Долг

Практически закатываю глаза.

— Это ты сейчас так говоришь.

Ее хватка на моей шее усиливается.

— Просто хочу, чтобы все происходило медленно. И сегодня вечером...

Я не планировал сегодня вечером спать с ней или делать хоть какие-то попытки. Сейчас, после всего, что произошло сегодня, она находится в уязвимом положении, и я слишком беспокоюсь о ней, чтобы быть тем парнем, который этим воспользуется.

— Не надо объяснять, — быстро вставляю я. — Мы можем продвигаться медленно или вообще остановиться.

— Нет, — говорит она, — нет, я хочу тебя, правда.

— Тогда мне лучше отвезти тебя домой.

Она закрывает глаза и кивает.

— Хорошо.

Я встаю, а затем хватаю ее за руки, поднимая на ноги, прежде чем наклониться и поднять ее костыли. Пока делаю это, смотрю на ее ногу в шине. Ногти на ее ногах не накрашенные. Они заслуживают цвета, чего-то яркого и сексуального, такого же, как она.

Я вызываю нам такси, и мы ждем на скамейке в парке: сидим бок о бок и допиваем последний виски. У меня возникает соблазн обнять ее, но не уверен, уместно это или нет. Несмотря на то, что мне приходится сражаться с искушением, ради нас обоих я должен действовать осторожно. Я наблюдаю за тем, как двигается ее горло, когда она глотает виски, в сумерках ее кожа светится. Каждая примитивная часть меня хочет взять ее на руки, перебросить через плечо и унести в какое-то темное скрытое место, где я смогу пожирать ее снова и снова.

Но тут появляется такси.

Мы забираемся на заднее сиденье, наши руки едва соприкасаются, пока водитель везёт нас сквозь темноту. Никто не говорит ни слова, но, полагаю, нашего дыхания достаточно.

Сегодня вечером машин мало, пока мы не доезжаем до Ферри-роуд, а затем останавливаемся.

— Впереди авария, — сообщает водитель. — Дорога займёт немного больше времени, простите.

Я говорю ему не беспокоиться и откидываюсь на сиденье, пожимая плечами и обращаясь к Джессике:

— Полагаю, это означает, что у нас больше времени вдвоём.

Ее лицо частично скрыто в тени и такое совершенное, словно изображено на картине, когда она смотрит на меня. Идеальные скулы, ямочка на подбородке освещены медленно проезжающими огнями, купающими ее в желтом золоте.

— Что? — спрашивает она, и я понимаю, что пялюсь.

Но не прекращаю.

— Просто ты такая красивая, — выпаливаю я. — Иногда я задаюсь вопросом, реальна ли ты. — Облизываю губы, неожиданно в горле становится сухо. — Ты настоящая?

Она открывает рот, чтобы ответить. Затем закрывает его. Слегка качает головой, прядь огненных волос падает на бледную кожу.

— Иногда я сама не уверена.

Ничего не могу с собой поделать и наклоняюсь ближе.

Я снова поцелую тебя и не смогу остановиться.

Затем громкие, резкие сирены начинают звучать вокруг нас, заставляя мое сердце ускориться. Я сижу на своем месте, дезориентированный, когда позади нашей машины выезжают машины скорой и полиции, их огни мигают красным.

— Ого, — говорит Джессика, вытягивая шею, чтобы посмотреть, — выглядит довольно плохо.

Мы застряли на красном свете, машины скорой помощи едут, хотя по-прежнему находятся позади нас. Вокруг меня просто чернота и свет. Такое чувство, словно я в могиле. Сирены становятся все громче и громче, проникая в мои уши, мою душу.

И тут неожиданно я больше не в такси, я в вертолёте.

Слышу, как жужжат турбины, ощущаю запах топлива. Сейчас ночь, и мы спускаемся вниз, сирены звучат на заднем плане. Загорается красный сигнал тревоги.

«Это не по-настоящему, — говорю себе, зажмуриваясь и ладонями закрывая уши. — Все это не реально».

А что очень даже реально - Джессика. Но я не слышу ее. Не вижу. Даже не чувствую ее аромат. Лишь моторное масло и резкий запах крови, горящие обломки и плоть.

Вертолет идет вниз. Он взорвется при ударе. Меня разорвет в клочья, все вокруг погибнет, так же как было с Роджером и Анселем, и я ничего не могу с этим поделать.

«Ты заслуживаешь это, — говорю себе. — Из-за тебя они потерпели неудачу».

Это твоя вина.

— Кейр!

Руки держат меня за запястья, пытаясь оттащить их от ушей, но я не могу убрать руки. Я потерян в этом хаосе.

— Пожалуйста, пожалуйста, — шепчет Джессика, целуя мои костяшки, — прошу, все хорошо.

Ее руки двигаются к моей спине, медленно кругами потирая ее.

— Кейр, — шепчет она, ее голос выделяется среди сирен, которые теперь исчезают на заднем плане. — Кейр, я здесь. — Она целует мои руки, пока у меня не появляются силы оторвать их от собственных ушей.

Она держит их в своих, губами прикасаясь к моему уху.

— Я здесь. Все в порядке. Ты в безопасности. С тобой все нормально. Знаю, тебе трудно, но просто дыши. Один глубокий вдох. Хорошо? Дыши со мной.

Она делает глубокий вдох, прижимая руки к моей груди и немного надавливая.

Я делаю вдох. Такое чувство, словно борюсь за каждый дюйм собственных легких.

Джессика выдыхает долго и мягко.

— Теперь выпусти это. Все это.

Дыхание застревает у меня в груди, и на мгновение я близок к тому, чтобы впасть в панику. Я думаю о смерти, о своих людях, я думаю обо всей смерти, которую видел, и сколько раз дышал всем этим, сколько раз говорил себе, что привыкну.

И я привык.

Я едва заметил, как все стало очень плохо.

— Выдыхай, — говорит она, легонько похлопывая меня по спине. — Сейчас.

Я выдыхаю с громким свистом, открывая глаза, чтобы увидеть, где я. Заднее сиденье такси, которое медленно движется по дороге, мимо аварии на обочине, на которую я не могу смотреть.

— Снова вдох, — говорит Джессика, и, хотя я слишком стыжусь смотреть на нее, делаю так, как она говорит. Делаю глубокий вдох и на этот раз выпускаю воздух через нос. Мой сердечный ритм начинает нормализоваться, пространство в легких увеличивается.

— Вот и все, — произносит Джессика, шмыгая носом.

Осмеливаюсь взглянуть на неё, ее глаза светятся от влаги.

О, черт возьми. Я только что перенесся в прошлое, находясь прямо здесь рядом с ней.

В последнее время я так хорошо справлялся с этим, так хорошо контролировал свой разум, не давая ему обмануть тело, что было подумал, что все это реально. Потому что все это начинается очень быстро и легко. Крайне легко. Галлюцинации становятся вашей реальностью. Когда они впервые начались, я не знал, что, черт возьми, происходит. Я слышал об этом от других людей, но это не та вещь, о которой принято говорить.

Когда я покинул место дислокации, мне пришлось заполнить опросник, в котором спрашивали, не страдаю ли я от каких-либо галлюцинаций, проблем со сном, тревоги, панических атак, есть ли у меня проблемы с гневом, употреблением алкоголя или наркотиков. Я отметил галочкой почти все, но меня никогда не отправляли к специалисту, никогда не говорили обратиться за помощью.

Поэтому я справлялся с этим так, как мог. И все стало лучше. По крайней мере, так было.

И ведь именно сегодня я думал, что нахожусь в чертовом вертолете и вот-вот умру, а Джессика была вынуждена наблюдать все это. Как будто моего ночного ужаса было недостаточно.

— Прости, — хриплю я, слова едва различимы. — Иногда я... лажаю.

— Лажаешь? — На ее лице появляется кривая улыбка. — Добро пожаловать в клуб. Я - президент.

Смеюсь от ее слов.

— Я так не думаю, Рыжик.

Она смотрит на меня, и я знаю, у неё на языке вертится вопрос: Что, блин, с тобой случилось?

Но я не могу рассказать ей. Я даже не хочу признаваться, что был в армии. Не желаю даже отдаленно ассоциироваться с Льюисом Смитом. Я не хочу, чтобы его имя привело к этому. Просто хочу, чтобы она знала меня как Кейра МакГрегора, и все.

Кейра МакГрегора, одного налажавшего ублюдка.

***

Свет светит мне в лицо, и я словно плыву на облаке.

Медленно открываю глаза и вижу, что я в собственной кровати. Сейчас утро.

Осторожно двигаю пальцами рук и ног, инстинктивно проверяя ущерб, прежде чем сесть. Голова немного кружится, но в остальном все нормально.

Я не могу ничего вспомнить. В такси с Джессикой я перенесся в прошлое... и потом все. Моя память обрывается прямо там, после лишь пустота.

Звук доносится с кухни.

Даже не успев подумать, я спрыгиваю с кровати, готовый схватить нож из ящика в прикроватной тумбочке.

И тут в дверном проеме появляется Джессика, на ней снова моя футболка Guns N’ Roses.

— Я сделала завтрак, — широко улыбаясь, сообщает она. — Он немного остыл, но я не хотела тебя будить.

Я закрываю глаза, потирая ладонью переносицу.

— Прости. Что, э-э-э... кажется, я не помню большую часть прошлого вечера.

— Нет? — спрашивает она. — Казалось, ты все понимал. Просто... отстранился. Закрылся в собственной голове. Кажется, не очень веселое место.

Качаю головой, не в силах поверить, что отключился на часть вечера.

— Господи. Мне очень жаль.

— Ты продолжал твердить это всю ночь, — говорит она. — А потом пил много виски. Я не собиралась тебя останавливать. Тебе необходимо было сделать то, что тебе было нужно. Но мне все же удалось уложить тебя в постель, пока ты не отключился.

Смотрю вниз на свои боксеры и поднимаю бровь.

— Ты раздела меня.

— Было забавно, — сообщает она. И кивает в сторону кухни. — Теперь поторапливайся, пора есть.

— Сейчас буду, — рассеянно говорю ей, направляясь в ванную. Я едва могу смотреть на себя в зеркало. Мне слишком стыдно, я слишком смущен. Часть меня даже не хочет идти туда и смотреть Джессике в глаза.

Но другая часть думает иначе. Часть, которая хочет смотреть ей в лицо, слушать ее голос, быть в свете, которым она освещает мой путь.

Я сажусь за стол, и Рыжик наливает мне чашку кофе. Помимо омлета, который она сделала, остальное - копия нашего первого завтрака.

— Я сделал что-то... неуместное прошлой ночью? — спрашиваю я, рука немного трясётся, когда тянусь за кружкой.

— К сожалению, нет. — Ее глаза блестят. На мгновение я задаюсь вопросом, насколько то, что я вижу, настоящее. Вымученная попытка быть веселой и делать вид, что все в порядке? Но затем понимаю, что в Джессике нет ничего не настоящего. Несмотря на то, что я облажался, она действительно счастлива быть здесь.

Я рад этому.

— Не было необходимости оставаться, — говорю ей.

Она тянется к омлету и водит им по тарелке.

— Я не собиралась оставлять тебя.

— Я в порядке.

Она передает мне тарелку и пристально смотрит.

— Наверное, так и есть. Был когда-то. Но если мы собираемся быть друзьями - друзьями, которые иногда целуются - такие друзья не встают и не уходят друг от друга, когда ситуация становится трудной. Или если у одного из них кризис. Так оно и было, верно? Это что-то типа кризиса? Как твой кошмар?

Мне трудно проглотить кофе. Я киваю.

— Да. Что-то типа такого.

— И ты все ещё не хочешь говорить об этом.

Умоляюще смотрю на неё.

— Ладно, — говорит она, занимаясь яйцами. — Просто чтоб ты не забыл, ты обещал однажды рассказать мне.

Я хмыкаю в знак согласия и на секунду теряюсь в мыслях, наслаждаясь тем, что мы ведём себя как пара.

— Кстати, — произносит она между укусами, — твои татуировки... что они означают? Вот эта на латинском?

Я беспокойно кашляю, делая глоток кофе.

— Nec Aspera Terrent. Это означает много вещей... трудности будут прокляты, трудности не сдерживают нас, сильные не падают, нет страха на земле.

Я не добавляю, что это очень популярный девиз военных во всем мире и, конечно же, в нашем полку.

— А корабль. И вороны?

— Мне нравятся обе эти вещи, — говорю ей. Разумеется, в них больше смысла, но, вероятно, не такого глубокого, как она ожидает.

— Понимаю.

После этого мы едим, и я размышляю над тем, что произошло прошлой ночью, и как мне удалось удержать разум под контролем.

Когда я вернулся домой между кампаниями, у меня было расписание, которого я придерживался, что мало-мальски позволяло мне оставаться в здравом уме. Я ходил в местный бассейн и каждое утро плавал кругами по два часа. И столько же бегал по вечерам. Только тогда я мог спать всю ночь, только тогда мог превратить свою внутреннюю пытку во внешнюю. Передача силы и боли.

Я перестал это делать с тех пор, как переехал в Эдинбург. Собственно, с тех пор, как впервые узнал о Джессике. Она стала моим способом переноса боли, вины и всего остального.

— Какие планы на сегодня? — неожиданно спрашиваю я.

— Завтра у меня будет физиотерапия, — говорит она, выдавливая кетчуп на тарелку. — Так что, по большей части, никаких.

— Если я возьму тебя кое-куда... если смогу организовать кое-что для нас, пойдёшь со мной?

Она кладёт вилку вниз и смотрит на меня.

— О чем именно речь?

Откидываюсь на спинку стула.

— Я когда-то был заядлым пловцом. Плавал каждое утро. И тут подумал о твоей ноге, как трудно тебе двигаться... возможно, это хороший способ почувствовать себя свободной.

— Не могу, — возражает она так, словно съела что-то горькое.

— Почему нет?

— Потому...

— Это поможет твоей ноге. Мышцы получат тренировку без боли, и у тебя не будет веса или давления. На самом деле, не удивлюсь, если твой физиотерапевт тоже предложит тебе водную терапию. Уверен, она так и сделает. А это будет частное занятие. Со мной.

— Я не в подходящей форме для купальника, — тихо говорит она, глядя вниз на свои руки. — Мне придётся снять шину. Мои шрамы...

— У меня тоже шрамы. Пусть они смотрят на нас обоих. Кому, черт возьми, какое дело?

Она вздыхает, сдувая прядь волос с лица.

— Ненавижу то, насколько ты убедителен.

Я улыбаюсь ей, чувствуя, что выиграл очень незначительную битву, но, тем не менее, выиграл.

— Это часть моего обаяния. У меня, знаешь ли, его целая куча.

Джессика смеётся.

— Ты опять за своё.

Я сижу сложа руки, и, хотя множество эмоций и страхов борются за место в моем мозгу, стараюсь сосредоточиться только на одном.

Джессика у меня на кухне: ест, смеётся, солнце светит у неё за спиной.

Я знаю, что сделаю все угодно, чтобы так и оставалось впредь.

***

Позже в тот же день я вызываю такси, чтобы отвезти нас сначала в аптеку, где я кое-что покупаю, а затем к Джессике, чтобы она могла захватить купальник. Пока жду, быстро гуглю лучшие бассейны в городе, а затем начинаю смотреть машины, которые нуждаюсь в небольшой починке. У меня есть еще один сюрприз для Рыжика, и мне нужна машина, которая не заглохнет, проехав первые пару метров.

Когда Джессика возвращается, она нервничает, неся в руках сумку с белыми ручками. Я держу руку на ее колене, в то время как водитель везет нас в «Королевский бассейн Содружества», в тени горы Артур - скалистой, зеленой вершины, возвышающейся над Эдинбургом.

Комплекс самый большой в этом районе и залит естественным светом. Сейчас середина дня посреди рабочей недели, поэтому народу почти нет. На дорожках есть пару человек, но в бассейне пусто. Идеально.

Мы оба разными путями отправляемся в раздевалки и выходим в бассейн одновременно.

Мои плавки немного тугие - прошло много времени с тех пор, как я надевал их.

Она замечает это, и ее глаза устремляются прямо к моей промежности.

Я вынужден мысленно кричать на свой член, чтобы он сохранял спокойствие, потому что она выглядит абсолютно потрясающе в простом черном слитном купальнике. Я еще не видел ее такой, практически обнаженной, на ее ноге нет ни шины, ни гипса. Ее ноги бледные, худощавые с четко выраженными мышцами, а бедра и попа с изгибами во всех нужных местах.

— Ты пялишься, — сообщает она.

— Как и ты, — указываю я.

Она кивает на мой член.

— Трудно не смотреть. — Прочищает горло. — Не пора ли тебе купить пару побольше?

— Просто следи за собой, — говорю я ей.

— Сам следи за собой.

Ничего не отвечаю на это.

Начинаю идти к бассейну, и, когда она не следует за мной, оглядываюсь на неё.

— Не уверена, куда поставить костыли, — говорит она, осматриваясь вокруг.

Я возвращаюсь к ней и беру их у нее.

— Можешь постоять минутку? — спрашиваю я.

Она кивает и делает это как профессионал, пока я ставлю костыли у стены. И тут я вспоминаю, что она была инструктором по йоге и, вероятно, чертовски хорошим. И тут же думаю, а насколько она гибкая в других направлениях.

«Перестань, идиот, — напоминаю себе. — В этих плавках нет места для ошибки».

Я возвращаюсь к ней, и, прежде чем она успевает что-либо сделать, наклоняюсь и беру ее на руки.

Она игриво визжит, звук отдается эхом по покрытому кафелем пространству, а я несу ее к краю воды, делая все, что в моих силах, чтобы не смотреть вниз на ее ложбинку, достаточно впечатляющую с этого угла, где еще несколько бледных веснушек ведут к скрытым местам.

— Давай-ка посмотрим, какая из тебя русалочка, — говорю ей.

Она обхватывает мою шею руками, и я вспоминаю, как она делала это, пока мы целовались прошлым вечером. Сейчас все напоминает мне о сексе.

— Пожалуйста, не урони меня, — просит она мне в грудь.

— Я тебя не брошу, — заверяю ее. — Не такой уж я жестокий.

Медленно захожу в бассейн, с легкостью неся ее легкое тело, спускаясь по ступенькам, пока вода не опускается до моей талии, щекоча ее ноги.

— Мы спустимся вместе, медленно.

— Больше инсинуаций, — говорит она.

— Может быть.

Я продолжаю идти вперед, прохладная вода поднимается, пока не оказывается на уровне моей груди, и Джессика почти полностью погружена в воду.

— Ты в порядке? — бормочу ей в макушку. Её волосы пахнут ванилью и розами. Делаю глубокий вдох.

— Была, пока ты не понюхал мои волосы, — говорит она, отклоняясь назад, чтобы ухмыльнуться мне.

— Может, я все же брошу тебя, — дразню я.

Она делает глубокий вдох.

— Давай. Я готова.

— Уверена?

Джессика убирает руки с моей шеи, и я осторожно открываю руки. Она свободна и плывет.

Она двигает руками, держась на плаву, медленно отдаляясь от меня.

— Полагаю, довольно сложно забыть, как плавать, — говорю ей, наблюдая, как она движется все дальше и дальше. Я знаю, что она не утонет, даже если ее ноги вообще не функционируют - а я знаю, что это не так - но даже в этом случае я внимательно слежу за ней. А затем, когда она находится в середине бассейна, плыву, чтобы присоединиться к ней.

— Хочешь перевернуться? — спрашиваю я. — Я могу помочь.

Она кивает, и, когда она переворачивается, кладу руки ей под живот, действуя в качестве понтона. Она осторожно начинает отталкиваться здоровой ногой, а затем и другой.

— Что-нибудь болит? — спрашиваю я, мои собственные ноги работают в ускоренном темпе, чтобы удержать меня на плаву. В противном случае я бы утонул, как камень пошел бы ко дну, недостаток того, что во мне мало жира и много мышц.

Она качает головой, выплевывая воду.

— Нет. Странно ощущать воду на шраме, и моя нога работает не очень хорошо. Словно слишком лениво. Но все остальное хорошо.

— Так ты все-таки русалочка.

— Просто наблюдай за мной, — говорит она и начинает отплывать.

И я смотрю на нее. Смотрю, как она становится сильнее, плывет быстрее. Я смотрю, как ее застенчивые маленькие движений превращаются в громкие брызги. Наблюдаю, как она делает глубокий вдох, а затем исчезает под водой, спускаясь вниз, все ниже и ниже, как если бы она была русалкой.

Когда она всплывает, темно-красные волосы скользят по ее лицу, глаза яркие и широко раскрыты, улыбка очень красивая, и я полностью очарован.

Она смеется, явно радуясь, когда брызгает водой рядом со мной. Она ничего не говорит, просто улыбается мне широко и красиво, и я чувствую ее радость, ее свободу. На этот раз она ничем не скована, она свободна, плавает так, как плавала до инцидента. Здесь для нее нет ограничений.

Ее не остановить.

Затем она брызгает мне прямо в лицо, хихикает и снова погружается под воду.

Я устремляюсь вниз, осторожно включаясь в погоню, чтобы не схватить ее за ноги, когда приближаюсь. Я все еще отличный пловец, но могу уступить ей. Хлор сжигает мои глаза, когда я смотрю на нее, наблюдая, как она движется в воде, словно мифическое существо, ее рыжие волосы струятся позади нее.

Здесь мы невесомы, свободны, разные версии самих себя. Мы кружим около друг друга, наслаждаясь приглушенным гулом воды, и свет, проникающий из окон, танцует вокруг нас. Мы плаваем, словно принадлежим глубине, будто нам не нужно дышать, а когда нуждаемся в воздухе, выныриваем, делаем несколько глотков воздуха и погружаемся обратно в этот новый мир.

Джессика начинает плыть по направлению к другому концу бассейна, ее тело, гибкое и живое, плавно перемещается по воде. Что-то в этом движении вызывает у меня инстинкт хищника.

Я плыву за ней и с легкостью догоняю. Хватаю ее за руку и притягиваю к себе, жестко целуя ее. Пузырьки воздуха всплывают вокруг нас, улавливая свет, словно звезды. Ее волосы плывут вокруг нас, словно красные водоросли.

Мои легкие горят. Мы разрываем объятия и, с трудом дыша, поднимаемся на поверхность, прорываясь сквозь нее. Прежде чем Джессика успевает что-то сказать, я притягиваю ее ближе, проявляя особую осторожность, когда хватаю ее за бедра и заставляю обернуть ноги вокруг моей талии.

Она тяжело дышит, глядя на меня широко раскрытыми глазами, пока капельки воды катятся по ее лицу. Я смотрю, как одна скользит с ее лба, вниз по носу, ко рту, а затем касается губ, прежде чем исчезнуть.

Есть что-то эротичное в поцелуях в воде. Чувства словно обостряются. Все такое мокрое, скользкое, такое мягкое. Её рот против моего податливый, а язык игривый и жаждущий. Легко увлечься, что я и делаю.

Мои пальцы устремляются вниз по ее купальнику, между ее ног, ловко скользя по гладкой ткани, пока Джессика не издаёт мягкий стон. Напрягая ноги вокруг меня, желая большего трения.

Я усиливаю давление, прижимая пальцы к ней, пока она толкается в меня, ее рот теперь дикий напротив моего, жаждущий, нуждающийся, пожирающий.

Я начинаю тянуться к краю ее купальника, желая скользнуть пальцами в неё, почувствовать ее изнутри, заставить ее почувствовать меня, но покашливание выталкивает меня из дымки в реальность.

Отрываюсь от ее влажных губ, ее глаза прикрыты от похоти.

Еще одно покашливание.

Мы оба принимаем стойку «смирно» и смотрим на спасателя, стоящую на краю воды. Она ничего не говорит, просто пристально смотрит на нас, а затем уходит. Полагаю, интимные ласки в общественном бассейне под запретом. Хотя, если честно, я был в минуте от того, чтобы вытащить член и скользнуть в нее.

— Ну, — говорю я, когда Джессика осторожно размыкает ноги вокруг меня. — На чем мы остановились?

— Думаю на том, что нас выгоняют из бассейна, — смущенно отвечает она, щеки становятся бледно-розовыми. Грудь уже раскраснелась, но думаю, это из-за меня.

— Это было просто предупреждение, — говорю ей. — То, которое мы послушаем. — Я облизываю губы, все еще ощущая вкус ее губ. — Кажется, ты полностью функционируешь воде. Маленькая красная русалочка.

— Я твоя русалочка.

— Значит, я матрос, которого ты пытаешься заманить песней сирены и убить.

— О, да. Я определённо пытаюсь тебя заманить, — говорит она, а затем начинает плыть к отмели.

Я усмехаюсь и устремляюсь за ней. С легкостью беру ее на руки и вытаскиваю из воды, чувствуя себя старомодным героем, спасающим утопающую женщину. Или, может быть, я больше похож на болотное чудище, несущее кричащую героиню в постель. Трудно сказать.

Я подношу ее к костылям, добровольно предлагая ей помощь в раздевалке, пока она не напоминает, что, если окажусь там, нас точно выгонят и навсегда запретят посещать это место. Я быстро принимаю душ, радуясь, что в душевых никого нет, так как у меня занимает много времени усмирить свою неконтролируемую эрекцию. Я почти рассматриваю возможность помастурбировать здесь, но есть разница между тем, чтобы быть дикарем и быть совершенно вульгарным. Затем я переодеваюсь в обычную одежду, которая не нарушает мое кровообращение, и потом мы садимся в такси.

Я говорю водителю сначала завезти домой ее, хотя, технически, мое место находится по пути. Несмотря на все чувства, которые она вызвала у меня, я все еще нахожусь на распутье, желая большего и понимая, что необходимо отступить. Да, я почти скользнул пальцами в нее в общественном месте, и кто знает, что еще могло бы произойти, но я не собираюсь делать предположения.

Однако когда машина подъезжает к ее дому в Ист-Крейг, я понимаю, что не могу отпустить Джессику. Не сейчас. Мы оба мокрые, оживленные и за последние двадцать четыре часа слишком многое произошло между нами, чтобы просто отбросить это волнение.

Честно говоря, мне больше всего хочется бросить ее на кровать и затрахать до безумия. Войти в нее так глубоко, что смогу оставить след в ее душе. Я хочу изучить ее тело снаружи и внутри. Хочу заставить ее чувствовать себя настолько живой, чтобы она поняла, что никогда и не знала, что такое жизнь. Я хочу всего этого и того, что она может дать мне, словно жадный ублюдок, которым я и являюсь.

— Будет неправильно украсть тебя ещё на одну ночь? — спрашиваю я, когда она открывает дверь.

Она сомневается, оглядываясь на дом, и на мгновение мне кажется, что она ответит «нет», что с неё достаточно.

Затем она закрывает дверь, оставаясь в такси.

— Будет неправильно, если ты этого не сделаешь, — говорит она с застенчивой улыбкой.

Что-то горячее и примитивное проходит между нами, понимание того, что эта ночь будет не такой, как другие. Дикое напряжение трещит в воздухе, словно надвигается гроза.

С бешено колотящимся сердцем я говорю таксисту, чтобы отвёз нас ко мне.

Глава 10

Джессика

Не уверена, что когда-нибудь так сильно волновалась. Я не переживала, когда закрыла дверь в родительский дом и начала жить самостоятельно. Не нервничала, когда отправилась на церемонию вручения дипломов университета, в глубине души боясь, что появится отец. Не сходила с ума, когда переезжала в Шотландию, зная, что мне придется встретиться лицом к лицу с прошлым и начать все заново.

А сейчас я сама не своя. Но тревога приятная, связанная с волнением и обещанием.

Кейр сидит рядом со мной в такси, и я ощущаю его присутствие всем своим существом. Пряный, едва различимый аромат его туалетной воды, тепло, которое излучает его кожа, воспоминания, как хорошо его руки держали меня, когда он нес меня в бассейн, то, как его глаза вглядывались в меня, напряженные и возбужденные, пока пальцы ласкали меня.

То, как эти же глаза сейчас изучают меня. Ещё даже не вечер, и все же мы возвращаемся к нему, чтобы заняться сексом.

По крайней мере, я понимаю происходящее именно так.

Я могла бы отступить. Но не хочу. Я уже достаточно сдерживалась, лишая себя удовольствия. И теперь хочу знать, каково ощущать эти пальцы, когда между нами нет никаких преград.

Такси подъезжает к его маленькой квартире на Секус-Лейн, красные цветы в цветочных ящиках все еще яркие и не в курсе, что наступила осень. Кейр, всегда щедрый, платит водителю и помогает мне выйти из машины, а затем вручает мне мои костыли.

— Так или иначе, она не услышит, что мы пришли, — шепчет он мне, когда машина отъезжает, шины издают звук на брусчатке, который я всегда нахожу странно успокаивающим.

Однако комфорт длится недолго. Когда Кейр открывает дверь, и мы заходим в коридор, я задерживаю дыхание. Мое сердце быстро стучит, тело покалывает. Даже путешествие по лестнице на костылях не способно отвлечь меня.

— Садись, — говорит он, когда мы заходим в его квартиру, и он закрывает за собой дверь. — Принесу нам что-нибудь выпить. У меня есть хорошее бордо, если ещё слишком рано для виски. — Он бросает на свою кровать сумку, в которой лежат его плавки и то, что он купил в аптеке, затем уходит на кухню и начинает рыться в шкафах.

Я подхожу к дивану и ставлю костыли рядом с ним.

— Вино было бы чудесно, — говорю я Кейру, хотя втайне хочу виски на два пальца, чтобы успокоиться.

И его два пальца тоже. Эта мысль заставляет меня прикусить губу.

Кейр возвращается с кухни, держа в руках два бокала с жидкостью красного цвета и глядя на меня так, что я сажусь прямо. Его взгляд полностью сосредоточен на мне, он, кажется, ищет во мне нечто такое, что скрыто. Не думаю, что заслуживаю того, чтобы на меня смотрели таким взглядом, но не жалуюсь.

Он садится рядом со мной, касаясь моего плеча, и делает долгий глоток вина.

— Неплохо, — спустя мгновение говорит он.

Тоже делаю глоток. Неплохое вино, хоть я и не часто пью вина. Однако рада, что даже несколько глотков помогают мне расслабиться.

Не буду лгать, я чувствую себя немного неловко. Я не уверена, что говорить. До этого момента разговаривать с Кейром было легко.

Что, если ты переспишь с ним и все измениться? Что, если секс разрушит все, что у вас есть?

Я не хочу слушать эти мысли, хотя в них есть часть правды. Что бы там ни было между мной и Кейром, отношения хорошие, очень хорошие, и я не хочу все испортить.

Но давайте будем смотреть на вещи реально, мужчина, чье плечо прижато к моему, с неприкрытым восхищением наблюдающий за каждым моим движением, не может долго оставаться платоническим другом. Я имею в виду, черт, мы уже целовались, и он трогал меня так, как я не ожидала (определенно там, где я этого не ждала... привет, общественный бассейн). Поезд ушел.

И это следующее, что пугает меня.

Что, если я плоха в сексе? Раньше у меня никогда не было проблем с близостью, но Марк это одно, а Кейр... Кейр совершенно другое. Настоящий мужчина. Которого я не хочу разочаровать.

Что делать, если я не смогу справиться с близостью?

Что, если после этого он бросит меня?

— С тобой все в порядке? — спрашивает он, его великолепный голос такой низкий, что я начинаю нервничать ещё больше.

Немного поднимаю бокал.

— Буду. Кстати, спасибо за сегодняшний день.

— Что я сделал? — спрашивает он.

— Я про плавание. Никогда и подумать не могла, что оно способно заставить меня почувствовать себя вот так.

— И как ты почувствовала себя?

Я закрываю глаза, вспоминая ощущения, когда находилась в воде, как она ласкала мои ноги, почти как любовник.

— Свободной. Я чувствовала себя свободной и... желанной. Словно была дома. Принадлежала тому месту.

Он ворчит, соглашаясь со мной.

— Может, ты и правда русалка, — говорит он, кладя руку мне на бедро, его кожа такая загорелая и грубая по сравнению с моей. — Я уже говорил тебе, мне трудно осознать, что ты настоящая. А это бы все объяснило.

Не знаю, что ответить на эти слова. Не хочу больше говорить.

Думаю, Кейр понимает меня. Что-то горит в его глазах, напряженность заставляет их сиять, и он делает еще один большой глоток вина.

— Оставайся здесь, — хрипло произносит он. Затем встает и исчезает в спальне.

Понятия не имею, что он делает. Он вернется голым? Принесет какую-то странную секс-игрушку? Ищет альбом, чтобы заставить меня посмотреть семейные фотографии? Кто знает?

Пока жду, допиваю своё оставшееся вино, а затем украдкой и его. Мое тело чуть расслабляется, и даже мозг перестает так усиленно думать. Огромное облегчение.

А затем приходит Кейр, держа в руках пакет из аптеки.

— Что это?

Он застенчиво улыбается мне. От чего становится похож на молодого парня, такое противоречие с его твердым мужским телом и грубоватыми манерами.

— Происходящее может показаться действительно странным, поэтому я заранее извиняюсь, если ты подумаешь, что я облажался, э-э-э, в смысле еще больше, чем раньше. Не хочу, чтобы ты испытывала дискомфорт.

Господи. Он и правда собирается использовать какую-то странную секс-игрушку.

Я не хочу, чтобы он думал, что я против чего-то нового, поэтому стараюсь продолжать улыбаться.

— Ладно... — медленно говорю я.

Он вытаскивает маленькую бутылочку лака для ногтей красного цвета и бросает пакет на кофейный столик.

— Что? — спрашиваю я, мне сложно сложить два и два. — Лак для ногтей? Зачем?

— Чтобы накрасить твои ногти. — Он смотрит вниз на мои ноги, на ненакрашенные ногти на ногах, выглядывающие из сандалий. — Я лишь хочу, чтобы ты почувствовала себя красивой.

Это самое милое и одновременно самое странное, что случалось со мной.

— Хорошо, — снова говорю я, все еще совершенно не уверенная. — Но мои ноги не в лучшем виде. В смысле, я побрила ноги, сделала пилинг и все такое, но... — бормочу я.

— Твои ступни прекрасны, — быстро говорит он, успокаивающе улыбаясь мне. — Как и твоя нога. Просто подумал, это будет весело. Ты позволишь мне?

Конечно же, я позволю ему. Просто никогда не встречала парня, который хотел бы накрасить мне ногти на ногах.

— А можно и на руках тоже? — спрашиваю я, шевеля пальцами рук.

Он с облегчением усмехается.

— Давай посмотрим, что получится на ногах. Никогда раньше таким не занимался.

На самом деле, я ощущаю облегчение. Если бы выяснилось, что для Кейра типичны подобные поступки, я бы не чувствовала себя особенной.

Он садится в самом конце дивана, и я немного откидываюсь назад, так, чтобы выпрямить ноги. Снимаю сандали, и они с громким звуком падают на пол. Кейр бережно поднимает мою ногу, обращаясь со мной с особой осторожностью, хотя это моя здоровая нога.

— Так вот, что ты купил в аптеке, — говорю я, чувствуя, словно мне нужно продолжать говорить. — Я-то думала, ты взял презервативы.

Его улыбка становится хитрой.

— О, презервативы я тоже купил.

Мое лицо горит, я представляю, как Кейр надевает презерватив.

— Ты был ужасно оптимистичен, — заявляю я.

— В этом нет ничего плохого, Рыжик.

Он проводит рукой вверх по моей икре, большие пальцы скользят по моим голеням, вплоть до колена. Смотрит на меня сквозь густые ресницы, сила его взгляда воспламеняет. Я чувствую, как тепло разливается во мне, и подавляю желание сжать ноги. К счастью, когда я забежала домой, чтобы взять купальник (слава Богу, Кристины и Ли не было дома), я захватила подходящий лифчик и трусики (фиолетовое кружево) и новое платье, поэтому нельзя сказать, что меня застали врасплох.

Его руки сильные, когда он держит меня, и я бессильна перед его властью. Он скользит вниз, сжимая икры, пока руки не оказываются на моей ступне, начиная массировать ее.

— Боже мой, — выдыхаю я, и моя голова падает на ручку дивана. Я выпускаю стон, который должен смутить меня, но нет. Ощущения слишком приятные. Я вечность не делала массаж ног, не говоря уже о любом другом виде массажа, и все напряжение и давление, с которыми мне приходится справляться, наконец, начинает исчезать.

— Именно это я и хотел услышать, — говорит он. — Дай знать, если буду слишком груб.

Боже, как же я хочу, чтобы он был груб со мной.

Не уверена, как долго Кейр делает массаж, но ощущается, будто целую вечность. Моя нога и ступня, словно зефир. Он, должно быть, устал, но его хватка не ослабевает ни на секунду.

— Итак, — говорит он, беря лак для ногтей. — Давай посмотрим, смогу ли я: а) нанести это на твой ноготь и не облажаться, б) не испачкать диван.

Я приподнимаюсь на локтях и наблюдаю, как он внимательно смотрит на мои пальцы.

— Знаешь, а у тебя очень миленькие пальчики на ногах, — замечает он.

— Вот это новость.

Кейр отвинчивает крышку и очень тщательно начинает красить ноготь на моем большом пальце. Я почти смеюсь от того, насколько он сконцентрирован. Темные брови нахмурены, кончик языка торчит изо рта, глаза неотрывно следят за процессом. А руки совершенно не дрожат.

Я же, с другой стороны, изо всех сил стараюсь не дрожать. Я становлюсь очень беспокойной, когда нервничаю, поэтому вынуждена глубоко дышать, чтобы оставаться на месте. Кэт будет впечатлена, хотя не для этого она показывала мне эти дыхательные упражнения.

Кейр заканчивает красить большой палец и дует на него.

От чего я вздрагиваю, мне щекотно.

Широко улыбаясь, он смотрит на меня.

— Боишься щекотки ещё где-нибудь?

— Нет, — отвечаю я. Чистое враньё.

— Придется проверить самому.

Верю его угрозе. Но затем он приступает к следующему пальцу, и, когда доходит до мизинца, его действия становятся более медленными и чувственными. Он массирует мою ногу, пока держит ее, дует на нее дольше, глядя на меня с жаром.

— Вот, — говорит он, поднимая мою ногу выше, чтобы я могла видеть ногти. Сгибаю пальцы. Он на самом деле хорошо справился. — Что думаешь?

— Очень хорошо. Хотя не думаю, что тебе стоит вступать в ряды вьетнамских женщин в салоне дальше по улице.

Он изображает досаду.

— А я так сильно рассчитывал на это. — Ставит бутылочку на журнальный столик, а затем показывает на шину. — Можно?

Я киваю, хотя сердце начинает биться быстрее. Я надела шину недавно, сразу после бассейна, и она не должна быть грязной, пахнуть или что-то в этом роде, но есть нечто крайне уязвимое в такой позиции.

Он дотрагивается до икры, осторожно держа по бокам и практически не касаясь задней части.

— Больно?

Я качаю головой, не спуская с него глаз, когда он осторожно снимает мою шину. Он делает это с уважением, словно разворачивает подарок, которого никогда не ожидал. Снимает заднюю часть сапога и осторожно освобождает мою ногу.

— Все еще нормально? — нежно спрашивает он.

Пытаюсь сказать «да», но выходит лишь писк.

Кейр держит мою ногу в руках, мою бедную, худую, бледную ногу. Несмотря на то, что при взгляде сверху она кажется здоровой, весь ущерб внизу, и кончики его пальцев почти касаются того места.

— Шрамы, — затаив дыхание, говорю я. — Пожалуйста, будь осторожен.

— Странные ощущения, правда? — спрашивает он. — Болит так, что невозможно описать.

Я киваю.

— Да.

— Буду максимально нежен, Рыжик. Последнее, чего я хочу, причинить тебе боль. Можешь довериться мне в этом.

И я доверяюсь ему.

Он двигается вниз по моей ноге и начинает массажировать ее, на этот раз действуя более деликатно, словно хирург в разгар операции.

С другой ногой ощущения совершенно иные. Сочетание боли и удовольствия. Я хочу, чтобы он остановился, но, в то же время, не хочу.

Затем он делает кое-что, что полностью шокирует меня.

Поднимает ногу и облизывает подушечки моих пальцев.

Я выдыхаю.

— Хочешь, чтобы я остановился? — Его голос хриплый, что само по себе делает принятие решения легким.

— Нет, — тихо говорю я. Все, о чем я могу думать, насколько происходящее одновременно и правильно и неправильно. Неправильно, потому что, хотя вчера я принимала ванну, а сегодня дважды душ и плавала, мне все еще стыдно, что мои ноги были спрятаны так долго. Правильно, потому что это Кейр, и его рот, а я хочу, чтобы его рот был повсюду, включая ноги.

Он нежно дует на палец и снова облизывает его. Ощущения шокирующие, потрясающие и такие сексуальные. Мой мозг не может решить, что чувствовать по поводу всего этого, а тело пытается прийти с ним к какому-то соглашению.

Затем Кейр открывает рот, прикусывая мой палец, словно пытается укусить его, прежде чем медленно всосать в рот.

И он действительно посасывает мои пальцы. Его язык кружит по ним, влажный и горячий, и из моей груди вырывается глубокий стон. Закрываю глаза, когда снова ложусь на диван, подчиняясь этим запретным ощущениям. Никогда не думала, что буду наслаждаться подобным или найду такое приятным, и все же вот она я, практически таю.

Кейр делает то же самое со следующим пальцем, затем еще с одним, пока мое тело не напрягается от желания, умоляя о большем.

Намного большем.

— Как насчет того, чтобы накрасить остальные ногти позже? — неразборчиво спрашивает он.

Его дыхание поднимается вверх по моей икре, направляясь выше.

Я открываю глаза, чтобы посмотреть, и ловлю его горящий взгляд, его зрачки расширяются, становясь чернильными лужами на фоне сумеречного зеленого. Не разрывая зрительный контакт, он двигается вверх по моему бедру, руки осторожно сжимают мою икру.

Я непроизвольно раздвигаю ноги. Хочу и более чем готова.

— Теперь ты чувствуешь себя красивой? — спрашивает он.

Да. Определенно. Более того, я чувствую себя такой желанной, как никогда раньше.

Он коротко кивает, глаза сверкают.

— Я еще не закончил с тобой.

Затем он продолжает двигаться вверх, и я поднимаю свое платье до тех пор, пока оно не оказывается у меня на талии. Кейр отпускает мою ногу, и она оказывается рядом с ним, свисая с конца дивана, когда его руки снова раздвигают мои ноги.

Он опускает голову, пальцами отводя в сторону мои трусики, и у меня перехватывает дыхание, когда он проводит языком по внутренней стороне моего бедра, нервные окончания на коже воспламеняются.

Я ощущаю, как резкий поток воздуха касается меня между ног, где я припухшая и жаждущая, и еще один вздох слетает с моих губ. Все во мне снова напрягается, когда его лицо приближается. Я ожидаю, что он продолжит облизывать меня, так же как делал только что.

Но он этого не делает.

Его палец нежно скользит в меня, в то время как губы остаются на моем бедре. Я наблюдаю за ним, и эмоции одолевают меня. Перестаю сдерживаться, ощущая, как сжимаюсь вокруг него, желая большего.

Он медленно и неспешно вытаскивает палец и кладет его в рот, затем посасывая.

Кейр не говорит ни слова. Не говорит мне, какова я на вкус. Ему и не надо. Я поднимаю голову, чтобы встретить его пристальный взгляд, и все понимаю по его глазам. Я для него, словно самый сладкий десерт. Он облизывает палец так, словно я сладкое мороженое.

Продолжая смотреть на меня, он вводит в меня другой палец. Ощущений почти слишком много, но по его взгляду я понимаю, он хочет, чтобы я продолжала наблюдать за ним.

Затем он снова вытаскивает пальцы, медленно облизывая их.

Боже правый.

Это и правда происходит?

Я не думала, что у Кейра достаточно смелости для такого, но мне следовало подумать лучше. И, когда он скользит ловкими пальцами в меня, я знаю, что мне даже не стоило задумываться над этим. Он дает мне именно то, что мне нужно, хоть я сама и не знала, что нуждаюсь в этом.

Разрываю зрительный контакт и снова ложусь на диван, моя киска расширяется для него, желая его, и мне нет дело до того, как много я ему покажу. На самом деле, эта идея заводит меня еще больше.

— Теперь ты чувствуешь себя красивой? — бормочет он, прижимаясь к моему клитору и кружа над ним, а затем снова дует. Горячий воздух заставляет меня извиваться, мои ноги напряжены.

Чувствую. Но не хочу говорить ему, в основном потому, что хочу большего. Я хочу, чтобы он пошел дальше.

Он так и делает.

Кейр опускает рот. Горячий, влажный, мягкий язык, и облизывает мои горячие, влажные складочки.

Невообразимо хорошо.

Я громко стону, пальцами впиваясь в край дивана, когда он проходится языком по моим складочкам, а затем неторопливо выводит языком круги на моем опухшем клиторе. Он действует медленно, неторопливо, и я должна чувствовать себя все лучше и лучше.

Только вот я жажду большего.

Я нетерпелива.

Хватаю его за голову, зарываясь пальцами в мягкие, густые волосы.

Тяну за них.

Он стонет в меня.

Так же, как до этого играл с моими пальцами, теперь он всасывает мой клитор.

У меня нет времени, чтобы осмыслить происходящее.

Мое тело напрягается, пока я не перестаю дышать, видеть и чувствовать.

А затем я взрываюсь.

Это словно чертова волна.

Она зарождается где-то внутри меня, проходя через все тело, задевая каждый нерв, разрушая меня этим удовольствием. Я кричу, задыхаюсь, стону, руками хватая его за волосы, словно у моего тела есть собственный разум. Оно дрожит и извивается, словно не в силах немного успокоиться. И я продолжаю кричать, звуки эхом отдаются в комнате.

Я не могу двигать ногами и мне все равно. На сей раз мне это безразлично. Я могла бы просто лежать здесь вечно, мое тело все еще дрожит, а мозг, словно теплое желе.

Но затем Кейр встает, возвышаясь надо мной. Вытирает блестящий рот тыльной стороной ладони. Наклоняется и поднимает меня.

Я не протестую. Я практически обессилела. Полностью выдохлась и понятия не имею, как смогу до конца вечера сделать что-нибудь еще.

Но Кейр кладёт меня на кровать.

Стягивает платье через голову, оставляя меня в лифчике и трусиках.

Я двигаюсь к краю кровати и откидываюсь назад на локтях, чтобы посмотреть, как он снимает мои трусики, нежно стягивая их по ногам, пока они не свисают с одной ноги. Вкупе с красными ногтями выглядит весьма эротично.

Затем встаёт рядом со мной и начинает раздеваться.

Сначала носки.

Затем рубашка.

Брюки.

Боксеры.

Его напряженный член оказывается на свободе.

Не знаю, можно ли вообще сравнивать его с кем-то, но у меня в прямом смысле слова перехватывает дыхание.

Я в шоке.

Он не просто большой, он толстый и идеальный. В сочетании с гигантской татуировкой парусника на бедре, он выглядит так, будто создан для секса.

Какое бы чувство удовлетворения я не испытывала, оно исчезло, и теперь я снова голодна.

Нет, даже больше того, я сгораю от желания.

Трудно сосредоточиться на чем-то другом, кроме этого идеального члена, и я знаю, что должна отвести взгляд, но не могу. Я могла бы смотреть на него весь день и все еще считать этот день продуктивным. Меня одолевает безумная потребность просто взять его в руки, почувствовать его вес, жар, попробовать блестящую каплю жидкости на толстой головке.

Я сажусь, все еще в одном лифчике, и тянусь к Кейру, пальцами впиваясь в его задницу, когда пытаюсь притянуть его ближе.

Черт.

Его задница невероятна: упругая и крепкая. Ещё одна часть его тела, которую я хочу облизать.

«Кто ты?» — спрашиваю себя, потому что эти развратные мысли совершенно новы для меня. Словно какая-то похотливая, смелая женщина вселилась в мое тело

Я та Джессика, которую разбудил Кейр.

Кейр делает шаг вперед, и я раздвигаю ноги шире, они практически свисают с кровати. Одной рукой притягиваю его ближе, а другой касаюсь его члена.

Он словно бархат. Твёрдый, горячий бархат. Моя рука поднимается от толстого основания прямо к головке, мягко сжимая, пока я двигаюсь.

Кейр зарывается руками мне в волосы и тянет за них, с его губ срывается гортанный стон. Подтверждение того, что он испытывает удовольствие от моих прикосновений, подстегивает меня для большего, и я наклоняю голову, касаясь губами его головки.

Еще один стон вырывается из него, тот, который, похоже, лишает меня возможности мыслить связно. Хотя, давайте посмотрим правде в глаза, я перестала думать в тот момент, когда его губы коснулись моего пальца.

Скользя языком по головке, я чувствую солоноватый вкус его возбуждения, ощущение одновременно и острое и бодрящее. Дразня его, я облизываю его от основания до самого кончика, чувствуя каждую вену, пока держу в руках эту жаркую, пульсирующую плоть.

Его хватка в моих волосах усиливается, гранича с прекрасной болью.

— Джессика, — хрипло бормочет он, и я застенчиво поднимаю глаза, видя, как он откидывает голову назад. Адамово яблоко на толстой шее подпрыгивает, когда он сглатывает. — Господи, как же я хочу трахнуть твой сладкий рот.

Он снова смотрит вниз, веки отяжелели, едва скрывают огонь в его глазах.

— Тебе нужно остановиться или я кончу прямо тебе в горло.

Медленно вынимаю его изо рта, взгляд Кейра сосредоточен на этом движении.

— А может, я этого и хочу.

— Возможно, позже, — говорит он. — Я знаю, чего ты хочешь прямо сейчас. Знаю, что тебе необходимо.

Он немного отходит назад, и его член оказывается на свободе, темный и блестящий после моего рта.

— Секундочку, — произносит он и уходит в гостиную. Пользуясь моментом, я снимаю лифчик, бросая его через комнату.

На несколько секунд я остаюсь одна и этого достаточно, чтобы взглянуть на вещи объективно. Я обнаженная, лежу на краю его кровати, его член был у меня во рту, и он вот-вот трахнет меня. Кусаю губу, стараясь не улыбнуться. Пожалуй, это самое забавное, что случалось со мной за последние годы.

Он возвращается с упаковкой презервативов, бросает ее на тумбочку, а затем разрывает серебряную упаковку.

Мой пульс бешено стучит, пока я наблюдаю, как он медленно раскатывает презерватив по всей длине.

— Скажи, если будет больно, — говорит он, шагая вперед и держа член в руке, большим и средним пальцем потирая основание. Его другая рука скользит вверх по моей ноге. Я настолько возбуждена, что просто сочусь влагой. — Боже, — стонет он, пальцами дразня мой клитор и глядя мне прямо в глаза. — По крайней мере, я знаю, что из-за этого не причиню тебе боль. Ты вся мокрая.

Нетерпеливо улыбаюсь ему.

— Ну, что я могу сказать. Я уже какое-то время хочу этого.

— Это мои слова, — хрипло говорит он, хватая меня за бедра и притягивая ближе. Я оборачиваю здоровую ногу вокруг его талии, радуясь, что у него достаточно высокая кровать. Учитывая мою травму, большинство поз будут проблематичными для меня, но пока он во мне, мне плевать.

К слову о нем во мне, мое терпение вот-вот закончится. Поэтому ногой подталкиваю его вперёд.

— Медленно, — шепчет он мне, стоя на полу, словно неподвижная стена. Нежно проводит головкой вверх-вниз по моему клитору, останавливаясь, чтобы ненадолго погрузиться в меня, прежде чем вернуться обратно. Звук настолько влажный, что почти вульгарен.

Я закрываю глаза, сдаваясь этой дразнящей ласке. Он не входит в меня, лишь намекает на то, что будет, но я все равно чувствую, что открываюсь для него, мое тело жаждет большего.

— Нравится? — бормочет он, голос настолько хриплый от желания, что я даже не могу ответить ему. Киваю, откидывая голову назад, волосы скользят по спине и щекочут позвоночник. Каждое ощущение сейчас усиливается. — Как думаешь, сможешь принять всего меня?

С трудом сглатываю, кивая. Практически прося. Мое сердце бешено стучит, кожа горит, а соски напряжены от холодного воздуха.

— Посмотрим, Рыжик, — говорит он и хватает меня за бёдра, толкаясь в меня.

Медленно.

Дюйм за дюймом.

Он ощущается хорошо, затем его слишком много, потом я даже не знаю, что чувствую, потому что все, что ощущаю - он. Растягиваюсь вокруг него, почти чувствуя боль.

Делаю глубокий вдох, напоминая телу расслабиться.

И затем расслабляюсь, даже если все ещё сжимаю простыни руками.

— Хочешь, чтобы я остановился? — практически рыча, спрашивает он.

— Нет, — отвечаю я, облизывая губы. Смотрю на него. — Ни за что.

Он кивает и, двигаясь вперед, внимательно наблюдает за мной. Рот приоткрыт, дыхание прерывистое. Лоб нахмурен от удивления. Словно он не может поверить в то, что это происходит, не может поверить, насколько хорошо ощущается.

Между нами есть очевидная связь, та часть, когда мы оба убеждаемся в том, что все в порядке, что мы вместе.

Мы подходим друг другу. Он - большой, грубоватый мужчина, я - маленькая женщина. Но мы сможем, у нас получится. У нас уходит минута, у меня на то, чтобы перестать анализировать происходящее, убедиться, что моя нога в норме, а у него на то, чтобы удостовериться, что он не причиняет мне боль и сможет двигаться дальше без сопротивления.

Если честно, все это немного странно. Потому что мы два человека, которые хотят друг друга так сильно, что чувствуем это каждой клеточкой души, и все же нам необходимо время, чтобы действительно соединиться.

Но на все уходит лишь несколько минут. Мы оба практически неподвижны, пока я подстраиваюсь под него, и он приспосабливается ко мне, а потом все меняется.

Как же хорошо.

Очень хорошо.

— Джессика, — стонет он, хватка на моих бёдрах усиливается, а затем его руки поднимаются к моей талии. — Бл*ядь...

Происходящее не описать словами. Он наблюдает за мной, смотрит на себя, и на то место, где он погружается в меня. Он в восторге от зрелища, медленно вперед, а затем неторопливо назад.

Каждое движение моих бедер, каждый его толчок, подталкивает нас дальше, и я понимаю, что тоже смотрю. Зрелище завораживает. То, как сжимается его пресс, крошечные бусинки пота собираются в складочках. Я притягиваю его ближе, желая большего, и он входит так глубоко, что воздух покидает мои легкие.

Моя голова снова падает назад, глаза закрываются, прежде чем я сдаюсь. Он во мне так глубоко, что я не могу представить, как раньше жила без этих ощущений.

Они пробуждают что-то внутри меня, я загораюсь, словно динамит. Теперь я кручу бедрами, внезапно желая большего, и Кейр мгновенно отвечает.

С ворчанием он начинает толкаться быстрее, наклоняясь надо мной. Бусинка пота катится с его лба мне на грудь.

Он целует меня, быстро и горячо. На вкус он как соль, похоть и рай.

И тогда мы находим наш темп, тела двигаются в безумном ритме. Я бы могла сказать, что он легко скользит вперед-назад, мы свободно двигаемся вместе, но это не так. Я держусь за него, за простыни, пытаясь не задеть больную ногу.

Он продолжает толкаться в меня. Словно это его обязанность. Такой большой мужчина, и, кажется, я больше не вижу ничего в комнате, лишь его. Мышцы на его шее напряжены, пот катится вниз, глаза сверкают. Звуки, с каждым толчком слетающие с его губ, грубые и примитивные. Не думаю, что он знает, что издает их, но они заставляют меня чувствовать себя невероятно сексуальной, и я приближаюсь к краю.

Бам.

Бам.

Бам.

Кровать бьется о стену. Простыни спутаны, моя грудь подпрыгивает. Хозяйка, определенно, услышит нас, но мне все равно.

Напряжение внутри меня становится все сильнее и сильнее. Кейр скользит пальцами по моему клитору.

— Боже, хочу увидеть, как ты кончаешь, — хрипит он.

Ему не приходиться ждать долго.

Грубые движения его пальцев заставляют меня разбиться, словно стекло.

Я кричу, мой голос наполняет комнату.

В его глазах горит триумф.

Затем я выгибаю спину, оргазм накрывает меня, выводя мой разум из уравнения. Мои глаза закрываются, пока я дрожу под Кейром, звуки, ускользающие с моих губ, принадлежат кому-то другому.

Вот так, именно так. Всегда только так.

Я теряюсь в этой дымке, не желая возвращаться из нее, когда он начинает кончать. Но открываю глаза, чтобы посмотреть.

Такое красивое зрелище.

Он откидывает голову назад, обнажая горло. Мышцы на шее, груди, прессе и руках напрягаются. Он толкается быстро и жестко.

Кровать отодвинута от стены, его ворчание и шлепки потной кожи наполняют комнату.

Кейр входит в меня с такой силой, словно он гребаный воин, а я - сражение, которое ему необходимо выиграть.

Затем он выпускает долгий, животный стон, плечи дрожат, пока он кончает.

Толчки замедляются. Хватка на моей коже слабеет.

Кейр наклоняет голову вперед, влажные волосы прилипли ко лбу. Тяжело дыша, он внимательно рассматривает меня. Я и сама все не могу отдышаться.

— Было хорошо? — глотая воздух, спрашивает он. И медленно выходит из меня.

Заставляю себя кивнуть.

— Да, — я едва могу говорить. Мое тело словно пробежало марафон. Сердце все еще бешено стучит, и я глотаю ртом воздух.

Хочу сделать это снова.

Но у моего тела другие планы. Желудок урчит, теперь я хочу есть, и Кейр улыбается мне, пока завязывает презерватив и бросает его в мусорное ведро.

— Не знаю, как ты, но я, определенно, готов к огромному чертову гамбургеру или чему-то еще, — говорит он, двигаясь по комнате и вручая мне мою одежде. — Гамбургер и много пива.

— Звучит заманчиво, — отвечаю ему. А потом застенчиво добавляю: — Думаю, я нагуляла аппетит.

Кейр останавливается передо мной, член все еще наполовину возбужден. Он наклоняется и кладет руку мне на щеку.

— Спасибо, — мягко говорит он, вглядываясь в мои глаза. Он выглядит таким удовлетворенным, что я чувствую гордость. Это из-за меня. Я принесла ему покой.

— За секс?

Он кивает.

— За то, что подарила мне частичку себя. Я буду хранить ее. В безопасности, — он делает паузу. — Ты можешь доверять мне, Джессика.

Слова задевают что-то в моем сердце. Пробуждая чувства, с которыми, я не уверена, что делать.

Он нравится мне. Очень сильно.

Быстро целую его, пытаясь перестать думать.

— Я знаю, — говорю я ему. — Теперь давай наденем на тебя штаны, чтобы ты лишний раз не соблазнял меня.

Глава 11

Кейр

Прошла неделя с тех пор, как я в последний раз видел Джессику. Не удивительно, ведь это была одна из самых трудных недель в моей жизни.

Я хотел ее видеть, да. Но, учитывая предстоящую поездку, мне надо было заняться машиной, а ей своей ногой. Все ее время занимала физиотерапия, в то время как я проводил время с зеленым «Ягуаром» шестидесятых годов выпуска, чтобы он был готов к дороге и отвечал всем требованиям. Черт, дело даже не в том, что он должен быть исправным, он должен быть достойным Джессики. Я хочу, чтобы все было идеально.

В среду утром, испытывая беспокойство, я подъезжаю к ее квартире. Честно говоря, я все еще в шоке от того, что она согласилась. Я много раз слышал, как она говорила, что хотела бы убежать, начать все с начала. И подумал, что у меня есть идеальное решение для нас обоих.

Несмотря на то, что сейчас последняя неделя сентября, погода, по большей части, вполне хорошая, что бывает редко, и даже когда в Эдинбурге ливень, я внимательно слежу за прогнозами. На Шотландском высокогорье, похоже, бабье лето, и, хотя шансы на это не очень высоки, я готов их принять. Кроме того, я слышал, что там чудесно в любое время года, и поскольку мы оба любим разную погоду, если придется, сможем справиться с дождливой дорогой.

У меня есть приблизительный план того, что я хочу сделать. Поскольку ни один из нас не был на севере, я решил, что мы должны проехаться по North Coast 500¹⁰, шотландская версия Route 66, и теперь ее рекламируют как одну из лучших пяти дорог в мире. Концепция новая, но туристический офис сильно продвигает ее. Пока туристов не очень много, но в ближайшие годы все может измениться.

Это все, что у меня есть. Я знаю, что многие отели и домашние гостиницы закрываются по мере приближения зимы, но у нас все должно быть в порядке, по крайней мере, до первой недели октября. Надеюсь, если мы рассчитаем все правильно, мы вернемся в Эдинбург через неделю, к следующей встрече Джессики с группой поддержки.

Каждый день я восхищаюсь храбростью этой женщины. Она хорошо справляется с трагедией, не убегает и не скрывается. Она сильнее, чем сама думает, и из-за этого я почти забываю о собственной роли в том, что случилось с ней.

Почти.

Но все это все еще здесь, скрыто в глубине моего сердца. Когда на прошлой неделе мы занимались сексом, когда я был глубоко внутри нее, заставляя ее тело дрожать, во мне жила часть вины, от которой я не мог избавиться. Я знал, что секс с ней – наконец-то - будет впечатляющим, но я не ожидал, что он так повлияет на меня. И пока я сгораю от желания быть снова с ней, вина, сопровождающая ситуацию, напоминание о том, кто я, в наши самые интимные моменты, вероятно, появится снова.

Если только она не избавит меня от вины другим способом.

Звук хлопающей двери привлекает мое внимание. Джессика машет мне с передних ступеней, маленький чемодан на колесиках стоит рядом с ней, и я выхожу из машины, чтобы помочь.

— Я могу справиться сама, — говорит она, а затем смотрит на машину, сверкающую, словно лес в слабом солнечном свете. — Ого, а она красивая.

Всю неделю, пока работал над машиной, я присылал Джессике фотографии, но, полагаю, вживую она выглядит ещё лучше.

Забираю у нее чемодан и тут замечаю, что кое-чего не хватает.

— Никаких костылей?

Она улыбается мне и поднимает трость, слегка крутя ей.

— Неа. Теперь я сама элегантность.

— Определенно, так и есть, — говорю ей, а затем наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щечку. Она восхитительно пахнет. Моя кровь начинает закипать. — Лучше бы тебе сесть в машину до того, как я наброшусь на тебя прямо здесь. — Смотрю ей через плечо и вижу, как Кристина и ее своеобразный муж выглядывают из окна, наблюдая за нами. Киваю им, и они исчезают в тени дома.

— Дай угадаю, они не одобряют, — спрашиваю я, неся чемодан Джессики к багажнику.

— Черт, нет, — говорит она, садясь на переднее сиденье и бросая трость на заднее. — Но, если я что-то задумала, они не многое могут сделать, чтобы остановить меня.

— Охотно верю.

Забираюсь внутрь и завожу машину. К моему облегчению, «Ягуар» мурлычет, как голодный котенок, и мы отправляемся вниз по дороге.

— Итак, как твоя терапия? — спрашиваю я. Несмотря на то, что мы часто переписывались друг с другом, и она держала меня в курсе, личный разговор совершенно другое. В сообщениях Джессика кажется смелее. Но только когда вижу ее лично, я понимаю, как она на самом деле себя чувствует.

Она пожимает плечами, скользя руками по панели и изучая машину.

— Нормально.

— А на самом деле?

Она смотрит на меня краем глаза.

— Довольно паршиво.

Киваю.

— Как так?

— Ну, не буду утомлять тебя подробностями, но давай просто скажем, оба занятия закончились слезами и ненормативной лексикой. Не знаю, как Кэт терпит меня. Наверное, поэтому она такая жестокая, она вынуждена быть такой.

— Есть улучшения?

— Ну, избавление от костылей было первым. Я сильно завишу от трости, и, вероятно какое-то время так и будет, но, если использовать ее вместе с шиной, я могу ходить довольно много. В смысле, не совсем ходить, скорее, неуклюже шагать, да еще и хромая, но приму то, что есть, на данный момент.

— Честно говоря, звучит многообещающе. Я горжусь тобой.

Она смотрит на меня, медленно моргая.

— Ты хорошо справляешься, Рыжик, — говорю я, убедившись, что она слышит. — Прежде чем сама осознаешь, ты уже будешь бороться с преступностью.

Она мило смеётся.

— Что?

Пожимаю плечами.

— Разве не так бывает? Героиня восстанавливается после того, как ее оставили умирать, а затем использует новообращённую силу, чтобы бороться со злом, обитающим в ее городе?

— Единственные, с кем я сражаюсь в Эдинбурге, чёртовы чайки. Вчера они едва не обделали меня.

Мы сидим в приятной тишине, пока едем через Форт-Бридж в Перт, а затем в Питлохри, направляясь в Инвернесс. Конечно, между нами есть напряжение. Оно постоянно потрескивает, словно оборванные линии электропередач. Быть так близко к ней и держать руки на руле - не что иное, как чистая пытка. Потому что теперь я знаю, какова на вкус ее кожа, знаю, как она ощущается изнутри, тугая и горячая. Помню, как ее тело слилось с моим так, что происходящее вышло за рамки простого и легкого траха. Не поймите меня неправильно, это было легко. Черт, так же естественно, как и дышать. Но я не ожидал такой связи с ней.

Ту же самую связь я ощущаю и сейчас.

Мы по очереди выбираем радиостанции. В машине только AM-диапазон, поэтому я останавливаюсь на «Мотаун», в то время как она предпочитает свинг музыку. Мы говорим обо всем: британской политике, канадском премьер-министре (уверен, он ей нравится), существуют ли пришельцы (определенно, да) и незабываемом отпуске.

На последней теме она уходит в себя, и я знаю, что заставляю ее думать о детстве, о котором она думать не хочет, поэтому рассказываю ей о первом (и единственном) разе, когда я ходил на охоту с отцом.

— Даже не уверен, что это можно назвать каникулами или отпуском, — рассказываю ей, когда мы приближаемся к автомагистрали. — Моя мать редко выражала своё мнение в нашей семье, отец подавлял всех нас. Но, по ее настоянию он взял моего брата, Мала, и меня на Лох-Ломонд, поохотиться на куропаток. Я даже не уверен, что к югу от Высокогорья есть куропатки, мы ни одну не видели. Но дело не в этом. Он думал, что сделает из нас мужчин, и на самом деле то был единственный раз, когда он проводил время с нами.

— Сколько вам было?

— Мал младше меня на девять лет. Мне тогда было шестнадцать.

— Ему было семь, когда он пошёл на охоту? — недоверчиво спрашивает она.

Я киваю.

— Да. Наверное, в моем случае отец увидел упущенную возможность. Я оказался не тем человеком, в котором он нуждался, не тем сыном, который был ему нужен, так что вместо этого он отправился за Малом. Что ж, если встретишься с Малом, ты поймешь, получилось не очень хорошо.

— Дай угадаю, он гей.

Я смеюсь.

— Он был бы рад это услышать. Нет, про него такое не скажешь. Мужчина-шлюха, вроде этот термин несколько раз использовала моя сестра. Но я не виню его. Сорняки и цветы растут из одной и той же грязи. Если он хочет быть ловеласом, флаг ему в руки. Но осесть и завести семью - не про него. Не помогает и то, что он фотограф и постоянно окружен женщинами.

— Какая тяжелая жизнь.

— Да. Он преуспел. Я горжусь им, хотя не думаю, что говорил ему об этом. На самом деле, прошел уже год, как мы последний раз разговаривали по телефону. Нерегулярно обменивались письмами, иногда смс. Если честно, не думаю, что у меня есть его номер, — я замолкаю, потому что отошел от темы и говорю немного сентиментально. — Так или иначе, мы отправились на охоту, мне было шестнадцать и я был бунтарем. Попадал в проблемы в школе, с девушками... зависал с неправильными людьми, а в Глазго неправильные люди довольно жестокие. Но я хотел быть рядом с отцом, а также хотел защитить Мала, так что согласился на поездку.

Джессика напрягается.

— Твой отец был жесток?

— Ага, — просто говорю ей. — Так он жил. Постоянно колотил нас. Никогда не отправлял в больницу, и мы не могли ни на что пожаловаться, не будучи названными киской.

— Даже Мал?

— Он был избавлен от худшего. Я принял удар за него на себя. Все было нормально. Позже я перерос отца и узнал, как бороться. Думаю, для меня он хотел именного этого, чтобы я сопротивлялся и был мужчиной. Он, конечно же, сам таким не был. Он играл в азартные игры и потерял наши деньги, а потом однажды исчез. Никогда больше его не видел.

— Даже сейчас?

— Он мертв.

— Боже. Мне очень жаль, — говорит она, рукой касаясь груди.

— Не стоит, — отвечаю. — Теперь я с легкостью говорю об этом, потому что у меня было много времени подумать. Я продолжал жить своей жизнью, и были другие вещи, о которых стоило волноваться. Его пырнули ножом в драке. Из-за денег. Он умер на улице. Мне не нравится, что все так обернулось, но у него были проблемы, которые он отказывался признавать.

Джессика замолкает и снова смотрит в окно. Города остались позади, начинается Шотландское высокогорье. Шоссе идет через холмы, болота и торф, в сезон превращаясь в золото. В них нет ничего драматичного, но они хороший предвестник будущего пейзажа.

Я продолжаю, надеясь разрядить обстановку.

— Охота, конечно же, как я говорил, превратилась в катастрофу. Куропаток не было. Мы втроем должны были спать в палатке, и все два дня, которые провели там, шел дождь. Но отец не позволил нам уехать, и мы с братом, не жалуясь, делали то, что он просил. Ходили по болоту, мокли, с винтовками высматривая добычу. Единственный, кого мы увидели - кролик, и то отец упустил его. Но знаешь, несмотря на все, у меня остались лишь хорошие воспоминания. Я долго не возвращался к ним, потому что не хотел вспоминать о детстве или отце в любом положительном свете. Затем понял: можно оценить воспоминания и хорошие времена независимо от того, насколько они редки, и не оправдывая все дерьмо, что случилось. Никогда не надо чувствовать вину за то, что пытаешься увидеть хорошее в плохом.

Снова тишина. Джессика кивает, так что я знаю, что она слушает.

Я давлю на нее, лишь немного.

— У тебя должны быть хорошие воспоминания, они должны быть главными. Они не перечеркивают все то дерьмо, через которое ты прошла...

— Не уверена, — безапелляционно заявляет она, и я понимаю, что лучше оставить ее в покое. Она заговорит, когда захочет. Не буду больше давить на нее.

Проходит немного времени, и мы въезжаем в город Инвернесс, известный тем, что находится на реке Несс, которая ведет, конечно же, в Лох-Несс. Идеальная остановка перед подъемом на север.

Мы заселяемся в отель, небольшой таунхаус напротив реки, и поднимаем чемоданы в комнату.

— Здесь мило, — говорит Рыжик, идя прямо к большому арочному окну, выходящему прямо на реку, где одинокий рыбак в болотных сапогах стоит посередине.

Мило, но по другим причинам.

Напряжение вокруг нас снова нарастает. Время обеда, и мы не ели ничего, лишь кое-что перекусили на заправке. Нам стоит пойти и пообедать где-нибудь, действительно насладиться атмосферой. Тем не менее мой голод совсем иного рода.

— Ты сильно голодна? — осторожно спрашиваю ее, пока она стоит у окна, проникающий свет идеально подчеркивает ее формы.

— Не очень, — отвечает она, поворачиваясь лицом ко мне. В ее глазах жар, которого раньше не было.

— Хорошо, — говорю я, шагая по комнате, пока ее лицо не оказывается у меня в руках. — Потому что я безумно голоден.

Я целую ее.

Жестко.

Влажно.

Дико.

Совсем не так, как в первый раз. Тогда все было нежно и осторожно, наши тела изучали друг друга.

На этот раз все иначе.

Я изголодался по ней.

Я желал ее всю прошлую неделю, с тех пор, как ее стройные ножки покинули мою квартиру.

Постоянно мечтал о ней, обо всех вещах, которые хотел сделать с ней.

Теперь она здесь, в моих руках, и я медленно начинаю.

Я ласкаю ее шею, облизывая и посасывая так, как ей нравилось тогда, до тех пор, пока она не начинает дрожать, мягкие стоны срываются с ее губ. Музыка для моих ушей.

Я мгновенно раздеваюсь до трусов, она срывается футболку через голову, и я опускаюсь на колени, чтобы помочь ей выйти из юбки и трусиков. Сначала спускаю юбку и смотрю на нее, когда мои руки медленно скользят вверх по ее бедрам.

Джессика роняет трость и хватается за мои волосы, чтобы сохранить равновесие.

Пальцами нахожу ее трусики, шёлк мокрый от желания.

— Господи, ты такая мокрая для меня, — шепчу ей. — Интересно, смогу ли я заставить тебя намокнуть еще больше? — Отодвигаю ее трусики в сторону и скольжу пальцем по ее складкам, ощущение заставляет меня сгорать от желания. Она издает длинный стон, крепче сжимая мои волосы. — Я хочу, чтобы мой член скользнул в тебя вот так. — Добавляю дополнительный палец и перемещаю их. — Вперед-назад, — шепчу я, когда мои пальцы двигаются вперед. — Ты хочешь сильнее, глубже?

Джессика стонет, я поднимаю голову и вижу, как она выгибает спину, выставив грудь вперед, сладкие розовые соски напряженные и твердые.

Охрененный вид.

— Хочешь мой член? — нежно спрашиваю я. — Или язык? Как ты хочешь, чтоб я трахнул тебя?

— Как-нибудь, как угодно, — говорит она сквозь еще один стон, когда я ввожу пальцы еще глубже.

Я прижимаюсь к ней лицом, высовывая язык и облизывая ее клитор.

— Ты так хороша на вкус, — бормочу я, и она дрожит от вибраций моего голоса. — Как женщина, моя женщина. Ты моя женщина? Если ответишь «да», я позабочусь о тебе.

— Да, да, я твоя, — практически хнычет она.

Я всасываю ее клитор, и она издает резкий вскрик, произнося мое имя так, что понимаю, если продолжит, я погибну.

Отодвигаюсь и встаю, хватая ее за руку, чтобы она не упала. Ее глаза полузакрыты, взгляд заторможенный, рот приоткрыт.

Несмотря на то, что до кровати всего лишь несколько шагов, я поднимаю ее и несу на постель, опуская на живот.

— Секунду, — бормочу я. Стягиваю трусы и беру штаны с пола, вытаскивая презерватив из кошелька, и раскатываю его по стволу, член горячий и твердый в моих руках. — Можешь немного подвинуться?

Она двигается вперед, оказываясь на середине кровати, и я забираюсь на нее, мои бедра по обе стороны от нее, загорелая кожа рядом с бледной.

— Дай знать, если тебе будет больно, мы сменим позицию, — говорю ей, проводя пальцем по расщелине ее попки. Она такая стройная и упругая, что я инстинктивно шлепаю ее ладонью.

Немного жду, наблюдая за ее реакцией. Рыжик немного приподнимает попку, желая большего.

Снова шлепаю ее - на этот раз сильнее - звук наполняет комнату. Отпечаток моей руки расцветает на ее бледной коже, словно роза.

— Так тебе тоже нравится? — бормочу я, и как только она кивает, снова шлепаю ее, на этот раз по обеим половинкам - шлеп, шлеп!

— А вот так? — спрашиваю ее, возвращая палец к ее попке и проводя по расщелине. Скольжу дальше, сохраняя это на другой день, и ввожу указательный палец в ее влагалище. Она скользкая, теплая, и мы оба выпускаем маленькие стоны.

Я знаю, новые отношения достаточно рискованное дело, когда вы впервые начинаете спать вместе. У меня есть целый шкаф, полный желаний, какие-то из них грязные, какие-то странные и запретные, никогда не имевшие возможности выйти, потому что я никогда не был с подходящей женщиной достаточно долго, чтобы попробовать их. У меня никогда не было их доверия. Когда мне было двадцать, у меня была девушка, но она была из тех, кто годился лишь для ванили.

И это было нормально. Но теперь у меня есть идеальная задница Джессики, кончик моего члена у ее расщелины, ее кожа по-прежнему красная от моей порки, и я хочу провести жизнь, выясняя, что еще мы можем сделать вместе.

Она двигает попкой, пытаясь подтолкнуть мой палец глубже.

— Терпение, — предупреждаю я, но все тщетно. Беру член и вхожу в нее так глубоко, как только могу.

Я стону, когда она окутывает меня, словно тугой бархатистый кулак. Тот факт, что ее ноги сведены, означает, что я могу использовать дополнительное трение ее бедер.

Черт. Надо было подрочить утром. Я долго не продержусь.

Она сжимает меня, и я толкаюсь дальше, мое дыхание прерывистое.

Прижимаю руку к ее плечу, медленно выходя, затем снова входя, пытаясь найти ритм, не причинив ей вреда. Мои бедра, немного дрожа, выполняют большую часть работы, мышцы напрягаются, когда я двигаюсь все быстрее и быстрее, мой член полностью исчезает внутри нее, основание блестящее от ее соков.

Я кручу бедрами и укорачиваю толчки так, чтобы оставаться в ней. Она сочится влагой, и я хочу оставаться в ней так глубоко, как сейчас. Она безумно тесная, пот течет по моим вискам, мышцы сильно напряжены.

Джессика стонет что-то.

— Хочешь кончить, Рыжик? — хрипло шепчу я. — Кончишь на моем члене? Сделаешь его чертовски влажным? Ты точно сделаешь его влажным.

Она стонет, хнычет, прося чего-то.

— Я собираюсь заставить тебя кончить, — говорю я. Грубо. — Чертовски сильно кончить.

Двигаю одну руку к ее талии и сжимаю ее, пока другая скользит между ее бедрами и матрасом, пока не добираюсь до ее клитора. Он покрыт влагой, и мой палец легко скользит по нему.

Это все, что нужно.

Ее тело подо мной напрягается, а затем начинает дрожать. Она пульсирует вокруг моего члена, клитор пульсирует под моим пальцем. Резкий крик срывается с ее губ, а затем смешивается с маленькими стонами.

Я кончаю сразу же за ней. Дрожь проходит вниз по моему позвоночнику, пока что-то во мне не взрывается. Я хрюкаю, как животное, толкаясь все глубже и глубже, кровать дрожит, пока сильно кончаю, выстреливая спермой в презерватив.

Я громко выдыхаю, дыхание прерывистое, сердце колотится. Откидываюсь назад на бедра, рассеянно пробегая руками по ее попке, пока вспоминаю, как дышать. Затем, когда мне перестаёт казаться, что у меня сердечный приступ, когда пот прекращает катиться по мне, я осторожно выхожу из неё.

Наклоняясь вперёд, прижимаюсь губами к её уху.

— Тебе понравилось?

Она поворачивает голову, глаза закрыты и издаёт звук, который, я думаю, означает «да».

Я убираю волосы с ее лица и целую ее в щеку. Затем оставляю крошечные, нежные поцелуи на ее шее, плече, по ее спине, пока, наконец, не слезаю с нее.

После того, как я избавляюсь от презерватива, бросаю ей рубашку и юбку на кровать.

— Теперь, когда мы насладились закусками, пойдем, пообедаем.

Глава 12

Кейр

Сейчас утро, впереди нас ждет долгий путь, но, несмотря на то, что я завожу будильник на семь утра, мы еще несколько часов лежим в постели. Не помогает и то, что, когда я лежу в постели с Джессикой, мне совершенно не хочется торопиться. Мы два раза долго и неспешно занимаемся сексом, прежде чем наконец спускаемся вниз, чтобы позавтракать в крошечном пабе отеля.

Пока я все еще жую бекон, Джессика извиняется, говоря, что хочет быстро принять душ, прежде чем мы уедем.

После того, как до отвала наедаюсь - секс, кажется, пробудил во мне аппетит, и я знаю, что мне придется снова начать бегать, чтобы не набрать вес - направляюсь наверх, чтобы проверить Джессику и отнести наши сумки в машину.

К моему удивлению, Рыжик, скрючившись, лежит на полу в середине комнаты и плачет.

— Что случилось? — Я сразу же переворачиваю ее на бок. На ней лишь трусики и майка, волосы мокрые после душа. Пытаюсь прикоснуться к ней, но она отталкивает меня, поворачивая голову в сторону.

— Я в порядке, все нормально, — быстро говорит она, шмыгая носом.

— Что случилось? — спрашиваю снова. — Ты ударилась?

Она закрывает глаза, словно ей больно, морщась, когда кивает.

— Да. Нет. Я не знаю. Это глупо. — Вытирает нос и печально смотрит на меня. Глаза красные. — Так глупо.

Нежно смотрю на неё, убеждаю ее открыться мне.

Она вздыхает и смотрит на ногу. На ней нет шины и нога бледная в утреннем свете, проникающем через окна.

— Я пыталась заняться йогой.

— Уже? — спрашиваю я, хотя это объясняет, почему она лежит на полу.

Она кивает.

— Знаю. Это глупо. Я начала с позы «собака мордой вверх», а потом приняла позу «саранчи». Думала, смогу сделать позу война. Ну, знаешь, когда удерживаешь равновесие на одной ноге. Я попробовала ее, но надо было взять трость. А я не взяла. Другая нога начала дрожать, я потеряла равновесие и упала.

Я глажу ее по волосам.

— Где болит?

— Нигде, — тяжело вздыхая, говорит она. Слышу грусть в ее голосе. — Только моя гордость. Упражнения такие чертовски простые, а я не могу продержаться дольше, чем десять секунд.

— Тебя ранили, Джессика. Я знаю, что йога была твоей карьерой, если не жизнью, но восстановление займет время. Я бы очень хотел, чтоб было по-другому. Хотел бы забрать у тебя эту боль, но не могу.

— Просто я раздражена, — сердито проводит рукой по лицу.

— Я знаю. — Поднимаюсь и держу ее рядом. — Пойдём. Давай сделаем вид, что ничего такого не случилось. Утром у тебя было два оргазма, и, можно сказать, что день начался отлично. Давай так же думать и дальше.

— Три оргазма, — говорит она с небольшой улыбкой. — Я поиграла с собой в душе, думая о твоем члене. — Она прикасается ладонью к моему члену и сжимает его, хитро глядя на меня.

Черт, я нашёл вулкан.

К счастью, Джессика, похоже, отвлекается от своих мыслей. После того, как она собирается, мы берем сумки и направляемся к машине, готовые к следующему этапу поездки.

Похоже, сегодня погода не собирается идти нам на встречу, но хоть «Ягуар» тихо мурлычет. Дождь начинает бить в окна в тот момент, когда дорога начинает петлять, устремляясь к побережью. Тем не менее, вид все еще великолепный - пологие зеленые холмы слева, острые известняковые скалы, доходящие до моря, справа от нас - и я понимаю, что мне повезло, что у меня есть возможность изучить ту часть собственной страны, которую я никогда прежде не видел.

И повезло вдвойне, что рядом со мной эта женщина.

Сегодня вечером мы направляемся в рыбацкий городок Вик, но по пути делаем несколько примечательных остановок. Первая - замок Данробин, словно вырванный из долины средневековой Франции. К сожалению, когда мы добираемся до него, начинается ливень, и, хотя мы укрываемся в стенах замка, женщина говорит нам, что нельзя использовать фотоаппарат, чтобы фотографировать картины в зале наверху (даже без вспышки, вот черт). Мы проводим остальное время снаружи под дождем, прячась под гигантским дубом, пока смотрим ежедневное шоу соколиной охоты.

С Джессикой, уютно устроившейся у меня под рукой, мы частично укрылись от ливня под высоким навесом, листья уже стали оранжевыми и красными, и мне нравится находиться здесь.

Я внимательно слежу за ней, когда шоу продолжается, она с детским удивлением смотрит на обученных охотничьих птиц. В какой-то момент старая сова по имени Бонзо проносится рядом с ней, и Джессика издает хихикающий визг, прежде чем зарыться лицом мне в грудь.

Я чертовски безнадёжен. Эта женщина такая разносторонняя, нежная и любящая, дерзкая и смелая, застенчивая и сладкая, дикая и сексуальная... Я едва могу соображать.

Но у меня нет другого выхода.

На нашей следующей остановке нет даже никаких вывесок. Если бы Джессика не посмотрела Lonely Planet в своем мобильном телефоне, мы бы проехали мимо.

Там говорится, что камни Акаванич были здесь с Бронзового века. Я никогда не был любителем истории и мои знания об истории Шотландии ограничены войнами между кланами. Тем не менее, камни более чем интересны. Все, что было создано человеком и существует так долго, вызывает пугающее чувство благоговения.

Мы паркуемся и выходим. Нет никаких надписей, которые бы говорили, что мы на месте, но это и так понятно. Камни стоят буквально на обочине дороги. Достаточно просто посмотреть сквозь высокий чертополох, и вы увидите их.

Мы находимся посреди болот. Дождь прекращается ровно настолько, чтобы позволить лучам света пробиться сквозь облака, окутавшие вершины холма, освещая синие воды Лох-Стэмстера. Низкие холмы болота представляют собой смесь мха зеленого, фиолетового и коричневого цветов, а посредине - полукруг из повидавших многое камней.

— Вау, — говорит Джессика, приближаясь к ним, словно в трансе.

Вблизи камни покрыты желтым и белым лишайником, свидетельством того, как долго они стоят здесь. Некоторые из них доходят до колена, другие практически с меня ростом. По бокам круга трава золотистая, а внутри зеленая, словно каждый месяц кто-то приходит сюда и косит ее. Хотя я знаю, что это не так.

Пока мы здесь, никто из нас ничего особо не говорит. Это тот тип места, которое требует уважения и молчания. Тяжелое, почти сверхъестественное чувство висит в воздухе, словно можно приблизиться и заглянуть в прошлое. Никто не знает, почему камни были расположены в таком порядке, как и в Стоунхендже, это по-прежнему остается загадкой. Может быть, это инопланетяне, возможно, Пикты, создали календарь, может кто-то, создавший раннюю версию садовых гномов. Кто знает.

Джессика останавливается у камня высотой до талии, предпочитая опереться на него вместо трости, когда смотрит на темно-синие воды озера по соседству. Она выглядит задумчивой, волосы танцуют вокруг ее лица, пока ветерок, наполненный смесью травы, грязи и охлажденный горными ручейками, дует на нас. Мы оба одновременно делаем глубокий вдох. Этот воздух, возможно, самый чистый, которым я дышал.

Позволяю ей несколько минут побыть в трансе, разобраться в том, в чем ей нужно разобраться и, надеясь, что большие открытые пространства очищают ее душу.

Затем спрашиваю:

— Если бы ты жила в те временна, когда здесь появились камни, каким человеком была бы?

Она поворачивает голову ко мне и хмурится.

— Что?

— Представь, что ты живёшь в бронзовом веке, тысячи лет назад... кем бы ты была? Все ещё самой собой?

Она слабо улыбается.

— Не слишком ли мы погружаемся в нашу поездку? Я не знаю. — Она пожимает плечами, оглядываясь на горизонт, и делает глубокий вдох. — Легче представить, что они здесь, чем мы там. Разве тогда не кажется, что мы окружены призраками?

Так и есть.

Она пробегает пальцами по верхней части камня, лаская его, словно любовника.

— Не уверена, кем была бы. Мы - продукт генетики, или следствие того, сколько времени провели в этом мире? Влияет ли то, как мы были воспитаны? Природа против воспитания. Может быть, я была бы ведьмой, может быть, убежала бы из семьи посреди ночи на спине темной лошади. Кто знает, в какую беду я бы попала.

— Если попала в беду однажды, будешь попадать в неё всегда? — спрашиваю я.

— Полагаю, так.

— А я бы там был?

Она тихо отвечает, словно звук ее голоса может помешать мертвым.

— Могу лишь надеяться. — Смотрит вниз и жует губу. — Насколько глупо это не звучало бы... думаю, ты бы был там. Кажется, я знаю тебя всю жизнь.

Господи. Что эта женщина творит со мной?

Я едва могу дышать, ее признание заставляет мое сердце ускоренно биться. В третий раз за сегодня, я понимаю, что влюбляюсь в нее сильнее и сильнее.

— Я чувствую то же самое, — удаётся сказать мне. Твою мать. Говорю как подросток.

Оставляю эти мысли и подхожу к ней, протягивая руку.

— Пойдём, мы ведь не хотим пропустить ужин в отеле.

Она берет мою руку, и мы идём по траве к машине, камни стоят по обе стороны от нас.

— А куда мы направляемся? — спрашивает она.

Я не сказал ей. Хотел, чтобы это был сюрприз.

Сам город Вик не очень интересен. В нем есть определенное очарование старого города и привлекательная набережная, но это - тень того, каким он был раньше, во времена расцвета добычи сельди. Шоссе ведет нас через город, но наш пункт назначения немного за городом.

Проезжая несколько миль, я сворачиваю направо к замку Акергилл, направляясь вниз по узкой полосе грязной дороги, окруженной золотыми и краснолистными деревьями.

— Ещё один замок? — спрашивает она, выглядывая из окна.

Я лишь улыбаюсь.

Дорога доходит до гигантского круга - поле с пятнистыми овечками посередине. Во главе круга, на берегу Северного моря, находится замок Акергилл. Он не такой впечатляющий, во всяком случае, на первый взгляд, как замок Данробин. Сравнительно небольшой, с красивой высокой центральной башней с зубчатыми стенами. Но разница в том, что в этом замке можно остановиться на ночь.

— Это наш отель на ночь, — говорю я, паркуя машину рядом с «Ленд Роверами» с логотипом замка на них.

— Ты шутишь, — отвечает она, широко открытыми глазами глядя на замок. — Люди могут останавливаться здесь?

— Мы можем, Рыжик. Пойдём, заселимся.

Мы оставляем сумки в машине и заходим в массивные укрепленные двери замка. Внутри лишь средневековый декор, и на самом деле, замок похож на шотландский домик в более масштабном размере. Тартанские ковры, темные деревянные перила, картины оленей, рябчиков и гербы. В каждой секции есть что-то интересное, будь то чучела диких птиц в полете (или олень с клыками за стеклом), хайландский рогатый скот или декоративные модели кораблей. Когда наконец-то находим стойку регистрации, петляя по комнатам на первом этаже, мы направляемся в наш номер.

В этом отеле нет лифтов (в конце концов, его построили в пятнадцатом веке), поэтому нам требуется некоторое время, чтобы наконец добраться до нашей комнаты, пройдя по нескольким грандиозным лестницам. Это того стоит.

— Это синяя комната, — говорит молодая блондинка администратор, вставляю сувальдный ключ в дверь и открывая ее. — Раньше здесь была детская.

Комната просторная и внутри много синего. Синие обои, небесно-голубые и цвета слоновой кости кресла и синее с белым покрывало с синим балдахином над ним. Мебель цвета темного дерева. Есть зона с одним стулом, окруженным тремя длинными окнами с обеих сторон, выходящими прямо на море и руины еще одного замка вдалеке.

Ванная более или менее простая. Размера квартиры, которая была у меня, когда мне было лет двадцать. С ванной и душем, и одним из тех унитазов, где сливной бочок расположен высоко на стене. Чтобы смыть за собой, надо потянуть за шнур.

Море везде вокруг нас, ветер проникаем сквозь оконные трещины, борется с тонкими белыми занавесками. Воздух наполнен солью и солнечным светом.

— Все хорошо? — спрашивает администратор, и, когда Джессика отвечает ей «да», девушка предлагает нам чувствовать себя как дома. Мы можем отдохнуть в любой из главных комнат внизу, и нам подадут алкоголь, когда захотим. Ужин будет через несколько часов в главной столовой.

В ту минуту, когда девушка уходит, Джессика быстро подходит ко мне. Она побежала бы, если бы могла. Она хватает мое лицо, крепко целуя меня.

— Спасибо, — нежно говорит она у моих губ. — Спасибо. Спасибо.

У меня внутри что-то сжимается. Эмоции переполняют меня.

— Пожалуйста, — шепчу я.

Она отстраняется, пробегаясь руками по моей груди, прижимая пальцы, словно проверяя, насколько я силен.

— Откуда ты знаешь, что я фантазировала о том, чтобы побыть принцессой?

— Полагаю, это удача

Честно говоря, пока мы исследуем комнату: старые книги, сложенные над камином, собственность Синклеров, которые захватили замок, старинные зеркала и большой шкаф, я думаю о том, что в другой жизни Джессика была бы принцессой. Не потому, что она ведет себя, как принцесса, а из-за ее внешности и манер - они абсолютно аристократичны.

— Как насчет того, чтобы подняться на самую вершину башни с зубчатыми стенами? Девушка рассказала, как это сделать. Там мы можем предаться твоим мечтам о том, чтобы стать принцессой. Бьюсь об заклад, оттуда открывается потрясающий вид на море.

Джессика с энтузиазмом соглашается, и мы выходим из комнаты в поисках приключений.

Но нас ожидает проблема.

Чтобы добраться наверх, нужно пройти по коридору и подняться по другой лестнице. Затем на том же этаже пройти через другую дверь и добраться до крошечной винтовой лестницы, сделанной из камня. Я едва ли могу подняться по ней, мои плечи прижаты к каменным стенам, и ступеньки слишком узкие, как для Джессики, так и для ее трости. Проход настолько узкий, что я даже не могу посадить ее себе на спину. Мы просто не поместимся.

Я оборачиваюсь и посылаю ей полный сожаления взгляд.

Она храбро улыбается.

— Все нормально. Не уверена, что хочу упасть и разбиться. И не знаю, может ли кто-то кроме ребенка подняться туда.

Она все понимает, но я чувствую себя ужасно уже из-за того, что предложил такое. Я должен был знать, замок не приспособлен для людей в ее состоянии. Она так хорошо скрывает свою травму, что иногда я забываю, что с ней что-то не так.

Иногда я забываю о многих вещах.

— Как насчет того, чтобы напиться, — говорю я, хлопая в ладоши. Звук поднимается по лестнице, отдаваясь эхом. Если наверху спит спящая красавица, сейчас она точно проснулась.

— Вот теперь ты дело говоришь, — отвечает Джессика.

Мы медленно продвигаемся вниз. Лестницы в замке открытые и широкие, но больше, чем несколько раз, ее трость застревает в шерстяной клетчатой дорожке, лежащей на них. Однако мы не торопимся.

На втором этаже находится столовая и зал. Мы останавливаемся около старого латунного телескопа, установленного в нише, и по очереди смотрим в него. Слева от замка широкая полоска белого песка, прямо напротив - скалистый берег, покрытый слоями темных отложений, напоминающих мне обугленные челюсти.

Вода поразительно чистая, пятна бирюзы постепенно расплываются, и вода становится практически лазурного цвета. От чего возникают мысли о том, что мы где-то в Средиземном море, но вода на ощупь ледяная, и нет ничего, кроме буровых вышек и рыболовных судов, пока не попадешь на побережье Норвегии.

Мы садимся в одном из залов, радуясь тому, что он пуст.

Потолки, должно быть, высотой футов двадцать, на стенах узорчатые обои и бра. На самом деле, здесь действительно чувствуешь себя как дома - со всеми буфетами, мягкими диванами, каминами, украшенными фотографиями замка, и мерцающими свечами в каждом окне, действительно создается впечатление, что мы находимся в доме какого-то богатого лорда. У одного из больших окон даже стоит пианино, и я быстро направляюсь к нему.

— Ты играешь? — спрашивает Джессика, садясь в конце скамьи.

— Не совсем, — говорю ей и осторожно прикасаюсь к клавишам. Я знаю лишь несколько песен, и большинство из них не известны. В юности, в Глазго, я иногда играл на синтезаторе за небольшие дополнительные деньги, обычно для шоу друга. У них ничего не вышло, так что это не имеет значения.

— А ты?— спрашиваю я.

— Нет. Но я бы хотела. Всегда думала, что в моем доме будет пианино. Даже если бы я никогда не научилась играть, просто чтобы мог играть кто-нибудь из гостей. Музыка успокаивает душу.

Слова вертятся у меня на языке, но я не смею произнести их.

Переезжай ко мне, и я куплю тебе пианино. Я куплю тебе что угодно, для тебя и твоей души.

Не уверен, видит ли она это в моем взгляде или нет, а если и видит, то для нее, вероятно, это слишком. Она внезапно извиняется, говоря, что хочешь взять телефон и отправить сообщение Кристине. Связь не ловит здесь и рядом, а Wi-Fi есть лишь в номерах. Хорошо. В любом случае, персонал принесет нам напитки.

Только они все не приходят. Я встаю, собираюсь отправиться на поиски одного из них, может быть, найти немного виски для нас двоих, когда слышу крик, а затем неуклюжий, наполненный болью звук кого-то падающего.

Твою мать.

Практически перепрыгиваю через кушетку, пытаясь выбежать из комнаты в главный зал, и вижу Джессику, лежащую у лестницы, ее трость валяется на пару ступенек выше.

Второй раз за сегодня я опускаюсь на колени и притягиваю ее к себе.

— Джессика, — кричу я.

Но, в отличие от падения, которое было раньше, сейчас все серьёзно. Из ее носа идет кровь, она в шоке потирает свои ноги, не в силах открыть глаза.

— Лежи спокойно и не двигайся, — приказываю ей. — Тебе нужно оставаться неподвижной. У тебя могут быть травмы, о которых ты не знаешь.

Два сотрудника отеля в панике присоединяются к нам, спрашивая, вызвать ли скорую.

Джессика качает головой.

— Моя трость, — бормочет она. Открывает глаза, смотрит на меня, снова и снова моргая. — Она зацепилась за покрытие на лестнице, и я упала.

Мое сердце замирает, но я отмахиваюсь от этих эмоций.

— Позволь мне посмотреть, — прошу я, снова вытягивая голову, чтобы лучше видеть. Джессика лежит, ее здоровая нога находится под больной. Шина вот-вот спадет, но пока держится. — Где болит? Вот, откинь голову назад. — Я вытаскиваю из кармана салфетку, которую взял с обеда, и наклоняю ее голову назад, чтобы остановить кровь.

— Везде, — говорит она. — Плечи... ой, бедра. Я знаю, что делать. У меня уже было такое. Нога немного болит, но не думаю, что слишком повредила ее.

— Вызвать врача? — спрашивает блондинка с ресепшн. Она кажется испуганной, может быть, больше из-за возможного судебного процесса, чем взволнованная благополучием одного из ее гостей, но, конечно же, во мне говорит циник. Здесь, в отдаленном районе Севера, шотландцы более чем искренние.

— Нет, — говорю им, продолжая смотреть на Джессику, убеждаясь, что она держит салфетку у носа. — У нее будет синяк, но думаю, это все.

Джессика кивает, смотрит на них и улыбается улыбкой, достойной Оскара.

— Со мной все будет хорошо, — говорит она. — Мне жаль. Я не привыкла к этой трости, и слишком поторопилась.

Смотрю на них.

— Я отведу ее в номер. Но если вы хотите принести нам бутылку виски в качестве компенсации, мы будем признательны.

Девушки кивают, радуясь, что все проблемы будут улажены лишь бутылкой «Макаллана», и спешат в кладовку.

Я поднимаю Джессику на руки и поднимаюсь по лестнице, наклоняясь, чтобы по дороге захватить ее трость. Мы добираемся до комнаты, и я осторожно кладу ее на кровать. Несколько мгновений спустя одна из девушек появляется с бутылкой виски пятнадцатилетней выдержки, которую я с удовольствием принимаю.

— Сейчас, — говорю Джессике, снимая стакан с полки над камином. На улице темнеет, небо затянуто облаками. Я быстро наливаю нам два стакана, затем подхожу к кровати и вручаю один ей.

— Спасибо, — шепчет она, прежде чем откидывается назад и проливает виски на покрывало.

Не говоря ни слова, вручаю ей свой полный стакан, а затем приступаю к осмотру ее тела. На ней леггинсы до колен и длинный шерстяной свитер, так что трудно осмотреть тело полностью. Я заставляю ее снять свитер и вижу проявляющийся на плече синяк. Спускаю ее лосины и вижу фиолетовые пятна, проявляющиеся на бедрах, а затем и на колене. К счастью, пострадала лишь здоровая нога.

— Что ж, при падении пострадала эта сторона, — говорю ей, опуская ее свитер, пока она допивает виски из моего стакана. — Уверен, у тебя несколько дней будут синяки, но ты ничего не сломала, кровотечение из носа остановилось, и, думаю, твоя нога будет такой же, как и прежде.

— Имеешь в виду больной и бесполезной? — спрашивает она, ее голос монотонный.

— Эй, — говорю ей, беря ее за подбородок и поворачивая лицом к себе. — Перестань так говорить. Я серьезно. Ты не хочешь, чтоб люди жалели тебя, но тогда и сама должна перестать вести себя так, как человек, которого хочется пожалеть.

Слова просто выскальзывают. Я не хотел говорить так резко, хотя это полная правда. Ей это не нравится. Она замирает, рот раскрывается.

— Не думаешь, что мне будет больно, когда я просто упаду с долбаной лестницы? — вскрикивает она, глаза полны злости. — Считаешь, я должна просто не обращать на это внимания?

— Да, — говорю ей, зная, что уже разозлил ее. — Ты должна встать и справиться с этим.

Она шокирована моими словами.

— Я встала. И справляюсь с этим.

Я смотрю на нее.

— А если бы я не пришел, долго бы ты сидела там, на полу. Я про оба раза.

Она прищуривается.

— Не думаю, что мне нравится эта твоя сторона засранца.

— Это не моя сторона.

— Весело играть в адвоката дьявола, когда сидишь в баре, а не когда приходиться иметь дело с чертовой трагедией. Считаешь, что подобное дерьмо может произойти с кем-то и этот кто-то не должен чувствовать? Что-то случилось с тобой, что-то заставило тебя упасть на колени. — Внутри меня все цепенеет. — Лишь потому, что ты так чертовски хорошо скрываешь это, держа в себе, не значит, что я могу вести себя так же. Ладно, может быть, я в последнее время немного зла и раздражена, ну и что, подай на меня в суд. Справляюсь с этим как могу.

Делаю глубокий вдох через нос. Она права. Я знаю, как похоронить боль глубоко в себе, а она этому еще не научилась, не так, как я. И это, наверное, хорошо.

— Прости, — говорю ей, забирая с кровати пустые стаканы и ставя их на тумбочку. — Я лишь хочу, чтоб ты сохранила оптимизм. Ненавижу видеть тебя такой.

— Знаешь что, Кейр? Я тоже ненавижу видеть себя такой. Думаешь, мне нравится каждый раз превращаться в ноющую стерву, когда ситуация становится тяжелой? А вот и нет. Терпеть не могу быть такой. Из-за чего я начинаю ненавидеть себя, и затем порочный круг продолжается.

Скрещиваю руки на груди, желая иметь возможность сделать что-то.

«Ты виноват в этом, — думаю я. — Если бы ты стал таким мужчиной, которым твой отец хотел, чтоб ты был, ты бы мог поговорить, исправить все. И тогда бы Льюис никогда не отправился туда со своим ружьем».

Игнорирую эти мысли. Я не могу пойти по той же дороге, по которой идет она.

— Прости, — говорю я снова, но она отворачивается от меня, тем самым говоря мне, чтоб я отвалил. Если бы я знал Джессику чуточку лучше, я бы понял, это знак мне отступить или наоборот продолжать. Но я не знаю. Несмотря на все то, что я чувствую к ней, она все еще загадка для меня.

Решаю действовать осторожно, хотя у меня такое чувство, что невозможно не рисковать и действовать осторожно, когда дело касается отношений.

— Пойду, приму душ, — сообщаю ей и иду в ванную, закрывая за собой дверь, но на всякий случай не запирая ее на замок, вдруг она поменяет мнение и решит присоединиться ко мне. Хотя первое, что я сделал бы, заставил ее принять ванну. Если бы только в этом отеле была английская соль.

Намыливаю волосы, когда, вроде как, слышу, как хлопает дверь в комнату. Полагаю, это другая дверь в коридоре. В замке ведь не очень хорошо со звукоизоляцией.

Но когда заканчиваю, оборачиваю полотенце вокруг талии и открываю дверь в спальню, она пуста. Джессика ушла. И полупустая бутылка виски лежит на кровати.

Господи, она выпила слишком много. Поднимаю бутылку, ставлю ее на каминную полку и тут слышу звук. Подхожу к нише и открываю одно из окон, выходящих на море.

Джессика находится на пляже внизу, гладкий каменистый отрезок у воды.

— Эй! — зову ее. — Какого черта ты творишь?

Но ветер приглушает мой голос. Джессика не оборачивается. Вместо этого она шагает вдоль скал, пока не оказывается у края воды, несколько раз ее трость практически соскальзывает.

Господи. Сейчас случится катастрофа.

— Не иди дальше! — на всякий случай кричу я, вдруг она услышит меня. — Вернись, ты навредишь себе.

Последнее, что ей нужно, упасть там. Скалы острые и неровные, а она и так уже с трудом сохраняет равновесие.

Возвращаюсь в комнату, собираясь закрыть окно, когда происходит немыслимое.

Джессика бросает трость на землю.

Девушка, полностью одетая, прыгает с края скал в воду и с плеском исчезает.

— Джессика! — кричу я и на долю секунды замираю, боясь, что она может не всплыть. Это та доля секунды, которая легко могла бы поставить на мне крест, та же, которая предопределила будущее моих людей. Я долго ждал, боясь высказаться. Здесь же, я слишком долго ждал и смотрел.

Она не всплывает, вода слишком холодная.

Ну, давай, всплывай, давай же.

Но тут ее голова показывается из воды, и она начинает плыть.

Прочь от берега.

Еще хуже.

Я даже не тружусь надеть брюки. Выбегаю в полотенце, вниз по главной лестнице замка и на улицу, к берегу. Все это время я не вижу ее и боюсь, что происходит сейчас, когда я не могу наблюдать за ней. У меня перед глазами стоит ее тело, лежащее на воде, бледное и безжизненное, волосы кружатся вокруг нее, как красные водоросли.

Бегу за угол замка и наконец вижу воду. Автоматически осматриваю береговую линию и, когда не вижу Джессику, на меня накатывает тошнота. Меня научили не паниковать, но никогда не готовили к кому-то вроде Джессики.

Затем я вижу крошечную голову на расстоянии, по крайней мере, в сотне футов от меня. Должно быть, она плыла очень быстро.

— Джессика! — кричу я, размахивая руками, пока бегу к береговой линии, скалы жалят мои босые ноги.

Она не отвечает. Она настолько далеко, что я не знаю, вижу ли ее лицо или затылок. Но понимаю, что ее голова начинает уходить под воду. Какой бы адреналин не был у нее в начале, она начинает слабеть.

Выбора нет. Я даже не думаю. Просто срываю полотенце и направляюсь в воду.

Вскрикиваю, потрясенный, когда мои ноги оказываются в воде, и не из-за острых краев, а от сильного холода. Ощущения такие, словно я хожу по кубикам льда. Но это не имеет значения. Нет времени даже чувствовать. Я вхожу по бедра, пока камни не сменяются мягким песком, а затем оказываюсь полностью в воде.

Вода - это нож. Один большой холодный нож, прорезающий свой путь сквозь меня. Мои легкие горят, сердце практически замирает, мысли замерзают. На одну ужасную секунду холод овладевает мной, и я сделаю все, что он мне скажет.

Затем я прихожу в себя.

Трудности не страшат.

Пришло время доказать это.

Я начинаю плыть, ворча сквозь ошеломляющую боль. Руки и ноги работают в ускоренном темпе, пока я плыву за Джессикой. Я делаю все легко, не прилагая особых усилий, хотя знаю, это потому, что больше не чувствую ног. Что многое облегчает.

Я приближаюсь, пытаясь следить за ней, пока усиленно гребу, чтобы убедиться, что она не тонет. Я не знаю, что бы я сделал, если бы она оказалась под водой. Погрузился бы под воду, чтобы найти ее, даже если мне придется делать это вечность.

Но она все еще там, и когда я наконец оказываюсь рядом, она начинает медленно уходить под воду.

— Джессика, — задыхаюсь я, легким не хватает воздуха. Я хватаю ее и тяну к себе. — Джессика.

Она едва ли понимает меня и ничего не говорит. Глаза остекленевшие, не сфокусированы, кожа бледнее, чем обычно.

Я быстро оглядываюсь в сторону берега. Замок кажется невероятно далеким. Понятия не имею, как я справлюсь. Но я должен.

Затаскиваю ее себе на спину, оборачивая ее руки вокруг своей шеи.

— Пожалуйста, держись, — говорю ей, пытаясь плыть.

Она делает то, что я прошу, она ослабла.

— Я пыталась увидеть, — бормочет она, ее голова лежит на моей спине. — Пыталась узнать, может там есть что-то лучшее.

Из-за безнадежности в ее голосе я едва ли предаю значения ее словам. Но все же они жалят меня, попадая в больное место.

Какое-то время я не уверен, что способен на это. Я сильный. Мне приходилось проходить безумные тесты на выносливость, и даже, если мое тело уже не та машина, каким оно было в армии, я знаю, что способен на большее, чем среднестатический качок в спортзале.

Но сейчас все по-другому. Сейчас мое тело работает на износ, задействуя каждую частичку. Это сложная задача, которую, кажется, невозможно преодолеть, тем более, что замок, кажется, не приближается, как быстро бы я не плыл со своим драгоценным грузом.

Затем, наконец, я вижу его.

Каменные стены маячат передо мной, ноги касаются берега, хотя я ничего не чувствую. Я почти падаю, камни впиваются в руки и колени, но мне удается вытащить Джессику.

Оказавшись на траве, я тут же укутываю ее в полотенце и продолжаю нести внутрь, держа ее на руках. Я голый, почти синий, но это не имеет значения.

Каким-то образом нам удается подняться по лестнице незамеченными. Или, может быть, они видят нас, но слишком боятся привлекать внимание, рискуя сделать что-то не так. Я знаю, первое, что мы сделаем утром, уберемся, нахрен, отсюда.

Но когда я осторожно опускаю Джессику на кровать, меня поражает ужасная мысль, что я был в нескольких секундах от того, чтобы больше не было никакого другого утра для нас. Еще бы одна лишняя минута в душе, еще одна секунда раздумий, бежать ли за ней, и она бы утонула.

Я быстро укутываю ее в одеяла, моя подготовка пригодилась. Хотя в Афганистане я не имел дело с переохлаждением, риск все еще был, учитывая, насколько холодно там, в горах.

Хотя сейчас все не так уж экстремально, поэтому, после того, как она укрыта так, что не может двигаться, я ставлю чайник и делаю ей чай. Как только она начинает немного согреваться, я меняю одеяла на ее одежду, которую повесил на батарею, чтобы нагреть, и сухие простыни из шкафа.

А затем, конечно же, занимаюсь собой. Легко игнорировать симптомы и просто сосредоточиться на ней, но без меня рядом, она бы не справилась. Я быстро переодеваюсь в сухую, чистую одежду, натягивая столько, сколько могу, и устраиваюсь в постели рядом с ней с горячим чаем для нее. Как бы соблазнительна не была мысль о горячем душе, я знаю, что, если приму его, организм будет слишком шокирован. Все необходимо делать медленно и постепенно.

— Кейр, — шепчет Джессика рядом со мной. Я смотрю на нее, ее лицо едва выглядывает из-под простыней.

— Да, Рыжик?

— Что находится на дне моря?

Задавая такой вопрос, она говорит, словно маленькая девочка.

— Смерть, — отвечаю ей. — И тебя там нет.

Воздух между нами, кажется, сгущается, пауза или, может быть, просто вечное молчание. Если у нее и есть что сказать на это, она не отвечает.

Глава 13

Джессика

Шотландия прекрасна.

А вот внутри меня нет ничего прекрасного.

Кейр за рулем, узкая дорога виднеется под блестящим капотом старинного «Ягуара». Мы рано уехали из замка в Вике. Кейр сказал, мы сделали так из-за того, что у нас впереди длинный путь до нашего следующего пункта назначения - сегодня мы едем по северному побережью - но я знаю, это потому, что он не мог дождаться момента, чтобы вытащить меня оттуда.

Я не собиралась спорить. Хотела бы я обвинить замок и сказать, что он был виноват в том, что произошло, ведь есть призрак «Леди в зеленом», который, по-видимому, посещает его. Но я не могу обвинять в произошедшем кого-то, кроме себя. Замок прекрасен, и я была очень рада посетить его. Мне просто жаль, что я не смогла подольше цепляться за эту радость.

Прошлая неделя была борьбой. Дополнительные сеансы физиотерапии с Кэт отняли у меня много сил. И я нетерпелива. Я очень сильно хочу вернуться туда, где была; снова преподавать йогу, жить самостоятельно. Но, как я доказала на днях, я все еще не могу делать даже основные упражнения. И что получается?

А получается вот что: я здесь с мужчиной, который заботиться обо мне, но все же не хочет мириться с моим дерьмом. Должна сказать, мне было больно слышать от него вчера те слова. Я всегда говорила, что мне нравится быть рядом с Кейром, потому что он честен, и не нянчится со мной. Не видел мои недостатки.

Все так и есть, даже сейчас. Но вот что я поняла вчера - если он думает, что я веду себя, как плакса, он скажет мне об этом. Он позволит мне пожалеть себя, а потом быстро приведет в чувство.

Конечно, моему эго это не понравилось, а оно и так уже стояло на зыбкой почве (простите за каламбур). Я скользнула в темную, влажную дыру, лелея свои раны, которые причиняют больше боли внутри, чем снаружи. Моя гордость пострадала: сначала он обнаружил меня на полу в Инвернессе, плачущую, потому что я не смогла принять долбанную позу йоги, а затем, когда я упала с лестницы в замке. Слава богу, никто не видел мое падение, но это не имеет значения. Я показала, насколько слаба.

Я не думала. Просто выпила несколько стаканов виски подряд, пока переживала из-за Кейра, в то время как он принимал душ. А потом решила, что мне нужно выбраться оттуда.

Я не хотела прыгать. Не поэтому я пошла на пляж. Я просто искала выход, хотела сбежать. Вся поездка должна была стать побегом, но я забыла, что я была не одна. Порой невозможно убежать от себя.

Следующее, что я поняла, я плавала, пока у меня не осталось сил. Я остановилась, вокруг меня было лишь море, и просто посмотрела вниз на свои ноги, какими свободными они ощущались. Вода была прозрачная, и мне казалось, что я стою на суше, жизнерадостно гуляя без боли, чернильные глубины далеко подо мной.

Я едва помню, как Кейр вытащил меня из воды. Лишь помню, что было холодно. Очень холодно. В некотором смысле мне это нравилось, потому что чем дольше я оставалась там, тем меньше я чувствовала.

Прошлой ночью я заснула, завернутая в одеяла, Кейр был рядом со мной. Никто из нас особо не разговаривал друг с другом и мы, конечно же, не упоминали о том, что произошло, и теперь ситуация в машине весьма напряженная. Судя по темным кругам под глазами и сдержанности в его поведении, предположу, что он вообще не спал.

Не уверена, что можно чувствовать себя хуже, чем вчера, но это так. Мое тело болит - один бок пострадал от падения – и, что еще, я чувствую себя ужасно из-за того, что Кейр был вынужден спасти меня, рискуя своей собственной гребанной жизнью, чтобы еще и иметь дело со всем моим глупым дерьмом.

Погода тоже не способствует улучшению моего настроения. Солнце светило совсем недолго, когда мы остановились в маленькой деревушке Джон О'Гроатс, но там я ощущала странное опустошение, когда смотрела на Оркнейские острова в холодном море. Как будто мы были на краю земли и вот-вот упадем.

Затем появились облака, и пошел дождь. Мы вернулись в машину и продолжили путь, направляясь на запад вдоль северного побережья. Дорога идет мимо множества восхитительных белых и золотистых песчаных пляжей, которые не ожидаешь найти в Шотландии, особенно на севере, но учитывая ливень, стучащий в окна, поехать на пляж было бы не очень весело.

Только мы проезжаем через город Терсо, и пейзаж начинает меняться. Как и дорога. Она становится узкой, однополосной с расширенными участками, называемыми «места разъезда», где вы должны притормозить, чтобы позволить встречному транспорту проехать мимо. Похоже на игру «Кто первый струсит».

Земля становится мягче, теперь это цепь торфяных холмов, с одной стороны уходящих к морю, с другой превращающихся во внушительные горы. Их верхушки не острые, а плоские. Облака - светлые наверху и темные внизу - быстро двигаясь, собираются между холмами.

Мы останавливаемся около города Тонг для обеда, довольствуясь быстрым и жирным перекусом в пабе отеля. Разговор по-прежнему не клеится, и я начинаю волноваться, что потеряла связь с Кейром. Несмотря на то, что мы вместе в этой поездке, хотя он и придумал ее для меня, страх окутывает мое сердце. Что, если я зашла слишком далеко? Что, если я в таком беспорядке, что он не в силах справится с ним. Я знаю, у него тоже есть проблемы, так как я могу ожидать, что при столкновении моих и его проблем, все будет хорошо?