Девушка из другой эпохи

5

Первые семьдесят два часа в Лондоне в качестве леди прошли примерно следующим образом.

7:00 – подъем, одевание и невыполнимая задача ухитриться съесть хлеб с маслом, пока Люси делает мне прическу.

9:00 – прогулка на лошадях с Арчи по Роттен-Роу[14]. В первый раз сев в дамское седло, я тут же свалилась и чуть не сломала шею. Думаю, теперь предупреждение Гвенды о том, что надо не дать себя убить, я буду воспринимать гораздо серьезнее.

10:00 – смена платья, второй завтрак и ответы на письма. Почти как современный вариант проверить электронную почту за чашечкой кофе в кафе.

Тетя листает La Belle Assemblee, своего рода Vanity Fair того времени, а я пишу свои таинственные истории, которые подписываю как «Сфинкс», делая вид, что на самом деле вежливо отвечаю на письма. В «Кроникл» ждут мое «Убийство в Каире» сегодня к вечеру. Судя по тому, сколько денег я нашла в кошельке, спрятанном в письменном столе, получаю я неплохо. И, учитывая, что дядя Элджернон проверяет все расходы до последнего пенса, об этом доходе мне нужно молчать как рыба.

11:00 – третий завтрак и поход за покупками с тетей. Всегда можно что-то поесть и купить, и это мне очень нравится.

12:00 – принимают или наносят визиты знакомым. Которых я-то как раз не знаю, но стараюсь запоминать.

14:00 – смена платья и обед. Или же четвертый прием пищи за день, а еще и полдня не прошло. Печь миссис Брай, кухарки, работает весь день напролет, и во всем доме всегда витает душистый аромат печенья, хлеба и горячих пирогов. Начинаю немного понимать вечно голодного дядю.

15:00 – снова визиты.

16:00 – пока дядя с Арчи проводят время в своем клубе для джентльменов, всегда можно что-то съесть.

17:00 – смена платья и прогулка по Гайд-парку. Потому что, если тебя нет в парке в пять, ты никто. Аузония там каждый день торчит.

19:00 – смена платья (снова) и легкий перекус.

20:00 – театр, выступления или тому подобные общественные мероприятия.

22:00 – возвращение домой и ужин.

23:00 – подготовка ко сну, переодевание и наконец кровать.

Сегодня, однако, у меня особенный вечер, так как меня ждет мой первый бал: маскарад у леди Селесты Мэндерли, который официально откроет сезон.

– У меня шпильки в прическе прямо в череп впились, – шепчу я Арчи на ухо и беру его под руку. Справа тетя и леди Сефтон приветствуют других приглашенных. – А от швов этих перчаток руки чешутся так, что с ума сойти можно.

Эстетика эпохи Регентства прекрасна внешне, но жутко неудобна.

– Дорогая, все леди носят перчатки. И если бы ты не проводила каждую свободную минуту с пером за столом, то не перемазалась бы чернилами так, что их из-под ногтей не вымоешь, – посмеивается надо мной он.

Я еще не очень освоилась с гусиными перьями и чернильницей, но так как я пишу то мистические рассказы, то заметки для будущей диссертации, можно сказать, что действительно все время провожу за столом.

Люси тайком относит мои рукописи в журнал и так же тайком забирает положенный гонорар, которым я с ней делюсь. Мои детективы издателю нравятся, и он попросил писать два в неделю. А учитывая, сколько всего я знаю про будущее, материала у меня хватит, чтобы ошеломить весь Лондон: о том, как убийца без лица бродит по ночным улицам Уайтчепела[15], или о проклятии египетской гробницы, в которой нашли тело юного фараона…

– Добрый вечер, леди Ковингтон, – здороваюсь я с женщиной, которой меня только что представила тетя.

– Кальпурния, пора уже устроить Ребекке дебют. Еще год, и этот волшебный цветок зачахнет! Какая жестокость.

– Леди Сефтон будет так любезна представить ее при дворе как крестная.

В общении со всеми повторяются одни и те же фразы: замечания о моем позднем дебюте, о еще цветущем, несмотря на «возраст», виде, состоянии здоровья и неминуемом представлении королеве.

И все те же шепотки об Эмили, Максиме и семье Фрэзеров. Я видела эстампы в витринах магазина Хамфри, одного из самых известных книгопечатников города, славящегося в том числе своими безжалостными карикатурами. На одной из них, без малейшей капельки такта, Эмили была изображена погруженной на тачку, чтобы до крайности подчеркнуть ее хромоту, а толкал тачку ее любовник со значками денег вместо глаз. Но хуже всего было видеть, сколько людей показывали на карикатуру пальцем и издевательски хохотали…

– Вы просто обязаны подарить первый танец моему сыну! – восклицает леди Ковингтон.

– Сожалею. Первый танец я танцую со своим кузеном, эта честь принадлежит ему, – с готовностью отвечаю я.

– В таком случае второй! – решительно настаивает она. – Я пойду поищу Генри.

Еще один Генри?!

Сколько Генри уже должны танцевать со мной? Я быстро заглядываю в бальную книжку: Генри Певерелл записан на котильон, Генри Далтон на шотландский рил, Генри Уитли на кадриль и еще Генри с нечитабельной фамилией на буланже[16].

– Ну почему их всех зовут Генри? – шепчу я Арчи на ухо.

– Ищи преимущества, Ребекка: так тебе не придется мучиться и вспоминать имя своего кавалера.

– А вот и наша прелестная хозяйка! – громко произносит леди Сефтон. – Селеста, какой восхитительный прием! У вас настоящий дар. Вы уже знакомы с Кальпурнией Шеридан и ее сыном Арчибальдом. Сегодня с ними и, э-э, юная Ребекка, будущая дебютантка.

Леди Селеста сдвигает маскарадную маску с лица и улыбается мне, но, несмотря на ослепительно-белые зубы, улыбка кажется тусклой.

– Мои поздравления, Ребекка.

Селеста Мэндерли излучает грацию и элегантность, и все же я не могу избавиться от ощущения, что ее красота кажется безжизненной и даже немного грустной.

Чтобы понять причину, достаточно посмотреть на мужчину, который подходит и встает рядом.

– Дорогая супруга, пора открывать бал.

И это ее муж?!

Остолбенев, я кошусь на Арчи, который, едва заметно дернув головой, разделяет мое замешательство.

Для успокоения покрепче вцепляюсь в руку кузена. Как могла семья Селесты так с ней поступить? Лорд Мэндерли… уродлив. По-другому его описать нельзя. Уродлив и к тому же стар. В отцы ей годится. А она примерно моего возраста.

По спине пробегает дрожь: а если вокруг меня будут крутиться ухажеры вроде этого лорда Мэндерли?

Мне-то нужен мистер Дарси, а не его дедушка.

Как только хозяева дома удаляются на достаточное расстояние, я поворачиваюсь к Арчи с умоляющим взглядом:

– Даже не думай, что я соглашусь протанцевать хотя бы один танец с кем-то похожим на этого… эту…

– Не оскорбляй хозяина дома, – предупреждает он, ведя меня в центр зала, где уже собираются группы на сицилиану[17].

– Мумию, – заканчиваю я, не слушая его.

– Скажем так, на решения о браке влияют определенные условия, – отвечает Арчи.

– Определенные наказания, ты хочешь сказать, – понизив голос так, что меня едва слышно, говорю я. – Он уже воняет мертвечиной.

– Деньги не пахнут.

И хотя они не такие старые, как лорд Мэндерли, мои кавалеры, все эти Генри, которых я для удобства назвала Г1, Г2, Г3 и Г4, оставляют желать лучшего, практически заставив меня скучать по тем парням из «Тиндера».

Г1 наступает мне на ноги и вместо того, чтобы извиниться, с раздражающим упорством обвиняет в каждой ошибке меня.

Г2 потеет. Причем везде: лоб, нос, шея, волосы… он напоминает фонтан.

У Г3 отвратительно пахнет изо рта, как у дяди Элджернона. Каждый раз, когда он что-то мне говорит, я чуть не падаю в обморок и постепенно начинаю думать, что рухнуть на пол может быть неплохим выходом из ситуации.

Когда заканчивается танец, я уже вижу, как Г4 появляется неведомо откуда и идет мне навстречу, но меня слишком измотали предыдущие три кавалера, и еще одного я просто не вынесу, поэтому тайком удаляюсь.

К тому же у меня есть хорошее оправдание: мне нужно найти туалет или нечто подобное, потому что не знаю, сколько еще смогу сдерживаться. Не надо было перед выходом пить столько чая.

И потом, мне просто необходимо снять эти зудящие перчатки.

Выйдя из зала, я поднимаюсь на следующий этаж, затем в полутемный коридор: идти приходится наугад, заглядывая в комнаты и надеясь, что Мэндерли тоже решили установить ватерклозет.

К чему я привыкаю, так это к тому, как темно становится в домах с наступлением вечера. Сериалы врали, показывая ярко сияющие залы, ведь в вечном сумраке дрожит лишь тусклое пламя свечей, что может казаться романтичным или зловещим, в зависимости от ситуации.

Из-за одной из закрытых дверей доносится странный стон, который кажется одновременно тяжелым дыханием и жалобным причитанием. Я осторожно прижимаю ухо к двери, и стон слышится еще отчетливее. Это женщина. Может, ей плохо?

Чуть-чуть приоткрываю дверь, но к представшей передо мной сцене оказываюсь совсем не готова: женщина не одна, с ней мужчина – даже на ней, и рука его находится у женщины под платьем.

6

Женщина вздрагивает, беспорядочно взмахивает руками, и сначала я думаю, что это нападение. Запускаю руку в декольте в поисках перцового баллончика, который, следуя рекомендациям Гвенды, теперь всегда ношу с собой в корсаже – легко использовать в случае необходимости. Но за секунду до того, как нажать, я вдруг понимаю, что это стоны удовольствия.

Что бы ни делал с ней этот мужчина, ей хорошо. Даже более чем хорошо.

Она сидит на туалетном столике, и зеркало за ее спиной вздрагивает в такт ее движениям.

Женщина откидывается назад, позволяя увидеть ее лицо: это леди Селеста Мэндерли!

Но мужчина совершенно определенно не лорд Мэндерли.

Муж Селесты невысокий, коренастый и лысеющий, а мужчина с ней раза в два выше графа, с широкими плечами, рельефной мускулатурой и копной темно-каштановых волос, достигающих почти до плеч.

Мне надо уйти, но отражение лица мужчины, пусть и частично скрытое маской, меня гипнотизирует.

И хотя я с самыми лучшими намерениями честно собираюсь уйти, каждое мое «Все, ухожу» растворяется с новым стоном Селесты.

Она явно не притворяется, поэтому он, очевидно, хорош. Снимаю шляпу, леди Мэндерли…

И вдруг наши взгляды пересекаются в зеркале.

Прежде, прикрыв глаза или уткнувшись лицом в шею леди Селесты, он не замечал моего присутствия; но сейчас смотрит, не отрываясь, с нахальной усмешкой и дерзким вызовом во взгляде.

Подпрыгнув от смущения, я пячусь назад и наступаю на подол платья так, что чуть не отрываю его.

Спешу по коридору и обратно вниз по лестнице, даже не глядя, куда иду, и в итоге наталкиваюсь на кого-то так, что шлепаюсь на пол.

– От тебя, как всегда, сплошные проблемы, Ребекка, – замечает Аузония Осборн, смерив меня взглядом сверху вниз. – Впрочем, это было ожидаемо.

Клянусь, я сотру эту раздражающую улыбочку!

– Твоя злоба тоже предсказуема, Аузония, – отвечаю я.

– А ты без перчаток из-за нонконформизма или гордишься своими пальцами в чернилах?

Черт, я не надела перчатки!

– По крайней мере, чернильные пятна подтверждают, что я умею писать. А вот твои руки без единого пятнышка оставляют сомнения. – А потом машу перчатками перед ее носом: – Но раз это оскорбляет твой взор, я их надену. – И только натянув одну, я понимаю, что потеряла другую.

– Раскрасневшаяся, растрепанная, в одной перчатке и помятом платье, еще и вышла с другого, удаленного от праздника этажа. Ребекка, если бы не твоя репутация, я бы предположила, что ты занималась чем-то непозволительным.

– Ребекка! – зовет меня тетя Кальпурния, рядом с которой стоят леди Сефтон и еще двое мужчин. Один достаточно молодой и, должна признать, первый по-настоящему привлекательный джентльмен на балу, другой постарше и более внушительного вида, с темно-синей лентой ордена Подвязки[18]. – Вот ты где! Пока мы не уехали, хотим представить тебя лорду Чарльзу Резерфорду, герцогу Уиндэму.

– Леди Ребекка, слухи о вашей красоте не отдают вам должное, – приветствует меня молодой красавец.

Светло-каштановые волосы, карие глаза, никаких шрамов от оспы, он не потеет, и зубы все на месте. Подходит! В 1816 году мои требования стремительно снижаются.

– Зависит от того, кого вы слушали, лорд Резерфорд, друзей или врагов, – отвечаю я, бросив взгляд на Аузонию.

Леди Сефтон, в свою очередь, представляет мужчину с лентой:

– Артур Уэлесли, герцог Веллингтон, тот самый, кто освободил Европу от кошмара в лице Наполеона. Лорд Уэлесли, Ребекка Шеридан, я намереваюсь представить ее ко двору. А, и это леди Астория Осборн.

– Аузония, – уязвленно поправляет она сквозь сжатые зубы.

Я приседаю в глубоком реверансе, Аузония следом.

– Польщена нашим знакомством, – говорю я. Эх, видела бы меня эта старая грымза, профессор Салли!

– Прелестные юные леди, – замечает Веллингтон. – Вы, должно быть, кузины?

Я могла бы оскорбиться от предположения, что кто-либо мог счесть меня родственницей Аузонии, но могу сыграть на ситуации иначе.

– Будь это так, герцог, в таком случае и я могла бы сказать, что состою в родстве с вами, но этой честью может похвастаться только Аузония.

Застывший взгляд этой принцессы снобов и озадаченный вид Веллингтона показывают, что я попала в точку.

– Племянница, если я верно помню, – добавляю я.

– Дальняя, – поспешно вставляет Аузония. – Дальняя племянница.

– Однако… Вынужден предположить, что память меня подводит: я и не подозревал, что благодаря моим четверым братьям у меня столько племянников и племянниц, о которых узнал за последние месяцы. В этом следует винить мою семью, что не сообщали мне о родственниках за все те годы, что я провел на войне и вдали от Англии.

Учтиво кивнув, герцог отходит, направившись к другим гостям, нетерпеливо ожидающим его величественного присутствия.

– Я бы с удовольствием попросил вас оказать мне честь и потанцевать со мной, леди Ребекка, – говорит тем временем лорд Резерфорд, тоже явно прощаясь. – Но, полагаю, будет более уместно подождать до вашего официального дебюта. Прошу вас оставить мне танец.

– А я свободна! – кудахчет Аузония. – То есть… у меня еще есть пара свободных мест в бальной книжке, так как я хотела немного отдохнуть, но я буду рада уделить вам танец.

Вот же надоедливая коза…

Герцог смотрит на нее с непроницаемым выражением.

– Возможно, в следующий раз. – И кивает уже мне: – Хорошего вечера, леди Ребекка.

– Леди Селеста! – зовет тетя Кальпурния, взмахнув веером.

К нашей группке подходит хозяйка дома, но стоит ей встретиться со мной взглядом, как она опускает голову на свой бокал и выдавливает натянутую улыбку.

Ощутив ее неловкость, я молчу, предоставив вежливые прощания тете, а сама обращаюсь снова к Аузонии:

– Чем сплетнями интересоваться, я бы тебе посоветовала почаще писать своему дяде, герцогу Веллингтону; не похоже, чтобы он тебя вспомнил. Кто-то мог бы подумать, что ты просто выдумала это родство.

Вслед за тетей Кальпурнией и леди Сефтон выхожу и сажусь в экипаж, размышляя о вечере. Гвенда мне посоветовала наслаждаться балами, и, возможно, виной тому мои завышенные ожидания после романов Патриции О'Нил и ей подобных, но этот мой первый бал не оказался таким уж приятным. Не говоря уже о местных джентльменах. Может, будь там Эмили, мы бы посмеялись вместе!

– Арчи не вернется с нами? – спрашиваю я тетю, заметив его отсутствие.

– Он предпочел остаться пообщаться со своим другом Беннетом. В душе я искренне надеюсь, что жена Беннета представит его какой-нибудь достойной девушке и он бросит эту актрисульку из Сохо. Теперь, когда Арчи носит титул твоего отца, на первом плане у него должна стоять женитьба на женщине, подходящей на эту роль, а не развлечения с новой любовницей каждый месяц. В этом сезоне у нас должно быть много визитов, дадим бал в твою честь… Твой дядя своим ворчанием доведет меня до изнеможения, но как иначе, ведь в этом году твой дебют. А как тебе герцог Уиндэм? Прекрасная партия, прекрасная…

Но я тетю больше не слушаю: все внимание переключилось на карету, остановившуюся на противоположной стороне улицы, куда как раз садится мужчина в маске. Тот самый, что был с леди Селестой.

Он оборачивается и, когда видит меня, коротко кивает в тот самый момент, когда наш экипаж трогается с места.