Дэвон: Сладострастные сновидения

Глава 15

Дэвон уже ничего не чувствовала, ничто ее не волновало, не трогало. Она сидела, глядя как густой, серый туман подымался с Джеймс-ривер. Его хлопья уже стелились у подножья близлежащих дубов и магнолий, погружая их в какую-то безжизненную пелену. Влага, скопившаяся на черепицах крыши, собиралась в большие капли, которые падали и падали как слезы на каменные плиты, окружавшие Уитмэн-Плейс.

Грустная улыбка тронула губы Дэвон; капли, разбивавшиеся о камень, — это символ ее жизни. Вот они летят, целенькие, такой совершенной, отточенной формы — и вот уже их нет, одни брызги. Дэвон глубоко вздохнула, посмотрела вновь на туманную пелену, скрывавшую уже окружающий пейзаж. Она поняла, что это такое: саван, да, погребальный саван…

Дэвон смирилась со своей судьбой, у нее больше не было сил и желания бороться. Всю свою жизнь она сражалась против смерти.

Ребенком она воровала еду, взрослой — деньги и драгоценности — все это, чтобы выжить. Она обманула ангела смерти там, на Тайбернском холме, но ненадолго. Он доказал свою силу — взял с собой сперва ее ребенка, а потом и Хантера. Теперь он опять порхал где-то поблизости, и она уже готова была приветственно помахать ему рукой.

Дэвон положила руку на свой ставший опять плоским живот и сделала еще один тяжелый, срывающийся вдох. Прошло уже шесть бесконечно долгих, печальных недель, с тех пор, как у нее нет под сердцем ее малышонка. На глаза навернулись слезы. Она не могла их остановить. Это были невыплаканные слезы ее прошлого, слезы, которые накапливаются годами переживаний и мук, слезы, которые она тогда упорно сдерживала. Теперь они текли и текли непрерывным потоком, не принося облегчения.

Дэвон сглотнула ни на минуту не проходивший последнее время комок в горле, который мешал дышать. Она потеряла ребенка Хантера, и теперь не осталось ничего, что могло связывать с ней ее любимого мужчину.

Дэвон закрыла глаза. О, эти опустошающие душу воспоминания! Она не хотела думать о Хантере. Она потеряла и его тоже — как и ребенка. О нем не было слышно ни слова с тех пор, как его отправили на север, в эту плавучую тюрьму, и, в глубине души, она понимала, что он скорее всего тоже уже умер, хотя Мордекай вовсю старался убедить ее, что он жив. Тревожное выражение его лица не очень-то соответствовало этим оптимистическим заверениям. Она, так же, как и Элсбет, хорошо знала, что представляют собой эти плавучие темницы. Они никогда об этом не говорили, но каждый боялся худшего.

Капельки слез все еще продолжали катиться одна за другой по ее бледным щекам. Она уже их даже и не замечала. Нет, она больше не будет бороться со смертью. Она не хочет больше оставаться на этой земле, где с самого рождения она мало что знала, кроме боли. Она хотела быть вместе с теми, кого она любила. В этой жизни у нее больше никого нет.

Погруженная в свои мрачные мысли, Дэвон не слышала, как на террасу вышла Элсбет, не посмотрела на нее и тогда, когда поняла, что она уже не одна. Ее взгляд по-прежнему был устремлен куда-то вдаль, за эти влажные, зеленые поляны: она была вся в ожидании ангела смерти, который наверняка прячется в этом холодном сером тумане.

Элсбет озабоченно сдвинула брови. Как вернуть Дэвон к жизни? Конечно, она была жива физически, но не духовно. Она оправилась после выкидыша. Сердце ее билось, легкие дышали — но это были единственные признаки того, что она жива. Она целыми днями сидела вот так, на ступенях террасы; еду ей приносили сюда, она съедала несколько кусочков — и все. Элсбет опасалась, что Дэвон просто решила уморить себя. Она просто не знала, что делать. Депрессия у Дэвон не только не уменьшалась, а скорее с каждым днем усиливалась.

Элсбет тихонько подошла к Дэвон, присела в кресло-качалку. Половицы пола заскрипели, когда она закачалась в кресле. Дэвон не пошевелилась и никак не отреагировала на ее присутствие. Элсбет посмотрела на нее, и сердце у нее сжалось от жалости. Мало кто узнал бы в ней ту кипящую внутренним огнем женщину, на которой женился Хантер.

— Дэвон, тебе обед принести сюда?

Не отвечая на ее вопрос и не глядя в ее сторону, Дэвон тихо спросила:

— Как ты можешь быть так добра ко мне после всего, что я натворила? Я же знаю, как ты любила Хантера, и если бы не я, ты была бы сейчас замужем и он был бы жив…

Элсбет медленно продолжала раскачиваться в своем кресле, ее взгляд тоже прошелся по серому, какому-то заброшенному ландшафту, и мысли ее обратились к человеку, который сейчас лихорадочно пытался раздобыть хоть какие-то сведения, необходимые, чтобы вытащить Хантера на свободу — если он, конечно, еще жив. Как она любила Мордекая — и не в последнюю очередь за его преданность и верность тем, кого он любит! Она бы не хотела, чтобы в прошлом что-то сложилось по-иному ведь тогда она бы не обрела любви Мордекая. Боже, как ей не стыдно! Ведь жизнь Хантера — под угрозой, а она думает о себе!

— Ты права, я любила Хантера с самого детства, но у меня нет обиды на тебя за то, что случилось. Я верю, что бы ни делалось, все к лучшему, хотя пока мы этого и не ощущаем.

Не веря своим ушам, Дэвон впервые обратила свой взгляд на Элсбет. Недоверие смешалось с осуждением:

— Как ты так можешь говорить? Что же здесь хорошего: я потеряла ребенка, Хантера нет больше с нами. Если бы он не спас мне жизнь, он бы сам остался в живых, а Сесилия готовилась бы к своему выпускному балу, как и полагается девушке в ее годы. А теперь ее разыскивают, как убийцу, и повесят, если поймают…

— Дэвон, не надо корить себя за то, что произошло с Хантером и Сесилией. Не твоя вина, что Сесилия убила Нейла Самнера. Хантер решил помогать патриотам задолго до того, как встретил тебя. Он знал, на что идет. И он пошел на это — как и многие другие — потому что хотел видеть Виргинию свободной от британского ига.

— Но арестовали-то его из-за меня. Если бы Нейл Самнер не узнал меня, Хантер никогда не попал бы под подозрение.

— Может быть, но мы с самого начала все понимали, что это лишь дело времени, пока ему удастся сохранять свою тайну. Меня вообще удивляет, что его раньше не заподозрили. Он так свободно вращался в обоих лагерях. Других, кто сохранял верность короне, давно бы уже вымазали дегтем и вываляли в перьях, а Хантеру все было нипочем; мало кому из роялистов удавалось найти покупателей на свой урожай, а Баркли-Гроув продолжал процветать. Не будь полковник Браггерт такой дубиной, он бы давно уже должен был догадаться, что в его окружении действует шпион противника.

Элсбет помолчала, пытаясь справиться со спазмом в горле, возникшем при мысли, что никогда в жизни больше не увидит Хантера.

— И ты должна помнить, что у нас нет никаких доказательств, что Хантер мертв. Мы должны верить, что он жив, Дэвон. И что он к тебе вернется. И что Сесилия в безопасности… где бы она ни была сейчас.

Глаза Дэвон вновь увлажнились, и она отвернулась. Хоть бы Элсбет оказалась права! — молила она про себя. — Только бы Хантер был жив! Но вот насчет чего она уж явно ошибается — так это, что он вернется к ней. Ее пальцы вновь прошлись по пустому, плоскому животу, теперь ей нечем удержать Хантера около себя, да она и не будет его просить быть с ней. Она его слишком любила, чтобы не дать ему соединиться с женщиной, которую он по-настоящему любит — с Элсбет. Если бы это было угодно Богу, она отдала бы с радостью свою жизнь, только бы жил Хантер.

«Боже, дай Хантеру вернуться к тем, кого он любит, и клянусь, я никогда больше не омрачу его жизнь своим существованием», — молча молила Дэвон — и вдруг из тумана появилась фигура всадника.

Да, это те же темные волосы, те же очертания фигуры — Дэвон вскочила на ноги и бросилась вниз по ступенькам; Элсбет не успела ее остановить. Имя Хантера уже трепетало на ее устах. Фигура на секунду исчезла в лоскуте тумана, появилась вновь; всадник остановился в нескольких футах от нее. Это был Рурке О'Коннор.

Он узнал жену Хантера, и по выражению его красивого лица можно было понять, что это для него приятный сюрприз. Он улыбнулся — проказно-хамовато, грациозно поклонился в седле, взмахнув треуголкой:

— Миледи, приятно видеть вас — причем не мертвой, хотя мне о вас именно так сказали Дэвон сразу потухшим взглядом вглядывалась в человека, которого она приняла за своего мужа. Волна разочарования, даже гнева поднялась в ней.

— Так вы не Хантер… — сказала она, каким-то даже обвинительным тоном.

Рурке снова отвесил поклон.

— Это вы метко подметили, миледи. Но я как раз приехал поговорить насчет него и его сестрички Сесилии.

— Так вы не Хантер, — снова повторила Дэвон с нарастающим гневом. У нее вдруг возникло чувство, как будто она второй раз потеряла мужа, — и зашаталась под тяжестью непереносимой боли.

Рурке быстро спрыгнул на землю и успел подхватить Дэвон прежде, чем она рухнула. Он легко поднял ее на руки. Она недвижно смотрела куда-то вдаль, мимо человека, который так похож на ее супруга.

— Внеси ее в дом. Она очень больна, нельзя, чтобы она охладилась, — распорядилась Элсбет, указывая ему путь в спальню Дэвон.

Рурке осторожно положил Дэвон на широкую двуспальную кровать и встал в сторонку Элсбет накрыла ее одеялом, пощупала лоб. Вроде не горячий. Прошептала:

— Отдохни, Дэвон. Скоро тебе станет лучше.

Управившись с больной, Эслбет занялась симпатичным морячком — впрочем, и на суше он был хоть куда. Приветливая улыбка несколько смягчила жесткие складки озабоченности на ее лице. Она провела его в холл и закрыла дверь — как оказалось, недостаточно плотно.

Ей всегда нравился кузен Хантера — еще когда они были детьми. Она понимала его стремление доказать всем, что он вполне самостоятельный и ни в ком не нуждается. Другие его сторонились, а она пыталась подружиться. Это было нелегким делом — особенно, когда в последние годы его репутация стала оставлять желать лучшего. Однако она старалась всегда помнить, что этот человек, которого многие считали обыкновенным пиратом, был когда-то маленьким, всеми брошенным мальчишкой, который принимал тычки и затрещины, не опуская голову, и говорил всякие жуткие слова — вместо того, чтобы просто разреветься. Поэтому кое на что в его прошлом и настоящем она закрывала глаза.

— Ну, капитан О'Коннор, действительно, я вижу, ты заслужил свою репутацию рокового мужчины. Женщины так и падают к твоим ногам.

Рурке пожал плечами, принимая комплимент как должное. Он и так знал, как он действует на противоположный пол, чего уж тут говорить. Элсбет улыбнулась еще шире.

— Приятно видеть тебя, Рурке, хоть как ты был нахалом, так и остался.

Рурке с чувством обнял Элсбет, и его губы сложились в ироническую усмешку:

— А ты когда-нибудь изменишься, Элсбет? Вполне в твоем духе — ухаживать за женщиной, которая украла у тебя любимого.

— Думаю, в этом мы схожи, Рурке. Никогда не изменимся.

Рурке снова ухмыльнулся.

— Это и хорошо, и плохо. Миру, конечно, нужны такие ангелы, как ты, но без всяких исчадий ада, как я, он мог бы вполне обойтись.

— Я сказала — нахал, почему исчадие ада? Ты уж не такой плохой, каким хочешь показаться.

Рурке поднял руки, как бы защищаясь от этого комплимента, и, понизив голос, доверительно проговорил:

— Ты подрываешь мою репутацию. — Он оглянулся, как будто озабоченный — не подслушивает ли кто? — Только никому не говори этого больше. Что скажут мои подруги? Ты им все удовольствие испортишь. По-моему, им больше всего нравится как раз укрощать дикого зверя во мне.

— Ладно. Больше не буду Мое мнение — это мое мнение, — сказала Элсбет, не желая дальше продолжать эту легкую болтовню. — А теперь шутки в сторону, что тебя сюда привело?

— Я хочу поговорить насчет Сесилии, — сказал он, тоже уже серьезно.

Элсбет взглянула на него с удивлением:

— Так ты знаешь, где она? Рурке кивнул:

— Ага.

— С ней все в порядке? Новый кивок.

— Ага. Она в надежном месте.

— Слава богу! — Элсбет вздохнула с облегчением. — Мы тут переволновались до смерти. Мордекай сумел разузнать, что Хантера отправили на север, но до прошлой недели, когда сюда заявились солдаты с обыском — искали Сесилию, — мы ничего о ней не знали. Как она себя чувствует?

— Ну как она может чувствовать после всего этого?

— Так ты уже знаешь и о Хантере, и о Сесилии — в чем ее обвиняют?

— Она мне кое-что рассказала о том, что произошло в Баркли-Гроув и о том, как ее посадили в гарнизонную тюрьму.

У Элсбет замерло сердце.

— А она тебе сказала, что она убила английского офицера?

Рурке покачал головой:

— Нет. Она не говорила ни о чем, что было после того, как закончились ее допросы у полковника Браггерта. По-моему, она и не помнит, что она убила этого Самнера.

Элсбет даже обрадовалась:

— Наверное, это и к лучшему. Будь я на ее месте, мне было бы не очень приятно вспоминать, что я лишила кого-то жизни.

Этого мужской ум Рурке понять не мог — отомстить врагу — это же так сладостно! Он сухо заметил:

— Из того, что я узнал о полковнике Самнере, могу только сказать, что он вполне заслужил свою участь. Он сделал все, чтобы разрушить семью Баркли, их собственность, убить самого Хантера. Даже верфи велел сжечь, даже суда в порту. Так что от империи моего выдающегося братца ничего не осталось, — в глазах его плеснула ярость. — А что касается Сесилии и того, почему она это сделала, знаешь, я здорово сомневаюсь, что он хотел просто продолжить ее допрос, когда забрал к себе домой. Но пока она не вспомнит, что тогда произошло, мы не можем доказать, что это он первым на нее напал. Все, что мы можем, — это держать ее подальше от лап английских солдат.

— Ну ты ее будешь и дальше прятать?

— Пока смогу. Ты же знаешь, в этой войне я не участвую — ни на чьей стороне; мне бы не хотелось, чтобы у меня нашли девушку, которую разыскивают как убийцу английского офицера. Так я и сам могу в петлю угодить — а не хочется. Я же тоже Баркли — в какой-то степени.

— Неужели ты не можешь помириться с Хантером? Что было — то было. Пора бы уж… дело прошлое.

— От прошлого не уйдешь, Элсбет. Пока я жив, я для Баркли — дурное воспоминание. Так же, как была моя мать — пока не умерла. Но это тебя не касается. Это наши с Хантером дела, — Рурке бросил взгляд на двери спальной Дэвон. — Как она, скоро поправится?

Теперь очередь была за Элсбет пожать плечами и печально покачать головой.

— Дай Бог После того, как она потеряла ребенка, после ареста Хантера, она как будто потеряла волю к жизни. Надо надеяться, что после суда Хантера освободят и он вернется.

— Хантера отправили на «Джерси», Элсбет. Это корабль смертников. У него мало шансов дотянуть до суда.

— Рурке, ради Дэвон, ради Сесилии, мы не должны терять надежды. Это все, что нам остается. Мордекай думает то же самое насчет шансов Хантера. Но он все-таки собирается отправиться на Север и попытаться устроить ему побег. Но теперь у Баркли нет своих судов, поэтому ему придется добираться туда по суше — а это верный путь в лапы англичан, — Элсбет помолчала и вздохнула. — Не знаю, как я переживу, если с ним что-то случится.

Рурке, утешая, положил ей руку на плечо: — Переживешь, Элсбет, ты всегда все переживешь. И будешь по-прежнему ухаживать за женой Хантера и Сесилией, и о себе, как всегда, забудешь.

Какая-то неожиданная мысль осветила лицо Элсбет.

— Более надежно, да и быстрее было бы морским путем. Рурке, ты бы мог помочь. Ведь у тебя есть корабль..

— С ума сошла? Влезать еще и в это? Хватит, что я его сестру пристроил Больше — ни-ни.

— Я прошу не за Хантера, а за себя, понимаешь? — сказала Элсбет — Ты знаешь, что я к нему чувствую. Он — член моей семьи — да и твоей тоже, — она не добавила, что если Мордекай погибнет, то она потеряет человека, которого любит.

— Проклятье, Элсбет! Ты что, не понимаешь — я не имею никакого отношения к этой сверхблагородной семье Баркли Я Рурке О'Коннор, ублюдок. Я ничего не должен этой семейке.

— Ну, пожалуйста, Рурке! Забудь, что Хан — тер твой кузен А если тебе заплатят за то, что ты ему поможешь? Не пожалеешь! Станешь намного богаче!

Рурке подумал и кивнул.

— Идет. Скажи Мордекаю, что буду ждать его на «Черном ангеле» завтра вечером. Мы сразу поднимем якорь. Я его подкину на север, но учти, Элсбет, я не стану рисковать ни своим экипажем, ни судном ради Хантера Хантер этого не стоит.

— Да я о большем и не прошу, Рурке. Буду молиться, чтобы когда-нибудь в будущем вы с Хантером стали друзьями. Я знаю, он навеки будет благодарен тебе за помощь ему и Сесилии. Я уже благодарна.

— Ты ангел, Элсбет, всегда такой была, я всегда говорил. Правда, ты единственная порядочная женщина из всех, которые мне встречались, — Рурке улыбнулся, заметив, что Элсбет покраснела от этого комплимента.

Элсбет и Рурке продолжали обсуждать, как выручить Хантера, не зная, что Дэвон через полуоткрытую дверь все слышала. Ей понадобилась все ее сила воли, чтобы не вскочить с постели. Она знала, что Элсбет нарочно не посвящает ее в планы Мордекая — боится за нее, что она перевозбудится. Но она не знает другого, что Дэвон хочет сама как можно скорее очутиться на Севере, чтобы спасти Хантера.

Эта мысль начала выводить ее из того болота депрессии, в которое она погрузилась после выкидыша. Она снова почувствовала, что она жива, что она нужна, что она что-то может. Сердце ее учащенно забилось. Она тоже проберется на борт «Черного ангела» и вместе с Мордекаем поплывет на север. Она подарит жизнь Хантеру — так же, как он ей подарил жизнь в Тайберне. Это будет последний акт ее любви — и после этого она навсегда исчезнет из его жизни.

Вновь в одежде Тени Дэвон скользнула по трапу, палубе — ив люк, ведущий в трюм. Навыки тех дней, когда Тень оттачивала свое искусство в особняках лондонских богачей, помогли ей стать незамеченной. Вот и пустая каюта, где она может спрятаться, пока они не выйдут в море. Тогда все будет в порядке — не повернет же капитан «Черного ангела» свой корабль обратно из-за обнаруженного «зайца».

Дэвон залезла под пустую койку, спустила пониже лежавшее на ней одеяло, чтобы никто, даже если бы вошел в каюту, ее не увидел Мягкое покачивание корабля, тишина каюты, позднее время — все это действовало усыпляюще. Она изо всех сил таращила глаза, чтобы не заснуть, но через несколько часов ее веки сами собой закрылись и она погрузилась в глубокий, здоровый сон. Она не слышала команд Рурке на подъем якоря и парусов. Не слышала она и как в каюту вошел ее постоянный обитатель, поспешивший побыстрее грохнуться на койку и отоспаться после утомительной предутренней вахты у штурвала.

Солнце уже высоко стояло на небе, когда моряк открыл глаза. Его разбудил какой-то странный звук. Уж не из-под койки? Он провел рукой по лицу и зевнул. Да нет, конечно, это, наверно, отдаленный раскат грома. Он кивнул сам себе, снова зевнул и хотел было еще соснуть перед новой вахтой Его глаза уже закрывались, когда снова раздался этот звук. Он повернулся на бок, приподнял спущенное одеяло и заглянул под койку Каково было его изумление, когда он обнаружил там фигуру в черных брюках и сюртуке — с копной разметавшихся вокруг головы каштановых волос!

— Эй, — рявкнул первый помощник, хватая Дэвон за руку и вытаскивая ее наружу, — кто это вы? и что вы, черт подери, делаете в моей каюте? Не дав ей даже слово вымолвить, он потащил ее к двери Я вас сейчас доставлю к капитану О'Коннору А то еще скажут, что я протащил на корабль бабу в мужском костюме Прикончат еще ни за что, ни про что..

Дэвон едва успела собраться с мыслями и прихватить туфли, как дверь капитанской каюты распахнулась и на пороге выросла фигура Мордекая Брэдли. Он уставился на Дэвон, потом на первого помощника?

— Что, черт побери?..

— Я сам бы хотел знать. Нашел эту девицу у себя под койкой. Я ее сюда не приводил!

Услышав разговор, вошел Рурке, Так же, как и Морд екай, он посмотрел сперва на Дэвон, потом на первого помощника. Его лицо потемнело от ярости:

— Что она здесь делает?

— Будь я проклят, если я что-нибудь понимаю, — пробормотал Мордекай, надвинув лохматые брови на сердитые голубые глаза. — Но сейчас все выясним — и побыстрее высадим ее на берег.

Дэвон упрямо вздернула голову, вырвала руку из железной хватки первого помощника.

— Я никуда отсюда не двинусь, Мордекай — только вместе у вами спасать Хантера.

Мордекай энергично замотал головой:

— Нет, нет, ты немедленно вернешься в Уитмэн-Плейс, там твое место. Ты мне связываешь руки. Я собираюсь спасти Хантера, а не спасаться от него, когда он набросится на меня за то, что я допустил, чтобы с тобой что — то случилось.

— Я пойду туда с тобой или без тебя, все равно. Твое дело выбирать, — ровным голосом сказала Дэвон. Она не отступит, что бы там ни говорили ей эти мужчины.

— А я сказал — нет, Дэвон. Я не шучу. Это слишком рискованно. Как только мы обогнем мыс, мы высадим тебя у ближайшего поселка. Это не будет так, как с полковником Браггертом, это не то что взять бумаги у этого дурака. Игры кончились. Вопрос о жизни и смерти — вот о чем сейчас идет речь.

— Можешь говорить, грозить мне, сколько хочешь, но я не изменю своего решения. Хан — тер — мой муж, и я хочу быть с вами.

Оба они — пара голубых и пара зеленых глаз — повернулись к Рурке, ожидая его решения.

Он пожал плечами, сухо ухмыльнулся. Странно: эта женщина сама идет под пули английских солдат ради спасения человека, который ее не любит. Было бы интересно посмотреть, надолго ли ее хватит…

— Да пусть остается. Даже лучше, чтобы она была здесь, если Хантер будет не вполне в порядке. Ему нужен будет уход, а кто это сделает лучше, чем жена?

— Ты что, свихнулся? Ведь ее могут ранить или еще хуже того… — заорал Морд екай.

Рурке бросил на Дэвон заговорщический взгляд.

— Как я понимаю, у тебя только два варианта. Либо ты оставляешь ее тут и можешь тогда за ней приглядеть, либо отпускаешь на все четыре стороны, тогда-то ее уж наверняка пришьют, — он воздел руки. — Тебе решать, Морд екай.

— Упрямица чертова! — пробормотал Мордекай, но все-таки кивнул головой в знак согласия, потом вновь взглянул на Дэвон и предупредил:

— Если твоя глупость будет стоить жизни Хантеру, то за твою я не дам и пенса.

— Спасибо, — с сарказмом сказала Дэвон. — Я ценю твою поддержку.

Снова сухая улыбка тронула губы Рурке.

— Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что делаете, миледи. Иначе вы рискуете жизнями всех нас — а я не соглашался отдать свою ради моего кузена.

Дэвон посмотрела на него с отвращением.

— Да знаю, почему вы на это пошли, капитан. Вам заплатят — и неплохо.

— Да, но жизнь — ее деньгами не купишь, — отреагировал Рурке и вспомнил, о чем они договорились с Элсбет Пусть эта женщина думает, что хочет. Кроме них с Элсбет никто не узнает правды. Он, конечно, уже не признается в том, что Элсбет может заставить святого согрешить, а мужчину уговорить пойти на смертельный риск просто так, без всякого вознаграждения. Нет, об этом он никому не скажет.

— Неужели у вас нет чувства долга?

— У меня есть — к тому, кто мне платит хорошую цену, миледи.

— Вы отвратительны. Ваш кровный родственник в руках врага, и вы еще требуете денег за помощь ему.

— Вы прекрасно знаете, что особой любви промеж нас с ним не было. Думайте обо мне, что хотите, но держите это при себе — а то окажетесь где подальше. Я капитан «Черного ангела», и не потерплю ваших ругательств, — отрезал взбешенный Рурке.

Мордекай затаил дыхание: хоть бы Дэвон высказала еще что-нибудь такое, что окончательно взбесило бы Рурке, — и тогда он наверняка высадит ее с корабля. Ей уж и так досталось, а неизвестно, что их ждет, если они даже и доберутся до «Джерси». По последним данным, Хантер был еще жив, но это было больше недели тому назад. Весь их план мог оказаться ни к чему Хантера могло уже не быть в живых.

Однако Дэвон не оправдала надежд Мордекая: она взяла себя в руки.

— Понятно, капитан. Я не сделаю ничего, что бы помешало вам помочь Хантеру. Я ему обязана жизнью и хочу выплатить этот долг — раз и навсегда. Рассчитаться — и все.

Ночь была темная — хоть глаз выколи. Густые облака закрывали ущербный месяц, звезд тоже не было видно. Плеск волн от спускаемой шлюпки казался чересчур громким. А тут еще стук от спущенного веревочного трапа — озноб прошел по спинам матросов: а вдруг этот звук услышат на берегу?

— «Черный ангел» будет ждать вас у Сэнди-Хук. У тебя четыре дня, чтобы пересечь остров. Если тебя не будет там тогда, мы дожидаемся прилива и отплываем.

— Мы будем там, — сказал Мордекай, перелезая через леер. Секунда — и он уже в шлюпке, берется за весла, отталкивается от борта «Черного ангела» Вот фрегат уже не больше темного пятна на фоне неба, он стал грести помедленнее: надо экономить силы, до «Джерси» еще не меньше полутора миль.

Вдруг он заметил, что брезент на корме зашевелился. Кто это может быть? Он схватился за рукоятку ножа. Из-под брезента появилась маленькая фигурка. Ему не понадобилось много времени, чтобы узнать, кто это.

— Черт тебя возьми, баба! Какого., ты здесь делаешь?

Дэвон уселась на скамейку напротив.

— Я хочу помочь тебе спасти моего мужа.

— Дэвон, — терпелива сказал Мордекай, предпринимая последнюю попытку привести ее в разум, — ты подвергаешь риску его жизнь. Я думал, он тебе дорог.

— Дорог, Мордекай. Больше чем кто-либо, А теперь, греби. Я слышала, что сказал капитан О'Коннор, у нас нет времени.

Мордекай тяжело вздохнул и вновь взялся за весла. Выкинуть бы ее за борт, но нет времени с ней связываться. Действительно, счет на секунды. Он должен оказаться на борту «Джерси» сразу после вечерней поверки. За час он должен найти Хантера и отчалить — только тогда он уложится в назначенный срок.

Мрачно взглянув на Дэвон, подумал: слава Богу, Элсбет не такая бешеная! От этой за час можно состариться на несколько лет или убийцей станешь. Но все-таки смелая она! Мало кому из женщин после всего пережитого в Баркли-Гроув пришло бы в голову, что нужно еще спасать мужа из плавучей тюрьмы. Да, они с Хантером два сапога пара.

Весла мерно разрезали воду, приближая их к борту «Джерси». Мордекай выбрал место, где на воду не падал свет фонарей из иллюминаторов, наклонился к Дэвон и грубым шепотом отдал команду:

— Оставайся здесь, держи шлюпку. Я сейчас найду его.

Дэвон молча кивнула. Она хотела идти с ним, но теперь она понимала, что это могло все испортить. Она не знает ни расположения постов, ни направления, куда идти. Вспомнила, как тщательно и детально они с Уинклером разрабатывали планы своих ночных вылазок в Лондоне. Нет, там она бесполезна, только может заставить караульных поднять тревогу.

Мордекай ухватился за веревочный трап, кем-то беспечно оставленный висеть за бортом «Джерси». Лицо его выразило презрение. Эти англичане так уверены в том, что они уже подавили мятеж, что даже не думают, что кто-то может проникнуть на корабль и устроить побег. Завтра они пожалеют о своем высокомерии.

— Господь тебя храни, приходи скорей, и с Хантером, — беззвучно шепнула она ему вслед. Его фигура растаяла в темноте.

Поднялся ветерок, стало холодно. Волны окатывали Дэвон водяной пылью, ей было некогда стереть брызги с лица: она вовсю старалась, чтобы шлюпка не билась о борт судна; звук мог привлечь внимание стражи. Казалось, прошло уже несколько часов. Плечи болели от напряжения, мышцы окаменели. Сюртук и брюки пропитались соленой влагой, она дрожала — от холода и от ужаса одновременно. Но вот раздался какой-то звук наверху; кто-то спускается вниз. На плечах — тяжелая ноша. Маленькая шлюпка опасно накренилась — в одну сторону, потом в другую под тяжестью двух тел. Это Мордекай — и Хантер!

— Греби, быстрей! — приказал Мордекай, опасливо глядя вверх на палубу. — Двое там лежат оглушенные, один — мертвый. Ничего не поделаешь — это война!

Даже в глубокой темноте Дэвон узнала мужа. Она с облегчением схватила весла и начала грести изо всех сил. Ей так хотелось протянуть руку и дотронуться до него, убедиться, что он жив, но она не осмелилась ослушаться приказа. Откуда только взялись силы — ведь секунду назад она думала, что уже не может больше бороться с волнами. Теперь, глядя на темную фигуру, бессильно привалившуюся к Мордекаю, она чувствовала, что может, если нужно, покорить весь мир. Хантер жив, жив! Ее любовь жива! Господь наконец-то решил смилостивиться над ней.