Глава 15.
– Получается, всё спланированная ложь, и ты правда не изменял мне?
Её голос дрожит, но в нём уже нет того льда, что был раньше.
Она смотрит на меня, и в её глазах впервые за эти дни появляется не злость, не подозрение, не обида, а... надежда. Хрупкая, едва теплящаяся.
Но её достаточно. Достаточно для меня.
– Нет, Поль. Зачем мне другие женщины, если я тебя люблю. И дочь нашу люблю. Потерять всё ради чего?
Молчу несколько секунд, но не нужно сказать ей всё сейчас, что я чувствую.
– Да, я не идеален, согласен. Помощи от меня тебе в последнее время нет совсем. Но я старался для семьи, просто в другом направлении. Да и хотелось, признаюсь, чтобы и ты, и Санька в будущем гордились мной. Ты мужем, она отцом. Может, хоть как-то это меня амнистирует перед тобой?
Пытаюсь шутить, но выходит неуверенно.
– Ты расскажешь мне всё подробно? Так хочется знать, как такое возможно придумать.
Она смотрит на меня с надеждой – той самой, что заставляет сердце биться чаще. Ей, как и мне неделю назад, отчаянно хочется, наконец, понять, кто так жестоко играет с нами.
– Конечно, расскажу. Я ведь тоже не сразу всё понял. То, что ты мне говорила, какие претензии предъявляла… Они никак не складывались в моей голове в единую картину. Не соответствовали реальности. А теперь всё ясно. Это моя подчинённая. Точнее, теперь бывшая.
– Но зачем…
– Ей нужно было отвлечь моё внимание от себя. И она их получила. Когда ты начала подозревать меня в измене, а я гадал, что происходит, на какой-то момент, действительно о проблемах с Петровой подзабыл. Вы были для меня важнее всего остального. Она думала, отвлекшись на семью, я в итоге успокоюсь и не уволю её. По крайней мере, именно такие мотивы были у неё. Верю, очень похоже на то.
Замолкаю, перебираю в памяти детали, которые раньше казались незначительными, а теперь имеют колоссальное значение.
– Да ещё и совпало всё в один момент: у тебя были проблемы с Сашкой, она постоянно на тебе висела, я пропадал на работе…
– Да, как-то так. Всё в куче, – соглашается.
– Обрати внимание, Полин, она ведь пришла к тебе именно тогда, когда меня не было дома. График с рабочими сменами, дежурствами всех врачей висит на видном месте в ординаторской.
– Да, я помню. Я же была у тебя, когда Сашу к педиатру привозила. Но ты же недавно работаешь в этой больнице. Откуда она знала про конференцию?
– Так мы не раз обсуждали её в ординаторской с коллегами. ОНи делились своими впечатлениями, я своими. Она, видимо, и услышала. Кстати, знаешь, нам с тобой на самом деле помог счастливый случай. Один вопрос отца и всё встало на нужные рельсы в моей голове.
Смотрю на жену, понимаю, что она верит мне, и слегка расслаблюсь.
Откидываюсь на спинку стула, чувствуя, как напряжение понемногу уходит. Она слушает мои доводы и выводы – это главное.
– Я, когда к родителям приехал, рассказал им о том, что у нас произошло, они тоже растерялись. Ровно как мы с тобой. Один в один. Мама даже спросила: не вру ли я, что не изменяю тебе.
– Так убедительно всё выглядело, – подтверждает Полина сама себе.
– А затем позже… Одна-единственная брошенная фраза, и всё. Эта женщина, что приходила к тебе работала старшей медицинской сестрой в нашем отделении. Но, как я сказал - планировал на тот момент, когда всё это закрутилось уволить её.
– Почему? – Полина хмурится. – Вы не сработались?
– Можно сказать и так. Она слишком много позволяла себе. Могла самостоятельно взять и поменять назначение врача, представляешь. Просто дать не те лекарства пациентам и не считать это чем-то непозволительным для себя. Кичилась тем, что хоть и не закончила мед, но у неё достаточно знаний. Это открылось ещё при бывшем заведующем, когда пациенты стали жаловаться, что им не становится лучше.
– А почему её не уволили сразу, раз она так себя вела?
– Хирург – заведующий в то время прикрывал её, потому что они были любовниками. Его уволили и назначили меня, а я терпеть этого не захотел. Не закрыл глаза на такое поведение, как и не закрыл глаза на то, что она потеряла две ампулы с сильнодействующими лекарствами, которые предназначены для больных... Сомнительное себе удовольствие работать с такими людьми.
– Она мстила тебе именно за это?
– Да. Я ездил к ней вчера, попытался даже поговорить нормально. Но Петрова лишь стояла и смеялась мне в лицо. Но теперь ей будет не до смеха. С такой репутацией Петровой придётся осваивать новую профессию. ОНа никогда не будет больше работать в медицине.
– Может, ей освоить актёрское мастерство? Нас у неё практически получилось обмануть! – опускает глаза, смахивает слёзы Полинка.
Но я вижу, что теперь это другие слёзы. Не слёзы печали или недоверия, а слёзы облегчения, что я не обманул и не предал её.
– Не поспоришь, практически получилось. Пусть не всё, но нервы она потрепала мне и тебе изрядно, – грустно улыбаюсь своей жене, протягиваю руку и провожу по её щеке.
Не могу удержаться, не могу ничего с собой поделать. Меня тянет к ней словно магнитом. Это сильнее меня.
Полина не отстраняется, но в глазах новый вопрос:
– Подожди, но откуда у неё твои часы?
– Умно, правда? Стащила. Пошла в предоперационную, где я, естественно, перед любой операцией снимаю обручальное кольцо, часы, и оставляю их там до окончания, и забрала их.
– Так просто?!
– А что сложного, если она ещё работала в больнице на тот момент? Я не врал, когда думал, что потерял их. Решил, когда вышел из операционной, что возможно они куда-то завалились. Думал, позже найду, но не нашёл. А потом, если честно, закрутился и совсем забыл про них. Полин, и кольцо обручальное на самом деле надел на автомате не на ту руку. Это ничего не значило, это просто совпадение.
– А я правда подумала…
– Нет. Я не для того женился, чтобы изменять и обманывать.
– Не понимаю про эту… Петрову. Неужели ей совершенно не жалко было нашего ребёнка? – практически шепчет Полинка. – У нас же дочь. И если бы мы не узнали правды в итоге, разошлись, ладно на меня плевать, но ребёнок ни в чём не повинный почесу должен был страдать?!
Вижу, как в жене сейчас всё кипит. Как во мне совершенно недавно.
– Ну, видимо, ей наплевать. Главное для неё было отвлечь внимание от себя и отомстить.
– Я не знаю, что сказать. Всё равно в моей голове не укладывается, как женщина может так поступить... Я ещё хоть как-то поняла, если бы она действительно любила тебя, была твоей любовницей и хотела, чтобы ты был с ней... Но здесь месть просто за то, что ты её хотел уволить за страшные проступки... Нет, я никогда не смогу этого понять.
– Потому что ты другая. Вот и всё.
Несколько минут мы сидим с Полиной молча, не отрывая взгляда друг от друга.
Официант уже второй раз осторожно подходит к нашему столику, вежливо указывая на остывшие блюда.
Мы машинально киваем, соглашаясь заменить их, но когда приносят новые – тёплые, ароматные, снова не притрагиваемся к еде.
Я вдруг осознаю, что совершенно не голоден.
Нет, это не совсем так. Я голоден, но не в плане еды. Я голоден в чувствах к своей жене.
До её смеха, до её прикосновений, до этих секунд, когда она смотрит на меня так, словно я целый мир для неё.
Я голоден до её любви, ласки, до времени, которое мы чуть не потеряли из-за чужой злобы.
И теперь, когда правда, наконец, вышла наружу, хочется только одного – утолить этот голод, насытиться ею, её присутствием, теплом, нежностью.
Полина вздрагивает от звонка, на секунду отрывая взгляд от меня, и достаёт телефон.
– Да, Регина… – слушает, что говорит моя мама. – Нет, я приеду, чтобы уложить её, раз она так сильно капризничает. Не всё сразу. Спасибо, что побыли с ней.
– Что случилось? – спрашиваю, хотя уже догадываясь: дочь опят хочет видеть Полину и никого другого.
Да, в садик, я чувствую, она пойдёт «весело».
– Сашка капризничает. Мне надо домой.
– Ясно. Полина… Я могу подняться с тобой? Соскучился по дочери. И по тебе.
– Хорошо.
Она смотрит в сторону, потом обратно на меня, и в её взгляде лёгкая нерешительность, будто она всё ещё боится поверить, что я тот, кого она любила и мне можно доверять, как прежде.
– Ты, если хочешь… возвращайся домой. К нам. Очень плохо без тебя.