Дом под саваном

Глава третья

Посмотрев в окно, я впервые увидела, как выглядят болота днем. Зеленая равнина заканчивалась синей полосой моря, города-близнецы Рай и Уинчелси, соседствовавшие друг с другом, купались в лучах бледного осеннего солнца. Пейзаж выглядел мирно, безмятежно. Успокоившись, я повернулась и вызвала с помощью колокольчика Мари-Клер.

Однако вскоре я поняла, что чувствую себя не очень хорошо, и вернулась в постель.

— Попроси прислать мне поднос, — сказала я по-французски Мари-Клер. — Я хочу крепкий кофе и тонкий тост.

Она отправилась на кухню.

Я лежала на подушках и думала о том, что сумею к полудню набраться сил, одеться и спуститься вниз, когда в комнату вошел Аксель.

— Как ты себя чувствуешь сегодня?

Подойдя к кровати, он наклонился и поцеловал меня в губы. Я заметила по выражению его лица, что я очень нравлюсь ему. Если раньше это обрадовало бы меня, то сейчас я хотела избежать его прикосновений.

— Мне немного нездоровится, — честно сказала я. — Извинись перед семьей за меня, я спущусь вниз позже.

— Ты — хозяйка дома, — произнес он. — Ты не обязана объяснять свое отсутствие кому-либо, кроме меня. А я, разумеется, сожалею о твоем недомогании. Может быть, послать кого-нибудь в Уинчелси за доктором Солтером…

— Нет, это пустяк. Все пройдет к двум или трем часам дня. Я просто испытываю усталость и хочу немного полежать.

— Понимаю.

Он снова поцеловал меня и поднялся.

— Меня ждут дела, — произнес Аксель. — Мы с Виром едем верхом в Рай к адвокату отца, Джеймсу Шерману. Возможно, мы там задержимся.

— Ясно. Вы пообедаете в Рае?

— Может быть. Это зависит от того, сколько времени займут дела. Я скажу Элис, что ты нездорова, и попрошу ее сегодня продолжать присматривать за домашним хозяйством.

— О да… да, спасибо…

Я забыла о том, что отныне отвечаю за домашние дела. После ухода Акселя я задумалась о моей ответственности за то, в чем я плохо разбиралась. Что, если Элис откажется решать скучные хозяйственные вопросы? Внезапно в дверь постучали, и я увидела Элис.

— Джордж сказал, что тебе нездоровится, — с беспокойством в голосе сказала она. — Нам жаль тебя… если я могу чем-то помочь…

Она вопросительно замолчала.

Я заверила ее, как и Акселя, в том, что скоро поправлюсь, но озабоченность Элис не пропала.

— Если тебя тошнит, — сказала она, — у меня есть великолепный травяной сбор, который я всегда пью на первых месяцах беременности.

Я поняла, что произошло недоразумение.

— Нет, нет, — смущенно сказала я. — Причина не в…

Я замолчала.

— Ты не ошибаешься? Конечно, вы поженились недавно, но иногда… Если ты уверена, что дело не в…

— Абсолютно уверена, — сказала я с такой твердостью, что она, похоже, поняла, почему я хочу провести несколько часов в постели. В этот момент в комнату вошла Мари-Клер с кофе и тостом.

Я с облегчением подумала, что Элис теперь уйдет, но она, верно, решила, что я нуждаюсь в обществе, села на стул возле кровати и заговорила об обеденном меню.

— Я слышала, что Вир и Аксель, возможно, поедят в городе, — сказала Элис. — Остаемся мы, мать Вира, Мэри и Нед. Если Нед вернется. Он рано утром оседлал коня и уехал за болота.

Я молчала.

— Вир сказал, — произнесла Элис, — что вечером между Недом и Джорджем вспыхнула ссора.

— По-моему, сейчас все улажено.

— Бедный Нед. Ему так недостает Родрика.

Элис подобрала юбку и начала подниматься.

— Ну, мне пора проведать детей. Я должна дать тебе отдохнуть…

— Нет, пожалуйста, — внезапно произнесла я. — Останься, поговори со мной — конечно, если у тебя есть время… Я хочу узнать больше о Родрике. Все, похоже, его очень любили.

Поколебавшись, Элис снова села.

— Да, — согласилась она, — его все любили. Родители относились к нему лучше, чем к Виру. Мать души не чаяла в Родрике и не хотела слышать о нем ничего дурного.

— Даже когда у него возникли неприятности?

Я вспомнила слова Акселя о необузданности Родрика и властях Рая.

Зеленые глаза Элис округлились.

— Ты слышала об этом?

— Да, от Акселя.

— А…

Она замолчала в нерешительности, потом продолжила:

— Родрик не останавливался ни перед чем. Он был отчаянным. Для него не существовало ничего святого, ничего невозможного. Он играл роль разбойника для своей потехи, пока слух об этом не дошел до властей Пяти Портов. Но доказательств не нашли. В конце концов он связался с контрабандистами, с известным французом Деланси. По ночам он ездил в Дандженесс и дурачил местных таможенников.

— И все об этом знали? — изумилась я.

— Это выяснилось в ходе следствия… Родрик презирал Вира, потому что Вир не желал участвовать в подобных делах. Тоже мне, разбойник и контрабандист! Вир больше походил на зрелого мужчину. Я считала так с самого детства, когда они еще были мальчишками.

— Ты знала его уже тогда?

— Да, я жила в Хэролдсфорде, маленькой деревне, расположенной в миле отсюда. Моя мать — колдунья.

Она произнесла это обычным тоном. Так я могла сказать: «Моя мать — француженка».

— Родрик и его дружки-хулиганы, — продолжила она, — однажды утром подъехали к нашему дому, привязали мою мать к позорному стулу и бросили в деревенский пруд. Они считали, что шутят. Мать прокляла его и пообещала, что в течение следующих десяти лет он умрет от воды.

Элис говорила очень спокойным тоном.

— Он погиб на болоте через девять с половиной лет. Я этому не удивилась.

Элис рассеянно расправила передник.

— Вир всегда был другим. Серьезным. Цельным. Однажды он пришел к моей матери — ему было тогда шестнадцать — и попросил ее наколдовать, чтобы все девушки влюблялись в него, а не в Родрика.

Элис внезапно улыбнулась, ее широкое лицо посветлело.

— Моя мать сказала: «Вот девушка, которая равнодушна к Родрику». Она подвела его ко мне. Мы с самого начала были очень счастливы.

— Сколько тебе было тогда лет?

— Тринадцать. Мы смогли пожениться только через два года. Отец Вира едва не убил его, узнав о нашем браке. Он два месяца не разговаривал с Виром. Вир пошел работать на соседнюю ферму — отец прогнал его из Хэролдсдайка. Я была беременной. Вир послал человека узнать у отца, хочет ли он, чтобы его первый внук умер от голода и мороза. Так мы оказались в Хэролдсдайке. Но ребенок умер, — улыбка исчезла с ее лица. — Бедняжка. Он прожил несколько часов.

Я пробормотала слова сочувствия.

— Виру приходилось туго в Хэролдсдайке, — спустя некоторое время сказала Элис. — Отцу казалось, что он все делает не так. Он кричал на Родрика, но Родрик был его любимцем. С Виром он вовсе не считался.

— Странно, — заметила я, — что Родрик, которого все находили таким обаятельным, не женился.

— Да, — бесстрастно согласилась Элис. — Он был очень красивым, высоким, сильным, стройным, с волосами цвета вороного крыла. Однако его кожа была светлой. А глаза — синими, как у Вира. Он всех заражал своим смехом.

Я уже решила, что она относилась к нему с большей симпатией, чем я думала вначале, но тут я заметила в ее глазах блеск ненависти.

Мое сердце забилось чаще, но Элис уже отвела взгляд в сторону.

— Однако он так и не женился, — промолвила она. — Он слишком любил соблазнять чужих жен.

Я уставилась на нее; она пожала плечами, улыбнулась, словно советуя не относиться к беседе слишком серьезно.

— Таким он был. Легкая добыча не привлекала его. Цель должна была казаться труднодостижимой, тогда погоня превращалась в игру, забаву, развлекала его. Таким он был.

Помолчав, она продолжила:

— Взять, к примеру, день, когда он погиб, — ее глаза смотрели куда-то вдаль, я поняла, что она видит сейчас какие-то сцены из прошлого. — Был сочельник. За три дня до него Джордж приехал из Вены, чтобы провести с нами рождество. Это обрадовало отца, который спорил с Виром по каким-то вопросам, связанным с угодьями, и догадывался о том, что Родрик затевает очередную выходку. Думаю, именно тогда отец повернулся лицом к Джорджу.

Утром в сочельник я составляла в маленькой гостиной меню на рождество и День подарков. Родрик нашел меня там. Я тотчас поняла, что он замышляет какую-то проделку, способную развеять его скуку. Я ждала Вира; я знала, что он скоро присоединится ко мне. Когда Вир вошел в комнату, я уже боролась с Родриком, звала на помощь.

Я никогда не видела Вира таким рассерженным. Он был готов убить Родрика, но Джордж остановил его. Потом Джордж увел Родрика поохотиться на болота; они отсутствовали всю первую половину дня.

Вир ушел вслед за ними; у него были дела на угодьях, он вернулся домой поздно. Это был страшный день! Когда Вир возвратился в Хэролдсдайк, мне пришлось сообщить ему о смерти отца.

— Полагаю, Родрик к этому моменту уже покинул дом?

— Да, Родрик ушел, а Джордж последовал за ним, чтобы вернуть брата. Родрик исчез сразу после своей ссоры с отцом — то есть после смерти отца, как мы поняли позже. Эстер, мать Вира, обнаружила труп мистера Брэндсона через четверть часа после того, как Родрик удалился в сторону конюшни. По словам находившегося там Неда, Родрик быстро оседлал коня и ускакал в зимние сумерки. Бедная женщина! Я услышала ее крик и тотчас прибежала из детской в холл.

— Она, верно, испытала ужасное потрясение.

— Да. К счастью, Джордж оказался рядом; он и Мэри поспели к Эстер раньше меня. Пока я находилась в детской, Мэри была в гостиной. Сначала мы с ней сидели в нижнем салоне возле библиотеки, но когда Родрик затеял ссору с отцом в библиотеке, мы смутились, потому что их голоса были слышны через стену. Мистер Брэндсон кричал громче, чем городской глашатай в Рае, и Родрик не уступал ему.

Я хотела спросить ее, что она слышала, но боялась проявить чрезмерное любопытство.

— Наверно, мистер Брэндсон возмущался связью Родрика с контрабандистами, — небрежно заметила я.

— У них были и другие причины для ссоры, — сказала Элис.

— О…

Мы помолчали. Элис устроилась поудобнее на стуле.

— Мистер Брэндсон поклялся, что немедленно лишит Родрика наследства, — сказала она. — Он пообещал переписать завещание.

— Но разве он уже не сделал это?

— Да, это было странно. Думаю, Джордж сказал тебе, что на самом деле он изменил завещание незадолго до своей смерти. Отписал все Джорджу. Но в момент его гибели никто об этом не знал. Когда Родрик ссорился с отцом, он должен был считать, что когда-нибудь все деньги и недвижимость достанутся ему. Мистер Брэндсон не сказал Родрику о том, что он уже лишен наследства.

— Никому не показалось странным, что мистер Брэндсон лишил своих сыновей наследства?

Элис пожала плечами.

— Он никогда не благоволил к Джорджу, — сказала она. — Не знаю, что заставило его написать такое завещание перед смертью и оставить все Джорджу. Они никогда не были близки после самовольного отъезда Джорджа в Вену.

В дверь постучали. Я так глубоко погрузилась в беседу, что обратила внимание на стук, лишь когда Элис спросила:

— Кто там?

— Мэри. Пришла жена священника, она внизу. Сказать ей…

— Я выйду к ней.

Элис встала.

— Наша церковь находится в Хэролдсфорде, — сказала она, — приход включает в себя деревни Хэролдсмер и Конихерст-ин-Марш. Думаю, сегодня будут приходить люди, они хотят познакомиться с тобой. Я объясню, что ты нездорова, и попрошу зайти позже.

— Спасибо, Элис… пожалуйста, извинись за меня перед женой священника.

— Обязательно.

Она улыбнулась, желая успокоить меня.

— Ни о чем не беспокойся. Я прослежу за всем.

Я испытала облегчение и расслабилась. Попыталась снова заснуть, но мысли, связанные с нашей беседой, не отпускали меня. Любопытно, что лучше всего в моей памяти сохранился образ Родрика. Я ясно видела его — веселого и беспечного, вечно стремящегося к новым удовольствиям, свободного от всех уз и обязательств. Он волновал мое воображение. За такого человека я бы вышла замуж, если б имела выбор. Сдержанность и сухость Акселя угнетали меня, разница в возрасте создавала непреодолимую пропасть. Я впервые осознала, что дисциплина, к которой он приучал меня, его молчаливая уверенность в моем послушании вызывали в моей душе протест. Женщина, подумала я, действительно не должна вмешиваться в те дела, в которых муж разбирается лучше, но, несомненно, в наше время она имеет право на определенную свободу…

Девятнадцатый век еще только начинался, и я не могла предвидеть великие перемены викторианской эпохи, в том числе резкое ограничение женской независимости.

Возможно, сейчас Европа придерживается иных взглядов, подумала я. Возможно, Аксель ведет себя так, потому что он — иностранец.

Утро тянулось медленно; меня охватило беспокойство, и наконец в полдень я позвала Мари-Клер и начала одеваться.

Я почему-то испытывала желание получше изучить мой новый дом. Я не хотела, чтобы во время формальной экскурсии меня сопровождала Элис и тем паче мачеха Акселя, Эстер. Поэтому, одевшись, я не спустилась в салон, а отправилась по задней лестнице на чердак. Наверху я замерла перед маленьким окном, выходившим на восточное болото. Кто-то вырезал на стекле алмазом надпись. Наклонившись, я разглядела следующие слова: «Господь, спаси Англию и город Рай. Господь, спаси Родрика, которого заперли здесь. Июль 1797.»

Это был год моего рождения. Очевидно, десяти- или одиннадцатилетнего Родрика наказали за какую-то детскую проделку. Где он отыскал алмаз? — удивилась я. Осмотрев тесное помещение, я увидела огромные коробки со старой одеждой. Возможно, он случайно отыскал забытый бриллиант и воспользовался им, чтобы скоротать долгие часы заточения.

Было грустно знать, что он мертв. Я провела пальцем по надписи, и внезапно Родрик стал для меня таким реальным, что я бы не удивилась, если бы, повернувшись, увидела его стоящим у двери.

Но когда я повернулась, там никого не было.

Я взяла себя в руки и спустилась по лестнице на этаж, где находились наши с Акселем комнаты. Я остановилась на лестничной площадке; мне не хотелось спускаться на первый этаж, где я могла встретить Элис или Эстер; наконец я пошла по коридору и стала заглядывать в пустые комнаты. Я собралась зайти в одну из комнат, но услышала голоса и торопливо миновала ее. Мне показалось, что один из голосов принадлежал Мэри. Возможно, она делала уроки со своей гувернанткой.

Наверно, если бы я стала гувернанткой, моя жизнь была бы более приятной. Мне бы не пришлось знакомиться с новыми родственниками, управлять большим домом, бояться мужа. Гувернантка всегда может подыскать себе новое место. Жена не имеет возможности покинуть супруга и дом.

В конце коридора я оглянулась. Мне показалось, что я попала в ловушку; страх горячими волнами прокатился по моему телу. Я проведу в Хэролдсдайке всю жизнь, меня ждут десятилетия пустоты. Мне исполнилось только семнадцать. Я была слишком молода, чтобы навсегда остаться в старом доме с чужими людьми, которые могут одобрять или осуждать мое поведение, чтобы жить с человеком, которого не понимала и определенно не любила.

Я говорила себе, что не боюсь его. Что просто испытываю смущение в присутствии Акселя.

Я была слишком напугана, чтобы признаться себе в моем страхе и посмотреть ему в лицо.

Желая освободиться от моих мыслей, я протянула руку, открыла ближайшую дверь и шагнула в комнату.

В углу стояла кровать с пологом на четырех столбиках, у окна я увидела огромный резной дубовый стол. Комната казалась свободной. Я села на стул у окна, опустила локти на стол и принялась разглядывать болота.

Когда Алекзендер вернется из Хэрроу, я почувствую себя лучше. Может быть, мы съездим на несколько дней в Лондон. Если Аксель разрешит. Если мне удастся избежать беременности.

Мысль о беременности пугала меня. Я чувствовала, что не готова к новым испытаниям и не желала рожать Акселю детей.

Мне хотелось поделиться с кем-то моими страхами, но довериться было некому. Даже священник из Хэролдсфорда ужаснулся бы моей боязни забеременеть; я уже слышала его изумленный голос: «Но дети — главный смысл брака…»

Несомненно, есть способы, позволяющие избежать беременности, подумала я. В противном случае у моей матери кроме меня и Алекзендера были бы и другие дети.

Возможно, доктор… Я засмеялась над своей глупостью. Представила, что сказал бы семейный доктор, если бы я спросила его, как избежать рождения наследника Хэролдсдайка. Он тотчас отправился бы к Акселю.

Я осознала свой страх, мурашки побежали по затылку, ладони увлажнились. Глупо сердиться на себя. Я не боялась Акселя, пока… Пока Нед не назвал его убийцей. Пока не поняла, что у Акселя были средства, мотивы, возможности убить Роберта Брэндсона в тот сочельник…

Но отца убил Родрик; человек, явно наслаждавшийся жизнью, оборвал чужую жизнь в приступе ярости…

— Я не верю в это, — произнесла я вслух перед молчаливыми стенами Хэролдсдайка. — Не верю, что Родрик убил своего отца. Не верю.

Мое сердце билось очень часто. Я сидела неподвижно перед большим столом, видя за окном не болота, но пучину, раскрывавшуюся передо мной, землю, уходившую из-под моих ног. Страх парализовал меня. Внезапно звуки шагов, донесшиеся из коридора, прервали тишину. Дверь открылась, кто-то вошел в комнату.

Я обернулась так стремительно, словно сам дьявол явился за мной, но это была подопечная Роберта Брэндсона, Мэри Мур.

Розовое муслиновое платье не льстило ее далекой от совершенства фигуре. Завивка плохо держалась на ее жидких прямых волосах. Неужели она сказала правду насчет неофициальной помолвки с Родриком? — подумала я.

— О! — воскликнула девушка от неожиданности и растерянно уставилась на меня. — Что ты здесь делаешь?

Она произнесла это так, словно я вторглась на чужую территорию.

— А ты что здесь делаешь? — Я дала ей легкий отпор. — Это ведь не твоя комната, верно?

После паузы Мэри сказала:

— Это была комната Родрика. Я прихожу сюда иногда.

Я обвела взглядом кровать с пологом, безмолвные стены, полку с книгами. Я встала, почувствовав себя неуютно на стуле, которым пользовался Родрик.

— Я не знала, что нахожусь в комнате Родрика.

Мэри тоже, очевидно, смутилась, испытала неловкость. Она зашла в комнату, чтобы посидеть здесь, вспомнить Родрика, и столкнулась с чужим человеком, вторгшимся на дорогую ей территорию. Мне стало жаль девочку.

— Я должна идти, — внезапно произнесла я. — Я осматривала дом. Не знаю, почему задержалась здесь.

Она сделала шаг, пропуская меня. Ее глаза смотрели куда-то в сторону, щеки пылали. Я почему-то остановилась, взявшись за ручку двери.

— Могу я спросить тебя о чем-то личном? — услышала я свой голос.

Она удивленно подняла голову.

— О чем?

— Ты любила Родрика. Ты действительно веришь, что он убил своего отца?

Ее глаза округлились. Моя прямота потрясла девочку, она потеряла дар речи.

— Ответь мне, я хочу знать это. То, что я слышала о Родрике, не позволяет мне думать, что он был способен на хладнокровное убийство. Ты считаешь, что он убил твоего опекуна?

Она закусила бескровную губу; глаза Мэри оставались круглыми, испуганными.

— Нет, — прошептала она. — Я никогда в это не верила. Никогда.

Она была увлечена им, сказала себе я. Он был ее кумиром. Я ждала подобного ответа.

— Тогда кто убил твоего опекуна? — спросила я.

Она посмотрела на меня так, словно я была страшным чудовищем.

— Я не смею сказать.

— Мэри, скажи мне!

Она затрясла головой.

— Я никому не скажу, даю тебе слово.

— Нет, — промолвила Мэри, — я не могу тебе сказать. У меня нет доказательств, нет твердой уверенности. Я знаю только одно — Родрик его не убивал. Я никогда не верила в то, что он — убийца.

— У тебя есть доказательства невиновности Родрика?

Она покачала головой.

— Ну, тогда, — раздраженно произнесла я и тут же взяла себя в руки. Отвернулась от Мэри. Она ничего не знает и бесполезна для меня. — Я должна идти. Извини меня.

Я приоткрыла дверь.

— Мы с Элис находились в салоне, — внезапно произнесла она; ее губы дрожали. — Родрик и мой крестный отец ругались так громко, что Элис предложила подняться наверх.

— Да, она сказала мне это.

Я открыла дверь шире.

— Но она слушала с большим интересом, — голос Мэри заставил меня остановиться и посмотреть на нее. — Пока не прозвучало имя Вира. Тогда она предложила уйти.

— Что мистер Брэндсон говорил о Вире?

— Думаю, он сравнил Вира и Родрика. Вир женился на девушке низшего сословия, сказал мистер Брэндсон, и многим разочаровывал его, однако не был постоянным источником хлопот и позора. Элис встала, услышав фразу об их браке, — она рассердилась. Она не демонстрировала свою злость, но я почувствовала ее состояние. Она побледнела, ее глаза сверкали.

— И что Родрик ответил своему отцу?

— Я не расслышала. Элис сказала, что нам следует уйти. Затем крестный отец закричал: «Я не потерплю этого! Я лишу наследства любого из моих сыновей, сотрудничающего с этим французом Деланси! Мы находимся в состоянии войны с Францией! Это измена, я сдам предателя властям Рая, даже если им окажется мой сын!

— Ты услышала что-нибудь еще?

— Только обрывки разговора. Элис буквально тащила меня из комнаты. Крестный отец закричал: «Плевать на скандал! Есть вещи, которые нельзя прощать. Одно дело — напяливать на себя из шутовства маску разбойника, и совсем другое — торговать с врагом во время войны! Это предательство!» Родрик сказал: «Папа, пожалуйста, выслушай меня…»

— Больше я ничего не услышала. Мы оказались в холле, Элис закрыла дверь.

— Что произошло потом? Ты отправилась в гостиную, затем услышала крик Эстер, обнаружившей мертвого мистера Брэндсона?

Но Мэри испугалась. Она снова закусила губу.

— Элис ушла в детскую, — произнесла наконец девочка. — Я хотела поговорить с Родриком. Через мгновение я снова спустилась в холл.

— А раньше ты об этом кому-нибудь говорила?

— Нет, это не имело значения… Я хотела увидеть его по личному делу… Когда я оказалась в холле, Родрик вышел из библиотеки. Он был очень взволнован. Я окликнула его, но он не остановился. Я побежала за ним. Он направился к конюшне. Там был Нед. И одна из посудомоек… Они сидели на соломе. Нед встал и принялся стряхивать солому с брюк. Родрик велел ему оседлать коня. Нед ответил, что он не грум. Внезапно Родрик вышел из себя, начал кричать на брата. Смутившись, я отказалась от попыток поговорить с Родриком и вернулась в дом, в гостиную.

— Впоследствии Нед сказал, что он видел тебя на конюшне?

— Он не видел меня. Пока Родрик ругался с ним, я стояла снаружи, не смея войти внутрь. Никто, кроме Родрика, не знал, что я покинула гостиную, а он…

Она замолчала.

— Что?

— Ничего.

Мэри серьезно посмотрела на меня.

— Ты никому не скажешь? Не скажешь, что я покинула гостиную и побежала за Родриком на конюшню?

— Нет, — смущенно обещала я. — Конечно, нет. Но…

— Это было личное дело, — сказала Мэри. — Касающееся только нас двоих. Я не хотела, чтобы кто-то знал, что я весь день пыталась застать Родрика одного.

Странное возбуждение, мелькнувшее на ее лице, усилило мою растерянность.

— О, — протянула я.

Мы помолчали.

— Какие отношения были у Неда с отцом? — внезапно спросила я. — Мистер Брэндсон никогда не собирался оставить поместье Неду?

— Нет, — без промедления сказала Мэри. — Это было исключено.

— Но почему? Не понимаю.

— Я тоже долго этого не понимала. Пока не услышала…

Она замолчала.

— Что?

— Нед не был сыном мистера Брэндсона. Крестный дал ему свою фамилию, чтобы избежать скандала. Нед не был его сыном.

Я спустилась вниз, набросив редингот на плечи. Лакей в холле поклонился мне и пожелал счастливого дня. Увидев, что я собираюсь выйти из дома через переднюю дверь, он распахнул ее передо мной. Я шагнула на крыльцо. Земля круто уходила вниз к болотам. Деревья окружали стоявший на холме дом, однако они не закрывали собой ландшафт. На юге я увидела сияющие под солнцем крыши Рая и Уинчелси, а также синюю полосу моря; на западе тянулись пашни; на фоне зеленых восточных болот виднелись стада бело-серых овец. Сойдя с крыльца на подъездную дорогу, я обошла дом и оказалась перед конюшнями. Между ними и домом был мощеный дворик; служанка, развешивавшая белье на веревке, заметила меня, уронила корзинку с прищепками и смущенно поклонилась.

Я улыбнулась, кивнула ей в ответ и пошла дальше. Возможно, роль хозяйки большого дома не так уж и тяжела.

Я услышала голоса, доносившиеся с конюшни. Однако строение было возведено таким образом, что я не могла никого увидеть, пока не оказалась у входа. Даже тогда меня не заметили, и я поняла, что Мэри могла подслушать разговор и удалиться.

Я вошла в конюшню.

Теперь на меня тотчас обратили внимание.

Двое молодых лохматых грума замолчали; Нед встал с соломы и принялся стряхивать ее со своих бриджей.

— Добрый день, — сказал он, немного удивленный моим появлением в таком месте. — Я думал, что тебе нездоровится и ты лежишь в постели.

— А я думала, что ты уехал верхом на лошади.

Он засмеялся.

— Я только что вернулся.

— А я только что покинула мою комнату.

Теперь мы оба засмеялись. Спустя мгновение Нед смущенно шагнул вперед; грумы занялись своими обязанностями.

— Я бы мог показать тебе сад, — сказал Нед, — хотя он весьма невелик. Склон за домом ведет к болотам. Есть только одна скамейка, с которой открывается вид на север; и в ясный день оттуда можно увидеть шпили Кентербери.

— Сегодня достаточно ясно?

— Если желаешь, можем проверить.

Он вышел на двор, прежде чем я успела заявить о своем согласии. Я проследовала за ним.

Сад, находившийся за домом, оказался вовсе не маленьким. Мы миновали теплицы, искусственный пруд, огород, обнесенный каменной оградой, и наконец перед нами открылся вид, о котором говорил Нед. Он оказался действительно красивым; я разглядела край топи; за ним к северу тянулись земли Кента.

Мы сели на деревянную скамью; я не отводила глаз от пейзажа.

— Не вижу Кентербери, — сказала я.

— И не увидишь. Я обманул тебя, чтобы привести сюда. Я хотел сказать, что благодарен тебе за то, что ты поговорила вчера вечером с Джорджем. Если я не выразил сразу мою благодарность, то только из-за волнения.

— Пожалуйста…

— Мы с Джорджем никогда не ладили, как подобает братьям, — сказал он. — И никогда не поладим. Не хочу обманывать тебя на сей счет только потому, что он твой муж. Я считаю его хитрым иностранцем, а он меня — никчемным бастардом. Мы не выносим друг друга.

Я испытала невольное любопытство.

— И это правда? Ты действительно никчемный бастард?

Он посмотрел на меня своими раскосыми глазами, напоминавшими глаза его матери.

— Возможно!

Во взгляде Неда появилась настороженность.

— Ты весьма просвещенная леди.

— Что ты имеешь в виду?

— Большинство семнадцатилетних девушек не посмели бы произнести это слово. Даже если бы и знали его.

— Я часто его слышала, — сказала я.

Мы посмотрели друг на друга. Нед не двигался.

— Возможно, в Лондоне все не так, — сказал он через некоторое время, — как здесь.

— Не думаю.

Я рассказала ему о себе.

Он изумленно поглядел на меня. Потом спросил:

— Кто-нибудь об этом знает?

— Только Аксель.

— Он знал, когда женился на тебе?

— Конечно.

— Но ты настоящая леди! Кто бы подумал!

— Разве бастарды носят на груди табличку, возвещающую об их незаконнорожденности?

Он откинул голову назад и засмеялся.

— Нет, конечно!

Потом Нед снова стал серьезным.

— Но кто-то, должно быть, воспитывал тебя, тратил деньги на твое образование…

Я поведала ему о моих родителях. Мне было приятно рассказывать о них. Поделилась воспоминаниями о Челтенхэме, нашем лондонском доме, Алекзендере. Замолчав, я впервые с момента прибытия в Хэролдсдайк, или даже со дня свадьбы, ощутила в душе покой.

— Тебе повезло, — сказал он без горечи. — Ты жила, как ребенок, рожденный в браке. Твои родители любили тебя и друг друга, заботились о тебе. Ты не замечала своей незаконнорожденности, пока они не умерли.

— Пожалуй, да.

— Никто не любил меня так, — сказал он. — И я не знал, в чем причина. Думал, что все дело в моей непривлекательности или глупости. Или в том, что я был самым младшим и мать не желала этой беременности. Меня воспитывали няньки, сменявшие одна другую; потом я был послан в общественную школу города Рая. Родрик и Вир занимались с частными педагогами, но тратить деньги на мое образование сочли бессмысленным расточительством. Отец редко говорил со мной, мать не заходила ко мне в детскую. Никто не объяснил мне, почему мною пренебрегают; мне было бы легче, если бы я знал.

— Когда ты узнал правду?

— Когда? — он посмотрел в сторону Кента; тело его замерло в напряжении. — В прошлом году. В сочельник. Перед смертью Родрик сказал мне, что я — бастард.

На западе собирались тучи. Порывистый ветер растрепал мои волосы и заставил плотнее запахнуть редингот.

— Замерзла? — спросил Нед. — Наверно, тебе лучше зайти в дом. В это время года на дворе уже холодно.

— Нет, мне тепло.

Я подождала, надеясь, что он по собственной инициативе расскажет мне что-нибудь еще, но Нед замолчал.

— Почему Родрик сказал тебе это? — спросила я.

Он пожал плечами, внезапно вздрогнул.

— Мы поссорились.

С болот снова подул ветер. Я увидела, что вдали, на западе, ландшафт начинает затягиваться дымкой под темными облаками.

— Я никогда не ссорился с Родриком, — сказал он. — Я очень уважал его. Но в тот день он был в дурном настроении, я никогда не видел его таким злым. Я разговаривал на конюшне с одной из посудомоек; Родрик потребовал, чтобы я оседлал ему коня. Я полусерьезно, полушутя заметил: «Ты что, перепутал меня с грумом? Сделай это сам!» Не успел я засмеяться, как он повернулся и закричал: «Чертов бастард, почему ты никогда не делаешь то, что тебе велят? Господи, у меня сегодня достаточно хлопот! Отец кричит, точно сумасшедший, Элис подстрекает Вира поругаться со мной, и эта несносная Мэри требует, чтобы я читал ей любовные сонеты! И в довершение всего ты обрушиваешь на меня свои дурные манеры бастарда!»

Я был так обескуражен его нападками, что произнес первую фразу, которая пришла мне в голову: «Лучше не называй меня бастардом, не то я сброшу тебя с твоего славного коня!» Его слова сильно обидели меня. Мы с Родриком никогда не ссорились. Он не оскорблял меня прежде…

Не глядя на меня, Родрик произнес: «Но ты действительно бастард. Неужели ты до сих пор не знаешь, кто ты такой?» Я изумленно уставился на него, и он добавил: «Почему, думаешь, папа не пожелал дать тебе домашнее образование?»

Родрик в это время держал в руках седло; он положил его на коня. Это напоминало страшный сон. Я не отводил взгляда от Родрика; потом я повернулся и сказал девушке: «Вернись на кухню. Повар, верно, уже разыскивает тебя». Я хотел избавиться от нее, чтобы она не слышала нашего разговора.

«Я тебя не понимаю, — сказал я Родрику. — Что ты имеешь в виду?»

«Тогда попроси папу объяснить тебе, — ответил Родрик. — Бог видит, у меня нет времени. Или спроси у мамы, кто твой отец — если она помнит.»

— Он стал выводить коня на двор. Я был так потрясен, что едва мог двигаться. Мне удалось пробормотать: «Ты не имеешь права говорить такое о маме! Ты ее любимчик — как ты смеешь говорить подобные вещи?»

«Я не боюсь правды, — отозвался Родрик; он сел в седло, не посмотрев на меня. — И я слишком хорошо знаю, что за последние двадцать лет папа не сказал маме и двадцати слов. Они стали спать в разных спальнях еще до твоего рождения. Ты поглощен своей дружбой с конюхами и посудомойками и мало видишь папу и маму. Их брак — чистая формальность. Почему, думаешь, папа содержит любовницу в Гастингсе, а мама вступает в тайную связь с каждым мужчиной, которого ей удается соблазнить?»

Я потерял дар речи. Я мог лишь стоять, прислонившись к дверному косяку, и наблюдать, как мир рушится на моих глазах.

Родрик уже сидел на коне. Я хорошо помню этот момент. Солнечные лучи падали на него. Глаза Родрика были ярко-синими.

«Пошли вы все к черту, — сказал он. — Я буду ездить верхом, пока не устану так, что мне все станет безразлично. Пошли вы все к черту.» Он поехал вниз к болотам. Солнце скрылось за тучами, капля дождя упала на мою щеку. С моря надвинулся туман…

Он замолчал. На западе болота тонули в дымке, облака заволокли горизонт. Я собралась раскрыть рот, но Нед заговорил первым. Его взгляд был прикован к какой-то точке на болотах, Нед словно видел перед собой сцену из прошлого.

— Я смотрел ему вслед, пока он не исчез из виду, — сказал он. — Впоследствии я жалел о том, что мы расстались подобным образом, но тогда я ничего не испытывал, кроме ощущения страшной пустоты. Вернувшись в конюшню, я бросился на солому. Я даже не заплакал. Через некоторое время я подумал: «Надо найти папу и узнать у него правду». Я покинул конюшню и вернулся в дом.

В холле не было лакея. Я подошел к библиотеке и постучал в дверь, но мне не ответили. Тогда я поднялся по лестнице к папиным комнатам. Его там не было. Найду маму и поговорю с ней, решил я.

— Сначала мне показалось, что ее комнаты тоже пусты. В будуаре никого не было. Собравшись уйти, я услышал тихие голоса, донесшиеся из спальни.

Я резко повернула голову, чтобы взглянуть на Неда, но он по-прежнему смотрел на болота, локти его упирались в колени, кулаки были сжаты.

— Я понял, что все это — правда, — произнес наконец он. — Мне не требовалось других доказательств. Она была с мужчиной. Это открытие подтверждало правоту Родрика.

Я не двигалась.

— Кто был с ней? — с вежливым интересом в голосе спросила я. — Ты уверен, что там находился не твой отец?

— Да.

— Почему ты так уверен?

Он не ответил. Он наклонился и стал рвать траву у своих ног, словно любое занятие давало ему предлог не отвечать.

— Нед? — очень вежливо произнесла я.

— Я услышал шаги. Мужчина приближался к двери будуара, — глухо произнес Нед. — У меня не было времени убежать, и я спрятался в углу комнаты за китайской ширмой. Спустя секунду человек вышел из спальни, мать следовала за ним.

— Кто это был?

— Я не скажу тебе.

Я схватила его за руку и дернула ее изо всех сил, чтобы он повернулся ко мне. Я не могла скрыть охватившую меня дрожь.

— Это был Аксель?

— Я не скажу.

— Это был, конечно, он — единственный мужчина в доме, не доводившийся ей родственником.

— Были еще слуги.

— Нед!

— Я не скажу тебе, — упрямо произнес он. — Я никому не говорил это прежде и не скажу тебе.

— Ты не сказал коронеру во время следствия?

— Почему я должен был это делать? Он пожелал бы знать, зачем я стал искать маму. Я не собирался сообщать коронеру и половине жителей Рая то, что я узнал от Родрика.

Я посмотрела на Неда.

— Лучше бы я не говорил тебе об этом, — подавленно произнес он. — Не знаю, почему я это сделал. Ты заставила меня потерять бдительность.

— Они обнаружили тебя в будуаре? — спросила я, не реагируя на его слова. — Они тебя увидели?

— Нет, слава Богу. Мне повезло, что там стояла ширма. Больше спрятаться было негде.

— Что они говорили?

— Она сказала: «Я должна пойти и посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать». Мужчина произнес: «Я спущусь с тобой». Они вышли из комнаты, и я услышал ее голос: «Что, по-твоему, ему было нужно?» Спустя мгновение мужчина ответил: «Возможно, он хотел спросить тебя, знала ли ты о контрабандном товаре, который он обнаружил в сарае за тридцатиакровым полем. Два дня тому назад он сказал мне, что следит за сараем, чтобы поймать человека, сотрудничавшего с Деланси. Я посоветовал ему сразу обратиться к таможенникам, но он, верно, боялся, что это — очередная проделка Родрика. Потом они свернули к лестничной площадке, и я ничего больше не услышал.

— И в следующее мгновение ты услышал крик Эстер, обнаружившей труп мистера Брэндсона?

— Нет. Это случилось спустя десять минут.

— Спустя десять минут! Но они не могли так долго идти до библиотеки!

— Может быть, она десять минут собиралась с силами, чтобы закричать, — сказал он. — Я услышал крик только через некоторое время. Я быстро покинул будуар, прошел в мою комнату, лег на кровать и стал думать. Я пролежал там по меньшей мере десять минут.

— Как странно.

— Услышав ее крик, я бросился на лестничную площадку. Джордж и Мэри стояли в холле возле моей матери, Элис спускалась по лестнице. Я побежал по ступеням вслед за ней. Один из лакеев, белый как полотно, произнес: «Никто не выходил из библиотеки, кроме мистера Родрика». Много он знал! Его даже не было там, когда я постучал в дверь библиотеки.

— Что ты сделал?

— Я зашел в библиотеку. Другие успокаивали маму, у нее началась истерика. Папа лежал на полу, возле него валялось ружье Родрика с кровью на прикладе. Утром Родрик охотился с Джорджем. Я уже испытал в тот день потрясение, и увиденное в библиотеке сначала не произвело на меня большого впечатления. Затем меня охватили страх и желание убежать; я бросился назад в мою комнату, запер дверь и разрыдался. Я лежал на кровати и плакал до тех пор, пока силы окончательно не покинули меня. Тогда я заснул. Все происходило словно в кошмаре.

— Когда ты услышал о смерти Родрика?

— Позже, под вечер, когда вернулся Джордж. Мэри постучала в мою дверь. Ты общалась с Мэри? Если да, то ты уже поняла, что она была увлечена Родриком и воображала себя его невестой. Родрик из доброты проявлял к ней терпение, но, думаю, она часто раздражала его. Бедная девочка была вне себя от горя; она пришла ко мне, потому что знала, что я тоже любил его. Когда она сообщила мне новость, я спустился вниз.

— Джордж находился в салоне с Виром, Элис и мамой. Он промок до нитки. Я никогда не видел его таким потрясенным. Я спросил: «Как он умер?» И Джордж ответил: «Наверно, он упал с лошади. Там была трясина, я нашел неподалеку его шляпу и коня. Он, должно быть, утонул в болоте». Вир сказал: «Возможно, его замучила совесть». И Элис добавила: «Да простит его Господь».

— На следствии все сказали то же самое. Да простит его Господь, повторяли они. Да простит его Господь. Это было ужасно! Он был заклеймен как убийца без настоящего суда!

Длинные пальцы тумана простерлись над ландшафтом, болота стали зловещими. Я вздрогнула.

— Ты замерзла, — заметил Нед. — Пойдем в дом.

Я без возражений встала, и мы молча пошли через сад к дому. Я была так потрясена, что не замечала начавшегося дождя.

— Возможно, самое сильное потрясение мы испытали, когда мистер Шерман ознакомил нас с завещанием, — сказал Нед. — Мы считали, что Хэролдсдайк достанется Родрику, а часть земли перейдет к Виру. Мы понятия не имели о том, что папа переписал завещание за день до своей смерти.

— Да, — произнесла я. — Аксель сказал мне, что это его удивило.

— Удивило! — фыркнул Нед. — Он вовсе не был удивлен! Я уверен, что он знал заранее о новом завещании! Меня возмутило, что Вир, всегда отдававший столько сил Хэролдсдайку, остался ни с чем. Я потерял выдержку, когда мне следовало прикусить язык. Перед отъездом в Вену Джордж поговорил со мной наедине — он хотел сказать мне, что я буду получать тридцать фунтов в год. Он сообщил это так, словно делал мне великое одолжение. Внезапно я вспомнил, каким щедрым был Родрик. Теперь этот человек сидел на его месте и распоряжался деньгами, которые должны были достаться Родрику.

«Я думаю, что должен получать пятьдесят фунтов в год, — сказал я. — Ты можешь позволить себе такую щедрость. Ты получил от папы Хэролдсдайк после его смерти и ранее взял его жену…»

Он оборвал себя.

Дождь усилился. Туман стал более густым. Было тихо.

— Значит, ты обнаружил у Эстер Акселя, — невозмутимо произнесла я.

Он, похоже, был готов проглотить свой язык.

— Да, — сказал Нед, смущенно покраснев. — Да. Но я никогда не говорил ему о том, что видел его в тот день выходящим из маминой спальни. Ради бога, не выдавай меня.

— Почему? Ты так боишься его?

— Я…

Слова застряли в его горле.

— Ты думаешь, что Аксель убил своего отца? Что Родрик невиновен?

— Я… у меня нет доказательств… Я знаю лишь, что они спустились вдвоем в библиотеку и что мама закричала только через десять минут. Возможно, папа обнаружил, что они обманывали его, и после ухода Родрика в библиотеке вспыхнула новая ссора…

— Но ведь, кажется, мистер Брэндсон уже был мертв? Ты сказал, что, вернувшись из конюшни в холл, ты постучал в дверь библиотеки и не услышал ответа…

— Этому могло быть множество объяснений. Он мог на минуту выйти на веранду — или в салон — или не услышать меня — или даже задремать. Он действительно иногда спал там. У меня нет доказательств того, что он был тогда мертв, так же как и того, что он поссорился с Джорджем и погиб от его руки. Но я думаю, что Родрик невиновен. Я всегда буду так думать. Никогда не поверю в то, что Родрик — убийца.

Мы подошли к боковой двери, которая вела с веранды в салон. Нед открыл ее. Салон был пуст.

— Что сказал Аксель, — спросила я внезапно, — когда ты сообщил ему о том, что тебе известно о его отношениях с Эстер?

— Он потребовал объяснений. Я лишь пожал плечами и сказал: «Я видел тебя однажды с ней». Мой голос прозвучал небрежно. Затем я добавил: «Интересно, что подумал бы коронер во время следствия, если бы он узнал, что ты состоишь в связи со своей мачехой».

Я набрала воздуха в легкие.

— И что он тебе ответил?

— Он замер. Потом побелел от бешенства. Спустя мгновение Джордж сказал: «Если ты попытаешься устроить скандал сейчас, после того несчастья, которое обрушилось на твою мать, клянусь, я переломаю тебе все кости». Он выражался более грубо, назвал меня бастардом — и другими именами тоже. Я ненавидел его в этот момент! Потом я сказал: «Я не намерен устраивать скандал, но я хотел бы получать ежегодно пятьдесят фунтов».

— И что случилось? — спокойно спросила я. — Он согласился выплачивать тебе такую сумму?

— Да, — сказал Нед. — Согласился.