Пожалуй, естественной реакцией на упавшую мне в ноги девушку было бы дёрнуться от неожиданности или даже отшатнуться, никто не удивился бы и не осудил. Но я настолько растерялась, что застыла столбом. А потом уж было стыдно пятиться. Не знаю, почему она воззвала именно ко мне… но она умоляла о защите! И нетрудно было догадаться, в какую беду она попала.
На ней следы от побоев, причём недавних. Просто в голове не укладывается: некроманты — и измывательство над женщиной? Но синяки налицо. Плюс ко всему я до сих пор чувствую боль в её ребрах: а такие повреждения появляются конкретно от ударов кулаками или пинков. Вряд ли девушка сбежала бы, просто неудачно упав или скатившись с лестницы…
Невозможно от неё отшатнуться. Немыслимо. Опускаюсь на пол, рядом; порой бережные объятья нужнее и действенней миллиона утешительных слов. Отмахиваюсь от склонившегося в беспокойстве Бастиана, лишь напомнив шёпотом: «Доктора Гальяро, прямо сюда, срочно!»
Осторожно поглаживаю вздрагивающую спину девушки, снимаю боль, насколько могу. Не спрашивайте, как я это делаю. Толики целительных способностей, вернувшейся вместе с Обережным Даром, хватает для «скорой помощи»: на что-то серьёзное я не замахиваюсь, но вот ослабить болевые ощущения, снять мышечный спазм, подтолкнуть регенерацию как-то могу. Впрочем, полным заживлением прямо сейчас я не стану заниматься. Пусть доктор осмотрит повреждения и возможные увечья и опишет всё в официальной бумаге, во внушительных медицинских терминах. Кажется, это называется: «снять побои». Я не собираюсь спускать с рук подобное, даже если незнакомка окажется далеко не ангелом, а истязатель обвинит её во всех смертных грехах. Если она в чём-то провинилась — веди её на суд к тому же Главе Клана, или разводись; но не опускайся до садизма.
— Теперь всё будет хорошо, — шепчу ей. — Мы не дадим тебя в обиду.
Она замирает в моих объятьях, как испуганное дитя, только сердце неистово колотится. А на меня вдруг накатывает…
Ещё не так давно из-за подобных «подарочков» я шарахалась от собственного Дара, готовая отказаться от него навсегда, ибо на себе прочувствовала, что во многая знания многая печали. Но потом поняла, что так нельзя. Как ни тяжело узнавать правду — пропускать её через себя нужно. Даром не пренебрегают.
Увидеть однажды, что Васюта потянулся ко мне из-за удивительного сходства с его Любашей, оказалось больно. Но отрезвило — и на многое открыло глаза, как и подготовило к будущему расставанию. Обмен воспоминаниями с той же Любавой, нынешней княгиней Северной, оказался даже полезен, установив между нами незримую связь и понимание. А то, что вижу сейчас… ужасает, шокирует, но помогает во всём разобраться. И даёт в руки оружие против насильника.
В этот раз вспышки чужих воспоминаний не оглушают внезапно. Накат, знакомое ощущение — такое же, что охватило меня перед озарением с Любавой — как бы предупреждает, что сейчас вновь распахнётся окно в чужую жизнь. Я даже успеваю инстинктивно закрыться… Как бы выразиться понятнее? Одним словом, готова принять озарение, но самой при этом не раскрываться. Главное — узнать, кто так обошёлся с девушкой и от кого нам её оградить.
…Странное ощущение раздвоенности сознания. И дело не только в кусочках чужой судьбы, переживаемых ярко, остро и болезненно; меня как будто несёт по двум временным потокам одновременно. Нахлынувшие воспоминания затрагивают диапазон лет в пятнадцать: жизни, любви, боли и отчаянья Глории Дельгадо-Иглесиас. Я проживаю их вместе с ней — и в то же время сижу на полу гостевой комнаты в крыле бабушки-матриарха, причём недолго сижу, минуты две-три… Вижу глазами Глории, чувствую её телом каждый поцелуй, каждую пощёчину — и слышу краем уха суету поблизости: донна Фелиция командует и горничными, и нашими Тёмными рыцарями, равно успешно управляя и теми, и другими. Из приоткрытой неподалёку двери ванной комнаты тянет ароматом лаванды и трав, к ним примешивается горьковатый запах заживляющей мази, применяемой при лечении ушибов и отёков. Хлопают дверцы шкафов, поскрипывают колёсики ширмы. Шуршат простыни на застилаемой постели. В считанные минуты разворачивается целый маленький госпиталь.
И ещё я слышу приближающуюся чеканную поступь в коридоре, и по знакомому отголоску — целительскую ауру, как родственную, чую издалека! — угадываю приход долгожданного доктора Гальяро. Наконец-то!
Неприятное тянущее ощущение в пояснице заставляет меня поморщиться. А потом вздрогнуть от страха. Это уже не чужая боль, а моя, что, в общем, нехорошо. Резонанс от сопереживания пациенту может спровоцировать подобные явления в организме самого целителя. А девочка на грани потери ребёнка! Ой, не надо, не надо резонировать, так и до беды недалеко!
— Всё, — говорю твёрдо и решительно. — Хватит плакать, принимаемся за дело. Глория, детка, бери себя в руки и борись: это твоё дитя мы сохраним непременно. Но в первую очередь нужно прекратить рыдать. Смотри на меня, быстро…
Глория Иглесиас послушная девочка. Не удивительно: послушание вбивали в неё много лет. Вот и сейчас: подавив последний всхлип, она пытается вытереть опухшие от плача глаза.
Хорошо, что на кулоне с моей Лунницей застёжка магическая, никакой возни при снятии. Перевесить амулет на гостью — секундное дело. Я-то при этом никаких перемен не чувствую, а вот девочка… вздрагивает: похоже, от изумления. У неё даже слёзы высыхают. Словно не веря ощущениям, она заводит руки к пояснице, потом поглаживает живот… Ещё бы! Стопятьсот процентов гарантии, что предвестники несвоевременных схваток затихли! Робко улыбается.
— Вот видишь, уже лучше, намного лучше! Это Лунница работает, та, что я тебе навесила. Позже я о ней расскажу, а сейчас запомни главное: не снимай её ни за что! Носи всю беременность и вообще, пока не родишь, — говорю как можно строже. — Поняла?
Она истово кивает, глядя на меня, как на какое-то божество.
— Больше не болит, донна Ива…
Да я и сама чувствую — не болит. Самое страшное если не позади, так приостановлено. Ай да Лунница!
— … Так, донны, прошу сохранять спокойствие, сейчас мы со всем разберёмся!
Доктор Гальяро, нордического типа красавец-паладин, ворвавшись целеустремлённым вихрем в комнату, немедленно перехватывает управление. Оценивает обстановку и рассредоточивает всех присутствующих по нужным ему местам. Подхватывает с пола, безошибочно определив, кому тут хуже всех, новую пациентку, сыплет распоряжениями для Фелиции, рыцарей вообще просит удалиться. Бастиан успевает кивнуть мне на дверь: дескать, мы будем рядом! Горничные во главе с донной компаньонкой, которой более подходит определение «секретарь матриарха», хлопочут над девушкой, раздевая, обрабатывая раны, охая, укладывая в постель. Приглядывая за ними пока издали, дон Гальяро внимательно выслушивает от меня предысторию произошедшего, а также суть увиденных мною откровений. Заодно профессионально перехватывает моё запястье, считывая пульс, сканируя общее состояние.
— Так. В общих чертах мне всё понятно, донна Иоанна.
Хмур, хмур. И, похоже, порядком рассержен: меж бровей залегли две суровых складки, на скулах играют желваки. Ещё бы. Одно дело — из года в год курировать счастливых будущих мам, помогать рождениям новых жизней, и совсем иное — столкнуться с вопиющим издевательством над женщиной. Это шокирует. Но Гальяро — профессионал и умет держать лицо.
— Кстати, и вам, и донне Элизабет лучше пока уйти и подождать где-нибудь неподалёку. Связь с целителем сразу не прерывается, и резонанс с пациенткой ещё может на вас отозваться, — подтверждает он мои опасения. — Разумеется, вы обо всём узнаете первой, донна Иоанна. К тому же, я рассчитываю на вашу дальнейшую помощь.
И скорее всего, понадоблюсь я ему не как слабенький целитель, а как делегат к дону Теймуру. Вот это всегда пожалуйста!
— Конечно. Мы с Элизабет подождём в гостиной.
— Но… — пытается возразить Элли. Перехватываю её за руку и увлекаю в коридор:
— Я сейчас всё объясню.
Но перед уходом успеваю ободряюще кивнуть нашей гостье. То ли это Лунница на неё действует умиротворяюще, то ли общая доброжелательная атмосфера… но девочка почти успокоилась и отвечает слабой благодарной улыбкой. Доктор меж тем сильной рукой играючи подхватывает тяжёлый стул, усаживается в изголовье постели.
— Давайте для начала познакомимся и немного поговорим, дитя моё…
Это у него такая методика. Знаток человеческих душ и тонкий психолог, доктор Гальяро умеет подобрать ключик к сердцам самых застенчивых или самых строптивых пациенток, умудряясь и вызвать к себе восхищение, и ни на йоту не переступить грань отношений «доверенный врач — доверившаяся пациентка». К каждой женщине у него свой подход; и если к бедняжке Глории он обратился, как к ребёнку, значит, так нужно.
Выскочив за дверь, как ошпаренная, я падаю на первую попавшуюся банкетку, прикрыв лицо руками, всё ещё не в силах отойти от увиденного.
— Ива? — требовательно теребит меня за рукав Элли. — Давай, не тяни! Рассказывай!
— Мне срочно нужен дон Теймур, — невпопад отвечаю я. — Вернее, нам срочно нужен дон Теймур. Немедленно. Пока он не назначил этого мерзавца Хорхе главой семейства.
— Но, донна… — нерешительно начинает Бастиан. Прерываю его жестом:
— Я сама с ним свяжусь. Сама. Только сперва подскажите мне кое-что, Бастиан, боюсь не справиться без теоретической подготовки… Если нужно мысленно передать чужие воспоминания, то как вы это делаете? Подозреваю, что слов в нашем случае окажется недостаточно.
Бусина вправо, бусина влево,
Бусина алая, бусина белая…
Казалось, я должна была тотчас связаться со свёкром и сообщить ему о бедственном положении нашей гостьи. О том, что взяла её, пусть и невольно, под свою защиту. Что ей, собственно, более требуется его помощь, чем моя. Однако вместо этого я сижу за низеньким столом в гостиной матриарха; передо мной распахнутый ларец, из которого я время от времени достаю по одному шарику, перламутровому или коралловому, и не спеша откладываю в одну из больших раковин. Слева от меня собирается горка из коралловых бусин, справа — из жемчуга.
Что я делаю?
Вернёмся немного назад
Не случайно и не с простой просьбой я обратилась к Бастиану. Когда-то, после моего освобождения из подвалов Омара ибн Рахима, дон Теймур считал из моей памяти картины пережитых ужасов и прямиком транслировал их Совету Магов. Дабы воочию показать и доказать масштаб преступлений Рахимыча. Человеческая память уникальна, в ней фиксируется всё до мельчайших деталей; но на поверхности остаётся лишь то, что считает важным её хозяин. Тем не менее, фон происходящего запечатлевается в клетках мозга, как на фотографии; умеючи, с него можно заполучить сведений куда больше, чем из самых подробных устных рассказов.
А теперь я собираюсь транслировать дону Теймуру всё, увиденное в откровении. Сегодняшний случай вышел за рамки внутренних семейных разборок, когда стараются не выносить сор из избы; побои — это уже насилие, за него, например, в моём мире судят. Для некромантов их главный судия — Архимаг и Глава Клана, вот пусть он и разбирается. В его адекватной реакции, кстати, я уверена. Он ещё и выгоду какую-нибудь из этой ситуации выцарапает, если не для себя лично, так для клана. Вот только на одни эмоции его не возьмёшь; дон Теймур затребует доказательств. А они есть, и хоть не совсем в обычном виде, но всеми здешними судами принимаются. Главное — дать делу ход, а там, глядишь, и прочие улики найдутся, вещественные.
К моей немалой досаде, в ответ на просьбу помочь с пересылкой чужих воспоминаний Тёмный рыцарь лишь покачал головой. Оказывается, менталистика — конёк далеко не всех некромантов. Лишь единицы могут виртуозно работать с памятью: извлекать фрагменты, обрабатывать, передавать. Остальным доступно простое считывание, да и то не всегда. К сожалению, дорогая донна…
Тем не менее, сейчас я занимаюсь ничем иным, как сортировкой воспоминаний. Щёлк! Очередной коралловый шарик падает в раковину по левую руку. Щёлк! Жемчужинка, гладкая до шелковистости, увесистая, солидная… На белом перламутре играют цветные блики от витражных окон. Щёлк! Чаша-раковина справа. Щёлк… туда же. И, как это иногда бывает, войдя в стабильный ритм, я невольно бормочу слова, укладывающиеся сами собой в строки.
Бусина вправо, бусина влево,
Бусина алая, бусина белая…
Стонут под пальцами, плачут, страдают,
Воспоминанья хранить не желают.
Слишком уж больно, слишком уж страшно
В душу чужую, раскрытую настежь,
Вторгнуться, вырвать, втянуть, утащить,
Чтобы в себе навсегда сохранить…
А бусины тут вот при чём. Таки нужно объяснить…
Не успела я прочувствовать всю глубину разочарования после объяснений Бастиана, как в небольшую гостиную, где мы обосновались с ним и Элизабет, стремительно вошла донна Фелиция, бабушкина компаньонка. Впрочем, у меня сложилось впечатление, что секретарём-референтом матриарха сию энергичную маленькую женщину не окрестили лишь потому, что данная должность в Гайе неизвестна. Либо же определение «компаньонка» имеет здесь совсем иной смысл, более… деловой, что ли. Помощница. Правая рука. Представитель. В её присутствии мы с Элли мгновенно почувствовали себя нашкодившими девчонками, а глава Чёрных рыцарей, кажется, изо всех сил боролся с желанием вытянуться по стойке «смирно». Изящно-аристократичная, затянутая в чёрное, не потерявшая с возрастом плавности и грации движений, донна Фелиция пригвоздила каждого из нас взглядом к полу, особое внимание уделив мне, и сообщила сухо:
— Дон Гальяро просил оставить его с больной наедине; он сообщит о результатах обследования, а заодно и о том, возможно ли перевезти нашу гостью в его госпиталь. Может статься, девушка не перенесёт дорогу; в таком случае придётся обратиться за помощью к вашему супругу, донна Иоанна. Дон Маркос ведь не откажется выстроить новый портал, напрямую из Эль Торреса в больницу?
— Разумеется, — немедленно отвечаю я. Ха! Попробовал бы он отказаться! — Труднее будет уговорить его удержаться от разборок. А то ведь сам ринется бить лицо этому… Хорхе.
… Хор-рьку, так и хочется сказать!
Сцепив пальцы, донна Фелиция негодующе фыркает.
— О проверке на прочность любого лица, нарушившего границы резиденции, ещё раньше позаботится дон Бастиан. Не беспокойтесь. Для вас же, донна, у меня послание от донны Софьи. Она одобряет ваши действия и рекомендует в случае возможных затруднений консультироваться со мной, как с её полномочным представителем.
Несмотря на серьёзность обстановки, еле сдерживаю улыбку. Не любит матриарх мыслесвязи, предпочитая, если уж совсем от разговора не отвертеться, раздать распоряжения через кого-то одного оптом, для каждого. Не в первый раз замечаю за ней эту чудинку.
Но теперь, после её, можно сказать, милостивого кивка я потихоньку выдыхаю, а то до сих пор чувствовала неловкость. Всё-таки это довольно-таки нахально — вторгнуться со своей благотворительностью в чужой монастырь. Но была у меня железобетонная уверенность, что самое безопасное место для девочки здесь, подальше от Иглесиаса-старшего. Не знаю ещё, насколько он замешан в этой тёмной истории, но даже если он как-то учует здесь родственницу — прорваться к ней не сможет.
Покои матриарха — это как Ватикан. Государство в государстве. И штурмовать их, подозреваю, себе дороже.
А вот за наводку, с кем можно посоветоваться, бабушке Софи отдельное спасибо. И низкий поклон.
Как можно ярче я расписала донне Фелиции свои трудности.
Связываться на расстоянии мысленно, по-простому, у меня получалось более-менее сносно. Правда, иногда я начинала слишком громко «орать». Уж как это у меня получалось, телепатически-то, ума не приложу; но мои послания порой слышал не только Мага, с кем я, в основном, рисковала общаться дистанционно, но и те, кому случалось оказаться рядом, причём охват был… Н-да. Значительный был охват. Дражайший мой супруг признавался, что в такие моменты я его порядком оглушаю. Ну… такая уж я талантливая.
Сэр Майкл, которому я как-то пожаловалась на сие скорбное обстоятельство, лишь кротко улыбнулся и посоветовал не пытаться намеренно себя приглушать. Это всё равно, что попробовать остановить текущую реку. Мыслепоток можно сравнить с ручьём, неспешно текущим. Однажды, пытаясь мысленно обратиться из заточения к своему Наставнику, я вложила в зов чересчур много сил, должно быть от отчаянья — ведь у меня была единственная попытка докричаться! — и гаркнула в пространство так, что расширила русло этого ручейка, превратив его в полноводную реку. Теперь её не загонишь в прежние берега. И не надо. Он, сэр Майкл, сделает мне сдерживающий амулет, который будет «оттягивать» на себя лишнее.
Но амулета я всё ещё жду. Паладин заезжает в Эль Торрес нечасто.
А сейчас оказалось, что нет худа без добра. По словам донны Фелиции, взявшейся за моё срочное обучение, для передачи мыслеобразов как раз и нужен незаурядный такой, достаточно мощный и устойчивый мыслепоток. Вот только перед самой его передачей желательно ещё раз пересмотреть данные. Отсортировать. Убрать лишнее, подобно тому, как мы перечитываем и редактируем письменное послание. Для этого хорошо использовать определённые подручные средства. А они в этом доме, разумеется, имеются.
Величественно кивнув, бабушкина компаньонка прошла через всю гостиную к загадочному, давно интересовавшему меня настенному стеллажу с коллекцией непонятно чего. Не единожды побывав в гостиной матриарха, я всю голову сломала над тем, что же хранится в этих разнокалиберных сундучках и ларчиках, которые при мне ни разу не открывались. Может, это просто собрание кубышек, как таковых? Совершенно разных, обитых золотом и медью, покрытых перламутром или эмалью, резанных из слоновой кости или из полудрагоценных камней, уникальных самих по себе… Неужели я смогу сунуть любопытный нос в эту сокровищницу? Так и есть. Донна «секретарь» с усилием приподняла одну из шкатулок и, вручив её Бастиану, указала на низкий столик, придвинутый к дивану в центре комнаты. С соседней полки сняла две больших раковины — судя по всему, створки то ли жемчужницы, то ли тридакны. Разместила их там же, на столе, рядом со шкатулкой.
— А вы идите, юноша, — неожиданно сурово сказала Бастиану. — Идите-идите, не нужно вам тут присутствовать. Тут будет женская ворожба, и мужской энергетике вмешиваться ни к чему. Когда мы закончим, донна Иоанна сама свяжется с доном Теймуром и напрямую передаст ему те сведения, которые сочтёт нужными. Проследите за дорогой из Терраса: возможно, тот, от кого наша гостья сбежала, уже хватился и скоро прибудет за беглянкой. Две отслеживающих шпильки я с неё сняла, но, подозреваю, слишком поздно, было время их отследить. Ждите гостя. Или гостей. Донна Элизабет…
Элли умоляюще сложила руки:
— Позвольте мне остаться!
Поколебавшись, Фелиция кивнула.
Бастиан покинул нас с явной неохотой, но озабоченный: намёки на возможных визитёров ему явно не понравились. Похоже, семейство Иглесиасов скоро загудит, как растревоженный улей, происшествие получит огласку, а потому — действия Тёмных рыцарей должны быть безукоризненны и аккуратны, без урона доброго имени Главы и всего клана.
— Что ж, приступим.
Донна Фелиция бросила на меня очередной пронизывающий взгляд.
— По словам донны Софьи, вы, донна Иоанна, учитесь быстро и успешно. Постарайтесь и сейчас не ударить в грязь лицом, поскольку материя изъятых воспоминаний по природе своей хрупка и эфемерна. При повреждении она быстро разрушается, и если таковое случится, вам для сбора новых сведений придётся потревожить нашу гостью; а это было бы не слишком этично…
И неожиданно добавила:
— И по-дилетантски. Поэтому помните: всё должно получиться с первого раза.
Под её взглядом, так похожим на матриарший, хотелось съёжиться.
Жёсткий подход; разумеется, оправданный, но несколько неожиданный. Я успела привыкнуть к тому, что, несмотря на мой возраст, все в этом мире до сих пор возятся со мной, как с новичком. Оно и понятно: в Гайе, полной магии, живу каких-то полгода и только учусь. Кое-какие успехи, конечно, имели место быть, но, положа руку на сердце, надо признать, что причиной тому было не уменье, а в чистом виде удача и везение. Магический потенциал у меня есть, а вот опыта и знаний, как таковых, минимум.
Да ещё Симеон, опытный обережник, не одобрял чрезмерных занятий магией в моём положении. Допускал лишь несложные бытовые плетения, чтобы форму не потерять и не дать застояться магопотокам. Вот я и не усердствовала особо.
Но то, что скидку на неопытность мне в этот раз делать не будут — давно пора.
…Пристроившись на диване по обе стороны от Фелиции, мы с Элли заворожённо следили за её рукой, унизанной серебряными кольцами. Вот тонкие, всё ещё красивые пальцы…
…с накладными остро заточенными ногтями, как у Торресов! Неужели боевыми?
…коснулись трёх бутонов на резной лакированной крышке. С лёгким щелчком шкатулка открылась. В одном её отделении замерцали идеальные сферы крупного жемчуга. В другом — отполированные розово-алые шарики коралла.
И началась учёба.