Алиса
Оглядываю скромную гостиничную обстановку и не верю, что в безопасности. Номер какой-то странный, сдвоенный, если можно так сказать. В первой его половине расположились мужчины, а я — во второй. Мне много и не надо: тепло, сухо, ничто не угрожает крохотной жизни внутри меня — это и есть счастье. Потихоньку стряхиваю с себя ужас последних дней. Хватит на этом зацикливаться. Нужно смотреть в будущее. И верить, что оно будет прекрасным.
Пока моюсь в душе, приносят ужин: и мясо, и салат, и картофельное пюре, и креветки в тесте. И десерт. И чай. И все мне одной. Давлюсь слюной, глядя на поднос, а потом с аппетитом принимаюсь за еду. Охранник сказал, что если мне что-то будет нужно, я обращалась к кому-то из них. После чего я осталась одна и добралась до еды. Ела жадно, потому что нормальной пищи не видела уже несколько дней. Насытившись, свернулась клубком на кровати и крепко уснула. Спала долго и без сновидений. Мне удалось отдохнуть.
Проснулась в середине следующего дня. Я уже и не помню, когда, столько спала. Почувствовала себя гораздо лучше. Принесли завтрак, я включила телевизор и поела. Было так непривычно валяться в постели, объедаясь вкусной едой.
Зазвонил телефон. На дисплее высветилось — "Матвей".
Я ответила на звонок:
— Да! Привет.
— Привет, Алис, — голос парня звучал раздраженно.
Я напряглась.
— Что-то случилось? — спросила, затаив дыхание.
— Случилось. Припадочный твой ко мне домой заявился. Рвется в дом с обыском.
— Борис? — удалось мне пропищать.
— У тебя их много было? — прозвучало еще резче, но уже через секунду Матвей, вздохнув, добавил, — Извини, Алис. Я не хотел тебя обижать.
Наверное, надо было обидеться. Но Матвей мне так помог. И продолжает помогать.
— Что он хотел? — спросила, запинаясь.
— Он ищет тебя. Только что орал, что я не имею права тебя прятать, угрожал вызвать полицию. Алис, ты точно уверена, что он был в курсе того, что с тобой хотели сделать?
Я не уверена. Ни в чем я не уверена. Более того, в памяти всплывают эти горько-сладкие последние месяцы. Сердце неожиданно сжимается от тоски. Глупое… Если я сейчас поддамся, то попаду в новую беду.
Но как же хочется услышать Борин голос! Понять хотя бы для себя, было ли все ложью. Или просто так сложилось.
Могу же я позволить себе маленькую слабость? Пусть с его стороны все было несерьезно, или не так серьезно, как мне того хотелось. А вот с моей… Я же увязла в нем. И не знаю, как освободиться.
— Матвей, — говорю тихо, быстро, — Только не ругайся, хорошо? Я хочу с ним поговорить. Недолго. Мне нужно, понимаешь? Нужно знать… А вдруг…
Что вдруг, я и сама не понимаю. Просто услышать голос Бориса становится неожиданно важно. Очень важно.
— Только не с моего телефона, — как бы там ни было, я продолжаю опасаться.
За свою безопасность. За жизнь моего малыша.
Белов понимает меня с полуслова. Я ожидаю, что сорвется, но всего лишь слышу:
— Эх, Алиска. Ладно, я ему свой телефон дам. И вы поговорите. Может, до чего договоритесь.
Не успеваю ничего сказать в ответ, как Матвей отключается.
Через несколько минут на дисплее снова светится "Матвей". Вот только это не он. Меня кидает то в жар, то в холод. И я смотрю на разрывающийся телефон. Я же сама хотела поговорить с Борей, а сейчас не могу заставить себя нажать на зеленую трубку.
Практически заставляю себя это сделать. Руки трясутся. Что я за размазня?
— Алииис! — Харламов выдыхает в динамик мое имя.
И весь мир останавливается. Слезы струятся по щекам. Откуда они только взялись? Я хотела быть сильной…
— Алис… Ты плачешь? Не надо,
Я отзываюсь ему сквозь слезы.
— Борь…
Нет больше слов. Ни у меня, ни у него. Но и молчание может быть красноречивей самых громких признаний. Как же я соскучилась! Как я тосковала!
Борис первым приходит в себя.
— Алис, я не знал! Слышишь меня? Я не знал, что отец хочет сделать. Я бы никогда так не поступил с тобой! Слышишь меня? Прости меня. Ребенок… Все уже? Он сказал, тебе сделали аборт…
В его голосе я слышу вину и раскаяние, но что-то трескается внутри меня. У Бориса есть отец, семья. И они никогда не позволят мне быть с ним. Найдут способ. А он… Что он может противопоставить собственному отцу?
Ничего.
— Алис. Не молчи. Где ты? Я приеду, заберу тебя. Все будет хорошо.
Будет. Но не у нас.
— Борь, не надо приезжать. Твой папа прав. Я тебе не подхожу, — как трудно даются мне эти слова, не узнает никто.
Но Борин отец никого не послушает. Стоит мне вернуться, он сделает то, что хотел в прошлый раз. И Борис не сможет ему помешать.
— То, что случилось между нами, было ошибкой. Ты же меня всегда ненавидел. А то, что было последние месяцы — это просто… Просто глупость.
— Алис, ты с ума сошла? Ты что несешь? — Боря повышает голос.
Но я должна…. Должна поступить так, как поступаю.
— Борь, ты… Домой езжай…И не ищи меня больше… Не надо.
Молчаливые слезы переходят в рыдания. Я обрываю звонок. Не в силах говорить. Не в силах слушать.
А потом выключаю телефон. Сейчас не могу разговаривать. Ни с кем.
Все, что могу — это рыдать. Громко. На весь номер.
Пока на пороге не появляется Григорий:
— Ты чего ревешь дуреха? Тебе ж нельзя!
Он впихивает мне в руку стакан с водой, об край которого я стучу зубами, пытаясь глотнуть воды и успокоиться. Мужчина прав.
Теперь я не могу убиваться по разбитому сердцу.
Мне нужно думать о будущем.