Девять месяцев из жизни

18

Не прошло и недели каникул, а мне уже скучно одной болтаться дома. Поэтому – прекрасно зная, что это большая ошибка, – я решаю проверить свой школьный e-mail, просто чтобы занять себя чем-нибудь на несколько минут. Для справки: я это делаю каждый год, и меня это до сих пор ничему не научило. Каждый год я сообщаю деткам, что не намерена работать на зимних каникулах. Каждый год я говорю им, что, если они собираются подавать заявления до первого января и хотят, чтобы я просмотрела их сочинения, пусть приносят их мне до каникул. Думаете, они меня слушают? Конечно, нет. И каждый год, примерно в это время, мне становится скучно, я проверяю почту и каждый раз нахожу по меньшей мере полдюжины посланий от своих деток, которые умоляют меня откликнуться. Ну, и мне ничего не остается, как отвечать им, так что обычно все кончается полным расстройством, я сижу и злюсь на себя за то, что опять вписалась работать на каникулах, хотя клялась и божилась, что не буду. К чертовой матери.

Первый e-mail от Алексис. У этой девушки, по моим последним подсчетам, имеются четыре сумки от «Луи Вьюттон», шесть от «Прада», одна от «Баленсьяга», две от «Марк Якобс Стелла» (ярко-розовая и зеленовато-голубая) и одна от «Диор». И это только с сентября. Мы с моей ассистенткой заключили пари, сколько сумок мы у нее увидим до конца учебного года, и ведем подробный список, который обновляется каждый раз, когда одна из нас видит ее в кампусе с новой сумкой. В общем, эта фифа хочет знать, стоит ли ей, заполняя анкету для Мичиганского университета, отвечать на вопрос о заработках родителей, который в документах числится как дополнительный.

Кому: alexis@bap

От: lstone@bap

Здравствуй, Алексис.

Проверяла почту и обнаружила твое письмо. Ответ – «нет». Не надо им сообщать, сколько зарабатывают твои родители. Люди, которые будут читать твое заявление, получают тридцать тысяч в год, и им будет неприятно знать, что каждый год ты столько же тратишь на сумочки. Просто не заполняй эту графу. Кстати, я не собиралась проверять почту, так что тебе повезло. С наступающим Новым годом.

Миссис Стоун.

Следующее письмо – от Марка.

Кому: Istone@bap

От: markc@bap

Тема: ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, ПРОВЕРЬТЕ ПОЧТУ.

Здравствуйте, миссис Стоун.

Я помню, что Вы сказали, что не будете проверять почту, но на всякий случай, если Вы все-таки будете, я хотел узнать, не посмотрите ли Вы мое сочинение. Я взял тему «Какая деятельность была для вас наиболее важной и почему». Его надо сдать до первого января. Было бы хорошо, если бы Вы брали взятки, – я бы Вам нашел что-нибудь сногсшибательное, если бы Вы согласились его прочитать.

Марк.

Я тяжко вздыхаю. Ему раз пятьдесят было сказано что если нужна помощь, пусть обращается ко мне до каникул, но каждый раз он говорил, что у него все в порядке. Впрочем, могла бы сама догадаться. Нельзя доверять семнадцатилетнему подростку, когда он говорит, что у него «все в порядке». Ему повезло, что он мне нравится. Я кликаю на приложение и начинаю

«Занятие которое оказало на меня наибольшее влияние – это должность президента Клуба бизнеса и инвестиции в последние три года. Когда меня приняли в клубе качестве члена первого года, я ожидал встретить там студентов, имеющих склонность и желание работать с деньгами, и услышать от них новые идеи о том, каким образом они могут развиваться. Но когда я пришел на первое собрание, я с разочарованием обнаружил что весь Клуб – это кучка парней, которые сидят и болтают про бизнес, который они откроют, когда станут старше. Так что, когда я стал членом второго года я выставил свою кандидатуру на пост президента Клуба и выиграл.

Заняв пост президента, я произвел в Клубе радикальные перемены. Я стал приглашать лекторов из разных областей бизнеса, включая специалистов по банковскому инвестированию, владельцев мелких предприятии, директоров ведущих корпораций, а также обязал каждого члена Клуба делать еженедельное исследование какого-нибудь сектора бизнеса и высказывать свое мнение по поводу инвестирования в него. Через несколько недель стало понятно, что мы выбрали правильные направления инвестирования, так что большая часть членов Клуба завели собственные портфели ценных бумаг и начали в них инвестировать. Лично я инвестировал десять тысяч, которые мне подарили на бармицву, и в течение двух лет увеличил их почти до пятидесяти тысяч. На деньги, которые я сделал, я даже смог купить себе БМВ пятой серии с откидным верхом – машину, которая стоит больше, чем мои родители могли бы мне когда-либо купить.

Работа на посту президента Клуба сделала из меня лидера и более ответственного человека. Я завел потрясающие знакомства с людьми, которых приглашал выступить на наших собраниях. Один банкир даже сказал мне, что, когда я поступлю в колледж, я могу позвонить ему, если захочу пойти в аспирантуру. Благодаря этой работе я много узнал о бизнесе и деньгах, и в результате, как мне кажется, я теперь подготовлен лучше, чем большинство других выпускников, к вступлению в мир бизнеса и к учебе в колледже».

Боже милостивый. Даже непонятно, с чего начинать. Оценки у него прекрасные и результаты CAT высокие, но писать он совсем не умеет. Слава богу, он поступает на бизнес-отделение.

Кому: markc@bap

От: Istone@bap

Тема: Все-таки прочитала

Здравствуй, Марк.

Тебе повезло, мой друг. Я прочитала твое сочинение, и вот что имею тебе сказать: я тебя знаю, и мне известно, что ты не такой хам, как получается из твоего сочинения. Но если бы я не была с тобой знакома, я была бы шокирована. Вначале ты хорошо пишешь про то, как ты изменил клуб, став президентом, но когда ты начинаешь разглагольствовать о том, сколько денег сделал и какую машину купил, – становится страшно. Попробуй такую технику: представь, что ты республиканский кандидат, отвечаешь на вопросы во время предвыборных выступлений, т. е. постарайся мыслить шире и не вдавайся в конкретности, чтобы не оттолкнуть от себя избирателей умеренных взглядов. Понятно?

Миссис Стоун.

P. S. В качестве взятки предпочитаю бриллианты.

Пока я отвечаю на следующее письмо – пытаюсь объяснить одной из самых тупых своих учениц, что если говорят «опустить заявление в почтовый ящик», то при этом имеют в виду, что надо положить его в конверт, а потом уже в почтовый ящик, – приходит ответ от Марка.

Кому: Istone@bap

От: markc@bap

Тема: ХОТИТЕ Я ЗА ВАС УМРУ!

Здравствуйте, миссис Стоун.

Я подозревал, что Вы врали, что не будете проверять почту. Не беспокойтесь, я никому в школе не скажу, что Вы не такая вредная, какой притворяетесь. Спасибо за совет. Я не думал, что это будет звучать так ужасно, но я согласен с Вашей логикой. За исключением того, что я буду писать как демократ: пусть избиратели считают меня менее либеральным, чем я есть, – зато после выборов я смогу делать, что захочу. Марк.

P. S. Я тут подумал, что, когда стану президентом, в моем распоряжении будут чудесные местечки, куда понадобятся послы. Начинайте подыскивать страну, в которой Вам хотелось бы жить... Белиз, Коста-Рика или, может быть, Бразилия?

Ха. Вот почему он мне всегда так нравился. Надеюсь, в приемных комиссиях это тоже поймут.

Проходит еще три дня каникул, и я начинаю с нетерпением ждать, когда же они закончатся. Я боюсь выйти из дома, опасаясь потратить еще больше денег, и – хотя я не думала, что когда-нибудь настанет день, когда я такое скажу, – провожу большую часть времени, валяясь перед телевизором. Чтобы вы поняли, насколько мне скучно, посмотрите чем, например, я теперь занимаюсь (честное слово, самой не верится). На сайте «Ваш Малыш» я нашла рекламу какого-то хитрого агрегата, чтобы слушать в наушниках сердцебиение ребенка, а еще можно подключить к нему какую-то штуковину и давать ребенку слушать классическую музыку, что якобы повышает его IQ. И хотя я прекрасно понимаю, что это прямое вымогательство денег у нервных беременных яппи вроде меня, я все равно его заказала, поскольку меня начал преследовать страх, что ребенок родится совершенно тупым: ведь единственная музыка, которую он слышит, – это жуткое техно в спортзале и один и тот же диск Мадонны, который играет у меня в машине уже полгода, потому что я все время забываю принести какой-нибудь другой. В общем, сегодня утром аппарат доставили, и последние три часа я провела, лежа на спине, молча и не шевелясь, под страшно тоскливую классическую музыку, прилагавшуюся в качестве «одобренного педиатрами аудио-материала», а потом холодной железкой с микрофончиком прощупывала каждый квадратный сантиметр своего живота в поисках обещанного сердцебиения ребенка. Никакого сердцебиения я так и не услышала. Единственное, что было слышно, – это звуки моего желудка, переваривающего пищу, которую я в себя накидала за день, потому что, кроме как поесть, делать дома совершенно нечего. Семьдесят пять баксов коту под хвост.

Правда, сегодня вечером, слава богу, есть чем заняться. Джули сегодня устраивает просмотр своей серии «Родов по-настоящему». Похоже, она уже раздобыла себе копию и пригласила всех, кого могла, дабы продемонстрировать один из самых сокровенных и интимных моментов своей жизни на полутораметровом телевизоре. Дико, я понимаю, но это прекрасный повод вырваться из дому на несколько часов. К тому же с Джули мы не общались уже сто лет. Тут, конечно, есть и моя вина. С тех пор как родился ребенок, я не слишком рвалась ее навещать. Я была у них один раз, в первую неделю после возвращения из больницы, но там собралось столько народу, что не получилось даже поговорить. Несколько раз я пыталась звонить, но каждый раз не вовремя. То Лили проснулась, и Джули слишком занята, чтобы разговаривать, то Лили только что уложили, и Джули слишком устала, чтобы разговаривать. Возникает ощущение, что меня слегка игнорируют.

Что, впрочем, тоже неплохо. Я практически уверена, что, если бы нам удалось поговорить, она бы довела меня до белого каления через пять минут. Я знаю Джули, и я знаю, как ей хочется рассказать, показать и научить меня всякой материнской ерунде, но я пока к этому не готова. Я не понимаю, что со мной происходит, но, похоже, я совершенно не готова к появлению ребенка. Я не хочу и не могу себе представить, что беременность когда-нибудь кончится и мне придется воспитывать это создание, которое растет у меня внутри и зачем-то упорно насылает на меня зверскую изжогу.

Кстати, должна вам заметить, такое совсем не в моем характере. Я не люблю тянуть резину и ничего не делаю, не проведя сначала тщательных исследований. Но, клянусь вам, я была больше подготовлена к контрольной по алгебре в старших классах, чем сейчас к появлению ребенка, а главное, у меня нет никакой мотивации сделать хоть что-нибудь в этом направлении. Не потому, что нет времени (у меня таки есть время). И не потому, что я не знаю, что делать: в моем распоряжении вся информация, какую можно себе представить. Одни только статьи с сайта «Ваш Малыш» можно читать несколько лет подряд, да еще у меня есть подарок от Джули в качестве поздравления с беременностью – четыре книжки про детей, которые как были подарены, так и собирают пыль на полке. А три месяца назад доктор выдал мне огромный пакет с материалами обо всех услугах, которые оказывает больница будущим родителям: курсы по уходу за детьми, курсы по грудному вскармливанию, класс детского массажа, экскурсии в родильное отделение, – и я не подписалась ни на одну из них, хотя везде сказано, что надо зарегистрироваться не позже чем на пятом месяце, а то может не хватить места. Во что угодно другое, уверяю вас, я бы записалась прямо в кабинете у доктора, не дожидаясь конца приема, – да что там доктор, не дожидаясь, пока успею забеременеть!.. Но сейчас, по каким-то таинственным причинам, я не могу себя заставить это сделать. Я даже до сих пор ничего не купила для ребенка, вот насколько серьезная ситуация.

Не знаю – может, сегодняшний вечер ее исправит. Вдруг картина Джулиных родов убедит меня, что все не так и страшно, и мне удастся наконец выйти из ступора? Или, наоборот, доведет меня до полного цугундера, и я пойду бросаться с лестницы. Пока что оба варианта кажутся одинаково возможными.

Джулин дом разукрашен как для церемонии вручения Оскара. На лестнице растянут транспарант с надписью «ГОЛЛИВУД» в почти натуральную величину, к креслам приделаны таблички «РЕЖИССЕР», по стенам развешаны эти черные прямоугольные штучки, которыми они щелкают перед каждым дублем, не говоря уже об огромном постере, как на фасаде кинотеатра, где изображены Джули, Джон и Лили. По-моему, для реалити-шоу на канале TLC это немного слишком, но кто бы меня спрашивал?

Джули я нахожу в углу гостиной в окружении людей, которых я никогда раньше не видела. Включаю женский оценивающий взгляд: выглядит она нормально. Килограммов на четыре-шесть больше, чем она весила обычно, но ведь прошло-то всего шесть недель, так что эту информацию я решаю сохранить на будущее.

Я жду, пока толпа вокруг нее немного рассосется, но как только она меня замечает, сама бросается ко мне.

– Лара! Как хорошо, что ты пришла! – Она наклоняется ко мне и обнимает за плечи. – Просто не верится: мы с тобой не виделись с того раза после больницы. Невероятно!

– Я знаю, – говорю я, стараясь, чтобы голос звучал не слишком виновато. – Извини. Я так закрутилась на работе, потом праздники, так что я только на этой неделе смогла как-то расслабиться. А ты выглядишь шикарно.

До меня только сейчас доходит, что у нее на руках нет ребенка.

– А где Лили? – спрашиваю я.

– Лили? Лили с сиделкой.

С сиделкой? Я на всякий случай перехожу на голос типа «я-готова-узнать-самое-ужасное».

– Почему с сиделкой? Что-то случилось?

– Нет, – говорит она. – Ты что, никогда не слышала о детских сиделках?

Ну вот, опять она заставляет меня чувствовать себя неадекватной. Можно только вообразить, сколько еще есть в Джулиной жизни вещей, о которых я никогда не слышала. Я не понимаю, как ей это удается. И не хочу понимать – даже подумать страшно. Я мотаю головой, а она машет на меня ладошкой:

– Это просто сиделки, которые специализируются на детях, только они живут вместе с тобой и показывают тебе, что надо делать: как пупок чистить, как губкой мыть, как бутылочки греть или как...

Очень хочется, как в школе, заткнуть уши руками и загудеть. Видите? Вот поэтому я и не приходила к ней раньше.

– Хорошо, с этим понятно, – говорю я, прерывая ее на полуслове. – Только разве все это нельзя сделать за два дня? Почему она живет с вами?

– Так это самое главное. Она спит в комнате Лили, и, когда Лили ночью, просыпается, она приносит ее ко мне, я ее кормлю, а потом сиделка ее уносит и укладывает обратно спать. Мне даже вставать не надо. Как в гостинице. Так что мы с Джоном прекрасно высыпаемся, а это большой плюс, потому что нам обоим нужно не меньше шести часов сна.

Интересно, а это она откуда знает?

– Невероятно, – говорю я. Я хочу такую, дайте мне такую сиделку, специализирующуюся на детях. – И сколько она у тебя будет жить?

Джули понижает голос:

– Это зависит от того, сколько мы сможем себе позволить. Они могут оставаться, сколько захочешь, но им платят в среднем триста пятьдесят в день, так что скоро это будет слишком дорого.

У меня опускается челюсть и продолжает висеть, пока я в восторге пялюсь на Джули и считаю в уме цифры.

– Триста пятьдесят долларов в день! Ты что, шутишь? Джули, одна неделя по цене сезонной коллекции обуви?

Джули понурила голову:

– Я знаю, знаю. Наверное, можно найти подешевле. Я не знала, когда нанимала Глэдис, но говорят, сиделки с Восточного побережья берут двести пятьдесят, их даже выписывают на самолете из Нью-Йорка и Флориды.

Я в ужасе смотрю на нее. Это полное безумие. Большего бреда я не слышала. Я видела людей, которые выписывают на самолете парикмахера на свадьбу или премьеру, и мне всегда казалось, что это перебор. Но сиделка! Безумный город. Эндрю обалдеет, когда я ему расскажу. А потом будет чертить таблицы до посинения.

– И сколько еще Глэдис у тебя пробудет? – спрашиваю я.

Джули грустно качает головой:

– Вот это самое печальное. Она уезжает в понедельник утром. Я понимаю, что дорого, но я не жалею ни об одном пенни. Глэдис настоящий эксперт по приучению ко сну, и Лили у нее теперь спит по пять часов подряд.

Да что вы говорите! За триста пятьдесят в день она бы у меня обед готовила и коктейли всем мешала. Честно говоря, я даже не знаю, что на это ответить. Что бы вы сказали человеку, который потратил пятнадцать тысяч, долларов на оплату услуг женщины, которая встает ночью к его ребенку? «Мои поздравления» – вот что бы вы сказали. Я умираю от зависти. Не верьте глупостям, будто счастье за деньги не купишь. Вот вам твердое и неумолимое доказательство – купишь.

– Ладно, – говорю я. – Так я сегодня увижу Лили? Джули улыбается:

– Конечно, увидишь. После просмотра я тебя к ней свожу. Глэдис не хочет, чтобы вокруг ребенка было много народу. Слишком много микробов.

Она берет меня под руку и направляется к телевизору.

– Ну, давайте, – говорит она. – Пора начинать наше шоу. – Потом она останавливается и поворачивается ко мне с заговорщицким видом: – Знаешь, я сама еще не смотрела. Я хотела посмотреть вместе со всеми. Ну, ты понимаешь, чтобы получить полное впечатление.

Чтобы вы знали: мне это не очень нравится, и я считаю, что Джули относится ко всему слишком серьезно, но я не такая вредина, чтобы покушаться на ее радужные мыльные пузыри. Так что я иду вслед за ней в комнату и втискиваюсь на диван между Эндрю и мужем одной из Джулиных сестер. Джули занимает свое законное место в переднем ряду и машет кому-то сзади, чтоб выключали свет. В темноте звучит гимн «Ура, Голливуд», и все мгновенно замолкают. Я не преувеличиваю, честное слово. Бред какой, неужели она серьезно? Увы, серьезно. На все сто процентов.

– Привет всем! – кричит Джули. – Спасибо, что вы сегодня пришли разделить с нами этот счастливый момент в жизни нашей семьи.

И чтобы кто-нибудь не подумал, что бред на этом закончился, по комнате начинает бегать луч прожектора, а потом останавливается на Джули. Она прочищает горло и приставляет к губам ладошки, сложенные рупором:

– Мы так счастливы, что с нами вместе сегодня наши родные и друзья, ведь сегодняшний вечер особенный. Я вижу здесь многих, кто был с нами в больнице, когда снималась эта программа. Я не буду говорить, как глубоко я взволнована предстоящим показом, так что позвольте вам представить – реалити-шоу «Роды как они есть: семья Маркус».

Под вопли и аплодисменты публики Джули нажимает кнопку, звучит мелодия заставки – сопливая инструментальная музычка с закосом под старину, – и начинается фильм.

НАПЛЫВ:

ГОСТИНАЯ В ДОМЕ СЕМЬИ МАРКУС, ДЕНЬ.

ДЖУЛИ и ДЖОН, симпатичная тридцатилетняя чета, сидят на диванчике, держась за руки. Джули на девятом месяце беременности, выглядит и говорит как классическая степфордская жена. Джон выглядит подозрительно счастливым – причем каким-то нездоровым счастьем, которое обычно достигается только медикаментозными средствами.

ДЖУЛИ (механическим голосом): Я всегда хотела быть матерью. Это у меня в характере – воспитывать, заботиться. Забавно, я была младшей из четырех детей, но именно я всегда заботилась о старших сестрах.

ДЖОН (уставившись на Джули): Я люблю детей. Быть отцом, наверное, очень здорово.

ДЖУЛИ (нежно глядя на Джона): А я не могу дождаться завтрашнего дня. Мы устраиваем вечеринку перед родами и пригласили фотографа. Я думаю, что это уникальная возможность запечатлеть меня и Джона в такой момент, когда меняется вся наша жизнь.

СМЕНА КАДРА:

ФОТОСТУДИЯ, ДЕНЬ.

Джули, Джон и стереотипная БОГЕМНАЯ ДАМА, одетая с головы до ног в черное, обсуждают детали съемки. На Джули полупрозрачное одеяние в цветочек, оставляющее живот открытым. Ее, похоже, не волнует, что выглядит она в нем совершенно по-идиотски, если не сказать – омерзительно.

НАРЕЗКА КАДРОВ:

Джули, Джон и Джулин чудовищный живот в разнообразных позах, на фоне сверкающих вспышек камеры.

БОГЕМНАЯ ДАМА (крутя камерой во всех направлениях и щелкая кнопками): Отлично! Великолепно! Вы оба так естественно держитесь!

ЗАТЕМНЕНИЕ ДЛЯ РЕКЛАМНОЙ ПАУЗЫ.

НАПЛЫВ:

Появляется логотип и звучит мелодия заставки. БОЛЬНИЦА «СИНАЙСКИЕ КЕДРЫ», ДЕНЬ.

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ВХОД. Входят и выходят сотрудники больницы и редкие пациенты.

СМЕНА КАДРА:

БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА, ДЕНЬ.

Джули лежит на больничной койке, громко дышит. Выглядит бледной и очень настоящей, в отличие от идеальной картинки предыдущего дня. Рядом суетится МЕДСЕСТРА, подключая ее к капельнице. Джон разговаривает по телефону.

ДЖОН: Мама, это я. Джули рожает... да... уже четыре сантиметра. Я думаю, тебе надо подъехать.

ДЖУЛИ (низким лающим голосом, с искаженным от боли лицом): Джон, отойди от телефона. Ты пришел мне помогать или болтать?

Джон подходит к Джули и берет ее за руку.

ДЖОН (улыбаясь): Хорошо, дорогая, хорошо. Давай: раз, два, три...

НАПЛЫВ:

БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА, НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ СПУСТЯ.

Джули в больничной рубашке, три МЕДСЕСТРЫ и ДОКТОР, все в хирургических масках. Джон стоит рядом с кроватью. Джули растрепанная и страшная, явно мучается от боли.

ДЖУЛИ (на грани истерики): Прекратите это, пожалуйста. Я больше не могу. Сделайте что-нибудь. Жжет, жжет, ой, как жжет! (Визжит.) Почему ваши уколы не действуют? Я же все чувствую! Сделайте мне еще обезболивающего!

ДОКТОР (мягко): Скоро все кончится, Джули, потерпите немножко. Мы не можем больше давать обезболивающих, потому что вам надо тужиться.

ДЖУЛИ (истерически визжит): Я не могу! Я не могу! Пожалуйста, не надо! Я не могу дышать! Я не могу дышать!

ДОКТОР (с серьезным лицом): Сестра, дайте ей кислород!

СТАРШАЯ СЕСТРА бежит за маской и прикладывает к лицу Джули. Джон держит ее за руку и нежно улыбается. Джули начинает успокаиваться.

ДОКТОР: Хорошо, Джули. Сделайте несколько глубоких вдохов, а потом я хочу, чтобы вы еще раз потужились изо всех сил. Расслабьтесь, скоро все кончится. Ну что, готовы? Раз, два, три – тужьтесь!

НАЕЗД:

Джулино лицо, искаженное от боли.

ДЖУЛИ (издавая первобытные вопли): Ыыыыы! Гг-гыыыы! Гкхыыыыы! (Джону.) Ты (бип бип бип)! Какого (бип) ты тут лыбишься как (бип бип)! Гыыыыы!

НАЕЗД:

Джон продолжает улыбаться, но уже без прежнего энтузиазма; похоже, еще немного – и он упадет в обморок.

ДОКТОР: Хорошо, вижу головку! Тужимся, тужимся! Это... девочка!

НАЕЗД:

Хлюпающая носом Джули

ЗАТЕМНЕНИЕ ДЛЯ РЕКЛАМНОЙ ПАУЗЫ.

Логотип и заставка шоу.

КОРИДОР РОДИЛЬНОГО ОТДЕЛЕНИЯ.

Несколько десятков человек ходят взад-вперед по коридору; Джулина мама – ухоженная, хорошо одетая женщина пятидесяти с чем-то лет – говорит в камеру.

ДЖУЛИНА МАМА: Это у меня седьмой внук, представляете? Семь – это мое счастливое число. Когда я иду в Лас-Вегас, я всегда ставлю на семь черное, хотя черное в данном случае ни при чем, важно, что семь.

СМЕНА КАДРА:

БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА, ЧАС СПУСТЯ.

Джули лежит в кровати и болтает с кем-то из родни, снова похожая на обычную себя. Волосы уложены, пижама в цветочек, лицо тщательно накрашено. Открывается дверь, входит БЕРЕМЕННАЯ ПОДРУГА Джули, на вид никак не больше двадцати семи, хотя блеск для губ не помешал бы. Она подходит к кровати и целует Джули в щеку.

БЕРЕМЕННАЯ ПОДРУГА: Здравствуй, мамочка!.. Ты мне все должна рассказать. Это было ужасно?

ДЖУЛИ (улыбаясь): Да нет, ничего особенно страшного не было.

Она наклоняется поближе к подруге и что-то шепчет.

БЕРЕМЕННАЯ ПОДРУГА (громко): Ты накакала на родильный стол?!

СМЕНА КАДРА:

КОРИДОР РОДИЛЬНОГО ОТДЕЛЕНИЯ.

Джон стоит в коридоре, во рту у него розовая жевачка в форме сигары. Говорит в камеру.

ДЖОН (все так же улыбаясь): Да, было немного страшно. Столько крови и всякого такого, сами понимаете. Но главное, что с моими девочками все в порядке, и я уже влюбился в свою малышку.

ЗАТЕМНЕНИЕ ДЛЯ РЕКЛАМНОЙ ПАУЗЫ.

Логотип и заставка шоу.

ГОСТИНАЯ В ДОМЕ СЕМЬИ МАРКУС, НЕСКОЛЬКО НЕДЕЛЬ СПУСТЯ.

Джули и Джон, опять идеальная пара, сидят на диванчике, держа на руках ЛИЛИ – ребенка, завернутого в одеяльце.

Внизу экрана появляется надпись: ЛИЛИ МИШЕЛЬ МАРКУС, три килограмма триста шестьдесят граммов.

ДЖУЛИ (не отрывая взгляда от Лили): Мы прекрасно себя чувствуем. Лили – настоящий маленький ангел, и Джон с ней такой милый. Я уже забыла, что когда-то мы жили без нее.

ДЖОН (улыбаясь): Я так люблю моих девочек. (Целует Джули, потом Лили.)

ДЖУЛИ (нежно глядя на Джона): Это был самый потрясающий опыт в нашей жизни. И я готова сделать это еще раз!

ЗАТЕМНЕНИЕ.

ТИТРЫ.

Загорается свет, и в комнате звенит нездоровая тишина. Думаю, никто из присутствующих не может припомнить, существуют ли правила поведения для таких ситуаций. Надо хлопать? Или быстро выбегать из комнаты? Лично я в полном ужасе. В тот день, в больнице, я ей сказала столько всего хорошего, а они из всего этого выбрали только про какашки!

Представляю, в каком состоянии Джули. Вот теперь-то, наверное, жалеет, что сначала сама не посмотрела.

Несколько человек все-таки решаются на вежливые аплодисменты, а я встаю и ищу глазами Джули. Ее нигде не видно, но в дальнем конце комнаты я вижу мать Джули и мать Джона в окружении другой родни.

– Добрый вечер, – мрачно говорю я – Куда она подевалась?

Ее мама смотрит на меня и печально качает головой:

– Она пошла в комнату Лили. Сказала, что ни с кем не хочет разговаривать. Но тебе, может, стоит попробовать. Она тебя слушает.

Да ну!

Я поднимаюсь наверх и останавливаюсь перед комнатой, которая когда-то была гостевой спальней. У меня об этой комнате самые нежные воспоминания. Между прочим, здесь произошла моя помолвка. Мы с Эндрю зверски разругались, и я три дня жила у Джули. Я на него ужасно злилась, потому что он до сих пор не сделал мне предложения, а я только что узнала, что самая страшненькая девчонка из нашего колледжа недавно помолвилась со своим бой-френдом, с которым она встречалась на целых полгода меньше, чем я с Эндрю. Никогда в жизни я так не рыдала. Эми Вайнштейн! Она может играть тролля из Средиземъя, и гримировать не надо! На недоделанной Эми-блин-Вайштейн кто-то хочет жениться, а ты на мне, значит, не хочешь? Бедный Эндрю. Он уже неделю как купил кольцо и на днях должен был забрать его от ювелира, а теперь я испортила сюрприз, потому что ему пришлось мне все рассказать, иначе я ни за что не вернулась бы к нему. Думаю, я единственная женщина в мире, которой будущий муж, делая предложение, сразу же сообщил, что еще немного – и он бы передумал.

Я стучу в дверь спальни, и мне отвечает странный женский голос:

– Извините, но ребенок спит.

А это у нас, наверное, Глэдис. Интересно, участие в скандальных историях для первой полосы – это дополнительная услуга или входит в триста пятьдесят?

– Джули, я знаю, что ты там. Это я. Давай, открывай.

Дверь открывается, на пороге стоит надутая Джули. Комната уже ничем не напоминает гостевую спальню, которую я знала. Теперь это царство розового, повсюду валяются разнообразные детские штучки, и я вижу здоровенную негритянку, сидящую в кресле-качалке с Лили на руках.

– Заходи и закрывай дверь, – говорит мне Джули; я молча выполняю.

– Лара, это Глэдис. Глэдис, Лара. – Я машу Глэдис рукой, она мрачно отвечает.

– С тобой все в порядке? – спрашиваю я. Джули заливается краской:

– Это ужасно. Клянусь Богом, я некоторых вещей вообще не помню. Я просто не верю, что могла такое сказать Джону, – говорит она, тряся головой и пряча лицо в руках. – То, что я говорила в конце, – это чистая правда, я действительно запомнила роды как что-то восхитительное и невероятное. Но я не помню этот день целиком. И я совершенно не помню, как говорила тебе про... ну, ты понимаешь, про то, что случилось на столе. – Она становится еще краснее, хотя казалось, что это невозможно. – Я не могу поверить, что я тебе это сказала.

Я киваю. Если честно, мне тоже.

– Послушай, – говорю я, – Это было не так уж и плохо. Как в кино. Все вполне стандартно и традиционно, клише: женщина рожает ребенка, орет на своего мужа, а как только ребенок появляется, забывает обо всем, что было.

Джули не отвечает, и мне приходится говорить дальше; атмосфера сгущается на глазах.

– Серьезно, сама подумай: странно не то, что такое произошло, а то, оно произошло с тобой. Ведь все привыкли видеть тебя благополучной и идеальной, разве не так?

Она подозрительно смотрит на меня, склонив голову набок:

– Не поняла, что ты имеешь в виду?

– Да ладно тебе, Джули. Вы с Джоном всегда такие счастливые. Вы никогда не ругаетесь, никогда не говорите друг другу гадостей, у вас идеальная семейная жизнь, потрясающий дом, и вы всегда шикарно выглядите. Конечно, все были в шоке, когда увидели тебя настоящую.

Похоже, она не понимает, к чему я клоню. Совсем.

– Если ты не замечала, Лара, – я никем не притворяюсь, я всегда такая, какая есть. Я действительно счастлива, и мы действительно никогда не ругаемся. Если у нас есть проблемы, мы их обсуждаем. И если я не хожу с кислым лицом и не жалуюсь на жизнь, это еще не значит, что я притворяюсь.

Бли-и-ин.

– Нет, – говорю я. – Я совсем другое имела в виду. Я не считаю, что ты притворяешься. Я просто думаю, что ты обычно не позволяешь людям видеть себя беспомощной и беззащитной, вот и все. Не делай из мухи слона. Просто хотела поднять тебе настроение. – Джули упорно молчит. – Ну, не вышло. – Ноль реакции. – Брось, Джул, хватит злиться. Хочешь знать, что я действительно думаю?

– Нет, не хочу, – говорит она, скрещивая руки на груди. Вслед за этим демаршем Глэдис многозначительно прокашливается. Я игнорирую обеих.

– Я думаю, что ты действительно смелая женщина. И не только потому, что все это снимало национальное телевидение. Это я как раз считаю глупостью. – Я вижу, как она прячет улыбку, и понимаю, что пробилась. – Я считаю, что ты очень смело поступила, решив рожать сама. – Грустно качаю головой. – Не думаю, что я так смогу. Я до смерти напугана. Я, здоровая, толстая тетка, умоляла врача разрешить мне делать кесарево, потому что слишком боюсь рожать по-настоящему.

У Джули отвисает челюсть, а из-за спины доносится шипение Глэдис, видимо, призывающей меня заткнуться.

– Ты попросилась на кесарево? – спрашивает Джули.

– Да.

– И он тебе разрешит?

– Не знаю. Он велел мне почитать литературу, походить на занятия, тогда, я, дескать, могу передумать. Что-то мне не верится. Зато ты... ты так уверенно на это пошла. Жаль, что у меня нет этой уверенности. Жаль, что я и наполовину не могу быть такой женщиной, как ты.

Джули скептически смотрит на меня:

– Так, а теперь ты вышла из роли. Прекращай эти задушевности. Ты меня пугаешь.

Блин. Она права. Уже второй раз за последние две недели меня развозит на задушевные сопли. Это размягчение мозгов. Боже, надеюсь, временное.

– Извини, – говорю я. – Не знаю, что на меня нашло. Ты больше не дуешься?

– Да нет, – говорит она. – Но вниз я не пойду.

– Мне только лучше – у меня нет никакого желания болтать с твоими безумными друзьями. Я здесь посижу, пока все не уйдут. – Улыбаюсь ей. – У тебя есть чему меня поучить.

Я окидываю взглядом комнату, заполненную кучей барахла, которого я никогда раньше не видела:

– Откуда столько всякой дряни?

– Ты действительно хочешь знать? – спрашивает она, зловеще ухмыляясь.

– Нет. Не очень, – говорю я. – Но мне все равно придется с этим разбираться, так что можно начать прямо сейчас.

Она смотрит на меня с ехидной усмешкой:

– Из тебя выйдет прекрасная мама, Лара Стоун.

– Не обольщайся, Джул. Одну умную вещь сказала – со всяким бывает.

– Ну, – говорит она, – где одна, там и другая. Это я тебе гарантирую.