, а потом — на Зою Павловну.

— Миша, не томи, говори уже! — потребовала она.

Щеки её были красными, глаза блестели, и я не на шутку забеспокоилась о том, что Зое Павловне тоже понадобится медицинская помощь.

В местную больницу нас привезла скорая.

Вкололи обезболивающее, сделали рентген, и вот теперь доктор, Михаил Потапович (очень шло ему имя-отчество, потому что он, правда, был похож на медведя) выносил свой вердикт.

— У пациентки перелом лучевой кости. Сейчас пусть проходит в процедурную, наложим гипс.

— Господи, — Зоя Павловна выдохнула. — А смещения там нет?

— Нет, слава Богу, — доктор нахмурился, — тут еще сотрудники милиции пришли. Хотят взять показания. Я их у себя в кабинете посадил. В общем, как закончите с гипсом, приходите.

— Михаил Потапович, — нарушила я свое молчание.

Голос у меня звучал едва различимо, и сама я себе казалась бледной тенью, которая вот-вот растает в больничном коридоре.

— Да, Елизавета? — улыбнулся он.

По-доброму так. Как любящий отец.

— А когда обезболивающее подействует?

— Минут через пять-десять. Надо потерпеть.

Я кивнула. Видимо, терпеть — придется мне в ближайшие месяцы наверняка. Едва передвигая ногами, в сопровождении Зои Павловны, я доковыляла до процедурного кабинета.

Когда на мою руку наложили гипс, я поблагодарила врача и медсестру, а затем — с трудом шевеля ногами, вышла в коридор. Голова моя кружилась, и я чувствовала себя очень слабой.

Но мне предстояла еще встреча с милицией. Внутри все засосало от неприятных чувств. Мне и так было плохо, а тут еще с ними общаться.

Но понимала — надо.

В кабинете врача сидели двое сотрудников милиции. Оба молодые, один даже, увидев меня, заулыбался. А мне хотелось треснуть его по фуражке и спросить, что веселого он увидел во мне?!

Проглотив глупые слова, я опустилась на свободный стул. Милиционеры представились, а потом начались эти расспросы…

— У вас есть предположения, почему этот человек напал на вас? — делая записи в своем блокнотике, поинтересовался улыбчивый милиционер.

— Нет, никаких, — равнодушно ответила я.

Я не собиралась рассказывать им про Искандера. По ряду причин, одна из которых была моя любовь к нему. Пусть оставят его в покое!

— Вы запомнили, как выглядел нападавший?

— Лысый, высокий, зовут Ваня, — скороговоркой ответила я.

Скорее бы закончился этот допрос! Меня мутило — от боли и голода.

— Ясно, будем искать. Выздоравливайте, — первый милиционер поднялся, а вот второй — не спешил.

Его карие глаза все изучали меня. Влюбился, что ли? Дурак.

— Мы постараемся найти его, — пообещал он.

— Постарайтесь, — сомневаясь в том, что они действительно найдут его, кивнула я.

Наконец, милиционеры ушли, и Зоя Павловна, с треском закрыв за ними дверь, решительно двинулась на Михаила Потаповича.

— Миша! Ты мне скажи — девочку надо оставлять в больнице, или домой можно отпустить?

Голос Зои Павловны я слышала как сквозь вату… Слабость достигла такой силы, что я начала сползать по стулу.

— Ой, Лиза! — Зоя Павловна рванула ко мне.

Послышался какой-то шум, и что-то, на левой руке, стянуло мне чуть повыше локтя.

Затем я поняла, что доктор начал измерять мне давление.

— Так и думал, — обеспокоенно заметил он, — низкое давление у неё. Надо под капельники. То-то не нравилась мне ее бледность. Давай так, Зоюшка, девочку твою до завтрашнего утра оставляю, я как раз дежурю сегодня. Утром придешь — решим, что делать. Дай Бог, все будет хорошо, заберешь.

Он снял с моей руки манжету. Дошел до двери и громко крикнул:

— Настена! Готовь капельники и палату!

…Палата, в которой я оказалась, хоть и была старой, но чистой. Ни крошки, ни вони, ничего такого, что показывало бы неуважение к пациентам.

В палате я была одна, что наталкивало меня на мысли, что она была «блатная», для своих. Видимо, доктор оказался близким человеком для Зои Павловны, это я поняла уже тогда, когда она обращалась к нему, называя «Мишей».

Мне поставили капельницу в левую руку. Правда, перед тем как установить её, около минуты искали вену. Еще одно мучение, дополнившее все остальные.

Зоя Павловна к этому времени ушла. И я была рада этому.

После пережитого ужаса, я нуждалась в тишине и уединении.

Лежа в больничной палате, я усталым взглядом смотрела в окно, за которым начинался вечер, и мысленно прощалась с Искандером.

Наверняка он уже садился в самолет…

Без меня.

Он прилетит в Москву, и начнет новую жизнь.

Без меня.

Понимание этого скручивало мою душу. И если обезболивающее подействовало на сломанную руку, то на душу оно было никак не в силах повлиять.

Слезы закапали по моим щекам. Я шмыгнула носом.

Одиночество «милосердно» приняло меня в свои ледяные объятия.

Стало так холодно, несмотря на то, что в палате была оптимальная температура воздуха.

Но разве это имело значение, когда сердце и душа были охвачены стужей?

В коридоре послышались шаги.

Сердце, взволнованное этим звуком, несколько раз ударило в ребра. Неужели?…

Дверь в палату открылась, показался Михаил Потапович.

Его уставшее лицо — как печать истинного врача, беспокоящегося о своих пациентах, осветила улыбка.

— Елизавета, ты как? — доктор прошел в палату.

Остановился рядом со мной.

Внимательно посмотрел на капельницу, а потом — на меня.

— Нормально, спасибо, — стараясь скрыть разочарование, я утомленно улыбнулась, — а вы как?

Густые брови врача поползли наверх.

— Вот сколько живу, впервые слышу, чтобы пациент спрашивал о моем самочувствии, — улыбнулся он, — я хорошо, дочка. А ты чего пригорюнилась? Так и болит рука?

Болит. Но не рука.

— Нет, отпустило, слава Богу, — выдохнула облегченно, — а капельники скоро отключите?

— Еще полчасика надо полежать. Нельзя их быстро пускать, так что придется подождать. Потом велю принести ужин, там сегодня рыбку с пюре приготовили. Самое то для косточек.

— Ладно. Спасибо, Михаил Потапович.

— Выздоравливай, — тепло улыбнулся доктор. — Завтра Зоя за тобой приедет. Завтра будет лучше, чем вчера. Непременно так будет.