Дотянуться до звезд

Глава 12

Сапфировая бухта была заполнена небольшими, ощетинившимися соснами островками. Высокие темные деревья произрастали прямо из скалистых берегов. В этой части Мэна не было ни пологой отмели, ни песчаных пляжей. Лишь глубокие впадины, неприступные утесы и больше омаров, чем Тим Макинтош мог бы поймать за всю свою жизнь. «Афродита» скользила так близко от берега, что Тим слышал, как лось жевал лавровые листья.

Он вытащил корзину-ловушку, бросил двенадцать больших омаров в широкое корыто, сменил наживку и швырнул ловушку обратно за борт. Теперь к следующей корзине, а потом еще к одной. В этот раз у него были красно-белые буйки. Чтобы правильно выровнять цвета, требовалось немало времени и усилий. Тим постепенно пробирался на север, по пути подписываясь на работу в разных рыболовецких компаниях, и у каждой были свои цвета. Он привозил омаров, получал деньги и плыл дальше.

Тима полностью устраивала жизнь рыбака-скитальца. Постоянное движение удерживало его от погружения в пучину воспоминаний о прошлом. Самоанализ был для него настоящим проклятием. Тим решил смотреть не вовнутрь, а наружу: на гранитные скалы, голубое небо, искрящуюся воду, резвящихся черных дельфинов, на одинокого орла, медленно выписывающего круги в вышине. Тиму приходилось уделять внимание и более насущным проблемам: отцеплять порванный трос, чинить сломанную лебедку, следить за уровнем горючего и волнением на море.

На тот момент прибежищем Тиму служил остров Элк. Хорошее место, спокойные люди. Платили средне; Дирк Кроуфорд был тем еще жмотом и поэтому ничем не отличался от остальных судовладельцев, с которыми Тиму доводилось иметь дело. Дирк сдавал в аренду свои ловушки, что, как он считал, давало ему право присваивать себе до семидесяти пяти процентов стоимости любого добытого Тимом омара.

Ну и что с того? Тиму не нужно было содержать семью. Он спал на своем судне и ел пищу собственного приготовления. «Афродита» заменила ему дом. Она была для него и семьей, и женой, и единственным другом. Тим Макинтош выбросил из своей жизни существенную часть, поэтому ему пришлось довольствоваться тем, что осталось. Это была хорошая лодка. Она согревала его ночью. Он лежал в своей койке, слушая потрескивания и шуршания «Афродиты» и звуки воды, разбивавшейся об ее стальную обшивку, и засыпал под ее убаюкивающий шепот.

Его лодка заботилась о нем.

Вот что он получил взамен, назвав ее именем богини любви. Он купил катер сразу после свадьбы с Дианой. Это она подбила его обзавестись новой лодкой, Алан предоставил ему начальный взнос, а остальное одолжили Люсинда и Эммет. Тим чувствовал себя царем вселенной. Он не отличался особым умом, но и дураком его не считали — если эта лодка не была даром любви, то чем же тогда? Пытаясь выразить свою благодарность и не найдя лучшего способа, Тим нарек ее «Афродитой».

Тим вытащил последнюю на сегодня ловушку. Стая кричащих чаек неотступно следовала за ним. Он посмотрел на старую прибрежную ферму по разведению гусей. Грязные птицы вразвалочку ковыляли по каменистому полю, а старик с мальчишкой шли по тропе к амбару. Белый домишко был маленьким и опрятным, он наверняка понравился бы Диане. Скорее всего, она бы его уже сфотографировала, чтобы затем воплотить в одной из своих игрушек.

Встряхнув головой, Тим перевел взгляд на водную гладь. Раздумья о Диане ни к чему хорошему не приводили. Ему хватало того, что иногда по ночам ему мерещился ее голос. После чего он начинал мысленно представлять себе свою дочь, возившуюся в домике под торговой маркой «Дом, милый Дом». Он слышал, как она называла его папочкой, и воображал, будто держит ее на руках.

Обычно странствующие рыбаки не придерживаются общих правил, но у Тима было несколько таких, которые он считал нерушимыми. Люди, не знавшие собственных детей, не имели права видеть их в своих снах. То же самое относилось и к тем, кто сбежал от жен. Они не должны были звонить, посылать поздравительные открытки и проситься обратно. Им запрещалось жалеть себя и спрашивать, что случилось бы, поступи они иначе.

Они могли лишь двигаться вперед. Море было надежным товарищем. Оно тянуло его за собой и заставляло держать ухо востро. Приливы и течения, плохая погода, подозрительное небо, — все это вынуждало его быть начеку. Другие люди и жили по-другому. В женатых Тим не особо разбирался. Он испытал брак на своей шкуре и понял, что это не для него. Никто не предупреждал его, что любовь бывает зла: отца смерть настигла на рыбалке, а мать умерла в запое, так и не успев передать ему важные знания об устройстве этого мира.

Алан тоже был скитальцем, даже если он сам и не догадывался об этом. У него были пациенты и больница. Свой дом в Хоторне. Для Тима его занятия ничем не отличались от ловли омаров — работы, которая держала в напряжении, а дом — от «Афродиты» — места, чтобы отдыхать подальше от незваных гостей. При всех своих ученых степенях Алан был таким же неудачником, как и все остальные.

Тим скучал по старшему брату Нилу. Иногда ему казалось, что Нил — повзрослевший, а не умерший в восемнадцать лет паренек — стоял рядом с ним в рубке. Словно Нил был немым свидетелем каждой передряги, в которую Тим попадал на своем пути, и Нил любил его так сильно, что мог простить ему все. Алан же ни за что и никогда не согласился бы отринуть прошлое и дать брату второй шанс.

Тим крутил штурвал и думал об Алане и Диане. Они были знакомы еще до появления Тима на горизонте. Один раз они поужинали вместе, и для Алана это было чем-то большим, чем обычное свидание. Тим не собирался отрицать то, что было и так очевидно. Алан решил уступить, чтобы не ссориться с братом, но вполне вероятно, что к тому моменту он уже по уши влюбился в нее.

Весь тот его бред о правильном к ней отношении и обязанностях хорошего мужа — за лекцией Алана скрывалось нечто большее, чем наставления старшего брата младшему. Тим еще никогда не видел, чтобы Алан так вел себя из-за женщин. В общем-то Тим просто взял и увел Диану у него из-под носа. Не обращая внимания на чувства брата или, может быть, именно из-за них. Детская ревность, братское соперничество… Тим пытался найти слова, чтобы объяснить случившееся, но из этого ничего не вышло.

Раздался звон буя с колоколом. Прямо по курсу, за волнорезами, раскинулся город. Тим увидел развевавшийся над почтовым отделением флаг. Красный, белый, синий, «Доблесть прошлого». Глядя на него, он ощутил комок в горле. Флаг напоминал ему, что он — малая частичка чего-то необъятно огромного. Он отказался от семьи и дома, и теперь у него была только своя страна.

Вскоре он на время оставит эти места. Покинув остров Элк, Тим собирался направиться к побережью Канады. Ему был нужен настоящий друг, а не призрак Нила или голос моря. Подобное настроение охватывало его с наступлением весны; желание пообщаться с живым человеком, старым знакомым. Тим хотел повидаться с Малаки в Новой Шотландии.

Но пока ему надо было продать омаров и получить деньги. Он до сих пор расплачивался за свой катер. Каждый месяц, в какую бы глушь его ни заносило, он посылал Люсинде почтовый перевод на сумму в двести долларов. До этого дня он выплатил ей двадцать шесть тысяч четыреста долларов; к концу года он уже ничего не будет должен.

Он гадал, о чем думала Люсинда, получая его конверты с марками со всего Северо-Востока. Из жалости к Диане он отправлял платежи ее матери на адрес библиотеки, чтобы Диана, открывая почтовый ящик, ненароком не увидела его почерк. Он считал, что, поскольку ей приходилось в одиночку заботиться об увечном ребенке, у нее и без того хватало проблем. И ей совсем не обязательно было знать о том, что Тим Макинтош где-то бороздил морские просторы.

Эми сидела в мастерской, присматривая за Джулией. Диана отлучилась на пару минут и перед уходом поручила ей это ответственное задание. Эми пыталась научить Джулию рисовать. Она вложила в ее руку синий карандаш и помогала ей вести им по бумаге. Они рисовали Стеллу, которая опять примостилась возле тахты в ожидании момента, когда из-под нее наконец-то вылезет Орион.

— Кошки не синие, — объясняла Эми Джулии. — Ты и сама об этом знаешь, и, наверное, хочешь узнать, почему мы взяли синий карандаш. А потому, что этот цвет красивее серого или коричневого, и к тому же я думаю…

Внезапно Стелла насторожилась. Меньше чем за секунду она взлетела на полку и спряталась в своей корзинке. Эми посмотрела на дверь и увидела стоявшую в дверях Эмбер.

— Тук, тук, — сказала Эмбер, изображая стук.

Эми обмерла.

— Может, предложишь мне войти?

— Э… — промямлила Эми. Она словно приросла к полу. Она не хотела впускать Эмбер. Что, если Эмбер начнет расспрашивать Эми о том, где она была? Эми не хотела объяснять ей, что пока живет здесь, а не у себя дома. Но Эмбер не стала долго ждать. Она просто шагнула в мастерскую. На ней были штаны до щиколоток и безрукавка. Бретельки ее лифчика так откровенно проглядывали через ткань рубашки, что Эми покраснела. Когда Эмбер оказалась в комнате, Эми встала, закрывая собой Джулию.

— Кто это? — спросила Эмбер.

— Тебе нельзя сюда, — сказала Эми.

— Где тебя черти носили? Я звонила тебе раз тридцать. Твоя мать не брала трубку, и я никогда бы не нашла тебя, если бы Бадди не рассказал отцу Дэвида, что ты сбежала.

— Э… — сказала Эми, удивившись, что Дэвиду и Эмбер вообще пришло в голову озаботиться ее поисками. Она не особо расстроилась от того, что они считали ее беглянкой, хотя в действительности все обстояло несколько иначе. Само слово «побег» звучало так, словно на нечто подобное мог решиться только человек намного смелее Эми, и оно ей нравилось больше, чем реальность, в которой ее забрали из дома по предписанию службы детского соцобеспечения.

— Но зачем ты сбежала сюда? — спросила Эмбер почти шепотом. — На мой взгляд, ведьмы и дауны — это плохая компания.

— Замолчи, Эмбер, — сказала Эми.

— Пропусти меня, — сказала Эмбер, пытаясь обойти Эми.

— Нет.

— Да ладно тебе, — ухмыльнулась Эмбер, схватив Эми за плечи, и толкнула ее. Она улыбалась, будто это была какая-то шутка. Упершись руками в костлявые плечи Эмбер, Эми пихнула ее в ответ, стараясь не подпустить к Джулии. Сама Эмбер отнюдь не отличалась красотой: у нее были близко посаженные глаза, перхоть и два нароста на шее, которые формой напоминали Эми картофельные ростки.

Эми была предельно серьезна, но в то же время настойчивость Эмбер заставляла ее паниковать. Выгибая шею, Эмбер смотрела и так и эдак, силясь заглянуть за спину Эми. Потом она притворилась, что споткнулась и сейчас упадет. Когда Эми подхватила ее под руки, Эмбер с силой отодвинула ее в сторону.

— Мать моя женщина, — протянула Эмбер. Она уставилась на Джулию, ошеломленно разинув рот. — Это ребенок? Что у него с головой?

— Оставь ее в покое, — сказала Эми.

— Это девочка? — недоумевала Эмбер. — Но она же не настоящая. Она наверняка робот или что-то в этом роде, ты только посмотри на то, как она шевелит головой и руками. Словно заводная кукла. Черт подери, Эми!

— Глииии! — завизжала Джулия. Вытянув ручонки, она воззрилась на Эми, словно моля, чтобы ее спасли. У Эми перехватило дыхание. Она опустилась на колени и обняла свою подружку.

— Ты прикасаешься к ней? — спросила Эмбер. — Эми, ты в своем уме? У нее все лицо в прыщах.

— А ты не задумывалась о том, что она может слышать тебя? — спросила Эми, придерживая Джулию так, как той нравилось больше всего — легонько прижимая ее к себе руками. Эми научилась этому, наблюдая за Дианой. Ее нельзя было грубо тискать. С внутренностями ее организма что-то не ладилось, и поэтому к ней нужно было прикасаться с особой нежностью. Сердце Эми выпрыгивало из груди, и она чувствовала на своих щеках пыхтение Джулии.

— Ничего себе, — наклонившись, сказала Эмбер. — Она понимает? Я и не подозревала…

— Конечно, куда уж тебе, — ответила Эми.

— Извини, — сказала Эмбер.

— Глаааа, — пропела Джулия на ухо Эми.

— Сколько ей лет?

— Двенадцать, — сказала Эми.

— Ты, должно быть, шутишь.

Эми промолчала. Ей хотелось ударить Эмбер головой в живот и выставить ее за дверь, но она боялась, поступив так, еще больше расстроить Джулию. Дыхание у Джулии было очень взволнованным, словно ей никак не удавалось сдуть пушинку с кончика своего носа, но сейчас она постепенно успокаивалась.

— Как ее зовут? — спросила Эмбер.

Эми не хотела отвечать ей.

— Джулия, — все-таки сказала она.

— Ха, — сказала Эмбер. — Привет, Джулия.

Услышав свое имя, Джулия расслабилась в объятиях Эми. Причем полностью: с ее мышц спало напряжение, будто бы она знала, что человек, произнесший эти звуки, — не кто иной, как настоящий друг. Со временем Эми поняла, что у Джулии не было врагов. Любого, кто называл ее по имени, она считала добрым, хорошим человеком.

— Гаааа, — ответила Джулия.

— Дай мне нормально поздороваться, — сказала Эмбер, пытаясь поднять Эми с пола. — Ну не упрямься. Я пришла узнать, как твои дела, а ты строишь тут из себя.

— Иди домой, Эмбер, — сказала Эми.

— Эй, я же твоя подруга. Ты сбегаешь, я навещаю тебя. Здесь неплохо. Всяко лучше, чем в гадюшнике Бадди. У Дэйва дома тоже полный бардак. В пятницу мы сперли у его отца шесть банок пива. Он был мертвецки пьян и подумал, что сам их выпил.

— Ты пьешь? — спросила Эми. У нее екнуло сердце, и она даже не поняла почему. Почему ее должно заботить то, чем занимается Эмбер? Ведь они были такими разными. Но ее выводило из себя, что кто-то ее возраста или вообще любого возраста мог прикасаться к этой отраве, причем после того, как своими глазами видел разрушительные последствия ее употребления.

— Пара банок, — ответила Эмбер, — это не «пьешь». К тому же мы не глушим пиво днями напролет. Приходи к нам — сегодня мы отрываемся на пляже.

— Глиии, — сказала Джулия, и ее руки взмыли в воздух.

— Видишь? Джулии я нравлюсь. Ты послушай ее. Дай мне посмотреть на нее.

Эми медленно поднялась. Она смахнула белесые волосы с лица Джулии. Ее огромные глаза перекатывались из стороны в сторону, и она широко улыбалась, показывая все свои зубы.

— Красивая улыбка, — на полном серьезе сказала Эмбер.

— Да, — согласилась Эми.

— Она поговорит со мной? — спросила Эмбер.

Эми поглядела на Джулию. Эмбер околдовала ее. Джулия зачарованно смотрела на серебряные сережки знакомой Эми. Самое странное заключалось в том, что Джулия была гораздо красивее Эмбер. Джулия обладала болезненным изяществом и глазами, в которых отражалась ее душа. Когда Эмбер наклонилась вперед, Эми на мгновение показалось, что у нее тоже было сердце. Оказавшись лицом к лицу с Джулией, Эмбер ухмыльнулась.

— Полли хочет крекер? — хихикая, спросила Эмбер.

— Гааа, — сказала Джулия.

— Хороший попугай, хороший гуманоид, — сказала Эмбер. — А теперь скажи «Отведите меня к вашему командиру…». — И она расхохоталась.

Кинувшись к ней, Эми толкнула Эмбер в грудь, а затем отвесила ей оглушительную оплеуху.

— Уходи, — сказала Эми. — Уходи и никогда не возвращайся.

— Ах ты тупая сучка, — заорала Эмбер, потирая лицо ладонью. — Ты — мусор, вот кто. Кусок дерьма. Думаешь, мы не знаем о том, что произошло в вашем трейлерном парке?

— Я живу не в трейлерном парке! — крикнула Эми.

— Один хрен. У вас такая же помойка. Твоя мать настолько обленилась, что не может вылезти из постели. Она валяется на грязных простынях, словно какая-нибудь бабка из дома престарелых. Ты не задумывалась над тем, почему я перестала забегать к тебе в гости?

— Нет, — дрожа, проверещала Эми. — Я была безмерно этому рада!

— А потому что дома у тебя стоит жуткая вонь. Все так говорят. Все! Будто твоя мать обделалась в кровати и катается в собственных экскрементах. Неудивительно, что тебе понравилось здесь. Воняет точно так же.

— Уходи, — захлебываясь слезами, сказала Эми.

— Вонище и папашки. Вот две вещи, роднящие тебя с этой дебилкой… — сказала Эмбер.

— При чем тут мой отец? — спросила Эми. Одна лишь мысль о нем придала ей сил и помогла задавить всхлип.

— Ее отец сбежал, — сказала Эмбер, ткнув пальцем в направлении Джулии. — Мои родители относятся ко мне как к взрослой и рассказывают то, до чего тебе еще расти и расти. Ее отец киданул ее мать и отправился в долгое, приятное морское путешествие, так и не увидев лицо своей дочурки-дауна. Умный человек. Твой же отец…

— Он утонул, — продолжала Эмбер.

— Я знаю, — ответила Эми.

Эмбер хмыкнула, и у Эми снова гулко забилось сердце.

— А ты знаешь, почему он утонул?

— Не начинай, Эмбер, — сказала Эми.

— Он был пьян, совсем как Бадди. Он припас на своем катере бутылочку нехилого бухла и в одиночку уговорил ее всю до последней капли. И в чем его винить, с такой-то дочерью. Что, не просекаешь? Ленивая мать, пьяный отец, а ты просто никчемная дрянь.

Эми налетела на Эмбер и сбила ее с ног. Влажная пелена застилала ей глаза. В ее груди пылала ярость, от которой закипала кровь. Джулия плакала. Эми слышала страх и боль в голоске своей подружки. Она представила, как ее чудесный отец вместе со своим катером скрылся в морской пучине, и ей жутко захотелось выбить из Эмбер ее наглость и самодовольство.

Внезапно она ощутила на своих плечах руки Дианы.

— Эми, прекрати, — сказала Диана. — Перестань, милая.

Эми позволила поставить себя на ноги. Отчаянно рыдая, она бросилась в объятия Дианы. Та крепко прижала ее к себе, но Эми не могла перестать думать о Джулии и злобных словах Эмбер. Стараясь унять свой плач, она высвободилась из рук Дианы. Тяжело дыша, она склонилась над Джулией. У них обеих лица были мокрыми от слез.

— Ты в порядке? — спросила Диана Эмбер, протянув ей руку.

— Нет! — крикнула Эмбер. — Она сшибла меня на пол! Подскочила, как маньячка и…

— Ну, — перебив Эмбер, сказала Диана, — возможно, когда-нибудь ты поймешь, что, распространяя слухи об отцах других людей, есть риск подорвать свое здоровье.

— Вы не… — пробормотала Эмбер, пятясь к дверям. — Вы не должны защищать ее. Вы же взрослая! Неужели вы не видели, что она сделала? А это? — Она подняла руку и продемонстрировала Диане оцарапанный при падении на пол локоть.

— Да, я все вижу, — ледяным тоном ответила Диана. — И мне очень жаль тебя.

Болота расцвели ярким золотом. Огненные облака проносились перед горящим диском исчезавшего за горизонтом солнца. Летая на западе возле зарослей камыша, скопы начали свою вечернюю охоту. Марта сказала Алану, что звонила Диана по поводу драки Эми с кем-то из соседских детей, и, отпустив последнего пациента, он сразу же поспешил к ним домой. Войдя в мастерскую, он увидел Диану, сидевшую с девочками у окна.

— Она негодяйка, — говорила Эми.

— Точно, — подтвердила Диана.

— Что стряслось? — спросил Алан, и они все рассказали ему. Услышав подробности, он с трудом унял в себе приступ гнева и постарался сохранить профессиональную беспристрастность. Эмбер Дигрэй была его пациенткой с самого своего рождения; однажды он спас жизнь ее брату, подавившемуся ватным шариком.

— Что, прямо так и сказала? — спросил он.

— При этом она улыбалась, — ответила Эми, — и смеялась, словно для нее это обыкновенная шутка.

— Но Эми показала ей, где раки зимуют, — с серьезным видом сказала Диана, и ее взгляд встретился с глазами Алана. Минуту они смотрели друг на друга, и он почувствовал исходившее от нее тепло.

— Мой папа не был пьян… — шептала Эми, снова зашмыгав носом. — Он совсем не такой, как Бадди.

Они сидели рядом возле окна и пили лимонад. Одну руку Диана положила на плечи Эми, а другой поглаживала Джулию. Обе вздрагивали от затихавших рыданий, и Алан видел, как Диана покрепче обняла Эми.

— Я уверена, что не был, — сказала Диана.

— Он просто не смог бы так поступить…

— Твой отец был хорошим рыбаком, — сказал Алан, присев на штабель досок. — Тим мне рассказывал. И я никогда не слышал ни слова о том, что катер утонул по его вине. Тогда был ужасный шторм. В тот день пропало еще несколько лодок вдоль восточного побережья.

— Я не была с ним знакома, — сказала Диана. — Тим знал многих рыбаков, но я с ними не особо ладила. Но из того, что слышала, знаю, что твой отец был хорошим человеком.

Стоило Диане произнести имя его брата, как у Алана кольнуло в груди. Ему даже пришлось пару раз глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться.

— Рассел Брукс, — охрипшим голоском сказала Эми.

— Хороший человек, — повторила Диана.

Эми опять судорожно схватила ртом воздух.

— Эмбер солгала, — сказала Эми. — Просто солгала.

— Да, с некоторыми такое бывает, — сказала Диана.

— Печально, но факт, — сказал Алан.

— И она говорила, — тихо сказала Эми, прислонившись к Диане, чтобы Джулия не могла ее услышать, — страшные гадости о Джулии.

— И такое тоже бывает, — проговорила Диана.

— О том, как она двигается, — сказала Эми, — и про ее тело.

Диана прикрыла глаза, и Алан смотрел, как она вела пальцами по макушке Джулии. Ее волосенки были шелковистыми и опрятными, а косточки хрупкими; она была такой крохотной девчушкой. Диана прильнула к Джулии, зная, что ни одна мать не могла сравниться с ней в любви к своему ребенку.

— Почему? — спросила Эми.

— Почему Эмбер ругалась? — спросила Диана.

Эми покачала головой. Потом она с надрывом спросила:

— Нет, почему Джулия так выглядит?

— У нее врожденные дефекты, — ответил Алан. — Она такой появилась на свет.

— Но почему? — не унималась Эми. — Ведь людям очень легко обидеть ее. Наговорить пакостей или оставить одну. Я не хочу, чтобы кто-либо причинял ей боль.

— Я знаю, — взяв Эми за руку, сказал Алан.

— Понимаешь, — сказала Диана, — я сомневаюсь. Я сомневаюсь, что ее можно ранить чем-то подобным. — Ее голос звучал еле слышно. Она убрала правую руку с плеч Эми и заключила Джулию в нежные объятия.

Джулия закрыла глаза. Мать прижала ее к своей груди. Детское личико побледнело, а губы задвигались, будто в поисках соски.

— Раньше я думала иначе, — продолжила Диана, расправляя волосы своей дочурки. — Я боялась бранных слов и дурных взглядов. Но я ошибалась. Я была слепа.

— А сейчас? — спросил Алан.

— Я прозрела, — открыв глаза, сказала Диана. Они светились синевой, и она расплылась в широкой улыбке. — Эми мне очень помогает. Эми подружилась с Джулией. Джулия нравится ей такой, какая она есть…

— Я люблю Джулию, — мягко поправила Эми Диану.

— Каждое утро мама читает Библию, — сказала Диана. — Миллион раз она говорила мне: «Человек смотрит на лицо, а Бог смотрит на сердце». Из Самуила. И Эми помогает мне это понять, — укачивая Джулию, сказала Диана.

— Правда? — неуверенно спросила Эми.

— О, да, — нервно сглотнув, сказала Диана. — Правда-правда.

Уснув, Джулия приняла позу эмбриона. Алан знал, что это проявление симптомов синдрома Ретта, но он представил себе, будто бы она хотела забраться обратно в лоно матери, и от этой мысли у него сперло дыхание. Его разрывало от любви ко всем, здесь собравшимся. Эми прислонилась к Диане. Солнце скрылось вдали, и по двору поплыли запахи приготовленного Люсиндой ужина.

Все четверо сидели не шелохнувшись, и через какое-то время кошка Дианы вылезла из своей корзинки. В жизни кошек для педиатров не было ничего интересного, но Алан никогда не видел, чтобы при нем это животное решалось на подобный поступок: обычно она была пугливой отшельницей. Соскользнув с полки, кошка бросила настороженный взгляд в направлении Алана.

— Она хочет убедиться, что ты не причинишь ей вреда, — прошептала Эми.

— Что ты наш друг, — сказала Диана.

— Да, я и есть друг, — подтвердил Алан, глядя Диане прямо в глаза.

Они наблюдали за тем, как кошка кружила возле кровати. Наконец она выбрала себе местечко у изголовья и, устроившись поудобнее, улеглась на пол. Вперив свой взор в просвет между свисавшим покрывалом и полом, она словно чего-то ждала, на что-то надеялась. У Алана расшалилось сердце. Толком не зная почему, внезапно он понял, насколько был похож на эту кошку.