То, что произошло с детьми Артура Акиева, конечно, ужасно, и здесь не может быть никаких оправданий. Я это понимаю, но всё же не устаю повторять и себе: прежде всего — это был несчастный случай!
Мне плевать, кто и что думает на этот счёт на самом деле. Только предательское чувство вины изнутри сжирает меня. Уверена, папа испытывает то же самое. Варится в этом аду, и это для него куда большее наказание, чем лишение свободы.
Я столько раз говорила себе, что не должна думать об этом.
Но почему же тогда мне так стыдно сейчас показываться на глаза Артуру?
Я взрослая девушка, но при этом дочь человека, который лишил жизни сразу двоих, совсем ещё маленьких детей!
Тётя Роза говорила, мальчикам было где-то по три года. Весёлые, озорные близнецы.
Поле, где собирали урожай пшеницы — в тот год она была на редкость высокой. Там действительно было, невозможно увидеть детей.
Комбайн, которым управлял мой папа, достаточно громоздкая машина. Да и откуда папе было знать, что посреди огромного поля в густо посеянной пшенице, могут играть дети?
Тётка рассказывала это всё будучи в пьяном угаре. Я понимала, половина из того, что она говорила, выдумка. Ну, например, хотя бы потому что папа не мог не остановиться, раз уж стекло забрызгало кровью. А ещё папа не был алкоголиком. Если он хотел выпить, то делал это дома, по праздникам и под хорошую закуску, а не прямо в комбайне. Но это злые языки всё навыдумывали, и те кто хорошо знали папу, не поверили в это.
Меня начинает бить крупная дрожь, ведь я в своей голове, так чётко сейчас слышу голос своей тётки.
Я словно в первый раз слышу причину, по которой мой папа не на свободе.
Я знаю, что тётя Роза недолюбливала моего отца. Видите ли в молодости он на ней должен был жениться, но потом познакомился с мамой. Маму тётя Роза ненавидела ещё больше. Она не раз мне говорила, моя мама, как старшая сестра, должна была отказаться от папы, чтобы он никому не достался. Только мама не разделяла мнение моей тёти. Может быть, по этой причине моя родная тётя отыгрывалась на мне, весь период пока я жила с ней.
Я не слышала о чём говорил Руслан с женщиной, что работала здесь надзирателем. Вместо слов, гул в ушах.
Мне было настолько нехорошо. Кровь отхлынула от лица, кожа стала белой и руки подрагивали.
С трудом передвигая ноги я шла вперёд. Я даже не чувствовала, Руслан просто положил мне руку на локоть, или волоком тащит меня? Всё-таки, наверное, второе.
Где-то в глубине сознания и я слышу свой собственный голос “Мира, очнись, приди в себя. Тебе нужна ясная голова”!
Ещё пока плохо соображая, я начала делать медленные глубокие вдохи и наконец почувствовала запах.
Очень сильно пахло сыростью. Вслед за обонянием и зрение прояснилось. Ушла пелена с глаз.
Серые стены, решётки, стены, решётки. Клацанье тяжёлых замков. Я даже не поняла, в какой момент, правой рукой вцепилась в рукав Кая. Он пытался отдёрнуть руку, но я настолько крепко держалась за манжету пиджака, что взрослый мужчина не сразу справился со мной.
Хотя, возможно, он просто не хотел делать мне больно. Я так решила, потому что, перехватив мою руку за запястье, Кай большим пальцем надавил на мою ладонь, не слишком сильно, но достаточно ощутимо. От этого мои пальцы сами с собой разжались.
Сложно описать то, что я увидела в глазах Руслана. Не насмешку. В этот раз что-то иное.
Его взгляд стал более тяжёлый, угрожающий, но в то же время не такой пугающий, как, например в первый день нашего с ним знакомства.
Блуждая по узким коридорам, мы попали в другую часть здания. Изначально я подумала — возможно, тут кабинеты начальников, но потом поняла, что это не так. Тут всего-то две двери.
Этот коридор чуть шире предыдущих. Стены окрашены в приятный голубой цвет, потолок белоснежный, на полу вполне себе приличный ламинат.
Резкий контраст даже немного выбивает из равновесия. Мне даже приходится напомнить себе, что мы действительно находимся в колонии, причём не общего, а самого настоящего, строгого режима.
Тут даже воздух другой. Более сухой и пахнет тут моющими средствами, а ещё, совсем немного, каким-то цветочным ароматом.
Только сейчас я поняла, что по этому коридору, мы уже идём одни с Русланом. Женщина-конвоир осталась за массивной железной дверью.
Кстати, я немного ошиблась. Дверей не две, а три, просто третья, она немного в углублении стены и чуть поуже предыдущих двух.
Короткий стук и не дожидаясь приглашения, Руслан толкает дверь. Моё сердце замирает.
Страх сковывает мышцы, кровь застывает в венах, и по коже проносится озноб. Я не могу пошевелиться. Кай что-то произнёс, не то матерился, или просто возмутился чем-то. Как я только не упала, когда он подтолкнул меня в спину. Уже в самый последний момент опомнилась, поняла, что нужно переставлять ноги.
В комнате приглушён свет.
Тут нет окон. И эта комната выглядит как чистый, но при этом довольно бюджетный кабинет.
До пола, примерно до середины, стены, окрашены в тёмно-зелёный цвет. Верхняя часть стены, опять же просто побелена. Большой деревянный стол посреди комнаты, две скамьи по обе стороны от стола. В общем-то, и всё, — а нет. В углу стоит стул. Самый обыкновенный, офисный стул чёрного цвета с металлическими ножками.
Не знаю, почему именно интерьер комнаты я отметила в первую очередь? Возможно, хотелось дать себе ещё пару мгновений спокойствия, ведь когда я посмотрела на огромного как скала мужчину, который, казалось, заполнял абсолютно всё пространство этой комнаты. Я снова замерла.
Взгляд чёрных глаз не просто пугал, он вгонял в панику. Дыхание перехватило, я не могла сделать ни единого вдоха. Я никогда не испытывала такого страха перед мужчиной. В голове даже мелькнула мысль, что он запросто может убить меня вот прямо здесь, в этой самой комнате, лишить меня жизни. Отомстить моему отцу за смерть своих детей.
Боль Артура Акиева не стала меньше с годами. Сложно объяснить, как я это поняла, возможно, это отражали его совершенно пустые глаза.
Этот мужчина абсолютно ничего не боится. Весь мир лежит у его ног, и вообще странно, почему он здесь? Всего одно слово, щелчок пальцами, и он на свободе.
Артур совершенно не похож на “седельца”. Слишком лощён для этих мест.
У мужчины хорошо развита мускулатура, и это точно не от тяжёлого физического труда. Его руки тоже кажутся, — нет, не то чтобы прямо намеренно ухоженными, но я хорошо помню руки папы. Грубые ладони в мозолях от постоянного труда.
Ещё, у Артура ухоженная борода. Она не слишком длинная, больше, наверное, на хорошо отросшую щетину похожа. В ней есть немного седины, но Артур не выглядит старым. Даже зрелым его сложно назвать. на вид ему лет сорок пять, но Агата как-то говорила мне, что она ранний ребёнок, значит ему около сорока должно быть. А ещё Артур одет в чёрные джинсы, такого же цвета рубашку, кроссовки. Разумеется всё это дорогой бренд.
Мы стояли и смотрели друг на друга не меньше пяти минут. Он молча сверлил меня взглядом, этим пригвождал к месту слонов, безмолвно повелевая мне замереть.
Я же как испуганная зверюшка, широко распахнув глаза дрожала от страха.
— Сука, она копия отца. — я вздрогнула всем телом услышав хрипловатый, властный голос мужчины, в котором был слышен сплошной металл.
— Ну, не скажи. Как минимум сиськи матери. — от слышанного, против воли скривила губы. Руслан не смеет ничего говорить о моей маме! Тем более таким тоном.
Напряжение возросло до предела. Голова закружилась, и мне казалось, если диалог в подобном контексте продолжится, если эти двое сейчас начнут плохо говорить о моих родителях, я грохнусь в обморок.
Но ничего подобного не произошло. Руслан подошёл к своему брату, пожал ему руку, всего на мгновение грубые черты лица мужчины с заметно отросшей щетиной смягчились, затем он снова перевёл взгляд на меня, и взгляд Артура стал прежним.
— Раздевайся. — наверное от страха я даже не сразу поняла, что этот приказ отдали мне.
Артур смотрел на меня как на пустое место, но при этом разглядывал. Взглядом прошёлся по груди, она у меня почти третьего размера и на моей хрупкой фигуре смотрится довольно объёмной. Затем его взгляд прошёлся и по моим покатым бёдрам. Я рефлекторно свела ноги и даже не сразу обратила внимание, лишь едва заметно приподнявшийся уголок губ Артура, указал мне на это.
— Мирослава, ты действительно плохо слышишь? — а вот сейчас голос Руслана, разумеется, на фоне тембра Артура, казался мне совершенно спокойным, размеренным. Мне даже на мгновение удалось прийти в себя. Сделать вдох. Правда, получилось очень шумно, оказывается я всё это время не дышала, или же если и дышала, то значительно экономя кислород.
Я по-прежнему стою неподвижно. Смотрю теперь на Руслана, неосознанно ищу в нём защиту, голова кружится, перед глазами туман.
Кай подходит ко мне, берёт за предплечье и тянет вперёд. Он ставит меня перед своим братом. Я смотрю на то, как вздымается его грудная клетка. Выше взгляд поднять я просто не в силах.
Руслан стоит позади меня. Он убирает мои волосы назад, а в следующую минуту и вовсе тянет с них резинку.
Я даже боли не чувствую, хотя знаю, что достаточно туго затянула конский хвост.
Длинные русые волосы рассыпаются по моим плечам. Я по-прежнему не шевелюсь, всё так же боюсь, но ровно до того момента, как слышу треск ткани.
Я словно из глубины вынырнула. Из моего рта вылетел гортанный звук. Сама не знаю, как получилось, но я вывернулась из сцепки рук Кая. Руками обхватила себя в попытке прикрыться. Артур разорвал на мне блузку.
По взгляду мужчин я поняла, что они не ожидали от меня этого. Руслан даже растеряно, в то же время не без удивления посмотрел на свои ладони, в которых больше нет моих плеч.
— Не прикасайтесь ко мне! — голос дрожал, причём очень сильно. Я это понимала, но я живой им не дамся.
— Сюда подошла! — снова приказ Артура, причём я, понимаю, что сейчас совершаю самую большую глупость в своей жизни. Я намерена перечить. Я не сдамся, не позволю.
— Нет! — взгляд мужчин становится ещё более тяжёлым. Причём у обоих он практически одинаковый.
Движение Артура не выдаёт и капли волнения или злости. Подойдя к столу, он достаёт из пачки сигарету, подкуривает её, делает глубокую затяжку. А потом снова поднимает на меня свой тяжёлый взгляд.
— Подойди. — а вот теперь шутки точно кончились. Не хочу приближаться. Мне до чёртиков страшно, но вот глядя в глаза Артура, я чётко улавливаю: если не подчиняюсь — пожалею об этом.
Мне плевать на себя. Мне всё равно что будет со мной если я не подчинюсь, но папа…
Мы одни друг у друга.
Папа до безумия любил маму, и я знаю, он пережил её смерть только потому, что у папы осталась я. Мы не переписываемся лично, ему запрещено общение с внешним миром, посылки дважды в год. Этим занимается Лев Андреевич. Через хорошего знакомого он добивается и встречи с папой, приносит ему мои фотографии, я лично делаю их для него, а потом Галицкий рассказывает мне, как дела у моего папы. Разумеется, врёт что у него всё хорошо, а я, делаю вид, что верю.
Мне, буквально ломать себя приходится. Я не знаю, в какой колонии отбывает срок мой отец, а что, если именно здесь? А что, если Артур что-нибудь сделает моему папе?
От напряжения гудит спина. Ноги не сгибаются в коленях, я как на палках, медленно начинаю движение вперёд.