– Люси, этот «Морнинг Пост» порван! – возмущается тетя Кальпурния, взяв газету с подноса.
– Повезло, что хотя бы она досталась, – отвечает она. – Два камердинера чуть не подрались, чтобы ухватить ее.
– Похоже, нужно радоваться и порванной, – фыркает тетя.
Наступил день моего дебюта: сегодня в два часа пополудни я предстану перед королевой, и весь дом ходит ходуном.
Люси отправили за «Морнинг Пост», который обычно уделял достаточно внимания дебютанткам.
– Сомневаюсь, что «Пост» раскупили только из-за моего имени в списках представлений ко двору, – возражаю я.
– По правде сказать, статья, о которой все говорят, находится на третьей странице, – уточняет Люси. – Кто-то даже перепродавал ее в три раза дороже всей газеты.
– И о чем статья на третьей странице? – с любопытством спрашиваю я.
– Там нет ничего, что должно интересовать юную леди, – отрезает дядя Элджернон с набитым пирожными ртом.
– Она о некоем Ридлане Ноксе, – отвечает Арчи.
– Сброд, – добавляет дядя.
Учитывая, что никому, кроме меня, не интересно, я беру третью страницу посмотреть.
– «Пират и рыцарь, – читаю вслух я. – Двери Букингемского дворца распахнутся для противоречивой фигуры Ридлана Нокса, которого собираются посвятить в рыцари. Бывший лейтенант Королевского флота, преступник, в тысяча восемьсот двенадцатом году поднял мятеж против капитана Кройдона, затем подался в пираты и захватил рекордные сорок судов. Каперское свидетельство, выданное в тысяча восемьсот четырнадцатом году, превратило самого разыскиваемого пирата Европы с ценой в пятьдесят тысяч гиней за голову в капера его величества в противодействие пиратству, которому содействовал Наполеон в Средиземном море».
– Это возмутительно, – замечает дядя. – Регент же не хочет в самом деле начать раздавать титулы каждому висельнику, который хотя бы пальцем шевельнул против французов?
Они-то хотя бы пальцем шевельнули, хочу сказать я, но дядя выходит из гостиной к гостю, которого дворецкий объявил как Брэнсби Купера, зубного врача.
– Я принес большой выбор зубов, милорд, – объявляет Купер.
Дяде Элджернону действительно не хватает половины, что, с учетом того, сколько сладостей он ест, неудивительно.
– Я не хочу деревянный мусор, – предупреждает его дядя. – Фарфоровые у вас есть?
– У меня есть даже лучше: настоящие зубы, которые не трескаются, как фарфоровые.
От отвратительных подробностей у меня пропадает аппетит, и я кладу недоеденный сэндвич на тарелку.
– Пожалуй, пойду приму ванну, – объявляю я.
– Но ты же вчера ее принимала, – возражает тетя Кальпурния.
– Именно, – соглашаюсь я.
– Тебе не стоит так часто мыться, Ребекка, – укоряет меня дядя от дверей. – Если тереть кожу, сотрешь естественный защитный слой и заболеешь, как твои родители.
Судя по запахам на балу леди Селесты, многие разделяют точку зрения дяди.
– Рискну, – отвечаю я.
Когда Люси видит красные пятна на полотенце, чуть не падает в обморок: месячные.
И это в тот день, когда я должна быть в белом с головы до ног и сделать реверанс перед королевой и всем двором!
– Надо подложить в два раза больше ткани, – говорит она, возясь с длинной полоской, которой собирается обмотать меня, как младенца в подгузник. – Даже нет, в три.
– Я не могу надеть это нечто, в нем даже шага не сделаешь, – жалуюсь я, пробуя повторить торжественный проход к трону, который мы вчера репетировали до тошноты. – Я похожа на утку.
– Других вариантов нет.
А вот и есть. Еще как! Беру свою аптечку скорой помощи и достаю небольшой цилиндр в пластиковой упаковке.
– Как я тебя люблю, – говорю я, чмокнув тампон.
– И что это? – озадаченно спрашивает Люси, глядя, как я его разворачиваю.
– «Тампакс», – отвечаю я. – Внутренний впитывающий тампон.
Но она все еще озадачена.
– Внутренний? Вы хотите сказать…
– Хочу сказать, что его вставляют внутрь.
Я уже собираюсь начать, когда она бросается на меня всем весом, собираясь вырвать его из рук, и мы обе падаем на землю.
– Но ваша невинность! Ради всего святого, не делайте глупостей!
– Люси, я его использовала тысячу раз, и ничего со мной не случилось, – возражаю я, пытаясь заполучить обратно единственный «Тампакс» в 1816 году.
– Вы не из этих женщин легкого поведения! Я вам не позволю!
– Люси, или я использую «Тампакс», или никакого дебюта. Выбирай.
Но Люси быстрее меня, она бросает тампон в камин, лишив меня драгоценного спасательного круга.
– Надевайте повязку, леди Ребекка. Немедленно.
В Букингемском дворце, в комнате ожидания перед залом, в котором пройдет церемония, настоящее столпотворение. Матери, тети и сестры повторяют дебютанткам наставления: не жестикулировать, не чихать, не кашлять, не чесаться в присутствии королевы.
Не чесаться… та еще задачка, кожа рук зудит просто нестерпимо.
– Не вертись, – повторяет стоящая рядом леди Сефтон. Но в этих туфлях, жестких, как деревянные ящики, я скучаю по своим кедам.
Как я поняла, народу вокруг столько потому, что это первый четверг за долгие месяцы, когда королева принимает при дворе: только на прошлой неделе состоялась свадьба принцессы.
И там, в толпе, в ожидании аудиенции у правительницы, все только и обсуждают юную принцессу Шарлотту.
– Учитывая, как принц Георг с Каролиной ненавидят друг друга, просто чудо, что им удалось произвести наследника, хоть и женского пола, – замечает женщина с гигантским плюмажем на голове.
– Какая жалость, что наследным принцессам приходится выходить замуж только за принцев, у которых нет ни земель, ни денег.
– Саксен-Кобург-Заальфельдский – просто фамилия, и ничего больше, – со смешком замечает другая женщина, пониже.
– Леопольд хоть и беден, да, но по крайней мере красив, – шепчет третья, помоложе. Вероятно, тоже дебютантка с матерью и крестной.
– Богат или беден, не важно: нужно было замять скандал, – добавляет пернатая женщина, скрывшись за веером. – Юная принцесса увлеклась офицером из Легкого драгунского полка, неким капитаном Гессом.
– А кому не нравятся офицеры? – шутит низенькая женщина.
– А правда, что компаньонка принцессы скрывала их тайные встречи? – с любопытством спрашивает дебютантка.
Пернатая сплетница кивает:
– Похоже, леди Корнелия пускала Гесса через потайной ход. Когда принц-регент об этом узнал, пришел в полнейшую ярость.
– Как будто сам регент святой, с его-то любовницами, – замечает низенькая.
– Не считая внебрачных отпрысков, – добавляет дама с плюмажем.
– Но и принц Леопольд ни в чем себе не отказывал, оказавшись с дипломатической миссией в Париже, – продолжает низенькая.
Пернатая дама с заговорщицким видом склоняется к своим спутницам:
– Я назову только одно имя: Гортензия Бонапарт.
Они в ответ вытаращиваются на нее:
– Падчерица Наполеона!
К сожалению, из-за сплетен я потеряла счет времени и, как только двери распахиваются, осознаю, что наступил мой черед.
Придворный камергер три раза стучит жезлом и звучно объявляет:
– Леди Мария Молинье, графиня Сефтон, представляет вашему величеству леди Ребекку Шеридан, дочь лорда Уильяма Шеридана и Терезы Шеридан, кузину маркиза Леннокса.
И леди Сефтон ведет меня по красному ковру, который надо пройти до самого подножия трона.
Меня охватывает паника: все взгляды направлены на меня, они оценивают, разглядывают, просчитывают. Я чувствую подступающее удушье, но времени достать ингалятор нет.
Никого не интересует глубина моих рассуждений или моя красноречивость: эту партию нужно сыграть за несколько минут, а единственные карты у меня на руках – это внешний вид, осанка и значимость моей крестной.
И реверанс. Выражая свое почтение королеве в поклоне, я повторяю слова, которые так часто повторяла мне тетя: грация, скромность и изящество. Грация, скромность и изящество.
Грация, скромность и изящество. И в тот самый момент, когда я склоняюсь в реверансе, ткань, которую Люси привязала мне на талию, развязывается.
Ужасно, ужасно не вовремя!
– Вот Анубисов сын, – выдыхаю я сквозь зубы.
– Выпрямись, дорогая, – шепчет мне леди Сефтон.
Легко сказать. Скрещиваю ноги, пытаясь удержать этот своеобразный подгузник, чтобы не выпал. «Красным» ковер сейчас будет во всех смыслах.
– Леди Сефтон, щедрость, с которой вы помогаете юным дебютанткам, достойна восхищения, – поздравляет ее королева.
– Леди Ребекка заслуживает дебюта по всем правилам, учитывая ее статус, – отвечает крестная.
– А также учитывая ее приданое, – добавляет королева. – Разумеется, в Лондоне никто не сможет соревноваться с вами в изяществе, происхождении и богатстве. И тем не менее у меня один вопрос: сколько вам лет?
– Двадцать один год, ваше величество, – отвечаю я.
– У вас несколько запоздалый дебют, – замечает правительница.
– Семья захотела соблюсти траур после потери моих родителей и подождать, пока мое здоровье окончательно не восстановится после болезни, – объясняю я.
– В вашем возрасте у меня уже было трое детей и я ждала дочь, – доносится мне в ответ. – Не боитесь, что слишком долго медлили?
Я могла бы ответить простым «нет», но у меня не выходит.
– Возможно, ваше величество, но меня это не пугает. Ведь и ваши дочери, хотя и старше меня, до сих пор не вышли замуж. – И никогда не выйдут и не подарят престолу наследников, но этого я сказать не могу. От дебютантки до ведьмы один шаг.
После моей реплики по залу прокатываются шепотки.
Королева смотрит на меня, изогнув бровь, и отвечает:
– Но они есть в очереди престолонаследия.
– Как ваше величество подчеркнули, надеюсь, мое солидное приданое компенсирует возраст.
– Леди Сефтон, девушке из хорошей семьи не подобает вести себя с подобным бесстыдством, я советую вам как следует заняться ее воспитанием. Вы как жемчужина, Ребекка, но жемчужина дикая, – выговаривает мне королева. – Можете идти.
Мелкими шажочками иду за леди Сефтон по направлению к группкам гостей, которые выстроились у подножия трона, на котором сидит королева.
Тетя Кальпурния укоряюще смотрит на меня, а Арчи качает головой в попытке скрыть насмешливую улыбку.
Как только я оказываюсь вне поля зрения королевы, кое-как подтягиваю неудобный подгузник и разрешаю себе почесать руки, которые в перчатках все еще зудят так, что сводят с ума.
Представления ко двору следующих двух дебютанток ничем не примечательны: среди них в сопровождении сплетницы с плюмажем девушка, которую, как оказывается, зовут Мэгги Блайдж, та, что съела солитера, чтобы похудеть, ей восемнадцать лет. Сопровождает ее виконтесса Астрей.
Но весь зал оживляется, когда камергер объявляет имя сэра Ридлана Нокса.
Это он! Пират.
Я вытягиваюсь вперед и вижу, как он рассекает людское море, и с удивлением отмечаю, что мужчина, который вот-вот преклонит колени перед королевой, ничуть не похож на тот образ, который я себе представила.
Никакого крюка вместо руки, никакой деревянной ноги или попугая на плече.
Он проходит совсем близко, и я вижу, что это… тот самый человек, которого я видела в понедельник у «Хэтчердс», я шла к Гвенде, а он со мной поздоровался!
Шаг у него уверенный, на грани с самоуверенным, будто это он король и приехал с визитом к равному; взгляд решительный, а полуулыбка почти вызывающая.
Шум голосов вокруг становится громче, в особенности дам, которые не скупятся на похвалу его внешности.
– Какие густые волосы, – шепчет одна. – Брюнеты как раз в моем вкусе.
– По сравнению с ним наши мужья просто чахоточные и стоят одной ногой в могиле, – замечает другая.
– А его глаза… два горящих уголька. Он может воспламенить женщину одним взглядом.
– Узнав, что его посвятили в рыцари, мой муж был возмущен до крайности. Сказал, что его место на виселице и что однажды его и повесят на пристани Вэппинга[19].
– Может, он и прав, но какое расточительство! – восклицает Мэгги.
– Мэгги, – одергивает ее мать. – Он преступник, вне закона. Даже просто поздороваться с ним непристойно.
– Но богат как Крез, – добавляет пернатая леди Астрей. – Я узнала, что он владеет мавританским дворцом в Гибралтаре, который раньше принадлежал султану, с водопроводом в каждой комнате, с фонтанами и бассейнами.
– Правда? – спрашивают остальные две.
– И у него есть еще… гарем, – еще тише шепчет та.
Мэгги с матерью смотрят на нее во все глаза:
– Гарем?
– С семью наложницами, – уточняет леди Астрей. – По одной на каждый день недели.
– Это просто возмутительно, – замечает миссис Блайдж. – Распутник.
– Офицеры рассказывают, что он садист, который любит мучить заложников, и что он отрезает руки своим подчиненным, которые не выполняют его приказы, а потом прибивает их к самой высокой рее.
– И как регент мог наградить подобного демона? – спрашивает мать Мэгги, которая при этом не может отвести взгляда от Ридлана Нокса.
Она чуть ли не слюни пускает, как и большинство присутствующих женщин.
– Кажется, он перехватил сведения, оказавшиеся ключевыми для победы при Ватерлоо.
Я слушаю с любопытством, испуганная и зачарованная одновременно.
И к тому же я могла бы написать рассказ про корсара, а Ридлан Нокс – отличный образ.
Только сегодня ночью я закончила писать «Амулет Александрии», который Люси отнесла в газету еще до рассвета. Может, «Корсар Красного моря» будет следующим…
– Мистер Нокс, сколько вы уже не были в Лондоне? – приветствует его королева Шарлотта.
– Я в столице второй раз за десять дней, – отвечает он, и голос у него глубокий и теплый. – А при дворе впервые в жизни.
– Можно сказать, вы прожили даже несколько жизней, сир, – продолжает королева. – Не все достойные, но, без сомнения, насыщенные.
– В таком случае это благо, ведь Корона выиграла больше от моего бесчестия, чем от чести, – с хлесткой иронией отвечает Нокс. – Будь я покорен долгу, возможно, трон, перед которым я сегодня склонился, был бы занят тем, кто сейчас находится в ссылке на острове Святой Елены.
Королева цепенеет, затем что-то шепчет камергеру и снова обращается к Ноксу:
– Вы долго пробудете в городе?
– Только пока это необходимо, – лаконично отвечает он.
– В таком случае желаю, чтобы ваше пребывание было столь же приятным, сколь кратким, сэр Нокс, – сухо заключает она.
И не успевает Нокс отойти, как камергер объявляет о завершении приема.
– Это просто оскорбительно, – замечает леди Астрей. – Его дерзость настолько рассердила королеву, что она прервала аудиенцию!
Но только мы направляемся к выходу, как позади раздается голос:
– Маркиз Леннокс?
Обращается он к моему кузену: Арчи поворачивается, и я тоже.
И это не кто иной, как Ридлан Нокс.
Вблизи он производит еще более сильное впечатление. Арчи высок, но Ридлан превосходит его на добрую пядь, не говоря уже о фигуре. Хотя на нем такой же элегантный наряд в бруммелиановском духе, после стольких лет сражений и плаваний ткань рельефно обтягивает мускулы.
Но больше всего меня притягивает его лицо: эти четкие черты, будто высеченные из мрамора рукой скульптора.
Он смотрит на меня так, будто мы знакомы, и мне становится неуютно.
– Сэр Нокс, – приветствует его в ответ кузен.
– Мне наконец выпала возможность представиться своим соседям, – вдруг с теплом произносит он.
– О, так вы загадочный покупатель дома Фрэзеров! – восклицает Арчи.
– Судя по всему, когда получаешь рыцарский титул, без резиденции в Лондоне не обойтись.
– Не могу не согласиться. Позвольте выразить свое восхищение современными улучшениями, которые вы привнесли. Мне выдался шанс наблюдать за работами, и, не стану скрывать, некоторые ваши инициативы я повторил.
– Польщен, что вы их оценили, – отвечает Нокс, так и не отводя от меня взгляда. – Эта юная леди ваша сестра?
– Кузина, – поправляю его я.
– Только что состоялся ее дебют, – добавляет Арчи, а затем делает знак тете подойти к нам. – С нами также моя мать, позвольте представить вас. Матушка, мы узнали, кто наш таинственный сосед.
– В самом деле, милый?
– Сэр Ридлан Нокс, – снова представляется он, поклонившись.
– Моя мать, Кальпурния Шеридан Бельфор.
Тетя оглядывает его, моргнув несколько раз, тщательно контролируя свою реакцию.
– Вот как, эксцентричный новатор.
– Собственной персоной. И так как работы уже закончены, через неделю я стану полноправным владельцем. Вы – мои желанные гости и, надеюсь, не откажетесь прийти на чай, – продолжает он.
– С удовольствием, – тут же принимает приглашение Арчи, который ждет не дождется, когда же сможет осмотреть дом, и не обращает внимания на то, что тетя Кальпурния таким желанием вовсе не горит.
– Нам пора возвращаться, – торопит нас тетя. – День выдался утомительным.
Я изо всех сил стараюсь не отставать, семеня мелкими шажочками, чтобы удержать повязку.
– Леди Ребекка, – к моему удивлению, окликает меня Ридлан Нокс.
– Да, сэр? – отвечаю я, снова обернувшись к нему.
Нокс подходит ко мне, будто хочет сообщить что-то по секрету.
– Кажется, у меня есть кое-что ваше.
– Мое? – непонимающе переспрашиваю я.
Он достает из камзола нечто пепельно-розового цвета.
– Разве вы не теряли перчатку на маскараде у Мэндерли?
Конечно, теряла, но вопрос в том, откуда она у него? Я смотрю на него, тяжело сглотнув, и не знаю, что ответить.
– Ваше молчание означает согласие? – провокационно спрашивает он.
– Это не моя, – объявляю я. – Вы ошибаетесь.
Он выворачивает ее и показывает мне изнанку, испачканную чернилами.
– Вы уверены? Потому как это левая перчатка, и если рука, которая ее носила, оставила следы чернил, значит, владелица – левша, – рассуждает он. – Как и вы.
Я пытаюсь не выдать своего недоумения. Откуда он может знать?
– Вы просто говорите наугад.
– Это ваша преобладающая рука, ей вы держите веер, приподнимаете подол платья, и ей вы застегнули браслет, который носите на правом запястье, – заключает он.
– Вы очень наблюдательны, – замечаю я. – Однако это не моя перчатка.
– Но готов спорить, если бы я попросил вас снять ту, что на вас сейчас, на вашей руке оказались бы такие же чернильные следы, как и эти. Многие левши сталкиваются с этим неудобством при письме.
– Снять перчатку? – Для 1816 года это все равно что снять трусики – если бы они на мне еще были. – Вы просто наглец, и слухи на ваш счет не врут. Я не стану делать ничего подобного.
– Это и не требуется. Вы чешете руку, потому что чернила, которые вы используете, явно не лучшего качества и вызывают у вас аллергию. Они же не из чернильных орешков, как обычно? Полагаю, это дешевые чернила, разбавленные сульфатом меди, который используют при стирке белья. Посмотрите на пятно, – настаивает он, протягивая мне перчатку. – Оно не совсем черное. Есть синий оттенок, как раз цвет сульфата меди. Поэтому он так раздражает кожу, верно, Ребекка? Лучше бы вам купить чернила получше.
К сожалению, он прав: так как пишу я много, то прошу Люси покупать перья и чернила подешевле.
– Да, я левша и пользуюсь недорогими чернилами, и что из этого? – признаю я.
– Ничего. Мне лишь было интересно, понравилось ли вам наше с леди Селестой представление. Судя по тому, как вы неотрывно наблюдали, видимо, да.
О боже… это он.
– Так вы были… – судорожно ловлю ртом воздух и не могу больше и слова сказать.
– Я уже собирался спросить, не хотели бы вы присоединиться к нам, но вы так поспешно убежали, что я не успел.
На этот раз мое изумление таково, что Нокс негромко смеется, явно удовлетворенный.
– Не собираюсь слушать дальше, – объявляю я. – Я ухожу.
– Не хотите забрать свою перчатку?
– Оставьте себе.
– Как залог любви? И так скоро, – подначивает он. – Вы и правда торопитесь воспользоваться своим дебютом.
– Я не хочу касаться ничего, до чего уже дотронулись вы, – решительно заявляю я, оборачиваясь в поисках Арчи и тети Кальпурнии.
– У вас довольно странная походка, леди Ребекка, – негромко замечает он. – Обычно женщины так ходят после того, как я до них дотронулся, а не до.
– Вы меня никогда не коснетесь, будьте уверены.
– Увидимся за чаем, – насмешливо прерывает меня он.
– Возможно, правильно про вас говорили – что однажды вас повесят в Вэппинге.
– Возможно. – Тут Нокс довольно улыбается: – Но не сегодня.