Алиса. Школа
Квартира встречает меня тишиной. И она такая страшная, тишина одиночества. Когда рядом с тобой никого нет. Что теперь мне делать? Как жить дальше? Что если… Думать об этом тяжело, но это самый вероятный исход повторного инфаркта. Об этом предупреждал врач. Что если бабушка не вернется из больницы? Я вздыхаю. Мои ровесницы бегают по клубам и магазинам, а я застряла в каком-то мрачном сне. И проснуться у меня никак не получается.
Ложусь на свою кровать прямо в одежде. Внутри опустошение, безразличие ко всему происходящему. В школу завтра не пойду. Теперь уже все равно. Некому за это переживать. Не удается заснуть очень долго. Лишь когда небо светлеет, меня охватывает сон. Такой же тяжелый, как действительность. Я не слышу будильник. Хотя не уверена, что встала бы, если бы даже и услышала. Ничего не хочу — именно с этой мыслью открываю глаза. На часах четыре часа дня. На телефоне штук двадцать пропущенных. Два — от классного руководителя. Остальные с одного и того же номера. Кто это?
Но перезванивать не стала. Вместо этого набрала больницу. Вот здесь мне долго не отвечали. Когда же, наконец, взяли трубку, я услышала равнодушное: "Состояние вашей родственницы без изменений. Все остальное вам сообщит лечащий врач. Прийти можно завтра утром."
Я еще что-то хотела спросить, но во входную дверь начали звонить без остановки, а женщина, которая говорила со мной, очень быстро завершила вызов. Я пошла открывать, так как в дверь стали еще и стучать.
Распахнула ее, не думая о том, кто пришел.
— Ты почему на звонки не отвечаешь?! — выдохнул Харламов на пороге моей квартиры одновременно и с раздражением, и с облегчением.
Я еще не отошла ото сна.
— На какие звонки?
— На мои, Алис, на мои. Я тебе раз двадцать, а может, и больше позвонил.
— Спала, — никто мне не скажет, зачем я с ним вообще разговариваю?
— Случилось что-то? — парень делает пару шагов и оказывается рядом со мной, с тревогой заглядывая в мое лицо.
— Ты куда? Я не приглашала, — вяло возмущаюсь.
— Я сам себя пригласил, — отвечает Боря, не смутившись.
Всегда он так. Бестактный какой.
— Что случилось? Ты в школу не пришла, — переспрашивает.
И тут я делаю то, чего сама от себя не ожидала. Но мне так плохо на душе, что хочется рассказать об этом хотя бы одному живому человеку. И пусть он не бросится мне помогать, да и помочь не получится, но просто произнести вслух то, что мучает изнутри — это тоже бывает важно.
— Бабушка в больнице. Инфаркт. Еще один. Она… Не знаю, выживет ли…
Боря делает еще более неожиданную вещь, крепко обнимает меня, прижимая к себе. И гладит по голове. Как маленькую девочку.
— Алис, мало ли… Может, выкарабкается. Ты в больницу когда пойдешь? Хочешь я с тобой схожу?
"Хочу" так и просится с языка. Но вместо этого я мягко высвобождаюсь из его рук.
— Борь, не надо этого всего. Тебе поиграться и посмеяться надо мной, а мне и так очень тяжело.
— Алис, ты не права. Подпусти меня к себе. И я клянусь — ты не пожалеешь, — он обхватывает мое лицо ладонями, наклоняется ко мне и смотрит мне в глаза. Смотрит долго, словно гипнотизируя. И выглядит так искренне, что мне хочется ему поверить.
Но я не верю.
Однако, если я сейчас начну с ним спорить, его это только заведет.
— Борь, мне не до этого. Давай ты потом придешь и мы поговорим. Я себя неважно чувствую, хочу отдохнуть. Я всю ночь не спала.
Он с подозрением меня разглядывает, но все же соглашается:
— Ладно, я пойду. Завтра утром приеду, в больницу тебя отвезу.
Я согласно киваю головой, страстно желая, чтобы он ушел. И вместе с тем, так не хочу снова оставаться одна. Харламов действительно уходит, на прощание велев мне позвонить классному руководителю. Я некоторое время нахожусь в ступоре после его ухода. Это точно был Борис? Может, у него есть брат-близнец, который умеет быть адекватным? Вряд ли, конечно. Огорченно вздыхаю. Ведь плохо не то, что Боря приходил, плохо то, что он не вызывает у меня неприятия на физическом уровне. Должен. Но… О том, что не нужно, чтобы он до меня дотрагивался, приходится себе напоминать. А так… Я бы, наверное, еще бы постояла в его объятиях. Это как-то успокаивало, что ли. Вселяло уверенность, значительно поистрепавшуюся за последнее время.
Причиной того, что я не желала никакого сближения с Борисом являлось то, что я ему не доверяла, и помнила все свои обиды. На них у меня оказалась неплохая память. Если ему удастся запудрить мне мозги, не знаю, к чему это приведет.
Звоню учительнице, которую назначили к нам классным руководителем совсем недавно. Она начинает отчитывать меня сходу. Я все же объясняю ей свое положение и то, почему сегодня пропустила школу.
— Это не причина для пропусков, Савельева! Заболела бабушка, а не ты. Чтобы завтра была на уроках! — говорит эта мымра и кидает трубку.
Несколько секунд разглядываю свой телефон, не в силах поверить тому, что слышала. Откуда эти люди? Откуда в них эта звериная жестокость? Я ведь ничего плохого не сделала.
На следующее утро, собираясь в больницу, все же жду, что Борис хотя бы позвонит. Он был так решительно настроен вчера. Но он не звонит и не приезжает. Видимо, закончился запал. Или друзья вправили мозги.
Но мне некогда думать о Харламове. На первом месте состояние бабушки. Разговор с лечащим врачом получается каким-то размытым. Он отделывается от меня общими фразами. На вопрос, нужны ли какие-то лекарства, отвечает отрицательно. Единственное, что слышу — надо ждать.
В школу опаздываю и классный руководитель ведет меня к завучу, которая вместо ругани интересуется, нужна ли мне помощь. Что я могу попросить? Мне не нужна помощь, мне нужно чудо.
В пришибленном состоянии отбываю уроки, не слушая никого и ничего.
В конце дня на меня налетает Харитон и заталкивает в пустой класс:
— Это ты во всем виновата! — говорит негромко, но с явной угрозой.
Ему-то что от меня надо?
— В чем я виновата? — глухо переспрашиваю.
— Борис в больничку угодил. А знаешь, кто его туда отправил? Матвейка. Из-за тебя, — он тычет в меня пальцем.
А я стою, как статуя, не могу произнести ни слова.
Борис в больнице? Поэтому он не приехал.
Что ему сделал Матвей?
Вообще, что они творят все?!