Глава 2. Приют

— Ну, здравствуй, подруга, давно не виделись! — с искренней теплотой в голосе поприветствовал свою давнюю знакомую Савиан.

Женщина сидела за высоким письменным столом из темного дерева: одета она была по-официальному, в строгое закрытое платье, прикрывающее плечи и пышную грудь, темно-каштановые волосы были собраны в высокую прическу, а на кончике носа гордо возвышались модные очки с узкими оправами, придающими ее лицу более строгий и стервозный вид, на губах же играла чуть заметная полуулыбка.

— Савиан? Ты ли это? Какими судьбами? — удивленно защебетала женщина, узнав в вошедшем своего друга детства.

— А ты изменился! Эх, годы берут свое, друг: и ты постарел, — она вздохнула и протянула руку для приветствия, улыбаясь в ответ на его улыбку.

— Зато ты только похорошела, — не обижаясь, хмыкнул мужчина.

— Сав, я рада тебя видеть, но дел по горло, ты зачем пришел? Я могу чем-то помочь? Или, в самом деле, ТАК соскучился, что решил прийти прямо ко мне на работу? — Мидлена вопросительно выгнула бровь.

— Миди, тут такое дело… — он задумался, решая, как лучше объяснить. — В общем, мы тут девочку нашли в товарной телеге. Чья она никто не знает, сама ничего не говорит и вообще ревет в три ручья, от меня шарахается, как будто я ее пришиб чем! — в голосе пограничного сторожа отчетливо прозвучало недовольство. — Определить бы надо куда-нибудь, молоденькая совсем, пропадет ведь.

— Удивил, честно говоря, — устало проговорила женщина. — Веди, посмотрим: может, определим, а может, заговорит и родителей найдем. Как-никак — это моя работа.

Мужчина вздохнул с облегчением.

— Спасибо, дорогая, за мной должок! — и он тут же скрылся за дверями кабинета.

Женщина нахмурилась, вперив напряженный взгляд в дверь. Последнее время она сильно уставала: детей в приюте было много, и каждый имел свой характер и свою грустную историю, а также свой шрам на маленьком детском сердце. Хуже всего было то, что государство не особо стремилось помочь этим детям: лишь изредка она получала от чиновников жалкие подачки. Современное общество также не воспринимало сирот: бедняки все равно не могли им ничем помочь, а представители родовитых семейств не могли позволить себе смешение «голубой» крови с безродными.

Впрочем, исключения все же были, но от одного воспоминания об этом ее передергивало: богатые вдовцы иногда обращались к ней, желая «удочерить» молодую особу, дабы скрасить свое одиночество. Она ненавидела себя за это, но и деньги были крайне необходимы для выживания всего заведения, да и для девочек иногда это был единственный шанс увидеть свет.

Нет, она не вынуждала их, она всего лишь предлагала, подбирала красивые формулировки, корректно разъясняла, но последнее слово всегда было за девочкой — слабое утешение для измученной совести, но другого, увы, у нее не было. Каждый раз она убеждала себя, что больше не пойдет на это, не прогнется в угоду богатеньких и влиятельных выродков, заставит их подавиться своими грязными деньгами, но год заканчивался, детей становилось больше, счета выше, а выбор все тяжелее.

* * *

Страх и ужас: два обжигающих и затопляющих сознание чувства, которые не отпускали, мешали думать и понимать. Она не знала, сколько дней пребывает в таком оцепенении. Пока караван двигался и ее никто не трогал — было легче. Внутри все словно умерло, и не было других мыслей, кроме желания убежать далеко-далеко.

От чего же она бежит? Она и сама этого не понимала и не помнила. Но, как только этот мужчина увидел ее и залез в телегу, этот страх с новой силой начал душить, заставляя плакать, вырываться, отчаянно бороться за жизнь. Она не понимала ни его слов, ни его действий: она видела в нем врага и тогда словно красная пелена прикрывала ее от всего остального мира. Кровь, боль, смерть…бежать — это все, что она помнила и знала.

Незнакомец втащил ее в какое-то помещение и усадил на стул. Она уже не вырывалась, только испуганно озиралась по сторонам и вдруг наткнулась на теплый, почти материнский взгляд женщины.

— Как тебя зовут? — осторожно поинтересовалась Мидлена.

Девочка молчала и с недоверием поглядывала на стоящего у двери мужчину.

— А ты прав: не знала бы тебя, Сава, подумала бы, что ты и впрямь обижал бедняжку! А почему она в таком виде?

— Она была в куче угля черт знает сколько времени, как, по-твоему, она должна выглядеть? — с укоризной ответил мужчина.

— Ну, да, ты прав… — поспешно согласилась Мидлена.

— Знаешь, а ты иди, наверное, без тебя ей легче будет! Уж не знаю почему, но на меня она так не смотрит, — женщина улыбнулась доброй и открытой улыбкой.

— Она и Сыча боялась… — словно оправдывался Савиан.

— Ну, этого старого тролля и я бы испугалась, если бы встретила в темном переулке, — усмехнулась в ответ женщина.

— Ладно, я пойду, Миди. Думаю, ты не обидишь ребенка, — он развернулся и направился к выходу.

В ответ ему в спину горько вздохнули, но ничего не сказали, кроме грустного:

— До встречи, приятель.

Как только дверь закрылась, девочка выдохнула и немного расслабила напряженные плечики.

— Ну, малышка, давай знакомиться! Меня зовут кета[1] Мидлена, я здесь за маму, — она тепло улыбнулась, сняла очки, подошла к девочке и постаралась заглянуть в ее глаза, чтобы внушить ей доверие.

— А как зовут тебя? Откуда ты у нас? Тебя кто-то обидел? Это твои родители? — в ответ по-прежнему тишина. — Не надо меня бояться, ты в безопасности, — она говорила тихо и ласково, стараясь не спугнуть ребенка. Мидлена придвинула стул поближе к девочке и протянула ей платочек, чтобы вытереть слезы.

В ответ на ее слова девочка отрицательно покачала головой и снова опустила глаза.

— Ты не можешь говорить? — мысль о том, что бедняжка может оказаться немой расстраивала больше всего.

— Я не помню, — чуть слышно прошептала девочка, не поднимая глаз.

— Чего ты не помнишь, малышка? — обеспокоенно спросила женщина, радуясь все же, что ребенок пошел на контакт.

— Как меня зовут, откуда я, кто мои родители: я не помню! — почти обреченно, едва сдерживая слезы, ответила она.

— Это ничего, а что же ты помнишь? Как ты попала в телегу с углем, кто тебя так напугал? — с каждым услышанным словом Мидлена хмурилась все больше.

— Я помню, что было темно и страшно, и я бежала, а потом спряталась в телеге… я не знаю, от кого я пряталась, но когда тот мужчина меня нашел, мне опять стало плохо и страшно, они оба меня напугали, — девочка все также не поднимала глаз, а голос ее казался сухим и охрипшим, но говорила она четко и искренне, пытаясь унять дрожь в теле.

— Это ничего, дорогая, ты еще все вспомнишь, — уверенно проговорила женщина. Мидлена осторожно приподняла подбородок девочки, чтобы снова заглянуть в ее глаза. — А пока, нам надо тебя как-то называть, выбрать для тебя имя, если ты не против!? — она робко улыбнулась уголками губ.

— Я не против, — тихо-тихо прошептал ребенок.

— Хорошо, а какое имя ты бы хотела?

— Я не знаю, — растерялась девочка.

— Ну-у, — задумчиво протянула Мидлена, — знаешь, а мы не будем долго с этим мудрить, да и делать из тебя загадку среди остальных тоже не стоит. Скажешь, что ты просто не любишь говорить о прошлом — это у нас не редкое явление. Родилась и росла ты здесь же, в Камилинске. А имя… — она снова задумалась.

— Камила — подходящее имя: раз уж ты НАША находка, в честь города и назовем! Нравится?

— Мне подойдет, — безразлично пожала плечиками девочка.

— Вот и договорились, — ласково прошептала Мидлена. — Я познакомлю тебя с Натали — она у нас нянечкой работает. Натали отмоет тебя и накормит, а потом пойдем знакомиться с ребятами. Будь послушной девочкой, хорошо?! — проговорила женщина: внутренний голос подсказывал, что с этим ребенком будут проблемы, да и малышка, наверняка, оказалась втянутой в какую-то очень нехорошую историю.

* * *

— Дети, знакомьтесь — это наша новенькая, ее зовут Камила. Просьба не обижать! Договорились?! — Мидлена с подозрением осмотрела детей, которые голодными и хищными взглядами изучали новенькую.

А девочка действительно оказалась необычной. Первое, что приковывало внимание и поражало воображение, так это ярко-рыжие волосы: пышные, длиной до пояса, волнистыми локонами струящиеся по детским плечикам. Они напоминали ожившие языки пламени, готовые обжечь любого, кто к ним прикоснется. Глаза были ярко-зеленые выразительные и такие же удивительные, как и волосы девочки. Кроме того, наперекор всем законам природы, на ее лице не было веснушек, а ресницы и брови были не бледно-рыжими, а черными.

Больше всего она походила на диковинную, очень красивую и дорогую фарфоровую куклу. И это тоже настораживало: за все годы работы в приюте Мидлена убедилась, что дети бедняков крайне редко обладают заурядной внешностью и еще реже бывают здоровыми и не имеют хронических недугов. Камила же выглядела ухоженной, здоровой и никак не могла не выделяться среди остальных детей.

— Договорились, кета! — с усмешкой, вздернув вверх подбородок, ответил Макс, который уже не сводил с новенькой глаз: с таким же энтузиазмом кот смотрит на миску со сметаной.

Женщина направила на него предупреждающий взгляд: Макс был своего рода «вожаком стаи» и, как следствие, тяжелой головной болью для всего персонала детского приюта.

— Особенно это тебя касается, — каждый раз, этому ребенку приходилось напоминать, кто здесь главный. Мидлена провела рукой по удивительным волосам девочки и неторопливо направилась к выходу.

* * *

Камила чувствовала себя уставшей и опустошенной, единственное, чего ей хотелось — так это спать. Но, как только она осталась наедине с другими детьми, страх опять начал волнами накатывать на нее. Девочка чувствовала себя жертвой, загнанной в угол стаей гиен: она не могла бы объяснить причину этих страхов, но доверяла своим чувствам, которые подсказывали, что дети вокруг таят в себе угрозу.

— Ну, привет, лисенок, ты откуда такая? — тот самый мальчишка, который разговаривал с директрисой, тут же плюхнулся на ее кроватку и нагло рассматривал девочку. Паренек был явно постарше: он был выше Камилы на полголовы, на нем были темно-коричневые укороченные брюки и футболка с закатанными до локтей рукавами, на голове была копна темных волос, взъерошенных и явно давно нечесаных, черты лица были броскими и запоминающимися, когда он улыбался, то взгляд его становился не добрым, а скорее хитрым, озорным и даже опасным.

— Меня зовут Камила, — прижавшись к спинке кровати и притянув ноги к груди, буркнула девочка.

— Я буду называть тебя так, как захочу: ты рыжая — будешь лисенком! — он улыбался широкой и хищной улыбкой, которая, как показалось Камиле, вот-вот грозила перерасти в оскал.

— И ты не ответила на мой вопрос? — он выжидающе выгнул бровь.

— А я и не собираюсь отвечать ни на чьи вопросы, понял? Оставь меня в покое, я хочу спать, — она старалась выглядеть воинственно и с достоинством дать отпор этому заносчивому мальчишке, не замечая никого вокруг.

— Детка, со мной надо дружить, а не ссориться! — он говорил все тем же веселым и дружелюбным голосом, но вот глаза теперь были холодными и выражали обиду и раздражение. Макс вытянул руку и коснулся ее подбородка.

— Отстань! — Камила сорвалась на полукрик и, освободив свой подбородок, толкнула его в грудь.

Дети вокруг заулюлюкали, кое-кто даже присвистнул, а Макс тут же подскочил, схватил за волосы и потянул так, чтобы ей пришлось смотреть ему в глаза.

— Считай, что ты нарвалась, рыжая тварь! Сейчас придет Ната: начнет проверять комнаты и объявит отбой, не вздумай ей пожаловаться — убью! А завтра мы с тобой еще пообщаемся! — с этими словами он отпустил ее волосы и мгновенно отскочил на два шага от узкой кроватки, а еще через пару секунд дверь распахнулась, и вошедшая нянечка принялась выпроваживать мальчишек из комнаты девочек.

Загрузка...