Денис
Последние дни были сумасшедшими. Мне пришлось срочно лететь в другую страну, решать деловые вопросы, посвящать всё свободное время работе. Даже о Юле не успевал подумать — тупо вырубался, когда за окном вставало солнце.
Прошло четыре дня с нашей последней встречи, но мне казалось, что я не видел Юлю целую вечность. Заранее заказал романтический ужин на крыше, поехал к ней. Обрадовался, увидев её в простой одежде, такую милую и домашнюю, что сразу же возникло желание обнять её, зацеловать до сбитого дыхания. Но я давно понял, что с Юлей будет сложно, поэтому сдержался, изобразил усталость и безразличие, чтобы она от страха не выпрыгнула из окна. Никак не привыкну к её нерациональному абсурдному поведению.
Всё меняется, как только мы оказываемся на крыше. Юля вскрикивает от восторга, рассматривает город, а потом благодарит меня со слезами на глазах. Даже неуютно становится. Неужели этот дешёвый трюк так её впечатлил? Подумаешь, ужин на последнем этаже высотки — что тут интересного? Разве бывшие парни не устраивали ей подобные сюрпризы?
Юля приближается ко мне, что-то шепчет и целует в щёку — один раз, второй, третий. Я стараюсь держать себя в руках и не прижать её хрупкое тело к себе. Забываю об усталости, голоде, проблемах на работе. На душе радостно от того, что Юле хорошо. Её глаза сияют особенным блеском, тёплые губы касаются лица.
А потом она меня целует. Робко, быстро, жадно. Всё длится считанные секунды, я даже ответить не успеваю, как Юля отодвигается, мчит к столу и разглядывает меню. Вижу, что она смущается — кусает губы, на щеках алеет румянец, пальцы дрожат. Чёрт, почему она так боится всего, что связано с чувственностью и страстью? Даже не дала углубить поцелуй, убежала, как обычно.
— Я буду пасту и салат. А ты? — хлопает ресницами, искусственно улыбается, пытаясь сделать вид, будто ничего не произошло. Ненавижу эти дешёвые игры.
— Стейк и кофе покрепче.
На самом деле в меню только пять или шесть позиций, поэтому выбирать особо не из чего. Всё же крыша здания — это не ресторан, а место для романтических посиделок. Вчера думал, куда бы сводить Юлю. Хотел, чтобы посторонние не мешали нам разговаривать, и в голову пришла только одна идея — выбрать особенное, уединённое место. Не прогадал.
— Ты мне нравишься, Юль, и я хочу узнать тебя получше. Давай сделаем так: я рассказываю что-то о себе, а потом ты в ответ делишься чем-то личным. Стесняться или бояться нечего — всё произнесённое останется между нами.
— Думаешь, мне есть, что рассказать?
— Конечно, у всех людей есть прошлое.
— Тебе не кажется это глупым? — вздыхает Юля. — Откуда мне знать, что ты говоришь правду?
— А смысл мне врать?
— Не знаю. Все врут.
Нам приносят еду, и разговор обрывается. Не знаю, как подобраться к Юле — она сначала делает шаг навстречу, а потом пугается и отступает. Пытаюсь не давить, отшучиваюсь, корчу из себя понимающего мужика, но иногда так и хочется схватить её за плечи и грубо спросить, какого хрена она творит. Почему убегает от себя, стесняется, переживает из-за пустяков? Столько вопросов без ответа.
Но я держу себя в руках. Понимаю: если переступлю черту, Юля навсегда закроется в своей скорлупе.
Доедаю стейк, пью кофе и пытаюсь собраться с мыслями. Что такого рассказать, чтобы она доверилась мне? В голову приходит только одна идея. Мучительное воспоминание, рана, которая никак не заживёт.
— Хорошо. Можешь мне не верить, но я всё равно откроюсь тебе. Взамен ничего не требую, — несправедливо, но я уже не знаю, как по-другому раскрепостить Юлю. Делаю несколько глотков крепкого эспрессо и окунаюсь в отвратительные воспоминания. — У меня есть сестра Маша. В детстве и подростковом возрасте она была полненькой. Несколько лишних килограммов никак ей не мешали, но в девятом классе над ней начали издеваться. Обзывали толстухой, уродиной, дразнили, придумывали обидные прозвища. Мы с матерью пытались донести до Маши, что с ней всё в порядке. Подростки озлобленные, неуверенные в себе, вот и пытаются отыграться на тех, кто слабее. В один прекрасный миг показалось, что сестрёнка поверила нам, перестала комплексовать. Я никогда так не ошибался.
Жалею, что приехал на своей машине. Виски со льдом не был бы лишним.
— Одноклассники продолжали оскорблять мою сестру. Она стала загоняться по поводу веса, садилась на жёсткие диеты, почти ничего не ела — и это в пятнадцать лет! Я пытался отвести её к психотерапевту, но Маша воспротивилась. Ничего не помогало, она видела во мне лишь родственника, который ради приличия назовёт её стройняшкой, хотя на самом деле она жирная страшила. Так Маша себя обзывала. Я сдавал экзамен, когда это случилось. Позвонила мама, рыдала в трубку, называла адрес больницы. Я сразу бросился туда, — смотрю на тёмное беззвёздное небо, пытаюсь сдержать эмоции. — Маша выпила больше десяти таблеток но-шпы, потому что сорвалась и съела шоколадный торт, от которого могла набрать лишние килограммы. Её чудом откачали в больнице.
Юля смотрит на меня испуганными огромными глазищами.
— Сейчас с ней всё хорошо? — спрашивает осторожно.
— Да. Она избавилась от загонов по поводу лишнего веса, стала бойкой циничной оторвой Вечно во что-то вляпывается. В школе маму часто вызывали к директору из-за того, что Машуня принципиально ходила в джинсах и футболке, а не в строгой чёрной форме. В университете сестрёнка тоже бросается во все тяжкие: распивает алкоголь в столовой, после полуночи пробирается в общежитие через окно, прогуливает пары, дерзит преподавателям. Но это такие мелочи по сравнению с тем ужасом, который мы пережили. Целые сутки не знали, выживет ли Маша. Она выкарабкалась и сейчас берёт от жизни всё.
Голос срывается в конце, я сжимаю челюсти и отворачиваюсь.
Чувствую тепло на своей ладони. Юля гладит мою руку и ободряюще улыбается. Молчит, смотрит в пустоту, хмурится и нервничает. Бросает на меня отчаянный взгляд: в нём страх, переживание, беспомощность сплетаются с решимостью.
— Я понимаю, как тебе было сложно рассказывать о сестре. Я отвечу искренностью. О произошедшем знает только Руслан, да и то в общих чертах. Прости, если буду сбиваться и переживать. Надеюсь, ты не разочаруешься во мне.
Закрываю глаза, чтобы не ляпнуть лишнего. Что ж за хрень творится в этой очаровательной голове, раз Юля боится расстроить меня? Тупо не понимаю, как можно нести подобную чушь. Кто я такой, чтобы судить её?
— Полтора года назад я полюбила студента из параллельной группы, Андрея. Он долго ухаживал за мной, был понимающим, добрым, внимательны. Не настаивал на интиме, ждал, когда я созрею. Через пару месяцев всё произошло, — Юля кривится, передёргивает плечами, отводит взгляд. — Мы провели ещё несколько ночей вместе, после чего я узнала, что на меня поспорили.
Юля всхлипывает и тарабанит пальцами по стакану с лимонадом.
— Я словно стала главной героиней какого-то дурацкого сериала. В двадцать три я оставалась невинной, и об этом знала только Света, моя подруга. Потом появился Андрей, стал оказывать мне знаки внимания. Я не заподозрила ничего плохого. Влюбилась. Но оказалось, что Андрей поспорил с друзьями на то, что завалит недотрогу. Серую мышь, посредственную ботаншу, которая никому не даёт. Моя лучшая подруга была инициатором этого спора. Потом она оправдывалась, кричала, что хотела для меня только лучшего. Говорила, что мне не светит такой шикарный мужчина, как Андрей, и я должна быть ей благодарна, что хотя бы кто-то согласился переспать со взрослой целкой. Это ведь так странно: не трахаться до пятого курса! — Юля закрывает лицо ладонями, трясётся, как в лихорадке. — Ещё я узнала, что всё это время моя подруга занималась сексом с Андреем. Насколько я знаю, они сейчас вместе, собираются пожениться. Никто из них даже не понял, что сломал меня.
Я встаю из-за стола, подхожу к Юле и обнимаю её. Мерзкая история, отвратительные жестокие люди. Непонятная злость овладевает сознанием. Хочется врезать этому Андрею, выбить из него всю дурь. Никогда не любил споры и соревнования.
— Юль, что случилось после того, как ты узнала правду о своём парне и лучшей подруге?
— Мне было так хреново, что жить не хотелось. Всерьёз задумывалась о том, чтобы выпрыгнуть из окна. Меня спас Руслан. Мы случайно встретились в родном городе, разговорились, вспомнили прошлое, после чего возобновили дружбу. Я с трудом окончила университет, искала работу, которая ничем мне не грозит. Вряд ли ботаники и гики решат приударить за кассиршей. Я специально выбрала тихую гавань, спряталась от всего мира. В моей жизни осталось место только для Яны и Руслана.
— Ты так сильно любила Андрея?
— Да. Безумно. Отчаянно. Доверяла ему больше, чем самой себе.
— Поэтому ты боишься поверить мне? Думаешь, что я обману тебя так же, как этот Андрюша?
— Да.
Я отхожу от Юли, сжимаю руки в кулаки. Тупость какая-то.
— Но ты доверяешь Руслану? Поэтому согласилась на свободные отношения? Пофиг, что спит с другими, зато на него можно положиться?
Юлины глаза блестят от сдерживаемых слёз, она часто моргает и опускает голову. Не может ответить на вопрос, но я ведь знаю, что прав.
— Почему ты боишься мужчин? — настойчиво спрашиваю я. Раз у нас ночь откровений, поздно отступать назад.
— Я не боюсь. Скорее опасаюсь. Ко мне часто приставали, намекали на секс, мне было неприятно. Думала, что с Андреем избавлюсь от страхов, но стало только хуже.
— То есть?
— Ну зачем ты задаёшь такие сложные вопросы? — жалобно восклицает Юля. — Наша первая ночь была ужасной. И вторая, и третья тоже. Я просто не из тех женщин, кому нравится секс. Бывает, жизнь на этом не заканчивается.
— В первый раз многим больно, Юль. Это не повод отказываться от важной составляющей жизни и позволять своему парню спать с другими женщинами. Если Руслан не смог пробудить в тебе сексуальность, значит, вы просто не совпали, такое случается.
— Денис, ты ничего обо мне не знаешь. Поверь, я говорю правду — мне плевать на сексуальные утехи.
— В твоей жизни случилось что-то ещё, о чём ты не хочешь вспоминать? — теперь я сжимаю её ладонь, смотрю в зелёные глаза, пытаясь расположить к себе, доказать, что я умею слушать и понимать. — Не верю, что дело только в неудачном первом опыте.
— Я спала с Андреем три раза! — Юля говорит об этом с таким выражением лица, будто признаётся в том, что расстреляла несколько сотен человек.
— И? — кто-нибудь, дайте мне сил, чтобы сдержать смех. Что такое три раза? Пшик.
— Ко мне приставал учитель танцев! — резко говорит Юля. По её щеке катится слеза, глаза красные, измученные. Мне больно, неприятно, тяжело. Просто глажу её ладонь и пытаюсь поддержать взглядом. А тем временем Юля продолжает свою исповедь: — Я училась в третьем классе, занималась танцами, мне всё нравилось. Но однажды Виктор Петрович попросил задержаться после занятия. Рассказывал что-то про чувства, расстёгивал молнию джинсов, дрочил при мне. И это повторялось несколько раз. Спасибо, что хоть не прикасался. Только тряс своим членом…
— Ты говорила родителям?
— Маме. Она рассмеялась. Сказал, что я большая фантазёрка и всё неправильно поняла, потому что такой уважаемый мужчина, как Виктор Петрович, никогда не будет приставать ко мне.
Меня словно током бьёт. Как могут родные люди так поступать со своим ребёнком? Конечно, после произошедшего любой замкнётся в себе и будет бояться посторонних людей.
— Юль, я скажу банальщину, но нужно отпустить прошлое. Тебе ничего не грозит.
— Знаю. Но всё равно чувствую себя неполноценной.
Мне не нравится Юлино выражение лица. И слова её бесят.
Снова обнимаю её, заглядываю в сияющие зелёные глаза.
— Я не психотерапевт, не знаю, что говорить в такой ситуации. Уверен в одном: ты способна жить настоящим, чувствовать, переживать, любить. Постепенно ты сможешь раскрепоститься и поверить мне. Я готов ждать, сколько потребуется.
Юля часто моргает, прошибает меня безумным ярким взглядом, запускает руки в мои волосы и снова целует. На этот раз долго, откровенно, страстно. Проводит языком по моим губам, проникает внутрь. Во мне сразу вспыхивает желание от такой смеси невинности и вожделения. Перехватываю инициативу, врываюсь в её тёплый влажный рот, целую до острой нехватки кислорода. Юля всхлипывает и несколько раз стонет от моих смелых ласк.
Царапает коготками плечи, после чего отталкивает меня.
Смотрит ошалевшими затуманенными глазами, облизывает губы, хранящие вкус нашего поцелуя.
— Я хочу десерт, — стеснительно улыбается Юля. А я понимаю, что вечер ещё не закончился. Она пока не собирается убегать.