Добродетель в опасности

Глава 2

Был солнечный полдень. Изрезанная колеями главная улица Седейлии оживленно гудела. Честити шла по тротуару, щурясь от яркого света. Мимо с шумом и грохотом проехал большой ветхий фургон, груженный шкурами. На большую дорогу повернула группа всадников в запыленной одежде, низко надвинутых на лоб шляпах и с болтавшимися на бедрах револьверами. Из пестро раскрашенного салуна на другой стороне улицы доносились громкая музыка и визгливый женский смех, а впереди, вдоль деревянных домов с декоративными фасадами, торопливо шагали немодно одетые женщины. Все здесь казалось девушке безнадежно убогим по сравнению с мощеными улицами и изящной архитектурой Нью-Йорка — города, в котором она росла и училась. Ее вдруг охватило чувство нереальности происходящего.

Чувство это усилилось, когда Честити поймала свое отражение в витринном окне магазина. Женщина, которая смотрела на нее из стекла, мало напоминала ту ухоженную, строго одетую Честити Лоуренс, которая несколько дней назад отправилась в поездку на Запад. Огненно-рыжие волосы, раньше аккуратно спрятанные под скромной шляпкой, теперь бесстыдно блестели на солнце. Теплый ветерок трепал игривые локоны. Она долго думала, что бы надеть в дорогу, и наконец остановила свой выбор на глухом черном платье скромного фасона. Теперь это платье было мятым и грязным. Не оставалось никакого сомнения, что она в нем спала. В довершение всего на лифе не хватало двух пуговиц, потерянных где-то в суматохе ночи, и ворот совершенно неприличным образом распахивался на груди. В результате создавалось абсолютно ложное впечатление о ее нравственности. Можно было подумать, что она шлюха, только что обслужившая клиента.

Честити хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Ей удалось лишь немного вздремнуть после утомительной ночи. Когда ее разбудил доктор Карр, велев плотно позавтракать, она еще плохо соображала и поэтому вышла на улицу, даже не подумав о своем растрепанном виде.

Теперь она с досадой вспоминала советы своих заботливых тетушек.

— Честити, — тетушка Пенелопа обычно старалась быть дипломатичной, — твои волосы, милочка… Они вызывающе яркие и чересчур непослушные. Тебе нужно получше следить за ними, если хочешь выглядеть респектабельно. Шляпка, милая… ты должна немедленно купить себе другую шляпку и спрятать под ней свои волосы. Это твое единственное спасение!

Ну а тетушка Генриетта, конечно же, спорила с ней, не стесняясь в выражениях:

— Шляпка, как же! Пенелопа, ты, должно быть, совсем ослепла. Сейчас Честити нужно побеспокоиться совсем о другом. Шляпка — дело десятое.

— Ей нужна шляпка, говорю тебе… и очки! Где твои очки, Честити?

И правда, где же ее очки? Она не могла вспомнить, куда они делись.

Просто невероятно, какой поворот произошел в ее жизни! А все началось вчера, когда преподобный Рид Фаррел сел в поезд. Девушка начала восстанавливать в памяти недавние события.

По правде говоря, он привлек ее внимание, как только вошел в вагон. Бородатый, одетый в темный костюм с пасторским воротничком, в шляпе, низко надвинутой на лоб, он так же, как и она, резко выделялся на фоне остальных пассажиров, типичных жителей Запада. Сильно хромая, он подошел к свободному месту, сел, прикрыл шляпой лицо и заснул.

А за окнами вагона мелькали дикие земли, и тревога в душе Честити росла. Она ехала совершенно одна навстречу неизвестности и чувствовала, как мужество покидает ее. Девушку все сильней тянуло к спящему священнику. Она вспоминала старичка пастора из той церкви, которую посещала вместе с тетушками. Он всегда поддерживал ее мудрыми советами и ободряющим словом.

Может, подойти к нему?

«Нет, ни в коем случае! — тут же отозвался ее внутренний голос. — Ведь человек спит!»

«А если его разбудить?» — не унимался другой, более упрямый внутренний голос.

Словно в ответ на ее мысли пастор заворочался. Она с волнением подошла к нему и нерешительно начала:

— Д-добрый день, преподобный отец. Меня зовут Честити Лоуренс. Я видела, как вы заходили в вагон, и подумала, что, если вы не заняты… если у вас есть несколько свободных минут… — Она осеклась, заметив блуждающий взгляд пастора и неестественный румянец на его щеках. — Вам плохо, сэр?

Он неожиданно нахмурился и рявкнул:

— Что вам нужно?

Она растерянно отступила назад.

— Я… я не хотела вас беспокоить. Я подумала, что, если у вас нет других дел, мы могли бы поговорить.

— Я занят, — бросил он.

Пораженная его резкостью, девушка выдавила:

— Интересно, на Диком Западе все служители церкви такие грубияны?

— Я занят! — повторил он.

Наверное, на этом их знакомство и закончилось бы, но в глазах его появился предательский стеклянный блеск, а лицо на мгновение исказилось от боли. Вместо того чтобы отойти, Честити невольно протянула руку и пощупала лоб пастора. Он дернулся назад, но было поздно — она успела почувствовать жар.

— Да у вас лихорадка! — охнула девушка.

Необыкновенной голубизны глаза холодно буравили ее.

— Нет у меня никакой лихорадки.

— Нет, есть, — возразила она с не меньшей твердостью.

Голубые глаза превратились в колючие льдинки.

— Убирайтесь.

Честити не поверила своим ушам. Растерянно заморгав, она поправила свои маленькие очки в проволочной оправе.

— Прошу прощения…

— Убирайтесь! — прорычал он.

Девушка вздрогнула, но не двинулась с места. Пастор скрипнул зубами и прижал к виску дрожащую руку.

— Вам больно? — спросила она, не в силах молчать.

— Это вас не касается, черт возьми!

— Сэр, как вы разговариваете? Священнослужителю не положено так ругаться.

— Послушайте… — взгляд его стал угрожающим, — как я разговариваю, это мое личное дело. Оставьте меня в покое!

Честити застыла.

— Я только хотела помочь.

— Мне не нужна ваша помощь.

— Вам нужен врач.

— Нет, не нужен.

— Нет, нужен! Вы должны показаться врачу на ближайшей станции. — Девушка взглянула на уголок билета, который торчал из кармана его сюртука. Седейлия. Она встревожилась. — Неужели вы собрались ехать до самой Седейлии? Мы будем там только вечером, а вам нужен врач немедленно.

Пылающее лицо пастора перекосилось.

— Да кто вы вообще такая?

— Меня зовут Чес…

— Честити Лоуренс. Я это слышал. Но кто вы?

Вопрос поставил ее в тупик, но она быстро взяла себя в руки, заметив, как напряглось его лицо.

— Вам больно, — заявила девушка.

Молчание.

Он вдруг побледнел.

— И еще вас тошнит, правда?

Пастор не ответил, только болезненно прищурил глаза.

— И голова у вас болит.

В его лихорадочном взгляде появился злобный блеск.

Девушка внимательно оглядела его мощные плечи, занимавшие всю ширину спинки сиденья, и мускулы груди, рельефно проступавшие под темным сюртуком. Подняв голову, она наткнулась на тот же холодный взгляд, и по спине ее пробежала легкая дрожь. Только теперь она заметила, что пастор вовсе не дряхлый старик, как ей показалось сначала. Да, он хромал и сутулился, когда заходил в вагон, но, очевидно, у него что-то случилось с ногой, и он был сильно болен, хоть и не понимал всей серьезности своего состояния.

— Вы больны, — мягко сказала она, — вам нужна помощь.

— Послушайте… — тихо прорычал пастор, — если я и болен, вам-то что? Отстаньте от меня! Убирайтесь к черту!

Она решила не спорить.

— Ладно, пускай это не мое дело, но в этой части вагона попрохладней, так что, если вы не возражаете, я сяду здесь. Можете спать, если хотите. Я не буду вам мешать. — Он молчал, все сильнее сдвигая брови, а Честити не унималась: — Но, может, вы хотя бы скажете мне, как вас зовут?

— Кажется, вы говорили, что не будете мне мешать.

Бедняга, ему было совсем плохо.

Спустя несколько часов она поднесла к губам пастора фляжку с водой, умоляя его попить. Прошел долгий день пути, во время которого поезд часто тормозил, останавливался. Наступила ночь. Состояние пастора резко ухудшилось. Он начал бредить, бормотал что-то бессвязное, но последние остатки сознания заставляли его твердить, что он не сойдет с поезда, пока не приедет в Седейлию.

Честити оглядела темный вагон, тщетно пытаясь отыскать хоть одно доброжелательное лицо, хоть один участливый взгляд или слово поддержки. Ее охватило отчаяние. Она заметила, что плачет, только когда чья-то нежная рука смахнула слезинку с ее щеки. Испуганно обернувшись, девушка с удивлением увидела, что пастор очнулся и наклоняется к ней.

— Не надо плакать, милая, прошу тебя! — встревоженно прошептал он и провел мозолистыми пальцами по ее подбородку.

Она сидела, не в силах вымолвить слова, чувствуя странное волнение в груди. Приблизив губы к ее губам, пастор прохрипел:

— Ты прекрасна, даже когда плачешь, Дженни.

Это «Дженни» поразило Честити.

На миг священник застыл от боли и вдруг пылко проговорил:

— Я так по тебе скучал! Мы больше никогда не будем расставаться, обещаю. Ты всегда будешь…

— Седейлия! Следующая остановка — Седейлия! — раздался крик проводника.

Пастор вздрогнул и огляделся. Его растерянные глаза на мгновение задержались на девушке, он хотел что-то сказать, но тут раздался громкий скрип тормозов и в темноте за окном появился тускло освещенный перрон. Честити напряженно следила за пастором. Пошатываясь, он поднялся на ноги, потянулся за шляпой и сумкой, висевшими на крючке у него над головой, и неожиданно покачнулся.

Проводник схватил его за руку.

— Вы сможете выйти, преподобный отец?

— Смогу.

Честити сидела на краю своего сиденья и с тревогой следила, как оба мужчины спускаются по двум ступенькам на платформу. Она затаила дыхание, когда проводник отпустил руку пастора. Тот, сильно хромая, пошел, и девушка опять задышала.

— Все по местам!

Вслед за знакомым криком раздался оглушительный свисток паровоза, а она почему-то никак не могла оторвать глаз от пастора, медленно ковылявшего по перрону.

— Следующая остановка — Канзас-Сити!

Поезд рывком подался вперед, и в этот момент пастор оступился. Честити вскочила с места. Священник качнулся, схватился рукой за деревянный столб и начал медленно оседать на колени. Девушка бросилась к двери и выпрыгнула на платформу.

Она подбежала к сгорбленному пастору и подставила ему под руку свое плечо, чтобы он мог опереться и встать. Он посмотрел на нее тусклым взглядом. В этот момент поезд, издав еще один оглушительный свисток, отошел от станции.

Девушка обернулась на звук.

— Подождите! — закричала она вслед уходящему составу. — Мой чемодан!

Пастор повис у нее на руке. Охваченная гневом и отчаянием, она подняла на него глаза и резко сказала:

— Вам не кажется, что сейчас пришло время хотя бы назвать свое имя? И не говорите, что это не мое дело!

Холодные голубые глаза и молчание были ей ответом.

Вернувшись мыслями к настоящему, Честити тяжело вздохнула и с удивлением оглядела улицу, на которой стояла. В свои девятнадцать лет, воспитанная в пуританской строгости незамужними тетушками, презиравшими «дикий запад», она вдруг оказалась в незнакомой миссурийской Седейлии, лишилась всех своих вещей и репутации. А все почему? Потому что хотела помочь больному грубияну священнику, который с самого начала отвергал ее помощь.

Как же такое могло случиться?

Честити опять глубоко вздохнула и вскинула подбородок. Что толку теперь сокрушаться? Случилось так случилось. Тетушек нет рядом, значит, придется самой выбираться из создавшегося положения.

Приняв решение, она отбросила прочь смущение и не долго думая направилась в магазин одежды.

Войдя внутрь, девушка с облегчением увидела, что, кроме нее, посетителей пока нет, и подошла к прилавку, за которым стоял лысый полный хозяин магазина. Мужчина скользнул по ней откровенным взглядом, и Честити мысленно поморщилась. Она не знала, как бы поделикатнее перечислить нужные ей предметы дамского туалета, и нерешительно начала:

— Я хотела бы приобрести кое-что из вещей и думаю, вы можете мне в этом помочь.

Лавочник плотоядно осклабился:

— В самом деле? И чем же я могу тебе помочь, милочка?

Его хамский тон покоробил девушку. Неужели на Западе нет ни одного порядочного мужчины?

— Я приехала поездом вчера вечером без вещей, — холодно объяснила она, — мне нужно купить одежду и прочее.

— Без вещей? — Он усмехнулся. — Значит, и без денег?

— Деньги у меня есть.

— Тогда покажи их, лапочка, иначе… — он лукаво подмигнул, — мы с тобой сочтемся по-другому.

— Я же сказала: у меня есть деньги, — сухо бросила Честити.

— А я говорю: покажи их, а то и близко не подпущу к товарам.

Лицо девушки вспыхнуло от гнева.

— Вы не хотите меня обслуживать? В таком случае я пойду в другой магазин.

Она повернулась к выходу и услышала, как он бросил ей вслед:

— Что ж, иди, только другого магазина не найдешь. Во всяком случае, в этом городе.

Честити сбавила шаг. К сожалению, ей некуда было деваться…

Пунцовая от стыда, она резко сменила направление и пошла в дальний угол магазина. Встав за вешалками с одеждой, она сунула руку в вырез платья, чтобы достать маленький матерчатый ридикюль, в котором были спрятаны деньги. Почему-то она не догадалась приготовить его, перед тем как зайти в магазин. Впрочем, понятно почему. Она утратила ясность мысли с того момента, как увидела в вагоне поезда хромого священника Рида Фаррела и решила к нему подойти. Девушка шарила рукой на груди, пытаясь отстегнуть кошелек. Но каков нахал этот лавочник! Таращился на нее своими сальными глазками, не поверил ей на слово да еще оскорбил грязным предложением, как будто она какая-то… какая-то…

— Что это ты там делаешь, киска?

Увидев неожиданно возникшего перед ней хозяина магазина, Честити испуганно охнула и отступила назад, упершись спиной в стену. Он подошел ближе, и она передернулась от отвращения.

— Хочешь, я тебе помогу? В такого рода делах я настоящий мастер.

Честити с трудом сохранила спокойствие.

— Я понимаю, сэр, что моя внешность, должно быть, вводит вас в заблуждение, но повторяю: у меня есть деньги. Если вы дадите мне несколько минут побыть одной, я их вам покажу.

— Не скромничай, рыбка, и деньги тебе вообще не понадобятся.

— Нет, спасибо! Я заплачу за покупки.

— А я разве сказал, что ты не заплатишь?

Охваченная внезапной яростью, она резко сказала:

— Хватит, вы мне надоели!

— Как же это хватит, лапочка? Ты еще не получила и половины из того, что тебе причитается.

— Я вас предупреждаю…

— А ты горячая девчонка!

Лавочник схватил ее за плечо, и у Честити перехватило дыхание. Непроизвольно отреагировав на это прикосновение, она сжала кулак и изо всей силы двинула ему в челюсть.

Дальше все было как во сне. Лавочник выпучил глаза, шатаясь, попятился назад, наткнулся спиной на прилавок и тяжело рухнул на пол.

Стук упавшего тела был прерван неожиданными аплодисментами. Резко вскинув голову, Честити увидела стройного брюнета, стоявшего рядом и одобрительно улыбавшегося.

— Вы здорово проучили его! — Незнакомец протянул руку и улыбнулся еще шире, когда Честити милостиво ее пожала. — Меня зовут Уилл Джефферсон. Очень рад познакомиться с вами, мэм. — Он обернулся к хозяину магазина, неуклюже встававшему с пола. — Похоже, здесь вы ошиблись, мистер. Эта дама хочет что-то купить, и я советую вам ей не мешать. — Он помолчал. — Вы меня хорошо поняли?

Дав лавочнику пару секунд на то, чтобы переварить его слова, незнакомец обернулся к Честити:

— Мне кажется, мы оба достаточно ясно высказались, но на всякий случай имейте в виду: я буду стоять за дверью. Если у вас опять возникнут с ним какие-то проблемы, дайте мне знать. Я приду и все улажу.

— Большое спасибо, мистер Джефферсон, — поблагодарила Честити, понимая, как обязана этому улыбчивому незнакомцу. Обернувшись к лавочнику, она собрала все свое достоинство и холодно произнесла: — Будьте добры, покажите, где я могу найти готовое платье и предметы женского туалета.

Лавочник, утративший плотоядную ухмылку, прорычал:

— В другом конце магазина.

— Благодарю вас.

Вскоре девушка вышла со свертками под мышкой и оглядела улицу. К ее разочарованию, мужчины, который ей помог, нигде не было видно. Но тут за спиной послышался низкий голос:

— Я здесь, мэм.

Обернувшись, Честити увидела приветливую улыбку на обаятельном лице Уилла Джефферсона. Она улыбнулась в ответ и сказала:

— Даже не знаю, как вас благодарить, мистер Джефферсон. Хозяин магазина вел себя не по-джентльменски, но, по правде говоря, мне трудно винить его в этом. Боюсь, мой внешний вид оставляет ложное впечатление о моей порядочности.

— Вы не правы, — милая улыбка Уилла Джефферсона согрела девушку, — любой мужчина, у которого есть хоть капля мозгов, сразу поймет, что вы леди. Думаю, теперь он это понял.

Честити услышала топот лошадиных копыт и, обернувшись, увидела двух подъехавших всадников.

— Пора ехать, Уилл! — бросил один. — Уже поздно.

— Сейчас. — Вновь взглянув на Честити, ее спаситель приложил руку к краю своей шляпы. — Мне надо ехать. Очень жаль, что мы с вами не успели получше познакомиться. — Он помолчал. — Как вас зовут, мэм?

— Честити Лоу… — она осеклась, — меня зовут Честити.

— Честити. Очень хорошее имя. Я почту за честь, если вы будете звать меня Уиллом.

— Поехали, Уилл! — нетерпеливо напомнил приятель.

Не обращая на него внимания, Уилл Джефферсон добавил:

— До свидания, Честити. Надеюсь, мы с вами еще увидимся.

— Я была бы очень рада, — искренне отозвалась Честити.

Трое всадников поскакали по дороге, и Честити вздохнула, глядя им вслед: наконец-то здесь, на Западе, ей встретился джентльмен.

Она не слышала, как попутчик Уилла Джефферсона сердито рявкнул:

— Что все это значит, черт возьми?

Милая улыбка исчезла с лица Уилла.

— С каких это пор я должен перед тобой отчитываться?

— Лучше не связывайся с этим божьим одуванчиком: нарвешься на неприятности!

— Думаешь?

— Уверен.

Темные глаза Джефферсона сузились.

— Она чертовски хороша.

— Я сказал тебе…

Джефферсон злобно сверкнул глазами.

— Не смей мне указывать, Уолкер, понял? — прорычал он.

Его спутник промолчал.

— Ты понял, я спрашиваю?

— Понял.

— Не слышу!

— Понял, я сказал!

И трое мужчин исчезли за поворотом.

Открытое пастбище тянулось до самого горизонта, отливая золотом на солнце. Здесь не было ни тенечка.

У Рида першило в горле и пересохло во рту.

Он услышал знакомый перестук тяжелых копыт, а потом выстрел, еще и еще один… Показалось испуганное стадо, в панике несущееся по полю.

Бычки мчались прямо на него! Он знал, что случится дальше.

О Господи… это она! Скачет рядом с перепуганными животными, низко пригнувшись к седлу, и пытается их развернуть. Вот она подняла голову, и Рид увидел ее напряженное лицо. Она что-то кричит ему.

Рид пришпорил лошадь и поскакал к ней, крича, чтобы она бросила стадо, ведь ей все равно не остановить его.

Но девушка его не слышала.

Ужас объял Рида. Он пустил лошадь во весь опор. Но тут ее конь споткнулся. Сердце Рида оборвалось. Девушка натягивала поводья, пытаясь удержать на ногах своего сильного жеребца, попавшего в центр обезумевшего стада. Рид видел, как она упала…

Нет!

Бегущее стадо исчезло вдали. Выстрелы смолкли.

Он спрыгнул с лошади в тучу пыли и бросился к девушке. Она лежала на земле неподвижно, раздавленная, истекающая кровью…

В голове его снова и снова звучал собственный отчаянный вопль: «Не уходи от меня, Дженни, пожалуйста, не уходи!»

— Нет, я не уйду от тебя, Рид.

Рид замер. Откуда взялся этот тихий голос? Раньше он не слышал его в своем страшном сне.

— Лежи спокойно, Рид, — уговаривал голос, в котором теперь слышались знакомые нотки, — ты болен. Сейчас доктор Карр тебе поможет.

Он попытался открыть глаза, но веки точно налились свинцом. Наконец он чуть-чуть приподнял их и сквозь узкую щелочку увидел ее.

— Вот так, лежи. У тебя воспалилась нога, и рана не заживет, если ты будешь крутиться.

Но Рид не слушал. Он потянулся к девушке, ему хотелось прикоснуться к ней.

— Рид, пожалуйста…

Тут послышался другой голос, низкий и ворчливый:

— Вот, дайте ему это лекарство. У меня он его не возьмет. Это чтобы он заснул.

— Выпей, Рид.

«Заснуть? Нет! Я опять ее потеряю, если засну», — промелькнуло у него в голове.

— Ну же, Рид, пожалуйста!

Рид схватил девушку за руку и крепко сжал ее теплые пальцы.

— Он сделал мне больно.

— У него опять начинается жар, и он возбуждается. Поговорите с ним, успокойте.

— Выпей это, Рид, тебе станет легче.

— Нет!

Он почувствовал ее руку на своей щеке. Она повернула к себе его лицо, нагнулась ближе и проговорила сиплым шепотом:

— Выпей это, Рид, ради меня. Прошу тебя!

«Ради нее… ну что ж, я готов на все», — мысленно рассудил больной.

Жидкость оказалась горькой.

— Должно подействовать, — опять прозвучал ворчливый голос. — Сейчас самое главное, чтобы он успокоился, тогда мы справимся с лихорадкой. Рана выглядит уже получше, чем вчера. Так все-таки каким образом он получил пулю?

Честити не ответила.

— Он заснет через несколько минут и после такой дозы будет спать всю ночь. Советую и вам поспать.

Голоса стихли. Рид почувствовал, что рука девушки выскальзывает из его пальцев, и сжал ее крепче.

— Рид, мне больно! Отпусти меня!

— Вы впустую тратите слова. Он вас все равно не отпустит, — опять проскрипел низкий голос, — не волнуйтесь, сейчас он заснет.

Он боролся с одолевавшим его забытьем, тщетно пытаясь открыть глаза. «Только бы не заснуть», — твердил он про себя, держась за теплую женскую руку.

— Кажется, он меня услышал, — пробурчал недовольный голос, — и заволновался.

— Не бойся, Рид, я не уйду. Я буду сидеть рядом с тобой, обещаю.

Девушка села. Он почувствовал, как под ней прогнулась кровать, и услышал ее ласковый голос:

— Засыпай, Рид, пожалуйста. Когда ты проснешься, я буду здесь.

«Она сказала, что будет сидеть рядом со мной, пока я буду спать. Она не стала бы меня обманывать», — подумал Рид и закрыл глаза.

Стемнело. Гостиничный номер освещала единственная лампа, стоящая на ночном столике. С улицы доносились звуки ночного веселья, в самой же комнате было тихо.

Честити сидела на краю кровати и смотрела на спящего мужчину. Доктор Карр ушел, оставив ее присматривать за больным, который даже во сне не отпускал ее руку.

Девушка закрыла глаза. Наверное, все это ей снится. Провести еще одну ночь наедине с мужчиной, которого встретила только два дня назад? Держать его за руку и слушать бессвязные слова любви, обращенные к другой женщине? Нет, это не может происходить наяву! Вот сейчас, сейчас она проснется в своей комнате и услышит за дверью привычную перебранку тетушек, спорящих о ее будущем:

— Что с тобой, Генриетта? Ты никак спятила? Разве можно, чтобы Честити посвятила свою жизнь работе в дешевом квартале, среди бедноты? Какая неслыханная глупость! Было бы полным безрассудством с ее стороны войти в такие слои общества, к общению с которыми она совершенно не готова.

— Это я-то спятила, Пенелопа? А по-твоему, будет лучше, если Честити выйдет замуж за «респектабельного» мистера Бертрана Бауэлса?

— Честити совершенно ясно дала понять, что она думает по этому поводу. Она не собирается замуж. Во всяком случае, этот жених был отклонен.

— И слава Богу! Старый мистер Бауэлс годится ей в отцы, к тому же он туп как пробка. Ему нужна не жена, а рабочая лошадь, чтобы смотреть за его выводком, пока он будет шляться по бабам.

— Откуда мне было знать, что он такой распутник?

— Спрашивается, как ты могла этого не знать?

— А вот так и могла. У меня нет привычки заниматься досужими сплетнями.

— Ты что же, намекаешь, что у меня есть такая привычка?

— Само собой.

Нависла угрожающая тишина.

— Тебе не удастся меня завести, Пенелопа!

— Я и не думала тебя заводить. Я только хотела…

— Пожалуйста, Пенелопа, послушай меня! Честити слишком умна, чтобы связывать себя узами брака и растрачивать свои многочисленные достоинства на семейную жизнь.

— Брось! Ты говоришь это только потому, что ни один мужчина никогда не делал тебе предложения! А я хоть и не замужем, но имею другое мнение на этот счет, потому что в молодости у меня не было недостатка в женихах.

— Ты, конечно, шутишь!

— А Брэдфорд Диллон? Он чуть ли не на коленях умолял меня выйти за него замуж!

— Этот болван думал, что у тебя богатенький папа. Узнав о твоем скромном приданом, он быстренько испарился.

— Он был вне себя от горя, когда я ответила ему отказом.

— Неправда.

— Он жутко страдал!

— Черта с два!

— Генриетта, как ты выражаешься?

Тетушка Пенелопа с пеной у рта доказывала, что замужество — самый лучший и надежный путь для Честити, а тетушка Генриетта рьяно отстаивала теорию личной независимости.

Но сама она лелеяла совсем другие мечты.

Тетушки взяли ее на воспитание совсем маленькой, и девочка очень быстро почувствовала их любовь и доброту, которые они стеснялись выставлять напоказ. Но эти милые женщины уже ушли из жизни одна за другой, с перерывом в несколько месяцев. Что ж, неудивительно: сестры все время соперничали друг с другом. Каждая не давала себя обойти.

Не открывая глаз, Честити поднесла руку к своему медальону и сжала его в кулаке. Неделю назад она отправилась в путь, чтобы воплотить в жизнь свои давние мечты, а вместо этого попала в какой-то дурацкий сон, который все никак не кончался.

Она медленно открыла глаза и посмотрела вниз, на кровать.

Нет, это не сон.

Глядя в лицо пастора, Честити чувствовала знакомый трепет под ложечкой. На ум ей пришел все тот же вопрос: что она здесь делает? Этот человек с ясными голубыми глазами и несносным характером не сказал ей ни одного доброго слова, а она выхаживает его, забросив все свои дела, терпит стыд и унижение, даже лжет, позволяя окружающим считать ее его женой.

Мучимая раздирающими ее душу мыслями, девушка разглядывала спящего больного. Его пальцы, крепко сжимавшие ее руку, постепенно разжались. Как видно, лекарство подействовало и он наконец крепко заснул.

Честити посмотрела в угол комнаты, где лежали ее подушка и одеяло. Мягкое кресло манило ко сну. Она начала потихоньку вытягивать руку из ладони Рида, и тут он резко открыл глаза. Девушка вздрогнула от неожиданности. С паническим страхом во взгляде он беспокойно заметался по постели.

— Не надо, Рид! — Обеспокоенная этим внезапным волнением, она схватила его руку и крепко ее сжала. Он поднял на нее глаза. Их взгляд пугал своей пронзительностью. — Видишь, я никуда не ухожу, — прошептала она, — я сижу на кровати рядом с тобой.

Рид замер и растерянно заморгал, силясь ее узнать, потом облегченно расслабился и закрыл глаза.

Девушка с сожалением посмотрела на кресло в углу и подавила вздох. Спина разламывалась, веки будто свинцом налились… Она так устала! На кровати рядом с пастором было свободное место. Честити зевнула.

Ох, как же она устала!