Долгая дорога в дюнах-II

Глава 4

Машина летела по пустынному ближе к вечеру шоссе. Первый сидел за рулем сам. Стрелка спидометра медленно, но неуклонно клонилась к ста, но вел он уверенно, даже чуть небрежно, явно получая удовольствие. Он был еще очень молод, лет тридцати, не больше, и метил, конечно, гораздо выше и дальше заурядной должности первого секретаря райкома. Его карьера только начиналась. Она представлялась ему ясной, как это шоссе с четкой разметкой, убегающее за горизонт.

Молчаливый и сосредоточенный Артур сидел рядом. Первый мельком взглянул на него. Они были вдвоем в машине.

— Поймите меня правильно, Артур Янович, по-человечески мне тоже очень неприятна вся эта история. Без году неделя, как говорится, в должности — и уже конфликт. Не хотелось бы начинать с этого. Тем более конфликтовать приходится с вами, заслуженным человеком, ведь ваше хозяйство — гордость района. — Голос у Первого был ровным, благожелательным, таким же, как сам секретарь — невозмутимый аккуратный блондин с равнодушными и оттого беспощадными глазами.

— Все же я полагаю, вы направляете ко мне комиссию за комиссией не затем, чтобы лишний раз порадоваться достижениям колхоза? — мгновенно среагировал Артур. Он ждал и гадал, как Первый начнет разговор, но, независимо от этого, решил сразу играть в открытую.

— Что ж, вы правы. — Первого несколько смутила такая прямота. — К сожалению, мой предшественник допускал серьезные ошибки, не проявлял должной принципиальности в некоторых вопросах… Конечно, это не могло не сказаться и на работе вашего хозяйства.

Чтобы продлить паузу, Первый протянул руку и щелкнул клавишей магнитофона, вмонтированного в переднюю панель. Теперь слышалось только ровное гудение хорошо отлаженного двигателя. Артур промолчал, ни словом не обмолвился о снятом полгода назад руководителе райкома.

— Мой долг… Наш с вами долг, Артур Янович, выявить и искоренить просчеты.

— Надо отдать вам должное, вы рьяно взялись за дело.

— Именно так, — не захотел услышать иронии Первый. — Но не считаю вас своим противником. Более того, не хочу, чтобы вы оставались в стороне.

— То есть? — искренне удивился Артур. — Вы что, предлагаете мне на самого себя клепать?.

— Это совершенно лишнее, — ласково улыбнулся Первый. — Фактов и так набралось предостаточно. Весь вопрос в том, как к ним отнесется уважаемая комиссия. — Он бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и продолжал. Или как смогу расценить их я, будучи членом той же комиссии. Вы ведь не первый год на руководящей работе, опытный хозяйственник, и должны понимать, что это значит.

Под колесами зашуршал гравий, защелкали по металлу камешки. Машина остановилась на обочине.

— А, теперь я, кажется, понимаю, для чего мы так безбожно превышали допустимую скорость — чтобы приотстал наш пышный эскорт.

Они вышли из машины. В сосновой роще через дорогу быстро сгущался фиолетовый сумрак.

— Только, по-моему, ни к чему, Раймонд Гунарович, весь этот дешевый детектив. Давайте откровенно: вам нужна моя безоговорочная лояльность или добровольная отставка?

— Не торопитесь, — усмехнулся Первый, и его белесые брови приподнялись. — Вы, конечно, понимаете, я искренне заинтересован решить все здесь, на месте. Я даже надеюсь, что у нас отпадет надобность докладывать в Ригу. Это ведь больше в ваших интересах, чем в моих. — Он многозначительно глянул на Артура и пошел в сторону рощи, давая возможность председателю обдумать последние слова, по-видимому, самые главные.

Страстно заливались в предвкушении ночи лягушки. Бледный туман, тихое дыхание задремавшей земли, наползал на тяжелые от вечерней росы травы, сбивал с толку обманчивыми видениями. Все вокруг казалось фантастическим, нереальным. Колдовство сумерек изменило все, что было обыденным и знакомым днем. Оборотням да лешим бродить бы по этим извилистым тропкам в такой обманчивый час.

Шли размеренно, неторопливо. Оберегая начищенные ботинки, Первый выбирал дорогу посуше.

— Я понимаю, — без упрека в голосе рассуждал он, — с Путнынем вам жилось вольготнее. Он на многое просто закрывал глаза. Естественно, меня вы теперь считаете чуть ли не личным врагом.

— Ошибаетесь, Раймонд Гунарович, не личным, а врагом дела, за которым и я, и сотни других людей.

Гулко ахнула птица в чаще, захлопала крыльями.

Первый остановился, равнодушные глаза его сузились. Артур ожидал вспышки гнева, но Круминьш оказался куда как выдержанным. Только головой покачал.

— Вот-вот, Артур Янович, настораживает меня такой ваш подход. «Мое дело», «мое хозяйство», отрыжки кулацкой философии, — ход был тонкий: Первый давал понять, насколько он выше любой личной неприязни. — С хозяевами мы разобрались еще в семнадцатом.

Давно бы привыкнуть, но Артура приводила в бешенство такая наглая демагогия.

— А сейчас добиваете! Лучше всех знаете, когда и что сеять, где строить, как ловить! Зерно гноим, рыбу за борт вываливаем! Вы ее даже принять не можете. И все системы работают нормально, — передразнивая дикторов радио и телевидения, сорвался-таки Артур. — Да еще в чужом кармане любите считать — не дай бог, кто-нибудь из нас лишнюю копейку заработает!

Банга понимал, что его ярость бессильна и бесполезна, но она была единственным облегчением для униженного человека.

— Копейку? — насмешливо переспросил Первый. — Нет, Артур Янович, тут, пожалуй, не копейкой пахнет. Я думаю, вам хорошо знакомы последние документы партии. Или у вас особое мнение по их поводу?

— Да, особое, — напрямик резанул Артур. — Мы с соседями сидим на одном берегу, у одного моря. Когда начинали, они побогаче нас были, а теперь… У вас забота о том, чтобы не дело поправить, а районные показатели. И красиво выглядеть!

За разговором они вышли на небольшую поляну и здесь остановились. Вокруг только сосны и тишина. Как будто и нет в полукилометре широкой современной автострады. И вообще ничего нет, кроме безгрешной, чуждой людским страстям природы. Нелепыми, как в сюрреалистическом видении, казались здесь, в спокойном первозданном мире деревьев, травы, глухих лесных сумерек, эти двое в строгих пиджачных парах, крахмальных сорочках под галстук. Но люди не замечали своей нелепости и неуместности.

— Так вот, я согласен с ними объединяться, но сперва пусть сделают то, что давно могли сделать. Опыта своего мы не скрываем — берите и учитесь. А плодить захребетников — не есть партийная позиция. Вот такое у меня особое мнение.

— Значит, опытом поделиться согласны, — Круминьш сделал небольшую паузу и как бы невзначай бросил: — А как насчет шведской снасти?

— Что-что? — насторожившись, переспросил Артур, явно застигнутый врасплох.

Первый сразу почувствовал это и не упустил случая дать почувствовать председателю всю шаткость и щекотливость его положения.

— А то, что произносить красивые слова можно, имея на это моральное право и чистые руки… Кстати говоря, хороший хозяин рыбу за борт не выбрасывает. Хотя о чем я — существует комиссия, коллектив, и вам придется ей давать самые подробные объяснения. Думаю, выводы последуют соответствующие… Объективные, — не без издевки добавил Первый.

Но Артур еще не понял, не оценил, насколько тут глубоко копнули. Его лишь разозлила двусмысленность слов Первого.

— Я готов дать любые объяснения, но только не вам — это уже была откровенная дерзость, — а компетентным специалистам, которые относятся к своим служебным обязанностям как профессионалы, а не жонглеры цифрами, директивами и прочими бумажонками. — Он круто развернулся и пошел назад, к машине.

Сквозь деревья уже виднелось шоссе, когда, шагая крупно и размашисто, Круминьш нагнал Артура. До опушки оставалось несколько десятков метров.

— А вы не думаете, что эти объяснения могут оказаться для вас не таким простым делом, каким оно представляется сейчас?

— Семь бед — один ответ, — безразлично отозвался Артур. Для него разговор был окончен.

— Как знать!

На обочине возле оставленной Круминьшем «Волги» стояли еще две таких же машины. В свете фар маячили силуэты неторопливо прохаживающихся мужчин. Один из них был в прокурорской форме. Он недовольно взглянул на Круминьша. Больше никто не выказал удивления по поводу длительного отсутствия двоих. Молча стали рассаживаться по машинам. Заминка вышла, когда Артур собрался сесть к Круминьшу, с которым ехал с самого начала. Лысеющий прокурор указал ему на распахнутую дверцу своей машины.

— Нет, попрошу вас в нашу машину, Артур Янович.

Артур непонимающе оглянулся, но «Волга» Первого уже рванула с места. Председателю ничего не оставалось, кроме как выполнить весьма корректный приказ.

Глухо шумел ветер в вершинах сосен. Эдгар шел один. Вдалеке еще догуливала свадьба, слышались песни и смех. В ночном небе вспыхивали одна за другой зеленоватые звезды. На прощание опять палили из ракетниц.

Луч света неуверенно зашарил по стволам сосен, накатил издали стрекот мотоцикла. Генератор работал плохо, поэтому свет пульсировал, то исчезая, то появляясь снова. Когда мотоцикл лихо тормознул рядом, Эдгар даже присвистнул от удивления. За рулем уверенно восседал Валдис. А ведь только что еле на ногах держался.

— Слушай, родственник, — не глуша мотора, крикнул он, — давай быстро в правление! Тебя по междугородке вызывают. Обзвонились, даже дома искали…

— Меня? Откуда? — От волнения у Эдгара даже горло сжалось. Неужели Лилька?

— А хрен его знает. Баба какая-то бормочет в трубку, ничего не понять.

— Где правление? В какую сторону? — и, не дождавшись ответа, Эдгар бросился в темноту.

— Стой, чудик! — Валдис развернул машину на заднем колесе и мигом догнал его. — Садись, подброшу.

Эдгар колебался, всматриваясь в водителя строже инспектора ГАИ.

— А ты как, вообще, нормально на этой штуке?

— Эх ты, а еще вертолетчик! Не боись — земля рядом, и он лихо поднял на дыбы своего трескучего стального коня.

В полупустой комнате Эдгар сразу увидел на столе черный обшарпанный телефон, рядом лежала снятая трубка. Он так резко схватил ее, что чуть не уронил аппарат.

— Лилька! — закричал он срывающимся от нетерпения голосом. Трубка молчала. — Алло! Лиля, это ты?

— Нет, это не Лиля, — неожиданно прорезался строгий женский голос. Видимо, на том конце только что подняли трубку.

— А вы, если не ошибаюсь, товарищ Банга?

— Да-да, Банга!

— В таком случае минуточку. Сейчас с вами будет говорить товарищ Минк.

— Кто-кто? — оторопел Эдгар.

— Игорь Евгеньевич Минк, — терпеливо повторила женщина.

— Сам Главный конструктор? — не удержался Эдгар, хотя прекрасно понимал, что задает идиотский вопрос.

— Простите, молодой человек, вы нормально себя чувствуете? — недоверчиво поинтересовалась женщина. — Сможете говорить с Главным?

— Да-да, спасибо, то есть извините. Я в полном порядке, соединяйте.

Устало откинувшись в глубоком кожаном кресле, Игорь Евгеньевич придвинул к себе стакан с давно остывшим чаем и поднял трубку городского аппарата.

— Ну, здравствуйте, молодой человек…

Уютно, по-домашнему светила настольная лампа, полумрак скрадывал непомерность огромного кабинета. Минк говорил вдумчиво, без суеты, как говорят люди, привыкшие к тому, что на другом конце провода их внимательно слушают.

— Как отдыхаете? Еще не надоело?.. Так-так… А чем намерены заняться?.. Ах, не решили, — он засмеялся чему-то. Смех у него был сдержанный, суховатый, но приятный. — Нет, после твоей акробатики Дубов тебя на выстрел к заводу не подпустит. — За разговором Минк времени не терял. Пошарил рукой среди разбросанных на столе чертежей, выудил один и принялся его разглядывать. На лице Главного появилось выражение сосредоточенного недовольства. — Вот что, Эдгар… Ничего, если я так буду?.. У меня к тебе, видишь ли, довольно необычная просьба или предложение, уж и не знаю… Но для этого нужно, чтобы завтра ты непременно был у меня… Ну если, конечно, у тебя не предвидится ничего более существенного, — иронично добавил Минк. Ему хотелось, чтобы это больше смахивало на авантюру, чем на деловое предложение. Да, собственно, авантюрой и в самом деле попахивало здесь сильнее. — Как тебе сказать, Эдгар, это даже не мне, а тебе нужно… Ты, кстати, не слишком много сегодня принял?.. Ну, ладно-ладно, он понимающе усмехнулся. — Тогда, значит, завтра в шестнадцать ноль-ноль должен быть у меня. Да, выбритый и накрахмаленный. В шестнадцать и ни минутой позже. Насчет билета пойди к начальнику аэропорта…

С трубкой, прижатой к уху, Эдгар стоял онемевший и растерянный — слишком уж круто все поворачивалось. Он только кивал в ответ на пояснения Главного. Задавать вопросы в такой ситуации было бестактностью — ясно, что не к теще на именины приглашают.

Минк уловил его замешательство и сомнения.

— Ну, что замолчал? Озадачил я тебя?.. Ничего-ничего. Знаешь, когда судьба стучится в дверь, мужчина не вправе прятаться, а должен смело выходить ей навстречу… До завтра.

Он положил трубку и, подумав секунду, нажал клавишу на селекторном пульте.

— Виктор Иванович?

— Так точно! — не по-ночному бодро отозвался голос.

— Вы еще бдите?

— Так же, как и вы, Игорь Евгеньевич. Не каждый день правительственная комиссия наезжает. У всех должна голова болеть…

— Вы уж простите, Виктор Иванович, но я вам еще головной боли добавлю чуток. Мне нужно ввести одного человека в основной экипаж, не из наших… Вы не сможете побыстрее провести его по своим каналам?

— Надеюсь, он не американский шпион?

— Надеюсь, — не остался в долгу Минк. — Тут сложность вот в чем: через неделю он должен на комиссии представлять мою машину. Так что я очень прошу вас сделать все необходимое пооперативнее.

Динамик долго молчал. Потом принадлежащий Виктору Ивановичу голос заметил снисходительно:

— Разыгрываете, Игорь Евгеньевич. Его даже на аэродром никто не пропустит…

— Да нет, розыгрышем здесь не пахнет. Просто он отличный пилот. Я его уже вызвал.

— Игорь Евгеньевич, я вас умоляю… Давайте хоть на сей раз без экспериментов. Кто он такой — господь бог? Есть же два дублера, есть в конце концов целая эскадрилья проверенных подготовленных ребят…

Серьезное должностное лицо явно наслаждалось своей невидимой, но прочной властью над этакой важной птицей. Хотя Виктор Иванович не демонстрировал се, а даже наоборот — преподносил зависимым, подчиненным тоном. Но Минка это не раздражало — нужно уважать чужое удовольствие. К тому же как истинно интеллигентный человек он привык относиться терпимо к людским слабостям.

— Виктор Иваныч, уважьте стариковский каприз. Раз в шестьдесят лет могу я себе позволить? Для меня этот парень как талисман, что ли…

— Как не уважить, товарищ Минк, вы царь и бог… Вам все позволено! — нагло льстило должностное лицо, отлично знавшее, кому и сколько позволено. — Это я, бессловесный исполнитель, могу только по инструкции. Вверх-вниз, как муха на булавке, — мялся Виктор Иванович, не зная, как подать свое согласие.

— Ну, вот и хорошо. Чувствую, что убедил вас, — помог ему Минк, чтобы закончить наскучивший уже разговор. Он, конечно, ни секунды не сомневался, что все будет так, как нужно ему.

В доме было темно. Эдгар вынул из знакомой щели ключ, отпер дверь. Тихо вошел, зажег свет. В спокойном уюте обжитого дома мигом спала его нервная торопливость… Так и не пришлось ему побыть под родительской крышей.

Собраться — минутное дело. Фуражка на вешалке, чемоданчик так и валяется нераспакованным. Но Эдгар медлил, прислушивался, перебирая в уме все события сегодняшнего дня. Потоптавшись, он все же чуть приоткрыл дверь в родительскую спальню. И увидел аккуратно застеленную постель, к которой никто не прикасался. Эдгар поставил чемоданчик на пол, взглянул на часы — половина второго. Прошел в гостиную, включил люстру.

— Отец! — позвал он робко, как ребенок в лесу, который еще не понимает, что заблудился.

На диване валялся китель. Тот самый, в котором был отец, когда они встретились днем.

— Отец! — позвал он еще раз, но ему никто не ответил.

Машинально Эдгар взял в руки китель, накинул на спинку стула. Расправляя, будто слегка приобнял отца за пустые плечи. Еще раз взглянул на часы. Пора! И заметался, чувствуя, но не зная, что именно должен он сделать напоследок. Схватил клочок бумаги, начал писать: «Отец, не знаю…» Скомкал листок, швырнул его в вазу богемского стекла. Что-то вспомнив, бросился в ванную. На полке лежала плоская бритва. Он торопливо запихал ее в карман. Из огромного зеркала на него снова смотрело собственное отражение. Оно было уже не таким самодовольным и высокомерным, как утром. И, глядя на эту знакомую физиономию, Эдгар вдруг понял, что нужно сделать. Порывшись в коробках, нашел черный карандаш, который показался подходящим. Кроша мягкий грифель, он начал писать по-мальчишески размашисто, через все зеркало: «Отец, не обижайся…»

И в это время где-то в глубине дома раздались протяжные долгие звонки. На секунду Эдгар замер, прислушиваясь, — телефон. Опрометью бросился в отцовский кабинет, боясь, как бы трезвон не оборвался так же неожиданно, как начался.

— Алло! Алло, отец?..

На ходу Эдгар зажег лампу, и теперь она освещала небольшой самодельный парусник и фотографию Марты с белоголовым мальчуганом на коленях, стоявшую у края широкого письменного стола Артура.

— Отец! Хорошо, что позвонил! — торопливо и радостно закричал Эдгар. — А я буквально на минуту заскочил… Понимаешь, меня срочно вызывают в Москву… Да, улетаю, прямо сейчас. Я хотел сказать, — он старательно прикрыл трубку ладонью, чтобы отец мог расслышать каждое его слово. — Очень жалко, что мы с тобой так и… Ну, в общем, что все кувырком получилось… Да! Но ты не переживай, отец! Свадьба прошла на высшем уровне…

Эдгар прервался ка полуслове — видно, его резко перебили.

— Что-что? Откуда говоришь?.. Нет, я не понял… Как из Риги, почему?.. Слушаю внимательно… Да… — лицо Эдгара становилось все более мрачным и напряженным. — Что сказать матери? Но она… Она осталась на свадьбе. Я ее уже не увижу. Я забежал только вещи забрать. А что происходит? Зачем тебе понадобилось в Ригу? Тебя так ждали… Алло! Отец! Алло!.. Алло!..

Эдгар дул в трубку, тряс ее, но оттуда раздавались одни бесконечные короткие гудки. Под окнами настойчиво дудел мотоцикл. Дожидавшийся его Валдис несколько раз для напоминания включал газ, не понимая, чего там застрял его новый родственник. Но Эдгар продолжал стоять с трубкой в руке и слушал частые прерывистые гудки, словно старался и не мог уловить их загадочный смысл. Они походили на отчаянные, безнадежные сигналы бедствия откуда-то из ночи, из неизвестности — нервная ниточка живого пульса.