Дом, в котором пекут круассаны

Глава 3

Июнь, 2021 год

Санкт-Петербург, Россия

Илье кажется, что каждый чёртов день он сходит с ума. Словно завис экран загрузки приложения и всё замерло на 99,9 процентах. Он уже не может сделать шаг назад, но и ступить вперёд тоже не может. Ему вечно что-то мешает. Стрелецкий каждый день думает о сестре, которая пошла по его стопам и мечтает в будущем бить тату, и терпеливо учится этому у него. Думает о матери, живущей в частном доме за городом и думающей не о состоянии своих детей, а о карьере в медицине. После смерти отца никому до них с сестрой нет дела. Квартира досталась Илье после кончины бабушки по отцовской линии, и как только у него получилось переехать, он забрал с собой и сестру. Всё внутри него словно не желает ни начинаться, ни заканчиваться. Иначе зачем ему нужно было сворачивать в сторону и сбавлять скорость? Зачем ему нужно было везти её в это место?

Очевидно, Стрелецкий опьянён теми событиями, что произошли с ним в последние дни. После долгих лет затишья глоток кислорода оглушает настолько, что у него подкашиваются ноги. Готовый ко всему, как кажется ему самому, теперь он был готов упасть на колени перед этим чувством.

«Туфта! Это лишь мимолётный интерес! Пустая влюблённость» – говорит ему мозг. Но почему-то в ушах до сих пор мурчит французская трель, а колечко, нанизанное на цепочку, греет кожу под кожаной курткой.

Чуть накренившись, мотоцикл упирается в крепление и замирает. Илья находит застёжку под подбородком, слегка задирает голову, медленно стягивает шлем и вдыхает летнюю свежесть.

За рабочий день и в дороге до загородного дома он успел утомиться, а его почти сразу, без достойного поздравления заставили катать непонятно кого. А он так увлёкся, что привёз незнакомку практически на самый край пригорода, чтобы показать закат. Знал бы Кирилл, не стал бы сажать девчонку с ним. Илья улыбается своим мыслям, мотает головой и медленно опускает шлем на ручку мотоцикла, чтобы в следующую секунду слегка обернуться и замереть.

Не хватает света софитов, конфетти в волосах и грохота музыки. Этого очень важного обрамления, чтобы сопоставить картинки и так уверенно шепнуть: «Ты». Такое странное стечение обстоятельств должно было напугать его. Как минимум, заставить смотреть на неё так, будто перед ним шаровая молния, а не девушка. Секунда, и светлое небо затянет тучами, разразится гром, и молния ударит в землю. Мир содрогается и замирает, пока Илья фокусирует взгляд на алых щеках знакомой незнакомки.

Илья смотрит пристально и выжидающе, и вдруг понимает, что просто не может удержаться. С его губ слетает тихий хриплый смех, не прикрытый никакими рамками приличия. Эта эмоция оказывается такой импульсивной, что он сам не сразу берёт над ней контроль.

– Удивительно. Кто бы мог подумать, что маленькая французская пташка залетит ко мне на крыльцо, – Илья продолжает смеяться. Во всем этом так много везения, в которое он просто не верит.

Но вот она, притянутая к нему магнитом судьбы, медленно поднимается, чтобы дать ему законное пространство для манёвра, а он уже судорожно шарит в карманах. Такую сложно забыть. Даже если бы она его не поцеловала, не подарила кисло-сладкие воспоминания, он бы запомнил её глаза, улыбку, движение руки. Миг, в котором секундная стрелка забыла, как двигаться, а он – как дышать. Илья встаёт с мотоцикла, одиноко оставленного теперь за спиной, и первым подходит к заросшему берегу реки, над которым в арке смыкаются густые кроны деревьев. Созданная растениями тень – такая эфемерная, добавляющая магии в момент этой встречи, что Илья не может не улыбнуться. Последние лучи ещё не спрятавшегося солнца последний раз скользят лучами по воде, камышам и Аде.

Адалин считает, что все эти гороскопы, предсказания судьбы по руке, расклады таро, про которые вечно лепечет Павлецкая – глупость. Что чудес не бывает; что всё это замануха для глупцов. Но сейчас Ада готова поверить во всё, что угодно – в инопланетян, призраков и ретроградный Меркурий. Да хоть во второе пришествие Иисуса. Потому что всё это кажется каким-то сумасшествием и сюжетом дешёвого бульварного романчика, которые продают в подземных переходах. Сердце глухо стучит в груди, сбивается с ритма и снова заходится. Ещё немного, и она свалится от тахикардии. Потому что это ненормально.

Адалин чуть приподнимается, перекидывает ногу через байк, стараясь не касаться кожей щиколоток накалённой трубы – ещё не хватало с этой встречи унести с собой ожог. Одного такого знакомства ей вполне хватает. Адалин соскальзывает с мотоцикла неспешно и аккуратно. Дело не в подростковом смущении. Она, в действительности, поражена.

– Какие-то очень завуалированные аллегории, – хмыкает Ада, осторожная ступая к краю обрыва.

Во мраке наступающей ночи, которая всё ещё борется с солнцем за право господства на небе, царит тишина. Она лениво прерывается изредка: далёким трещанием птиц, стрекотанием сверчков и кваканьем лягушек. Между Ильёй и Адалин застывает недосказанность. Она смотрит на воду, жмёт губы и обнимает себя за плечи. Ей лучше молчать или сказать что-нибудь? Отшутиться или увести разговор в другую сторону? Стоит представиться, наверное, потому что начинать знакомство с поцелуя как-то неправильно. Голова кружится, и Адалин не разбирает, в чём дело: то ли в недавнем ощущении скорости, то ли в рое мыслей, которые не дают ей покоя. Она делает шаг назад, затем ещё один – и отходит от берега прочь.

А Стрелецкий, заметив краем глаза движение, отмирает. И внимательно смотрит на Адалин.

– Выглядит, как твоё секретное логово. Не очень романтично, чтобы ты понял, – тихо шепчет Ада, первой нарушая тишину.

– Это одно из моих любимых мест здесь. Закат тут больно красивый. Солнце кажется больше, чем в городе. И плавно скользит по воде, как будто кто-то вылил лаву. Такое происходит только летом. И каждый раз, когда мы приезжаем сюда, я стараюсь посетить это место, – Илья чуть поворачивает голову, чтобы уловить взглядом силуэт Адалин. – Красиво. Правда?

Стал бы он говорить это, будь здесь кто-то другой? Какая-нибудь однодневная знакомая, которая забылась бы уже к следующему вечеру. Что-то среднее между серой мышкой и активной болельщицей. Недостаточно красива, чтобы смотреть на неё дольше, чем на закат. А теперь Илье насильно приходится удерживать себя так, чтобы не повернуть головы и не впиться глазами в её смущённое лицо, тёплые карие глаза, отражающие солнце. Илья медленно произносит:

– Знаешь, птичка. Мне кажется, что ты должна мне конфетку, потому что я недостаточно распробовал её в тот раз. Впрочем, как и твои губы. Что скажешь? Поцелуй или конфета?

Илья облизывает нижнюю губу и с улыбкой поворачивается к Адалин. Он, наконец, позволяет себе утонуть в ощущениях. Так же быстро, как и в тот раз. С одной лишь разницей: тогда она отражала в себе праздность свободного веселья, а сейчас – грациозность величественной природы. Истинно удивительная незнакомка.

Под пронзительным взглядом серых глаз Стрелецкого она складывает руки на груди. Ада думает, что лучше бы притворилась, что не узнала его. Разыграла бы глупую и неловкую сцену, будто бы это не она была в тот вечер, а её сестра-близнец. Адалин смотрит на солнце, ускользающее за деревья, а потом вдруг поворачивает голову в сторону довольного донельзя юноши. Ей следует взглянуть на него как-нибудь укоризненно. Нахмуриться, натянуть самое серьёзное выражение лица. Ей следует отойти от него и остановить всё это немедленно.

Но ничего из перечисленного она не делает.

Уголки губ Ады вздрагивают в ответной улыбке.

– Поцелуй или конфета? Это что, Хэллоуин? «Сладость или гадость?», – Адалин удивлённо вскидывает брови, но улыбка не сходит с её губ. – Так что же ты выберешь?

– Если брать такую аллегорию, то поцелуй пусть будет сладостью, а конфета – гадостью. Иначе почему я хочу выбрать первый вариант? – Илья улыбая-ется слишком хитро – по-лисьему. – Выбор скорее за тобой, пташка.

Ему даже не хочется строить из себя недотрогу. Играться на чужих чувствах, наблюдая со стороны за отчаянными попытками понравиться ему со всех красивых ракурсов. Наверное, он слишком «стар» для этого или в его жизни было слишком много девушек, которые с таким старанием унижались перед ним. Это всегда раздражало его, но сейчас он уверенно пользуется теми чертами характера, что обычно восторгают заинтересованных дам.

Адалин возводит глаза к небу, вероятно, проклиная его, а потом тихо шепчет:

– Ну какой же ты…

«Невыносимый», – договаривает за неё Илья мысленно и улыбается. Искренне, без натяжений в скулах, без попытки оскалиться. Наблюдая за её лицом с особенным интересом, потому что сейчас больше ничего не имело такого значения.

Француженка находит конфету в кармане кофты. Она как-то задумчиво рассматривает её в своей ладони, прежде чем слышит щелчок в сознании. Всё это – изначально просто отвратительная идея, но Адалин не видит границ. Вуд не жадная и может подарить этому парню и поцелуй, и конфету. Но в непонятном порыве она решает… Поиграть?

– Я выбираю конфету, renard rusé [прим. фр. «хитрый лис»], – Адалин поднимает на него глаза и разворачивает фантик.

И стоит Илье только потянуться за конфетой, как Адалин выхватывает «гадость» прямо у него из-под носа. Девушка подносит карамель к своему рту и аккуратно зажимает её между зубов, склоняя голову в сторону так, чтобы весело сверкнувший глазами Илья смог забрать свой сегодняшний выигрыш.

– Вот так вот, значит, да? – он широко улыбается.

Её тонкие губы обрамляют край конфеты, жёлтая карамель зажата между ровных зубов… Это выглядит привлекательнее, чем вульгарное выпячивание форм или что-то подобное. Илья сплетает пальцы за спиной, иначе в наглости прижмёт её к себе и заберёт всё сразу: и поцелуй, и конфету. Он предпочитает соблюдать правила, а потому слегка склоняется, осторожно забирает конфетку и замирает, заглядывая ей в глаза. Где-то в голове беззвучно тикают часы, медленно вращая секундную стрелку, но незнакомка уже отступает, чтобы не сломаться под натиском его пристального взгляда. Юноша выравнивается вслед за ней, перекатывает конфету во рту и немного морщится, когда кислота стягивает рот.

– И как же тебя зовут? Или мне называть тебя маленькой французской пташкой по возвращению к остальным?

Её губы растягиваются в улыбке, когда она замечает, как он морщится. Есть в этом что-то умилительное и «живое» – доказательство того, что парнишка перед ней настоящий, и всё это не её больная фантазия. Блондинка тихо смеётся, отходит чуть назад, чтобы дать и себе, и ему немного пространства и свободы. Так и дышится легче, и мозг не туманят его насыщенные серые глаза. И думается легче… Определённо легче.

– Зови меня так, только не на людях, прошу. Пусть это останется между нами, если не хочешь навлечь на себя гнев Жени, – она прячет руки в карманы кофты. На улице тепло, и даже немного душно, но мурашки не хотят сходить: зарываются в загривок и вытаптывают дорожки по позвоночнику. – Адалин. Меня зовут Адалин. Можно просто Ада, – она лукаво щурит карие глаза.

Сейчас важно удержать все порывы. Во многом они – эгоистичные, требовательные, буквально бьются о рёбра изнутри, но Илья не может разрешить себе быть таким наглым, как вчера в клубе. Одно дело скрывать характер с незнакомкой. И совсем другое – говорить с ней теперь.

Юноша отводит взгляд на закат, который плещется у крыш домов и вздыхает. Как бы ни хотелось тут остаться, им нужно вернуться до наступления полной темноты. Везти француженку по бездорожью в полумраке, учитывая то, что здесь запоздало включают уличные фонари – плохая затея. Но ему становится даже немного тоскливо осознавать, что минута уже прошла, а восторг ещё не улёгся.

Илья возвращается к мотоциклу первым. Почти любовно гладит руль, прежде чем перебросить ногу и взяться за шлем. В этом жесте столько неизмеримого восхищения, вложенного в это движение, словно нет ничего дороже и важнее, чем это транспортное средство. Натянув шлем и вскинув забрало, юноша оборачивается и смотрит на девушку. Без него, в свете пламенных оттенков, стоящая в пяти шагах от склона, она выглядит прекрасно.

– Поехали, нужно вернуться, а то мы задержались. Ещё немного, и Кириллу придётся ехать и искать нас, – спокойно произносит Илья и терпеливо ждёт, пока девушка вернётся на исходную позицию. Её медлительность позволяет ему потратить эти секунды на любование видами. Он не так часто находит возможность выбираться сюда, в отличие от своих друзей. К тому же слишком привык жить моментами, а не грёзами о будущем. – Крепче обнимай, птичка, я всё же несу за тебя ответственность.

Адалин не отвечает ему ничего, лишь прикусывает щёку изнутри и улыбается под шлемом. Она обхватывает его торс точно так же, как делала это по пути сюда. Но почему-то теперь ощущается всё это совершенно иначе. Девушка сцепляет свои пальцы в замок и крепко держит спину Ильи. Адреналин снова поступает в кровь, когда мотоцикл начинает рычать подобно дикому зверю. Ада задерживает дыхание и жмурится, не решаясь сразу открыть глаза.

Двигатель тихо урчит, когда Илья убирает подножку и прибавляет газу. Мотоцикл несётся вперёд, резво разворачивается, задним колесом обрамляя то место, где они стояли, и стремительно катится вниз со склона по сухой грунтовой почве, унося их отсюда подальше.

Ленивые сумерки наступают быстрее, чем Адалин может подумать. Когда они приезжают, на улице уже царит слабая тьма, и лишь огоньки домика освещают им дорогу ко входу. От недавнего заката не остаётся и следа. Задрав голову, Адалин удивлённо обнаруживает, что темнота не поглотила небо, а звёзды не вспыхнули мелкими точками.

Женя с горящими от счастья глазами тут же подлетает к ней, спрашивая исключительно о чувствах и ощущениях во время быстрой езды. Ничего лишнего – и хорошо. Кажется, что Павлецкая вообще не догадывается ни о чём, и Аде даже становится стыдно, что она не признаётся Жене в том, что они с Ильёй были уже знакомы до поездки. Пусть и через поцелуй.

Шлем Ады возвращается в руки Кирилла, который доволен происходящим не меньше окрылённой Жени. Наверное, подруга будет такой же радостной и довольной только когда Адалин даст добро на маленький чернильный рисунок на своей коже. Где-нибудь на незаметном месте. Ей частенько приходится участвовать в публичных встречах, и возможности расписывать себя так же, как подруга – нет. Татуировки Жени виднеются из-под ворота кофты, прячутся под одеждой на руках, спине, бёдрах и груди. Витиеватые дракончики, замысловатые цветы, даже фраза на французском, написанная рукой Адалин: «ici, je suis le principal probleme» [в переводе с франц. – тут главная проблема – это я]. Ада всегда удивляется смелости Жени и частенько всматривается в татуировки подруги – да и Павлецкая никак не может удержаться от того, чтобы лишний раз не похвастаться своими «трофеями».

Кирилл обнимает своего друга за плечо, утягивает его в сторону бассейна, и не перестаёт приговаривать:

– Тот, кто опоздал, должен выпить бутылку комбучи. Залпом!

Илья наблюдает за тем, как вокруг Адалин собирается толпа его друзей, восторженно обменивается громкими эмоциями, а сам тщетно пытается вспомнить, когда ещё они были так оживлены с незнакомцами. Это маленькое семейное сообщество очень опасливо встречало новых членов, испытывало их, брыкалось, кусалось и даже царапалось. Но сейчас кажется, что француженка была среди них абсолютно всегда. Илья косится на Кирилла со свойственной ему хмуростью. Как если бы его настроение было порогом, через который нужно было срочно переступить. Излишки эмоций, усталость и рабочая нагрузка не только стягивают мышцы на плечах, но и злят. Кирилл хорошо знает, что в этот момент распутье Ильи предопределяет дальнейший вечер, поэтому властно впихивает в руку Ильи холодную бутылку с неясным варевом.

– Выдохни, друг, – Кирилл ободряюще похлопывает Илью по плечу, отчётливо улавливая, что натянутая струна где-то внутри друга подрагивает, знаменуя скорый разрыв, и очень старается говорить мягко, так, чтобы этого не произошло. Он дожидается, пока хмурость Стрелецкого слегка разойдётся и расслабятся его густые брови, а потом широко улыбается. – Ты справился. Заслужил всё это. Пей. Пей. Пей. Пей!

С каждым новым «пей!» голос Кирилла становится звонче. С ним сплетаются и другие голоса, нарушающие вечернюю тишину и умиротворение. Илья проходит чуть вперёд, на ходу расстёгивает куртку и смиренно запрокидывает бутылку, прикладывая к губам. Глоток за глотком он поглощает напиток, пока внутри банки ничего не остаётся.

– Комбуча? – с недоверием переспрашивает Адалин у Жени, пока остальные продолжают скандировать призыв.

– Чайный гриб. – хихикает подруга. – Запасов от бабушки Кирилла в доме ещё полно… На все опоздания Стрелецкого хватит.

– Чайный… Что?!

– Ты в России! – восклицает Павлецкая и легонько шлёпает Аду по бедру. – Не выпендривайся!

Илья допивает бутылку комбучи и победно поднимает её над головой. Очередная победа! Вырванная зубами, вытянутая на тяжёлой цепи из самого болота. Очищенная трудом и потом, выбеленная и выставленная напоказ. Осознание этого делает усталость Ильи приятным последствием, а не тяжёлой ношей. Каждый раз, открывая новую точку, он вспоминает, сколько сил ему пришлось вложить в самую первую. И все ещё самую любимую, даже сейчас. А как долго он мучился с арендой помещения для второй точки… И как ему выносила мозг налоговая при открытии третьей.

Стрелецкий пробирается ближе к домику и уходит туда, чтобы наконец сложить свои вещи. Он кладёт свою сумку отдельно от всех остальных, так, чтобы потом была возможность быстро собраться и сбежать. Он меняет кожаную мотоциклетную броню на длинные чёрные шорты с красным пламенем вместо полосок по бокам и чёрную майку, вырез которой отлично демонстрирует все его татуировки и золотую цепочку с кольцом Адалин. Сначала Илья хочет оставить её где-то среди вещей, будто чувствует, что Ада сразу обратит на это внимание. Но потом решает, что нет места безопаснее, чем собственная шея.

Запах шашлыков смешивается с летней свежестью вечернего воздуха. Он проникает в домик даже через закрытые форточки, а когда Илья выходит на крыльцо, то чувствует, как этот запах практически заменяет собой всё остальное. Женя с Алисой и Димой крутятся вокруг стола и дорезают что-то, при этом весело переговариваясь друг с другом. Кирилл с Серёжей ходят вокруг мангала, обмахивают угли куском пластмассы. В одиночестве стоит лишь француженка. Илья приваливается плечом к деревянному столбику на крыльце. Пышно цветущая сирень скрывает его от чужих любопытных глаз, но даёт возможность наблюдать за остальными. Он беззвучно хмыкает.

И всё же Ада не чувствует себя здесь чужой.

В гардеробе Адалин есть и элегантные туфли от «Jimmy Choo», и платья из последних коллекций «Valentino». Но здесь она не видит в брендовых шмотках никакого смысла. Куда комфортнее чувствовать себя в джинсовых шортах и в бесформенной футболке из масс-маркета. Куда приятнее шлёпать босыми ногами по нагретой солнцем плитке перед бассейном. Чувствовать долгожданное расслабление, наслаждаться возможностью вздохнуть полной грудью. Даже несмотря на то, что из динамиков телефона льётся мягкая французская трель. Быстрая, для нежелательного слушателя похожая на скороговорку, но вполне понятная для Ады. Она тихо выдыхает, опускается на раскладной туристический стул, тут же откидываясь на спинку и запрокидывая ногу на ногу.

– Они сказали, что я должна присутствовать на этом собрании, а я… А я…, – тихий всхлип на том конце трубки заставляет Аду устало вздохнуть и тут же прикрыть глаза.

– Дыши глубже, Леона. Они же не петлю тебе на шею накидывать собрались, – на секунду голос Ады затихает, а в следующий момент взрывается новой порцией негодования. – Прекрати рыдать. В верхнем ящике моего стола я оставила все документы. Просто ознакомься с ними и иди на планёрку. Прочитай по бумажке, все вопросы запиши, а потом передай мне. Напомни им про проекты, которые мне должны были прислать на почту для согласования. Если что тебя подстрахует Томас. Поговори с ним. Мы все вопросы решили ещё вчера. Только не истери, Леона, прошу, – плач Леоны медленно затихает, переходя в рваные вздохи. – Сиди и улыбайся. Никто из них не накинется на тебя. Ну а если Эд попытается вмешаться… Я разрешаю тебе послать его к чёрту.

Голос Леоны снова трещит, не переставая, и Адалин прижимает ладонь ко лбу, чувствуя нарастающую головную боль. Не уезжающей до этого надолго Аде впервые приходится оставить новоиспечённую помощницу одну. И теперь она закатывает истерику от свалившихся на её плечи обязанностей. Даже с учётом того, что большую часть Адалин разгребла перед отъездом.

– Никто не заставляет тебя лично назначать встречи, – устало шепчет Адалин. – Ты просто моё доверенное лицо, которое должно передавать мне всю информацию. Зайди к Томасу. И выпей успокоительного.

Адалин сбрасывает звонок до того, как трель Леоны снова резанёт по ушам. Ада убирает телефон за спину, но вместо того, чтобы опустить его в карман джинсовых шорт, просто кидает на тканевую сидушку стула. Адалин опускает лицо в прохладные ладони и закрывает глаза. Все её попытки освободиться нагло прерываются проблемами то с семьёй, то с работой – работой в империи отца на пол Европы – и перекрывают Аде кислород. И даже за много километров от Парижа ей не дают забыть об этом. Ей так хочется бросить всё, остаться в другой стране, устроиться на обычную работу и вечерами выходного дня петь в баре. Исполнить свою маленькую мечту, открыть кафе, в котором подавались бы сотни видов круассанов и выпечка по рецептам её бабушки. Хочется наверстать всё упущенное и не видеть всей той грязи, которая скрывается за шуршащими купюрами.

Пока Ада старалась успокоить разбушевавшуюся помощницу, вокруг неё разворачивалось целое преступное действие. Илья успел подмигнуть Кириллу, и тот сразу же отсалютовал ему, словно только и ждал знака. Кирилл ушёл к Жене, увлёк её в разговор… Ада вряд ли могла предположить, что попала в настоящую семью, где все понимали друг друга с полуслова. Поэтому Илья точно знал, что может спокойно приближаться к Аде со спины и никто не выдаст его – кроме Жени, которая сейчас хохотала над шутками Кирилла. А Алиса вдруг окажется рядом с француженкой, отвлечённо спросит, как у неё дела и проверит, не пострадал ли телефон. А потом легко отойдёт в сторону за секунду до того, как руки Ильи скользнут под колени француженки.

Адалин даже не успевает взвизгнуть, как теплота ладоней Ильи обжигает её кожу сквозь ткань футболки, заставляя Вуд крепко вцепиться в мужское плечо и взглянуть в лицо Стрелецкого. Он держит её на руках

– Стой. Что ты делаешь? – тихо шепчет она, пока по губам Ильи расползается пусть и хитрая, но доброжелательная улыбка.

– Ты нарушила самое главное правило нашего «клуба», – поймав её непонимающий взгляд, Илья практически ликует. – Работу мы оставляет за пределами домика. И за нарушением следует наказание.

– Что за детский сад? – Адалин закатывает глаза и собирается соскользнуть с его рук, но Стрелецкий прижимает её к себе крепче, сверкнув серыми глазами в полумраке. – Ты что, серьёзно? – благо, Ада знает, что есть одно волшебное слово, которое достаточно просто прошептать, чтобы помощь тут же подоспела. – Женя!

– Сделай вдох!

В этот момет Илья тащит её в сторону бассейна. Он со смехом выжидает буквально секунды две, чтобы Ада успела осознать происходящее, а в следующий момент отталкивается и кубарем плюхается в воду с Адалин на руках.

Он отпускает француженку почти мгновенно, чтобы позволить ей всплыть первой. Ощущает толчок в свой живот, когда она отталкивается и выплывает на поверхность. Сердце Ильи замирает, пузырьки воздуха всплывают и исчезают на воде, пока он находится там, под водой. И лишь спустя какое-то время Илья отталкивается от дна и медленно выныривает, шумно выдыхая остаток воздуха.

Тело Адалин, нагретое солнцем, подрагивает от вечернего холода, и она, улыбаясь, проводит ладонями по своему лицу, стирая назойливо затекающие в глаза крупные капли воды. Француженка тихо смеётся, когда слышит злое шлёпанье босых ног Жени по плитке. Ох… Уж Женя за Адалин-то…

– Илюша, я оторву тебе причинное место! И заставлю съесть его на ужин, – шипит на него Павлецкая, пока Адалин выбирается, опираясь на бортик. Вся её футболка вымокла до последней нитки и теперь облепляет тело как вторая кожа. – Вот выйдешь оттуда, я тебе покажу, где раки зимуют, негодник!

Ада случайно ловит взгляд Кирилла. И в его глазах, и в глазах Адалин вспыхивают одинаковые, недобрые огоньки. В их головах рождается одна общая мысль. Пока Павлецкая отчитывает Илью, а заодно и всех остальных всеми известными ей словами, Адалин медленно поднимается на ноги. Сейчас подруге и дела нет до неё, а значит… Ада обхватывает подругу, прижимаясь к ней мокрой одеждой, и Женя испускает нервный визг от обжигающего кожу холода. Кирилл тихо смеётся в кулак, чтобы не раскрыть то, что тоже участвует в «коварном плане», а Адалин спешно отстраняется, чтобы убежать от разъярённой Жени.